Хоган Джеймс. Сибирский эндшпиль

   - Похоже, будет жаркий день.
   - Я как раз думала сходить поплавать в жилой комплекс на обеде, отозвалась Ева.
   - Это мысль. Может, и я с тобой пойду.
   Анна вынула свой магнитный ключ, и вставила его в свой стол, чтобы открыть ящик с оригинальными документами. Она собиралась сказать что-то еще, но остановилась и нахмурилась, потому что ящик не открывался. Или он сломался, или ее ключ больше недействителен - все электронные замки в посольстве можно было перепрограммировать прямо из службы безопасности этажом ниже. Мгновение спустя на экране появилась надпись:
   НЕПРАВИЛЬНЫЙ КОД ДОСТУПА. ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН.
   Анна остолбенело смотрела на экран. Затем она увидела неподвижно стоящую в дверях своего кабинета руководительницу переводчиков Марию Чуренкову.
   - Товарищ Доркас, пройдите сюда, пожалуйста.
   Эту высокую и прямую, словно палку проглотила, женщину отличало резкое лицо с седыми волосами, собранными в хвостик, и толстые шерстяные колготки с твидовым костюмом неопределенного цвета. Сейчас ее голос необыкновенно подходил к внешнему виду. Анна растерянно поплелась за ней. За ее спиной Ева и Григорий обменялись понимающими взглядами.
   - Вам не нужен больше доступ к записям, потому что вы больше не работаете в нашем отделе, - без всякого вступления заговорила Чуренкова, когда дверь кабинета закрылась. - Вы немедленно переводитесь вниз, в секретариат. Соберите, пожалуйста, ваши вещи. И, да, спасибо за вашу работу все это время.
   Анна смутилась.
   - Это... так неожиданно. Я не понимаю...
   - Мне дал прямое указание генерал Попович.
   - А он не сказал, почему?
   - Мне - нет. А я не спрашивала.
   - Но... могу я поговорить с ним?
   - Это невозможно. Его не будет до завтра.
   Анна собрала свои вещи, с трудом находя слова, попрощалась с Григорием и Евой и спустилась в секретариат, занимавшийся в резидентуре бумажной работой. Ей дали работу: искать в английских газетах, журналах, публикациях и общественной службе данных статьи на заданные темы. Вся информация была общедоступной и Анне стало казаться, что ее допуск к секретным материалам тоже закрыт.
   К обеду она принялась убеждать себя, что все в порядке. Она просто чересчур сильно отреагировала. А что касается рутинной работы - кто-то должен делать и ее. Грубость и равнодушие Чуренковой - обычное явление. Завтра все объяснится, и объяснится просто. К концу дня Анна почти пришла в себя, когда начальник внутренней безопасности полковник Фелякин вызвал ее к себе.
   - Завтра у вас свободный день.
   - Да, - ответила Анна.
   - Я надеюсь, что у вас нет никаких планов, потому что их придется отменить. Завтра приезжает пара людей из Москвы, и среди прочего они хотят поговорить с вами и вашим супругом. Очевидно, произошла какая-то административная путаница со сроками и датами назначений, но мы бы хотели с этим разобраться. Вы сможете так устроить?
   - Да... да.
   - Вот и хорошо. Значит, на десять, ладно? Да, и ваш муж тоже. Я проверил, он завтра все равно на службе.
   - Я скажу ему.
   - И возьмите с собой паспорта. Нам нужно будет проверить в них даты виз.
   - Хорошо. Завтра в десять, - механически повторила Анна.
   - Отлично.
   К вечеру воображение Анны превратило ее страх в уверенность. Каким-то образом ее раскрыли. Энрико позвонил и сказал, что он задержится, поедет прямо в посольство, к полковнику Шепанову, начальнику линии КР. Одиночество лишь усилило страх Анны. Она металась по квартире, без конца курила, переставляла с места на место всякие безделушки. Наконец она налила себе выпить и около часа сидела у телевизора, перебирая в уме события нескольких прошедших недель и соображая, что могло пойти не так, что она могла сказать лишнего. Она ничего не нашла, но это не помогло. Самое опасное в подобного рода делах - это зависеть от других.
