Страница:
Сколько есть ритмов?
А.К.Толстому принадлежит стихотворение из восьми строк, опубликованное в 1854 году и ставшее широко известной песней,- по меньшей мере десять композиторов написали к нему музыку. Вот оно:
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!
Коли спорить, так уж смело,
Коль карать, так уж за дело,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой!
Эти строки запоминаются, достаточно прочесть их два-три раза, прежде всего потому, что они проникнуты неотразимым ритмом, мгновенно покоряющим слух и память. Под ритмом принято понимать равномерное чередование соизмеримых элементов. Позднее мы объясним это определение. А сейчас посмотрим, что же именно, какие "элементы" чередуются или повторяются в стихотворении Алексея Толстого.
1. Прежде всего мы замечаем, что каждая строка стихотворения заключает в себе одну фразу, грамматически вполне законченную, а каждая фраза укладывается в одну строку стихотворения. Восемь строк - восемь фраз. Все они равновелики, в каждой из них - 8 или 7 слогов (8-8-7-7-8-8-7-7).
2. Все восемь фраз, а значит и строк, удивительно близки друг другу. Если отвлечься от смысла слов, то все строки звучат почти одинаково - в основе каждой из них такая схема:
Коль (та-та), так (та-та-та-та)
3. Во всех строках, кроме последней, второе слово - глагол в неопределенной форме: любить, грозить, ругнуть, рубнуть, спорить, карать, простить.
4. Все восемь строк сходны по тому, как в каждой из них распределяются ударения. Общая схема такая:
Коль любить, так без рассудку...
Постоянно повторяется группа из двух слогов - первый ударный, второй безударный: _/_ __. Как мы знаем, такая повторяющаяся группа из ударного и безударного слогов называется стопа. В каждой из наших восьми строк содержится по четыре стопы. В случае, когда в стопе первый слог ударный, а второй безударный, перед нами хорей. Значит, размер стихотворения четырехстопный хорей.
5. Однако то, что мы сказали до сих пор о размере,- неполно. На самом же деле в реальном стихе существуют не все четыре ударения. Например, на предлог "без" ударение не падает - оно здесь только подразумевается. Поэтому подлинное распределение ударений в первой строке будет несколько отличаться от схемы. Оно выглядит так:
_/_ __ _/_ __ _°_ __ _/_ __
Мы поставили нолик над тем слогом, который должен быть ударным по схеме, но в действительности ударения лишен. Так же и дальше, в других строках, от первой до шестой: всюду схема будет такая же. Выписываем эти строки, заключая в скобки те слова или слоги, которые должны быть ударными по схеме, а на самом деле безударны:
Коль любить, так (без) рассудку,
Коль грозить, так (не) на шутку,
Коль ругнуть, так (сго)ряча,
Коль рубнуть, так (уж) сплеча.
Коли спорить, (так) уж смело,
Коль карать, так (уж) за дело...
От этой закономерности отклоняются последние две строки - в них звучат все четыре ударения четырехстопного хорея:
_/_ __ _/_ __ _/_ __ _/_
Почему? Об этом поговорим позднее. Пока скажем только, что и отклонение имеет смысл, а потому может быть без труда объяснено.
Итак, из восьми строк стихотворения А.Толстого шесть - четырехстопный хорей с пропуском ударения в третьей стопе. Как мы помним, пропуск ударения называется пиррихий.
6. Читая стихотворение, мы делаем на определенных местах как бы остановку, паузу; такие паузы всегда возникают на концах строк. Но в стихотворении А.Толстого есть еще паузы, возникающие на постоянном месте после третьего слога:
Коль любить, // так без рассудку, //
Коль грозить, // так не на шутку... //
Схематически это выглядит так:
_/_ __ _/_ // __ _°_ __ _/_ __ //
_/_ __ _/_ // __ _°_ __ _/_ __ //
и т.д.
Паузы внутри строк, возникающие на строго определенном месте, называются цезурами. В нашем стихотворении почти всюду наблюдается цезура после третьего слога. Исключение из этой закономерности только одно - пятая строка.
Значит, и распределение пауз в стихотворении носит ритмический характер.
7. Строки стихотворения объединяются в группы по две строки, имеющие созвучные окончания,- рифмы. Рифмуют между собой слова: рассудку - шутку; сгоряча - сплеча; смело - дело; душой - горой. Иначе говоря, в соседних двух строках всегда совпадают последние звуки: удку-утку (в слове рассудку д произносится как т, и совпадают, значит, все четыре звука: у-т-к-у), яча-еча (в словах сгоряча и сплеча я и е тоже произносятся почти одинаково), ело-ело, ой-ой.
После того как вы прочитали первые четыре строки, вы уже ожидаете для следующих четырех точно такого же порядка рифм, и ваше ожидание оправдывается: соседние стихи и в самом деле связаны рифмами так же, как это было в первых четырех стихах.
8. Однако рифм больше, чем мы сказали. Рифмуют не только последние слова соседних строк, но и глаголы внутри строк. В первой и второй строках:
Коль любить...
Коль грозить...
В третьей и четвертой строках эти внутренние рифмы еще более звучные, потому что рифмующие между собой глаголы отличаются только одним согласным звуком (г-б):
Коль ругнуть...
Коль рубнуть...
9. Кроме рифм, совпадают между собой и многие другие звуки. Например, в первой и второй строках - и целые слова коль, так, и гласные е, а, у:
...без рассудку
...не на шутку
Приведем еще раз первые две строки и подчеркнем все совпадающие звуки:
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку...
В этих двух строках общих звуков гораздо больше, чем разных. Общие:
Коль ...ить, так ...е ...а ...утку...
Разные:
... люб... б...з р...с...
... гроз... н... н... ш...
В третьей и четвертой строках тоже подчеркнем совпадающие звуки:
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!
И здесь гораздо больше общих звуков, чем разных. Общие:
Коль ру...нуть, так... с ...еча...
Разные:
...г... гор...
...б... уж ...пл...
10. Окончания строк, как мы видели, группируются парами благодаря рифмам, объединяющим соседние строки. Но существует еще одна закономерность, на этот раз более общая - она связывает все стихотворение. Дело в том, что чередуются между собой окончания женские (с ударением на предпоследнем слоге) и окончания мужские (с ударением на последнем слоге).
