номер дома. Хуже того, на конверт намазали столько клейстера, что все
перекосилось. Сестра, та, что окончила учительские курсы, велела бы им
переделать заново.
"Нынче вторник, - подумал Луисито. - Времени еще много, но лучше
сказать хозяину как можно раньше, что мне надо уехать". Он вернулся в дом и
сообщил об этом дону Леопольдо. Тот ответил: - Езжай когда хочешь. Но
сначала, понятное дело, предупреди донью Филомену.
Последнюю фразу он произнес неторопливо, точно размышляя вслух.
- Хорошо, сеньор.
- И без ворожбы ясно, что ведет тебя в Росарио.
Луисито растерялся и наконец спросил: - Вы уже знаете?
- Мечта разбогатеть не работая и найти женщин. Это ясно и без ворожбы,
но лишь чародейство может спасти тебя от подстерегающих там опасностей.
- Я буду обратно в субботу, когда пригонят скот для ярмарки.
Хозяин рассердился: - Господин со дня на день уезжает, но мне нечего
беспокоиться, ведь он будет обратно в субботу. Нет уж, голубчик. Ошибаетесь.
Здесь я командую, а не вы, ясно? Сегодня переночуешь, как обычно, в бараке,
а завтра с утра зайдешь ко мне в кабинет. Запомни, что ты уходишь и больше
ноги твоей не будет в моем доме.
Луисито не предполагал, что дон Леопольдо так рассердится. Поужинал он
без аппетита, а после подумал, что ему уже не заснуть. С горькой обидой
сказал он себе: "Надо же, а ведь я спас его, не заботясь о том, что может
случиться со мной".
Когда юноша явился в кабинет (он охотно ушел бы не простившись), дон
Леопольдо выдал ему полное жалованье, словно тот проработал весь месяц, и
спросил: - Где остановишься в Росарио?
- Наверное, у тети Рехины.
- Хорошая мысль. Но сначала зайди на ферму и предупреди мою куму. Не
забудь, ладно?
И жестом указал на дверь. Луисито подумал: "Разве поймешь тех, кто
командует?" В коридоре к нему подошла толстая барышня, Мария Кармен,
заглянула в глаза и прошептала: - Надеюсь, вы вернетесь.
Когда он был на полпути к ферме, его подсадил в машину хозяин соседней
усадьбы. Так что ему повезло, и он приехал к обеду.
Матери он сказал: - Дон Леопольдо просил передать, что завтра я еду в
Росарио по делам.
- Вышло по-твоему. Поздравляю, но послушай, что говорит тебе мать: будь
осторожен. Учти, ты попадешь прямо в волчье логово.
- Не беспокойтесь.
- Сразу, как приедешь, иди к тете Рехине. Там тебе будет хорошо. Твоя
тетя - замечательная женщина, у нее золотое сердце. Только не давай ей
гадать тебе на картах.
- Чтобы тетя Рехина предсказала мне судьбу? - спросил он с удивлением.
- Ей всегда это нравилось, но я не хочу, чтобы кто-либо выведывал, что
ждет моих детей в будущем.
Он провел незабываемый вечер. Никогда еще он так не веселился и не был
в таком ладу со своими братьями и сестрами.
В четверг, проснувшись и вспомнив, что наступил великий день поездки в
Росарио, Луисито ощутил безмерную радость и - чего он совсем не ожидал -
легкую грусть от расставания с людьми и городком. "Это не навсегда", -
сказал он себе в утешение. В прошлый раз, уезжая из дому, он и не думал
печалиться.
- Захватишь кое-что для тети Рехины. Будь особенно аккуратен с этим
пакетом: здесь яйца.
Еще мать дала ему курицу, цыпленка и живую индейку.
- Возьму, что прикажете, мама, но как же я поеду со всем этим?
- Не волнуйся. Заходил турок Саладино и сказал, что собирается за
товаром в Росарио. Я уговорила его взять тебя с собой.
Прозванный турком-жуликом, Саладино начинал с торговли вразнос и
исходил округу вдоль и поперек с висевшим на шее лотком галантереи, бус,
гребней и мыла. Теперь же, после покупки грузовичка "форд", он расширил
район торговли и ассортимент.
Путь до Росарио занял большую часть дня.
Чтобы не молчать, Луисито заметил: - Мне сказали, что вы едете в
Росарио за новым товаром.
- Сеньор Кориа, мое дело, - турок нежно похлопал по машине, - никогда
не стоит на месте. Оно как прогресс, который идет и идет вперед. Я сын своей
страны и не знаю усталости. Мой лозунг: "Всегда готов к любому порученьицу".
Скажем, беру на себя обязанности гонца.
- Гонца?
- Девушкам я лучший друг, потому что вожу туда-сюда записочки, которыми
они обмениваются со своими кавалерами. Или взять, к примеру, что вам самому
понадобилось отправить очень важное письмо. Незачем бросать его в почтовый
ящик или раскошеливаться на поездку - отдайте письмо бедному турку и
умывайте руки.
Луисито пощупал карман, дабы убедиться, что письмо еще лежит на месте.
Они въехали в город, и Луисито смотрел вокруг с затаенным изумлением.
Вскоре грузовичок остановился у какого-то дома.
- Это здесь? - спросил юноша. Голова у него немного кружилась.
- Здесь, - произнес Саладино.
Он назвал адрес пансиона, где обычно останавливался.
- Спасибо за все.
- Ищи меня там, если что понадобится, парень, сеньор Кориа.
Луисито, похоже, надоело выслушивать наставления, и он отрезал:
- Я в заботе не нуждаюсь.
- Охотно верю, но ты чуть не забыл яйца и птицу.
Со всем этим грузом предстал он перед тетей, которая сказала ему: - Ты
- Луисито. Последний раз, когда я тебя видела, ты был метр ростом.
Луисито подумал, что никогда еще не бывал в таком красивом доме. Тетя
провела его в убранную коврами гостиную, где находились стол на трех ножках,
фигурки женщин, рыболовов, баранов, львов, расписное полотно в виде ночного
неба со звездами, стеклянный шар, картина с полуодетыми девушками,
державшими в руках горящие поленья и плясавшими вокруг козла, который
неподвижно висел в воздухе и походил скорее на дьявола, и еще одна картина с
девушкой, спящей посреди леса, и еще одна с черным псом, которая очень ему
понравилась.
Тетя спросила: - Чего бы тебе хотелось на ужин? Ведь ты останешься
ужинать.
- Мама сказала...
- Еще успеешь об этом рассказать. Так что бы ты предпочел сегодня?
Цыпленка или курицу?
- Как вам угодно.
- Для такого случая, думаю, больше подходит курица. В субботу утром
опою индюшку, вечером ее зарежу, а в воскресенье в полдень мы ее съедим.
Тебе нравится Росарио?
Луисито хотел было сказать, что в воскресенье уже уедет, но последние
слова целиком привлекли его внимание.
- Мне понравились трамваи.
Тетя произнесла, словно думая о чем-то другом: - На трамвае ты поедешь
сегодня вечером. - Зачем? - спросил он.