   Каждый раз, как она смотрела на часы, каждый раз до десяти утра оставалось все меньше. Она обнаружила, что не может даже подумать о том, чтобы снова войти в посольство. Если жена офицера КГБ попала под подозрение, то автоматически поднимется вопрос и об его надежности. Кто эти люди из Москвы, зачем они хотят поговорить с ними? И зачем их паспорта? Она не верила в объяснения Фелякина.
   Энрико появился только около полуночи, он оставил машину в посольстве и добирался на такси. Он пил с Шепановым, и хотя зашел не слишком далеко, чтоб его можно было назвать пьяным, но это было заметно. Такое случалось время от времени. Анна рассматривала это, как предохранительный клапан против стрессов, которые делают язвы, высокое давление и проблемы с нервами обычными спутниками жизни офицера КГБ - а у Энрико было достаточно здравого смысла не выпускать это из-под контроля. Но обычно после такой вечерней выпивки с друзьями он приходил домой с веселыми глазами, словоохотливый, а в этот вечер он вернулся мрачный и рассеянный. Очевидно, что-то тяжелое было у него на душе.
   - Что случилось? - спросила Анна.
   - Ничего.
   - Слушай, я же вижу, что что-то случилось. Но я не смогу тебе помочь, пока не узнаю в чем дело. Я же не умею читать мысли.
   Он странно посмотрел на нее и ничего не ответил.
   Потом, когда он налил себе еще и уселся напротив нее в гостиной, он все-таки заговорил.
   - У Шепанова будут неприятности. У него были проблемы с женой, а это привело его к проблемам с выпивкой. Знакомая история.
   - Я слышала, в посольстве ходили слухи. Его жена, и еще пара имен. Да, так бывает.
   - Он одинок, вдали от России, от друзей. Он любит, когда есть с кем поговорить. Но иногда он чересчур открывается и говорит больше, чем следовало бы, - Энрико явно к чему-то вел. Анна терпеливо ждала. Тогда он глотнул еще и неожиданно спросил:
   - Что ты знаешь об той женщине, ученой из Новосибирска, с которой спутался твой бывший муж?
   Анна мгновенно напряглась. В нормальных условиях она бы напомнила ему, что они договорились не поднимать таких тем, но это было слишком близко к тому, о чем она думала весь вечер. Поэтому она спросила:
   - А что? Что с ней случилось?
   - Меня не интересуют твои личные дела или что-то в этом роде. Как она... в политическом смысле? - Энрико отхлебнул еще. Анне впервые показалось, что он перебрал. - Ее лояльность когда-нибудь ставилась под вопрос?
   Анна посмотрела на него, пытаясь связать это с тем, что происходило в течение дня.
   - Почему? - спросила она наконец. Ее голос был странно сух и неискренен. - Что случилось?
   Энрико поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза.
   - Сегодня Шепанов сказал мне, что она была арестована три месяца назад, по обвинению в подрывной диссидентской деятельности. Конечно, это тут же поставило Дьяшкина под подозрение.
   Дальше можно было не продолжать. Все близкие родственники и знакомые Дьяшкина тоже попадут под подозрение. Особенно она, как его бывшая жена. И пока в этом замешана его карьера, Энрико это совсем ни к чему.
   - Ты когда нибудь была замешана в чем-нибудь таком? - потребовал он.
   - Конечно, нет. Перед нашей свадьбой меня же не раз проверяли. Ты сам знаешь, как они это делают.
   - И все же ошибки случаются.
   Анна похолодела, ее затрясло. Ей нужна была хотя бы минутка, чтобы взять себя в руки.
   - Я... сделаю тебе кофе.
   - Посмотри на меня, Анна. Я еще раз спрашиваю - ты когда нибудь была замешана в чем-нибудь таком?
