Страница:
Он был невысок ростом, неширок в плечах и выглядел истощенным, лицо несколько помятое. Его рыжеватые волосы были коротко подстрижены. Он был улыбчив, но глаза смотрели цепко и оценивающе одновременно с опаской и с любопытством.
Он присел у костра, съел кусочек мяса и вдруг задал странный вопрос:
– Кто-нибудь может мне сказать, где я нахожусь? Я знаю, что это север, – я узнаю некоторые яркие созвездия: вон Лось, Грудь Дейдры. Но некоторые созвездия исчезли совсем. Я забрался гораздо дальше от дома, чем мог предположить. К тому же такой холод может быть только на севере. Когда мы совершаем набеги на северные земли, там всегда холодно и дождливо. Сам не понимаю, зачем нам это нужно. На юге тепло, туманы, всегда есть доброе вино и хороший сыр. А такой бесконечной ночи я не видывал! – Он повернулся к Ясону. – Еще раз задаю свой вопрос. Где я нахожусь?
Ясон рассмеялся:
– Я сам не очень представляю где. Лучше спроси Мерлина. Он – чародей, но ленится пользоваться магией. Однако интересно было бы узнать, как ты сюда попал.
– Я сам не очень представляю как, – ответил Илькавар с невеселым смешком. И добросовестно поведал нам все, что знал.
Он удирал от преследователей после неудачного набега неподалеку от родных мест. Он направлялся на юг, к своему племени, за ним гнались пятеро быстроногих врагов, но ему удалось оторваться, он пробирался через густой лес, шел по руслу мелких речушек. Через пять дней он пересек границы своей страны и решил отдохнуть среди покрытых лесом холмов, где обитали мертвые, возле курганов, скрывающих пути-дороги, ведущие в подземный мир.
Счастливый оттого, что сумел уйти от погони, он затянул песню.
– Только одну, к тому же не песню победы! Просто от радости, что попал домой. Иногда я начинаю подумывать, что в моей голове живет гусь, который продолжает гоготать, когда в начале зимы точатся ножи.
Завывания и вопли умирающих кошек выдали место, где он скрывался.
– В холмах много скрытых дорожек, к ним ведут потайные ходы, – продолжал он. – Когда эти ублюдки бросились на меня, мне ничего не оставалось, как нырнуть в один из ходов и затаиться там. Я очень долго сидел внутри, потом наконец поднялся. Я встал и пошел, все шел и шел и думал, что дорога приведет меня куда-нибудь! Прошло много времени, я не видел ни света, ни звезд, только туннель, с потолка свешивались корни деревьев того леса, что был у меня над головой. В конце концов я вышел у этого ледяного озера. Я захотел вернуться обратно, но оказалось, что это просто пещера, а не проход. Я узнаю некоторые звезды, они указывают, что это север! Но нескольких звезд не хватает.
– Мы как раз отплываем на юг, – сообщил ему Ясон. – Мы вернем тебе звезды.
– Правда? Большое вам спасибо. Я слышал, что вы отправляетесь на поиски твоего сына. Я останусь с тобой до конца. Все, что угодно, лишь бы снова попасть на юг.
Ясон отвел меня в сторону:
– Мы не можем воспользоваться той пещерой? Может, стоит посмотреть?
– Нам не затащить туда корабль. К тому же, если сам Илькавар не смог вернуться, вряд ли это удастся кому-то другому.
– Возможно, это удастся тебе.
Я рассказал ему, что знаю несколько таких подземных проходов между отдаленными странами. Но, как и многое другое в моем и в его мире, они пугали меня своей таинственностью, и я старался избегать их.
К тому моменту, когда на Арго наложили последний слой краски и начертили последний символ, количество гребцов было уже достаточно велико.
Тайрон Критский тоже пришел пешком, он замерз и имел весьма жалкий вид. Все его товарищи нашли свой конец в этой студеной стране. Он, как и Илькавар, горел желанием вернуться в теплые края. Гребец он был слабый, но зато отменный лучник, его лук был небольшим и имел форму рога. А когда Тайрон продемонстрировал свое искусство, я тут же вспомнил Одиссея, который послал стрелу сквозь несколько колец, перебив затем всех, кто домогался его жены.
Тайрон принадлежал к одному из стариннейших родов острова. Он пришел на север в поисках глиняных табличек Дедала, на которых был дан подробный чертеж лабиринта, где держали Минотавра, и пути выхода из него. Мир, в котором жил Тайрон, был еще старее, чем мир Ясона.
Если Тайрон и являлся бессмертным, это никак не проявлялось. Я попробовал с помощью заклятия заглянуть к нему в сердце, но увидел лишь молодость и чрезмерную любознательность, которые толкали его в безрассудные походы.
Тайрон был примечательным человеком: в равной мере странным и привлекательным. Но сейчас он хотел одного – попасть на юг.
Последним присоединился к нам молодой скиф, он явно был моложе, чем пытался казаться, судя по его высокому голосу и маленьким рукам. Звали его Улланна. Я не мог вспомнить, чтобы видел его во время нашего с Ясоном похода за рекрутами, и это показалось мне странным. Он выкрасил лицо в черный цвет в знак траура по погибшим товарищам, пояснил он нам, – они умерли от ужасающего холода этой зимой. Скиф был закутан в тяжелый плащ, тоже черный. Юноша отказался сообщить, зачем прибыл к Кричащему Озеру.
Ясон засомневался, стоит ли брать его с собой.
– Мой предок плавал с тобой в Колхиду за золотым руном много сотен лет тому назад, – сообщил юноша в свою защиту.
– Как его звали?
– Ты знал ее как Аталанту. Она скрыла от тебя свое происхождение и место рождения, чтобы избежать неприятностей: ты тогда воевал с ее страной.
– Помню ее, – сказал Ясон. – Она сошла на берег с Гиласом на Ахероне, вскоре после того как Геракл покинул нас, чтобы отыскать мальчика. Она не вернулась. Она не увидела руна. Она не принимала участия в последней битве.
– Она вернулась домой. Она просто хотела, чтобы ее подвезли. Так поступали многие молодые аргонавты. Она вошла в вашу жизнь и ушла из нее. Но она многое рассказывала о том времени, что провела на борту Арго. Я бы тоже хотел немножко поплавать на нем.
– И твой род помнит об этом столько поколений? – усомнился Ясон.
– Там, где я живу, – пояснил Улланна, – мало что происходит. Поэтому интересные истории живут долго. Вы возьмете меня с собой?
– Что-то ты тощий.
– Не могут все быть сильными, как Геракл, худенький Гилас тоже вносил свою лепту. Да и Тисамин не был мощным гребцом, греб как мог. Так свидетельствует история.
