Хэган Патриция. Любовь и роскошь

   – О, не думаю, – прервала она его, – к завтрашнему дню так много всего необходимо сделать… я, вероятно, покину магазин уже затемно и…
   Дрейк резко развернул Дани, заставляя взглянуть в свои глаза, он снова обнял ее. Лицо его пылало, а глаза горели безумным огнем.
   – Черт возьми, прекратите вести себя как маленькая девочка! – воскликнул он. – Вы знаете, что мы оба этого хотим!
   Он поцеловал ее, и на этот раз Дани не смогла оттолкнуть его. Все происходит слишком стремительно, и она не позволит этому зайти еще дальше, только не сейчас, а возможно, и никогда. Ведь Дрейк – самый настоящий ловелас, и у нее не было никакого желания становиться частью его коллекции. Однако никогда прежде не встречала она мужчину, похожего на него, одно только присутствие которого возбуждало. Что это – любовь? Господи, только не это! Для Дани любовь означала необходимость пренебречь своими собственными желаниями ради подчинения кому-то. Никогда, снова поклялась она, такого не случится, не важно, что он нравился ей…
   Она попыталась вырваться, но Драгомир крепко держал ее, и она снова уступила. Пусть будет так! Она готова испытать неизведанные чувства и насладиться ими, и, когда придет время и ей захочется пойти у них на поводу, она поступит именно так, ни минуты не колеблясь!
   Сжимая друг друга в пылких объятиях, совершенно позабыв об окружающем их мире, они не слышали, как тихонько прозвенел колокольчик, как открылась и закрылась дверь магазина. Они вернулись к действительности, когда услышали сердитый голос Сирила Арпела:
   – Прошу прощения!
   В замешательстве они отшатнулись друг от друга. Но смущение Дани длилось всего мгновение. В конце концов, напомнила она себе, с чего бы ей волноваться? У нее есть полное право целовать мужчину, если она того хочет. Холодным голосом она потребовала объяснений от незваного гостя:
   – Что вы здесь делаете, Сирил? Вас не ждали.
   – Вы правы, – сказал он с усмешкой, окинув Драгомира презрительным взглядом.
   Дрейк не был ревнивцем, а сейчас ему требовалось время, чтобы побыть наедине и обдумать то, как вести себя в дальнейшем. Он хотел обладать картиной; он страстно желал Дани. И он намеревался удовлетворить оба своих желания.
   – Полагаю, мне пора, – обратился он к Дани. – Мы поужинаем позже вместе?
   Если бы Дани не была так разгневана, она, возможно, и отказалась бы от приглашения, поскольку ей также требовалось время, чтобы побыть наедине со своими мыслями и разобраться в своих чувствах. Этот мужчина вызвал в ней настоящую бурю эмоций. Не замечая присутствия Сирила, она положила ладонь на руку Дрейка, проводила его до двери, а затем достаточно громко произнесла:
   – Чудесно. Заезжайте за мной в семь. К тому времени я уже буду дома.
   Возле двери Дрейк чуть помедлил, впился в Дани горящим взглядом и прошептал едва слышно:
   – С нетерпением жду возможности узнать вас ближе, Дани. То немногое, что я знаю о вас, мне очень импонирует.
   Он поцеловал ее руку и вышел на улицу, громко хлопнув дверью.
   Едва он вышел из магазина, как Дани стала отчитывать Сирила:
   – Как посмели вы прийти сюда без приглашения и так смотреть на меня? То, что я делаю, не ваше дело, Сирил Арпел. Вы понимаете? – Она смотрела прямо ему в глаза, уперев руки в бока, с трудом сдерживая гнев.
   Сирил проглотил вставший в горле комок. Неужели он зашел слишком далеко? Если он собирался заполучить эту картину, то ни в коем случае нельзя допустить ссоры с ее владелицей.
   – Прошу прощения! Колокольчик зазвенел, когда я открыл дверь, но вы, очевидно, не слышали… Что же мне было делать?
   Дани задержала дыхание, затем медленно выпустила воздух. О, как она разозлилась!
   – Вы могли бы поступить как джентльмен, Сирил, – уйти так же тихо, как появились. Вы не имели никакого права стоять и… смотреть!
   – Но я же уведомил вас о своем присутствии, – защищался Сирил. – Я заговорил. Прошу простить меня. Я должен был удалиться, знаю… – Он покачал головой, не зная, что еще придумать в свое оправдание.
