Фэйзер Джейн. Список холостяков

   — Мы говорили о петиции, — сказала Эммелина. — Той, которую хотим направить в Вестминстер. Если нам удастся собрать большую группу женщин, которые отправятся подавать петицию, это будет прекрасной пропагандистской акцией. Мы думаем, что стоит обсудить это на сегодняшнем собрании.
   — Безусловно, это привлечет к себе внимание, — ответила Констанция. — Но не уверена, что это пойдет нам на пользу.
   — На самом деле это не важно. Главное — привлечь к себе внимание, если мы хотим пробудить в женщинах политическое сознание, — с воинственным видом объявила Кристабель.
   Ее мать, которая придерживалась более умеренных взглядов, слегка нахмурилась, но сочла за лучшее промолчать, чтобы не настраивать дочь против себя.
   — Я пригласила гостя сегодня, — сообщила Констанция, стряхивая крошки с металлического стула, прежде чем усесться на него. — Члена парламента.
   — Он поддерживает нас? — с интересом спросила Эммелина, подавшись вперед.
   — Пока нет. Честно говоря, он настроен против движения суфражисток, но сказал, что готов проявить терпимость и выслушать противоположную точку зрения, — иронически приподняв брови, сказала Констанция.
   — Надутый осел! — объявила Кристабель.
   — Отчасти, — признала Констанция, удивляясь тому, что ее возмутили слова Кристабель, хотя она сама спровоцировала это заявление. Более того, она частенько и сама высказывалась в том же духе. — Тем не менее разве просвещение и обучение не являются одной из наших целей?
   — А его можно чему-нибудь обучить? — все с таким же презрением спросила младшая Панкхерст.
   — Он вовсе не человекообразная обезьяна, Кристабель, — резко осадила ее Констанция.
   Девушка слегка покраснела и замолчала.
   — Мы и сами сможем что-нибудь узнать от него, — более мягким тоном продолжила Констанция. — Он уже упоминал, что правительство готовится рассмотреть вопрос о правах женщин-налогоплательщиц. Может быть, он расскажет нам больше.
   — А кто он?
   — Макс Энсор. Член парламента от Саутуолда. Он победил на дополнительных выборах сравнительно недавно, но, насколько я знаю, премьер-министр очень прислушивается к его мнению.
   — Ну что ж, будем рады встретиться с ним. Любой интерес, проявляемый членом парламента к нашему движению, ценен для нас. Даже если он нас еще пока не поддерживает. — Эммелина сложила в стопку лежавшие на столе листовки. — Ты не могла бы встать в дверях и раздавать их, Констанция? Это информация о готовящейся петиции.
   Констанция взяла листовки.
   — А кто сегодня отмечает пришедших?
   — Джеральдина, ты не возьмешь это на себя? — обратилась Эммелина к высокой, стройной, элегантно одетой женщине, стоявшей у окна.
   — Да, конечно, — мягким голосом ответила та.
   — Тогда, полагаю, все готово. Сегодня будет выступать Кристабель, а потом мы обсудим вопросы из зала. — Эммелина поднялась со стула. — Пойдемте открывать двери.
   Констанция встала у дверей и стала вручать листовки женщинам, поспешно поднимавшимся по ступенькам. Это были представительницы всех слоев общества, некоторые хорошо одетые, некоторые почти в лохмотьях, некоторые измученные тяжелым физическим трудом, некоторые никогда не державшие в руках тряпку. Но у всех на лицах читалась преданность общему делу, их глаза горели надеждой и воодушевлением, они словно излучали энергию. Они разбирали листовки, некоторые приветствовали Констанцию по имени. Она смотрела на лестницу, ожидая появления Макса. Среди пришедших было несколько мужчин; кто-то был один, кто-то — со спутницей. Констанция вздохнула с облегчением, увидев, что собралась довольно внушительная аудитория. Было бы очень неловко, даже губительно для их дела, если бы Макс пришел на собрание, на котором присутствовало бы лишь несколько человек.
