Хоган Джеймс. Сибирский эндшпиль

   - Вот молодец. Оставь это здесь, ладно? Вот на, выпей за нас.
   - Большое спасибо, сэр. - Официант закрыл дверь.
   - И последний вопрос, - сказала Барбара.
   Анна повернулась к ней:
   - Да?
   - Вы или ваш муж никогда не были связаны с группой, называвшей себя "Комитет за Свободу и Достоинство"?
   Анна выглядела озадаченной:
   - Нет.
   - Вы никогда не имели никаких дел с человеком по прозвищу "Черепаха"?
   - Нет.
   - Вы уверены в этом?
   Анна покачала головой.
   - Я никогда не слышала ни об одном, ни об другом. А кто они?
   - Вы в самом деле не знаете?
   - Нет... А кто они?
   Барбара черкнула что-то в блокнот и спрятала его.
   - Неважно, кто они. Пора обедать.
   Ничего удивительного, что Анна никогда не слышала ни об Комитете, ни об Черепахе: ни того, ни другого не существовало. Эти имена были придуманы, исключительно, как "маркеры". Если в течение ближайших недель в перехватах официальных советских коммуникаций появятся эти слова - значит, Анна окажется далеко не таким уж патриотом, как она утверждала.
   22
   Это случилось с Полой, когда она направлялась на работы в кухню, после унылого завтрака в камере: водянистая овсянка, черный хлеб с маргарином и джемом и чай. В коридоре она почувствовала, как по телу прокатилась горячая волна. Дыхание сперло и ноги налились свинцом. Она зашаталась и оперлась о стену.
   Охранница, шедшая впереди, оглянулась, трое других заключенных остановились, глядя без малейшего сочувствия.
   - В чем дело, ты? А ну, пошла!
   - Эй ты, у стены, двигайся! - гаркнула вторая охранница сзади. Она резко ткнула Полу в спину своей дубинкой.
   Пола сделала несколько шагов, и снова уперлась в стену. Ее грудь вздымалась, она чувствовала, как под рубашкой по телу катится пот. К горлу подкатила тошнота.
   - Я не...
   - Что, работать не хочешь? Да? Ты что, дурака валять вздумала? Так тебе это так не пройдет. Вы двое, возьмите ее. Отнесем на работу, если идти не хочет.
   Пола почувствовала, как две женщины берут ее под руки, и они снова двигаются по коридору. Помутневшими глазами она видела, как кто-то, проходя мимо, с любопытством глядит на нее... два заключенных в комбинезонах вкатывают тележку в лифт... широкая спина охранницы впереди, широкие бедра под коричневой юбкой, массивные лодыжки в толстых коричневых колготках, тяжелые туфли без каблуков. Они подошли к двери в кухню.
   Она вошла внутрь, вдохнула горячий, спертый едкий воздух и снова, зашатавшись, оперлась на один из алюминиевых столов. Неожиданно появилась Жаба, она что-то говорила, но все, что слышала Пола - это невнятные обрывки разговора, голос Жабы смешивался с голосами охранниц:
   - ...с ней случилось? Она что...
   - Я думаю... по пути... притворяется?
   - Эй, ТЫ!!! Я с тобой говорю! Что ты дзинь-дзинь-дзинь-дзинь....
   Кажется, у нее подогнулись колени. Ее рука что-то толкнула, пытаясь упереться в стол и Пола соскользнула на пол. Что-то со стеклянным звоном упало рядом. Жаба и охранницы смотрели на нее сверху, их губы двигались, но их лица и звуки их голосов были словно не в фокусе. Она попыталась встать, но не смогла и осталась сидеть, словно в спасительной нирване откинув голову назад, на металлическую дверцу стола. Ее глаза закрылись, и ей стало все равно, даже если она останется здесь навсегда. Она не могла встать на ноги, не хотела вставать и ничто уже не могло заставить ее встать.
   ...Потом ее плавно уложили на пол. Ее завернули в халат или что-то вроде этого. Она поплыла...