- Еще узнаешь. Помоги мне поставить котел на огонь. Теперь подвинь
скамеечку, и я погадаю тебе на картах. - Она разложила колоду на кухонном
столе и принялась объяснять: - Здесь есть люди, любящие тебя, и люди,
которые на тебя сердятся.
Луис подтвердил: - Это дон Леопольдо.
- Я вижу гору оружия и гонца.
- Это турок Саладино, - пояснил Луисито.
- Может быть, но карты говорят другое. Гонец - это ты, и ты везешь
послание.
- Откуда вы знаете? - И тут же хитро спросил: - Это вам сеньор Билардо
сказал?
- Человека этого я знаю лишь понаслышке - и слава богу, верно? Нет, мне
это говорит валет и, что еще хуже, пиковой масти. Я вижу также толстую
девушку, блондинку. Ты на ней женишься. А вот ты во главе общества, в
которое попал по незнанию.
- Нет, не во главе; но то, что я ничего не знаю об этом обществе, -
сущая правда. А с толстой девушкой я в самом деле не знаком.
- Ну, на сегодня хватит, ведь тут столько всего, что если говорить для
твоей пользы, то надо сперва подумать.
- А когда вы подумаете?
- Еще успею. У нас впереди длинная ночь, так что не волнуйся.
В положенное время они съели курицу. Затем тетя Рехина попросила, чтобы
он подождал минуточку, пока она будет говорить по телефону, а когда
вернулась, объявила: - Переночуешь в аптеке у одной сеньоры, моей подруги.
Там тебе будет хорошо.
- Мама сказала, чтобы я остался у вас.
- Там тебе будет не хуже, чем у меня, но намного безопаснее, понимаешь?
С комиссаром полиции мы друзья (неужели ты думаешь, что я не угощу его
цыпленком, которого ты привез?), но на этих людей нельзя положиться. Видно,
хотят лишний раз показать, что они здесь командуют, и когда я меньше всего
этого жду, заявляются ко мне и всех волокут в участок. Через какое-то время
меня проводят в кабинет к комиссару, который приносит извинения за это
беззаконие, совершенное по ошибке. Я никогда не смогу простить себе, если по
моей вине сын Филомены узнает, что такое тюрьма. Идем, я посажу тебя на
трамвай. Путь предстоит неблизкий, а та сеньора, наверное, ждет тебя не
дождется, чтобы уйти домой.
- Она там не живет?
- Нет. Тебе не хочется оставаться одному?
- Мне не хотелось бы проспать завтрашнее утро. Тетя пошла в соседнюю
комнату и вернулась с будильником.
- Возьмешь с собой.
- Не стоило беспокоиться.
- Поставишь на ночном столике, на случай если тебе вздумается узнать
время. Ходит он хорошо, только звонок иногда не работает. Но увидишь -
завтра он прозвенит.
Это заверение тети успокоило его. Он ответил: - Поставлю его на семь,
хотя к этому времени уже сам проснусь. Я всегда просыпаюсь рано.
Они вышли из дому и прошагали до угла.
- Сеньора сказала, что устроит тебя на верхнем этаже аптеки. Будешь там
как настоящий господин, с отдельным входом. А сейчас садись на пятый
трамвай. Посмотри, где у него нарисован номер. Выслушай хорошенько, что я
тебе скажу: попросишь кондуктора, чтобы предупредил, когда будет угол Митре
и Сан-Лоренсо. Там сойдешь и пересядешь на восьмой трамвай. Скажешь
кондуктору, что тебе нужен проспект Лусеро, не доезжая квартала до бойни
Свифта. Там сойдешь и сразу увидишь аптеку. Это в самом центре Саладильо.
Ему никогда не забыть то нескончаемое путешествие по Росарио. Возможно,
потому, что он ехал один и не должен был изображать безразличие (как по
приезде, с турком), Луисито с удовольствием разглядывал все новое и
необычное, что привлекало его внимание. Не однажды за время своего первого
путешествия на пятом и восьмом трамваях он подумал: "Расскажу об этом
братьям, сестрам, Рафаэлю и Флоресу". Он проезжал мимо высоких темных зданий
с остроконечными шпилями и громоотводами (зданий, которых не увидит больше,
точно они приснились ему). У него даже возникло ощущение, что вовсе не на
грузовичке турка, а на этих двух трамваях он въехал в город. Он ехал сидя,
как обычный пассажир, с будильником на коленях и с ошеломляющей
уверенностью, что участвует в знаменательных событиях. Когда придет час
рассказать о них, понадобится особая осторожность, а то еще назовут
обманщиком.
В аптеке его ждали хозяйка и ее дочь, одетые в пальто. Он помог
опустить железную штору и последовал за ними через боковую дверь по крутой
лестнице до склада товаров на верхнем этаже, где пахло душистым мылом.
Хозяйка извинилась: - Надеюсь, тебе не будет слишком неудобно. Мы
поставили кровать рядом с дверью, и тебе не придется вставать, чтобы зажечь
свет. Чуть повернулся - и зажег, снова повернулся - и погасил. Там маленькая
уборная.
Хозяйка была немолодая, но дородная, белокурая, розовощекая и очень
бойкая. Ее дочь, бледная и нескладная, правда, с красивыми волосами, как у
хозяйки, напоминала ему одну барышню, которую он видел неизвестно где,
может, на какой-нибудь картинке.
Девушка сказала: - Мы открываем в восемь, но вы из-за нас не
беспокойтесь: если захотите, можете спать дальше.
Хозяйка объяснила: - Если завтра проснешься голодный, делай, как я тебе
скажу. Когда выйдешь, иди направо, на углу снова поверни направо и в двух
шагах увидишь молочное кафе, где тебе подадут приличный завтрак. Туда ходят
многие с бойни, так что можешь быть спокоен.
Он проводил их до двери на улицу. Хозяйка дала ему ключ.
Луисито взбежал вверх по лестнице. Никогда еще не было у него отдельной
комнаты, никогда не жил он среди такого удобства и роскоши. Два или три раза
он включил и выключил свет, чтобы проверить и доставить себе удовольствие.
Посмотрел, что стоит на полках, и даже прочитал, разумеется с трудом,
этикетки "Фиброля", тонизирующих и кровоочистительных средств, "Сенегина" от
кашля, "Сарголя" для увеличения веса, "Жироламо Паглиано", крема "Салатный",
пудры и духов "Блондинка", "Черные глаза", "Скажи мне "да", "Куколка",
"Первый поцелуй", над которыми призадумался; но поскольку не годилось
проспать завтрашнее утро и опоздать с доставкой письма, он не стал терять
время. Завел будильник на семь часов и поставил его на ящик с надписью "Кто
пьет "Седоброль", тот крепко спит", который придвинул к кровати. Ему
показалось, что от ящика исходит странный, но не противный запах - может
быть, супа, но такого, что сварили из трав для лечения больных. Привлеченный
шумом, доносившимся с улицы, он припал к окошку. "Сколько народу, -
прошептал юноша. - Сразу видно, что горожанин не спит ночью". Перед тем как
погасить свет, взглянул на часы - те показывали тридцать семь минут
одиннадцатого. Луисито покорно лег; ему так не хотелось, чтобы этот чудесный
день кончался, но, поразмыслив, он решил, что следующий принесет ему новые
радости.