– Да, – согласился с ним Ясон, на него произвело впечатление такое знание подробностей. – Да, это так. Он был хорошим товарищем, но плохим гребцом. У тебя есть какие-нибудь таланты?
Улланна улыбнулся:
– Я умею бесшумно и невидимо ходить по лесам и добывать еду.
– Охотник.
– Возьмешь меня?
– Беру.
– Точно?
– Точно.
– Тогда ты взял охотницу, потому что меня зовут Улланна. – Она откинула капюшон и чмокнула Ясона в щеку. – Просто подбрось меня на юг.
Ясон расхохотался:
– С удовольствием. Больше ехать некуда!
Единственным прибывшим на коне оказался очень крупный дак, он был одного возраста с Ясоном, в бороде больше седины, чем черных волос. Он спешился и повел коня в сторону Арго, ярко освещенного факелами и наполовину отстроенного. Он похлопал рукой по незаконченному корпусу.
– Найдется место для моего коня на этом корабле? – спросил он на языке Ясона.
– А что может делать конь? – спросил в ответ Ясон.
Дак рассмеялся с облегчением:
– Что он может делать? Он может скакать галопом, делать разворот на месте, он бесстрашен в бою. Он предан хозяину, может перевозить поклажу… и не жалуется. Ест с земли, не лезет в чужие дела, удобряет землю, очень хорошо удобряет. Это ведь не лишнее? По крайней мере многие так считают. Короче, я люблю моего коня. – Он похлопал коня по широкому крупу. – Без него я не поеду.
– А что еще он умеет?
Дак глянул на Ясона, потом на своего коня, потрепал его по гриве:
– Что еще? Этого мало? А еще он очень теплый ночью. Ручаюсь. Очень теплый. Даже в самую студеную зиму, в горах, вы не замерзнете, если пристроитесь у него за спиной. А за спиной моего гордого коня найдется место для многих. Очень теплое животное!
Он опять любовно погладил коня.
– А еще что? – не отставал Ясон.
Дак начал сердиться. После паузы он спросил:
– А о чем ты подумал?
– Он умеет готовить? Умеет грести? Может ли он петь песни для поднятия нашего духа, когда несется галопом? Владеет ли он магией?
Всадник некоторое время изучающе смотрел на Ясона, а потом сухо сказал:
– Понятия не имею. Мне не приходило в голову спросить его. Я надеялся, что достаточно будет силы, тепла и удобрений.
– Он может умилостивить Посейдона?
– Посейдона? Кто это такой?
– Бог морей. Плохи дела, если он рассердится. Пойдут огромные волны. Начнут разваливаться корабли.
– Сейчас я вспомнил, что еще он умеет плавать.
– Нам не нужны пловцы, нам нужны гребцы.
Дак смотрел на него испепеляющим взглядом:
– Он ведь конь. У него нет пальцев. Это что, веревка? Можно взять?
Не дожидаясь ответа, он подошел к тому месту, где были сложены бухты с канатом для корпуса Арго. Он дважды обвязал канатом толстенное дерево с мощными корнями, что стояло на опушке, потом вернулся к коню, кое-как перевязал веревку ему через грудь. Дак развернул животное к озеру и хлопнул его по крупу:
– Пойди искупайся.
Конь припустил к берегу, осторожно наступил на ледяную кромку, вышел на глубину и поплыл. Веревка натянулась, и я подумал, что он остановится и поплывет к берегу. Но ничего подобного не произошло. Дерево позади нас затрещало, наклонилось, заскрипело и застонало, корни вырвались из земли, и дерево рухнуло, поползло к воде, задевая нас ветвями и колотя по корпусу Арго.
Дак позвал коня назад, и тот повернул к берегу.
Ясон уставился на повергнутое дерево, потом повернулся к хозяину коня:
– Мы найдем для него место.
– Хорошо. Его зовут Рувио, а меня Рубобост. Я вам тоже пригожусь.
Прошло время, когда лишь розовая заря возвещала о приближении светлого времени года, потом становилось чуть светлее, но ненадолго, и наконец после дня Сожжения дерева растрескался и начал таять лед. И вот появилось солнце: видимый только наполовину, похожий на сонного циклопа, Бдящее Око с каждым днем все дольше задерживалось на горизонте.
– Кайнохуки отбросил крышку своего зимнего гроба, – объясняли мамы своим детям. – Он очень долго спал, переваривая последнюю трапезу, а теперь поджег скопившиеся газы, поэтому начинает прибывать день. Ему нужно охотиться на медведя, приручать оленя, ловить рыбу и войтази, чтобы развесить их сушиться. Потом ведьмы будут их использовать в колдовстве. Кайнохуки – наш друг.
Я все это уже слышал раньше. А на самом деле берега озера и оттаивающие пруды начали смердеть, вырвалось зловоние, накопившееся за долгую зиму.
Я не раз наблюдал, как болотный газ вспыхивал и загорался, что приводило к трагедиям. Корабли, которые строили на земляных спусках к озеру, сгорали в пепел, цапли, поджидавшие добычу в камышах, зажаривались заживо. Надо сказать, что такое происходило в устье рек уже в разгар лета, и я рад, что только Кайнохуки, а не жители Похйолы поджигает газы, накопленные за зиму.
Жизнь вернулась к Арго неожиданно, в самое светлое время дня.
Леманку и еще двое его помощников находились внутри корпуса. Новый киль уже был приделан, он был замечательно вырезан из местной березы и тщательно обработан. Внутри оставили пустое пространство, чтобы поместить туда фрагмент старого корпуса из додонского дуба, мощь которого так поразила Ясона в его первый поход. Леманку специально ходил в священный лес Миеликки, Госпожи Леса, там он совершил продолжительный ритуал, включающий барабанный бой и пение, а после него срубил высоченную старую березу. Миеликки будет нашей новой покровительницей.
Ясона с нами не было, он уехал куда-то в поисках рекрутов, а я помогал даку вырезать весло. Рядом горели костры, четыре собаки с лаем носились друг за другом, а весь этот шум перекрывал грохот металла, который ковали поблизости. В ушах звенело от непрекращающегося гула.
Но все вдруг замерло, опустилась полная тишина, когда вопль боли и страха прорезал воздух. Это кричал Леманку. Я испуганно смотрел на недоделанный корпус корабля. Леманку вышел на заплетающихся ногах, продолжая кричать. На месте глаз зияли две окровавленные дыры. Он спустился по сходням и побрел к озеру.
Один из местных работников, находившийся с ним на корабле, крикнул:
– Он забрался в носовую часть. На него там что-то напало!