   - Эй, вы меня слышите? - Кто-то легонько хлопал ее по щекам. Она все еще лежала на жестком полу, чувствуя теперь озноб и холод. Кто-то проверял ей пульс... приподнял веко. Яркий свет... Ей расстегнули воротничок и она почувствовала, что к шее приклеивают кожно-диффузионную капсулу. Она ненадолго открыла глаза и увидела женщину в белом колпаке и медицинском халате, накрывающую ее белым одеялом. Тепло, блаженное тепло...
   Далекие голоса.
   - Нет, с ней все будет в порядке... Пока не знаю... сообщу ему, как положено...
   Чьи-то руки поднимали ее.
   Пола смотрела, как Майк принимает душ. Майк был ее самым старым любовником. Его тело нравилось ей больше других. Широкие плечи и широкая грудь, и даже маленькое брюшко казалось ей только знаком зрелости. Он напоминал ей Роберта Митчэма, одного из любимых старых актеров, пока их не вытеснили пышущие здоровьем юнцы. Она с Майком непременно залезали в душ после того, как любили друг друга. Лучше всего было уже вечером, перед тем, как идти куда-нибудь поужинать или на какую-нибудь вечеринку в Вашингтоне. Он улыбнулся ей и поманил рукой к себе. Но когда она сделала первый шаг, он чем-то стал напоминать ей Жабу. Чем ближе она подходила, тем больше он превращался в Жабу. Она отпрянула - и это снова был Майк. К нему было никак не подобраться.
   Сон рассеивался, оставалось напряженное возбуждение. Она повернула голову набок и почувствовала, что лежит на подушке, мягкой и чистой. Остатки сна ушли и вместе с ними напряжение. Пола потянулась, чувствуя ступнями приятную гладкую простыню. Послышался мужской голос, разговор на русском, затем звуки женских шагов по жесткому полу.
   Пола открыла глаза и увидела комнату с койками и шкафом, светло-желтые стены, в дальнем конце какой-то аппарат на колесиках с металлическими баллонами, резиновыми шлангами и панелью управления с огоньками и кнопками. Это был госпиталь. Блондинка в халате собирала с других кроватей тарелки и складывала их на тележку, стоявшую в центре, а в углу вторая женщина пристально следила за экраном, укрепленным над кроватью на кронштейне. Еще одна женщина, лежа на кровати, читала, остальные спали. Пола попыталась сесть, но от слабости закружилась голова. Она повела глазами за санитаркой, облизала губы, и, собравшись с силами, просипела по-русски:
   - Пожалуйста...
   Санитарка обернулась, поставила тарелку и подошла к кровати. Она была голубоглазая и хорошенькая.
   - Ага, вы проснулись, - сказала она по-русски. - Ну, как вы себя чувствуете?
   - Пить...
   - Только воды, я не знаю, можно ли вам что-то еще.
   Она наполовину налила стакан, стоявший на тумбочке и помогла Поле поднять голову. Эта вода была вкуснее всего, что она пробовала в жизни.
   - Ну что, сейчас лучше? Я пришлю врача, чтобы она посмотрела. А сейчас - спите.
   - Спасибо, спасибо. - Пола откинулась на подушку и закрыла глаза. С ней снова говорили, как с человеком... Она боялась даже думать о том времени, когда это опять закончится.
   Ей сказали, что это было пищевое отравление. Не удивительно, ответила она. Это скоро пройдет, заметили ей. Еще денек отдохнет и обратно на работу. Нет, запротестовала она, нельзя так быстро. Она еще с трудом ходит, не говоря уже о работе, десять часов в день. Нет, еще день - и все. Врачи были непоколебимы.
   Поле тошно было подумать о том, чтобы вернуться. Вместе с ней в палате лежало еще несколько женщин, большинство - русские, но в них не было и доли той враждебности, которую она чувствовала в камере. Ей казалось, что в камере она попала в самое скверное окружение, какое можно себе представить.
