Страница:
добросовестности).
Коль скоро в сборнике содержатся многочисленные и убедительные признаки
того, что известнейшие поэты Англии откликнулись в нем на смерть каких-то
знакомых и близких им выдающихся Людей, между которыми существовали такие
необычные отношения, исследователь конца XX века не может и не должен
соглашаться с выводом о невозможности их установить, какой бы трудной ни
казалась эта задача. Констатация неудовлетворительности всех предложенных до
сих пор гипотез не обязательно должна вести к глобальному (в масштабе
проблемы) пессимизму. Скорее этот факт может свидетельствовать лишь о том,
что до сих пор поиски велись в малоперспективных направлениях, где удалось,
правда, уточнить некоторые интересные сами по себе, но, очевидно,
второстепенные по отношению к главной проблеме обстоятельства. Однако такая
констатация (или даже простое допущение) может играть Положительную роль,
нацеливая исследователей на выбор новых путей поисков, на критический
пересмотр положений, из которых исходили их предшественники.
В самом деле, главным отправным пунктом всех сформулированных ранее
гипотез является датировка книги 1601 годом, который вызвал у ее первого
исследователя понятные ассоциации с самым трагическим событием этого года -
мятежом королевского фаворита Эссекса и его казнью, тем более что за именем
"Феникс" можно было - хотя и с серьезной натяжкой во времени - увидеть саму
королеву. Эта дата как будто не мешала связывать содержание книги и с
упомянутым в посвящении Джоном Солсбэри, с семейными делами и сердечными
привязанностями этого многодетного джентльмена. Поиски же какой-то
значительной пары, чьи отношения были похожи на отношения Голубя и Феникс и
чья смерть произошла бы в этом (или близком к нему) году, остались
безрезультатными. Тысяча шестьсот первый год заводил в тупик...
Но на чем, собственно, такая датировка основывается? Изучив вопрос, я
убедился, что традиционная, принятая в шекспироведении датировка базируется
только на титульном листе одного из трех имеющихся экземпляров сборника и на
шмуцтитуле, оставшемся неизменным у всех трех (там напечатано: MDCI). Больше
никаких подтверждений этой традиционной датировки нет. Напомню, что в
хантингтонском экземпляре дата на титульном листе отсутствует, а в
лондонском - совершенно другой титульный лист, с другим названием и другой
датой - 1611. За прошедшие четыре столетия никаких дополнительных
подтверждений отпечатанной на титульном листе даты не нашлось. Зато в ходе
исследований установлен ряд фактов, которые вызывают сомнение в ее
достоверности и даже прямо ее опровергают.
Начну с того, что книга, как уже говорилось, не была зарегистрирована в
Регистре Компании {В русских научных изданиях ее часто называют Гильдией -
По характеру деятельности.} печатников и книгоиздателей. По установленному
порядку члены Компании имели право печатать только те книги, которые были
разрешены лицами, на то уполномоченными королевой: несколько членов Тайного
совета, высшие духовные сановники и канцлеры обоих университетов. Высокие
сановники в свою очередь часто перепоручали просматривать рукописи и давать
разрешение на их печатание своим подчиненным. Это разрешение помечалось на
рукописи (в некоторых случаях печаталось потом на титульном листе), после
чего издатель регистрировал ее в Регистре Компании, уплатив всего 6 пенсов,
и мог приступать к печатанию. Иногда регистрировались уже отпечатанные
книги, но есть и такие, записи о регистрации которых в Компании не
обнаружены.
Поскольку плата за регистрацию была ничтожной, она не могла быть
причиной нарушения правила (за что виновных наказывали). Уклонялись от
регистрации те издатели и печатники, которые по каким-то соображениям хотели
скрыть сам факт издания ими определенной книги или же дату ее выхода в свет.
При этом издатель или вообще не указывал на титульном листе год издания, или
печатал фальшивую дату, доставлявшую впоследствии немало хлопот ученым.
Могли существовать и другие причины уклонения от регистрации, но в любом
случае они должны были быть серьезными - ведь запись в Регистре Компании
фиксировала монопольное право издателя на печатание данной книги, защищала
его материальные интересы. В нашем случае имеют значение и личности
издателей и печатников: Блаунт, Филд и Лаунз были авторитетными членами
своей Гильдии, неоднократно выбиравшимися ее руководителями (старшина,
попечители), и рисковать просто так репутацией, нарушая правила, исполнения
которых они требовали от других, они бы не стали.
То обстоятельство, что на титульных листах нашего сборника стоят
подлинные имена этих уважаемых издателей и печатников и их эмблемы, а в
текстах - имена известных поэтов, говорит о том, что сборник не
регистрировался специально, чтобы скрыть действительный год издания, который
мог послужить ключом к пониманию смысла книги, без сомнения, появившейся по
свежим следам заметного события - смерти знатной супружеской четы. Что
касается разрешения, то получить его через влиятельных друзей покойных не
представляло большого труда, тем более, что книга не содержала политической
или религиозной крамолы.
Конечно, отсутствие регистрации (и в 1601-м, и в 1611 году) само по
себе еще не является бесспорным доказательством фиктивности даты на
титульном листе, но оно, во всяком случае, и не подтверждает эту дату.
Подтверждения нет! А поскольку в создании книги принимали участие известные
поэты, издатели и печатники, отсутствие регистрации дает первое серьезное
основание (и даже обязывает ученых) поставить традиционную, но
бездоказательную датировку под вопрос. И можно только удивляться, что это не
было сделано раньше {*}.
{Впрочем, понять причину такого пренебрежения важным фактом со стороны
западных ученых несложно. Регистрации многих (считается, что до 30
процентов) английских книг XVI-XVII вв. не найдены, поэтому ученые
привыкли не очень обращать внимание на каждый отдельный случай, тем более -
доискиваться его обстоятельств, особенностей, причин. Такая практика весьма
порочна, ибо солидные, занимавшие первые ряды в иерархии членов Гильдии
издатели дорожили своим положением и правило регистрации без особой
необходимости не нарушали.