Проснулся он уверенный, что проспал всю ночь одним махом. Включил свет
и, дабы использовать часы по назначению, посмотрел время. Было пять минут
двенадцатого. Он спал неполных тридцать минут. Усталости он не чувствовал и
был всецело готов подняться и начать новый день, но поскольку других дел,
кроме как ждать семи часов, не предвиделось, такая бодрость не обрадовала
его. Он испугался, что ночь будет слишком длинной.
Через какое-то время он уснул и тотчас проснулся. Так он по меньшей
мере полагал: сон вроде бы длился не больше короткой дремы. "Что это со мной
сегодня? - удивился он. - То и дело просыпаюсь". Ему показалось, что
секундная стрелка очень громко стучит. Он зажег свет. Было двадцать минут
шестого - дрема продолжалась больше шести часов. Он снова погасил свет и,
должно быть, уснул, потому что увидел тетю Рехину с лентой в волосах,
украшенной бриллиантом или стеклом в форме звезды, и в темном платье с
ярко-красными разводами. Тетя смотрела на него очень серьезно своими
огромными черными глазами, точно такими же, какие были нарисованы на
этикетке коробки с пудрой. Она наклонилась к нему и, как бы извиняясь,
сообщила: - Я думала, что ты можешь встать, но тебе придется поспать еще.
Проснувшись (много позже, если верить ощущениям), он повернулся в
поисках окна, уверенный, что дневной свет уже пробивается сквозь щели.
Увидел лишь темноту и подумал: "Я еще плохо знаю комнату и не могу
ориентироваться". И все же с первого раза нащупал выключатель и не успел
зажечь свет, как сразу нашел окно там, где искал его раньше. Посмотрел на
часы. Было тридцать четыре минуты третьего. "Значит, в последний раз я плохо
посмотрел", - заключил он. Чтобы окончательно проснуться и избежать новых
ошибок, пошел в уборную. Вернулся в кровать в тридцать семь минут третьего.
Отметил про себя: "Теперь я хоть знаю, что все правильно". Он не стал особо
тревожиться из-за странных происшествий этой ночи - не привык ломать себе
голову - и очень скоро погрузился в сон. Он столько раз просыпался и ходил в
уборную, что сбился со счету; знал только, что это было неоднократно и что
слабость и жажда нарастали. В последний из этих походов, точнее сказать - в
предпоследний, на обратном пути у него закружилась голова, и он упал на пол.
Когда ему удалось доползти до кровати и зажечь свет, он увидел словно во
сне, что стрелки часов показывают тридцать четыре минуты третьего. Подумал,
что часы могли в какой-то момент остановиться. На самом деле он был уверен,
что секундная стрелка не унималась в течение всей ночи. Вероятно, он заснул,
потому что снова появилась тетя Рехина и объяснила ему (он почти ничего не
запомнил) про камень, который сиял у нее на лбу: это была звезда. Тетя
улыбнулась и сказала: - Теперь можешь вставать.
Во время сна он чувствовал себя как нельзя лучше, но только проснулся,
ощутил боль во всем теле, особенно в животе, невообразимую усталость, точно
был нездоров, и сильную жажду. Подняться с постели стоило ему невероятных
усилий. По пути в уборную его прошиб холодный пот, голова закружилась.
Опершись на раковину, он сполоснул лицо водой и жадно напился. Он был так
растерян и утомлен, что, как рассказывал позднее, "ничуть не удивился,
заметив на подбородке сильно выросшую щетину". Он смочил руки, шею и при
первой же попытке вымыть ноги не устоял, упал, ударился так сильно, что
только смог засмеяться. Наконец ему удалось одеться, и после половины
девятого он торопливо - поскольку начинал понимать, что в животе болит от
голода, - но с большими предосторожностями, чтобы не покатиться с лестницы,
спустился на улицу. Аптека была закрыта. Он усмехнулся: "Хорошо же они
открывают в восемь". Вспомнив наставления аптекарши, пошел направо. Почти
все магазины были закрыты. Он подумал: "Еще мама говорила, что горожанин
любит поспать". На углу повернул направо, купил газету (потом он вспомнит,
что, взяв ее в руки, подумал: "Здесь у них больше страниц") и спросил: -
Газетчик, я правильно иду в кафе?
Кафе он увидел раньше, чем тот успел показать, - они стояли у дверей.
Кое-как пройдя последние четыре или пять метров, он вошел, плюхнулся на
стул, облокотился на мраморный стол. Когда появился официант, заказал кофе с
молоком, булочки и пирожки. Кофе принесли до того горячий, что понадобилось
ждать (даже мате он любил еле теплый, иначе обжигался). Измученный
невероятной слабостью, Луисито съел булочки и пирожки, а кофе с молоком
пришлось выпить прихлебывая. С большей уверенностью в голосе он потребовал:
- Еще раз то же самое, пожалуйста.
Себе он сказал, что теперь, попав наконец в город, станет вести
шикарную жизнь и что будет ждать свой кофе как ни в чем не бывало,
просматривая газету, точно господин. Он обратил внимание на спортивную
страницу и позже восхищенно заметил: "Вот у кого шикарная жизнь, так это у
горожанина. Даже в будни есть скачки и футбол".
Принесли вторую порцию. Луисито подумал: "Надо бы растянуть и не
набрасываться с такой жадностью". С едой расправился быстро. Поскольку
заказывать третью порцию было бы, пожалуй, слишком неприлично, он вернулся к
чтению в надежде, что через какое-то время поймет, действительно ли еще
голоден. Закончив спортивную страницу, он перешел к полицейской хронике и
уже собирался отложить газету, когда несколько строк привлекли его внимание.
Потребовалось усилие, чтобы разобраться: "В пятницу 27-го числа в 12.30
пополудни наряд полиции под началом инспектора Темпоне прибыл к жилому дому
Э 2797 по улице Жужуй. Словно этого визита ждали, дверь немедленно
отворилась, в нее просунулось винтовочное дуло и по блюстителям порядка были
произведены два выстрела, но быстрый маневр позволил открыть ответный огонь,
который и сразил нападавшего. Им оказался небезызвестный гангстер М. Пюзо с
богатым уголовным прошлым, имевший тесные связи с преступным миром районов,
прилегающих к провинции Кордова".
Он непроизвольно перевел взгляд к верхнему углу страницы и прочитал,
точно в бреду: "Росарио, воскресенье, 29 марта 1930 г.". Он ничего не
понимал. Вернулся к сообщению внизу и, прочитав заново слова "пятница 27-е",
"Жужуй, 2797" и имя убитого, ощутил, что проваливается в какую-то пустоту.
Вдруг он все ясно увидел и понял, что случилось невероятное: здесь, в
раскрытой перед ним газете печатными буквами указывался день, час и место
доставки письма сеньора Билардо, а также имя получателя, ныне покойного.
Луисито вслух подумал: "Я виноват в его смерти. На этот раз никто меня не
спасет". Его бросило в дрожь, но, не привыкший унывать, он сообразил: "Разве
что тетя". И, заплатив, вышел.
Газетчика он спросил: - На каком трамвае (он сказал "трамвайчике") я
доеду до угла Бучанана и проспекта Альберди?
- На восьмом. Сядете тут рядом на проспекте Лусеро и езжайте до угла
Митре и Сан-Лоренсо, а там садитесь на пятый.
Когда с объяснениями было покончено, Луисито на всякий случай обронил
второй вопрос: - Скажите, какой сегодня день?
Человек сощурил глаза и рассмотрел его вблизи.
- Именно тот, что напечатан на каждой странице этой газеты. Вот ведь
совпадение, правда?
Луисито направился к проспекту Лусеро, чтобы сесть на восьмой трамвай.
Покачав головой, заметил: "С ума сойти можно. Проспать два дня и три ночи
кряду, совсем без еды. Еще бы не проголодаться".
Трамвай не замедлил появиться. Луисито устроился на сиденье, заплатил
за билет и прочитал надпись под потолком: "Вместимость: 38 сидящих
пассажиров". Подумал, что он один из этих пассажиров и что какой бы сложной
ни была ситуация, поездку надо использовать получше, ведь "кто знает,
сколько придется ждать следующего раза". Еще он сказал себе: "Я должен
вернуться в городок и успокоить недовольных. Сдается мне, что и дон
Леопольде - потому что я вернулся, и сеньор Билардо - потому что я не
справился, оба будут здорово сердиться. Обидно покидать Росарио".
Занятый этими мыслями, добрался он до тетиного дома.
- Я ждала тебя на индейку.
- Как вы угадали, что я приду?
Тетя пожала плечами. - Закатим пир горой, - сказала она.
И ушла в кухню. Луисито, не трогаясь с места, серьезно ответил:
- Извините меня, пожалуйста. Мне не хочется. Из кухни тетя спросила: -
Что с тобой?
- Я должен был передать письмо.
- Валет пиковой масти.
- Да нет же, письмо собственноручно написано одним господином, который
мне его доверил. Но письма я не передал - какой позор! Я проспал.
- Раз проспал, значит, наверное, так было нужно.
- Тетя, вы ничего не понимаете. Один человек открыл дверь, так как
думал, что это я постучался, и его убили.
- Ты чувствуешь себя виноватым? Пожалуй, ты прав, ведь постучись тогда
ты, убили бы другого.
- Что вы говорите, тетя?
- Что сказано в письме?
- Откуда же мне знать?
- Вскрой конверт и прочти. Или у тебя нет письма?
- Есть. Но оно не мне, а тому человеку, который умер.
- Послушай, какое умершему дело, если мы прочитаем его письмо?
- Разве так можно делать, тетя?
- Сейчас же надорви конверт и покажи мне, что ты умеешь читать.
Луисито надорвал конверт, развернул бумагу и застыл в молчании. Наконец
он произнес: - Не могу.
- Как это "не могу"? Теперь выясняется, что ты не умеешь читать.
- Дело не в этом. - Он вошел в кухню и показал бумагу. - Здесь ничего
не написано. - Будь добр, объясни мне, пожалуйста, зачем им понадобилось
посылать тебя специально в Росарио с чистым листом бумаги?
- Мне самому хотелось бы это знать.
- Этот Билардо любит шутки?
- Билардо поручил мне передать письмо в пятницу в половине первого.
Сдается мне, что это была не шутка. Не знаю, читали ли вы в полицейских
новостях в газете о происшествии в пятницу как раз в это время. Хорошо еще,
что я проспал.
- Тебя спасла твоя счастливая звезда. Впервые за это утро Луисито
улыбнулся.
- Я готов вам поверить. Сказать вам одну вещь? Как только я хотел
проснуться, вы являлись ко мне во сне и говорили: "Тебе придется поспать
еще". Но это не все: на лбу у вас была звезда из камня. Думаю, меня спасли
именно вы.
- Важно, что ты здесь, целый и невредимый. Отметим это индейкой.
- Простите, но мне надо идти.
- Говоришь, что я тебя спасла, а теперь бросаешь меня одну с кучей еды.
Какая неблагодарность!
- Тетя, вы ничего не понимаете. Если я не вернусь, кто скажет Билардо,
что я от него не прячусь?
- Ты сам ничего не понимаешь. Можешь возвращаться, но его ты не
увидишь. Он арестован. Неужели ты явишься в полицейский участок, чтобы тебя
схватили? Ведь если ты станешь его искать, заподозрят, что у тебя были
какие-то делишки с этими мерзкими злодеями.
- Так что же мне делать? - Останешься в Росарио. Луис на минуту
задумался и ответил: - Если так, я с удовольствием составлю вам компанию для
индейки.
Донья Рехина не раз объясняла мне, что карты не обманули: гора оружия
обернулась воинской службой, на которую тогда призвали Луиса; обществом, для
которого он не был подготовлен, оказалась аптека, где он работал, весьма
путаясь поначалу в лекарствах, рецептах, квитанциях и сдаче, а толстой
девушкой, как вы уже догадались, - дочь аптекарши, которая, выйдя за него
замуж, вскоре превратилась в молодую мать семейства, обаятельную и дородную.
Герой женщин
Это случилось в сорок втором или сорок третьем году. Помню только, что
инженер Лартиге приехал в конце мая и что год был дождливый. Поля - я бы не
сказал, что местность у нас низкая, скорее, она ровная - слились в одно
болото, простиравшееся до самого горизонта; сплошное море грязи или, если
хотите, грязевой остров. Так прочно были мы отрезаны от мира, что к нам не
добирались даже странствующие торговцы.
Мы объезжали поля, но работать могли лишь под навесом; значит, времени
было предостаточно, чтобы подумать о надвигавшейся долгой зиме. Будущее
рисовалось в мрачных красках, и, чтобы отвлечься, мы почти ежедневно
собирались в лавке, невзирая на холод и дождь. Нас почему-то согревала
встреча с друзьями и знакомыми, попавшими в такую же беду. А может, нас
согревал джин, как ехидничали женщины. Кто лучше их умеет сеять черную
клевету? Когда один из нас шлепался в грязь, они уверяли, что виною тому не
скользкая глина, а лишний стаканчик.
Кажется, будто все было вчера, а ведь с тех пор прошло больше двадцати
лет; не доказывает ли это верность одного - или, пожалуй, еще одного? -
высказывания инженера Лартиге? Инженер (инженерик, говорили мы у него за
спиной) появился среди нас в те дни, когда сюда не залетал никто, кроме
водоплавающих птиц. Он приехал из Буэнос-Айреса с чемоданами, полными книг,
и с непереваренными теориями в голове, но в лавке Констансио - дощатом сарае
перекосилось. Сестра, та, что окончила учительские курсы, велела бы им
переделать заново.
"Нынче вторник, - подумал Луисито. - Времени еще много, но лучше
сказать хозяину как можно раньше, что мне надо уехать". Он вернулся в дом и
сообщил об этом дону Леопольдо. Тот ответил: - Езжай когда хочешь. Но
сначала, понятное дело, предупреди донью Филомену.
Последнюю фразу он произнес неторопливо, точно размышляя вслух.
- Хорошо, сеньор.
- И без ворожбы ясно, что ведет тебя в Росарио.
Луисито растерялся и наконец спросил: - Вы уже знаете?
- Мечта разбогатеть не работая и найти женщин. Это ясно и без ворожбы,
но лишь чародейство может спасти тебя от подстерегающих там опасностей.
- Я буду обратно в субботу, когда пригонят скот для ярмарки.
Хозяин рассердился: - Господин со дня на день уезжает, но мне нечего
беспокоиться, ведь он будет обратно в субботу. Нет уж, голубчик. Ошибаетесь.
Здесь я командую, а не вы, ясно? Сегодня переночуешь, как обычно, в бараке,
а завтра с утра зайдешь ко мне в кабинет. Запомни, что ты уходишь и больше
ноги твоей не будет в моем доме.
Луисито не предполагал, что дон Леопольдо так рассердится. Поужинал он
без аппетита, а после подумал, что ему уже не заснуть. С горькой обидой
сказал он себе: "Надо же, а ведь я спас его, не заботясь о том, что может
случиться со мной".
Когда юноша явился в кабинет (он охотно ушел бы не простившись), дон
Леопольдо выдал ему полное жалованье, словно тот проработал весь месяц, и
спросил: - Где остановишься в Росарио?
- Наверное, у тети Рехины.
- Хорошая мысль. Но сначала зайди на ферму и предупреди мою куму. Не
забудь, ладно?
И жестом указал на дверь. Луисито подумал: "Разве поймешь тех, кто
командует?" В коридоре к нему подошла толстая барышня, Мария Кармен,
заглянула в глаза и прошептала: - Надеюсь, вы вернетесь.
Когда он был на полпути к ферме, его подсадил в машину хозяин соседней
усадьбы. Так что ему повезло, и он приехал к обеду.
Матери он сказал: - Дон Леопольдо просил передать, что завтра я еду в
Росарио по делам.
- Вышло по-твоему. Поздравляю, но послушай, что говорит тебе мать: будь
осторожен. Учти, ты попадешь прямо в волчье логово.
- Не беспокойтесь.
- Сразу, как приедешь, иди к тете Рехине. Там тебе будет хорошо. Твоя
тетя - замечательная женщина, у нее золотое сердце. Только не давай ей
гадать тебе на картах.
- Чтобы тетя Рехина предсказала мне судьбу? - спросил он с удивлением.
- Ей всегда это нравилось, но я не хочу, чтобы кто-либо выведывал, что
ждет моих детей в будущем.
Он провел незабываемый вечер. Никогда еще он так не веселился и не был
в таком ладу со своими братьями и сестрами.
В четверг, проснувшись и вспомнив, что наступил великий день поездки в
Росарио, Луисито ощутил безмерную радость и - чего он совсем не ожидал -
легкую грусть от расставания с людьми и городком. "Это не навсегда", -
сказал он себе в утешение. В прошлый раз, уезжая из дому, он и не думал
печалиться.
- Захватишь кое-что для тети Рехины. Будь особенно аккуратен с этим
пакетом: здесь яйца.
Еще мать дала ему курицу, цыпленка и живую индейку.
- Возьму, что прикажете, мама, но как же я поеду со всем этим?
- Не волнуйся. Заходил турок Саладино и сказал, что собирается за
товаром в Росарио. Я уговорила его взять тебя с собой.
Прозванный турком-жуликом, Саладино начинал с торговли вразнос и
исходил округу вдоль и поперек с висевшим на шее лотком галантереи, бус,
гребней и мыла. Теперь же, после покупки грузовичка "форд", он расширил
район торговли и ассортимент.
Путь до Росарио занял большую часть дня.
Чтобы не молчать, Луисито заметил: - Мне сказали, что вы едете в
Росарио за новым товаром.
- Сеньор Кориа, мое дело, - турок нежно похлопал по машине, - никогда
не стоит на месте. Оно как прогресс, который идет и идет вперед. Я сын своей
страны и не знаю усталости. Мой лозунг: "Всегда готов к любому порученьицу".
Скажем, беру на себя обязанности гонца.
- Гонца?
- Девушкам я лучший друг, потому что вожу туда-сюда записочки, которыми
они обмениваются со своими кавалерами. Или взять, к примеру, что вам самому
понадобилось отправить очень важное письмо. Незачем бросать его в почтовый
ящик или раскошеливаться на поездку - отдайте письмо бедному турку и
умывайте руки.
Луисито пощупал карман, дабы убедиться, что письмо еще лежит на месте.
Они въехали в город, и Луисито смотрел вокруг с затаенным изумлением.
Вскоре грузовичок остановился у какого-то дома.
- Это здесь? - спросил юноша. Голова у него немного кружилась.
- Здесь, - произнес Саладино.
Он назвал адрес пансиона, где обычно останавливался.
- Спасибо за все.
- Ищи меня там, если что понадобится, парень, сеньор Кориа.
Луисито, похоже, надоело выслушивать наставления, и он отрезал:
- Я в заботе не нуждаюсь.
- Охотно верю, но ты чуть не забыл яйца и птицу.
Со всем этим грузом предстал он перед тетей, которая сказала ему: - Ты
- Луисито. Последний раз, когда я тебя видела, ты был метр ростом.
Луисито подумал, что никогда еще не бывал в таком красивом доме. Тетя
провела его в убранную коврами гостиную, где находились стол на трех ножках,
фигурки женщин, рыболовов, баранов, львов, расписное полотно в виде ночного
неба со звездами, стеклянный шар, картина с полуодетыми девушками,
державшими в руках горящие поленья и плясавшими вокруг козла, который
неподвижно висел в воздухе и походил скорее на дьявола, и еще одна картина с
девушкой, спящей посреди леса, и еще одна с черным псом, которая очень ему
понравилась.
Тетя спросила: - Чего бы тебе хотелось на ужин? Ведь ты останешься
ужинать.
- Мама сказала...
- Еще успеешь об этом рассказать. Так что бы ты предпочел сегодня?
Цыпленка или курицу?
- Как вам угодно.
- Для такого случая, думаю, больше подходит курица. В субботу утром
опою индюшку, вечером ее зарежу, а в воскресенье в полдень мы ее съедим.
Тебе нравится Росарио?
Луисито хотел было сказать, что в воскресенье уже уедет, но последние
слова целиком привлекли его внимание.
- Мне понравились трамваи.
Тетя произнесла, словно думая о чем-то другом: - На трамвае ты поедешь
сегодня вечером. - Зачем? - спросил он.
