-- Я пью. -- Настя сделала осторожный глоток. -- Разве не видишь.
   -- Ну-ка, ну-ка.... -- он смотрел озабоченно. -- А до конца?..
   -- Возьми мне лучше соку. -- Настя отодвинула фужер и смущенно улыбнулась: -- Что-то не хочется. Отвыкла, наверное...
   -- Так... -- Игорь помолчал. -- Так-так.
   Он принес сок и, достав из паспорта какую-то бумажку, перечитал ее. Сложил, убрал вместе с паспортом в карман. Посидел сосредоточенный. Подошел к стойке и купил две шоколадки.
   -- Извини, это не тебе, -- сказал рассеянно. Сунул шоколадки в портфель и потянулся за шапкой: -- Ну, поехали!..
   -- Куда?
   -- Сначала в суд и сберкассу, потом в загс. Паспорт при себе?
   Настя смотрела на него, сдерживая растерянную улыбку.
   -- А зачем в загс-то?..
   -- Затем. Я не хочу, чтобы мой сын рос безотцовщиной.
   -- Ты бы хоть спросил моего согласия...
   -- А чего тебя спрашивать, -- с напускной грубоватостью сказал он. -- Мой ребенок?..
   Настя кивнула и неожиданно улыбнулась.
   -- Ну и поехали! - Игорь поцеловал ее в щеку.
   Они вышли из мороженицы и остановили такси.
   -- А почему ты думаешь, что будет сын? -- шепнула Настя, прижавшись к нему на заднем сиденье. -- Может быть, дочка?..
   Игорь взглянул на нее весело и снисходительно:
   -- Какая еще дочка!.. Будет сын!
   Ей и самой хотелось сына.
   Новый год справляли на Гоголя с родителями. Заявление в загс уже было подано -- на конец января, и оставалось соблюсти щекотливые формальности -- представиться родителям и получить их благословение. Настя предложила Игорю свести число своих предшествующих браков до одного и не вдаваться в подробности. "Не стоит их огорчать", -- рассудила Настя. Она имела в виду родителей. Игорь пожал плечами и сказал, что ей виднее, -- что стоит, а что не стоит рассказывать; лично ему без разницы, он от своей биографии не отказывается.
   После шампанского Игорь сообщил родителям, что любит их дочку, и они с Настей намерены пожениться. Мигала фонариками елка, гремел телевизор.
   -- Прежде чем просить вашего согласия, я должен коротко рассказать о себе...
   Настя сидела пунцовая, и вилка подрагивала в ее руке.
   -- Можно и не коротко, -- стараясь казаться веселым, сказал отец. Он выключил телевизор и сел на место.
   Настя положила дрожащую вилку на скатерть и взглянула на маму: та крутила на пальце обручальное кольцо и пыталась вежливо улыбаться.
   -- Нет, -- не согласился Игорь. Я расскажу коротко. -- Он отодвинул фужер и сел прямо. -- А потом отвечу на ваши вопросы...
   Настя думала, что он будет волноваться и наговорит чего-нибудь лишнего, но ошиблась. Игорь сжато и без эмоций поведал, кто он такой, будто зачитал автобиографию, и попросил задавать вопросы. Это походило на доклад в каком-нибудь семинаре.
   -- А почему, Игорь, вы расстались с прежней женой? -- сочувственно спросил отец. -- Если это, конечно, не секрет...
   Игорь помолчал.
   -- Это моя вина. Очевидно, я оказался недостаточно хорошим мужем...
   Отец кинул, задумываясь над ответом.
   -- Ну, а кто может дать гарантию, что у вас с Настей не получится подобного? -- не сразу спросила мама и нервно отхлебнула морсу. -- Ведь вы понимаете?..
   -- Понимаю, -- твердо сказал Игорь. -- Такой гарантии никто вам не даст.
   Он смотрел на них, ожидая новых вопросов.
   -- Да, -- отец покрутил головой, улыбаясь. -- Не зря меня этим летом пьяный пастух спрашивал: "Дед, ты телят не видал?" Быть, наверное, мне дедом... -- Он потянулся к бутылке. -- Ну что же, друзья мои...