Проверив подрядное изданий Э. Блаунта за 1578-1623 гг., я подсчитал,
что за этот период им - или с его участием - было издано 62 книги, из них не
зарегистрированы только 3 (в том числе книга, издававшаяся до этого в
Шотландии" и книга, которую он лишь продавал). М.Лаунзза 1600-1607 гг. и в
1611 г. издал всего 44 книги, из них не зарегистрировано только 2 (одна с
нападками на папу римского, другая - опасное письмо к У.РэЛи, сидевшему
тогда в тюрьме). Таким образом" и Блаунт, и Лаунз регистрировали практически
все свои издания (а также переиздания, передачи прав и т.п.); случай с
книгой Р. Честера, когда они оба уклонились от регистрации одной и той же
книги, является уникальным, и уже хотя бы потому проблема его датировки
требует специального исследования. Полагаю, что с этим английские и
американские ученые - шекспироведы и книговеды - теперь согласятся.}
Имеются и другие веские причины сомневаться в том, что загадочная книга
действительно появилась в 1601 году. Известно, что именно к этому периоду
относится так называемая война театров, когда Бен Джонсон отчаянно враждовал
с Джоном Марстоном и Томасом Деккером, и именно в 1601 году эта вражда
находилась в самом разгаре. Позже Джонсон рассказывал поэту Драммонду {20},
что ссора доходила до прямого рукоприкладства: он отнял у Марстона пистолет
и жестоко избил его. Многие исследователи честеровского сборника, в
частности Мэтчет, недоумевали: как можно, да еще с учетом "взрывчатого"
характера Бена Джонсона, совместить эту длительную вражду, доходившую до
взаимных публичных нападок, оскорблений и даже побоев, с фактом
сотрудничества обоих поэтов в создании книги в том же, 1601 году? При этом
вклад Джонсона и Марстона в сборнике наибольший - по четыре стихотворения у
каждого. Мэтчет вынужден даже предположить, что яростные и ядовитые выпады
поэтов друг против друга, включая такие известные появившиеся в 1601 году
пьесы, как "Что вам угодно" Марстона и "Рифмоплет" Джонсона, делались с
целью замаскировать их участие в тайном сборнике (связанном, как считает
этот ученый, с судьбой Эссекса), Необоснованность и натянутость такого
предположения о секретном сотрудничестве поэтов-соперников в 1601 году
очевидны. Гораздо логичней было бы считать, что такое сотрудничество (а
следовательно, и издание книги Честера) имело место позже, во всяком случае,
не раньше примирения поэтов в 1602-1603 годах,
В 1601 году Марстон был еще молодым и задиристым ("новым", как назвал
его в своих записях театральный предприниматель Филип Хенслоу)
поэтом-сатириком, не печатавшимся под собственным именем {Его тогдашний
псевдоним - Уильям Кинсайдер.}. и к нему в это время вряд ли могло
относиться помещенное на шмуцтитуле определение участников как "лучших и
главнейших поэтов Англии". Да и Бен Джонсон был еще далек от зенита своей
славы, которая пришла к нему только через несколько лет, уже после окончания
пресловутой "войны театров". Заметно также, что стихотворения Марстона в
честеровском сборнике отличаются своей серьезностью и философской глубиной
от всех его ранних произведений.
Еще первый комментатор сборника А. Гросарт с удивлением отметил
верноподданническую аллюзию в адрес Иакова Стюарта, содержащуюся в поэме
Честера (в диалоге Природы и Феникс). Но сын Марии Стюарт в 1601 году правил
только Шотландией и не был еще английским королем, не был он и официально
объявленным наследником Елизаветы. Поскольку с Шотландией книга Честера как
будто никак не связана, Гросарт. не видя признаков позднейшей вставки (а
мысль о более позднем появлении всего издания ему вообще не приходила в
голову), был вынужден допустить, что подданные Елизаветы уже за несколько
лет до ее смерти относились к шотландскому монарху как к своему будущему
королю и не боялись высказывать это отношение публично. Такое допущение
противоречит историческим фактам. До последнего дня жизни королевы Елизаветы
никто в Англии открыто не называл шотландского короля Иакова наследником
английской короны; лишь несколько высокопоставленных вельмож в предвидении
будущего позволяли себе касаться вопросов престолонаследия в глубоко
законспирированной переписке с Эдинбургом. А за печатные намеки и
комплименты такого рода (государственная измена!) виновные могли дорого
поплатиться. Можно вспомнить, что в тайном доносе на Кристофера Марло среди
других его преступлений доносчик указывает и на сношения с шотландским
двором. Позднейшие исследователи честеровского сборника даже не пытались
как-то объяснить эту рискованную "обмолвку" Роберта Честера, а ведь она
свидетельствует о том, что он писал свою поэму (или по крайней мере - ее
часть) уже в царствование короля Иакова I {О короле Иакове напоминает и
образ грозного Юпитера, который, восседая на троне в "Высокой Звездной
Палате", выслушивает жалобу Розалинды и посылает больному Голубю
чудодейственный бальзам, чтобы "привести его в постель Феникс".}, то есть не
ранее 1603 года.
Гросарт также упоминает (не вдаваясь в тщательный анализ) о маленьком
томике, существующем в единственном экземпляре, - "Четыре птицы из Ноева
ковчега" Томаса Деккера. Книга содержит молитвы, вложенные автором в уста
Голубя, Орла, Пеликана и Феникс; каждому персонажу отведена отдельная глава
со своим шмуцтитулом. Особое внимание уделено в авторских обращениях Голубю
и Феникс. "Птицы" (и их прототипы) здесь явно те же, что и у Честера, и
отношение к ним автора также исполнено глубочайшего пиетета, но характерные
для честеровского сборника траурные мотивы у Деккера полностью отсутствуют -
эти прототипы были еще живы в 1609 году, которым книга о "четырех птицах"
датирована. Еще один факт, говорящий за более позднее, чем традиционно было
принято считать, происхождение честеровского сборника.