... рассудку!
... шутку
... сгоряча
... сплеча
... смело
... дело
... душой
... горой
Значит, и в этом отношении мы видим регулярное ритмическое чередование - чередование ударений двух разных типов.
11. Стихотворение состоит из восьми строк, которые объединены в две группы по четыре строки - строфы. Строфы, как видим, тоже повторяются.
В стихотворении А.Толстого обе строфы и похожи, и в то же время как бы противопоставлены. О сходстве уже говорилось выше - у них много общего. Но есть и существенные различия. В первой строфе строки связаны крепче: каждая из них содержит цезуру после третьего слога; перед цезурой всюду глаголы, и все глаголы попарно связаны внутренними рифмами; все строки одинаковы в смысле распределения ударений - всюду на третьей стопе пиррихий. Во второй же строфе нет ни одного из этих признаков: первая строка лишена цезуры, в третьей и четвертой нет пиррихиев, в последней строке вместо глагола существительное, к тому же и слово это не двусложное, как всюду до сих пор, а односложное - пир. Особенности заключительных двух строк мы объясним позднее. Сейчас же заметим, что отсутствие цезуры в начале второй строфы играет особую роль: оно дает почувствовать, что перед нами другая строфа, которая, как сказано, похожа на первую и в то же время не похожа на нее.
И все-таки в общем строй второй строфы повторяет первую. Мы и тут имеем дело с ритмическим чередованием.
Теперь подведем общий итог и для этого повторим, какие же элементы в стихотворении Алексея Толстого образуют его ритм. Таковыми оказались:
1) равные по количеству слогов (попеременно 8 и 7) фразы;
2) одинаковая синтаксическая форма этих фраз везде - в каждой строке;
3) повторение одних и тех же глагольных форм на том же месте в строках (фразах);
4) общая для всех строк метрическая схема - четырехстопный хорей;
5) реальное распределение ударений, то есть соотношение метрической схемы с пиррихиями;
6) распределение пауз в конце строк и внутри них - цезуры;
7) концевые рифмы;
8) внутренние рифмы;
9) прочие совпадающие звуки;
10) чередование мужских и женских окончаний;
11) строфы-четверостишия.
Постараемся теперь все же объяснить, почему последние две строки несколько отличаются от других. Обе они, как говорят, полноударны, то есть в них нет пропущенных ударений, пиррихиев:
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой.
В схеме эти строки выглядят так:
_/_ __ _/_ __ _/_ __ _/_
_/_ __ _/_ __ _/_ __ _/_
Как мы уже заметили, последняя строка еще и в ином отношении отличается от предыдущих - в ней одной центральное слово не глагол в неопределенной форме, а существительное: пир; в ней одной оно повторяется дважды; в ней одной оно содержит не два слога, а один. Почему?
В стихотворении, где все составляющие его элементы образуют ритмическое целое, наибольшую выразительность приобретает такая строка, которая этот ритм нарушает. Чем ощутимее ритм, тем выразительнее и его нарушение. Последняя строка в том стихотворении, которое мы разбираем, должна звучать именно как последняя, а чтобы мы почувствовали конец, она и должна отличаться от всех предыдущих. К тому же она и самая важная. Ведь содержание стихотворения, его сюжет, представляет собой не простое случайное перечисление разных нравственных требований, предъявляемых поэтом к самому себе и читателям,- эти требования подчинены строгой логической последовательности. В первой строке говорится о том, как надо любить. Дальше в пяти строках - о том, как бороться со своими противниками: грозить, ругать, рубить сплеча, спорить, карать. В седьмой вражда кончается победой: противник повержен, и теперь идет речь о прощении, полном и безоговорочном прощении побежденного врага. Наконец, в восьмой строке мы возвращаемся к началу: в этом пире, наверное, будут участвовать и друзья, и прежние противники. Вот почему седьмая и восьмая строки отличаются от предыдущих: там была тема вражды, здесь - тема прощения и торжества; новую тему выделяет полноударность последних двух строк. А восьмая, последняя, строка подводит итог всем жизненным советам, сформулированным в стихотворении, и отличается еще больше от всех предшествующих, хотя в то яге время большинством ритмических элементов связана с ними:
Коли пир, так пир горой!
Не правда ли, тут вспоминается стихотворение Пушкина "Пир Петра Первого" (1835) - о милосердии великого царя, который
...с подданным мирится;
Виноватому вину
Отпуская, веселится;
Кружку пенит с ним одну;
И в чело его целует,
Светел сердцем и лицом;
И прощенье торжествует,
Как победу над врагом.
Ритм - это та форма закономерности, которой подчинена речь в поэзии. В стихотворении А.Толстого нет, пожалуй, ни одного, даже самого малого, элемента речи, который оказался бы вне такой закономерности,- ни одного слова, ни одного звука, даже ни одной паузы. Мы видим здесь разные формы ритма: ритм ударений (метрический), ритм фраз (синтаксический), ритм пауз, ритм звучаний (концевые, внутренние рифмы), ритм окончаний строк чередования мужских и женских рифм (каталектика), ритм строф. Все эти формы ритма существуют во взаимосвязи, все они вместе, сообща служат смыслу. Каждая из них несет дополнительный смысл, каждая помогает создать то, что называется содержанием поэтического произведения.
Читая и разбирая стихи, нужно уметь видеть, какой тип ритма в каждом данном случае преобладает.
Первое отступление о строфах. Песня
Иногда внешний ритм выступает вперед и производит на читателя или слушателя наиболее яркое впечатление. Это обычно бывает в песнях. Вот, скажем, начало одной из песен Роберта Бернса в переводе С.Маршака, "Свадьба Мэгги":
Ты знаешь, что Мэгги к венцу получила?
Ты знаешь, что Мэгги к венцу получила?
С крысиным хвостом ей досталась кобыла.
Вот именно это она получила.
Ты знаешь, во что влюблена она пылко?
Ты знаешь, во что влюблена она пылко?
У Мэгги всегда под подушкой бутылка.
В бутылку давно влюблена она пылко.
И так далее. Все стихотворение строится на песенных повторах: повторяют друг друга полностью первая и вторая строки каждой строфы, их повторяет хотя и не полностью, с вариантами - четвертая строка. Все строфы построены одинаково, по одной и той же формуле: две строки - повторенный вопрос; третья строка - смешной ответ; четвертая - вариант ответа с повторением последнего слова вопроса, то есть первого рифмующего слова. Итак: ритм повторов - полных и частичных; ритм вопросов и ответов; ритм одинаковых синтаксических форм; ритм одинаковых слов, с которых начинаются все четыре строфы.
Каждая из четырех строф начинается почти одинаково:
Ты знаешь, что...
Ты знаешь, во что...
А знаешь, как...
А знаешь, чем...
В тексте песни повторы оправданы тем, что они дают возможность по-разному произносить одинаковые строки: даже если не знать мелодии, на которую песню надо исполнять, одна и та же строка в первый и второй раз непременно будет звучать по-разному. Это еще яснее видно в другой песне Бернса-Маршака:
В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг,
Мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг,
От зимних вьюг.
А если мука суждена
Тебе судьбой,
Тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой,
Делить с тобой.
Можно даже и не владеть искусством художественного чтения - все равно всякий читатель вторую из этих повторяющихся строк произнесет иначе, чем первую, с другой интонацией: голос будет чуть понижен, чуть замедлен, наполнится большей торжественностью. Даже такие полные повторения содержательны.
Вообще же в песнях ритмичность бывает доведена до очень высокой степени, а те стихотворения, которые отличаются высокой ритмичностью, часто становятся песнями (как и рассмотренное выше стихотворение А.Толстого). Неудивительно, что, например, стихотворение второстепенного поэта Н.Д.Иванчина-Писарева "Тебя забыть" (1819) превратилось в популярный романс:
Тебя забыть!- и ты сказала,
Что сердце может разлюбить.
Ты ль сердца моего не знала?
Тебя забыть!
Тебя забыть - но кто же будет
Мне в жизни радости дарить?
Нет, прежде Бог меня забудет...
Тебя ль забыть?
Тебя забыть и, свет могилой
Назвав, как бремя жизнь влачить?
Могу ль, могу ль, о друг мой милый,
Тебя забыть?
Таких строф - шесть, каждая из них начинается и кончается одним и тем же вопросом или восклицанием: "Тебя забыть...", каждая строится по той же схеме - с укороченной последней строкой, каждая содержит к тому же и внутренние повторы.
Иногда песенные строфы бывают и довольно сложными - даже в песнях, ставшими народными. Такова, например, проникнутая явной ритмичностью песня А.Полежаева "Сарафанчик" (1834):
Мне наскучило, девице,
Одинешенькой в светлице
Шить узоры серебром!
И без матушки родимой
Сарафанчик мой любимый
Я надела вечерком
Сарафанчик,
Расстегайчик!
В разноцветном хороводе
Я играла на свободе
И смеялась как дитя!
И в светлицу до рассвета
Воротилась: только где-то
Разорвала я шутя
Сарафанчик,
Расстегайчик!
Долго мать меня журила
И до свадьбы запретила
Выходить за ворота;
Но за сладкие мгновенья
Я тебя без сожаленья
Оставляю навсегда,
Сарафанчик,
Расстегайчик!
Здесь ритм усилен повторяющимися строками, которые в песнях называются припевом, а в стихах рефреном. "Сарафанчик, расстегайчик" - во всех трех строфах это часть фразы, охватывающей пять строк: "Я надела... сарафанчик", "Разорвала... сарафанчик", "Оставляю... сарафанчик". Остальные элементы речи тоже подчинены строгой ритмической закономерности.
Строфа "Сарафанчика" - довольно сложная. Она состоит из восьми строк, в которой шесть строк четырехстопного и две строки (припев) двухстопного хорея. Рифмы располагаются по следующей формуле: A A b C C b D D (как мы условились, прописными буквами обозначаем женские окончания, а строчными мужские). Фразы неравной длины: в каждой строфе их две, причем первая занимает три строки (A A b), вторая - пять строк (C C b D D). Значит, в каждой из первых фраз всегда 23 слога, в каждой из вторых всегда 31 слог. Эту разницу и в то же время эту регулярность отчетливо воспринимает слух, привыкающий к такой повторяемости.
Второе отступление о строфах. Язык строф
В русской поэзии уже с XVIII века выработались многочисленные строфы различных форм и рисунков - и простые и сложные. Наиболее распространенными были (и остались до нынешнего времени) четверостишия (хорея или ямба) с перекрестным расположением рифм по формуле: A b A b.
Вот примеры, взятые из лирических стихотворений С.Маршака:
1. Четырехстопный хорей
Очень весело в дороге A
Пассажиру лет семи. b
Я знакомлюсь без тревоги A
С неизвестными людьми. b
2. Пятистопный хорей
Быстро дни недели пролетели, A
Протекли меж пальцев как вода, b
Потому что есть среди недели A
Хитрое колесико - Среда. b
3. Четырехстопный ямб
Я помню день, когда впервые - A
На третьем от роду году - b
Услышал трубы полковые A
В осеннем городском саду. b
4. Пятистопный ямб
Пустынный двор, разрезанный оврагом, A
Зарос бурьяном из конца в конец. b
Вот по двору неторопливым шагом A
Идет домой с завода мой отец. b
Эти простые четверостишия, оказывается, полны еще огромных и далеко не до конца использованных возможностей. Как единицы ритма они ощущаются наиболее отчетливо, и в то же время именно этим строфам не свойственна песенность, которая не так уж часто бывает в поэзии нужна. Четверостишия позволяют вести повествование или делиться с читателем раздумьями, создавать острые, неожиданные эпиграммы или веселые детские стихи, высокоторжественные оды или дружеские послания. За четверостишием не закреплено никакого постоянного значения, как за некоторыми другими строфами.
Например, терцины непременно напоминают о поэме великого итальянца Данте "Божественная комедия" (1321), написанной этими строфами,- каждая состоит из трех строк и связывается с предыдущей и последующей цепочкой рифм по формуле: AbA bCb CdC dEd и т.д. И вот когда Пушкин в 1830 году пишет терцинами стихотворение, казалось бы, просто о том, как он в детстве ходил гулять с воспитательницей в сад, где среди листвы белели мраморные статуи, можно быть уверенным, что это стихотворение сознательно написано так, Дантовой строфой, чтобы вызвать в сознании читателя воспоминание об эпохе Данте, то есть об Италии XIII-XIV веков:
В начале жизни школу помню я;
Там нас, детей беспечных, было много,
Неравная и резвая семья;
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.
Толпою нашею окружена,
Приятным сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
Ее чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса.
Но я вникал в ее беседы мало.
Меня смущала строгая краса
Ее чела, спокойных уст и взоров
И полные святыни словеса.
Дичась ее советов и укоров,
Я про себя превратно толковал
Понятный смысл правдивых разговоров.
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум...
Может быть, Пушкин имел в виду и свое детство, свои прогулки с гувернанткой Анной Петровной в Юсуповском саду в Москве? Блестящий исследователь русской поэзии Г.А.Гуковский доказал, разбирая это стихотворение, что все в нем, как у Данте, носит отвлеченный характер: школа - это в то же время и школа жизни; дети - это и род людской, люди, которых, по средневековому представлению, "ведет, воспитывает и объединяет в семью христианская вера"; "величавая жена" - это и католическая церковь; отвлеченному средневековью противостоит "сочетание здоровых, прекрасных и вольных образов античного искусства", это новое, за которым непременно будет победа, ибо "новый мир властно влечет душу героя, и он все же убегает в сад, являющийся выражением нового мира, мира античной древности, и этот сад окружен символикой красоты и величия: великолепный, порфирных..., прохлада".* Чтобы убедиться в справедливости выводов Гуковского, достаточно сравнить "величавую жену" пушкинского стихотворения с итальянскими мадоннами в живописи раннего Возрождения - всем им свойственны "строгая краса... чела, спокойных уст и взоров", "очи светлые, как небеса", и нет сомнений, что их речи, если бы мы могли их услышать, были бы такие же - "полные святыни...". Терцины у Пушкина - не безразличная оболочка, не внешняя форма стихов, не одежда, которую можно по прихоти переменить, а вполне определенный, внятный читателю художественный язык, не менее значащий, нежели прямые характеристики.
______________
* Г.А.Гуковский. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.,
Гослитиздат, 1957, с. 280-283.
Заметим, что Пушкин поначалу колебался, какую строфическую форму выбрать для своего стихотворения. Он сперва пытался написать его другими строфами - октавами. Первоначальный набросок гласил:
Тенистый сад и школу помню я,
Где маленьких детей нас было много,
Как на гряде одной цветов семья,
Росли неровно - и за нами строго
Жена смотрела. Память уж моя
Истерлась, обветшав ... убого,
Но лик и взоры дивной той жены
В душе глубоко напечатлены.
Октава - строфа из восьми строк, формула которой такая: aBaBaBcc. Она тоже далеко не безразлична к содержанию. Октава, как и терцины, итальянского происхождения. Ею написаны рыцарские поэмы эпохи Возрождения - "Неистовый Роланд" (1516) Лодовико Ариосто и "Освобожденный Иерусалим" (1575) Торквато Тассо. Октава была весьма распространенной строфой в пушкинское время, ею писали и серьезные и шуточные сочинения. Пушкин использовал октаву и для своей глубоко лирической "Осени" (1830), и для комической поэмы, полной, однако, очень содержательных раздумий,- "Домик в Коломне" (1830). В ранней редакции "Домика" читаем такую строфу, позднее исключенную Пушкиным из текста поэмы (под "поэтами Юга", упомянутыми в первой строке, Пушкин имеет в виду как раз Ариосто и Тассо):
Поэты Юга, вымыслов отцы,
Каких чудес с октавой не творили!
Но мы ленивцы, робкие певцы,
На мелочах мы рифмы заморили,
Могучие нам чужды образцы,
Мы новых стран себе не покорили,
И наших дней изнеженный поэт
Чуть смыслит свой уравнивать куплет.
"Куплет" в данном случае значит бесхитростное двустишие, якобы не представляющее для стихотворца особых трудностей. Пушкин заявляет о своем намерении состязаться искусством с итальянскими мастерами, которые творили чудеса с октавой и оставили "могучие образцы", чуждые его, Пушкина, современникам - ленивым, робким, изнеженным поэтам XIX века. Октавы для Пушкина - это стиховая форма рыцарских поэм или пародий на них (вроде поэмы Байрона "Дон Жуан"); они никак не годились для стихотворения о раннем итальянском Возрождении, о католической церкви, представленной в образе Рафаэ-левой мадонны, о первых шагах нового ренессансного искусства, одолевающего средневековье и воспевающего новое, неведомое благочестивым средним векам "праздномыслие":
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада...
Так возникли у Пушкина терцины, в которые отлился замысел стихотворения "В начале жизни школу помню я...". Терцины отличаются высокой ритмичностью, они, подобно волнам, накатывающим друг на друга, переливаются одна в другую, сохраняя, однако, каждая свою самостоятельность. Но выбор этой строфы был продиктован Пушкину не столько ее ритмичностью, сколько содержанием, заключенным в строфе как таковой. Когда через много десятилетий А.Блок задумает свою "Песнь Ада" (1909), переносящую в XX век тему Данте странствования поэта по загробному миру, он тоже обратится к терцинам - ведь они уже сами несут с собой ту атмосферу, которая свойственна "Божественной комедии":
День догорел на сфере той земли,
Где я искал путей и дней короче.
Там сумерки лиловые легли.
Меня там нет. Тропой подземной ночи
Схожу, скользя, уступом скользких скал.
Знакомый Ад глядит в пустые очи.
Я на земле был брошен в яркий бал,
И в диком танце масок и обличий
Забыл любовь и дружбу потерял.
Где спутник мой?- О, где ты, Беатриче?
Иду один, утратив правый путь,
В кругах подземных, как велит обычай,
Средь ужасов и мраков потонуть...
Итак, строфа не только один из важнейших элементов ритма. Дело, как видим, не сводится к ее повторности, которая, конечно, очень важна. В некоторых случаях не менее существенным оказывается то содержание, которое строфа приносит с собой,- ассоциации, связанные с ней и имеющие сами по себе художественное значение.
А.К.Толстому принадлежит стихотворение из восьми строк, опубликованное в 1854 году и ставшее широко известной песней,- по меньшей мере десять композиторов написали к нему музыку. Вот оно:
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!
Коли спорить, так уж смело,
Коль карать, так уж за дело,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой!
Эти строки запоминаются, достаточно прочесть их два-три раза, прежде всего потому, что они проникнуты неотразимым ритмом, мгновенно покоряющим слух и память. Под ритмом принято понимать равномерное чередование соизмеримых элементов. Позднее мы объясним это определение. А сейчас посмотрим, что же именно, какие "элементы" чередуются или повторяются в стихотворении Алексея Толстого.
1. Прежде всего мы замечаем, что каждая строка стихотворения заключает в себе одну фразу, грамматически вполне законченную, а каждая фраза укладывается в одну строку стихотворения. Восемь строк - восемь фраз. Все они равновелики, в каждой из них - 8 или 7 слогов (8-8-7-7-8-8-7-7).
2. Все восемь фраз, а значит и строк, удивительно близки друг другу. Если отвлечься от смысла слов, то все строки звучат почти одинаково - в основе каждой из них такая схема:
Коль (та-та), так (та-та-та-та)
3. Во всех строках, кроме последней, второе слово - глагол в неопределенной форме: любить, грозить, ругнуть, рубнуть, спорить, карать, простить.
4. Все восемь строк сходны по тому, как в каждой из них распределяются ударения. Общая схема такая:
Коль любить, так без рассудку...
Постоянно повторяется группа из двух слогов - первый ударный, второй безударный: _/_ __. Как мы знаем, такая повторяющаяся группа из ударного и безударного слогов называется стопа. В каждой из наших восьми строк содержится по четыре стопы. В случае, когда в стопе первый слог ударный, а второй безударный, перед нами хорей. Значит, размер стихотворения четырехстопный хорей.
5. Однако то, что мы сказали до сих пор о размере,- неполно. На самом же деле в реальном стихе существуют не все четыре ударения. Например, на предлог "без" ударение не падает - оно здесь только подразумевается. Поэтому подлинное распределение ударений в первой строке будет несколько отличаться от схемы. Оно выглядит так:
_/_ __ _/_ __ _°_ __ _/_ __
Мы поставили нолик над тем слогом, который должен быть ударным по схеме, но в действительности ударения лишен. Так же и дальше, в других строках, от первой до шестой: всюду схема будет такая же. Выписываем эти строки, заключая в скобки те слова или слоги, которые должны быть ударными по схеме, а на самом деле безударны:
Коль любить, так (без) рассудку,
Коль грозить, так (не) на шутку,
Коль ругнуть, так (сго)ряча,
Коль рубнуть, так (уж) сплеча.
Коли спорить, (так) уж смело,
Коль карать, так (уж) за дело...
От этой закономерности отклоняются последние две строки - в них звучат все четыре ударения четырехстопного хорея:
_/_ __ _/_ __ _/_ __ _/_
Почему? Об этом поговорим позднее. Пока скажем только, что и отклонение имеет смысл, а потому может быть без труда объяснено.
Итак, из восьми строк стихотворения А.Толстого шесть - четырехстопный хорей с пропуском ударения в третьей стопе. Как мы помним, пропуск ударения называется пиррихий.
6. Читая стихотворение, мы делаем на определенных местах как бы остановку, паузу; такие паузы всегда возникают на концах строк. Но в стихотворении А.Толстого есть еще паузы, возникающие на постоянном месте после третьего слога:
Коль любить, // так без рассудку, //
Коль грозить, // так не на шутку... //
Схематически это выглядит так:
_/_ __ _/_ // __ _°_ __ _/_ __ //
_/_ __ _/_ // __ _°_ __ _/_ __ //
и т.д.
Паузы внутри строк, возникающие на строго определенном месте, называются цезурами. В нашем стихотворении почти всюду наблюдается цезура после третьего слога. Исключение из этой закономерности только одно - пятая строка.
Значит, и распределение пауз в стихотворении носит ритмический характер.
7. Строки стихотворения объединяются в группы по две строки, имеющие созвучные окончания,- рифмы. Рифмуют между собой слова: рассудку - шутку; сгоряча - сплеча; смело - дело; душой - горой. Иначе говоря, в соседних двух строках всегда совпадают последние звуки: удку-утку (в слове рассудку д произносится как т, и совпадают, значит, все четыре звука: у-т-к-у), яча-еча (в словах сгоряча и сплеча я и е тоже произносятся почти одинаково), ело-ело, ой-ой.
После того как вы прочитали первые четыре строки, вы уже ожидаете для следующих четырех точно такого же порядка рифм, и ваше ожидание оправдывается: соседние стихи и в самом деле связаны рифмами так же, как это было в первых четырех стихах.
8. Однако рифм больше, чем мы сказали. Рифмуют не только последние слова соседних строк, но и глаголы внутри строк. В первой и второй строках:
Коль любить...
Коль грозить...
В третьей и четвертой строках эти внутренние рифмы еще более звучные, потому что рифмующие между собой глаголы отличаются только одним согласным звуком (г-б):
Коль ругнуть...
Коль рубнуть...
9. Кроме рифм, совпадают между собой и многие другие звуки. Например, в первой и второй строках - и целые слова коль, так, и гласные е, а, у:
...без рассудку
...не на шутку
Приведем еще раз первые две строки и подчеркнем все совпадающие звуки:
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку...
В этих двух строках общих звуков гораздо больше, чем разных. Общие:
Коль ...ить, так ...е ...а ...утку...
Разные:
... люб... б...з р...с...
... гроз... н... н... ш...
В третьей и четвертой строках тоже подчеркнем совпадающие звуки:
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!
И здесь гораздо больше общих звуков, чем разных. Общие:
Коль ру...нуть, так... с ...еча...
Разные:
...г... гор...
...б... уж ...пл...
10. Окончания строк, как мы видели, группируются парами благодаря рифмам, объединяющим соседние строки. Но существует еще одна закономерность, на этот раз более общая - она связывает все стихотворение. Дело в том, что чередуются между собой окончания женские (с ударением на предпоследнем слоге) и окончания мужские (с ударением на последнем слоге).
... рассудку!
... шутку
... сгоряча
... сплеча
... смело
... дело
... душой
... горой
Значит, и в этом отношении мы видим регулярное ритмическое чередование - чередование ударений двух разных типов.
11. Стихотворение состоит из восьми строк, которые объединены в две группы по четыре строки - строфы. Строфы, как видим, тоже повторяются.
В стихотворении А.Толстого обе строфы и похожи, и в то же время как бы противопоставлены. О сходстве уже говорилось выше - у них много общего. Но есть и существенные различия. В первой строфе строки связаны крепче: каждая из них содержит цезуру после третьего слога; перед цезурой всюду глаголы, и все глаголы попарно связаны внутренними рифмами; все строки одинаковы в смысле распределения ударений - всюду на третьей стопе пиррихий. Во второй же строфе нет ни одного из этих признаков: первая строка лишена цезуры, в третьей и четвертой нет пиррихиев, в последней строке вместо глагола существительное, к тому же и слово это не двусложное, как всюду до сих пор, а односложное - пир. Особенности заключительных двух строк мы объясним позднее. Сейчас же заметим, что отсутствие цезуры в начале второй строфы играет особую роль: оно дает почувствовать, что перед нами другая строфа, которая, как сказано, похожа на первую и в то же время не похожа на нее.
И все-таки в общем строй второй строфы повторяет первую. Мы и тут имеем дело с ритмическим чередованием.
Теперь подведем общий итог и для этого повторим, какие же элементы в стихотворении Алексея Толстого образуют его ритм. Таковыми оказались:
1) равные по количеству слогов (попеременно 8 и 7) фразы;
2) одинаковая синтаксическая форма этих фраз везде - в каждой строке;
3) повторение одних и тех же глагольных форм на том же месте в строках (фразах);
4) общая для всех строк метрическая схема - четырехстопный хорей;
5) реальное распределение ударений, то есть соотношение метрической схемы с пиррихиями;
6) распределение пауз в конце строк и внутри них - цезуры;
7) концевые рифмы;
8) внутренние рифмы;
9) прочие совпадающие звуки;
10) чередование мужских и женских окончаний;
11) строфы-четверостишия.
Постараемся теперь все же объяснить, почему последние две строки несколько отличаются от других. Обе они, как говорят, полноударны, то есть в них нет пропущенных ударений, пиррихиев:
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой.
В схеме эти строки выглядят так:
_/_ __ _/_ __ _/_ __ _/_
_/_ __ _/_ __ _/_ __ _/_
Как мы уже заметили, последняя строка еще и в ином отношении отличается от предыдущих - в ней одной центральное слово не глагол в неопределенной форме, а существительное: пир; в ней одной оно повторяется дважды; в ней одной оно содержит не два слога, а один. Почему?
В стихотворении, где все составляющие его элементы образуют ритмическое целое, наибольшую выразительность приобретает такая строка, которая этот ритм нарушает. Чем ощутимее ритм, тем выразительнее и его нарушение. Последняя строка в том стихотворении, которое мы разбираем, должна звучать именно как последняя, а чтобы мы почувствовали конец, она и должна отличаться от всех предыдущих. К тому же она и самая важная. Ведь содержание стихотворения, его сюжет, представляет собой не простое случайное перечисление разных нравственных требований, предъявляемых поэтом к самому себе и читателям,- эти требования подчинены строгой логической последовательности. В первой строке говорится о том, как надо любить. Дальше в пяти строках - о том, как бороться со своими противниками: грозить, ругать, рубить сплеча, спорить, карать. В седьмой вражда кончается победой: противник повержен, и теперь идет речь о прощении, полном и безоговорочном прощении побежденного врага. Наконец, в восьмой строке мы возвращаемся к началу: в этом пире, наверное, будут участвовать и друзья, и прежние противники. Вот почему седьмая и восьмая строки отличаются от предыдущих: там была тема вражды, здесь - тема прощения и торжества; новую тему выделяет полноударность последних двух строк. А восьмая, последняя, строка подводит итог всем жизненным советам, сформулированным в стихотворении, и отличается еще больше от всех предшествующих, хотя в то яге время большинством ритмических элементов связана с ними:
Коли пир, так пир горой!
Не правда ли, тут вспоминается стихотворение Пушкина "Пир Петра Первого" (1835) - о милосердии великого царя, который
...с подданным мирится;
Виноватому вину
Отпуская, веселится;
Кружку пенит с ним одну;
И в чело его целует,
Светел сердцем и лицом;
И прощенье торжествует,
Как победу над врагом.
Ритм - это та форма закономерности, которой подчинена речь в поэзии. В стихотворении А.Толстого нет, пожалуй, ни одного, даже самого малого, элемента речи, который оказался бы вне такой закономерности,- ни одного слова, ни одного звука, даже ни одной паузы. Мы видим здесь разные формы ритма: ритм ударений (метрический), ритм фраз (синтаксический), ритм пауз, ритм звучаний (концевые, внутренние рифмы), ритм окончаний строк чередования мужских и женских рифм (каталектика), ритм строф. Все эти формы ритма существуют во взаимосвязи, все они вместе, сообща служат смыслу. Каждая из них несет дополнительный смысл, каждая помогает создать то, что называется содержанием поэтического произведения.
Читая и разбирая стихи, нужно уметь видеть, какой тип ритма в каждом данном случае преобладает.
Первое отступление о строфах. Песня
Иногда внешний ритм выступает вперед и производит на читателя или слушателя наиболее яркое впечатление. Это обычно бывает в песнях. Вот, скажем, начало одной из песен Роберта Бернса в переводе С.Маршака, "Свадьба Мэгги":
Ты знаешь, что Мэгги к венцу получила?
Ты знаешь, что Мэгги к венцу получила?
С крысиным хвостом ей досталась кобыла.
Вот именно это она получила.
Ты знаешь, во что влюблена она пылко?
Ты знаешь, во что влюблена она пылко?
У Мэгги всегда под подушкой бутылка.
В бутылку давно влюблена она пылко.
И так далее. Все стихотворение строится на песенных повторах: повторяют друг друга полностью первая и вторая строки каждой строфы, их повторяет хотя и не полностью, с вариантами - четвертая строка. Все строфы построены одинаково, по одной и той же формуле: две строки - повторенный вопрос; третья строка - смешной ответ; четвертая - вариант ответа с повторением последнего слова вопроса, то есть первого рифмующего слова. Итак: ритм повторов - полных и частичных; ритм вопросов и ответов; ритм одинаковых синтаксических форм; ритм одинаковых слов, с которых начинаются все четыре строфы.
Каждая из четырех строф начинается почти одинаково:
Ты знаешь, что...
Ты знаешь, во что...
А знаешь, как...
А знаешь, чем...
В тексте песни повторы оправданы тем, что они дают возможность по-разному произносить одинаковые строки: даже если не знать мелодии, на которую песню надо исполнять, одна и та же строка в первый и второй раз непременно будет звучать по-разному. Это еще яснее видно в другой песне Бернса-Маршака:
В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг,
Мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг,
От зимних вьюг.
А если мука суждена
Тебе судьбой,
Тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой,
Делить с тобой.
Можно даже и не владеть искусством художественного чтения - все равно всякий читатель вторую из этих повторяющихся строк произнесет иначе, чем первую, с другой интонацией: голос будет чуть понижен, чуть замедлен, наполнится большей торжественностью. Даже такие полные повторения содержательны.
Вообще же в песнях ритмичность бывает доведена до очень высокой степени, а те стихотворения, которые отличаются высокой ритмичностью, часто становятся песнями (как и рассмотренное выше стихотворение А.Толстого). Неудивительно, что, например, стихотворение второстепенного поэта Н.Д.Иванчина-Писарева "Тебя забыть" (1819) превратилось в популярный романс:
Тебя забыть!- и ты сказала,
Что сердце может разлюбить.
Ты ль сердца моего не знала?
Тебя забыть!
Тебя забыть - но кто же будет
Мне в жизни радости дарить?
Нет, прежде Бог меня забудет...
Тебя ль забыть?
Тебя забыть и, свет могилой
Назвав, как бремя жизнь влачить?
Могу ль, могу ль, о друг мой милый,
Тебя забыть?
Таких строф - шесть, каждая из них начинается и кончается одним и тем же вопросом или восклицанием: "Тебя забыть...", каждая строится по той же схеме - с укороченной последней строкой, каждая содержит к тому же и внутренние повторы.
Иногда песенные строфы бывают и довольно сложными - даже в песнях, ставшими народными. Такова, например, проникнутая явной ритмичностью песня А.Полежаева "Сарафанчик" (1834):
Мне наскучило, девице,
Одинешенькой в светлице
Шить узоры серебром!
И без матушки родимой
Сарафанчик мой любимый
Я надела вечерком
Сарафанчик,
Расстегайчик!
В разноцветном хороводе
Я играла на свободе
И смеялась как дитя!
И в светлицу до рассвета
Воротилась: только где-то
Разорвала я шутя
Сарафанчик,
Расстегайчик!
Долго мать меня журила
И до свадьбы запретила
Выходить за ворота;
Но за сладкие мгновенья
Я тебя без сожаленья
Оставляю навсегда,
Сарафанчик,
Расстегайчик!
Здесь ритм усилен повторяющимися строками, которые в песнях называются припевом, а в стихах рефреном. "Сарафанчик, расстегайчик" - во всех трех строфах это часть фразы, охватывающей пять строк: "Я надела... сарафанчик", "Разорвала... сарафанчик", "Оставляю... сарафанчик". Остальные элементы речи тоже подчинены строгой ритмической закономерности.
Строфа "Сарафанчика" - довольно сложная. Она состоит из восьми строк, в которой шесть строк четырехстопного и две строки (припев) двухстопного хорея. Рифмы располагаются по следующей формуле: A A b C C b D D (как мы условились, прописными буквами обозначаем женские окончания, а строчными мужские). Фразы неравной длины: в каждой строфе их две, причем первая занимает три строки (A A b), вторая - пять строк (C C b D D). Значит, в каждой из первых фраз всегда 23 слога, в каждой из вторых всегда 31 слог. Эту разницу и в то же время эту регулярность отчетливо воспринимает слух, привыкающий к такой повторяемости.
Второе отступление о строфах. Язык строф
В русской поэзии уже с XVIII века выработались многочисленные строфы различных форм и рисунков - и простые и сложные. Наиболее распространенными были (и остались до нынешнего времени) четверостишия (хорея или ямба) с перекрестным расположением рифм по формуле: A b A b.
Вот примеры, взятые из лирических стихотворений С.Маршака:
1. Четырехстопный хорей
Очень весело в дороге A
Пассажиру лет семи. b
Я знакомлюсь без тревоги A
С неизвестными людьми. b
2. Пятистопный хорей
Быстро дни недели пролетели, A
Протекли меж пальцев как вода, b
Потому что есть среди недели A
Хитрое колесико - Среда. b
3. Четырехстопный ямб
Я помню день, когда впервые - A
На третьем от роду году - b
Услышал трубы полковые A
В осеннем городском саду. b
4. Пятистопный ямб
Пустынный двор, разрезанный оврагом, A
Зарос бурьяном из конца в конец. b
Вот по двору неторопливым шагом A
Идет домой с завода мой отец. b
Эти простые четверостишия, оказывается, полны еще огромных и далеко не до конца использованных возможностей. Как единицы ритма они ощущаются наиболее отчетливо, и в то же время именно этим строфам не свойственна песенность, которая не так уж часто бывает в поэзии нужна. Четверостишия позволяют вести повествование или делиться с читателем раздумьями, создавать острые, неожиданные эпиграммы или веселые детские стихи, высокоторжественные оды или дружеские послания. За четверостишием не закреплено никакого постоянного значения, как за некоторыми другими строфами.
Например, терцины непременно напоминают о поэме великого итальянца Данте "Божественная комедия" (1321), написанной этими строфами,- каждая состоит из трех строк и связывается с предыдущей и последующей цепочкой рифм по формуле: AbA bCb CdC dEd и т.д. И вот когда Пушкин в 1830 году пишет терцинами стихотворение, казалось бы, просто о том, как он в детстве ходил гулять с воспитательницей в сад, где среди листвы белели мраморные статуи, можно быть уверенным, что это стихотворение сознательно написано так, Дантовой строфой, чтобы вызвать в сознании читателя воспоминание об эпохе Данте, то есть об Италии XIII-XIV веков:
В начале жизни школу помню я;
Там нас, детей беспечных, было много,
Неравная и резвая семья;
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.
Толпою нашею окружена,
Приятным сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
Ее чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса.
Но я вникал в ее беседы мало.
Меня смущала строгая краса
Ее чела, спокойных уст и взоров
И полные святыни словеса.
Дичась ее советов и укоров,
Я про себя превратно толковал
Понятный смысл правдивых разговоров.
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум...
Может быть, Пушкин имел в виду и свое детство, свои прогулки с гувернанткой Анной Петровной в Юсуповском саду в Москве? Блестящий исследователь русской поэзии Г.А.Гуковский доказал, разбирая это стихотворение, что все в нем, как у Данте, носит отвлеченный характер: школа - это в то же время и школа жизни; дети - это и род людской, люди, которых, по средневековому представлению, "ведет, воспитывает и объединяет в семью христианская вера"; "величавая жена" - это и католическая церковь; отвлеченному средневековью противостоит "сочетание здоровых, прекрасных и вольных образов античного искусства", это новое, за которым непременно будет победа, ибо "новый мир властно влечет душу героя, и он все же убегает в сад, являющийся выражением нового мира, мира античной древности, и этот сад окружен символикой красоты и величия: великолепный, порфирных..., прохлада".* Чтобы убедиться в справедливости выводов Гуковского, достаточно сравнить "величавую жену" пушкинского стихотворения с итальянскими мадоннами в живописи раннего Возрождения - всем им свойственны "строгая краса... чела, спокойных уст и взоров", "очи светлые, как небеса", и нет сомнений, что их речи, если бы мы могли их услышать, были бы такие же - "полные святыни...". Терцины у Пушкина - не безразличная оболочка, не внешняя форма стихов, не одежда, которую можно по прихоти переменить, а вполне определенный, внятный читателю художественный язык, не менее значащий, нежели прямые характеристики.
______________
* Г.А.Гуковский. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.,
Гослитиздат, 1957, с. 280-283.
Заметим, что Пушкин поначалу колебался, какую строфическую форму выбрать для своего стихотворения. Он сперва пытался написать его другими строфами - октавами. Первоначальный набросок гласил:
Тенистый сад и школу помню я,
Где маленьких детей нас было много,
Как на гряде одной цветов семья,
Росли неровно - и за нами строго
Жена смотрела. Память уж моя
Истерлась, обветшав ... убого,
Но лик и взоры дивной той жены
В душе глубоко напечатлены.
Октава - строфа из восьми строк, формула которой такая: aBaBaBcc. Она тоже далеко не безразлична к содержанию. Октава, как и терцины, итальянского происхождения. Ею написаны рыцарские поэмы эпохи Возрождения - "Неистовый Роланд" (1516) Лодовико Ариосто и "Освобожденный Иерусалим" (1575) Торквато Тассо. Октава была весьма распространенной строфой в пушкинское время, ею писали и серьезные и шуточные сочинения. Пушкин использовал октаву и для своей глубоко лирической "Осени" (1830), и для комической поэмы, полной, однако, очень содержательных раздумий,- "Домик в Коломне" (1830). В ранней редакции "Домика" читаем такую строфу, позднее исключенную Пушкиным из текста поэмы (под "поэтами Юга", упомянутыми в первой строке, Пушкин имеет в виду как раз Ариосто и Тассо):
Поэты Юга, вымыслов отцы,
Каких чудес с октавой не творили!
Но мы ленивцы, робкие певцы,
На мелочах мы рифмы заморили,
Могучие нам чужды образцы,
Мы новых стран себе не покорили,
И наших дней изнеженный поэт
Чуть смыслит свой уравнивать куплет.
"Куплет" в данном случае значит бесхитростное двустишие, якобы не представляющее для стихотворца особых трудностей. Пушкин заявляет о своем намерении состязаться искусством с итальянскими мастерами, которые творили чудеса с октавой и оставили "могучие образцы", чуждые его, Пушкина, современникам - ленивым, робким, изнеженным поэтам XIX века. Октавы для Пушкина - это стиховая форма рыцарских поэм или пародий на них (вроде поэмы Байрона "Дон Жуан"); они никак не годились для стихотворения о раннем итальянском Возрождении, о католической церкви, представленной в образе Рафаэ-левой мадонны, о первых шагах нового ренессансного искусства, одолевающего средневековье и воспевающего новое, неведомое благочестивым средним векам "праздномыслие":
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада...
Так возникли у Пушкина терцины, в которые отлился замысел стихотворения "В начале жизни школу помню я...". Терцины отличаются высокой ритмичностью, они, подобно волнам, накатывающим друг на друга, переливаются одна в другую, сохраняя, однако, каждая свою самостоятельность. Но выбор этой строфы был продиктован Пушкину не столько ее ритмичностью, сколько содержанием, заключенным в строфе как таковой. Когда через много десятилетий А.Блок задумает свою "Песнь Ада" (1909), переносящую в XX век тему Данте странствования поэта по загробному миру, он тоже обратится к терцинам - ведь они уже сами несут с собой ту атмосферу, которая свойственна "Божественной комедии":
День догорел на сфере той земли,
Где я искал путей и дней короче.
Там сумерки лиловые легли.
Меня там нет. Тропой подземной ночи
Схожу, скользя, уступом скользких скал.
Знакомый Ад глядит в пустые очи.
Я на земле был брошен в яркий бал,
И в диком танце масок и обличий
Забыл любовь и дружбу потерял.
Где спутник мой?- О, где ты, Беатриче?
Иду один, утратив правый путь,
В кругах подземных, как велит обычай,
Средь ужасов и мраков потонуть...
Итак, строфа не только один из важнейших элементов ритма. Дело, как видим, не сводится к ее повторности, которая, конечно, очень важна. В некоторых случаях не менее существенным оказывается то содержание, которое строфа приносит с собой,- ассоциации, связанные с ней и имеющие сами по себе художественное значение.