   Настя наклонилась к Игорю и поцеловала его в щеку. Она знала, что он понравился родителям.
   Когда они вышли на лестницу, и Игорь закурил, Настя сказала ему про бабушкину квартиру в Гавани. Она думала, он обрадуется.
   -- Вот тебе раз... -- потерянно сказал Игорь. И долго молчал, облокотясь на перила.
   -- А что случилось-то? -- с тревогой спросила Настя. Она стояла в накинутой на плечи кофте и отдувала от себя застывший в воздухе дым.
   -- Да ничего... -- хмуро проговорил Игорь.
   -- Я думаю, это лучше, чем жить в твоей комнате. -- Настя пожала плечами. -- А потом ты получишь что-нибудь по очереди -- поменяемся...
   Игорь разжал пальцы и проводил взглядом падающую в пролет спичку. Было слышно, как она скакнула внизу по ступенькам.
   -- Ты чем-то недоволен?..
   Игорь выпрямился и повернулся к Насте; лицо его было невесело.
   -- А я думаю, почему твои родители про мою комнату не расспросили... -- Он задумчиво усмехнулся: -- Хорош, думают, гусь...
   -- Гусь ты мой, гусь, -- погладила его по голове Настя. -- Папа будущего гусенка... Пошли поедим, папа-гусь. Они еще ничего не знают...
 
   В апреле Настя родила мальчика, и его назвали Маратом -- в честь одного из Настиных дедушек. Дедушка Марат был железнодорожником и сгинул в тридцать седьмом.
   Марат Игоревич Фирсов. Похожий на мать, как две капли воды.
 
   Фирсов заходил тогда ко мне, сияющий и восторженный. Мы с ним пили чай на кухне, и я еще говорил, что по восточным поверьям в апреле рождаются разные там имамы и шейхи. А также напоминал, что в апреле родились Ленин и Гитлер. Так что он не должен пускать на самотек воспитание сына.
   -- Имамы... -- прихлебывал из чашки Фирсов, -- шейхи... Видали мы таких. Нет чтобы мои глаза взять -- так нет, Настины ухватил. Сынок называется. Имамы.
   -- Глаза -- это ерунда, -- говорил я. -- Еще поменяются. У них сначала у всех голубые.
   Мы обсуждали с ним, когда нам лучше отправиться за его вещами на Петроградскую. Фирсов хотел забрать только секретер, телевизор, книги и чемоданчик с чужими письмами. На все остальное, как я понял, он махнул рукой, чтобы не связываться с Татьяной, которая грозилась накатить на него телегу в институт, если он лишит ее привычных удобств и, самое главное, -- дивана.
   -- Ну ее к бесу! -- рассуждал Игорь. -- Займу лучше у Барабаша пять сотен да куплю спальный гарнитур: диван, два кресла и журнальный столик. Как-нибудь перебьемся, а летом съезжу на халтуру и отдам...
   Я спросил его, как он насчет выпить.
   -- Ты знаешь, -- сказал он, -- не тянет. Надоело, что ли... Да и годы жмут, пора определяться. Одним словом, держусь.
   -- Да, -- согласился я. -- Определяться пора. Лучшее-то времечко мы прогуляли...
   Нам тогда обоим катило к тридцатничку. И лично меня эта цифра пугала.
   -- Прогуляли, -- не стал спорить Фирсов. -- Но я почему-то верю, что лучшие годы впереди. Главное не вешать носа. И не махнуть на самого себя рукой. Будем играть по-крупному! -- задиристо подмигнул он.