   Так случилось, что она заговорилась со старой знакомой и не заметила, как он появился.
   — Мне полагается взять листовку?
   Она вздрогнула, услышав звук его голоса у себя за спиной, и быстро повернулась.
   — О, я всё время высматривала тебя, но потом меня отвлекли. — Она протянула ему листовку. — Если хочешь, конечно же, можешь взять.
   — Спасибо. — Он взял листовку и пробежал ее глазами. — Поход на Вестминстер?
   — Мы будем сегодня обсуждать эту петицию, — сказала она. — Ты сам все услышишь, если войдешь внутрь. Мы сейчас начнем.
   Он кивнул и последовал за ней в зал. Констанция остановилась возле маленького столика, где одна из ее сподвижниц записывала в блокнот имена собравшихся.
   — Джеральдина, это достопочтенный Макс Энсор. Макс, познакомьтесь с высокородной миссис Джордж Бранд.
   Джеральдина протянула руку:
   — Добрый вечер, мистер Энсор. Добро пожаловать.
   — Вы запишете свое имя или предпочитаете, чтобы ваше присутствие не было официально зарегистрировано? — спросила Констанция, стараясь, чтобы этот вопрос не прозвучал как вызов. — Мы не настаиваем, чтобы все давали свои имена.
   — Я не против. — Он вписал свое имя в блокнот. — С какой стати я должен возражать?
   — На мой взгляд, причин нет, — сказала Констанция. — Я сяду с вами. Обычно я сижу в президиуме, но сегодня останусь с вами в зале.
   — Я польщен, мадам, — с улыбкой ответил он.
   — И совершенно напрасно, — возразила Констанция. — Просто я хочу убедиться, что вы досидите до конца.
   Он с притворным укором покачал головой и последовал за ней в зал.
   Собрание проходило очень живо. Кристабель в отличие от своей матери умела зажечь публику. Она выступала с воинственным пылом, и аудитория часто прерывала ее речь возгласами одобрения. Когда она закончила, из зала посыпались вопросы. Констанция не участвовала в обсуждении, тихо сидя рядом с Максом и всем своим существом ощущая его присутствие. Он тоже ничего не говорил, но и не выказывал неодобрения или нетерпимости. Констанция несколько раз украдкой бросала на него взгляд, но выражение его лица было совершенно непроницаемым. Собрание закончилось ровно в четверть девятого, потому что среди присутствовавших было много, работающих женщин, которые должны были вовремя вернуться в те дома, где они находились в услужении. Их выходной вечер состоял из двух часов — между вечерним чаем и ужином.
   Поднявшись со своего места, Констанция оглянулась и увидела в дальнем конце зала Амелию. Должно быть, она пришла одной из последних. Она говорила, как ей трудно бывает вырваться на собрание. Макс тоже поднялся с места, и Констанции показалось, что он притягивает всеобщее внимание своим ростом и исходящей от него мужской силой. Она поспешно протиснулась мимо него и вышла в проход между сиденьями, стараясь поймать взгляд Амелии. Но Амелия уже увидела брата своей хозяйки. Она бросила испуганный и вопросительный взгляд на Констанцию, потом повернулась и поспешно вышла из зала на улицу, где уже начинало смеркаться.
   «Еще одна неловкая ситуация, которую придется объяснять», — подумала Констанция. Они решили пока не говорить Амелии, что хотят устроить Генри на работу к Максу. Лучше пусть она узнает об этом, когда их план увенчается успехом.
   — Куда ты так спешишь? — спросил Макс, с трудом пробравшись между рядами и выходя в проход.
   — Прости, я не хотела тебя бросать. Просто мне показалось, что я увидела кое-кого, с кем мне нужно было переговорить. Я хотела поймать ее прежде, чем она уйдет, но это оказалась вовсе не она. — Девушка улыбнулась ему. — Ну, и каково твое мнение?
