— Почему она не написала и не рассказала мне обо всем? — сокрушался он, ковыряя вилкой сардинку. — Не понимаю, почему она не написала.
   — Она писала, — сказала Пруденс. — Она сказала нам, что писала несколько раз, хотя и не упоминала о сложившейся ситуации. Но вы ей не ответили.
   — Я не получал ее писем. Мы договорились больше не видеться, и я полагал, что она придерживается принятого решения.
   — В таком случае что могло произойти с ее письмами? — осведомилась Констанция, разрезая гренок с хрустящей сырной корочкой.
   Генри поднял голову:
   — Мой отец сам разбирает всю почту, которая приходит в дом. Он сортирует ее за завтраком.
   — И он был в курсе ваших отношений с Амелией?
   Констанция отправила в рот кусочек гренка, который оказался на удивление вкусным.
   — Кто-то сказал ему, что видел нас, когда мы гуляли по вечерам. Он был в ярости. — При одном только воспоминании его передернуло. — Было невыносимо слушать его… то, что он говорил об Амелии. Он сказал, что она недостаточно хороша для Франклинов, что она распутная женщина… и массу других гадостей.
   — Почему же вы ему не возразили? — спросила Пруденс, наливая чай из большого коричневого чайника.
   — Вам легко говорить, — горечью ответил он, машинально разрезая сардинки на крошечные кусочки. — Нельзя возражать моему отцу, никто не осмеливается этого делать. Он грозился выкинуть меня на улицу, если я еще хоть раз увижусь с ней. И уверяю вас, это не было пустой угрозой.
   — В таком случае что же вы собираетесь делать? — Тон Честити был по-прежнему мягким и сочувствующим.
   Он беспомощно развел руками:
   — А что я могу поделать? Он выкинет меня без гроша в кармане, и как я смогу содержать жену и ребенка без денег?
   — Вы всегда можете их заработать, — сухо заметила Пруденс.
   — Каким образом?! — воскликнул он. — Я умею только играть на рояле, а больше ни на что не гожусь.
   — Но вы же работаете клерком в конторе вашего отца, — сказала Констанция. — Вы можете найти такую же работу и в другом месте.
   — Эта работа иссушает мне душу. — Генри печально вздохнул.
   — А что, по-вашему, делает с душой Амелии перспектива обзавестись незаконнорожденным ребенком? — вспылила Констанция, терпение которой было на исходе.
   У Генри был такой вид, словно он вот-вот заплачет. Он закрыл лицо руками.
   — Вы любите Амелию? — спросила Честити.
   — Любовью сыт не будешь!
   Он поднял голову, и выражение безысходности в его глазах заставило смягчиться даже Констанцию. Она вопросительно посмотрела на Пруденс.
   Сестра сняла очки, потом снова решительно водрузила их на переносицу.
   — Именно это вам и предстоит выяснить, — сказала она. Генри с надеждой посмотрел на нее. Он был похож на собаку, которая не знает — погладят ее или дадут пинка.
   — Прежде чем что-либо предпринять, вам следует объявить отцу, что вы больше не собираетесь зависеть от него. Вы приедете в Лондон и зарегистрируете гражданский брак с Амелией. Вы найдете себе работу клерка. Мы поможем вам в этом — на самом деле мы будем поддерживать вас все это время. Когда все уладится, вы отвезете Амелию к отцу. Вы поставите его перед свершившимся фактом, и я уверена, что перспектива сделаться дедушкой смягчит его. Предложите ему ваш собственный план. Амелия — умная женщина, хорошо знает математику, умеет вести корреспонденцию… у нее достаточно способностей для того, чтобы выполнять вашу работу в конторе. Поэтому она может занять ваше место, а вы станете преподавать музыку. Если он откажется помириться, хотя он этого не сделает, вы попросту вернетесь в Лондон к своей работе. Если он поймет, что уже не сможет держать вас под башмаком, он подумает и изменит свое отношение к вам. Это я вам обещаю.