   Дани схватила метелку из перьев и начала неистово сметать пыль с груды книг, которые лежали подле лестницы в ожидании своей очереди.
   – Прошу вас, уйдите, – сказала она раздраженно. – Сейчас ваше присутствие только мешает мне.
   Сирил задумчиво наблюдал за ней, сощурив глаза. Нет, он не собирался уйти и оставить все как есть.
   Дани повернулась и уставилась на него, в нетерпении ожидая, когда он повинуется и оставит ее в покое.
   Он бросился вперед, воздев руки к небу, словно безропотно признавая свое поражение.
   – Хорошо, хорошо, злитесь, если вам так угодно, но молю: выслушайте меня. Я ваш друг, Дани. И я не позволю, чтобы этот негодяй обманул вас.
   Он в возбуждении начал ходить по комнате, а она молча наблюдала за ним.
   – Вы не знаете света так, как я. Вы долго вели замкнутую жизнь. Я не был бы вашим другом, если бы позволил вам и дальше слепо следовать…
   – Я не слепа! – возмутилась она. – А теперь, пожалуйста, уходите, пока вы своими руками не разрушили нашу дружбу!
   Он упрямо покачал головой:
   – Нет. Я не уйду. Думайте, что я назойливый, грубый, если хотите, но однажды вы поблагодарите меня за то, что я рассказал вам об этом человеке.
   Он перестал ходить, остановился перед ней и, решительно взяв ее за плечи, посмотрел прямо в глаза:
   – Царь изгнал Драгомира с императорского двора. Этому предшествовал ужасный скандал. Мне неизвестны все подробности, но я точно знаю, что имя его семьи покрыто позором. Именно поэтому он мечется по Европе, как бездомный цыган. Считает себя знатоком женщин так же, как я считаю себя знатоком искусства. Он просто коллекционирует их, да простит меня Господь! – закончил он со вздохом.
   Дани резко рассмеялась:
   – И что из этого? Возможно, я положу начало моей собственной коллекции мужчин!
   – Неужели вы серьезно?
   – Даже если и так, это не ваше дело!
   Они гневно смотрели друг на друга.
   Сирил решил, что можно позволить себе зайти чуть дальше в своих обличительных высказываниях.
   – Говорят, его мать виновна в покушении на жизнь царя Александра.
   – О чем вы говорите? – подняла бровь Дани.
   Он подавил улыбку. Хорошо. По крайней мере удалось вызвать ее интерес.
   – Она была революционеркой.
   – И что? Я тоже! – насмешливо заметила Дани. – Я полагаю, что наступило время для того, чтобы женщины восстали. Слишком долго к нам относились как к рабыням!
   Сирил чуть не засмеялся. Сейчас, рассуждая о революции, она казалась ему еще более желанной. И все же он с серьезным видом продолжил:
   – Вы не понимаете. Она была революционеркой, восстала против царя.
   – Революционеркой или раскольницей?
   – Не имеет значения. У нее был роман с одним из лидеров террористической группы, цель которой заключалась в том, чтобы убить царя. Она отказалась от своего брака… даже от родного сына… и стала жить в грехе с мужчиной на десять лет моложе себя и к тому же ярым революционером! Когда его поймали во время неудачной попытки подорвать поезд, на котором ехали царь и его семья, она была вместе с ним, и затем их обоих сослали в Сибирь.
   Сирил повернулся к Дани спиной, самодовольно ожидая ее реакции. Он был абсолютно уверен в том, что она без раздумий откажется от человека, имеющего столь грязное прошлое.
   Однако от его самодовольства не осталось и следа, когда он услышал ее печальный вздох:
   – О бедный Дрейк! Какая ужасная история! – Дани начала понимать, почему Дрейк так относится к женщинам. Вероятно, из-за поведения своей матери он теперь испытывал отвращение ко всем ним.
   Сирил не верил своим ушам.
   – Вы сочувствуете ему?
   Дани холодно посмотрела на него:
   – Конечно. Ведь это ужасно, то, что он испытал. И, – добавила она с осуждением, – еще ужаснее, что люди, подобные вам, сплетничают у него за спиной.
   Сирил чуть не застонал, но решил прибегнуть к другой уловке:
   – Должен признаться, Дани, я безумно ревную вас к этому мужчине. Мне слишком часто доводилось наблюдать, как он сбивал женщин с толку, как они безнадежно влюблялись в него. Его власть над женщинами стала легендой, клянусь Богом. Я не хочу, чтобы подобная участь постигла и вас.
   Он протянул к ней руки, схватил за запястья и умоляюще взглянул на нее.