На титульном листе фолджеровского и хантингтонского экземпляров
указано, что поэма якобы переведена Честером с итальянского и даже приведено
выдуманное имя автора итальянского оригинала. Это - откровенная
мистификация, ибо ни такой итальянской поэмы, ни поэта Торквато Челиано
история литературы не знает, и вообще все произведения сборника безусловно
британского происхождения (с этим, слава Богу, согласны все исследователи
книги). Такая мистификация, однако, вполне согласуется с предупреждением
составителей (на том же титульном листе, двумя строками выше), что правда о
Голубе и Феникс будет выражена аллегорически завуалированной, затененной
(shadowed). Указание на мифического итальянца - один из элементов этого
вуалирования. Сюда же относятся аллегорические имена, нарочитые
многостраничные отступления, призванные сбить с толку, отпугнуть
непосвященных читателей ("толпу") - судя по всему, в планы издателей совсем
не входило рекламировать свое причудливое детище, предназначенное для
"глубоких ушей", то есть для тех, кто знал тайну Голубя и Феникс. Заботясь о
том, чтобы не дать "толпе" ключ к своей аллегории, издатели понимали:
главным нежелательным ключом может стать подлинная дата издания, и
приведенные выше факты свидетельствуют, что они принимали меры для ее
сокрытия, но, к счастью для нас, полностью скрыть все следы не смогли (а
может быть - и не хотели).
Важным - и убедительным - доказательством того, что честеровский
сборник появился на свет не в 1601 году, а значительно позже, является
хранящийся в Британском музее экземпляр, датированный 1611 годом. Обычно его
принято называть переизданием или вторым изданием сборника. Однако целый ряд
очень странных обстоятельств противоречит такому упрощенному представлению
об этом уникуме.
Лондонский экземпляр с датой "1611" на титуле отпечатан с того же
набора, что и фолджеровский, датированный 1601 годом (и хан-тингтонский
тоже), - это факт бесспорный, так как совпадает весь текст, включая
опечатки, особенности и дефекты шрифта. Однако титульный лист с заглавием
"Жертва Любви..." вместе с предварительными обращениями Честера (без
пагинации) отсутствуют, и на их месте мы видим другой титульный лист, с
совершенно другим, витиеватым и не соответствующим содержанию заглавием:
"Ануалы Великой Британии, или Самый превосходный Памятник..." Я уже обращал
внимание читателя на первое, отпечатанное крупным шрифтом слово "Ануалы",
которое сегодняшние комментаторы часто "добросовестно исправляют" на не
вызывающее вопросов "Анналы". Но в своем действительном (а не исправленном
через четыре столетия) виде это слово похоже на новообразование от
латинского anus - заднепроходное отверстие. И тогда заглавие может
приобрести непристойный, раблезианский смысл и выглядеть как намек на
гомосексуальность. Такому прочтению соответствует и двусмысленная
заключительная часть заглавия. Вероятность неумышленной опечатки в ключевом
слове на титульном листе крайне мала, а вероятность того, что такую
"опечатку" на самом видном месте не заметил ни хозяин типографии, ни кто-то
другой, - почти нулевая. Удивительно, что на этом титуле вообще исчезло не
только прежнее название книги (а чем "Жертва Любви" плохое название для
выпускаемой в продажу книги?), но и всякое упоминание о ее главных героях -
Голубе и Феникс, и даже имя автора - Роберта Честера! Исчезло и сообщение о
том, что книга содержит произведения некоторых "современных писателей", а
вместе с первыми страницами - и посвятительное обращение Честера к имени
Джона Солсбэри. Вместо издателя Блаунта появилось имя его коллеги Мэтью
Лаунза и эмблема печатника Эдуарда Оллда. Шмуцтитул же с датой ""160Ь и с
эмблемой Филда остался на своем прежнем месте нетронутым. Кто же все-таки
печатал эту книгу - Филд или Оллд?
Немного есть на свете книг, которые задавали бы исследователям столько
загадок, как этот экземпляр честеровского сборника, хранящийся в Британском
музее, И немного за четыре столетия нашлось желающих поломать голову над
этими загадками - неблагодарное занятие; куда проще занести книгу в
справочники как "второе издание" и на этом успокоиться.
Что же все-таки произошло с лондонским экземпляром честеровского
сборника, который почти потерял право так называться (если в фолджеровском
экземпляре имя Честера встречается восемь раз, то в лондонском оно осталось
только в трех местах заключительной части его поэмы - один раз полностью и
дважды инициалы, - откуда его было непросто удалить)? Каким образом
экземпляры книги, отпечатанные с одного набора, на одной и той же бумаге,
вышли в свет с промежутком в десять лет? Ясность могла бы внести запись в
Регистре Компании печатников и книгоиздателей, но мы уже знаем, что и
Блаунт, и Лаунз, вопреки своему обычаю, почему-то сочли необходимым
уклониться от регистрации и в 1601-м, и в 1611 году.
Ученые - сторонники гипотезы Гросарта, пытавшиеся как-то объяснить эту
загадочную историю (или хотя бы ее часть), могут только предполагать - как
это делает Мэтчет, - что, отпечатав книгу слишком большим тиражом, Блаунт не
успел его быстро распродать. Затем по каким-то причинам (возможно, боясь
преследования за издание книги, касающейся запретной темы отношений королевы
с казненным графом) Блаунт спрятал где-то оставшиеся экземпляры или
несброшюрованные листы, а через десять лет передал их Лаунзу. Последний, по
непонятным соображениям (например, посчитав заглавие книги устаревшим и не
сулящим коммерческого успеха), выдрал титульный и несколько следующих за ним
- непагинированных - листов, вклеил новый, специально напечатанный титульный
лист с курьезным и содержащим странную "опечатку" заглавием и в таком
"подновленном" виде пустил старую книгу в продажу. При этом оказалось
выброшенным имя не только Джона Солсбэри, но и самого автора - Роберта
Честера, хотя оба были еще живы. Почему Лаунз убрал упоминание о
произведениях других поэтов? Ведь за прошедшие десять лет эти поэты
действительно стали знаменитыми, "лучшими и значительнейшими" в Англии и их
имена могли бы только привлечь к книге внимание покупателей (раз уж Лаунз
так заботился о "коммерческом успехе").