   — Пока не знаю, — ответил он. — Мне нужно все это переварить.
   — Хочешь познакомиться с Эммелиной и Кристабель? Я сказала им, что ты будешь присутствовать на собрании.
   — В качестве кого?
   — В качестве независимого наблюдателя, — сказала Констанция.
   — Это очень близко к правде. Ну что ж, «смелей, Макдуф»!
   — Вполне обучаемый экземпляр, — пробормотала Констанция.
   — Прошу прощения?
   — Да нет, ничего… это я так. — Она ослепительно улыбнулась и взяла его под руку. — Пойдем познакомимся с Панкхерстами.
   Они подошли к сцене, на которой Кристабель и сидевшие вместе с ней члены президиума были окружены женщинами, наперебой задававшими вопросы. С удивлением заметив в своих рядах мужчину, женщины смолкли.
   Макс чувствовал себя словно дрессированный хищник на арене цирка. Он выдавил из себя доброжелательную улыбку и пожал руку миссис Панкхерст.
   — Спасибо, что позволили мне присутствовать, мадам, — поблагодарил он. — Очень интересное собрание.
   — Интересное или просто забавное? — резко спросила Кристабель прежде, чем ее мать успела ответить.
   Кристабель шагнула вперед и принялась разглядывать Макса с насмешливой враждебностью.
   — Я не нахожу эту тему забавной, мадам, — ледяным голосом ответил Макс. Его холодные синие глаза смотрели на нее с нескрываемым презрением. — Вам стоит поразмыслить над тем, что, если вы хотите привлечь на свою сторону влиятельных людей, способных вам помочь, не следует настраивать их против себя.
   Констанция затаила дыхание. Она знала, что Макс может куснуть, но не ожидала, что так сильно. Она разрывалась между своей лояльностью по отношению к Кристабель и пониманием, что та вела себя непростительно грубо.
   — Мы несколько насторожены, Макс, — сказала она. — Нам удавалось привлечь влиятельных людей на свою сторону и раньше, но они подводили нас. Я хочу, чтобы вы поняли, почему мы так недоверчивы.
   Ее голос прозвучал мягко и успокаивающе. Лицо Кристабель утратило выражение враждебности, и она протянула руку Максу:
   — Констанция права, мистер Энсор. Это тот случай, когда, обжегшись на молоке, дуешь на воду. Приношу свои извинения, если мое замечание показалось вам оскорбительным.
   Он ответил добродушной улыбкой и пожал протянутую руку:
   — Я вас понимаю, мисс Панкхерст.
   — Надеюсь, вы придете еще на наши собрания, — проговорила Эммелина. — Мы совершенно бессовестны в своем стремлении найти поддержку в правительственных кругах.
   Макс похлопал свернутой в трубочку листовкой по ладони.
   — Вы, я вижу, планируете крестовый поход на Вестминстер?
   — Нам очень помогло бы, если бы член парламента согласился принять у нас петицию, — сказала Эммелина.
   Констанция почувствовала, как Макс напрягся, и поспешно вмешалась:
   — Давайте не торопить события, Эммелина.
   Эммелина кивнула:
   — Ты права. Твоя мать сказала бы то же самое. — Она улыбнулась Максу: — Вы не были знакомы следи Дункан. Она была замечательной женщиной.
   — Могу себе представить. Я знаком с ее дочерьми, — ответил он.
   Констанция решила, что с нее хватит.
   — Прошу нас извинить, Эммелина… Кристабель. У Макса назначена еще одна встреча.
   Когда они распрощались и вышли на улицу, уже освещенную газовыми лампами, Констанция слегка присвистнула.
   — Да, неловко получилось, — согласился Макс. — Я не ожидал, что на меня так набросятся.