Леманку, снедаемый желанием поскорее приделать киль, нарушил строжайший запрет Ясона: единственным человеком, кто будет работать в самой старой и самой опасной части Арго, станет сам Ясон.
Я бросился к раненому. Леманку упал в озеро и горстями плескал воду на лицо. Вода рядом с ним кипела! Продолжая кричать, он с трудом поднялся на колени. От него во все стороны разбегались волны, напоминающие змей, и уносились вдаль – корабел стал центром движения, устремленного от него к лесу.
Вода около Леманку забурлила, и появилась широкая плоская голова войтази. Я подбежал к Леманку в тот момент, когда рыбина начала открывать пасть. Я уже приготовился пожертвовать несколькими годами своей жизни, чтобы спасти корабела, но демон отступил сам, возможно, он вспомнил мое последнее погружение в озеро.
Я помог Леманку подняться на ноги, что потребовало некоторого усилия, – он был крупным мужчиной. Ему было плохо, но он больше не кричал, из выколотых глаз вытекали кровь и вода. Больше Леманку ничего не увидит.
– Идем к костру, – предложил я, и он позволил отвести себя к теплу и относительной безопасности.
– День для меня закончился навсегда, – прошептал он, прихлебывая горячий бульон из чашки. – Она набросилась неожиданно. Вся из светящегося прекрасного дерева. Она появилась из ниоткуда и забрала у меня свет. Теперь только ночь. Только темнота. Она убьет меня, если я пойду на корабль еще раз…
Она? Леманку имеет в виду Арго? Добрый, заботливый Арго сделал такую страшную вещь? Я не мог в это поверить, но Леманку продолжил:
– Я должен отправиться в ее лес, должен выпросить у нее жизнь.
– В чей лес?
– Миеликки. Миеликки вселилась в корабль. Ясон хотел очень хорошее дерево, а лучше этой березы в ее лесу нет. Прекрасная береза. Я-то думал, что делаю все правильно. Теперь мне придется расплачиваться за ошибку своей жизнью и слепотой. И вам придется расплачиваться. Вам нужны добрые боги, если вы хотите плыть на этом корабле.
Пришли жена и две дочери Леманку, младшая расплакалась, увидев искалеченное лицо отца. Жена со знанием дела обрабатывала раны, но при этом постоянно бросала на меня сердитые взгляды.
– Ты должен был знать. Ты мог его остановить, своего друга, этого призрака.
Она имела в виду Ясона.
– Остановить его?
– Он очень хотел то дерево. Он обманул моего мужа сладкими словами. Но ты… ты же видишь дальше, чем мы. Я чувствую в тебе силу. Ты мог остановить его. А теперь корабль убьет вас всех.
Как быстро она разобралась в случившемся. Возможно, без нашего ведома соседи Леманку приводили доводы, почему не следует брать дерево в лесу Миеликки, пытаясь отговорить его, но несчастный корабел отвечал, что богиня всегда давала ветки и бревна на строительство кораблей. Так все обычно и происходило.
Да, давала. Но давала на корабли для своего народа. Для тех, кто охотился в ее лесах и плавал по ее озерам и рекам. Но не на корабли, которые приплыли оттуда, где встает Бдящее Око. На корабли чужаков, у которых в киле прячутся чужие духи.
Миеликки была своенравной. А сейчас она находилась на Арго и не была этому рада.
Я ожидал, что Ясон, узнав о случившемся, ответит в своей обычной манере, то есть вспышкой гнева и сердитыми упреками. Но он повел себя в другой своей манере, а именно проявил глубокое участие к Леманку, но при этом внес вполне практичные предложения:
– Он прекрасно разбирается во всем, что касается кораблей. Он может передвигаться по кораблю на ощупь. Если он скажет мне, куда забить гвоздь, я забью этот чертов гвоздь! Подлечите его, и пусть возвращается к работе.
Как и следовало ожидать, Ясон не признавал опасности, которую приписывали новой покровительнице Арго.
– Своенравная? Они все своенравные! Попробуйте убедить меня в обратном. Разве мы не могли бы добраться до Колхиды, украсть руно и вернуться в Иолк, уложившись в один сезон, и не потерять ни одного человека? Легко могли бы, если бы богиня нам это позволила. Но она хотела повеселиться. Она играла в сложные игры с другими богами, с другими духами, с другими тенями в горах! Я знал все это еще до того, как у меня выросла борода. Отправляясь в поход, мы рискуем, а среди нас далеко не все рождены для таких приключений. Напомни мне, сколько тебе лет, Антиох?
– Очень много.
– Тогда не притворяйся, что не понимаешь, о чем я говорю.
Я, конечно, представлял, о чем он говорит, и проворчал:
– Одиссей тоже так думал.
– Одиссей был самонадеянным, – тотчас возразил Ясон, уловив насмешку, и посмотрел на меня жестким взглядом. – Одиссей бросил вызов Посейдону и был наказан. Я не бросаю вызов… я просто говорю, что знаю. Я знаю и принимаю. Я никогда не оспаривал ничьи права, только раз в жизни я предъявил Медее свои права на сыновей. А Медея была колдуньей, а не богиней. Теперь она мертва, ее съели черви, из нее вырос чертополох! Я не считаю, что я лучше богов, Антиох. Меня нельзя сравнивать с этим глупцом Одиссеем.
– Он не был глупцом.
– Он был хитрецом, согласен. Но он слишком часто открывал рот. Поэтому… он дурак. Он заслужил свою судьбу.
– Он сам ее выбрал.
– Заслужил, выбрал – какая разница? Он был стратег. Какой замечательный трюк: тащить по берегу с помощью лошадей перевернутый корабль. Благодаря ему они попали в Трою и захватили ее изнутри. Он был очень умен. Не сомневаюсь, что он сам все это придумал – как спрятать людей в деревянном коне, – все это родилось в его светлой голове. Я отдаю ему должное. Но вместо того чтобы принести жертву богам, пусть и незаслуженную, он пренебрег ими. А это уже не признак ума… Я никогда не допущу такого промаха. Ты слышишь меня, Миеликки? Помоги нам в нашем походе, и я преподнесу тебе любую жертву на бронзовом блюде! Клянусь своей жизнью.
Безрассудный человек. Я видел, что он за мной наблюдает, весь вид его выдавал силу, решимость и вызов. Когда он плавал за руном, он был молод, а Одиссей был старше, мудрее и самонадеяннее. Теперь Ясон старше и злее. Он постарел, но, как вино на затонувшем корабле, не видел жизни и никому не дал счастья. Он как бы состоял из двоих: один – еще молодой человек, готовый к сражениям, и другой – уже пожилой и хитрым. Его средний возраст прошел впустую, как жизнь того полого коня, которого тащили лошади, а троянцы впустили в город. Тот конь таил в себе греков, спрятавшихся в двойной обшивке, пустой внутри, как обшивка Арго, таящая пустоты, скрытые от нас, где прячется призрак и целый призрачный мир, который мог нападать и ослеплять того, кто приблизится, будь то мужчина или женщина.