Мотивы, которыми могли при таком варианте руководствоваться сначала
Блаунт, а потом Лаунз, представляются достаточно нелогичными и непостижимыми
для каждого, кто попытается в них проникнуть. Если в какой-то момент между
1601 и 1611 годами некая опасность действительно угрожала изданию, самым
простым и естественным для Блаунта было уничтожить нераспроданный или
несброшюрованный остаток. Он, однако, предпочел прятать этот -
предполагаемый - остаток в течение долгих десяти лет, невзирая на
серьезнейшие изменения, происшедшие в стране в эти годы. Если еще можно с
натяжкой допустить, что кто-то из власть имущих увидел в вышедшей без
надлежащей регистрации книге недозволенный намек на королеву Елизавету и
графа Эссекса (хотя и тогда, как и сегодня, обнаружить такие намеки было
чрезвычайно трудно), то какое значение вообще эти соображения могли иметь
после смерти королевы, то есть после 1603 года? (Да и в 1601 году ни Блаунт,
ни типограф Филд, ни кто-либо из авторов не пострадал, как это бывало в
подобных случаях. Так, в 1605 году те же Джонсон и Чапмен оказались в тюрьме
только за расцененные как политически вредные пассажи в пьесе "Эй, на
Восток!")
Известно чрезвычайно благосклонное отношение короля Иакова к уцелевшим
соратникам Эссекса и его достаточно равнодушное отношение к памяти покойной
королевы Елизаветы. В любом случае после 1603 года Блаунт (очень активный и
влиятельный именно в этот период) мог спокойно распродать остатки тиража,
если таковые у него действительно были. Но выходит, что он еще долгие годы
продолжал прятать книгу (или начисто забыл о ней), после чего передал
"остатки" другому книгоиздателю, который нелепо искажает ее выходные данные,
ставит зачем-то эмблему другого типографа и в таком виде отправляет книгу в
продажу. И опять ни Блаунт, ни Лаунз не регистрируют книгу, в которой
напечатаны не содержащие ничего крамольного (не так ли?) произведения
известных поэтов. Почему? Что им могло мешать теперь?
Сторонники гипотезы Брауна тоже привычно называют лондонский экземпляр
"вторым изданием" сборника. Но, объясняя десятилетнюю разницу, отличающую
его титульный лист от фолджеровского, они не могут, конечно, ссылаться
надело Эссекса и связанные с ним опасности для издателя. Вместо этого
предполагаются причины чисто коммерческого характера. Сначала - та же
выдуманная версия о том, что Блаунт не смог распродать весь отпечатанный
тираж. Известно, что приблизительно в 1609 году он передал свою книжную
лавку "Голова епископа" Лаунзу. Отсюда появляется предположение: очевидно,
вместе с лавкой были переданы и остатки нераспроданных книг, в том числе и
"Жертва Любви" (будто бы пролежавшая в лавке восемь лет). Далее уже
знакомое: книга по-прежнему не пользовалась спросом, вот и пришлось Лаунзу
еще через два года выдирать у пресловутого "остатка" титульные листы и т п.
Как видим, привычное представление о том, что в 1611 году продавался с
новым титульным листом остаток тиража 1601 года, наталкивается на множество
серьезнейших несоответствий, преодолеть которые можно путем явных натяжек и
домыслов, далеких от подлинных реалий и логики.
Напомню главное: подтверждений того, что книга Честера вообще была в
продаже, тем более что у Блаунта якобы образовались ее "нераспроданные
остатки", которые он через много лет передал Лаунзу, - не существует и
никогда не существовало.
Еще хуже обстоит дело с предположением о десятилетнем - беспрецедентном
- хранении старых наборных досок. Эта версия отпала окончательно после того,
как в ходе исследования было установлено, что лондонский экземпляр отпечатан
на той же - причем уникальной - партии бумаги, что и остальные. К
доказательствам мистификационного характера честеровского сборника,
полученным аналитическим путем, добавились эмпирические - чрезвычайно важные
и интересные. Вот как это произошло.
Поскольку вначале я изучал книгу Честера по микрофильмокопиям и по
переизданию Гросарта, то не мог сам проверить и сравнить бумагу, на которой
напечатаны оригиналы первоиздания, находившиеся в Англии и США. В западной
научной литературе отсутствовали какие-либо сведения об этой бумаге, о
водяных знаках на ней (как потом выяснилось, за четыре столетия никто не
удосужился посмотреть на свет страницы загадочного издания, на титульных
листах которого стояли разные даты). А между тем выявить и сличить водяные
знаки было совершенно необходимо: они могли нести бесценную для правильной
датировки информацию. Поэтому после публикации первой статьи о честеровском
сборнике я стал обращаться к друзьям и коллегам, направлявшимся в США и
Англию, с просьбой принять участие в следующем этапе исследования. Наконец,
в декабре 1988 года известная переводчица, преподаватель Института
иностранных языков и энтузиаст шекспироведческих исследований Марина
Дмитриевна Литвинова, будучи по своим делам в Вашингтоне, добилась пропуска
в Шекспировскую библиотеку Фолджера и попросила показать ей хранящийся там
экземпляр честеровского сборника "Жертва Любви". И вот она - первый человек
за несколько веков - рассматривает потемневшие страницы на свет и на многих
из них ясно различает контуры старинных знаков. Среди них - занятный
единорог с искривленными задними ногами. Подходят научные сотрудники
Библиотеки, приносят специальные справочники по водяным знакам и
констатируют, что, хотя изображения мифических единорогов встречаются на
старинной бумаге нередко, такой единорог обнаружен впервые {И где обнаружен
этот единорог - в самом центре Вашингтона!}, этот водяной знак является
уникальным! К странностям честеровской книги добавилась еще одна, и весьма
существенная.
Теперь было необходимо проверить водяные знаки в лондонском экземпляре,
уже много десятилетий отделенном от своего вашингтонского собрата
Атлантическим океаном. Получив от Библиотеки Фолджера воспроизведенные
специальной аппаратурой факсимильные изображения водяных знаков, посылаю их
в Британскую библиотеку (отпочковавшуюся от Британского музея) с просьбой
сравнить их со знаками в лондонском экземпляре. Ответ задерживается, поэтому
надоедаю всем знакомым и незнакомым, собирающимся в Лондон... Наконец, в
июле 1989 года в поиск включается находящийся в Лондоне в командировке
историк Игорь Кравченко - он добирается до заветной книги, просматривает ее
страницы на свет, зарисовывает контуры водяных знаков. Потом в Москве мы
сравниваем эти зарисовки с фолджеровскими отпечатками - водяные знаки одни и
те же! Вскоре приходит подтверждение и от эксперта Британской библиотеки.