   — Я тоже. Но в отчаянном положении даже умные люди могут совершать поступки, причиняющие вред их собственным интересам. — Она взяла его под руку. — Кстати, о причинении вреда — как могло так случиться, что ты оказался в нужном месте в нужное время, чтобы выручить моего отца? — спросила она, приподняв бровь.
   — Просто совпадение, — ответил он.
   — Врунишка. То, что ты оказался в этой гостинице в Хэмпстеде одновременно с моим разъяренным отцом, не могло быть простым совпадением.
   — Он и вправду выглядел не слишком счастливым, — заметил Макс. — У меня сложилось впечатление, что результат вашей затеи превзошел все ожидания. Он клялся, что больше никогда в жизни не притронется к автомобилю.
   — Да, затея удалась. Но я все еще хочу знать, как ты там оказался.
   — Я решил, что не стоит доставлять вашему отцу больше неприятностей, чем это необходимо, — ответил Макс. — Поэтому я следовал за ним от самого Лондона. Надеюсь, ты не против?
   — Нет… нет, конечно. Бедняга и так был вне себя от ярости, когда прибыл наконец домой.
   Макса несколько озадачила теплота, с которой она отозвалась об отце. Это как-то не вязалось с трудно скрываемым раздражением, которое сквозило в ее голосе всякий раз, когда она упоминала лорда Дункана.
   — Сложно вам приходится с отцом? — спросил он, останавливаясь под фонарем рядом с небольшим ресторанчиком.
   Он не собирался поднимать этот вопрос, но почему-то не удержался. Констанция засмеялась, но Максу показалось, что ее смех прозвучал немного неестественно.
   — Нет, он очень снисходительный и терпимый. Он вообще никогда не вмешивается в наши дела.
   — Тогда почему он тебя раздражает?
   — Раздражает?! — воскликнула она. — С чего ты это взял?
   — Не считай меня дураком. Нужно быть глухим и слепым, чтобы не заметить, что очень часто при упоминании об отце ты и твои сестры с трудом скрываете раздражение.
   Констанция вздохнула. Ей остался единственный выход — рассказать ему хотя бы часть правды.
   — Он очень упрям, — сказала она. — Если ему в голову западает какая-то идея, он от нее не отступится. А его идеи не всегда бывают хорошими или здравыми. Мама умела управлять им, при этом делала это настолько хорошо, что он даже не замечал, что им управляют. А когда мама умерла, некому стало сдерживать его. Однажды он потерял очень много денег, ввязавшись в какую-то глупую авантюру, и мы решили, что, если не хотим оказаться в приюте для нищих, нам придется учиться управлять им, как это делала наша мама. Нам это не всегда удается, поэтому мы часто приходим в отчаяние.
   — Понятно. Я не хотел показаться слишком любопытным. Зайдем? — Он указал на ресторанчик, возле которого они стояли. — Я заказал столик. Здесь очень тихо и уютно. Конечно, если ты не хочешь пообедать в более фешенебельном месте.
   — Нет, меня вполне устроит этот ресторанчик.
   Ее несколько удивило, что он выбрал такое непритязательное и неприметное заведение. Но как только она оказалась внутри, царившая там атмосфера очаровала ее. Маленький зал, всего на шесть столиков, был освещен только свечами. Добродушная хозяйка поприветствовала Макса по имени, с искренней теплотой пожала ему руку и проводила их к столу, стоявшему у окна.
   — У нас сегодня отличное, тушеное мясо с овощами, мистер Энсор. Я знаю, как вы его любите.
   — Мы целиком полагаемся на вас, миссис Бейкер, — сказал Макс, отодвигая стул для Констанции, — по крайней мере я. — Он занял место напротив. — Не уверен насчет мисс Дункан, она любит сама принимать решения, — поддразнил он.
   Констанция развернула салфетку и обратилась к Максу:
   — Сегодня я последую вашему примеру, мистер Энсор. — Она улыбнулась миссис Бейкер. — Я тоже целиком полагаюсь на ваш выбор.