   Она заставила себя огрызнуться.
   - Нет, говорят тебе! Проспись, ты смешон! Тебе сварить кофе?
   Энрико откинулся на кресло.
   - Да, наверное...
   Анна поспешила на кухню. Пока она вынимала из шкафчика кофе и чашки, она была слишком возбуждена, чтобы думать. А потом, когда она посмотрела на стеклянную банку с кофе в своих руках, ее вдруг осенило. Если она пойдет завтра утром в посольство, то выйдет оттуда только под конвоем, в аэропорт, на самолет в Москву. Без сомнения, Энрико отвертится. А она скорее всего с ней будет кончено.
   Она стояла на кухне, кусая губы, освобождаясь от нелепых мыслей о том, что делать дальше. Потом медленно подняла обеими руками банку с кофе, поколебалась минуту и швырнула ее об пол. К тому времени, как Энрико появился в дверях гостиной, она была уже у него за спиной и одевала пальто. Он неуверенно посмотрел на нее.
   - Что случилось? С тобой все в порядке? Ты куда?
   - Кофе - я уронила банку. Я сбегаю возьму еще в магазине на углу. Будь умницей, убери, пока я буду ходить?
   И прежде чем Энрико смог ответить, она выскочила в дверь и зашагала к лестнице. Квартира была на втором этаже, поэтому вместо того, чтобы выйти через главный вход, она спустилась по лестнице вниз и вышла черным ходом через подземный гараж.
   Анна прошла несколько кварталов, потом взяла такси до Найтсбриджа, с южной стороны Гайд Парка. Она зашла в знакомую гостиницу и немного посидела в баре на втором этаже, привела себя в чувство рюмкой, собираясь с мыслями. Потом наконец пришла к выводу, что другого выхода у нее нет, спустилась в фойе и позвонила из автомата по специальному номеру, который ей дал ее контакт из СИС.
   В оперативном зале британской специальной разведывательной службы, в лабиринтах, которые существовали под Уайтхоллом еще со времен второй мировой войны, зазвонил телефон. Дежурный офицер связался с начальником, а затем отправил радиосигнал, кодированный "Чрезвычайно срочно". В двух милях оттуда, в Челси, сигнал включил обычный с виду коммуникатор в кармане пиджака, погребенного на спинке стула под кучкой одежды. Вообще-то коммуникатор был отключен, чтобы не тревожили. Но в нем была встроена специальная схема, обходящая все подобные запреты.
   Джереми ждал этого момента несколько месяцев. Ужин на двоих был великолепным, вино - безукоризненным, атмосфера - очаровательной. Теперь, под мягкие звуки скрипки и запах роз в ее спальне, он подходил к логическому концу.
   Дафна поцеловала его и откинулась на спину, соблазнительно улыбаясь. Распахнув халат, она открыла его взгляду свое совершенное тело. Джереми позволил себе не торопясь любоваться им.
   - Скажи-ка, - промурлыкал он, - у меня всегда была страсть к таким прозрачным маленьким трусикам, как не тебе. Под ними такая же прелесть, как и все остальное?
   - А почему бы тебе не попробовать? - прошептала она.
   Его рука скользнула от ее щеки вниз по шее, задержалась на груди, чтобы поиграть соском, а затем поползла вниз к животу, чувствуя, как он напряженно принимает ласку.
   БИП БИП БИП БИП БИП
   - Боже! Только не это!... Мать! Мать! Чтоб им всем! Чтоб они! Они...
   - Что это? - вскрикнула Дафна, садясь в кровати.
   - Мне нужно идти.
   - Но ты же сказал, что всю ночь свободен.
   - Так и есть. То есть... Долго объяснять.
   - Ты не можешь выключить эту штуку?
   - Она под шмотками...
   - Осторожнее с этим платьем, дорогой.
   - Сейчас. О Боже!...