Всего в книге - в каждом экземпляре - шесть видов водяных знаков (включая
необыкновенного единорога); страницы с этими знаками занимают две трети
Коль скоро в сборнике содержатся многочисленные и убедительные признаки
того, что известнейшие поэты Англии откликнулись в нем на смерть каких-то
знакомых и близких им выдающихся Людей, между которыми существовали такие
необычные отношения, исследователь конца XX века не может и не должен
соглашаться с выводом о невозможности их установить, какой бы трудной ни
казалась эта задача. Констатация неудовлетворительности всех предложенных до
сих пор гипотез не обязательно должна вести к глобальному (в масштабе
проблемы) пессимизму. Скорее этот факт может свидетельствовать лишь о том,
что до сих пор поиски велись в малоперспективных направлениях, где удалось,
правда, уточнить некоторые интересные сами по себе, но, очевидно,
второстепенные по отношению к главной проблеме обстоятельства. Однако такая
констатация (или даже простое допущение) может играть Положительную роль,
нацеливая исследователей на выбор новых путей поисков, на критический
пересмотр положений, из которых исходили их предшественники.
В самом деле, главным отправным пунктом всех сформулированных ранее
гипотез является датировка книги 1601 годом, который вызвал у ее первого
исследователя понятные ассоциации с самым трагическим событием этого года -
мятежом королевского фаворита Эссекса и его казнью, тем более что за именем
"Феникс" можно было - хотя и с серьезной натяжкой во времени - увидеть саму
королеву. Эта дата как будто не мешала связывать содержание книги и с
упомянутым в посвящении Джоном Солсбэри, с семейными делами и сердечными
привязанностями этого многодетного джентльмена. Поиски же какой-то
значительной пары, чьи отношения были похожи на отношения Голубя и Феникс и
чья смерть произошла бы в этом (или близком к нему) году, остались
безрезультатными. Тысяча шестьсот первый год заводил в тупик...
Но на чем, собственно, такая датировка основывается? Изучив вопрос, я
убедился, что традиционная, принятая в шекспироведении датировка базируется
только на титульном листе одного из трех имеющихся экземпляров сборника и на
шмуцтитуле, оставшемся неизменным у всех трех (там напечатано: MDCI). Больше
никаких подтверждений этой традиционной датировки нет. Напомню, что в
хантингтонском экземпляре дата на титульном листе отсутствует, а в
лондонском - совершенно другой титульный лист, с другим названием и другой
датой - 1611. За прошедшие четыре столетия никаких дополнительных
подтверждений отпечатанной на титульном листе даты не нашлось. Зато в ходе
исследований установлен ряд фактов, которые вызывают сомнение в ее
достоверности и даже прямо ее опровергают.
Начну с того, что книга, как уже говорилось, не была зарегистрирована в
Регистре Компании {В русских научных изданиях ее часто называют Гильдией -
По характеру деятельности.} печатников и книгоиздателей. По установленному
порядку члены Компании имели право печатать только те книги, которые были
разрешены лицами, на то уполномоченными королевой: несколько членов Тайного
совета, высшие духовные сановники и канцлеры обоих университетов. Высокие
сановники в свою очередь часто перепоручали просматривать рукописи и давать
разрешение на их печатание своим подчиненным. Это разрешение помечалось на
рукописи (в некоторых случаях печаталось потом на титульном листе), после
чего издатель регистрировал ее в Регистре Компании, уплатив всего 6 пенсов,
и мог приступать к печатанию. Иногда регистрировались уже отпечатанные
книги, но есть и такие, записи о регистрации которых в Компании не
обнаружены.
Поскольку плата за регистрацию была ничтожной, она не могла быть
причиной нарушения правила (за что виновных наказывали). Уклонялись от
регистрации те издатели и печатники, которые по каким-то соображениям хотели
скрыть сам факт издания ими определенной книги или же дату ее выхода в свет.
При этом издатель или вообще не указывал на титульном листе год издания, или
печатал фальшивую дату, доставлявшую впоследствии немало хлопот ученым.
Могли существовать и другие причины уклонения от регистрации, но в любом
случае они должны были быть серьезными - ведь запись в Регистре Компании
фиксировала монопольное право издателя на печатание данной книги, защищала
его материальные интересы. В нашем случае имеют значение и личности
издателей и печатников: Блаунт, Филд и Лаунз были авторитетными членами
своей Гильдии, неоднократно выбиравшимися ее руководителями (старшина,
попечители), и рисковать просто так репутацией, нарушая правила, исполнения
которых они требовали от других, они бы не стали.
То обстоятельство, что на титульных листах нашего сборника стоят
подлинные имена этих уважаемых издателей и печатников и их эмблемы, а в
текстах - имена известных поэтов, говорит о том, что сборник не
регистрировался специально, чтобы скрыть действительный год издания, который
мог послужить ключом к пониманию смысла книги, без сомнения, появившейся по
свежим следам заметного события - смерти знатной супружеской четы. Что
касается разрешения, то получить его через влиятельных друзей покойных не
представляло большого труда, тем более, что книга не содержала политической
или религиозной крамолы.
Конечно, отсутствие регистрации (и в 1601-м, и в 1611 году) само по
себе еще не является бесспорным доказательством фиктивности даты на
титульном листе, но оно, во всяком случае, и не подтверждает эту дату.
Подтверждения нет! А поскольку в создании книги принимали участие известные
поэты, издатели и печатники, отсутствие регистрации дает первое серьезное
основание (и даже обязывает ученых) поставить традиционную, но
бездоказательную датировку под вопрос. И можно только удивляться, что это не
было сделано раньше {*}.
{Впрочем, понять причину такого пренебрежения важным фактом со стороны
западных ученых несложно. Регистрации многих (считается, что до 30
процентов) английских книг XVI-XVII вв. не найдены, поэтому ученые
привыкли не очень обращать внимание на каждый отдельный случай, тем более -
доискиваться его обстоятельств, особенностей, причин. Такая практика весьма
порочна, ибо солидные, занимавшие первые ряды в иерархии членов Гильдии
издатели дорожили своим положением и правило регистрации без особой
необходимости не нарушали.