Глава восьмая
Он присел у костра, съел кусочек мяса и вдруг задал странный вопрос:
– Кто-нибудь может мне сказать, где я нахожусь? Я знаю, что это север, – я узнаю некоторые яркие созвездия: вон Лось, Грудь Дейдры. Но некоторые созвездия исчезли совсем. Я забрался гораздо дальше от дома, чем мог предположить. К тому же такой холод может быть только на севере. Когда мы совершаем набеги на северные земли, там всегда холодно и дождливо. Сам не понимаю, зачем нам это нужно. На юге тепло, туманы, всегда есть доброе вино и хороший сыр. А такой бесконечной ночи я не видывал! – Он повернулся к Ясону. – Еще раз задаю свой вопрос. Где я нахожусь?
Ясон рассмеялся:
– Я сам не очень представляю где. Лучше спроси Мерлина. Он – чародей, но ленится пользоваться магией. Однако интересно было бы узнать, как ты сюда попал.
– Я сам не очень представляю как, – ответил Илькавар с невеселым смешком. И добросовестно поведал нам все, что знал.
Он удирал от преследователей после неудачного набега неподалеку от родных мест. Он направлялся на юг, к своему племени, за ним гнались пятеро быстроногих врагов, но ему удалось оторваться, он пробирался через густой лес, шел по руслу мелких речушек. Через пять дней он пересек границы своей страны и решил отдохнуть среди покрытых лесом холмов, где обитали мертвые, возле курганов, скрывающих пути-дороги, ведущие в подземный мир.
Счастливый оттого, что сумел уйти от погони, он затянул песню.
– Только одну, к тому же не песню победы! Просто от радости, что попал домой. Иногда я начинаю подумывать, что в моей голове живет гусь, который продолжает гоготать, когда в начале зимы точатся ножи.
Завывания и вопли умирающих кошек выдали место, где он скрывался.
– В холмах много скрытых дорожек, к ним ведут потайные ходы, – продолжал он. – Когда эти ублюдки бросились на меня, мне ничего не оставалось, как нырнуть в один из ходов и затаиться там. Я очень долго сидел внутри, потом наконец поднялся. Я встал и пошел, все шел и шел и думал, что дорога приведет меня куда-нибудь! Прошло много времени, я не видел ни света, ни звезд, только туннель, с потолка свешивались корни деревьев того леса, что был у меня над головой. В конце концов я вышел у этого ледяного озера. Я захотел вернуться обратно, но оказалось, что это просто пещера, а не проход. Я узнаю некоторые звезды, они указывают, что это север! Но нескольких звезд не хватает.
– Мы как раз отплываем на юг, – сообщил ему Ясон. – Мы вернем тебе звезды.
– Правда? Большое вам спасибо. Я слышал, что вы отправляетесь на поиски твоего сына. Я останусь с тобой до конца. Все, что угодно, лишь бы снова попасть на юг.
Ясон отвел меня в сторону:
– Мы не можем воспользоваться той пещерой? Может, стоит посмотреть?
– Нам не затащить туда корабль. К тому же, если сам Илькавар не смог вернуться, вряд ли это удастся кому-то другому.
– Возможно, это удастся тебе.
Я рассказал ему, что знаю несколько таких подземных проходов между отдаленными странами. Но, как и многое другое в моем и в его мире, они пугали меня своей таинственностью, и я старался избегать их.
К тому моменту, когда на Арго наложили последний слой краски и начертили последний символ, количество гребцов было уже достаточно велико.
Тайрон Критский тоже пришел пешком, он замерз и имел весьма жалкий вид. Все его товарищи нашли свой конец в этой студеной стране. Он, как и Илькавар, горел желанием вернуться в теплые края. Гребец он был слабый, но зато отменный лучник, его лук был небольшим и имел форму рога. А когда Тайрон продемонстрировал свое искусство, я тут же вспомнил Одиссея, который послал стрелу сквозь несколько колец, перебив затем всех, кто домогался его жены.
Тайрон принадлежал к одному из стариннейших родов острова. Он пришел на север в поисках глиняных табличек Дедала, на которых был дан подробный чертеж лабиринта, где держали Минотавра, и пути выхода из него. Мир, в котором жил Тайрон, был еще старее, чем мир Ясона.
Если Тайрон и являлся бессмертным, это никак не проявлялось. Я попробовал с помощью заклятия заглянуть к нему в сердце, но увидел лишь молодость и чрезмерную любознательность, которые толкали его в безрассудные походы.
Тайрон был примечательным человеком: в равной мере странным и привлекательным. Но сейчас он хотел одного – попасть на юг.
Последним присоединился к нам молодой скиф, он явно был моложе, чем пытался казаться, судя по его высокому голосу и маленьким рукам. Звали его Улланна. Я не мог вспомнить, чтобы видел его во время нашего с Ясоном похода за рекрутами, и это показалось мне странным. Он выкрасил лицо в черный цвет в знак траура по погибшим товарищам, пояснил он нам, – они умерли от ужасающего холода этой зимой. Скиф был закутан в тяжелый плащ, тоже черный. Юноша отказался сообщить, зачем прибыл к Кричащему Озеру.
Ясон засомневался, стоит ли брать его с собой.
– Мой предок плавал с тобой в Колхиду за золотым руном много сотен лет тому назад, – сообщил юноша в свою защиту.
– Как его звали?
– Ты знал ее как Аталанту. Она скрыла от тебя свое происхождение и место рождения, чтобы избежать неприятностей: ты тогда воевал с ее страной.
– Помню ее, – сказал Ясон. – Она сошла на берег с Гиласом на Ахероне, вскоре после того как Геракл покинул нас, чтобы отыскать мальчика. Она не вернулась. Она не увидела руна. Она не принимала участия в последней битве.
– Она вернулась домой. Она просто хотела, чтобы ее подвезли. Так поступали многие молодые аргонавты. Она вошла в вашу жизнь и ушла из нее. Но она многое рассказывала о том времени, что провела на борту Арго. Я бы тоже хотел немножко поплавать на нем.
– И твой род помнит об этом столько поколений? – усомнился Ясон.
– Там, где я живу, – пояснил Улланна, – мало что происходит. Поэтому интересные истории живут долго. Вы возьмете меня с собой?