   – Я не хочу терять вас, Дани, – прошептал он дрожащим голосом, – дайте мне шанс завоевать ваше сердце.
   Дани неожиданно успокоило его признание. Ведь, несмотря на его неожиданное вторжение и грязные сплетни о Дрейке, он все же нравился ей. И она хотела, чтобы он оставался ее другом.
   А Сирил все сжимал ее руки, обратив на нее полный отчаянной мольбы взгляд.
   – Скажите, что я не потерял вас, Дани. Что у меня еще есть шанс.
   – Вы мой друг, Сирил. Но не требуйте большего. – Она мягко высвободила руки.
   Он кивнул и вздохнул. Еще будет шанс все уладить.
   – Если я поклянусь, что ни слова не скажу больше о вашей личной жизни, можно я останусь и помогу? – капризно воскликнул он.
   Дани не сумела сдержать смеха – он был похож на маленького мальчика, глаза его горели надеждой получить ее прощение.
   – Хорошо, но больше никаких сплетен! Мне это не нравится.
   Сирил кивнул и поспешил заняться делом, не дожидаясь указаний с ее стороны. Он начал поднимать наверх по лестнице книги, сменив тему разговора и бойко рассуждая о намеченном на следующий день официальном открытии. Но все время он думал о том, что непременно сделает все, что в его силах, чтобы поссорить Драгомира с Дани… Раздумывал он также и над тем, как получить картину «Александровский дворец».
 
   Лилиан Денев стояла у окна поезда, мчащегося из Гавра в Париж. Но не великолепие французского ландшафта занимало ее мысли – она размышляла о том, как невероятно ей повезло. Заказав билет на поезд, маршрут которого пролегал из Лондона через Ла-Манш и, наконец, по Северной железной дороге в Париж, она истратила почти все свои фунты. Денег осталось только на то, чтобы заплатить за несколько ночей пребывания в дешевой гостинице, пока она будет искать работу. Покидая утром Лондон, она чувствовала себя так, словно мир вокруг нее рушился, однако сейчас, по прошествии нескольких часов, ей показалось, что все значительно изменилось… к лучшему.
   Внимательно всмотревшись в свое отражение в окне, Лилиан с гордостью отметила, что она все-таки очень красива. Блестящие золотистые волосы мягко обрамляют лицо. Кожа чистая и нежная как алебастр. Фиалковые глаза с поволокой, опушенные густыми длинными ресницами. Нос превосходной формы, пухлые чувственные губы, казалось, навечно застыли в немом удивлении.
   Для путешествия она выбрала бархатное платье насыщенного зеленого цвета. Жакет, отороченный сверху желтой тесьмой, обнажал изящную линию тонкой шеи и высокую, упругую грудь, которой щедро наградила ее природа. Лилиан обладала невероятно тонкой талией, округлыми бедрами, длинными и стройными ногами. Даже ее щиколотки были прелестны.
   Она счастливо улыбнулась отражению, любуясь пролетающим деревенским пейзажем Франции. Лилиан знала, что, несомненно, одарена всем, о чем только может мечтать мужчина.
   Однако неожиданно улыбка исчезла с ее уст, и лицо, смотревшее на нее из окна, сделалось хмурым и сосредоточенным. Она словно очнулась, осознав горькую правду: незаурядная красота была ее единственным достоянием.
   Она печально вздохнула, вспомнив о том, как когда-то являлась наследницей огромного состояния своего дяди Винсента Денев, корабельного и железнодорожного магната. Когда родители девочки погибли при крушении поезда, дядя-холостяк взял ее, совсем маленькую, в свой дом и вырастил как своего ребенка. Она жила в роскоши, ни в чем не нуждаясь. Украшала себя бриллиантами и изумрудами так небрежно, как цыгане носят стеклянные бусы, посещала привилегированную и невероятно дорогую школу в Швейцарии. Когда Лилиан исполнилось восемнадцать, дядя открыл для нее банковский счет, положив на него весьма солидную сумму, и она решила отправиться в путешествие по Европе со своей няней и испытать все, что могла предложить ей жизнь.
   Мужчины осаждали ее толпами, и немудрено – она красива и богата. Но ей не нужен был муж, а потому она с радостью наслаждалась обилием поклонников, без всякого сожаления оставляя их. Она имела все, о чем только могла желать, и не беспокоилась ни о чем.
   Однако вскоре в ее жизни начались неприятные перемены. Дядя Винсент стал все чаще ворчать на нее, недовольный беззаботностью, с которой она тратила бешеные деньги, и убеждал быть более благоразумной. Но Лилиан не обращала внимания на его сетования и советы. Ведь дядя был фантастически богат. И всякий раз когда она опустошала свой банковский счет, он снова восполнял его.
   Но однажды проснувшись, она столкнулась с жестокой реальностью жизни. Дядя Винсент с сожалением сообщил своей обожаемой племяннице, что он обанкротился, – нечистый на руку бухгалтер допустил непростительный промах в управлении фондами, да и он сам ошибся в отношении нескольких дорогостоящих инвестиционных предприятий. К ужасу Лилиан, дядя совсем не расстроился и почти радостно объяснил: не все потеряно. Яркая радуга появилась на небе после пролетевшего шторма. Поскольку ему пришлось распродать почти все имущество, включая великолепный особняк в центре Лондона в Сент-Джеймсском парке, чтобы расплатиться с долгами, он был счастлив, что у них все же остался особняк в Дорсете и достаточно денег, чтобы вести безбедную жизнь. Винсент утешал ее, говоря, что им не придется голодать, а к тому же он любил мир и тишину старой деревенской Англии с ее продуваемыми порывистым ветром проселочными дорогами и маленькими долинами, усыпанными уютными коттеджами в яблоневых садах.
   Лилиан страдала и с омерзением вспоминала время, которое они провели в Дорсете, считая царившую там атмосферу скучной и унылой.
   Ее реакция возмутила старого Винсента. Готовясь к празднованию своего пятидесятилетия, он радовался возможности удалиться из жестокого делового мира, согласно законам которого он жил столько лет. Он считал, что племянница должна быть благодарна ему за все, что он сделал для нее.
   Однако Лилиан твердо решила ни за что не соглашаться с участью деревенской девушки. Ей не хотелось расставаться с роскошной и расточительной жизнью, которой она наслаждалась и которую полюбила. В конце концов она отвернулась от своего дяди, оставаясь глуха к его яростным протестам. Пустив в ход красоту и обаяние, она заманила в сети престарелого богатого графа и стала его любовницей. Вскоре она выяснила, что такой затворнический образ жизни ей не по нутру, и истосковалась по светской жизни, являвшейся, по ее мнению, необходимым дополнением к богатству. Впрочем, ей удалось присвоить значительную часть состояния графа, так что она покинула его, располагая достаточной суммой, чтобы вести беззаботную жизнь, занимаясь поисками самого главного – фантастически богатого мужа.
   Она была уверена, что, выйдя замуж за деньги, обеспечит себе счастливое будущее. Она вовсе не намеревалась становиться нудной домохозяйкой и – не дай Бог! – матерью. Ей нужны только деньги, много денег, для того, чтобы путешествовать и делать все, что душа пожелает. Она знала, что может ублажить мужчину, доставив ему удовольствие в постели, и добиться своего. И ей нет никакого дела до тех, кто с осуждением шепчется у нее за спиной. Если бы она никогда не знала роскоши и богатства, она, возможно, могла бы довольствоваться и меньшим. Но она получала истинное удовольствие, медленно потягивая искрящееся шампанское… так неужели она будет радоваться хмельному элю!
   Она поудобнее устроилась на сиденье и мечтательно улыбнулась. Судьба, удача, а может, и сами боги смилостивились над ней. Разве могла она предположить, когда заплатила за место в одном из самых роскошных купе, отказавшись от дешевого билета в общем вагоне, что окажется наедине с очаровательным молодым человеком, который к тому же наверняка богат. Она чувствовала запах денег так, как пчелы чувствуют источник меда.
   Пока ее новый друг потягивал бренди и затягивался дорогой сигарой в салоне для курящих, она вновь и вновь вспоминала приятные моменты уединения, которые они провели за изысканным обедом, поданным по его просьбе прямо в купе. Все было совершенно обворожительно… включая и молодого человека.
   Он показался, размышляла Лилиан, немного скрытным, когда разговор коснулся его прошлого. Пока ей удалось выяснить, что он американец, который посещает Европу уже не в первый раз, и что здесь у него находится семья.
   Следуя по Северной железной дороге, поезд мчался на юг по направлению к Парижу, и уже меньше чем через час их путешествие завершится. Хотя симпатичный американец ничего не сказал о продолжении их знакомства после прибытия в Париж, Лилиан была уверена, что с этим все будет в порядке. Она наверняка знала, что он находит ее привлекательной и желанной – до сих пор каждый встречавшийся на ее жизненном пути представитель сильного пола реагировал именно так.