Проверив подрядное изданий Э. Блаунта за 1578-1623 гг., я подсчитал,
что за этот период им - или с его участием - было издано 62 книги, из них не
зарегистрированы только 3 (в том числе книга, издававшаяся до этого в
Шотландии" и книга, которую он лишь продавал). М.Лаунзза 1600-1607 гг. и в
1611 г. издал всего 44 книги, из них не зарегистрировано только 2 (одна с
нападками на папу римского, другая - опасное письмо к У.РэЛи, сидевшему
тогда в тюрьме). Таким образом" и Блаунт, и Лаунз регистрировали практически
все свои издания (а также переиздания, передачи прав и т.п.); случай с
книгой Р. Честера, когда они оба уклонились от регистрации одной и той же
книги, является уникальным, и уже хотя бы потому проблема его датировки
требует специального исследования. Полагаю, что с этим английские и
американские ученые - шекспироведы и книговеды - теперь согласятся.}
Имеются и другие веские причины сомневаться в том, что загадочная книга
действительно появилась в 1601 году. Известно, что именно к этому периоду
относится так называемая война театров, когда Бен Джонсон отчаянно враждовал
с Джоном Марстоном и Томасом Деккером, и именно в 1601 году эта вражда
находилась в самом разгаре. Позже Джонсон рассказывал поэту Драммонду {20},
что ссора доходила до прямого рукоприкладства: он отнял у Марстона пистолет
и жестоко избил его. Многие исследователи честеровского сборника, в
частности Мэтчет, недоумевали: как можно, да еще с учетом "взрывчатого"
характера Бена Джонсона, совместить эту длительную вражду, доходившую до
взаимных публичных нападок, оскорблений и даже побоев, с фактом
сотрудничества обоих поэтов в создании книги в том же, 1601 году? При этом
вклад Джонсона и Марстона в сборнике наибольший - по четыре стихотворения у
каждого. Мэтчет вынужден даже предположить, что яростные и ядовитые выпады
поэтов друг против друга, включая такие известные появившиеся в 1601 году
пьесы, как "Что вам угодно" Марстона и "Рифмоплет" Джонсона, делались с
целью замаскировать их участие в тайном сборнике (связанном, как считает
этот ученый, с судьбой Эссекса), Необоснованность и натянутость такого
предположения о секретном сотрудничестве поэтов-соперников в 1601 году
очевидны. Гораздо логичней было бы считать, что такое сотрудничество (а
следовательно, и издание книги Честера) имело место позже, во всяком случае,
не раньше примирения поэтов в 1602-1603 годах,
В 1601 году Марстон был еще молодым и задиристым ("новым", как назвал
его в своих записях театральный предприниматель Филип Хенслоу)
поэтом-сатириком, не печатавшимся под собственным именем {Его тогдашний
псевдоним - Уильям Кинсайдер.}. и к нему в это время вряд ли могло
относиться помещенное на шмуцтитуле определение участников как "лучших и
главнейших поэтов Англии". Да и Бен Джонсон был еще далек от зенита своей
славы, которая пришла к нему только через несколько лет, уже после окончания
пресловутой "войны театров". Заметно также, что стихотворения Марстона в
честеровском сборнике отличаются своей серьезностью и философской глубиной
от всех его ранних произведений.
Еще первый комментатор сборника А. Гросарт с удивлением отметил
верноподданническую аллюзию в адрес Иакова Стюарта, содержащуюся в поэме
Честера (в диалоге Природы и Феникс). Но сын Марии Стюарт в 1601 году правил
только Шотландией и не был еще английским королем, не был он и официально
объявленным наследником Елизаветы. Поскольку с Шотландией книга Честера как
будто никак не связана, Гросарт. не видя признаков позднейшей вставки (а
мысль о более позднем появлении всего издания ему вообще не приходила в
голову), был вынужден допустить, что подданные Елизаветы уже за несколько
лет до ее смерти относились к шотландскому монарху как к своему будущему
королю и не боялись высказывать это отношение публично. Такое допущение
противоречит историческим фактам. До последнего дня жизни королевы Елизаветы
никто в Англии открыто не называл шотландского короля Иакова наследником
английской короны; лишь несколько высокопоставленных вельмож в предвидении
будущего позволяли себе касаться вопросов престолонаследия в глубоко
законспирированной переписке с Эдинбургом. А за печатные намеки и
комплименты такого рода (государственная измена!) виновные могли дорого
поплатиться. Можно вспомнить, что в тайном доносе на Кристофера Марло среди
других его преступлений доносчик указывает и на сношения с шотландским
двором. Позднейшие исследователи честеровского сборника даже не пытались
как-то объяснить эту рискованную "обмолвку" Роберта Честера, а ведь она
свидетельствует о том, что он писал свою поэму (или по крайней мере - ее
часть) уже в царствование короля Иакова I {О короле Иакове напоминает и
образ грозного Юпитера, который, восседая на троне в "Высокой Звездной
Палате", выслушивает жалобу Розалинды и посылает больному Голубю
чудодейственный бальзам, чтобы "привести его в постель Феникс".}, то есть не
ранее 1603 года.
Гросарт также упоминает (не вдаваясь в тщательный анализ) о маленьком
томике, существующем в единственном экземпляре, - "Четыре птицы из Ноева
ковчега" Томаса Деккера. Книга содержит молитвы, вложенные автором в уста
Голубя, Орла, Пеликана и Феникс; каждому персонажу отведена отдельная глава
со своим шмуцтитулом. Особое внимание уделено в авторских обращениях Голубю
и Феникс. "Птицы" (и их прототипы) здесь явно те же, что и у Честера, и
отношение к ним автора также исполнено глубочайшего пиетета, но характерные
для честеровского сборника траурные мотивы у Деккера полностью отсутствуют -
эти прототипы были еще живы в 1609 году, которым книга о "четырех птицах"
датирована. Еще один факт, говорящий за более позднее, чем традиционно было
принято считать, происхождение честеровского сборника.