– Что-то ты тощий.
– Не могут все быть сильными, как Геракл, худенький Гилас тоже вносил свою лепту. Да и Тисамин не был мощным гребцом, греб как мог. Так свидетельствует история.
– Да, – согласился с ним Ясон, на него произвело впечатление такое знание подробностей. – Да, это так. Он был хорошим товарищем, но плохим гребцом. У тебя есть какие-нибудь таланты?
Улланна улыбнулся:
– Я умею бесшумно и невидимо ходить по лесам и добывать еду.
– Охотник.
– Возьмешь меня?
– Беру.
– Точно?
– Точно.
– Тогда ты взял охотницу, потому что меня зовут Улланна. – Она откинула капюшон и чмокнула Ясона в щеку. – Просто подбрось меня на юг.
Ясон расхохотался:
– С удовольствием. Больше ехать некуда!
Единственным прибывшим на коне оказался очень крупный дак, он был одного возраста с Ясоном, в бороде больше седины, чем черных волос. Он спешился и повел коня в сторону Арго, ярко освещенного факелами и наполовину отстроенного. Он похлопал рукой по незаконченному корпусу.
– Найдется место для моего коня на этом корабле? – спросил он на языке Ясона.
– А что может делать конь? – спросил в ответ Ясон.
Дак рассмеялся с облегчением:
– Что он может делать? Он может скакать галопом, делать разворот на месте, он бесстрашен в бою. Он предан хозяину, может перевозить поклажу… и не жалуется. Ест с земли, не лезет в чужие дела, удобряет землю, очень хорошо удобряет. Это ведь не лишнее? По крайней мере многие так считают. Короче, я люблю моего коня. – Он похлопал коня по широкому крупу. – Без него я не поеду.
– А что еще он умеет?
Дак глянул на Ясона, потом на своего коня, потрепал его по гриве:
– Что еще? Этого мало? А еще он очень теплый ночью. Ручаюсь. Очень теплый. Даже в самую студеную зиму, в горах, вы не замерзнете, если пристроитесь у него за спиной. А за спиной моего гордого коня найдется место для многих. Очень теплое животное!
Он опять любовно погладил коня.
– А еще что? – не отставал Ясон.
Дак начал сердиться. После паузы он спросил:
– А о чем ты подумал?
– Он умеет готовить? Умеет грести? Может ли он петь песни для поднятия нашего духа, когда несется галопом? Владеет ли он магией?
Всадник некоторое время изучающе смотрел на Ясона, а потом сухо сказал:
– Понятия не имею. Мне не приходило в голову спросить его. Я надеялся, что достаточно будет силы, тепла и удобрений.
– Он может умилостивить Посейдона?
– Посейдона? Кто это такой?
– Бог морей. Плохи дела, если он рассердится. Пойдут огромные волны. Начнут разваливаться корабли.
– Сейчас я вспомнил, что еще он умеет плавать.
– Нам не нужны пловцы, нам нужны гребцы.
Дак смотрел на него испепеляющим взглядом:
– Он ведь конь. У него нет пальцев. Это что, веревка? Можно взять?
Не дожидаясь ответа, он подошел к тому месту, где были сложены бухты с канатом для корпуса Арго. Он дважды обвязал канатом толстенное дерево с мощными корнями, что стояло на опушке, потом вернулся к коню, кое-как перевязал веревку ему через грудь. Дак развернул животное к озеру и хлопнул его по крупу:
– Пойди искупайся.
Конь припустил к берегу, осторожно наступил на ледяную кромку, вышел на глубину и поплыл. Веревка натянулась, и я подумал, что он остановится и поплывет к берегу. Но ничего подобного не произошло. Дерево позади нас затрещало, наклонилось, заскрипело и застонало, корни вырвались из земли, и дерево рухнуло, поползло к воде, задевая нас ветвями и колотя по корпусу Арго.
Дак позвал коня назад, и тот повернул к берегу.
Ясон уставился на повергнутое дерево, потом повернулся к хозяину коня:
– Мы найдем для него место.
– Хорошо. Его зовут Рувио, а меня Рубобост. Я вам тоже пригожусь.
Прошло время, когда лишь розовая заря возвещала о приближении светлого времени года, потом становилось чуть светлее, но ненадолго, и наконец после дня Сожжения дерева растрескался и начал таять лед. И вот появилось солнце: видимый только наполовину, похожий на сонного циклопа, Бдящее Око с каждым днем все дольше задерживалось на горизонте.
– Кайнохуки отбросил крышку своего зимнего гроба, – объясняли мамы своим детям. – Он очень долго спал, переваривая последнюю трапезу, а теперь поджег скопившиеся газы, поэтому начинает прибывать день. Ему нужно охотиться на медведя, приручать оленя, ловить рыбу и войтази, чтобы развесить их сушиться. Потом ведьмы будут их использовать в колдовстве. Кайнохуки – наш друг.
Я все это уже слышал раньше. А на самом деле берега озера и оттаивающие пруды начали смердеть, вырвалось зловоние, накопившееся за долгую зиму.
Я не раз наблюдал, как болотный газ вспыхивал и загорался, что приводило к трагедиям. Корабли, которые строили на земляных спусках к озеру, сгорали в пепел, цапли, поджидавшие добычу в камышах, зажаривались заживо. Надо сказать, что такое происходило в устье рек уже в разгар лета, и я рад, что только Кайнохуки, а не жители Похйолы поджигает газы, накопленные за зиму.
Жизнь вернулась к Арго неожиданно, в самое светлое время дня.
Леманку и еще двое его помощников находились внутри корпуса. Новый киль уже был приделан, он был замечательно вырезан из местной березы и тщательно обработан. Внутри оставили пустое пространство, чтобы поместить туда фрагмент старого корпуса из додонского дуба, мощь которого так поразила Ясона в его первый поход. Леманку специально ходил в священный лес Миеликки, Госпожи Леса, там он совершил продолжительный ритуал, включающий барабанный бой и пение, а после него срубил высоченную старую березу. Миеликки будет нашей новой покровительницей.
Ясона с нами не было, он уехал куда-то в поисках рекрутов, а я помогал даку вырезать весло. Рядом горели костры, четыре собаки с лаем носились друг за другом, а весь этот шум перекрывал грохот металла, который ковали поблизости. В ушах звенело от непрекращающегося гула.
Но все вдруг замерло, опустилась полная тишина, когда вопль боли и страха прорезал воздух. Это кричал Леманку. Я испуганно смотрел на недоделанный корпус корабля. Леманку вышел на заплетающихся ногах, продолжая кричать. На месте глаз зияли две окровавленные дыры. Он спустился по сходням и побрел к озеру.