   Дафна снова накинула халат и потянулась за сигаретой. Она разочарованно вздохнула.
   - Телефон там. Надеюсь, в следующий раз будет лучше.
   - Так значит, будет следующий раз?
   - Конечно. Я даже думаю, что ты сделал это специально, чтобы растянуть удовольствие.
   - Ты в самом деле сумасшедшая. Но мне все равно нужно выйти прогуляться под дождичком.
   - Под дождичком?
   - А-а, так американцы говорят.
   - А что это значит?
   Джереми замер с рукой над телефоном.
   - Ты знаешь, - ответил он, неожиданно смутившись, - понятия не имею.
   Джереми подобрал Анну в такси в точке встречи на углу Гайд Парка и отвез ее к югу от реки, в Ламбет. Когда они приехали, там их уже ждали Сильвия и еще одна женщина из СИС. Теперь два агента будут вместе с ней в течение двадцати четырех часов в сутки, пока ее не перевезут в безопасное место. Снаружи за домом будет следить полиция.
   - Как вы думаете, что теперь будет? - спросила Анна.
   - Это не от нас зависит, - ответила Сильвия. - Раз американцы вами так интересовались, то я не удивлюсь, если вас перебросят к ним, предположил Джереми.
   - Надеюсь, я вам не в тягость, - робко сказала Анна.
   Сильвия рассмеялась.
   - Конечно же, нет. Это наша работа. Какой глупый вопрос!
   - И пусть о нас говорят, что ничто не сможет встать между нами и службой, короне и стране, - процитировал Джереми. Сильвия заинтригованно посмотрела на него, он надменно фыркнул в ответ. - Я лучше пойду чай поставлю.
   И Джереми вышел из комнаты. По пути через гостиную он остановился и отвесил изрядный пинок подвернувшемуся под ногу зонтику.
   27
   В Замке организация чего угодно на постоянной основе - а именно это было на уме у Мак-Кейна - требовала прежде всего найти способы избегать информаторов и электронного наблюдения. Если теория Мак-Кейна об Замке, как об "информационной шахте" была верной, то вряд ли русские бы ограничились полумерами.
   Рашаззи и Хабер разработали несколько способов обнаружения и отключения спрятанных микрофонов, и сейчас экспериментировали с нейтрализацией электронных браслетов. Чтобы скрыть эту деятельность и, совместив приятное с полезным, повеселиться самому, Рашаззи надрессировал своих мышек есть пластиковую изоляцию русской электропроводки, а затем выпустил их в пространство между стенами и потолком. Когда русские техники появлялись, чтобы ликвидировать поломки - которые неизбежно случались, пока двое ученых возились с системой безопасности - они неизменно находили накоротко замкнутые провода, выглядевшие так, как будто над ними поработали зубки какого-то грызуна, как правило, мышки, бегавшей тут же неподалеку. Веселье, правда, было недолгим, и через Лученко до Рашаззи дошел приказ избавиться от мышей. Тогда они таинственным образом убежали из своих клеток и, вероятно, пропали в дыре, которая столь же таинственным образом возникла в стене под бачком в одной из кабинок туалета камеры В-3. Их мобильность должна была быть потрясающей, потому что дежурные техники в течение нескольких дней носились по Замку и боролись с эпидемией коротких замыканий и обрывов. У Лученко были проблемы с начальником блока, Рашаззи потерял кучу накопившихся привилегий, но дальше этого дело не пошло.
   Это упражнение послужило дымовой завесой для дальнейших изысканий о системе безопасности, но общей проблемы не решило. Русские давно стали мастерами обмана, и нельзя было сказать наверное, не являются ли обнаруженные устройства ловушкой, чтобы отвлечь внимание заключенных, в то время, как более сложный и хитрый уровень системы работает без помех. Лишь долгое время спустя после того, как Рашаззи и Хабер стали экспертами по вынюхиванию скрытых микрофонов с проводами, они обнаружили еще один вид встроенных микрофонов, работавший вообще без проводов: подключался он полосками проводящей краски, которая маскировалась сверху слоем обычной краски. Рашаззи сделал пробник с парой тонких игл, с помощью которого можно было обнаруживать такие полосы, но это была очень утомительная работа.