На титульном листе фолджеровского и хантингтонского экземпляров
указано, что поэма якобы переведена Честером с итальянского и даже приведено
выдуманное имя автора итальянского оригинала. Это - откровенная
мистификация, ибо ни такой итальянской поэмы, ни поэта Торквато Челиано
история литературы не знает, и вообще все произведения сборника безусловно
британского происхождения (с этим, слава Богу, согласны все исследователи
книги). Такая мистификация, однако, вполне согласуется с предупреждением
составителей (на том же титульном листе, двумя строками выше), что правда о
Голубе и Феникс будет выражена аллегорически завуалированной, затененной
(shadowed). Указание на мифического итальянца - один из элементов этого
вуалирования. Сюда же относятся аллегорические имена, нарочитые
многостраничные отступления, призванные сбить с толку, отпугнуть
непосвященных читателей ("толпу") - судя по всему, в планы издателей совсем
не входило рекламировать свое причудливое детище, предназначенное для
"глубоких ушей", то есть для тех, кто знал тайну Голубя и Феникс. Заботясь о
том, чтобы не дать "толпе" ключ к своей аллегории, издатели понимали:
главным нежелательным ключом может стать подлинная дата издания, и
приведенные выше факты свидетельствуют, что они принимали меры для ее
сокрытия, но, к счастью для нас, полностью скрыть все следы не смогли (а
может быть - и не хотели).
Важным - и убедительным - доказательством того, что честеровский
сборник появился на свет не в 1601 году, а значительно позже, является
хранящийся в Британском музее экземпляр, датированный 1611 годом. Обычно его
принято называть переизданием или вторым изданием сборника. Однако целый ряд
очень странных обстоятельств противоречит такому упрощенному представлению
об этом уникуме.
Лондонский экземпляр с датой "1611" на титуле отпечатан с того же
набора, что и фолджеровский, датированный 1601 годом (и хан-тингтонский
тоже), - это факт бесспорный, так как совпадает весь текст, включая
опечатки, особенности и дефекты шрифта. Однако титульный лист с заглавием
"Жертва Любви..." вместе с предварительными обращениями Честера (без
пагинации) отсутствуют, и на их месте мы видим другой титульный лист, с
совершенно другим, витиеватым и не соответствующим содержанию заглавием:
"Ануалы Великой Британии, или Самый превосходный Памятник..." Я уже обращал
внимание читателя на первое, отпечатанное крупным шрифтом слово "Ануалы",
которое сегодняшние комментаторы часто "добросовестно исправляют" на не
вызывающее вопросов "Анналы". Но в своем действительном (а не исправленном
через четыре столетия) виде это слово похоже на новообразование от
латинского anus - заднепроходное отверстие. И тогда заглавие может
приобрести непристойный, раблезианский смысл и выглядеть как намек на
гомосексуальность. Такому прочтению соответствует и двусмысленная
заключительная часть заглавия. Вероятность неумышленной опечатки в ключевом
слове на титульном листе крайне мала, а вероятность того, что такую
"опечатку" на самом видном месте не заметил ни хозяин типографии, ни кто-то
другой, - почти нулевая. Удивительно, что на этом титуле вообще исчезло не
только прежнее название книги (а чем "Жертва Любви" плохое название для
выпускаемой в продажу книги?), но и всякое упоминание о ее главных героях -
Голубе и Феникс, и даже имя автора - Роберта Честера! Исчезло и сообщение о
том, что книга содержит произведения некоторых "современных писателей", а
вместе с первыми страницами - и посвятительное обращение Честера к имени
Джона Солсбэри. Вместо издателя Блаунта появилось имя его коллеги Мэтью
Лаунза и эмблема печатника Эдуарда Оллда. Шмуцтитул же с датой ""160Ь и с
эмблемой Филда остался на своем прежнем месте нетронутым. Кто же все-таки
печатал эту книгу - Филд или Оллд?
Немного есть на свете книг, которые задавали бы исследователям столько
загадок, как этот экземпляр честеровского сборника, хранящийся в Британском
музее, И немного за четыре столетия нашлось желающих поломать голову над
этими загадками - неблагодарное занятие; куда проще занести книгу в
справочники как "второе издание" и на этом успокоиться.
Что же все-таки произошло с лондонским экземпляром честеровского
сборника, который почти потерял право так называться (если в фолджеровском
экземпляре имя Честера встречается восемь раз, то в лондонском оно осталось
только в трех местах заключительной части его поэмы - один раз полностью и
дважды инициалы, - откуда его было непросто удалить)? Каким образом
экземпляры книги, отпечатанные с одного набора, на одной и той же бумаге,
вышли в свет с промежутком в десять лет? Ясность могла бы внести запись в
Регистре Компании печатников и книгоиздателей, но мы уже знаем, что и
Блаунт, и Лаунз, вопреки своему обычаю, почему-то сочли необходимым
уклониться от регистрации и в 1601-м, и в 1611 году.
Ученые - сторонники гипотезы Гросарта, пытавшиеся как-то объяснить эту
загадочную историю (или хотя бы ее часть), могут только предполагать - как
это делает Мэтчет, - что, отпечатав книгу слишком большим тиражом, Блаунт не
успел его быстро распродать. Затем по каким-то причинам (возможно, боясь
преследования за издание книги, касающейся запретной темы отношений королевы
с казненным графом) Блаунт спрятал где-то оставшиеся экземпляры или
несброшюрованные листы, а через десять лет передал их Лаунзу. Последний, по
непонятным соображениям (например, посчитав заглавие книги устаревшим и не
сулящим коммерческого успеха), выдрал титульный и несколько следующих за ним
- непагинированных - листов, вклеил новый, специально напечатанный титульный
лист с курьезным и содержащим странную "опечатку" заглавием и в таком
"подновленном" виде пустил старую книгу в продажу. При этом оказалось
выброшенным имя не только Джона Солсбэри, но и самого автора - Роберта
Честера, хотя оба были еще живы. Почему Лаунз убрал упоминание о
произведениях других поэтов? Ведь за прошедшие десять лет эти поэты
действительно стали знаменитыми, "лучшими и значительнейшими" в Англии и их
имена могли бы только привлечь к книге внимание покупателей (раз уж Лаунз
так заботился о "коммерческом успехе").
