Холдсток Роберт. Кельтика

   Рубобост показал на лес, где я совсем недавно прятался. И мы ясно увидели прищуренные глаза и серые морды прячущихся за деревьями волков.
   – Их больше десяти. Они на удивление спокойны и терпеливы. Хочется надеяться, что они поджидают, когда мы уйдем, а не когда мы уснем.
   Королевское укрепление, где Бренн держал речь перед командирами, прибрали, ворота починили, устроив таким образом место, где все моряки с Арго смогут наконец отдохнуть. Рубобост и Улланна приготовили аппетитную еду из скудных запасов, остававшихся на корабле, и из того, что нашли в лагере. Миховар испек хлеб почти из одной травы.
   – Хлеб можно испечь из чего угодно, лишь бы это можно было перемолоть в порошок, – поучал он нас. – Даже из черепов!
   Илькавар и двое кимбров, Конан и Гвирион, отобрали семь коней из тех, что паслись на опушке леса и на берегу. Немолодые животные, выпущенные на волю, постепенно одичали, но их еще можно было использовать в походе на юг.
   Эрдзвулф сидел над картой и размышлял. А Тайрон Критский, который не знал южных гор, стоявших на пути в Грецию, страну, что так влекла его, обладал талантом ориентироваться в лабиринтах. И поскольку горные проходы и извилистые реки – те же первозданные лабиринты, тонкие, украшенные золотом пальцы Тайрона скользили по карте, прокладывая маршруты, по которым мы сможем догнать и обойти огромную армию, двигающуюся по холмам Македонии подобно наводнению: сначала спокойно, а потом все безудержней.
 
   Теперь нам придется оставить Арго. Нас ждет долгая дорога по все более и более трудным горным перевалам, пока мы не доберемся до восточных границ Иллирии. Потом нам предстоит пройти извилистым путем через Македонию до Фессалии, а там Жаркие Врата – узкое ущелье и переход по враждебным, неприветливым долинам к Дельфам.
   Ясон разрывался, размышляя о том, какую из Двух возможностей избрать: то ли перехватить армию до того, как она доберется до Фермопил, учитывая, что там произойдет кровавое сражение и его сын может пострадать, то ли подождать до Дельф потому что там сына найти будет проще. Хотя если кельты сумеют ворваться в Ахею, то скорее всего они рассредоточатся и в Дельфы прибудут уже несколькими летучими отрядами, чтобы обрушиться на оракул, как буря. Оргеторикс может затеряться среди них, а может быть, он и вовсе не станет принимать участие в мародерстве из уважения к святому месту, где бывал.
   Урта согласился с рассуждениями Ясона, но по своим соображениям. Он не хотел, чтобы Куномагл погиб от греческого копья. Решено, мы перехватываем армию до Фермопил. Значит, нужно поторопиться с отъездом.
   Встал вопрос: кто же сообщит Миеликки, что Арго останется здесь, что мы спрячем его в укромном месте и оставим на время?
   – Я мочился на нее, – сказал Ясон. – Боюсь даже представить, что она со мной сделает, если я явлюсь к ней.
   Все глаза обратились ко мне, но я отказался. Я еще не отдохнул после полета в соколе, к тому же у меня были свои дела. Но Улланна напомнила мне о моих особых отношениях с кораблем. И мне пришлось согласиться против воли.
 
   Она заставила меня подождать, я сидел на корточках один на корабле, вдыхал запах лошади – хотя навоз давно убрали и счистили, запах остался – и негромко звал старую Госпожу Леса. С носа корабля на меня смотрело угрюмое лицо, я почувствовал дуновение холода. Запахи зимы перебили другие запахи, мне на щеки опустились снежинки. Госпожа Леса не обрадовалась мне. Оказалось, что она слышала наш разговор.
   – Вы завели меня в такую даль, чтобы бросить!
   Я вздрогнул, услышав голос Духа корабля. Я вдруг оказался в ледяной стране, сидел на сугробе, солнце, сверкавшее на льдинках и снегу, слепило глаза, мне даже пришлось прикрыть их рукой.