   — Слушаюсь, мадам, — с улыбкой ответила женщина и поспешно удалилась.
   Через несколько минут к ним подошел официант с бутылкой кларета. Он открыл бутылку, сам попробовал вино и только после этого разлил его в бокалы. Макс кивком поблагодарил его.
   — Бейкеры раньше работали у нас. Мистер Бейкер был дворецким, а его жена — экономкой. Потом они получили небольшое наследство и решили открыть собственное дело. — Он жестом указал на зал. — И вот результат. Дела у них идут очень хорошо, и я бываю здесь так часто, как только могу.
   — Здесь очень мило, — сказала Констанция.
   Она взяла бокал и задумчиво посмотрела на Макса. Она сказала, что им необходимо получше узнать друг друга, чтобы укрепить их отношения, которые до сих пор строились только на сексе. В этом ресторанчике царила такая уютная интимная атмосфера, которая, казалось, располагала к откровенности. Ей было интересно — не из-за этого ли Макс решил привести ее именно сюда?
   — Ну и когда вы планируете брать штурмом Вестминстер? — спросил он. — На листовке ничего не сказано об этом, да и на собрании определенная дата не упоминалась.
   — Это еще пока не решено, — ответила она. — А что? Ты хочешь к нам присоединиться?
   — Навряд ли. — Он откинулся на стуле, пока официант расставлял тарелки с луковым супом и корзинку с хрустящим хлебом. Взяв ложку, Макс с наслаждением вдохнул исходивший от супа аромат: — Луковый суп у них превосходен. Вылечивает от всех болезней.
   Констанция опустила ложку в густую коричневую массу, в глубине которой плавали кусочки сыра.
   — Если я справлюсь со всем этим, то больше уже ничего не смогу съесть.
   — О нет, сможешь, — возразил Макс. — Ты не устоишь перед их тушеным мясом с овощами.
   — Эта еда больше подходит для холодной зимы. — Констанция принялась наматывать на ложку волокна расплавленного сыра. Потом попробовала суп и воскликнула: — Да, это действительно очень вкусно! Только я не представляю себе, как это есть, соблюдая хорошие манеры, — пробормотала она, завязнув зубами в сырных волокнах.
   Макс рассмеялся и своей вилкой помог ей разорвать сырный клубок, остатки которого упали обратно в тарелку. Это был очень интимный жест, но в то же время такой естественный, что она едва обратила на него внимание.
   Констанция сделала глоток вина, с изумлением пытаясь понять, как между ними так внезапно установилась дружеская и непринужденная атмосфера. Что же он все-таки был за человек? Опытный и внимательный любовник. В постели он мог быть то нежным и ласковым, то властным и требовательным. Это добавляло прелести любовной игре. И в повседневной жизни все обстояло точно так же. Он мог быть заботливым, тактичным и обаятельным, а через мгновение — высокомерным, саркастичным и даже напыщенным. Констанция полагала, что у всех людей можно было найти противоречия в их характерах, но у Макса эти противоречия были особенно заметны.
   — Почему бы тебе не задать этот вопрос прямо? — прервал он затянувшееся молчание.
   — Какой вопрос? — удивилась она, снова погружая ложку в суп.
   — Тот, который вертится у тебя на языке, — ответил он. — Я вижу, что ты умираешь от желания спросить у меня что-то. Давай, смелее. Я не укушу тебя.
   — Мне просто стало любопытно, почему после той истории, которая приключилась с тобой в Индии, ты так и не женился. Это весьма необычно, что у сорокалетнего мужчины нет жены.
   — Может быть, я еще не встретил женщину, на которой мне хотелось бы жениться, — сказал Макс. Он положил ложку и снова наполнил их бокалы. — А может быть, я пришел к выводу, что нельзя доверять ни одной женщине.