   Она сказала ему, что собирается навестить в Париже тетушку, которую давно не видела и от которой не получала писем уже целую вечность. Ее дядю якобы очень встревожила судьба сестры, но он был слишком болен, чтобы путешествовать, и потому ей пришлось отправиться в Париж. Она упомянула и богатый район, в котором будто бы жила ее тетя, в общем, постаралась создать впечатление, что семья ее чрезвычайно богата.
   На самом же деле, после того как Лилиан истратила баснословную сумму на то, чтобы купить себе шикарный и самый модный гардероб, у нее остались деньги лишь на оплату скромного жилья в самой дешевой гостинице в течение нескольких дней при условии, что она будет жить впроголодь. Она прекрасно понимала, что ей придется либо найти себе мужа, либо податься к кому-нибудь в содержанки до тех пор, пока она не поправит свое финансовое положение. Она жалела, что истратила так много денег графа на покупку гардероба, но ведь если она хотела выйти замуж за деньги, то должна выглядеть соответствующим образом, не так ли?
   Услышав звук открывающейся двери, она вздрогнула, но тут же мило улыбнулась входящему в купе Джону Тревису Колтрейну.
   Его взгляд подтвердил ее предположение: она действительно нравилась ему, даже больше… он хотел обладать ею.
   Он сел на диван подле нее, а не напротив, где сидел раньше, упомянув, что поезд прибывает вовремя и через час они уже будут в Париже.
   Лилиан поднесла руку к горлу, чуть откинулась на сиденье в волнении и изобразила на своем милом личике выражение полного отчаяния.
   Естественно, он заметил ее трепет.
   – Что-то случилось? – спросил он участливо. Она покачала головой, одарив его робкой извиняющейся улыбкой:
   – О, не хочу обременять вас моими неприятностями, но я немного волнуюсь, смогу ли я найти дорогу в Париже. – Она поведала ему о том, что только слышала адрес тетушки и не имеет ни малейшего представления, куда ей нужно отправляться по прибытии в Париж.
   – И, – продолжила она, – я совсем немного говорю по-французски. – Она слегка покраснела от своей лжи, ибо свободно владела не только французским, но и еще несколькими языками. Дядя Винсент следил за тем, чтобы она получила хорошее образование.
   Колт незамедлительно предложил свою помощь:
   – После того как я увижусь со своей семьей, я отправлюсь с вами на поиски вашей тетушки.
   – О нет, – изобразила она крайнее смущение, – это так неловко…
   Он отклонил ее протест, порывисто взмахнув рукой.
   – Я настаиваю. Вы немного отдохнете, и через день-два мы отправимся и разыщем вашу тетю.
   Она застенчиво поблагодарила его и снова откинулась на сиденье. Тихая улыбка блуждала по ее сочным губам.
   Пока все удавалось. Как только он оставит ее в гостинице, она найдет такси и поедет в упомянутый ею район. А там найдет кого-нибудь, кто согласится за несколько франков сообщить, что ее «тетя» умерла.
   Придется также сообщить парижской полиции о том, что у нее украли кошелек. Как иначе объяснить Джону Тревису Колтрейну, почему она осталась почти без средств к существованию?

Глава 12

   Сидя перед трюмо, Дани нетерпеливо ерзала, пока ее личный парикмахер Симона размеренно вплетала нити жемчуга в ее медные локоны. Она не любила делать прическу – предпочитала, чтобы волосы свободно ниспадали на плечи, однако сегодня вечером предстоял официальный ужин.
   Она повернулась, чтобы еще раз бросить взгляд на новое вечернее платье, которое доставили несколько часов назад: из атласа цвета кофе с молоком – гладкое, нежное и очень эффектное. Она наденет к нему серьги из жемчуга в виде капелек.
   Симона напоследок притронулась кончиками пальцев к волосам Дани и удовлетворенно улыбнулась:
   – Великолепно! Мадемуазель прекрасна!
   Дани на мгновение застеснялась и отпустила Симону, тепло поблагодарив и щедро вознаградив.
   Оставшись в одиночестве, она внимательно взглянула на свое отражение в зеркале, висевшем над туалетным столиком. Прелестная прическа. Прелестное платье. И все же она боялась предстоящего вечера. Боялась, но и с нетерпением ждала новой встречи с Дрейком, как каждый вечер с тех пор, как они встретились на ее приеме более двух недель назад.