   На Миеликки была черная медвежья шуба, большой красно-зеленый капюшон скрывал лицо. Она повернулась ко мне, сердито отбрасывая снег ногой. Ее рысь зарычала на меня. Я поднялся навстречу.
   – Мы должны идти на юг через горные перевалы. Мы быстрее пройдем пешком и на лошадях. Речной переход закончен. Мы не бросаем тебя, просто ставим на время в сухой док.
   – Плывите морем, – предложила она. – Потом на юг через узкий пролив и через Иолк, а можно через Фессалию. Арго там проходил.
   Она имела в виду плавание Ясона и узкий и опасный пролив у Геллеспонта. Сам корабль передал свои знания покровительнице. Я помнил это путешествие, словно это было вчера, мы долго волочили корабль по берегу моря, имевшего цвет темного вина. Мы тогда направлялись в Колхиду. А потом поплыли к очень трудному для морехода устью реки Даан, болотистому и поросшему тростником. Затем нам пришлось подналечь на весла, плывя против течения вглубь острова к гористым землям Южной Гипербореи, откуда Бренн и его братья кельты сейчас начали свой поход. Как мне подсказывал мой опыт многовековых странствий, по суше мы будем двигаться гораздо быстрее. Хотя надо учесть, что на море нам следовало опасаться только пиратов и тех морских чудищ, которых на нас мог бы наслать Посейдон. А на суше мы могли столкнуться с вождями диких племен, а если уж совсем не повезет, то и с горячими, хорошо вооруженными македонцами. Сами греки давно утратили свою мощь. Они могли удержать разве что Фермопилы, Бренн как раз и выбрал этот перевал.
   – Мы пройдем сквозь как расплавленная магма вулкана, сжигая все на своем пути, живые побегут по мертвым телам! Мы поглотим каждую травинку, каждый клинок, каждую юную жизнь, которая встанет на нашем пути.
   Он может это сделать. Эти кельты боятся смерти куда меньше, чем персы, которые штурмовали перевал четыре столетия назад и были отброшены малыми силами спартанцев.
   Времена изменились. Гибель воина означала лишь то, что бой продолжится, правда уже в Стране Призраков, и после смерти.
   – Мы не покинем тебя, – сказал я Миеликки. – Но путь по суше короче. А вернувшись, мы отвезем тебя домой.
   Миеликки сердилась, она ходила взад-вперед передо мной и издавала какие-то странные звуки, словно пела себе под нос. Через некоторое время она остановилась и откинула капюшон. Ее лицо было мертвенно-бледным, глаза как лед, губы вытянулись в тонкую линию, вся кожа была испещрена морщинами, на щеках замерзли слезинки. Она страдала от одиночества, но мне приходилось видеть, как эта женщина становилась жесткой и жестокой.
   – Моя предшественница не жила здесь, – сказала она. – Она приходила, когда хотела или когда ее звал тот, кого вы величаете Ясоном.
   Миеликки говорила про Геру. Гера обещала Ясону помогать только советами в том плавании. Она участвовала в более крупных и опасных играх за пределами мира смертных.
   – Некоторые же старые покровители были привязаны к кораблю, как и я. Как и мне, им не уйти отсюда. Корабль стал их миром, а их прежний мир от них отказался. Чем дальше я ухожу от своего мира, тем холоднее мне становится. Вы не можете просто оставить меня. Я заморожу вас всех на месте, если вы посмеете.
   Я весь трясся от холода. Госпожа Леса снова закрыла лицо.
   – Мы не сможем тащить корабль долго, даже с помощью Рувио. А нам нужно перебраться за горы. Корабль должен остаться.
   – Корабль может остаться, но придется забрать его Дух, – настаивала Миеликки. – Это совсем небольшой кусок, ваши плотники справятся. К тому же он всегда может пригодиться тебе, Мерлин. Ты можешь вызывать Дух корабля. Кроме того, он может пригодиться тебе самому.
   Очень многозначительные слова.
   – Мне? Почему?
   – Пронзительный Взгляд исчезла, она покинула корабль почти сразу, как вы сошли на берег. Теперь она летает.
   – В вороне, – выдохнул я. Миеликки не ответила, и я спросил прямо: – В вороне?
   – В темной птице. Она очень сердита и очень опасна.
   – Она ненавидит меня, я знаю.
   – Она боится и тебя, и Ясона.
   Миеликки дразнила меня.
   Боится нас? Ненавидит меня? Это девушка из прошлого? Если Миеликки знает это, она должна знать и еще что-то. Я умолял ее сказать мне. Но она поведала только следующее:
   – Я не такая, как прошлая покровительница Арго. Эта…
   – Гера, богиня.
   – Да, не важно, как ее зовут. Она могла проникать в Дух корабля. Она играла с теми, кто плыл на Арго. А более старые хранители уважительнее относились к ней. Но, Мерлин, я могу лишь наблюдать с порога за тенями, за их движениями. Если бы я могла сказать больше о Пронзительном Взгляде, я бы сказала. Если ты оставишь меня здесь, я не смогу тебе помочь. Раз не можешь везти меня на корабле, вези по суше. На свете много путей-дорог. Я тебе пригожусь.
 
   Я покинул корабль и отправился на поиски Ясона. Он внимательно выслушал меня, и мы вместе начали прикидывать, сколько понадобится времени,
   чтобы плыть сначала к океану, потом вдоль западного побережья, через проливы, меж сталкивающихся скал, между островами в Фессалию, Артемиссиум или другое место на побережье, чтобы по суше пройти туда, где мы сможем перехватить армию Бренна.
   На лошадях все-таки проще. У нас было семь лошадей, не считая Рувио, а Рувио мог без напряжения тащить целую груженую повозку.
   Все говорило в пользу сухопутного путешествия. Но я беспокоился об Арго, и, как ни странно, Ясон тоже.
   – Если мы бросим ее, она права, корабль может попасть в чужие руки. Его даже могут разобрать на дрова к зиме. А я и не знал, что мы собираемся отвозить Снежную Госпожу обратно домой.
   Он сложил руки на столе, где все еще лежала раскрытая карта. Рубобост громко пел, подкладывая поленья в огонь. А за воротами укрепления кимбры дрессировали коней.
   – Согласен, – наконец отозвался Ясон. – Мы хорошо спрячем его. Там, в лесу. Мы вернемся и поплывем обратно. По-моему, это разумно. Бери с собой сердце Арго, если считаешь нужным, но только вырезай его из корабля очень аккуратно. Дерево тяжелое, а мы будем скакать не по лугу.
   Он водил пальцем по карте, размышляя. Я не сразу понял, что он меня отпускает.

Глава семнадцатая
ЯРОСТЬ КРОВИ

   Собаки снова отыскали меня. На этот раз я забрался в другую щель. Я замерз и был в смятении. В том месте, куда попал камень из рогатки, болела рука, суставы потеряли подвижность из-за резкого старения организма.
   Гелард тыкался в меня своим мокрым носом; судя по запаху, он недавно ел мясо. Я уже готов был наброситься с проклятиями на Ниив, которая стала теперь собачьей дрессировщицей, но это была не она. Над моим жалким укрытием из веток и листьев склонился сам Урта, он, улыбаясь, смотрел на меня:
   – Вот ты где.
   – Уходи, мне нужно побыть одному.
   – Твоя возлюбленная переживает. Она уже с ног сбилась, разыскивая тебя.
   – Она мне не возлюбленная! – накинулся я на предводителя клана, не сразу поняв, что меня поддразнивают.
   – Слишком худая, да? – Он расхохотался, раздвинул ветки и вошел в мое убежище.
   – Слишком опасная.
   Собаки вертелись рядом и дышали нам в лицо, пока им не приказали сесть и успокоиться. Они сразу же выполнили команду.
   – Но она уже влезла тебе в душу. Я это вижу.
   – Да, и глубоко, – признался я, а Урта кивнул, словно все понял.
   Он вздохнул:
   – У меня с Улланной то же самое. Когда на меня нападает ярость крови, я чувствую, что Улланна рядом со мной. Она дотрагивается до моего лица или плеча, и приступ отпускает. А потом она сидит со мной и болтает о «тундре», уж не знаю, что это такое, об охоте, о зиме в горах, о надвигающейся войне с какими-то гнусными бандитами, о которых я никогда не слышал. Она рассказывает забавные истории, которые в их племени сочиняют, чтобы скоротать время, о женщинах, которые не уступают в свирепости мужчинам. А я, Мерлин, смеюсь. Она смешит меня. И если даже часть того, что она говорит о своих подвигах с копьем и мечом, правда, значит, она может целый месяц без перерыва развлекать народ своими историями. Она мне нравится. Очень нравится. Она меня смешит.
   – Но ведь это же прекрасно.
   Урта настороженно взглянул на меня и сморщился, как от боли:
   – Мне нельзя сейчас смеяться, Мерлин. Мне нужна вся моя ярость крови. Жизнь не может продолжаться, пока Куномагл не замолк навеки, пока не лежит с растерзанной грудью, расклеванной воронами. Ты понимаешь меня? В моем сердце живет Айламунда. Она говорит со мной во сне. Во сне я обнимаю ее. Ты это понимаешь?
   Я сказал, что понимаю. Впервые за все время Урта побрился, подровнял бороду и коротко подстриг волосы. Он стал красивым. Волосы на голове были подготовлены к тому, чтобы залить их известковой водой и сделать из них странный, колючий гребень, который кельтские воины считали необходимым атрибутом солдата на войне.
   Теперь Урта выглядел чистым и красивым, в глазах появился блеск, но это была не ненависть, а интерес.
   Хотя он еще не был готов расстаться с ненавистью, но мог легко ее потерять.
   Словно угадав, о чем я думаю, Урта повторил:
   – Мне нужна моя ярость крови.
   Он взывал ко мне о помощи. Просил помочь ему сохранить злость. Просил напоминать ему, что его жена и сын были преданы, убиты, они взывают к отмщению.
   Я кивнул в знак согласия, вроде бы он был доволен.
   – Мне нужна моя ярость крови.
   – Я знаю. И Куномагл ее получит. Ясон будет держать твои копья, я буду лечить твои раны. Мы оба будем его оскорблять.
   – Только пока он жив.
   – Естественно.
   – А когда он будет мертв, только я буду его поносить.
   – Конечно.
   – Спасибо. – Он повернулся ко мне снова и заговорщически ухмыльнулся. – Значит, она проникла в тебя? – повторил он, толкая меня в плечо. – Маленькая Ниив – в сердце молодого старика?
   – Она забралась глубже. Сердце еще ладно. У меня в сердце находится ледяной клинок, я умею им пользоваться.
   Все повторяется снова: я открываю свое сознание перед этим нахальным молодым кельтом.
   – Вот в чем дело! – воскликнул он, потирая руки. – Ну конечно, кости, твои старые кости, резные кости. Она добралась до них?
   – Да, добралась. И мне непонятно, почему ты так веселишься.
   – Наверное, потому, что не совсем понимаю. Если честно, я давно хотел тебя спросить. О твоих костях. Насколько я слышал, на твоих костях начертаны заклятия, магия, колдовство и различные рецепты приготовления всей той чепухи, которой похваляются друиды: из коры, плесени, красной охры. Надо признать, что это часто срабатывает…
   – Да, на моих костях – заклинания…
   – Заклинания! Ну конечно. Я вот что хотел узнать. Когда ты умрешь и вся эта убогая плоть сгниет, – он похлопал меня по щеке и ущипнул за руку, – эта уродливая, старая плоть будет сожрана крысами и одичавшими собаками, птицами – падальщиками и прочими тварями, которые не слишком привередливы в еде, и останутся лишь кости, только магические кости. Кости бедного старого мертвого Мерлина…
   – К чему ты клонишь, Урта?
   – Могут ли они сгодиться кому-нибудь вроде меня? Если я сохраню их себе?
   Я уставился на него. Он шутит? Или серьезен? Я начал понимать, что для Урты большая часть жизни – игра. Но при этом многое воспринимается серьезно.
   – Зачем ты меня спрашиваешь? Ты собираешься убить меня? Если да, то лучше хорошенько подумай. Глубоко внутри меня спрятано проклятие.
   Урте это очень понравилось.
   – А ты не можешь встроить такое же мне? Вот было бы здорово. Умереть достойно – это одно, а с копьем в спине – другое. Проклятие, преследующее убийцу, – шикарный подарок. Но решать, конечно, тебе.
   – Почему ты обо всем этом спрашиваешь? – поинтересовался я снова, меня все больше раздражали эти разговоры Урты о мести. – Ты хочешь таким способом меня приободрить? Тогда лучше уходи. Мне нужно подумать о другом. А меньше всего я хочу думать о том, что станется с моими костями, если вдруг в меня попадет стрела.
   – Я говорю серьезно, – тихо сказал Урта с еле заметной улыбкой и отвернулся, – мне просто стало интересно. Как и тебе, мне есть о чем подумать. Я думал о своих мальчиках и Мунде, о том, что ожидает меня…
   Он замолчал, приглаживая свои подстриженные бакенбарды. Он думал о Кимоне. Я был уверен, что он думает о том, как все переменилось, ведь его заботы о будущем оказались построенными на лживом сне. Так же, как он сам выдумал будущую ссору между сыновьями, которая могла бы привести к войне и разделу родовых земель. Страх перед этой возможностью привел его на север. Теперь вероятность такого исхода исчезла, потому что один из его сыновей погиб.
   У Урты может родиться третий сын от другой женщины, или маленький Уриен, разорванный собакой, может восстать из мертвых. Все может случиться. Только само Время даст ответ, какой сон верный, а какой ложный. Мне совсем не хотелось узнавать будущее Урты – слишком дорого это мне обойдется.
   Кожа моя стала дряблой, в бороде появилась седина, глаза устали, мне самому стало жаль себя. И все из-за улыбчивой ласковой Ниив. Она, как червь, пробралась к моим костям и заглянула в саму сущность магии. Как волчица, она ознаменовала победу громким воем и, как кошка, поняв свою ошибку, внимательно следила за мной своими огромными настороженными глазами. И несмотря на все заботы обо мне, я не был настроен проявить щедрость.
   А главное, я лишь предполагал, но не знал наверняка.
   – Зачем ты искал меня?
   Урта поднялся на ноги, стряхнул с брюк прошлогодние листья, велел собакам сидеть тихо и помог мне подняться, крепко взяв за руку. Он посмотрел мне в глаза:
   – Потому что я нашел кое-что. Я хочу, чтобы ты взглянул. Идем, я покажу.
   Мы выбрались из моего укрытия. Я взял поводок Геларда, а Урта намотал на руку поводок Маглерда. Мы побежали за собаками через лес. В воздухе витал легкий запах костра, слышался стук топора. Сквозь деревья я увидел аргонавтов, занятых делами, они готовились к длительной погоне за Бренном и его ордой.
   Собаки вывели нас на крутой берег к Даану, несущему свои серые воды. Солнце стояло высоко, день был прохладным, по воде пробегала рябь. Собаки натягивали поводки и рычали, тревожно поглядывая на запад.
   – Они чуют смерть издалека, – пояснил Урта.
   Мы еще немного пробежали вдоль берега и увидели разрытую могилу, в ней лежали два серых трупа в неловких позах, тела были перевернуты лицом вниз. Оружия при них не было. У обоих на спине запеклась кровь. Земля была явно счищена с тел когтистыми лапами, скорее всего собаками Урты, поэтому раны были плохо видны.
   Урта заговорил:
   – Вот два очень хороших человека. Они были моими друзьями. Они были моими утэнами. И они меня предали. А Куномагл предал их.
   Он наклонился и потянул разорванную рубашку одного из мертвецов:
   – Удар в спину.
   – Кто они?
   – Я их знаю, но не скажу тебе имен. – Он швырнул по горсти земли на каждое тело. – Они заслужили, чтобы гнить среди зверья. Хотя я буду их помнить. Мы даже дружили. Я буду помнить их за храбрость в боях и в опасных набегах. Во всем виноват Куномагл. Подозреваю, что он усомнился в их верности. И был прав. Уверен, у них появились большие сомнения в правильности того, что они выбрали. – Урта посмотрел на меня тяжелым взглядом. – Остается девять. Всего девять.
   – Это немало для поединка.
   – Я вызову на поединок только одного из них. Собачьего вожака. Если я проиграю – всему конец. А если выиграю? Вот тогда и возникнут трудности. Они будут вызывать меня один за другим. Они будут полны сил и ярости. К шестому я буду уже никакой. Трудно придется.
   Я дружески сжал его плечо, пряча улыбку:
   – Зато ты веришь в свои силы, это помогает. Он кивнул, соглашаясь:
   – Хочу надеяться. Но первый – самый главный.
 
   – Мерлин. Мерлин!
   В такие минуты я чувствую себя деревом, которое твердо стоит на земле, а вокруг него кружится стая крикливых ворон. Они вьют гнезда, дерутся в моих ветвях, каркают и кормятся. А я ничего не могу сделать, чтобы прогнать их прочь.
   Ясон, Миеликки, а теперь еще и Ниив. Она стоит возле лагеря, скрестив руки на груди. На бледном лице играет румянец, она сердится и надувает губы, а глаза метают молнии.
   – Мерлин! Что такого я сделала? Ты не должен избегать меня. Правда, что ты велел Ясону убить меня? Почему?
   Во мне снова поднялся гнев.
   – Держись от меня подальше. Лучше займись Тайроном. Он такой же беспринципный, как и ты.
   – Беспринципный? Что это значит? – В отчаянии она начала кричать: – Я больше не понимаю тебя! Что я такого сделала, чем заслужила такое?
   – Ты сама прекрасно знаешь! Ты украла у меня мои знания! Ты обессилила меня!
   – Ничего я не крала, – крикнула она в ответ, грозя мне пальцем, словно я ребенок. – Ты все время был в седле, все время держал поводья. А я… я просто прыгнула к тебе за спину. И держалась за тебя. С тобой мне так спокойно…
   Она меня умоляла, пыталась тронуть мое сердце. Она думала, что я просто рассердился. Откуда ей было знать, что я ее смертельно боюсь.
   – Ты меня околдовала, – упрекнул я ее. – И обокрала.
   – Это неправда. Ты лжец.
   – Мне незачем лгать, разговаривая с такими хитрыми распутницами, как ты.
   – Что? Как ты меня назвал? Как ты посмел!
   – Думаешь, я таких не видел? Ты носишь полуребенка. Ты самая гнусная из ведьм! Неужели ты думаешь, что твоя прародительница Мирга не играла в эти игры? Я спал с ней, а она меня обманула. За это я убил ее.
   Потрясенная Ниив решительно возразила:
   – Она умерла в озере, пыталась поговорить с предками. Она не предприняла всех необходимых предосторожностей, и ее забрал Енааки. И с тобой было бы то же, если бы я тебя не предупредила.
   – Она умерла на озере. В лодке. Голая. С синяками вокруг шеи. Она поплатилась за свое любопытство! Енааки сожрал ее останки. А я съел ее полуребенка. Я забрал его с собой. Отвез на берег.
   – Лгун! Лгун!
   – Я знаю, кого ты носишь. У тебя в утробе полуребенок. Не подходи ко мне. Что еще я могу тебе сказать? Что еще могу дать?
   – Все! Ты можешь дать мне все!
   Я испытал неожиданное удовольствие, когда долго молча смотрел на нее, а потом холодно сказал:
   – Оставь меня в покое, Ниив. Я слишком стар, слишком осторожен, чтобы позволить такой северной фее, как ты, такому ничтожеству, жалкой колдунье, еще раз меня одурачить.