   Можно было, конечно, играть в угадалки, прослушивается ли определенное место или нет, например, начиная провокационный разговор и ожидая реакции русски. Но и русские тоже могли играть в эту игру, закидывая сеть с широкой ячеей, они могли пропускать мелкую рыбешку, чтобы поймать большую. И потом, кто будет играть роль наживки?
   Мак-Кейн пришел к выводу, что внутри Замка нет надежных способов общения. Работа снаружи позволяла надеяться на большее, но он не мог контролировать назначений на работу, а самого его из Замка не выпускали. Потом, правда, он спросил себя: а так ли уж необходимо выбираться из Замка вообще? Следящие устройства будут стоять в тех местах, где есть люди: в камерах, коридорах, и тому подобное. Но кроме таких мест, на станции есть и пространство между стен, машинные палубы между уровнями, шахты для кабелей, разветвляющиеся во всех направлениях. Если бы только можно было забраться в такое место...
   Мак-Кейн поставил такой вопрос перед Рашаззи, когда они шли по улице Горького, вслед за трактором, нагруженным грохочущими муфтами для труб.
   - Альбрехт и я думали над этим, - ответил Рашаззи. Проблема в том, что на панелях пола и стен с обратной стороны везде проложены эти проводящие полоски, так что если открыть ее, то цепь нарушится и начнется тревога.
   - А вы не можете замкнуть цепь перемычкой или чем-то вроде этого, когда мы будем поднимать ее?
   - Можем, если известна схема сигнализации. Но схему выяснить нельзя, пока не снимешь панель. Это замкнутый круг. Многие здесь в Замке попадали в одиночки, когда пытались шалить с этим. Это рискованное дело.
   Мак-Кейн замолчал и грустно уставился под ноги. Если он не сможет говорить и обмениваться информацией свободно, он никуда не попадет.
   Внешний тор "Валентины Терешковой" по окружности был не больше трех миль, а значит, общая длина дорожной системы колонии была невелика. Поэтому русские не утруждали себя доставкой тяжелых дорожных машин: вместо этого они использовали уже имеющуюся рабочую силу. Когда центральное планирование не предусмотрело достаточно болтов, чтобы заткнуть ими дырки, которые сверлил в рамах для кроватей Скэнлон, производство кроватей прекратили, а Мак-Кейна отправили на наружные работы с бригадой по ремонту дороги, в которой был и Ко. Они работали на границе одной из агрозон и Мак-Кейн надеялся, что у него появится шанс поговорить с Ко в менее стесненном окружении.
   Дорога, которую они чинили, лежала между полями сахарной свеклы, у основания поднимающихся кверху террас с плантациями винограда, фруктов, сои и помидор. Над головой, сквозь прозрачную часть крыши над агрозоной видна была одна из малых спиц, вздымавшаяся вверх, чтобы слиться с центральной конструкцией. С запада дул легкий ветерок, после Замка это была приятная перемена, как для заключенных, так и для охраны, а это значило, что никто особо не торопился закончить работу, и надзор был минимален. Двое из охранников играли в карты на капоте одного из грузовичков, один, сидя в кабине, читал, остальные расхаживали вокруг, болтая с заключенными. Мак-Кейн работал вместе с Ко поодаль от других, разглаживая чем-то вроде грабель липкую серую смесь из шлака лунной руды и связующего из промышленных отходов.
   - Так что ты сделал? - спросил Мак-Кейн.
   - Что ты имеешь в виду? - ответил Ко вопросом на вопрос. Мак-Кейну, правда, показалось, что тот знал, что он имел в виду.
   - Ты обещал, что когда-нибудь расскажешь мне, что ты сделал, чтобы забраться сюда.