   Женщину с кровати напротив звали Таня, она была родом из Волгограда. Раньше он был Сталинградом, но партия очередной раз меняла местами черное с белым и развенчала память великого диктатора. Таня была учительницей, ее арестовали за то, что ее обучение несколько расходилось с официальной идеологической доктриной.
   - Мне было совершенно все равно, что у них за доктрины, - объясняла она Поле. - А это одно из самых страшных преступлений для учителя. Бюрократу не объяснишь, что объективная реальность - это именно объективная реальность, а не то, чем она должна быть по велению партии. Мы можем только постигать ее. Детей надо учить, как думать, а не что думать. Единственное, о чем я заботилась - это детские умы.
   - И это - преступление?
   - Любая, даже потенциальная угроза режиму - самое страшное преступление. Но так, наверное, везде. Разве американцы не используют для этого религию - чтобы подчинялись и не спрашивали?
   Пола покачала головой.
   - Нет, если только этого не хотят люди. По закону религия отделена от образования.
   - Вот как? - Таня заинтересованно посмотрела на Полу. - Я не знала этого. Я встречала мало американцев. У вас ведь не так просто получить разрешение на выезд за границу, правда?
   - У нас не нужно получать такого разрешения вообще. Просто садишься на самолет и летишь, куда хочешь.
   - Я не знала об этом... Ты ведь не шутишь?
   Ее соседкой была Анастасия, из Хабаровска в восточной Сибири. Она говорила, что ее брат был осужден за передачу китайцам советских секретов.
   - Надеюсь, судьба моего мальчика не пострадает, - пожаловалась она как-то Поле. - Он такой умница. В школе их учат программированию. Разве ваших американских детей пускают к компьютерам в пятнадцать лет?
   Поле сказали, что ее переведут обратно в камеру после ужина. День тянулся, она становилась все грустнее и грустнее, и уже почти дрожала со страху, попыталась взять себя в руки, но страх и напряжение высасывали из нее энергию быстрее. Пола даже подумала о том, чтобы разыграть какой-нибудь несчастный случай - только бы оттянуть момент возвращения в камеру и на кухню.
   Когда до ужина оставалось меньше часа, она услышала в коридоре, за открытой дверью палаты знакомый женский голос.
   - Мне все равно, что вы врач. Говорю вам, ей от этого лучше не будет, и это вопрос здравого смысла, а не медицины.
   Прямо перед дверью остановилась русская с огненно-рыжими волосами. На этот раз она была одета в светло-зеленую форму и спорила с седобородым мужчиной в белом халате. Она сделала утверждающий жест и Пола заметила знакомые резкие черты лица, высокие скулы и решительный подбородок. Мужчина что-то пробурчал, Пола не поняла - что, а затем они поспешили прочь по коридору, женщина продолжала:
   - Тогда я позабочусь, чтобы об этом узнало начальство. Если вы не хотите подписать простой...
   Неожиданно Полу захлестнула волна отчаяния.
   - Анна! - закричала она.
   Из манипуляционной в конце коридора прибежала медсестра-блондинка.
   - Вы что-то хотели?
   - Да, послушайте, моя знакомая только что прошла по коридору с доктором, в ту сторону. Пожалуйста, догоните ее, скажите, что я хочу с ней поговорить, пожалуйста! Это очень важно. Она рыжая, в зеленом костюме...
   Анна кивнула и заспешила следом за ними. Пола, задрожав, упала на подушку. Она не могла упустить такой случай. Сейчас она медленно приходила в себя. Случай? Какой случай? Она даже не знает, что она ей скажет...
   Снаружи опять послышались шаги и в комнату вошла Анна.
   - Я догнала ее, - сказала она, странно глядя на Полу. - Она не знакома с американкой по фамилии Шелмер. Но она сейчас придет и поговорит с вами. Она подойдет через минуту.
   Пола огляделась. Таня спала, Анастасия сидела за столом в конце палаты и что-то писала. Двое соседок были на процедурах, а третья сидела рядом с Анастасией. По крайней мере, можно будет поговорить без лишних свидетелей. Она попыталась взять себя в руки, стараясь расслабиться и успокоить дыхание.