- Еще узнаешь. Помоги мне поставить котел на огонь. Теперь подвинь
скамеечку, и я погадаю тебе на картах. - Она разложила колоду на кухонном
столе и принялась объяснять: - Здесь есть люди, любящие тебя, и люди,
которые на тебя сердятся.
Луис подтвердил: - Это дон Леопольдо.
- Я вижу гору оружия и гонца.
- Это турок Саладино, - пояснил Луисито.
- Может быть, но карты говорят другое. Гонец - это ты, и ты везешь
послание.
- Откуда вы знаете? - И тут же хитро спросил: - Это вам сеньор Билардо
сказал?
- Человека этого я знаю лишь понаслышке - и слава богу, верно? Нет, мне
это говорит валет и, что еще хуже, пиковой масти. Я вижу также толстую
девушку, блондинку. Ты на ней женишься. А вот ты во главе общества, в
которое попал по незнанию.
- Нет, не во главе; но то, что я ничего не знаю об этом обществе, -
сущая правда. А с толстой девушкой я в самом деле не знаком.
- Ну, на сегодня хватит, ведь тут столько всего, что если говорить для
твоей пользы, то надо сперва подумать.
- А когда вы подумаете?
- Еще успею. У нас впереди длинная ночь, так что не волнуйся.
В положенное время они съели курицу. Затем тетя Рехина попросила, чтобы
он подождал минуточку, пока она будет говорить по телефону, а когда
вернулась, объявила: - Переночуешь в аптеке у одной сеньоры, моей подруги.
Там тебе будет хорошо.
- Мама сказала, чтобы я остался у вас.
- Там тебе будет не хуже, чем у меня, но намного безопаснее, понимаешь?
С комиссаром полиции мы друзья (неужели ты думаешь, что я не угощу его
цыпленком, которого ты привез?), но на этих людей нельзя положиться. Видно,
хотят лишний раз показать, что они здесь командуют, и когда я меньше всего
этого жду, заявляются ко мне и всех волокут в участок. Через какое-то время
меня проводят в кабинет к комиссару, который приносит извинения за это
беззаконие, совершенное по ошибке. Я никогда не смогу простить себе, если по
моей вине сын Филомены узнает, что такое тюрьма. Идем, я посажу тебя на
трамвай. Путь предстоит неблизкий, а та сеньора, наверное, ждет тебя не
дождется, чтобы уйти домой.
- Она там не живет?
- Нет. Тебе не хочется оставаться одному?
- Мне не хотелось бы проспать завтрашнее утро. Тетя пошла в соседнюю
комнату и вернулась с будильником.
- Возьмешь с собой.
- Не стоило беспокоиться.
- Поставишь на ночном столике, на случай если тебе вздумается узнать
время. Ходит он хорошо, только звонок иногда не работает. Но увидишь -
завтра он прозвенит.
Это заверение тети успокоило его. Он ответил: - Поставлю его на семь,
хотя к этому времени уже сам проснусь. Я всегда просыпаюсь рано.
Они вышли из дому и прошагали до угла.
- Сеньора сказала, что устроит тебя на верхнем этаже аптеки. Будешь там
как настоящий господин, с отдельным входом. А сейчас садись на пятый
трамвай. Посмотри, где у него нарисован номер. Выслушай хорошенько, что я
тебе скажу: попросишь кондуктора, чтобы предупредил, когда будет угол Митре
и Сан-Лоренсо. Там сойдешь и пересядешь на восьмой трамвай. Скажешь
кондуктору, что тебе нужен проспект Лусеро, не доезжая квартала до бойни
Свифта. Там сойдешь и сразу увидишь аптеку. Это в самом центре Саладильо.
Ему никогда не забыть то нескончаемое путешествие по Росарио. Возможно,
потому, что он ехал один и не должен был изображать безразличие (как по
приезде, с турком), Луисито с удовольствием разглядывал все новое и
необычное, что привлекало его внимание. Не однажды за время своего первого
путешествия на пятом и восьмом трамваях он подумал: "Расскажу об этом
братьям, сестрам, Рафаэлю и Флоресу". Он проезжал мимо высоких темных зданий
с остроконечными шпилями и громоотводами (зданий, которых не увидит больше,
точно они приснились ему). У него даже возникло ощущение, что вовсе не на
грузовичке турка, а на этих двух трамваях он въехал в город. Он ехал сидя,
как обычный пассажир, с будильником на коленях и с ошеломляющей
уверенностью, что участвует в знаменательных событиях. Когда придет час
рассказать о них, понадобится особая осторожность, а то еще назовут
обманщиком.
В аптеке его ждали хозяйка и ее дочь, одетые в пальто. Он помог
опустить железную штору и последовал за ними через боковую дверь по крутой
лестнице до склада товаров на верхнем этаже, где пахло душистым мылом.
Хозяйка извинилась: - Надеюсь, тебе не будет слишком неудобно. Мы
поставили кровать рядом с дверью, и тебе не придется вставать, чтобы зажечь
свет. Чуть повернулся - и зажег, снова повернулся - и погасил. Там маленькая
уборная.
Хозяйка была немолодая, но дородная, белокурая, розовощекая и очень
бойкая. Ее дочь, бледная и нескладная, правда, с красивыми волосами, как у
хозяйки, напоминала ему одну барышню, которую он видел неизвестно где,
может, на какой-нибудь картинке.
Девушка сказала: - Мы открываем в восемь, но вы из-за нас не
беспокойтесь: если захотите, можете спать дальше.
Хозяйка объяснила: - Если завтра проснешься голодный, делай, как я тебе
скажу. Когда выйдешь, иди направо, на углу снова поверни направо и в двух
шагах увидишь молочное кафе, где тебе подадут приличный завтрак. Туда ходят
многие с бойни, так что можешь быть спокоен.
Он проводил их до двери на улицу. Хозяйка дала ему ключ.
Луисито взбежал вверх по лестнице. Никогда еще не было у него отдельной
комнаты, никогда не жил он среди такого удобства и роскоши. Два или три раза
он включил и выключил свет, чтобы проверить и доставить себе удовольствие.
Посмотрел, что стоит на полках, и даже прочитал, разумеется с трудом,
этикетки "Фиброля", тонизирующих и кровоочистительных средств, "Сенегина" от
кашля, "Сарголя" для увеличения веса, "Жироламо Паглиано", крема "Салатный",
пудры и духов "Блондинка", "Черные глаза", "Скажи мне "да", "Куколка",
"Первый поцелуй", над которыми призадумался; но поскольку не годилось
проспать завтрашнее утро и опоздать с доставкой письма, он не стал терять
время. Завел будильник на семь часов и поставил его на ящик с надписью "Кто
пьет "Седоброль", тот крепко спит", который придвинул к кровати. Ему
показалось, что от ящика исходит странный, но не противный запах - может
быть, супа, но такого, что сварили из трав для лечения больных. Привлеченный
шумом, доносившимся с улицы, он припал к окошку. "Сколько народу, -
прошептал юноша. - Сразу видно, что горожанин не спит ночью". Перед тем как
погасить свет, взглянул на часы - те показывали тридцать семь минут
одиннадцатого. Луисито покорно лег; ему так не хотелось, чтобы этот чудесный
день кончался, но, поразмыслив, он решил, что следующий принесет ему новые
радости.
Проснулся он уверенный, что проспал всю ночь одним махом. Включил свет
и, дабы использовать часы по назначению, посмотрел время. Было пять минут
двенадцатого. Он спал неполных тридцать минут. Усталости он не чувствовал и
был всецело готов подняться и начать новый день, но поскольку других дел,
кроме как ждать семи часов, не предвиделось, такая бодрость не обрадовала
его. Он испугался, что ночь будет слишком длинной.
Через какое-то время он уснул и тотчас проснулся. Так он по меньшей
мере полагал: сон вроде бы длился не больше короткой дремы. "Что это со мной
сегодня? - удивился он. - То и дело просыпаюсь". Ему показалось, что
секундная стрелка очень громко стучит. Он зажег свет. Было двадцать минут
шестого - дрема продолжалась больше шести часов. Он снова погасил свет и,
должно быть, уснул, потому что увидел тетю Рехину с лентой в волосах,
украшенной бриллиантом или стеклом в форме звезды, и в темном платье с
ярко-красными разводами. Тетя смотрела на него очень серьезно своими
огромными черными глазами, точно такими же, какие были нарисованы на
этикетке коробки с пудрой. Она наклонилась к нему и, как бы извиняясь,
сообщила: - Я думала, что ты можешь встать, но тебе придется поспать еще.
Проснувшись (много позже, если верить ощущениям), он повернулся в
поисках окна, уверенный, что дневной свет уже пробивается сквозь щели.
Увидел лишь темноту и подумал: "Я еще плохо знаю комнату и не могу
ориентироваться". И все же с первого раза нащупал выключатель и не успел
зажечь свет, как сразу нашел окно там, где искал его раньше. Посмотрел на
часы. Было тридцать четыре минуты третьего. "Значит, в последний раз я плохо
посмотрел", - заключил он. Чтобы окончательно проснуться и избежать новых
ошибок, пошел в уборную. Вернулся в кровать в тридцать семь минут третьего.
Отметил про себя: "Теперь я хоть знаю, что все правильно". Он не стал особо
тревожиться из-за странных происшествий этой ночи - не привык ломать себе
голову - и очень скоро погрузился в сон. Он столько раз просыпался и ходил в
уборную, что сбился со счету; знал только, что это было неоднократно и что
слабость и жажда нарастали. В последний из этих походов, точнее сказать - в
предпоследний, на обратном пути у него закружилась голова, и он упал на пол.
Когда ему удалось доползти до кровати и зажечь свет, он увидел словно во
сне, что стрелки часов показывают тридцать четыре минуты третьего. Подумал,
что часы могли в какой-то момент остановиться. На самом деле он был уверен,
что секундная стрелка не унималась в течение всей ночи. Вероятно, он заснул,
потому что снова появилась тетя Рехина и объяснила ему (он почти ничего не
запомнил) про камень, который сиял у нее на лбу: это была звезда. Тетя
улыбнулась и сказала: - Теперь можешь вставать.
Во время сна он чувствовал себя как нельзя лучше, но только проснулся,
ощутил боль во всем теле, особенно в животе, невообразимую усталость, точно
был нездоров, и сильную жажду. Подняться с постели стоило ему невероятных
усилий. По пути в уборную его прошиб холодный пот, голова закружилась.
Опершись на раковину, он сполоснул лицо водой и жадно напился. Он был так
растерян и утомлен, что, как рассказывал позднее, "ничуть не удивился,
заметив на подбородке сильно выросшую щетину". Он смочил руки, шею и при
первой же попытке вымыть ноги не устоял, упал, ударился так сильно, что
только смог засмеяться. Наконец ему удалось одеться, и после половины
девятого он торопливо - поскольку начинал понимать, что в животе болит от
голода, - но с большими предосторожностями, чтобы не покатиться с лестницы,
спустился на улицу. Аптека была закрыта. Он усмехнулся: "Хорошо же они
открывают в восемь". Вспомнив наставления аптекарши, пошел направо. Почти
все магазины были закрыты. Он подумал: "Еще мама говорила, что горожанин
любит поспать". На углу повернул направо, купил газету (потом он вспомнит,
что, взяв ее в руки, подумал: "Здесь у них больше страниц") и спросил: -
Газетчик, я правильно иду в кафе?
Кафе он увидел раньше, чем тот успел показать, - они стояли у дверей.
Кое-как пройдя последние четыре или пять метров, он вошел, плюхнулся на
стул, облокотился на мраморный стол. Когда появился официант, заказал кофе с
молоком, булочки и пирожки. Кофе принесли до того горячий, что понадобилось
ждать (даже мате он любил еле теплый, иначе обжигался). Измученный
невероятной слабостью, Луисито съел булочки и пирожки, а кофе с молоком
пришлось выпить прихлебывая. С большей уверенностью в голосе он потребовал:
- Еще раз то же самое, пожалуйста.
Себе он сказал, что теперь, попав наконец в город, станет вести
шикарную жизнь и что будет ждать свой кофе как ни в чем не бывало,
просматривая газету, точно господин. Он обратил внимание на спортивную
страницу и позже восхищенно заметил: "Вот у кого шикарная жизнь, так это у
горожанина. Даже в будни есть скачки и футбол".
Принесли вторую порцию. Луисито подумал: "Надо бы растянуть и не
набрасываться с такой жадностью". С едой расправился быстро. Поскольку
заказывать третью порцию было бы, пожалуй, слишком неприлично, он вернулся к
чтению в надежде, что через какое-то время поймет, действительно ли еще
голоден. Закончив спортивную страницу, он перешел к полицейской хронике и
уже собирался отложить газету, когда несколько строк привлекли его внимание.
Потребовалось усилие, чтобы разобраться: "В пятницу 27-го числа в 12.30
пополудни наряд полиции под началом инспектора Темпоне прибыл к жилому дому
Э 2797 по улице Жужуй. Словно этого визита ждали, дверь немедленно
отворилась, в нее просунулось винтовочное дуло и по блюстителям порядка были
произведены два выстрела, но быстрый маневр позволил открыть ответный огонь,
который и сразил нападавшего. Им оказался небезызвестный гангстер М. Пюзо с
богатым уголовным прошлым, имевший тесные связи с преступным миром районов,
прилегающих к провинции Кордова".
Он непроизвольно перевел взгляд к верхнему углу страницы и прочитал,
точно в бреду: "Росарио, воскресенье, 29 марта 1930 г.". Он ничего не
понимал. Вернулся к сообщению внизу и, прочитав заново слова "пятница 27-е",
"Жужуй, 2797" и имя убитого, ощутил, что проваливается в какую-то пустоту.
Вдруг он все ясно увидел и понял, что случилось невероятное: здесь, в
раскрытой перед ним газете печатными буквами указывался день, час и место
доставки письма сеньора Билардо, а также имя получателя, ныне покойного.
Луисито вслух подумал: "Я виноват в его смерти. На этот раз никто меня не
спасет". Его бросило в дрожь, но, не привыкший унывать, он сообразил: "Разве
что тетя". И, заплатив, вышел.
Газетчика он спросил: - На каком трамвае (он сказал "трамвайчике") я
доеду до угла Бучанана и проспекта Альберди?
- На восьмом. Сядете тут рядом на проспекте Лусеро и езжайте до угла
Митре и Сан-Лоренсо, а там садитесь на пятый.
Когда с объяснениями было покончено, Луисито на всякий случай обронил
второй вопрос: - Скажите, какой сегодня день?
Человек сощурил глаза и рассмотрел его вблизи.
- Именно тот, что напечатан на каждой странице этой газеты. Вот ведь
совпадение, правда?
Луисито направился к проспекту Лусеро, чтобы сесть на восьмой трамвай.
Покачав головой, заметил: "С ума сойти можно. Проспать два дня и три ночи
кряду, совсем без еды. Еще бы не проголодаться".
Трамвай не замедлил появиться. Луисито устроился на сиденье, заплатил
за билет и прочитал надпись под потолком: "Вместимость: 38 сидящих
пассажиров". Подумал, что он один из этих пассажиров и что какой бы сложной
ни была ситуация, поездку надо использовать получше, ведь "кто знает,
сколько придется ждать следующего раза". Еще он сказал себе: "Я должен
вернуться в городок и успокоить недовольных. Сдается мне, что и дон
Леопольде - потому что я вернулся, и сеньор Билардо - потому что я не
справился, оба будут здорово сердиться. Обидно покидать Росарио".
Занятый этими мыслями, добрался он до тетиного дома.
- Я ждала тебя на индейку.
- Как вы угадали, что я приду?
Тетя пожала плечами. - Закатим пир горой, - сказала она.
И ушла в кухню. Луисито, не трогаясь с места, серьезно ответил:
- Извините меня, пожалуйста. Мне не хочется. Из кухни тетя спросила: -
Что с тобой?
- Я должен был передать письмо.
- Валет пиковой масти.
- Да нет же, письмо собственноручно написано одним господином, который
мне его доверил. Но письма я не передал - какой позор! Я проспал.
- Раз проспал, значит, наверное, так было нужно.
- Тетя, вы ничего не понимаете. Один человек открыл дверь, так как
думал, что это я постучался, и его убили.
- Ты чувствуешь себя виноватым? Пожалуй, ты прав, ведь постучись тогда
ты, убили бы другого.
- Что вы говорите, тетя?
- Что сказано в письме?
- Откуда же мне знать?
- Вскрой конверт и прочти. Или у тебя нет письма?
- Есть. Но оно не мне, а тому человеку, который умер.
- Послушай, какое умершему дело, если мы прочитаем его письмо?
- Разве так можно делать, тетя?
- Сейчас же надорви конверт и покажи мне, что ты умеешь читать.
Луисито надорвал конверт, развернул бумагу и застыл в молчании. Наконец
он произнес: - Не могу.
- Как это "не могу"? Теперь выясняется, что ты не умеешь читать.
- Дело не в этом. - Он вошел в кухню и показал бумагу. - Здесь ничего
не написано. - Будь добр, объясни мне, пожалуйста, зачем им понадобилось
посылать тебя специально в Росарио с чистым листом бумаги?
- Мне самому хотелось бы это знать.
- Этот Билардо любит шутки?
- Билардо поручил мне передать письмо в пятницу в половине первого.
Сдается мне, что это была не шутка. Не знаю, читали ли вы в полицейских
новостях в газете о происшествии в пятницу как раз в это время. Хорошо еще,
что я проспал.
- Тебя спасла твоя счастливая звезда. Впервые за это утро Луисито
улыбнулся.
- Я готов вам поверить. Сказать вам одну вещь? Как только я хотел
проснуться, вы являлись ко мне во сне и говорили: "Тебе придется поспать
еще". Но это не все: на лбу у вас была звезда из камня. Думаю, меня спасли
именно вы.
- Важно, что ты здесь, целый и невредимый. Отметим это индейкой.
- Простите, но мне надо идти.
- Говоришь, что я тебя спасла, а теперь бросаешь меня одну с кучей еды.
Какая неблагодарность!
- Тетя, вы ничего не понимаете. Если я не вернусь, кто скажет Билардо,
что я от него не прячусь?
- Ты сам ничего не понимаешь. Можешь возвращаться, но его ты не
увидишь. Он арестован. Неужели ты явишься в полицейский участок, чтобы тебя
схватили? Ведь если ты станешь его искать, заподозрят, что у тебя были
какие-то делишки с этими мерзкими злодеями.
- Так что же мне делать? - Останешься в Росарио. Луис на минуту
задумался и ответил: - Если так, я с удовольствием составлю вам компанию для
индейки.
Донья Рехина не раз объясняла мне, что карты не обманули: гора оружия
обернулась воинской службой, на которую тогда призвали Луиса; обществом, для
которого он не был подготовлен, оказалась аптека, где он работал, весьма
путаясь поначалу в лекарствах, рецептах, квитанциях и сдаче, а толстой
девушкой, как вы уже догадались, - дочь аптекарши, которая, выйдя за него
замуж, вскоре превратилась в молодую мать семейства, обаятельную и дородную.
Герой женщин
Это случилось в сорок втором или сорок третьем году. Помню только, что
инженер Лартиге приехал в конце мая и что год был дождливый. Поля - я бы не
сказал, что местность у нас низкая, скорее, она ровная - слились в одно
болото, простиравшееся до самого горизонта; сплошное море грязи или, если
хотите, грязевой остров. Так прочно были мы отрезаны от мира, что к нам не
добирались даже странствующие торговцы.
Мы объезжали поля, но работать могли лишь под навесом; значит, времени
было предостаточно, чтобы подумать о надвигавшейся долгой зиме. Будущее
рисовалось в мрачных красках, и, чтобы отвлечься, мы почти ежедневно
собирались в лавке, невзирая на холод и дождь. Нас почему-то согревала
встреча с друзьями и знакомыми, попавшими в такую же беду. А может, нас
согревал джин, как ехидничали женщины. Кто лучше их умеет сеять черную
клевету? Когда один из нас шлепался в грязь, они уверяли, что виною тому не
скользкая глина, а лишний стаканчик.
Кажется, будто все было вчера, а ведь с тех пор прошло больше двадцати
лет; не доказывает ли это верность одного - или, пожалуй, еще одного? -
высказывания инженера Лартиге? Инженер (инженерик, говорили мы у него за
спиной) появился среди нас в те дни, когда сюда не залетал никто, кроме
водоплавающих птиц. Он приехал из Буэнос-Айреса с чемоданами, полными книг,
и с непереваренными теориями в голове, но в лавке Констансио - дощатом сарае