Один из местных работников, находившийся с ним на корабле, крикнул:
– Он забрался в носовую часть. На него там что-то напало!
Леманку, снедаемый желанием поскорее приделать киль, нарушил строжайший запрет Ясона: единственным человеком, кто будет работать в самой старой и самой опасной части Арго, станет сам Ясон.
Я бросился к раненому. Леманку упал в озеро и горстями плескал воду на лицо. Вода рядом с ним кипела! Продолжая кричать, он с трудом поднялся на колени. От него во все стороны разбегались волны, напоминающие змей, и уносились вдаль – корабел стал центром движения, устремленного от него к лесу.
Вода около Леманку забурлила, и появилась широкая плоская голова войтази. Я подбежал к Леманку в тот момент, когда рыбина начала открывать пасть. Я уже приготовился пожертвовать несколькими годами своей жизни, чтобы спасти корабела, но демон отступил сам, возможно, он вспомнил мое последнее погружение в озеро.
Я помог Леманку подняться на ноги, что потребовало некоторого усилия, – он был крупным мужчиной. Ему было плохо, но он больше не кричал, из выколотых глаз вытекали кровь и вода. Больше Леманку ничего не увидит.
– Идем к костру, – предложил я, и он позволил отвести себя к теплу и относительной безопасности.
– День для меня закончился навсегда, – прошептал он, прихлебывая горячий бульон из чашки. – Она набросилась неожиданно. Вся из светящегося прекрасного дерева. Она появилась из ниоткуда и забрала у меня свет. Теперь только ночь. Только темнота. Она убьет меня, если я пойду на корабль еще раз…
Она? Леманку имеет в виду Арго? Добрый, заботливый Арго сделал такую страшную вещь? Я не мог в это поверить, но Леманку продолжил:
– Я должен отправиться в ее лес, должен выпросить у нее жизнь.
– В чей лес?
– Миеликки. Миеликки вселилась в корабль. Ясон хотел очень хорошее дерево, а лучше этой березы в ее лесу нет. Прекрасная береза. Я-то думал, что делаю все правильно. Теперь мне придется расплачиваться за ошибку своей жизнью и слепотой. И вам придется расплачиваться. Вам нужны добрые боги, если вы хотите плыть на этом корабле.
Пришли жена и две дочери Леманку, младшая расплакалась, увидев искалеченное лицо отца. Жена со знанием дела обрабатывала раны, но при этом постоянно бросала на меня сердитые взгляды.
– Ты должен был знать. Ты мог его остановить, своего друга, этого призрака.
Она имела в виду Ясона.
– Остановить его?
– Он очень хотел то дерево. Он обманул моего мужа сладкими словами. Но ты… ты же видишь дальше, чем мы. Я чувствую в тебе силу. Ты мог остановить его. А теперь корабль убьет вас всех.
Как быстро она разобралась в случившемся. Возможно, без нашего ведома соседи Леманку приводили доводы, почему не следует брать дерево в лесу Миеликки, пытаясь отговорить его, но несчастный корабел отвечал, что богиня всегда давала ветки и бревна на строительство кораблей. Так все обычно и происходило.
Да, давала. Но давала на корабли для своего народа. Для тех, кто охотился в ее лесах и плавал по ее озерам и рекам. Но не на корабли, которые приплыли оттуда, где встает Бдящее Око. На корабли чужаков, у которых в киле прячутся чужие духи.
Миеликки была своенравной. А сейчас она находилась на Арго и не была этому рада.
Я ожидал, что Ясон, узнав о случившемся, ответит в своей обычной манере, то есть вспышкой гнева и сердитыми упреками. Но он повел себя в другой своей манере, а именно проявил глубокое участие к Леманку, но при этом внес вполне практичные предложения:
– Он прекрасно разбирается во всем, что касается кораблей. Он может передвигаться по кораблю на ощупь. Если он скажет мне, куда забить гвоздь, я забью этот чертов гвоздь! Подлечите его, и пусть возвращается к работе.
Как и следовало ожидать, Ясон не признавал опасности, которую приписывали новой покровительнице Арго.
– Своенравная? Они все своенравные! Попробуйте убедить меня в обратном. Разве мы не могли бы добраться до Колхиды, украсть руно и вернуться в Иолк, уложившись в один сезон, и не потерять ни одного человека? Легко могли бы, если бы богиня нам это позволила. Но она хотела повеселиться. Она играла в сложные игры с другими богами, с другими духами, с другими тенями в горах! Я знал все это еще до того, как у меня выросла борода. Отправляясь в поход, мы рискуем, а среди нас далеко не все рождены для таких приключений. Напомни мне, сколько тебе лет, Антиох?
– Очень много.
– Тогда не притворяйся, что не понимаешь, о чем я говорю.
Я, конечно, представлял, о чем он говорит, и проворчал:
– Одиссей тоже так думал.
– Одиссей был самонадеянным, – тотчас возразил Ясон, уловив насмешку, и посмотрел на меня жестким взглядом. – Одиссей бросил вызов Посейдону и был наказан. Я не бросаю вызов… я просто говорю, что знаю. Я знаю и принимаю. Я никогда не оспаривал ничьи права, только раз в жизни я предъявил Медее свои права на сыновей. А Медея была колдуньей, а не богиней. Теперь она мертва, ее съели черви, из нее вырос чертополох! Я не считаю, что я лучше богов, Антиох. Меня нельзя сравнивать с этим глупцом Одиссеем.
– Он не был глупцом.
– Он был хитрецом, согласен. Но он слишком часто открывал рот. Поэтому… он дурак. Он заслужил свою судьбу.
– Он сам ее выбрал.
– Заслужил, выбрал – какая разница? Он был стратег. Какой замечательный трюк: тащить по берегу с помощью лошадей перевернутый корабль. Благодаря ему они попали в Трою и захватили ее изнутри. Он был очень умен. Не сомневаюсь, что он сам все это придумал – как спрятать людей в деревянном коне, – все это родилось в его светлой голове. Я отдаю ему должное. Но вместо того чтобы принести жертву богам, пусть и незаслуженную, он пренебрег ими. А это уже не признак ума… Я никогда не допущу такого промаха. Ты слышишь меня, Миеликки? Помоги нам в нашем походе, и я преподнесу тебе любую жертву на бронзовом блюде! Клянусь своей жизнью.