Мотивы, которыми могли при таком варианте руководствоваться сначала
Блаунт, а потом Лаунз, представляются достаточно нелогичными и непостижимыми
для каждого, кто попытается в них проникнуть. Если в какой-то момент между
1601 и 1611 годами некая опасность действительно угрожала изданию, самым
простым и естественным для Блаунта было уничтожить нераспроданный или
несброшюрованный остаток. Он, однако, предпочел прятать этот -
предполагаемый - остаток в течение долгих десяти лет, невзирая на
серьезнейшие изменения, происшедшие в стране в эти годы. Если еще можно с
натяжкой допустить, что кто-то из власть имущих увидел в вышедшей без
надлежащей регистрации книге недозволенный намек на королеву Елизавету и
графа Эссекса (хотя и тогда, как и сегодня, обнаружить такие намеки было
чрезвычайно трудно), то какое значение вообще эти соображения могли иметь
после смерти королевы, то есть после 1603 года? (Да и в 1601 году ни Блаунт,
ни типограф Филд, ни кто-либо из авторов не пострадал, как это бывало в
подобных случаях. Так, в 1605 году те же Джонсон и Чапмен оказались в тюрьме
только за расцененные как политически вредные пассажи в пьесе "Эй, на
Восток!")
Известно чрезвычайно благосклонное отношение короля Иакова к уцелевшим
соратникам Эссекса и его достаточно равнодушное отношение к памяти покойной
королевы Елизаветы. В любом случае после 1603 года Блаунт (очень активный и
влиятельный именно в этот период) мог спокойно распродать остатки тиража,
если таковые у него действительно были. Но выходит, что он еще долгие годы
продолжал прятать книгу (или начисто забыл о ней), после чего передал
"остатки" другому книгоиздателю, который нелепо искажает ее выходные данные,
ставит зачем-то эмблему другого типографа и в таком виде отправляет книгу в
продажу. И опять ни Блаунт, ни Лаунз не регистрируют книгу, в которой
напечатаны не содержащие ничего крамольного (не так ли?) произведения
известных поэтов. Почему? Что им могло мешать теперь?
Сторонники гипотезы Брауна тоже привычно называют лондонский экземпляр
"вторым изданием" сборника. Но, объясняя десятилетнюю разницу, отличающую
его титульный лист от фолджеровского, они не могут, конечно, ссылаться
надело Эссекса и связанные с ним опасности для издателя. Вместо этого
предполагаются причины чисто коммерческого характера. Сначала - та же
выдуманная версия о том, что Блаунт не смог распродать весь отпечатанный
тираж. Известно, что приблизительно в 1609 году он передал свою книжную
лавку "Голова епископа" Лаунзу. Отсюда появляется предположение: очевидно,
вместе с лавкой были переданы и остатки нераспроданных книг, в том числе и
"Жертва Любви" (будто бы пролежавшая в лавке восемь лет). Далее уже
знакомое: книга по-прежнему не пользовалась спросом, вот и пришлось Лаунзу
еще через два года выдирать у пресловутого "остатка" титульные листы и т п.
Как видим, привычное представление о том, что в 1611 году продавался с
новым титульным листом остаток тиража 1601 года, наталкивается на множество
серьезнейших несоответствий, преодолеть которые можно путем явных натяжек и
домыслов, далеких от подлинных реалий и логики.
Напомню главное: подтверждений того, что книга Честера вообще была в
продаже, тем более что у Блаунта якобы образовались ее "нераспроданные
остатки", которые он через много лет передал Лаунзу, - не существует и
никогда не существовало.
Еще хуже обстоит дело с предположением о десятилетнем - беспрецедентном
- хранении старых наборных досок. Эта версия отпала окончательно после того,
как в ходе исследования было установлено, что лондонский экземпляр отпечатан
на той же - причем уникальной - партии бумаги, что и остальные. К
доказательствам мистификационного характера честеровского сборника,
полученным аналитическим путем, добавились эмпирические - чрезвычайно важные
и интересные. Вот как это произошло.
Поскольку вначале я изучал книгу Честера по микрофильмокопиям и по
переизданию Гросарта, то не мог сам проверить и сравнить бумагу, на которой
напечатаны оригиналы первоиздания, находившиеся в Англии и США. В западной
научной литературе отсутствовали какие-либо сведения об этой бумаге, о
водяных знаках на ней (как потом выяснилось, за четыре столетия никто не
удосужился посмотреть на свет страницы загадочного издания, на титульных
листах которого стояли разные даты). А между тем выявить и сличить водяные
знаки было совершенно необходимо: они могли нести бесценную для правильной
датировки информацию. Поэтому после публикации первой статьи о честеровском
сборнике я стал обращаться к друзьям и коллегам, направлявшимся в США и
Англию, с просьбой принять участие в следующем этапе исследования. Наконец,
в декабре 1988 года известная переводчица, преподаватель Института
иностранных языков и энтузиаст шекспироведческих исследований Марина
Дмитриевна Литвинова, будучи по своим делам в Вашингтоне, добилась пропуска
в Шекспировскую библиотеку Фолджера и попросила показать ей хранящийся там
экземпляр честеровского сборника "Жертва Любви". И вот она - первый человек
за несколько веков - рассматривает потемневшие страницы на свет и на многих
из них ясно различает контуры старинных знаков. Среди них - занятный
единорог с искривленными задними ногами. Подходят научные сотрудники
Библиотеки, приносят специальные справочники по водяным знакам и
констатируют, что, хотя изображения мифических единорогов встречаются на
старинной бумаге нередко, такой единорог обнаружен впервые {И где обнаружен
этот единорог - в самом центре Вашингтона!}, этот водяной знак является
уникальным! К странностям честеровской книги добавилась еще одна, и весьма
существенная.
Теперь было необходимо проверить водяные знаки в лондонском экземпляре,
уже много десятилетий отделенном от своего вашингтонского собрата
Атлантическим океаном. Получив от Библиотеки Фолджера воспроизведенные
специальной аппаратурой факсимильные изображения водяных знаков, посылаю их
в Британскую библиотеку (отпочковавшуюся от Британского музея) с просьбой
сравнить их со знаками в лондонском экземпляре. Ответ задерживается, поэтому
надоедаю всем знакомым и незнакомым, собирающимся в Лондон... Наконец, в
июле 1989 года в поиск включается находящийся в Лондоне в командировке
историк Игорь Кравченко - он добирается до заветной книги, просматривает ее
страницы на свет, зарисовывает контуры водяных знаков. Потом в Москве мы
сравниваем эти зарисовки с фолджеровскими отпечатками - водяные знаки одни и
те же! Вскоре приходит подтверждение и от эксперта Британской библиотеки.
Всего в книге - в каждом экземпляре - шесть видов водяных знаков (включая
необыкновенного единорога); страницы с этими знаками занимают две трети