   Ко какое-то время работал молча, и Мак-Кейн подумал, что тот игнорирует вопрос, но Ко неожиданно щелкнул языком и начал:
   - Ты помнишь инцидент на Азиатской Индустриальной Ярмарке в Чонкине пару лет назад?
   - Похоже, звенит... Там был пожар, да? Что-то связанное с КГБ.
   - Китайское движение традиционалистов под названием "Белая Луна" утомительно протестовало против индустриализации, модернизации. Они устроили демонстрацию у китайского павильона... по крайней мере, так это должно было выглядеть.
   Мак-Кейн кивнул.
   - Да, я вспомнил. Только эти люди были вовсе не Белая Луна. Это были самозванцы, а всю кашу заварила китайская разведка, чтобы дискредитировать их и ввести строгие ограничения. Но потом тот парень, который устроил все это, признался, что работал для КГБ. Так что все это было рукой Моск...
   Голос Мак-Кейна увял. Он остановился на месте и вскинул голову.
   - Минутку. Накадзима-Лин Комеи-Цо-Лян - это были вы! Вы были агентом КГБ и шефом китайской разведки!
   - Заместителем, - поправил Ко.
   - Какая разница. Так что не получилось? Как вы сюда-то попали?
   Ко снова щелкнул языком.
   - Ну, это ведь была моя идея. Конечно, это не совсем честно, но ты не можешь себе представить, как эта Белая Луна начинала нам мешать. Это должна была быть простая демонстрация. Люди, которых мы наняли, не должны были сжечь весь павильон дотла. Это переусердствовал мой подчиненный. Но ответственность лежала на мне, а у нас очень сильное чувство чести...
   Ко покачал головой и захихикал коротким отрывистым смехом, словно больше не в силах сдерживаться.
   - Только, видишь ли, КГБ не имело к этому ни малейшего отношения, хе-хе-хе-хе... Я только сделал это признание, после того, как все уже случилось.
   - Вы хотите сказать, что не работали на КГБ?
   - Нет. Это вероятно, первый случай в истории мирового шпионажа, в котором они в самом деле были неповинны, хе-хе-хе-хе... и никто им не поверил!
   Мак-Кейн улыбнулся и снова взялся за грабли.
   - Ну и?
   - Ну и КГБ похитило меня, чтобы быть уверенными, что я больше не выкину такую штуку. И вот я здесь.
   Подъехал грузовичок с новой порцией смеси, и они пошли к мешалке на другом конце рабочей площадки. Один из охранников подошел к ним поближе, проверил, чем они заняты и снова вернулся. Какое-то время они работали молча. Потом Мак-Кейн сказал:
   - Скэнлон сказал, что я должен поговорить с вами.
   - Да?
   - Вы не слышали о комитете побега, там, в Замке?
   - В Замке можно услышать обо многом...
   - Как вы думаете, это вообще возможно - убежать отсюда?
   - Говорят, что все возможно...
   Мак-Кейн понял, что сейчас придется постараться. Он решил избегать острых углов.
   - Если бы существовал комитет побега, если бы выбор был за вами кому бы вы поверили?
   - У меня сложилось впечатление, что ты уже решил это для себя.
   - А кто опасен? Кого бы вы вычеркнули?
   Ко промедлил с ответом, и Мак-Кейн подсказал:
   - Я не имею в виду Лученко и эту шайку из конца камеры. Для начала Нолан и остальные.
   Ко нахмурился.
   - Я не убежден, что Нолан - один из них, - ответил он наконец. - Я не сомневаюсь, что он истинный правоверный, но это не значит, что ему достаточно доверяют, чтобы сделать подсадным. Их лидеры с подозрением относятся с истинным марксистам. Сталин не обрадовался предложению Берии вербовать прямолинейных идеалистов из английских университетов в тридцатых годах. Он считал, что люди, способные поверить в такую ерунду, не могут быть надежными шпионами.
   Ну, по крайней мере Ко заговорил. Мак-Кейн решил продолжать.
   - А что движет такими, как Нолан?
   - Страх свободы.
   - Это звучит непривычно.
   - Нет, если ты задумаешься над этим. На своем пути человечество развивается на пути к индивидуализму. Слияние западной философии индивидуальной свободы, связанных с этим экономических принципов, и собственной культуры - пожалуй, величайшая вещь, когда-либо происшедшая в Азии. Это та сила, которая создает двадцать первый век.
   - Старая добрая американская система.
   - Да. Но никто не говорил, что она должна навсегда остаться в Америке. В любом случае, родилась она в Европе.
   - О'кей.
   Ко продолжал:
   - Иногда социальные изменения происходят слишком быстро, чтобы люди успевали к ним приспособиться. Когда это случается, люди чувствуют себя в опасности, им начинают угрожать силы, которых они не понимают и не могут с ними справиться. Поэтому они пытаются избежать их, повернув часы назад. Ранние общественные системы, феодальные системы подавляли индивидуальность, но взамен они предлагали безопасность и стабильность. Ты знаешь, кто ты, откуда ты, и что от тебя ждут. Как в семье, где авторитет семьи ограничивает, но и защищает.
   - Но дети вырастают.
   - Да, и люди тоже должны расти. Но когда перемены слишком быстры, и оставляют их в изоляции, люди поворачиваются к авторитаризму в поисках уверенности и безопасности, которые они потеряли. Начиная с подъема реформистских религий Лютера и Кальвина, когда разрушался европейский феодализм. Средние классы сбивались вместе, чтобы отдаться под власть всемогущего Бога, мощь которого защитит их.
   - И то же случилось с Германией и нацистами, - заметил Мак-Кейн, махая граблями.
   - Точно. Они были не готовы стать страной либеральной демократии, которую союзники попытались сделать из них в 1918. Они искали такую власть, к которой привыкли, сильного лидера, который возьмет на себя ответственность и будет принимать решения, - Ко пожал плечами. - Они нашли такого.
   Он оторвал руку от грабель и широким жестом показал на всю колонию вокруг.
   - То же самое относится и к этому советскому политическому монстру. Прогрессивная? Да-да! Ничего подобного. Это последний реликт вымирающего общества.
   - Похоже, вы со Скэнлоном много говорили об этом.
   - А разве ирландцы не любят пофилософствовать о жизни, "которая значит все"? - ответил Ко.
   Мак-Кейн разогнулся и вынул из кармана штанов платок, чтобы вытереть пот со лба.
   - Кстати о Скэнлоне, - напомнил он. Четыре дня назад он сказал мне...
   Ко оборвал его жестом руки.
   - Не трать время на долгое вступление, - он кивнул головой в сторону грузовичка в сотне ярдов у них за спиной. Там лежала их одежда, инструменты, пакеты с завтраком. Когда будешь брать свою куртку, посмотри во внутреннем кармане. Там ты найдешь кое-что, что поможет ответить на многие вопросы. Смотри на это, как на жест доброй воли со стороны комитета побега. Они считают, что у вас может быть общие области сотрудничества. И у меня сложилось впечатление, что так же думаешь и ты.
   - Значит, он все-таки существует?
   - Конечно.
   - Но как?...
   Ко улыбнулся и покачал головой.
   - Никогда не задумывайся, откуда я знаю то, что знаю. Давайте лучше скажем, мистер Эрншоу, что мы оба что-то да понимаем в разведке.
   28
   Когда на педаль газа жмут сильнее, машина едет быстрее. В пределах нормальной работы мотора его мощность плавно меняется вместе с нажатием педали. Математическое отношение, связывающее эти два фактора, называется "линейной функцией". А вот когда плавно нажимают на курок пистолета, то это, без сомнения, нелинейная функция; не происходит ничего, пока курок не доходит до предела, а потом даже самое малейшее увеличение давления приводит к резкому и выразительному изменению системы - пистолет стреляет.