Безрассудный человек. Я видел, что он за мной наблюдает, весь вид его выдавал силу, решимость и вызов. Когда он плавал за руном, он был молод, а Одиссей был старше, мудрее и самонадеяннее. Теперь Ясон старше и злее. Он постарел, но, как вино на затонувшем корабле, не видел жизни и никому не дал счастья. Он как бы состоял из двоих: один – еще молодой человек, готовый к сражениям, и другой – уже пожилой и хитрым. Его средний возраст прошел впустую, как жизнь того полого коня, которого тащили лошади, а троянцы впустили в город. Тот конь таил в себе греков, спрятавшихся в двойной обшивке, пустой внутри, как обшивка Арго, таящая пустоты, скрытые от нас, где прячется призрак и целый призрачный мир, который мог нападать и ослеплять того, кто приблизится, будь то мужчина или женщина.
Глава восьмая
ОТПЛЫТИЕ
Ремонт Арго закончился, хотя еще не было освящения в честь богини-покровительницы. И словно ради такого важного момента – превращения мертвого дерева в новый корабль – прилетели первые лебеди. Они появились, будто возникнув из самого сияния солнечного диска, и летели молча, шурша крыльями. Они пролетали над нами, волна за волной, черногрудые, красноклювые, затем совершали круг над лесом, где местами еще лежал снег, и клином возвращались к озеру. Их были сотни, этих духов воздуха, возвещающих приход весны. Больше часа они прибывали, опускались на воду, дрались, ссорились, шумели, высматривали рыбу, чтобы подкормиться.
Мы с Ясоном и Уртой стояли на берегу, с благоговением наблюдая величественное зрелище. Ниив сновала взад-вперед, напоминая ребенка, готового взорваться от удовольствия. Растрепанные аргонавты неохотно покидали свои постели, они смотрели, как птицы совершают круги над лесом и опускаются воду, и обсуждали, каковы эти крупные, злые птицы на вкус.
Жители Похйолы пели и танцевали, они делали это с такой же радостью, как и Ниив, и с такой же грацией, как лебеди. Они пели, как восставшие мертвецы, – сплошное бормотание и завывания. Пели в основном женщины, но так заразительно, что наши обычно угрюмые вольки нерешительно и как бы в шутку сделали несколько танцевальных движений друг с другом. Отчасти это и была шутка, а отчасти признак того, что они тоже чувствуют приближение нового времени года и завершение чего-то, что не зависит от природы, – ремонта нашего корабля! Нашего Арго.
Арго в ширину стал меньше, но сохранил изящество греческого корабля – высокий нос, единственную мачту; от кормы до носа корпус был расписан ярко раскрашенными щитами – это были символы, представлявшие новых аргонавтов, которые поведут корабль. Проницательные глаза, расположенные по бортам, будут внимательно наблюдать за происходящим и на реке, и на море.
Ниив привела своего дядю, безглазого Леманку, чтобы тот довел дело до конца. Его сыновья притащили дубовое изваяние Миеликки, Госпожи Леса, и закрепили на корме Арго в специальном отверстии. Леманку сам изготовил бюст, работая на ощупь, но очень быстро. Корабел настоял на том, чтобы мастерить в одиночку.
Когда изваяние подняли, мы увидели злобное лицо с прищуренными глазами, тонким носом, изогнутым в улыбке ртом. Эта улыбка могла означать как презрение, так и жалость. Вырезанные из дерева волосы ниспадали до маленьких грудей, шею защищал ряд медвежьих зубов и мрачноватое ожерелье из черепов мелких птичек. Венок из перьев и засушенных цветов немного скрадывал недоброжелательность лица.
Германец Гуттас и Урта установили голову на место, а Ясон вбил деревянные гвозди в пазы, чтобы она держалась. По причине любви Ясона к веревкам, статую перевязали канатами, крепко связав узлы, и покрыли смолой.
В тот момент, когда изваяние было установлено, Арго вздрогнул, но, в отличие от первого спуска в Иолке, оставался на месте и не тянул тросы. Конь дака был запряжен на случай, если корабль станет вырываться раньше времени.
Пока несколько аргонавтов освобождали спуск к воде и укладывали березовые бревна на берегу, Ясон и Леманку готовили алтарь для посвящения корабля. Сооружение было довольно простым: сложенные до уровня пояса поленья образовали платформу, достаточно большую, чтобы вместить жертву. Леманку выцарапал изображение Енааки на березовом полене и положил на землю. Ясон выстругал примитивное изваяние Аполлона и раскрасил его черной краской. Он связал пучком лебединые перья для Афины, последней покровительницы Арго. Для Миеликки понадобится весьма внушительная жертва.
Чтобы добыть это подношение, Урта сел на весла и вывел плоскодонку на озеро, он осторожно плыл мимо лебедей. А Ясон с помощью веревочной петли поймал огромную птицу, подтащил к лодке и сломал ей крылья веслом. И тогда Урте пришлось подналечь на весла: разъяренные птицы бросились на лодку, за которой волочился покалеченный лебедь, связанный, готовый к сожжению заживо.
Леманку и его племянница Ниив, одетая по такому случаю в белую меховую одежду и яркую шапочку пришли, чтобы принять участие в церемонии.
– Стойте! Так не пойдет! Не пойдет!
Дак Рубобост вышел вперед и положил свой меч на алтарь, что означало, что он не согласен, но готов решать вопрос мирно.
– Лебединые перышки? Деревянная резьба? Ясон, это не поможет. Если я поплыву на корабле с моим конем, я должен быть уверен, что Истарта будет милостива к нам. Ты должен принести жертву Истарте, иначе реки не пропустят нас, а двуногие волки будут легко находить наш след в лесу. Тогда у нас не будет шанса. Лебединые перышки? Этого мало.
Требование Рубобоста было переведено для остальных.
Германец Гебринагот вышел вперед и тоже положил меч на алтарь:
– Я с ним согласен. Хотя Истарта меня не волнует, я считаю, что нам нужно покровительство Белиноса, он свирепый бог. Наше путешествие не будет безопасным, если мы не принесем ему в жертву еще бьющееся сердце зайца.
Один из кимбров тоже начал высказывать свои претензии, и вольк Миховар попытался внести свою лепту в распрю. Ясон поднялся, скрестил руки на груди и молча взирал на собравшихся.
По мере того как обстановка накалялась, я отодвигался все дальше от костра. Вскоре ко мне присоединился Ясон и сел на камень рядом.
– Этому конца не будет, – вздохнул он. – Мне нужны сильные и сообразительные люди, но я понятия не имею, как умилостивить всех их богов.
– Просто поруби что-нибудь на куски и сожги лучшие из них. Так всегда делают.
– Им всем нужны разные животные.
Я посочувствовал ему.
– Поскольку никто не оспаривает, что ты предводитель и капитан корабля, воспользуйся властью, принеси жертву Аполлону и Госпоже Леса. В конце концов, она наша новая покровительница.