   — Браво, Пру, — сказала Констанция. — И что вы на это скажете, Генри?
   Генри выглядел так, словно его ударили обухом по голове и оглушили. Он уже не мог сопротивляться поразительному напору этих женщин.
   — Мне не разрешат уехать в Лондон. Отец никогда не согласится дать мне отпуск.
   — Вы плохо слушали, Генри. — Констанция слегка наклонилась к нему. — Пру сказала, что прежде всего вы должны объявить отцу о своем намерении начать самостоятельную жизнь. Вам не нужно будет спрашивать у него разрешения. Вы просто уедете и начнете новую жизнь. Если вы не в силах поговорить с ним, напишите ему. Уезжайте ночным поездом, если вам так будет легче. Вы можете остановиться у нас на несколько дней, пока не найдете, где будете жить с Амелией. Амелия сможет скрывать свое замужество еще пару месяцев и продолжать работать у Грэмов, если это необходимо. Это даст вам больше времени для того, чтобы устроиться. Но прежде всего вы должны пожениться. Он растерянно потер глаза:
   — Но гражданский брак… Наверняка Амелии это не понравится. Она захочет, чтобы у нас была настоящая свадьба.
   — Амелия хочет вступить в брак… любой — церковный или гражданский. Важно лишь, чтобы у нее было брачное свидетельство и кольцо на пальце, — уверенно заявила Констанция. — Если вы напишете ей письмо и расскажете о ваших планах, мы сможем взять это письмо с собой и передать ей в четверг.
   — У меня есть карандаш и бумага. — Пруденс порылась в сумочке и достала записную книжку и карандаш. — Вот.
   Генри посмотрел на свои остывшие сардинки, потом перевел взгляд на сестер, выжидательно глядевших на него. От них исходила непреодолимая сила, и он подумал, что волей и упорством они могли помериться с его отцом. В нем проснулась надежда. Если они будут поддерживать его, он сможет это сделать.
   — Когда мне приехать в Лондон? — спросил он.
   Они заулыбались, и он почувствовал, что их одобрение окрыляет его.
   — Чем скорее, тем лучше, — ответила Пруденс. — В будущие выходные, если хотите. Мы будем ждать вас в воскресенье.
   Он судорожно перевел дыхание и выпалил:
   — Да, решено. В воскресенье.
   — Мы обо всем договоримся с Амелией, и в следующий четверг, когда у нее будет выходной, вы сможете пожениться.
   — О Бог мой, — сказал он, покачав головой, — все это так внезапно.
   Генри начал писать, а сестры вернулись к своему остывшему чаю.
   Спустя полчаса они уже возвращались на станцию. Письмо Генри к Амелии лежало у Констанции в сумочке.
   — Ты думаешь, он приедет? — спросила Пруденс с озабоченным видом.
   — Да, я уверена, что он не подведет Амелию, особенно после того, как он дал обещание, — ответила Честити. — Кроме того, он будет бояться, что мы вернемся и расскажем обо всем его отцу. Кон ясно дала ему понять, что именно это мы и сделаем, если он не появится в воскресенье.
   — Это было довольно жестоко, — призналась Констанция, имея в виду угрозу, которую она высказала при расставании с Генри. — Но я решила, что страх придаст ему решительности. Хочется верить, что мы поступаем правильно, заставляя его жениться на Амелии, — добавила она с сомнением. — Этот Генри такая размазня!
   — Не думаю, что тебе следует об этом беспокоиться, — твердо заявила Пруденс. — У Амелии хватит сил и решительности на обоих. К тому же ей известны его слабости. Она будет главой семьи, а он будет делать то, что ему скажут. Если она справляется с таким исчадием ада, как юная Памела Грэм, справиться с Генри для нее будет сущим пустяком.
   Констанция кивнула и рассмеялась:
   — Ты права. Интересно, у Макса есть секретарь?