 
   Татьяна не накатила на Игоря ни телеги, ни бочки из-под мазута, ни даже легкого громыхающего бидончика -- она привольно жила в оставленной им комнате, спускаясь к матери обедать и смотреть телевизор. Иногда она не спускалась, и тогда Евгения Осиповна знала, что у дочери гости или она на собрании. "Ну, дай-то бог, дай-то бог... -- беспокойно шептала она и, приложившись виском к оконному стеклу, скашивала глаза наверх, надеясь увидеть если не сами окна шестого этажа, то хотя бы бледный отсвет от них. -- Дай-то бог. Девка она справная..." Подниматься к дочке без приглашения она не решалась. Был однажды случай, когда она полчаса стучала в стенку ключом, заметив с улицы свет в Татьяниной комнате. И сама оконфузилась, и дочери помешала...
   Ни бочки, ни телеги с фактами аморального поведения аспиранта Игоря Фирсова не появилось в парткоме его института -- Татьяна решила не унижаться. Убрался -- и скатертью ему дорога. Видала она таких жоржиков... С ее-то фигуркой и мордашкой она хоть завтра профессора найдет; только это ей пока не надо...
   Изумительный случай поквитаться с бывшим мужем представился ей через пару лет, когда он пришел к ней перед отправкой на свою "химию". Татьяна уже знала, что на полтора года его отправят куда подальше, и мысленно торжествовала: "Вот так, миленький, жениться-то на молоденьких! А сейчас еще и прописочку потеряешь, с очереди снимут. -- Она уже все выяснила. -- Ах, как славно!"
   Татьяна думала, что он будет торговаться из-за своих вещей, и была настроена по-боевому, решив ничего не отдавать, -- пусть подает в суд, если денег и времени не жалко, -- она-то знает, чем все это кончается...
   -- Ну! -- сказала Татьяна, усаживаясь в кресло. -- И о чем же ты хочешь со мной поговорить?..
   Игорь сел на скрипнувший стул и оглядел комнату, задерживаясь взглядом на знакомых вещах. Татьяна к своему неудовольствию отметила, что вид у него был довольно-таки бодрый.
   -- Ты, наверное, уже все знаешь, тебе Зоя говорила?..
   -- Да уж наслышаны о твоем геройстве. -- Татьяна закинула ногу за ногу, прошуршав колготками. -- Доездился...
   -- Да, -- сказал Игорь. -- Было дело...
   Он поднялся и подошел к окну. Побарабанил пальцами по подоконнику, заглянул вниз, на Большой. Обернулся. Оглядел люстру. "Вот шиш ему, а не люстру. -- подумала Татьяна. -- Пусть только попробует заикнуться -- сразу выставлю".
   -- Разговор такой... -- Он достал пачку сигарет и спички. -- Когда у нас следующая переотметка очереди? Весной?..
   -- У кого это у нас? -- спросила Татьяна. -- Тебя все равно отсюда выпишут. Не кури здесь. Дома у себя курить будешь!..
   Игорь убрал пачку.
   -- Я вроде договорился, что не выпишут...
   -- Инте-ересно, -- помолчав, сказала Татьяна. -- Как это тебя не выпишут, если всех выписывают?.. С кем это ты договорился?..
   -- Ну тебе-то что? Живешь здесь и живи. Очередь подойдет, все равно порознь получать будем. Что ты заволновалась?.. Я же ни на что не претендую.
   -- Я не заволновалась. -- Татьяна встала из кресла и скрестила на груди руки. -- Просто непонятно, с кем ты мог договориться. -- Она прошла до двери и обратно. -- Что это за договоры такие...
   -- Речь сейчас не об этом...
   -- Ну да! Речь о том, что ты хочешь и там квартиру иметь, и здесь еще что-нибудь получить! Шустрый...
   -- Да что там за квартира -- две смежные комнаты, двадцать семь метров, малогабаритная...
   -- Что же ты так неудачно женишься? Уж женился бы сразу на трехкомнатной...
   -- Подожди, -- сказал Игорь. -- Ты вроде тоже внакладе не осталась. У тебя комната, стоишь на очереди... Подойдет очередь -- получишь однокомнатную квартиру. А выйдешь замуж -- совсем хорошо: съедетесь...
   -- Я уж без тебя разберусь, что мне делать...
   -- Уверен, что разберешься. Я тебя прошу только об одном...
   -- Ну, и о чем же ты просишь? -- Татьяна подошла к зеркалу и поправила волосы. Нет, в свои тридцать три она определенно выглядела неплохо. -- Я тебя слушаю...
   -- Мне надо, чтобы ты не распространялась, что я на "химии" и продолжала платить за меня за газ и за воду. Деньги я тебе буду давать.
   -- Интересно...
   -- Я буду здесь, под Ленинградом, и приеду, когда надо будет идти в исполком на переотметку. Чтобы с очереди не сняли... У нас же с тобой лицевые счета не разделены...
   -- С кем же, интересно знать, ты договорился, чтобы тебя не выписывали?
   -- За меня похлопотали... Общественность.
   -- А разве такое можно? -- Татьяна села на диван.
   -- Да, сейчас разрешается...
   -- Никогда не слышала. А что же ты тогда беспокоишься о соседях, чтобы они не узнали?..
   -- Я не беспокоюсь...
   -- Ну ты же сам сказал...
   Игорь вновь подошел к окну и облокотился на подоконник.
   -- Ты выполнишь мою просьбу? Или тебе хочется... мне отомстить?
   -- Вот еще, отомстить... -- Татьяна одернула юбку и взглянула на часы: -- Ладно, заболталась я тут с тобой. -- Она поднялась и стала делать вид, что собирается куда-то. -- За мной должны зайти...
   -- Ну так что? -- Игорь выпрямился и отошел от окна.
   -- Ничего...
   -- Я могу надеяться?..
   -- Надейся, надейся... -- Татьяна была довольна, что разговор о мебели не состоялся. -- У тебя когда срок-то начинается?..
   -- Скоро...
   -- Ну-ну. А жена, значит, одна остается? Молоденькая, говоришь? Ну давай-давай... Вот умора-то будет... -- Татьяна распахнула перед Игорем дверь. -- Пока!
   -- Мы договорились? -- не спешил выходить Игорь.
   -- Договорились.
   Татьяна выписала Игоря из квартиры на Петроградской через месяц после его отъезда в спецкомендатуру. Ей пришлось побегать между жилконторой, милицией и судом, где она снимала копию приговора. С очереди на жилье его сняли в одночасье: из картонной папки вынули несколько бумажек, приложили к ним справку из ЖЭКа и написали: "В архив". Зое, сестре Игоря, с которой Татьяна перезванивалась, она сказала, что сохранить Игорю прописку никак не удалось. "Ой, Зоенька, ты не представляешь, какие там бездушные люди. Ничего слушать не хотят. А тем более сейчас -- все так строго..."
 
    11.
 
   В конце апреля Игорь посеял еще несколько ящиков астры Белая юбилейная, рассудив, что хуже не будет -- астра шла на рынке и в срезанном виде до октября. Под нее он вскопал две мощные грядки за домом, на спуске к реке. Земля там лежала бросовая, затравевшая, когда-то отец пытался сажать на ней картошку, но клубни урождались мелкие, в бурых пупырчатых лишаях -- видно, губила их близко подступавшая вода речки, и Игорь учел это обстоятельство: гряды вывел высокими и укрепил их края подгоревшими досками от барака.
   В соседстве с грядкой Степана, тощей и плоской, как матрас, его гряды казались перинами, расстеленными средь жухлой травы для неведомых богатырей. Игорь разбросал по черной земле влажную крупу селитры, напоминающую град, и густо обсадил края грядок чесноком, который привезла Настя. Чеснок цветам не помеха, наоборот -- отпугивает вредителей. Да и себе не в убыток: худо ли, если здесь, на солнцепеке, вырастут ядреные головки чеснока?.. В те же грядки, по совету Вешкина, он побросал пахучие семена укропа и чуток зарыхлил их граблями. "Это самая правильная агротехника, -- уверенно сказал Володька. -- Народный опыт севооборота. Пока астру высадишь, у тебя уже укроп проклюнется. А потом выдергивай его, вяжи пучки и на рынок". Фирсов сказал, что укроп он может съесть и сам. "Э-э, -- махнул рукой Вешкин. -- Что сам! Тебе калым нужен. Без калыма хозяйство не развернешь. Забор новый нужен, дом стоит разваливается... Это все, брат, деньги!"
   Фирсов уже не заводил с соседом бесполезных разговоров о старушке-помощнице -- в его голове созрел другой план выхода на рынок, немного смешной, но, пожалуй, единственно верный.
   Борода!
   Черная театральная борода, принесенная некогда Василием, хранилась у Игоря в одной из коробочек на антресолях. Игорь помнил, как не так давно, дурачась, он расхаживал в ней по квартире, веселя Настю и Марата удивительными переменами в своем облике и поражаясь сам тому важному профессорскому виду, который придавала ему мятая жесткая бородка из натурального волоса. Он говорил тогда с грузинским акцентом, темпераментно жестикулировал, и Марат, поначалу заливавшийся смехом, вскоре разревелся и бросился к Насте, напуганный чужим дядей, в которого превратился папа.
   Да, борода, кепка и очки с дымкой (спасибо однокласснице Шуре из "Оптики" на Садовой) изменят его внешность так, что и Настя, столкнувшись с ним нос к носу, не признает мужа. Игорь живо воображал, как он будет стоять за прилавком и, указывая рукой на свои зеленеющие ящики, зазывать покупателей: "Пад-хады, дарагой, бэри, дарагой! Сматры, какой чудный рассада, панымаишь!.."
   Оставалось только сыскать эту бороду на антресолях и подобрать надежный клей. Иначе оконфузишься. Игорь решил сделать это 1 мая, когда приедет за Маратом и Настей.
 
   Капустная рассада, которую они с Настей высадили в грядки, прижилась быстро, и вскоре из стебельков стали выбиваться первые настоящие листочки -- чуть курчавые и резные по краю.
   Игорь осторожно прорыхлил вилкой подсохшие междурядья.
   Корка исчезла, и почерневшая земля вновь задымила паром.
   Он подсыпал к саженцам землю и полил грядки теплой водой. Теперь он держал грядки под пленкой большую часть дня, и только в самый солнцепек открывал торцы прозрачных туннелей -- для вентиляции.
   В один из последних дней апреля, солнечный и безветренный, Фирсов вышел на крыльцо и поразился акварельным мазкам зелени, проступившим средь желто-бурых клочков прошлогодней травы. Он был уверен, что еще вчера ничего этого не было. Или он не замечал, занятый рассадой, грядками, ношением воды с речки, топкой печки, торопливой чисткой картошки, беганьем в магазин, чтением справочников, разведением в баке удобрений, короткими разговорами с соседом, просеиванием земли, новыми посадками, рыхлением, копкой и всем тем, чем он был обречен ежедневно заниматься на протяжении трех последних недель?.. В кустах смородины, у забора, кричали воробьи, изредка все вместе совершавшие налеты на кучу хвороста, на журчащую канаву. Две птицы, большие и черные, важно расхаживали по вскопанной грядке, и их оперение отливало золотом. Свежезеленые концы елок покачивались в прозрачном воздухе, и слабое шуршание сухих листьев на дорожке трогало слух быстрыми тонкими пальцами. Еще день-два такой погоды, и лопнут набухшие почки на березах, зазеленеет воздух в рощах, и за рекой, на влажных склонах появятся белые головки подснежников. Разбежится голубой май... Фирсов разжал ладонь, оставляя нагретый с солнечной стороны столбик крылечка, и пошел в теплицу -- выносить ящики на улицу.
   Этот необходимый маневр -- беганье с рассадой за солнцем -- продолжался обычно весь день, и Фирсов частенько поминал прозорливого соседа, советовавшего спилить елки и разные там березы, чьи тени, как стрелки часов, накрывали грядки, дорожки и скамейки, куда он выставлял ящики с забитых в два яруса стеллажей. С утра Игорь размещал рассаду у стенки дома, со стороны реки, -- там, в безветрии, пригревало лучше всего. Но уже к полудню густая темнота косо наезжала на края ящиков, и Игорь начинал переставлять их по всему участку, уберегая от подкрадывающихся теней и размашистых шлепков ветра. К вечеру он собирал ящики и уносил в теплицу. На следующий день история повторялась, с той лишь разницей, что теперь на улицу выносились ящики другого яруса, -- например, нижнего, -- остававленного вчера под пленкой.
   Много времени отнимали полив и подкормка. Игорь жалел, что не выкроил зимой пятидесяти рублей на вибрационный насос "Малыш" -- как тот, что зудел теперь у мостков соседа. На теплицу уходило двадцать ведер теплой воды -- десять утром и десять вечером. Еще десять ведер в день требовали грядки с капустой. Итого тридцать.
   Едва проснувшись, Игорь бежал к реке и уставлял плиту ведрами. Разведя огонь, пристраивал с краю чайник и начинал бриться. Иногда для скорости он опускал в ведра мощный электрокипятильник сестры. Счетчик начинал безумствовать. Игорь готовил кипяток и разбавлял им речную воду. Одного ведра с трудом хватало, чтобы затеплить три ведра холодной. Пластмассовая леечка булькала и фыркала, погружаясь в теплую воду. "Сейчас, сейчас, -- приговаривал Игорь. -- Всех напою". Он лил до тех пор, пока с ящиков не начинала сочиться вода. "Ну вот, а вы боялись. Да разве вас дядя Игорь забудет?.. Не забудет, всем достанется..." Игорь где-то читал, что если с растениями разговаривают ласково, то они лучше развиваются; ученые установили. Наверное, эти ученые были правы: рассада тучнела день ото дня, наливалась густой зеленью, и семядольные листья кабачков уже походили на слоновьи уши. Не отставала от них и огуречная -- меж глянцевых с прожилками листочков прорезался треугольничек первого настоящего листа. Несколько ящиков помидоров, которые Игорь пикировал недавно, высаживая в каждую клеточку шаблона по одному растению, прижились и напоминали теперь делянку игрушечного леса с ровными рядками деревьев. Густые посевы астры -- ее срочно требовалось пикировать -- колко торчали из ящиков и походили на квадраты римских когорт, готовых пронести на своих листьях-пиках не только шкодливого муравьишку, но и кого-нибудь покрупнее -- кузнечика, например, а то и стрекозу. Доблестных римлян Игорь поил в два приема -- дожидался, пока перестанет капать со дня ящика вода, и лил снова.
   Вечером хлопот прибавлялось. Требовалось не только напоить, но и подкормить. Игорь столовой ложкой отмерял удобрения и сверялся с блокнотом. "Taк, помидоры алпатьевские, второго посева. -- Он шел вдоль стеллажей и отыскивал нужные ящики, -- Комплексное удобрение плюс марганцовка. Добавим мы вам, ребята, еще чуток суперфосфата, что-то вы бледно выглядите..." Он разбалтывал в ведре порошки и, подумав, сыпал совком золу: "Калий, пишут умные люди, никому не повредит..." Он вылавливал горсткой черные древесные угольки, стряхивал их на землю и топил лейку в серой мутной воде. После подкормок Игорь надевал на носик лейки ситечко и окатывал зелень напористыми струйками. "А как вы думали! Помыться-то после всей этой химии надо?.. Надо!" Уже в темноте, с последней за день сигаретой он заходил в теплицу и чиркал спичкой перед градусником. "Ага, плюс пятнадцать, -- бормотал он. -- Ну спите. Ночью еще загляну, проведаю..." Он осторожно стряхивал пепел в ящики и не спешил уходить.
   Давно ли он выстроил теплицу и перенес в нее рассаду? Три недели назад. А уже все зеленое стоит, нарастает! И бог даст, скоро на рынок отправится. Даже жалко расставаться... Фирсов раздувал безвредный для растений дым и плотно прикрывал за собой дверь. "Спите..."
 
   Настю и Марата он перевез на дачу первого мая, приехав в город с утра, когда еще молчали уличные репродукторы. Вещей оказалось много -- сумки, чемоданы, коробки, и Игорь понял, что за один раз не управиться.
   Брать такси до вокзала не имело смысла -- оно могло застрять в потоках демонстрирующих. Радостные людские толпы уже шумели с экрана телевизора. Одетый в незастегнутое пальто, Марат махал им флажком и прикладывался к свистульке. Игорь нашел на антресолях бороду и сунул ее в портфель.
   -- У нас "БФ-4" есть? -- Игорь торопливо рылся в аптечке. -- Клей медицинский...
   -- Ты что, порезался? -- Настя перекрыла на кухне газ и простучала сапожками в прихожую.
   -- Нет, -- отозвался Игорь. -- На всякий случай... Нашел.
   Они протолкнулись в скрипящее воздушными шариками метро и добрались до Финляндского. Народ, сгибаясь под тяжестью рюкзаков и сеток, спешил к электричкам. Игорь заметил, что некоторые едут с рассадой -- она зеленела в корзинках и прозрачных мешочках. Тащили целые кусты и деревья. Зашли в вагон электрички, Игорь устроил Настю с Маратом около окошка, закинул на полку чемодан и вышел покурить.
   Кто-то нес в мешке поросенка, и тот визжал исступленно. В тамбуре, отвернувшись к закрытым дверям, тихо пили два мужичка. Пахло бормотухой. Игорь взглянул на часы и отошел от вагона. Мужчина в потертом плаще остановился рядом с ним и закрутил головой, поджидая кого-то. "Это какой вагон? Пятый?" -- спросил рассеянно. Из его сумки торчали помидорные кустики. Игорь кивнул: "Пятый" -- и пригляделся к рассаде.
   -- Хороша, -- сказал он одобрительно. -- Простите, это вы сами выращивали?
   Мужчина перехватил его взгляд и чуть приподнял сумку.
   -- На рынке купили...
   -- Уже продают?..
   -- Давно... Зина! -- закричал мужчина в толпу. -- Вот он, пятый! Садимся!.. -- Он шагнул в вагон.
   Игорь докурил и пошел за ним. Мужчина сидел рядом с проходом и чистил апельсин.
   -- Простите, пожалуйста, -- Игорь с улыбкой наклонился к нему. -- А вы на каком рынке покупали рассаду?
   -- Да на этом... -- мужчина разломил апельсин и протянул половину жене. -- Некрасовском...
   -- И почем?..
   -- По сорок копеек. Невские... Хороший сорт. -- Он отделил дольку, намереваясь отправить ее в рот.
   -- А не знаете, сегодня рынок работает?
   -- Сегодня точно не работает, -- сказал кто-то рядом. -- В праздники у них выходной.
   -- Спасибо, -- кивнул Игорь. -- Извините. -- И пошел к своим.
   "Ты чего там?" -- с улыбкой спросила Настя. "Рассаду уже продают... -- негромко сказал Игорь и посадил Марата к себе на колени, -- Что, если я привезу остальные вещи третьего? Обойдешься пока?.." -- "А что такое? Почему?" -- "А мне все равно третьего придется ехать..." -- "Зачем?" Игорь помолчал и поманил ее рукой к себе. Настя приблизилась. "На рынок хочу съездить, -- шепнул он ей на ухо, -- Рассаду посмотреть..."
   Марат, улыбаясь, завертел головой: "Папа, и мне скажи!.."
   -- Ехали медведи на велосипеде... -- Игорь ткнулся носом в его теплые волосы. -- И еще комарики на воздушном шарике... Доставай шарики, надувать будем.
   По поселку уже бродили пьяные, и у дровяного склада визгливо играла гармошка. Ветер нес низкие клочковатые облака. Иногда сквозь них проглядывало яркое солнце. Коричневая вода речки вспыхивала полированной сталью, и у деревьев появлялись черные тени. По обочинам канав медленно расползались пятна гари, потрескивая бегущим свечным огоньком и сизо дымя. Мальчишки затаптывали пламя и вновь бросали в сухую траву спички. Марат смотрел на них во все глаза, и Игорь для порядка сделал пацанам замечание. Ребята ватагой пошли к речке, переговариваясь и оглядываясь. Говори не говори -- все равно жечь будут. Сам жег, приезжая с родителями на дачу. Потому что интересно.
   Игорь внес на участок вещи и, взяв сына за руку, пошел открывать теплицу.
   -- Это домик, где огурчата живут, да? -- Марат торопливо семенил резиновыми сапожками.
   -- Тут и огурчата, и кабачата, и цветочки разные... Сейчас увидишь.
   Настя, повесив сумку на спинку скамейки, пошла за ними.
   -- О, братцы, тут как в парилке! -- Игорь распахнул дверь и пошел по проходу, заглядывая в ящики. -- Двадцать два градуса! -- Он принялся открывать форточки. -- И печки в восемь утра выключил...
   -- Ого, -- сказала Настя, переступая порог теплицы, -- ну и теплынь. А как все выросло, Игорь! Ты посмотри!.. А это что, такие помидоры?.. -- Она погладила ладонью упругую зелень растений и улыбнулась. -- Маратка, смотри! Это помидоры. А это вот огурчата... Видишь, какие?..
   "А их есть уже можно?" -- деловито спросил Марат, и они рассмеялись.
   Потом Настя мыла в доме пол, раскладывала вещи, сушила Марату спальный мешок над печкой, ходила в магазин, а Игорь возился с рассадой. И мысль о том, что на рынке уже вовсю кипит торговля, не давала ему покоя. Ему почему-то казалось, что вся огородно-посадочная лихорадка начинается позднее, после Дня Победы, когда зазеленеет на полянах трава и начнут распускаться листочки. Просчитался. И еще неизвестно, сгодится ли то, что он вырастил и продолжает выращивать, для продажи. Помидоры, например, которые он видел сегодня в электричке, вдвое выше тех, что стоят у него в теплице. Не совсем вдвое, но почти. Огурцы... Нет, огурцы примерно такие же, как у него. Игорь припомнил корзинку, где в плоской консервной баночке с землей ехали на чью-то дачу двулистные темно-зеленые огурцы. Пожалуй, у него и покрупнее, и третий лист вылезает, а там было только два. И как там рынок, есть ли места? И не потребуют ли какую-нибудь справку из сельсовета? И что с машиной? Вешкин говорил, что машину можно остановить на шоссе, любой водитель согласится подзаработать, надо только останавливать фургон или автобус, чтобы не заморозить рассаду, и не бояться -- гаишники проверяют машины, идущие из города: не везут ли в них стройматериалы для дач, а в город по весне везти нечего -- все, что можно вывезти, вывезли еще осенью, смеялся Володька. Игорь рассуждал примерно так же -- машину он найдет, и, бог даст, в город с рассадой проскочит, это не самая большая проблема, теперь он человек вольный и шарахаться от каждого милиционера ему не надо (хотя еще и вздрагивает что-то внутри при виде фуражки), но неопределенность остальных членов уравнения, в правую часть которого он поставил цифру 3000, и обнаружившаяся сегодня потребность срочно прояснить левую часть, где оставались неизвестные величины -- нужна ли справка? есть ли места на рынке? имеет ли его рассада товарный вид, необходимый для реализации? приклеится ли борода "БФом-4"? -- настраивали его на самый решительный лад и принуждали к не менее решительным действиям. Игорь понимал, что пришло то время, когда успех стал зависеть только от его расторопности и энергичности, от его способности сосредоточиться на главном, ибо рассаду надо продавать, и сейчас никто -- ни Вовка Вешкин, мастер давать советы, ни Настя, взявшая по его просьбе отпуск и переехавшая на дачу, ни добрый помощник Солнце, ни матушка-земля -- спасибо им огромное, -- никто не сможет довести до конца затеянное дело. Надо действовать быстро, четко, энергично. Полагаться только на себя. И не рассусоливать.