– Каждому нужен свой божественный защитник, – вздыхал Ясон. – Рубобост хочет принести жертву кому-то, кто приносит огонь, защищает путешественников и лечит раны, полученные в бою. Ему нужны живая летучая мышь и передняя лапа волка! Кимбры желают возблагодарить Индирабуса, воинственного покровителя путешественников, бога, дарующего красноречие. Они не поплывут, пока мы не найдем молочного поросенка. Германцам нужен белый заяц для их огненного божества. Критянин Тайрон предлагает зажарить в железной погребальной урне живого младенца! Это просто сумасшествие!
Мы с Ясоном и Уртой стояли на берегу, с благоговением наблюдая величественное зрелище. Ниив сновала взад-вперед, напоминая ребенка, готового взорваться от удовольствия. Растрепанные аргонавты неохотно покидали свои постели, они смотрели, как птицы совершают круги над лесом и опускаются воду, и обсуждали, каковы эти крупные, злые птицы на вкус.
Жители Похйолы пели и танцевали, они делали это с такой же радостью, как и Ниив, и с такой же грацией, как лебеди. Они пели, как восставшие мертвецы, – сплошное бормотание и завывания. Пели в основном женщины, но так заразительно, что наши обычно угрюмые вольки нерешительно и как бы в шутку сделали несколько танцевальных движений друг с другом. Отчасти это и была шутка, а отчасти признак того, что они тоже чувствуют приближение нового времени года и завершение чего-то, что не зависит от природы, – ремонта нашего корабля! Нашего Арго.
Арго в ширину стал меньше, но сохранил изящество греческого корабля – высокий нос, единственную мачту; от кормы до носа корпус был расписан ярко раскрашенными щитами – это были символы, представлявшие новых аргонавтов, которые поведут корабль. Проницательные глаза, расположенные по бортам, будут внимательно наблюдать за происходящим и на реке, и на море.
Ниив привела своего дядю, безглазого Леманку, чтобы тот довел дело до конца. Его сыновья притащили дубовое изваяние Миеликки, Госпожи Леса, и закрепили на корме Арго в специальном отверстии. Леманку сам изготовил бюст, работая на ощупь, но очень быстро. Корабел настоял на том, чтобы мастерить в одиночку.
Когда изваяние подняли, мы увидели злобное лицо с прищуренными глазами, тонким носом, изогнутым в улыбке ртом. Эта улыбка могла означать как презрение, так и жалость. Вырезанные из дерева волосы ниспадали до маленьких грудей, шею защищал ряд медвежьих зубов и мрачноватое ожерелье из черепов мелких птичек. Венок из перьев и засушенных цветов немного скрадывал недоброжелательность лица.
Германец Гуттас и Урта установили голову на место, а Ясон вбил деревянные гвозди в пазы, чтобы она держалась. По причине любви Ясона к веревкам, статую перевязали канатами, крепко связав узлы, и покрыли смолой.
В тот момент, когда изваяние было установлено, Арго вздрогнул, но, в отличие от первого спуска в Иолке, оставался на месте и не тянул тросы. Конь дака был запряжен на случай, если корабль станет вырываться раньше времени.
Пока несколько аргонавтов освобождали спуск к воде и укладывали березовые бревна на берегу, Ясон и Леманку готовили алтарь для посвящения корабля. Сооружение было довольно простым: сложенные до уровня пояса поленья образовали платформу, достаточно большую, чтобы вместить жертву. Леманку выцарапал изображение Енааки на березовом полене и положил на землю. Ясон выстругал примитивное изваяние Аполлона и раскрасил его черной краской. Он связал пучком лебединые перья для Афины, последней покровительницы Арго. Для Миеликки понадобится весьма внушительная жертва.
Чтобы добыть это подношение, Урта сел на весла и вывел плоскодонку на озеро, он осторожно плыл мимо лебедей. А Ясон с помощью веревочной петли поймал огромную птицу, подтащил к лодке и сломал ей крылья веслом. И тогда Урте пришлось подналечь на весла: разъяренные птицы бросились на лодку, за которой волочился покалеченный лебедь, связанный, готовый к сожжению заживо.
Леманку и его племянница Ниив, одетая по такому случаю в белую меховую одежду и яркую шапочку пришли, чтобы принять участие в церемонии.
– Стойте! Так не пойдет! Не пойдет!
Дак Рубобост вышел вперед и положил свой меч на алтарь, что означало, что он не согласен, но готов решать вопрос мирно.
– Лебединые перышки? Деревянная резьба? Ясон, это не поможет. Если я поплыву на корабле с моим конем, я должен быть уверен, что Истарта будет милостива к нам. Ты должен принести жертву Истарте, иначе реки не пропустят нас, а двуногие волки будут легко находить наш след в лесу. Тогда у нас не будет шанса. Лебединые перышки? Этого мало.
Требование Рубобоста было переведено для остальных.
Германец Гебринагот вышел вперед и тоже положил меч на алтарь:
– Я с ним согласен. Хотя Истарта меня не волнует, я считаю, что нам нужно покровительство Белиноса, он свирепый бог. Наше путешествие не будет безопасным, если мы не принесем ему в жертву еще бьющееся сердце зайца.
Один из кимбров тоже начал высказывать свои претензии, и вольк Миховар попытался внести свою лепту в распрю. Ясон поднялся, скрестил руки на груди и молча взирал на собравшихся.
По мере того как обстановка накалялась, я отодвигался все дальше от костра. Вскоре ко мне присоединился Ясон и сел на камень рядом.
– Этому конца не будет, – вздохнул он. – Мне нужны сильные и сообразительные люди, но я понятия не имею, как умилостивить всех их богов.
– Просто поруби что-нибудь на куски и сожги лучшие из них. Так всегда делают.
– Им всем нужны разные животные.
Я посочувствовал ему.
– Поскольку никто не оспаривает, что ты предводитель и капитан корабля, воспользуйся властью, принеси жертву Аполлону и Госпоже Леса. В конце концов, она наша новая покровительница.
– Каждому нужен свой божественный защитник, – вздыхал Ясон. – Рубобост хочет принести жертву кому-то, кто приносит огонь, защищает путешественников и лечит раны, полученные в бою. Ему нужны живая летучая мышь и передняя лапа волка! Кимбры желают возблагодарить Индирабуса, воинственного покровителя путешественников, бога, дарующего красноречие. Они не поплывут, пока мы не найдем молочного поросенка. Германцам нужен белый заяц для их огненного божества. Критянин Тайрон предлагает зажарить в железной погребальной урне живого младенца! Это просто сумасшествие!