   В дверь палаты вошла рыжая женщина, посмотрела на Полу, и не узнав ее, оглядела всю комнату. Потом ее взгляд вернулся к Поле, та кивнула головой и попыталась улыбнуться. Русская подошла к кровати и остановилась рядом, заинтригованно глядя на Полу.
   - Это вы американка? - спросила она на безукоризненном английском. Я вас не знаю... хотя лицо знакомое.
   - В Тургеневе, шесть недель назад, в штаб-квартире безопасности. Вы там разнесли двух офицеров. Я была снаружи, вы вышли и мы с вами поговорили.
   В лице русской отразилось понимание. У нее было потрясающе выразительное лицо.
   - Ну конечно! Нервная девчушка в коридоре. Я думала, что мы с вами встречались где-то здесь, а не там. Значит, мы обе попали в Замок. Что вы здесь делаете? - она коротко махнула рукой вокруг.
   - Говорят, пищевое отравление. Тараканы или что-то в этом роде... Я не знаю.
   - Значит, вы американка. И вас зовут Пола. Я - Ольга. Санитарка сказала мне, что у вас что-то важное. В чем дело?
   Пола оглянулась:
   - Я бы не хотела говорить об этом при людях...
   Ольга села на кровать и придвинулась ближе, вопросительно глядя на Полу:
   - Ну?
   - Вы учили меня не поддаваться угрозам.
   - Правильно. Вам будут угрожать, и не поддавайтесь. Стоит им найти слабое место, и вы у них в руках - после этого они расколют вас. Но с силой они считаются. Это единственное, с чем они считаются. Если бы только Америка поняла это шестьдесят лет назад.
   - Меня поместили в такую ужасную камеру... Там такие женщины... Это не столько угроза, сколько полная деградация.
   - Да, это еще одна из их гнусных выходок. Мне жаль вас. Бунтуйте до тех пор, пока вас не переведут. Вы, американцы, совсем, как англичане: пытаетесь со всеми поладить. А так нельзя. Кончится тем, что вы только переругаетесь со всеми. С русскими так нельзя. Они все крикуны, и только тот, кто кричит громче и дольше, добивается своего. - Ольга потрепала Полу по плечу и стала подниматься. Пола схватила ее за рукав:
   - Я слышала, вы говорили офицерам, что вы ученая.
   Ольга поколебалась и села обратно.
   - А в чем дело?
   - И английский вы знаете так хорошо поэтому, - Ольга кивнула, но не сказала ни слова, а она продолжала:
   - Что может здесь делать ученый? Я хочу сказать, здесь можно работать головой, думать? Вы можете с кем-то поговорить?
   - Естественно. Это космическая станция и ее ресурсы ограничены. Людей не везут сюда просто так, чтобы они просто запирали двери и пересчитывали людей по головам.
   Пола набрала полную грудь воздуха.
   - Я тоже ученая, - в этот момент она решила, что ее откровение не принесет никому вреда, тем более что Протворнов и его команда уже давно, наверное, выяснили это.
   - Что ж, это хорошо, и я уважаю вас, как коллегу и профессионала. Но я не вижу...
   - У вас есть влияние. Вы можете убедить людей. Послушайте, я работаю в вонючей кухне, соскребаю с тарелок грязь и мою полы, день за днем. Вы ведь можете поговорить с кем-нибудь, чтобы меня перевели отсюда? Я могу принести гораздо больше пользы для колонии, и мне будет легче.
   Ольга нахмурилась:
   - Вы хотите сказать, что согласны работать на них? - Пола обратила внимание на это местоимение: "них", а не "нас".
   - Я не говорю о том, чтобы перейти на их сторону, - пояснила Пола. Я просто хочу работать, как нормальный человек - где-нибудь в гражданской области. Здесь должно быть такое. Вы только что сказали, что ресурсы здесь ограничены. Зачем их тратить зря? Я могу учить детей, может быть - ведь в колонии есть дети, или что-то связанное с медициной агрономией... что угодно...