   – Ничтожеству? – повторила она и на время потеряла дар речи, то ли от огорчения, то ли от ярости, трудно сказать. – Если бы я обманула тебя раз, смогла бы сделать это снова. Но я не обманывала тебя. Обещаю, я никогда не буду даже пытаться. Я не верю, что ты убил Миргу. Я не верю, что ты просил Ясона убить меня. Скажи, что это неправда.
   Как приятно видеть, что такая красавица пляшет передо мной. До чего же она похожа на свою прапрабабку Миргу, но без бабьего эгоизма. Мирга была стервятником в моих руках, правда, я не убивал ее своими руками. Я терпеть не мог этот знакомый ястребиный взгляд, который видел в глазах Ниив.
   – Верь во что хочешь, – усмехнулся я. – Если Ясон оставит тебя в живых, держись от меня подальше.
   – Все из-за той женщины, что сошла на берег! Так ведь? Той, что пахнет кровью и горелой листвой.
   «Кровь и горелая листва?»
   Теперь пришел мой черед изумляться. Я уже слышал эти слова. Возможно, Ниив приняла мое молчание за недоверие. Она зло добавила:
   – Та, что гремит ярко-зеленым металлом. У которой глаза как клинки!
   – Миеликки? – осторожно осведомился я, хотя знал прекрасно, что речь идет не о ней. – Миеликки покинула корабль?
   – Не она. Другая! – выкрикнула Ниив. – Та, что ушла на берег, когда ты готовился к полету в соколе. Она не знала, что я вижу. Если ты ее ищешь, то ее нет. Все из-за нее, да? Ты ее прячешь и не хочешь, чтобы я знала.
   Голос Ниив напоминал завывания ветра. Она стояла в центре своей собственной бури, злая, безудержная, безотчетно ревнуя меня к подруге моей молодости. Казалось, что жизнь лагеря, суета вокруг Арго находятся на другом конце света.
   «Кровь и горелые листья?»
   Быть того не может!
   Я спросил Ниив:
   – Ты пряталась на корабле, когда та женщина, с глазами как клинки, уходила?
   – Миеликки – моя духовная мать, – напомнила девушка. – Поэтому тебе никогда не удастся меня убить. Я ее дитя. Она не позволит.
   Она побывала внутри Духа корабля! Миеликки ее защищала! Почему я удивляюсь? У Госпожи Леса и у юной шаманки было одно сердце. Ничего удивительного, что Миеликки прикрывала свою родственницу.
   Но что же видела Ниив? Расскажет ли она все?
   – Я не знаю ту женщину, о которой ты говоришь, – крикнул я в ответ. – Ты слышала, как ее зовут?
   – Я видела ее мельком. Она была как тень. Она – хищница. Опасная. Надеюсь, она меня не заметила. Ты точно ее знаешь. Я уверена.
   – Возможно, ты права. Но сейчас лучше оставь меня одного!
   – Нет!
   Я отвернулся. Она крикнула мне в спину:
   – Кто же она тогда?
   Она выкрикнула мое имя, потом сложила руки на груди, опустила голову и начала творить проклятия. Они отскакивали от меня, как желуди от воловьей шкуры.
   «Что же делать?»
 
   Ко мне бежал Ясон с мечом в руке, его встревожили наши крики. Илькавар и Конан из Кимбрии тоже двигались в нашу сторону, опасливо поглядывая на девушку в черном, стоящую на склоне надо мной.
   – В чем дело, Мерлин? Тебе нужна помощь?
   – Нет, не нужна, – ответил я.
   Он глянул на Ниив, и меч сверкнул в его руке. Она закричала от злости и возмущения, развернулась и исчезла за крепостным валом.
   Я посмотрел на Ясона и на его лице прочел любопытство и тревогу. Он ждал, что я скажу, но меня терзали вопросы: куда же она отправилась? Где она прячется? Это не может быть правдой…
   Я не мог сказать Ясону, что у меня на сердце. Пока не мог.