   — А что?
   — Если нет, я уверена, что он ему нужен. И Генри Франклин кажется мне очень подходящей кандидатурой.
   — Кон, нельзя же так бессовестно манипулировать людьми! — укорила сестру Пруденс.
   — Почему бы и нет? — лукаво улыбнулась Констанция. — Посмотрим, удастся ли мне уговорить его.
   — Итак, муж будет работать на Макса, жена — на его сестру, и никто из них не будет знать о том, что эти двое женаты? — Честити покачала головой.
   — Но это продлится лишь до тех пор, пока Амелии не придется прекратить работать у Грэмов из-за беременности, — сказала Констанция. — Вряд ли это можно назвать обманом.
   — Расскажи это кому-нибудь другому, — фыркнула Пруденс.
   — Все равно я с ним поговорю, — рассмеялась Констанция.
   Они сели на скамейку, приготовившись ждать поезд, и Честити вздохнула:
   — Ну и утомительное же это дело — посредничество. А завтра еще придется разбираться с этим Анонимом и его проблемами.
   — Нет покоя тем, кто сам ищет себе приключений, — проговорила Констанция.
   — Нет покоя тем, кто находится в стесненных обстоятельствах, — поправила ее Пруденс.
 
   — Мы спрячемся за занавеской в дальнем углу, Чес, — говорила Пруденс, когда на следующее утро они входили в маленький магазинчик. — Миссис Бидл говорит, что нам будет хорошо все слышно, если вы с Анонимом встанете недалеко от полки с печеньем.
   Она жестом указала на пыльный угол, где на полках стояли коробки с печеньем вперемежку с вазами, наполненными леденцами и лакричными конфетами.
   В это время из-за занавески вышла полная женщина с седыми волосами, забранными в аккуратный пучок, и в шуршащем накрахмаленном фартуке.
   — У вас еще есть время выпить по чашечке чая, мисс Кон, если джентльмен появится только к одиннадцати часам, — сказала она. — Я всегда пью чай в это время. И съешьте по кусочку кекса, который я испекла сегодня утром. Если кто-нибудь войдет в магазин, мы услышим колокольчик. — Она указала на колокольчик, висевший над дверью.
   — О, я обожаю кексы! — воскликнула Честити. — Кусочек кекса подбодрит меня перед этим суровым испытанием.
   — Если тебе так не хочется этого делать, я сама поговорю с Анонимом, — предложила Пруденс.
   — Нет, конечно же, нет, я просто пошутила.
   Честити вслед за сестрами обогнула прилавок и прошла за занавеску в маленькую кухоньку, где на плите весело свистел чайник.
   — Садитесь, — пригласила миссис Бидл.
   Она указала на круглый стол, посредине которого красовался кекс, украшенный ягодами черной смородины. Потом она расставила чашки, нагрела чайник, насыпала в него нужное количество чаю и залила кипятком.
   — Ну вот, — сказала она, ставя на стол кувшинчик с молоком и сахарницу. — А сейчас я положу вам по кусочку кекса.
   Констанция ненавидела кексы. Они были слишком сладкими и сдобными на ее вкус, но из вежливости она взяла предложенный ей кусочек. Она решила, что подсунет его Честити, когда хозяйка отвернется.
   Зазвенел колокольчик, и миссис Бидл отодвинула занавеску и выглянула наружу.
   — О, это мистер Холбрук, пришел за газетой и за сигаретами.
   Она поспешила в магазин, весело приветствуя своего посетителя.
   Честити откусила большой кусок кекса и облизнула пальцы:
   — Кекс просто бесподобный.
   — А по-моему, он ужасный, — сказала Констанция, разливая чай. — Не представляю, как ты можешь его есть.
   — Очень вкусный кекс, — объявила Пруденс, тоже облизывая пальцы.
   — Возьмите мой кусок. — Констанция переложила свой кекс на тарелку Честити и взглянула на часы. — Почти одиннадцать. Интересно, он придет вовремя?