   Ольга выглядела растерянной.
   - Я не знаю, могу ли я вам чем-то помочь... - Она поймала умоляющий взгляд Полы и от этого сделалась только более замкнутой. Она поднялась и повернулась к двери.
   - Мои проблемы - это одно, я могу кричать о них во все горло. Но вмешиваться в политику, или что-то вроде этого - совсем другое. Мне очень жаль, но я думаю, что у вас все успокоится само с течением времени.
   Она остановилась, как будто вспомнив о чем-то.
   - Какая у вас специальность?
   - Электронные коммуникации. Компьютеры...
   - Где вы учились этому?
   - Мне не хотелось бы говорить это.
   - Хмм... - Ольга заинтересованно смотрела на Полу. - Вы что-нибудь понимаете в коммуникационных протоколах и операционных системах? Процедуры шифрования, аппаратные микропрограммы?
   - Немного, - осторожно ответила Пола.
   - А как насчет русского оборудования?
   - Приходилось работать.
   - Ясно, - Ольга взялась за подбородок и пристально посмотрела на Полу. Потом она все-таки решилась:
   - Я ничего не могу обещать, и чудес я не делаю. Так что не надейтесь особенно. Но что-нибудь - попробую, - с этими словами она повернулась и вышла из комнаты.
   Немного спустя с процедур вернулись две соседки Полы, и за ужином она старалась изо всех сил, чтобы болтать так же беззаботно, как и они. А когда ужин закончился, те же самые двое охранниц, которые водили ее на работу, пришли, чтобы забрать Полу с собой. Анастасия с Таней сунули ей коробку конфет, которой они лакомились.
   - За дружбу американцев и русских, - прошептала Анастасия. Таня улыбнулась ей и ободряюще погладила по плечу. Пола поцеловалась с ними и почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.
   - Если нас оставят в покое, мы будем дружить, - ответила она. Затем, борясь с растущим в ней чувством ужаса, она вернулась к кровати и взяла свою сумку. Охранницы с каменными лицами ждали у двери.
   В этот момент в коридоре раздались торопливые шаги и вошел доктор Рубаков, старший терапевт, со стопкой бумаг.
   - Хорошо, она еще здесь, - Рубаков повернулся к охране. - Приказ отменен, американка остается здесь еще на три дня, будет отдыхать и выздоравливать. Вот приказ, все бумаги, все подписано и разрешено. Можете идти, - он протянул бумаги старшей охраннице. Та взяла стопку, внимательно прочитала верхний листок, вернула их врачу, и, наконец, пожав плечами, кивнула второй. Они ушли, захлопнув за собой дверь.
   Помилование было столь неожиданным и ошеломляющим, что в какой-то момент Пола думала, что она снова упадет в обморок. Задрожав, она уселась на край кровати. Рубаков довольно улыбался.
   - Я рад, что они передумали. Вам необходимо еще немного отдохнуть. Он подошел поближе и несколько секунд внимательно изучал Полу, поглаживая усы.
   - Возможно, мы сможем договориться? - спросил он неожиданно низким голосом. - Я могу достать хорошую косметику, настоящую французскую, не меньше. Вы будете выглядеть и чувствовать себя совсем по-другому. Ну как, заинтересованы?
   Пола вздохнула и закрыла глаза.
   - Заинтересована в чем?
   Рубаков был удивлен и растерян:
   - Нет, нет! Вы меня неправильно поняли. Я хочу, чтобы вы позанимались моим английским!
   23
   Это было словно помилование от смертного приговора. У Полы не было уверенности, что эта перемена в последнюю минуту была делом Ольги, и сейчас она пыталась полностью использовать возможность прийти в себя ответы на вопросы она будет искать в свое время. В глубине души у нее теплилась надежда именно на Ольгу, хотя она боялась признаться в этом даже себе, боялась жестокого разочарования в будущем. Пола повеселела, стала приветливей к другим.