   Она закрыла глаза и погрузилась в приятные воспоминания, вернулась мыслями к лунным вечерам, поцелуям, объятиям Дрейка во время танца. Днем они пили чай в маленьких кафе, устраивали пикники на берегу Сены, весело смеялись, как дети. Они наслаждались вином, с аппетитом ели хрустящий, только что выпеченный хлеб, пробовали сыр и яблоки, перебивали аппетит для предстоящих позже роскошных ужинов при свечах…
   Среди счастливых воспоминаний Дани особенно выделяла один день. Дрейк раздобыл двух лошадей, и они отправились на прогулку по зеленым холмам, наслаждаясь теплом солнечного света, ласкавшего их лица. Они мчались без устали, стремительно врываясь в зелень густого, благоухающего своими особенными ароматами леса. Рука в руке, друг подле друга, наедине с девственной природой, прекрасной и величественной в своей невинности…
   В благоговейном трепете, очарованные окружавшей их красотой, они остановились подле журчащего ручейка и там, на мшистом речном берегу, окруженные тихо покачивающимися ветвями ив, Дрейк обнял ее и подарил волшебный поцелуй.
   Дани знала – между ними происходит что-то замечательное, и эта уверенность разливалась по всему ее существу незнакомой, волнующей волной тепла.
   Она прекрасно понимала, что, поскольку они везде появлялись вместе, в светских кругах Парижа о них ходили самые невероятные слухи. Некоторые даже считали, что это роман сезона, которому суждено закончиться свадьбой десятилетия. Другие, по большей части молодые девушки, ревновали и предвещали, что Дани будет очередным недолговечным романом Дрейка и вскоре исчезнет из его жизни, как и остальные экспонаты его «коллекции».
   Дани старалась не обращать внимания на сплетни. Вовсе не Дрейк вызывал ее беспокойство, ведь оба наслаждались обществом друг друга и радовались, как складываются их отношения.
   Она волновалась из-за Колта.
   Два дня назад, вернувшись из магазина, она собиралась принять ванну и переодеться к ужину, когда услышала, как Китти воскликнула внизу на весь дом от восторга. Накинув халат, Дани выскочила на площадку второго этажа и, не веря своим глазам, уставилась на сводного брата, обнимающего Китти.
   Она бросилась вниз, чтобы поприветствовать его, радуясь, что он в Париже, и с нетерпением ожидая возможности наконец познакомиться с братом, которого пока совсем не знала.
   В первый вечер они с Дрейком отложили посещение театра, поскольку она пожелала остаться с Кол-том. Она так ждала этой встречи! Но утром в их отношениях появилась напряженность.
   Дани спустилась вниз, чтобы выпить чашку чая и поспешить в магазин. Колт уже сидел в гостиной. Разговор начался вполне миролюбиво, но затем брат стал задавать ей вопросы о магазине, и когда она возбужденно начала перечислять все то, что предшествовало началу ее собственного дела, вскользь упомянув о находке в Монако, он вдруг рассердился.
   Взгляд его серо-стальных глаз стал холодным, недобрым. Прищурившись, он раздраженно заметил:
   – Хорошо, что хоть кому-то удалось урвать кое-что с имения де Бонне, Дани. Оно, черт возьми, едва не стоило нам, Колтрейнам, целого состояния.
   Дани в полнейшем замешательстве уставилась на него, но тут же гнев превысил изумление, и она решила не оставаться в долгу:
   – Ты обвиняешь меня в том, что произошло, Колт?
   Он мельком взглянул на нее.
   – Да, – прямо признал он, – обвиняю. В конце концов, если бы ты не капризничала, то осталась бы дома с нами, а не поехала бы к этой ведьме, Элейн Барбоу… и ничего бы не произошло.
   Дани внутренне ощетинилась: ведь нельзя изменить того, что случилось, когда она была ребенком. Со стороны брата крайне несправедливо обвинять ее в своих собственных ошибках.
   – Я не согласна.
   – Мне наплевать, согласна ты или нет, Дани. Это правда.
   Она вышла из комнаты, пока слезы, невольно навернувшиеся на глаза, не хлынули потоком. Ей не хотелось, чтобы отношения между ними складывались подобным образом. Она надеялась, что теперь, когда у них достаточно времени, чтобы поговорить и узнать друг друга, они смогут стать близкими людьми, но эта ссора не вела к миру.
   Дани еще больше нахмурилась, вспомнив о новом препятствии, которое появилось между ней и Колтом, мешая установлению дружеских отношений.