   — Это несколько огульное утверждение, — возмутилась Констанция. — Только из-за того, что одна женщина не сдержала обещания, обвинять весь женский род.
   — Да, умом я это понимаю. Давай остановимся на том, что после того эпизода в Индии я не встретил ни одной женщины, с которой я хотел бы быть по-настоящему близок.
   — И ты не чувствуешь себя одиноким?
   Он покачал головой:
   — Нет. Мне не составляет труда найти себе покладистую партнершу.
   — Такую, как я? — Констанция готова была откусить себе язык за то, что у нее вырвался этот вопрос.
   — И как я должен на это ответить? — спросил Макс. — Любой прозвучит как оскорбление.
   — Не важно, ответь все равно.
   «Будь что будет, к чему теперь останавливаться на полдороге», — подумала Констанция.
   Он задумчиво посмотрел на нее:
   — Хорошо, я отвечу. Ты не попадаешь в категорию покладистых партнерш. Отчасти потому, что большую часть времени ты вовсе не можешь похвастаться покладистостью. Ты любишь поспорить, вызывающе держишься, к тому же очень самоуверенна.
   — О! — рассмеялась Констанция. — А ты любишь женщин, которые смотрят тебе в рот и соглашаются со всем, что бы ты ни сказал? Так?
   — Нет, не так. — Макс улыбнулся. — Это какой-то глупый разговор, но если уж я начал, могу и закончить. Если оставить в стороне все эти недостатки, я нахожу тебя интересной, зачастую интригующе загадочной и, когда тебе этого захочется, неотразимо обаятельной. Удовлетворена?
   Констанция почувствовала, что краснеет.
   — Извини, что я задала этот вопрос.
   — А теперь ответь ты на мой вопрос.
   Она кивнула, решив, что это будет справедливо, хотя ее беспокоило, какой вопрос он собирается задать.
   — Ты очень страстная женщина, и физически, и эмоционально. А тебе никогда не бывает одиноко?
   Констанция принялась задумчиво водить ручкой вилки по скатерти.
   — У меня есть мои сестры. В этом отношении я совсем не одинока.
   — А в других отношениях?
   Она посмотрела на него и честно призналась:
   — Я об этом как-то не думала… до тех пор, пока не встретила тебя.
   — Я должен расценивать это как комплимент?
   — Это констатация факта. Я сама только сейчас это поняла.
   Они хранили молчание, пока официант убирал тарелки из-под супа. Макс размышлял, подходящий ли это момент, чтобы прямо спросить ее о «Леди Мейфэра». Но потом решил, что будет лучше, если она сама расскажет ему об этом. Когда-нибудь он сумеет заставить ее во всем признаться, но сейчас ему не хотелось нарушать их идиллию.
   Мясо с овощами оказалось восхитительным, как Макс и говорил, и Констанции не составило труда справиться со своей порцией. За мясом последовал ароматный сыр, а Макс вдобавок ко всему заказал еще большой кусок яблочного пирога, от которого Констанция с сожалением вынуждена была отказаться.
   Он подцепил на вилку кусочек пирога с золотистыми ломтиками яблок и пухлыми изюминками и поднес к ее губам.
   — Хотя бы попробуй. У миссис Бейкер изумительная выпечка. Открой рот.
   Констанция открыла рот и закрыла глаза. Пирог оказался потрясающе вкусным. Она взяла свою вилку и отломила у Макса еще кусочек.
   — Ты уверена, что не хочешь заказать себе пирога?
   — Абсолютно уверена, — сказала Констанция. — Я не в состоянии больше съесть ни крошки.
   С этим словами она опять потянулась вилкой к его тарелке.
   — Я сдаюсь, — объявил Макс, подвигая к ней свою тарелку. — Ешь, а я закажу себе еще одну порцию.
   — Но я действительно больше не хочу, — протестующе воскликнула Констанция. — Я вовсе не сладкоежка. Хотя этот пирог сладким не назовешь, — добавила она с улыбкой. — Он просто божественный!