   Уже на следующий день доктор Рубаков осыпал ее роскошью в виде крема для рук, лосьона и даже лака для ногтей, и еще помады, коричневато-розовой, как раз для ее лица. После завтрака - вареные яйца, ветчина с острым гарниром из картошки и лука, поджаренный хлеб с маслом и настоящий кофе - Пола честно принялась выполнять свою часть договора и провела с доктором импровизированный урок английского. Через час он ушел на дежурство и вернулся снова во время обеденного перерыва, а потом еще раз, вечером.
   - Я и не думал, что это так, так... ужасно?
   - Ужасно, - подсказала Пола по-английски.
   - Йес, ужасно! - Рубаков всплеснул руками, в отчаянии глядя на листки бумаги, лежавшие перед ним и Полой.
   - Здесь слова пишутся одинаково, а читаются по-разному, а вот тут наоборот, звучит одинаково, а пишется совсем по-другому. В чем тут смысл? Откуда вы знаете, как что писать? И как этому учатся дети?
   - Я же не выдумываю это. Я просто объясняю вам, как это есть, ответила Пола. - Может быть, поэтому ваши парни и наши парни никак не могут договориться.
   Они рассмеялись.
   - Это все из-за древних диалектов, - по-русски вмешалась Таня, прислушивавшаяся к разговору, сидя на кровати.
   - Что вы имеете в виду? - спросил Рубаков.
   - Давным-давно, еще у римлян и греков возникали проблемы: как разговаривать с рабами, которых привозили из покоренных племен, объяснила Таня. - Домашние и слуги говорили на диалектах - упрощенной смеси языков, в которой смешивались все странности оригиналов. Проходили века, волна беглецов от религиозных и политических преследований и тому подобное, достигла Британии, и все говорили на своих языках. Они селились в разных местах, и когда наконец встретились вместе и нашли общий язык, то больше никто ничего менять не стал. Так что английский - это диалект диалектов всей Европы.
   - А сейчас Америка добавляет туда немного идиш, немного испанского, немного негров, индоамериканцев и Бог знает, кого еще. Получится какой-то суперязык, - ответила Пола.
   - Ну, у русских-то такой проблемы никогда не возникало, прокомментировала от дальней стены Анастасия. - Никто не рвется к нам. Наоборот, все рвутся наружу.
   На следующее утро Рубаков сказал Поле, что днем прибудет генерал Протворнов, который хочет с ней поговорить. Это вернуло ее к действительности и на целых два часа у нее пропало настроение. Она думала о будущем в смешанных чувствах, колеблясь между сдерживаемой надеждой и отчаянием. Протворнов прибыл незадолго до обеда, сопровождаемый майором Ускаевым. Они взяли с собой Полу и закрылись в комнате дежурной сестры, рядом с палатой. Протворнов уселся за стол, и показал Поле на стул напротив. Ускаев сел сбоку у стены.
   Протворнов тяжко вздохнул; Поле он почему-то напомнил мишку косолапого. Он облокотился на кресло и потер виски пальцами.
   - Я слышал, что вы виделись с товарищем Ошкадовой, - сказал он наконец.
   - Ошкадовой? Это Ольга, ученая из Новосибирска?
   - Достойная женщина, пусть даже в чем-то заблуждающаяся. Вашего склада ума, я бы сказал. Вы, собственно, сказали ей, что вы тоже ученая.
   Пола пожала плечами.
   - И кажется, вы это тоже знали.
   - Да, науку вы цените высоко, ...лейтенант Брайс? - ответил Протворнов.
   Тот факт, что они знали ее настоящее имя, еще не давал ей повода признаться в этом. Тот же Эрншоу, если бы он и нашел путь связаться с ней, искал бы ее по прикрытию.
   Протворнов продолжал:
   - Вы ведь так привержены идеалам науки?
   - Да, я ценю настоящие знания, я ценю верные пути овладения знанием. То, что действительно хоть что-то значит.