   В этот момент снова зазвенел колокольчик, и девушки насторожились. Из магазина до них донесся негромкий мужской голос.
   — Это он.
   Честити вытерла пальцы салфеткой, сделала большой глоток чаю, встала и опустила на лицо тяжелую густую вуаль.
   — Мое лицо видно?
   — Почти нет.
   — Попробую говорить с французским акцентом. Из-за занавески появилась миссис Бидл:
   — Вас спрашивает джентльмен, мисс.
   — Спасибо, миссис Бидл.
   Честити кивнула сестрам, расправила плечи и направилась в магазин. Констанция и Пруденс встали и подошли поближе к занавеске. Констанция слегка отодвинула ее, чтобы можно было видеть, что происходит в магазине.
   — Вы искать меня, месье.
   Честити произнесла эти слова с таким чудовищным французским акцентом, что ее сестры едва удержались от смеха.
   — Это вы посредник, который давал объявление в «Леди Мейфэра»?
   Мужчина был одет в визитку и черно-серые полосатые брюки, в руках он держал цилиндр и трость с серебряным набалдашником. У него были седые, слегка поредевшие на макушке волосы, тонкие усики и длинный тонкий нос, украшенный пенсне. В целом его внешность была ничем не примечательной, но он выглядел вполне респектабельно.
   — Я представитель этой посреднической фирмы, — сказала Честити.
   Он снял перчатки и с поклоном протянул ей руку. Она в ответ подала ему свою и жестом указала на угол магазина:
   — Давайте отойдем вот туда. Там нам никто не помешает. Он огляделся по сторонам:
   — Я ожидал увидеть контору.
   — У нас также есть причины сохранять анонимность, месье.
   Констанция и Пруденс обменялись одобрительными взглядами.
   — Но вы сможете мне помочь?
   — Это я решу после того, как вы ответите на несколько вопросов.
   Они сделали несколько шагов и оказались в поле зрения сестер.
   — Надеюсь, вы понимаете, что у нас очень респектабельная клиентура, поэтому нам приходится быть крайне осмотрительными.
   — Да, да… разумеется. Я и не ожидал ничего другого, — поспешно сказал он. — Пожалуйста, не поймите меня неправильно, мадам. Я никак не хотел, чтобы вы подумали, будто я не доверяю…
   Честити подняла руку, прерывая его:
   — Очень хорошо, месье. Мы друг друга поняли. Итак, давайте уточним, каковы ваши обстоятельства и какие качества вы хотите видеть в будущей супруге. Вы, как я поняла, предпочитаете жить в деревне?
   — Да… да. У меня маленькое поместье в Линкольншире. Дом не очень большой, но вполне приличный. Я не стеснен в средствах.
   Он говорил быстро, слова будто наскакивали друг на друга. Констанция с Пруденс отлично понимали, что происходит. Честити часто производила такой эффект на людей. Ее спокойствие, мягкость голоса и умение слушать располагали к откровенности.
   — И вы ищете себе жену, — кивнула Честити, — которая предпочитает скромный образ жизни.
   — В деревне мало что происходит, мадам. Конечно, моя… — он откашлялся, — моя жена будет принимать гостей — викария и местного сквайра с женами, время от времени мы собираемся поиграть в карты, изредка устраиваем музыкальные вечера. Но в основном мы живем очень тихо…
   — И, как я поняла, вы не ищете ни красоты, ни богатства? — Честити произнесла это с некоторым удивлением.
   — Я ищу спутницу жизни, мадам. Я читал, что красивые женщины редко бывают хорошими спутницами жизни. Они слишком заняты собой. Я ненавижу тщеславие в женщинах.
   — И где же ты это читал, дружок? — еле слышно прошептала Констанция, за что получила пинок от Пруденс.
   — Это «Посредника» не касается, месье, — с абсолютным бесстрастием заявила Честити. — Мы только знакомим людей. Наши клиенты сами определяют, подходят они друг другу или нет.
   — Вы правы, вы правы. — Он снова откашлялся. — Что касается богатства, у меня достаточно средств, чтобы содержать жену. — Он принялся нервно крутить в руках цилиндр. — Но мне не нужна расточительная женщина. Мне хватит средств на спокойное, безбедное существование, но у нас в Линкольншире не принято бросать деньги на ветер.
   Честити кивнула. Темная вуаль надежно скрывала выражение ее лица.
   — Какие-нибудь еще пожелания, месье?
   — Моя жена должна быть родом из хорошей семьи… чтобы ее приняли в местном обществе как равную. — Он покраснел, потом после небольшого колебания добавил: — И желательно, чтобы это была женщина достаточно молодая, чтобы… чтобы родить ребенка. Вы понимаете, наследник… — Он смущенно улыбнулся.
   — Я прекрасно вас понимаю. И возможно, у меня уже есть подходящая кандидатура. Я могу устроить так, чтобы вас ей представили, если хотите.
   — Буду очень признателен, мадам. — Он нервно стиснул руки.
   — В следующую среду вам нужно будет явиться по адресу, указанному на этой карточке, к трем часам дня.
   Честити протянула ему визитную карточку. — Дама, которую я рекомендую вам, приколет белую розу к корсажу. Вы попросите хозяйку дома представить вас ей, если она вам понравится.
   Он посмотрел на визитную карточку с некоторым сомнением:
   — Манчестер-сквер! Аристократический район. Неужели среди посетительниц такого модного салона можно найти женщину со скромными запросами?
   — Месье, вы просили познакомить вас с женщиной безупречного происхождения. А где, как не в аристократическом квартале, вы собираетесь найти такую? Кроме того, у всех людей вкусы разные, независимо от положения в обществе.
   «Браво, Чес!» — подумала Пруденс.
   — Конечно, конечно, — согласно закивал Аноним, продолжая разглядывать визитную карточку. — А хозяйки дома… высокородные мисс Дункан… они будут знать, зачем я пришел? Как мне представиться?
   — Назовете свое имя, месье. Полагаю, если вы собираетесь познакомиться с этой дамой, скрывать свое имя уже не будет смысла.
   — Вы правы, — согласился он. — Не могу же я ухаживать за дамой, не открывая своего имени. Но что касается хозяек дома — они как-то связаны с «Посредником»?
   — «Посредник» не имеет никакого отношения к Манчестер-сквер, десять, — не моргнув глазом, соврала Честити. — Этот прием — просто удобная возможность познакомить вас с будущей женой. Вы дадите свою карточку дворецкому, как обычно, а когда вас проведут к хозяйкам, вы скажете, что вы знакомый лорда Джерси и он упомянул, что будет на этом приеме, а вам необходимо встретиться с ним. Разумеется, лорда Джерси там не будет, поэтому не бойтесь оказаться в неловком положении. На дневных приемах у этих дам бывает много гостей, поэтому никто не обратит на вас внимания. Захотите ли вы продолжать знакомство с означенной дамой или нет «Посредника» уже не касается.
   — Понимаю. Но все это кажется несколько сложным.
   — Все это делается лишь с целью сохранить конфиденциальность, как в ваших интересах, так и в интересах этой леди, — сказала Честити.
   Он поспешно закивал:
   — Да, да, конечно. Это совершенно необходимо. — Он повертел карточку в руках. — Я что-нибудь должен вам за консультацию, мадам?
   — Вы уже заплатили за нее, месье, — ответила Честити. — Но если вы хотите воспользоваться рекомендацией и посетить прием на Манчестер-сквер, вы должны заплатить еще пять гиней. Если же нет, то мы в расчете.
   — Могу я узнать побольше об этой даме, прежде чем принять решение?
   Нерешительность, с которой он задал этот вопрос, сделала его похожим на школьника, который боится оказаться в глупом положении.
   Честити подумала, что за пять гиней он имеет право на дополнительную информацию.
   — Это дама из хорошей семьи. Ее отец — священник. Насколько я могу судить, ей нет еще тридцати пяти. У нее приятная внешность и прекрасные манеры, но почти нет состояния. На мой взгляд, она с удовольствием будет общаться с женами сквайра и викария.
   — Похоже, вы совершенно правильно поняли, что именно мне требуется, мадам. Я полагаю, эта дама хочет выйти замуж.
   — Мне так кажется. Но «Посредник» не может давать никаких гарантий относительно ее желаний или намерений.
   — Я вас понимаю. — Он достал из кармана бумажник и вынул пять гиней. — Ровно в три часа в среду я буду на приеме на Манчестер-сквер.
   — Лучше в половине четвертого, — сказала Честити, убирая банкноту в сумочку. — Редко кто приезжает вовремя на такие приемы.
   — О, да! Вы правы. Дамы часто не отличаются пунктуальностью. — Он пригладил свои аккуратные навощенные усики, в глазах его светился живой интерес.
   — Я надеюсь, что вы останетесь довольны знакомством с этой дамой, — сказала Честити, протягивая ему руку. — Всего доброго, месье.
   Аноним энергично пожал ее руку:
   — Всего хорошего, мадам. — Он поклонился и вышел из магазина.
   Честити откинула вуаль, сделала глубокий вдох и принялась обмахивать разгоряченное лицо руками. Пруденс отодвинула занавеску:
   — Чес, ты была неподражаема.
   — У тебя был совершенно театральный акцент, — сказала Констанция. — Сомневаюсь, что Аноним хоть на секунду поверил, что ты француженка.
   — Не думаю, чтобы это его волновало, — ответила Честити. — Итак, все, что нам остается теперь сделать, — это уговорить Миллисент Хардкасл прийти к нам в среду и ухитриться заставить ее под каким-либо предлогом приколоть белую розу к корсажу. По-моему, мне не стоит там появляться — вдруг он меня узнает.
   — Ты права, — согласилась Пруденс. — Даже если ты будешь без вуали и станешь говорить без этого чудовищного акцента, он может заподозрить тебя, если услышит твой голос.
   — Я постараюсь не попадаться ему на глаза. А сейчас я бы съела еще кусочек кекса.
   — Ешь, сколько хочешь, дорогая. — Констанция отодвинула занавеску, давая ей пройти. — Ты это заслужила. Кстати, я не знаю никакого лорда Джерси. Он существует?
   Честити улыбнулась и уселась за столик:
   — Насколько мне известно, нет. Именно поэтому я уверена, что его не будет на приеме в среду. Я очень горжусь этой выдумкой. Впрочем, я считаю, что Аноним идеально подойдет для Миллисент. — Она откусила кусочек кекса. — Миссис Бидл, это лучший кекс, который я когда-либо пробовала.
   Сестра Дженкинса расплылась в улыбке:
   — Кушайте, кушайте, дорогая. Доедайте весь. Он долго не хранится. А мне нужно идти в магазин. Но вы не торопитесь. — Она направилась к занавеске, потом неожиданно остановилась. — Ой, чуть было не забыла. Тут для вас еще письмо. Я положила его за банкой с чаем.
   Она указала на полку, на которой стояла ярко раскрашенная жестяная коробка с крышкой. Констанция взяла письмо.
   — Это «Посреднику» или тетушке Мейбл — есть какие-нибудь догадки?
   Сестры отрицательно покачали головой и выжидательно уставились на нее. Констанция вскрыла конверт, достала письмо и с увлечением принялась читать его.
   — Ну, что там? — наконец спросила Пруденс.
   — Это письмо из Хэмпстеда, от постоянной читательницы нашей газеты. Она спрашивает, можем ли мы опубликовать расписание собраний Женского социально-политического союза, — медленно произнесла Констанция. — Она пишет, что это очень поможет тем, кто не в состоянии посещать эти собрания регулярно или не может открыто признать свою принадлежность к организации. — Она подняла голову, ее глаза сияли. — Наконец-то! Мы привлекли внимание этих женщин к нашей газете!
   Сестры вскочили с места и принялись обнимать ее. Это была победа не только Констанции, но и их матери, поэтому они все чувствовали себя причастными к ней. Несколько мгновений они молча стояли, прижавшись друг к другу, думая о матери. Они научились мириться с чувством утраты и черпали утешение в своих воспоминаниях.
   Наконец Честити смахнула слезу и спросила:
   — Итак, что дальше? Эти пять гиней жгут мне карман. Как насчет того, чтобы устроить себе праздник и отправиться на ленч?
   — Только в самое скромное заведение, — сказала Пруденс. — Если мы станем сразу же тратить все, что заработаем, у нас никогда не будет денег.
   — Согласны на скромное заведение, — объявила Констанция. — После этого у нас останется время отвезти малышку Эстер навестить ее будущую свекровь, а потом мы привезем ее к себе на прием, где непременно будет Дэвид. Я уверена, что все закончится крупными пожертвованиями в пользу нуждающихся одиноких леди.

Глава 12

   Секретарь добавит тебе веса, — сказала Констанция, лежа на одеяле, расстеленном на берегу реки недалеко от Виндзорского замка.
   — А зачем мне нужно добавлять себе веса? — поинтересовался Макс, наблюдая за ней с любопытством. — Я вполне доволен своим положением.
   — О, ты наверняка скоро станешь членом кабинета министров, — ответила она. — И тебе понадобится решать множество организационных вопросов. Назначать встречи, писать тезисы выступлений. Тебе может даже потребоваться, чтобы за тебя писали речи. И я уверена, что тебе нужен будет кто-нибудь, кто сможет помогать тебе… искать ссылки, юридические и парламентские прецеденты, что-нибудь в этом роде.
   — Что ты затеваешь? — спросил он, потянувшись за стоявшей рядом на траве бутылкой шампанского, чтобы наполнить фужеры.
   — С чего ты решил, будто я что-то затеваю?
   — Констанция, не считай меня идиотом.
   Она села. Нет смысла играть в игры с Максом Энсором.
   — Я хочу помочь одному человеку. Он собирается жениться на одной из моих знакомых, и ему нужна постоянная работа, чтобы содержать семью и ребенка. Он очень способный, работал в конторе, хотя основная его страсть — музыка. Он талантливый пианист, но не сможет зарабатывать достаточно уроками музыки. Поэтому я подумала, что, может быть, ты возьмешь его на испытательный срок.
   — Хорошо. Пришли его ко мне.
   — Ты готов встретиться с ним? — Она не смогла скрыть своего удивления.
   — Почему бы и нет? Разве ты не этого хочешь?
   — Да, конечно. Но я думала, что мне придется долго тебя упрашивать.
   — Так вот что скрывалось за тем миролюбием и сговорчивостью, которые ты демонстрировала все утро, — протянул он. — Мне следовало бы догадаться. Ты просто пыталась меня умаслить. Меньше всего ожидал такого от тебя.
   Констанция покраснела, сознавая его правоту.
   — Мне приходилось использовать доступные мне средства, — попыталась она оправдаться. — Откуда мне было знать, что ты сам проявишь такую сговорчивость? В прошлом за тобой такого не замечалось.
   — За тобой тоже, дорогая.
   Это высказывание вызвало у нее улыбку.
   — Верно. Мы с тобой не самая миролюбивая пара. Признаю, что старалась не вступать с тобой в спор, чтобы не испортить тебе настроения. Но пикник был просто замечательный, и мне доставляло удовольствие твое общество, независимо от того, что я лелеяла задние мысли.