   Уже перевалило за полночь, когда они вышли из ресторана. На улице было тепло и темно. Констанция чувствовала себя удивительно беспечной и беззаботной. Может быть, ей ударило в голову вино, но скорее всего причиной явилось осознание того, что она никогда прежде не проводила вечер в такой приятной и дружеской обстановке. Они не препирались, как обычно, а провели время удивительно мирно, в спокойной, расслабленной атмосфере.
   — Домой? — спросил Макс, останавливая наемный экипаж, медленно ехавший им навстречу.
   — К тебе или ко мне? — задала вопрос Констанция, садясь в экипаж.
   — Это вопрос, ответ на который я предпочел бы услышать от дамы, — сказал он, все еще стоя на тротуаре и ожидая, какой адрес назвать кебмену.
   — Тогда к тебе. Позже ты можешь отвезти меня домой на автомобиле.
   — Как прикажете, мадам. Кэнон-роу, милейший.
   — Слушаюсь, сэр.
   Лошадь тронулась с места. Констанция лениво повернула голову и стала наблюдать за тем, как лицо Макса то освещалось, то уходило в тень, по мере того как они проезжали под уличными фонарями. Он протянул руку, коснулся ее щеки и нежно погладил ее. Атмосфера между ними моментально накалилась. У Констанции перехватило дыхание, с такой внезапной неожиданностью ее охватило страстное желание. Она прильнула к нему и прижалась губами к его губам. Поцелуй был долгим и страстным. Макс застонал, его рука скользнула к ней под юбку. Он погладил ее ногу, обтянутую тонким шелковым чулком, потом передвинул руку выше. Она раздвинула ноги, открывая ему доступ к самым интимным частям своего тела. Его ласки сводили ее с ума. Достигнув пика блаженства, она закусила губу, чтобы сдержать сладострастный стон.
   — Бог мой, — прошептала она. — Мы ведь находимся в наемном экипаже!
   Он тихо рассмеялся, хотя его собственное дыхание было неровным, а глаза горели желанием.
   — Я и сам не ожидал, — тихо сказал он, убирая руку. — Какая распущенность!
   Констанция принялась расправлять свои юбки, чтобы занять себя чем-нибудь, пока ее учащенный пульс не придет в норму.
   — Я чувствую себя виноватой. Ты же не получил удовольствия.
   — О нет, получил, — прошептал он. — Когда я до тебя дотрагиваюсь, я теряю голову. Ты такая страстная и горячая, что мне хочется зарыться в тебя губами, исследуя языком каждый изгиб, каждую ложбинку на твоем теле. И я это сделаю. — Он улыбнулся ей, и на его лице читалось обещание страсти. — Как только мы закроем за собой дверь, я сниму с тебя все эти элегантные одежды, одну за другой, а потом буду ласкать руками и губами твое обнаженное тело. Я заставлю тебя рыдать от восторга. Ты достигнешь таких вершин наслаждения, о которых прежде и не подозревала. И когда я закончу, обещаю, что ты будешь не в состоянии пошевельнуть даже пальцем.
   Констанция судорожно глотнула воздух. Ее тело вновь горело огнем. Она беспокойно зашевелилась.
   — Не нужно больше, — с мольбой простонала она. — Не говори ничего, пока мы не доберемся до дома. Я не в силах это вынести.
   — Мне нравится видеть тебя такой. Мне нравится, что я могу одними словами довести тебя почти до исступления.
   — Это садизм, — сказала она. — Настоящий садизм.
   — Ни в коем случае! Я всего лишь доставляю тебе наслаждение.
   — Иногда наслаждение бывает неотличимо от боли, — возразила она, радуясь возможности отвлечься и пытаясь успокоиться.
   — Так же, как и боль может быть сродни наслаждению, — заметил он. — Как очень убедительно описал маркиз.