   - А идея, право, общественные формации и методы управления ими разве это ничего не значит?
   - Вы имеете в виду политику?
   - Политику, идеологию, религию - называйте, как хотите.
   Пола попыталась найти правильный ответ. Во всяком случае, открыто отказываться не стоит.
   - Конечно, такие вещи играют свою роль в жизни людей - и большую роль. Но меня всегда интересовали те вещи, которые существовали еще задолго до появления людей, и будут существовать, даже когда люди исчезнут.
   - Вы хотите просто обладать истиной. И под каким флагом - неважно?
   - Я не говорила этого. А истина может подождать еще. Она привыкла к этому.
   Протворнов скривил губы, почти улыбнулся, словно в знак удачно отраженной атаки.
   - Да, говорите вы так. Однако служите вы в ВВС США и занимаетесь шпионажем. Вам не кажется, что это несколько странная карьера для женщины с таким мировоззрением?
   Пола вздохнула и отбросила завиток со лба.
   - Это личное... Я поступила на службу... чтобы вырваться из дома, добиться независимости. Для меня было важным понимать науку. Что касается второго... меня уговорили. Это не то, чем я занималась.
   - А чем вы занимались?
   - Мы уже прошли это. Я не буду отвечать.
   - Итак, вы говорите, что вас уговорили заниматься шпионажем. Вас принудили заниматься шпионажем в пользу американских военных? Вы согласны сделать об этом заявление?
   - Нет, я не сделаю этого.
   - Если вы просите об одолжении, можно быть и податливее.
   - Я не прошу одолжения. Я предлагаю сделку.
   Протворнов бросил взгляд на майора Ускаева, качнув в его сторону пальцем. Жест словно говорил: ну что ж, на этот раз не вышло. Генерал не стал развивать эту тему, сделал паузу, а потом заговорил о главном:
   - Вы сказали товарищу Ошкадовой, что хотите быть нам более полезной? Я правильно понимаю?
   - В разумных пределах, да.
   - А почему вы хотите быть нам полезной?
   - Я не хочу быть полезной вам. Я хочу быть полезной себе.
   - Я всегда уважал открытость. А каковы же пределы?
   - Я не хочу никого предавать, я не стану делать ничего, что связано с военными или против интересов моей страны. Но, за этими исключениями, я бы хотела рассмотреть возможности взаимного сотрудничества.
   - А почему мы должны быть заинтересованы сотрудничать с вами?
   - Потому что у вас ограниченные ресурсы. Вы не можете позволить себе держать здесь бесполезных людей.
   Протворнов хмыкнул и перевел взгляд на Ускаева. Тот наклонился вперед:
   - Нам сказали, что у вас есть опыт работы в области связи?
   - Кое-что.
   - Вы стали бы заниматься работой, связанной с коммуникациями?
   - Какой, например? - настороженно спросила Пола. Ускаев недовольно скривил губы.
   - Исследование и развитие возможностей связи с Землей, и, может быть, другими космическими станциями.
   - Нет. Я не хочу заниматься никакими военными работами.
   - Но "Валентина Терешкова" - не военная станция. Это исключительно социологический эксперимент.
   - Ради Бога. Вы прекрасно знаете, что работы из этой области могут применяться где угодно.
   - Ну тогда как насчет скоростной компрессии и защиты данных?
   - Нет. Послушайте, может быть, нам вообще забыть о моей квалификации? Я ей не торгую. Но кроме этого, я знакома с общими научными теориями, которые можно использовать в любой области: медицина, может быть, образование... Мы же можем прийти к такому соглашению, и это было бы лучше, чем не решить ничего. Вот что я хочу сказать.
   Ускаев смотрел на свои руки, без конца сравнивая один палец с другим. Наконец он поднял глаза и с сомнением покачал головой.
   - Я не думаю, чтобы она могла нам пригодиться, - сказал он Протворнову.
   Протворнов, похоже, был не удовлетворен таким выводом. Он собрался ответить ему, затем передумал и посмотрел на Полу: