Кайз Мэриан. Замри, умри, воскресни

   Тут вихрем вбежала Поппи. Удивительно, до чего она похожа на отца — если его уменьшить размером и надеть парик с кудряшками.
   — Лили! — закричала она. — Антон. И Эма! — Она расцеловала нас всех. Потом схватила Эму за ручку и бегом утащила ее куда-то за собой. Она просто прелесть, мы все ее безумно любим, особенно Эма.
   Нас наконец усадили за стол, но обед оказался на редкость неудачным. Сначала Дебс извинилась за качество ростбифа.
   — Его надо было съесть еще час назад, — сказала она в свое оправдание.
   — Извините нас, — пролепетала я.
   Однако все это было лишь прелюдией к основной программе, которая заключалась в злорадных комментариях по поводу интервью Марты Хоуп-Джонс.
   — Лили, ты, наверное, сгораешь от стыда? Я бы на твоем месте сквозь землю провалилась. Носа бы на улицу не высовывала. Как подумаешь, сколько людей это прочтут и осудят тебя! Страшное дело.
   — Да. — Я смотрела в тарелку. — Поэтому я была бы признательна, если бы мы не обсуждали эту тему.
   — Ну конечно! Тебе же хочется поскорей об этом забыть. Когда кто-то пишет такие гадости да еще публикует это в газете с тиражом в семь миллионов экземпляров… Случись такое со мной — я бы, наверное, убила себя.
   — Я вас избавлю от затруднений и охотно сделаю это сам, — весело проговорил Антон. — Если вы немедленно не заткнетесь.
   Дебс залилась краской.
   — Прошу извинить. Я просто пыталась выразить сочувствие. После такого ужасного, унизительного, постыдного…
   — Довольно! — оборвал ее отец таким твердым голосом, что Дебс моментально примолкла. Но он тут же допустил промашку, облизав свой нож, и она радостно кинулась его пилить.
   Все последние годы Дебс играла роль профессора Хиггинса в отношении того, что она считала папиной невоспитанностью: он, например, имел привычку пить молоко прямо из пакета, проливая его себе на подбородок и вытираясь рукавом. Благодаря ее усилиям он даже сбросил вес — она исключила из его меню все жирное, но мне было больно смотреть, как под ее недреманным оком он словно сжался.
   День выдался поистине тяжелым, но в половине пятого над нами неожиданно смилостивилось небо: у Дебс была назначена тренировка по теннису. Она оставила отца по локоть в мойке с грязной посудой и помчалась переодеваться. Спустя пять минут она уже сбегала вниз по лестнице в легкомысленной белой юбочке и с волосами, стянутыми лентой.
   — Ну… — восхитился Антон. — Вы прямо как школьница, а не какой-то сорокашестилетний эльен.
   Дебс приняла игривую позу с ракеткой на плече, хихикнула и вдруг насупилась.
   — Сорокашестилетний — кто?
   — Эльен, — бодро ответил Антон. Мне захотелось убежать.
   — Это ирландское слово. Означает «богиня».
   — Правда? — В голосе слышалось недоверие. — Понятно. Что ж, мне пора. Время не ждет.
   — Тем более эльенов, — подмигнул Антон. — До свидания. Удачной игры! И пожалуйста, потом ни с какими подружками не шляться! — погрозил Антон. — Знаю я вас, проказниц!
   Она снова хохотнула, затем молча отпихнула липнувшего к ней Джошуа, протрусила к своему светло-желтому «Ярису» и была такова.
   — Нет, — заключил Антон уже в метро, когда мы возвращались домой.
   — Что — нет?
   — Ни за что не поверю, что ей знакомо, что такое секс. У нее вместо сердца мочалка для мытья посуды. Непонятно, как Поппи-то появилась? Будем смотреть правде в глаза: из всех мужчин ее интересует только «Мистер Мускул».
   — Наверное, она кладет с собой в постель флакон моющего средства.
   — Прекрати, мне дурные мысли в голову лезут. Господи, какая она мерзкая!
   — Да уж, — согласилась я. — Но папа от нее без ума, поэтому я вынуждена ее терпеть. Во многих отношениях она для него — благо.
   — В каких же?
   — Она, например, умерила его страсть к рискованным денежным операциям.
   — Еще скажи: у нее хватило предусмотрительности записать дом на свое имя.
   — Зато у них всегда есть крыша над головой.
   — Это правда.

45

   — Ты можешь сделать для меня одну вещь? — спросил Антон.
   Я, наивная дурочка, ответила:
   — Любую.
   — На Грэнтам-роуд продается дом. Не съездишь со мной посмотреть? Вместе с Эмой, конечно?
   Помолчав, я спросила:
   — Сколько просят?
   — Четыреста семьдесят пять.
   — Зачем смотреть дом, который мы никогда не сможем себе позволить? Даже через миллион лет?
   Я каждый день мимо него прохожу по дороге к метро, и он меня заинтриговал. Он похож на дом из сказки, совсем не такой, как все. В нем есть что-то совершенно не лондонское.
   — А почему продают?
   — Он принадлежал одному старику, тот недавно умер. Родственникам дом не нужен.
   У меня в животе вдруг встал ком. Мне ничего не сказал, а сам провел целое расследование.
   — За спрос денег не берут, — он словно услышал мои мысли.
   Я была категорически против. Но Антон так редко меня о чем-то просил, как я могла ему отказать?
   — Вот он, — объявил Антон, остановившись перед крепким особняком красного кирпича с острой готической крышей. Он был похож на миниатюрный замок и при этом не был ни слишком громоздким, ни слишком маленьким. То, что надо.
   Черт!
   — Викторианской постройки, — сказал Антон, распахнул невысокие ворота и сделал приглашающий жест. Мы с Эмой проследовали за ним по дорожке, ведущей к крыльцу под черепичной крышей. Массивную входную дверь синего цвета мгновенно распахнул перед нами молодой человек в костюме. Это оказался Грег, агент по торговле недвижимостью.
   Я шагнула в холл, дверь за мной закрылась, и меня охватил странный покой. Освещение здесь было какое-то необыкновенное. Веерное витражное окно над входной дверью отбрасывало разноцветные узоры на деревянный пол, и все вокруг казалось таким мирным и мерцало золотистым светом.
   — Большую часть мебели вывезли, — сообщил Грег. — Родственники забрали. Начнем отсюда, не против?
   Мы последовали за ним в зал, тянущийся на всю глубину дома, и наши шаги гулким эхом разносились над деревянным полом. С фасада располагался прелестный эркер, а задней стороной зал застекленными дверями выходил в сад, весь увитый какой-то старомодной листвой. У правой стены высился выложенный изразцами камин.
   — Настоящий Уильям Моррис, — сказал Грег, постучав по плиткам.
   В доме стоял едва уловимый запах трубочного табака, и я сразу представила себе, как дети в этом доме ходят в ботинках на шнурках, едят яблоки в глазури и качаются на деревянных лошадках.
   С другой стороны холла была небольшая уютная комнатка квадратной формы, тоже с эркером и камином.
   — Тут мы бы устроили твой кабинет, — сказал Антон. — Лили — писательница, — пояснил он Грегу.
   — Да? — вежливо отозвался тот. — Известная?
   — Лили Райт, может, слышали? — засмущалась я.
   — О, — сказал он. Конечно, мое имя было для него пустым звуком. — Что ж, похвально.
   Половицы у окна скрипнули, а я вдруг вспомнила об одной американке, которая мечтала воссоздать викторианский дом и специально заплатила за настоящие скрипучие половицы. А тут они уже есть, и платить не надо.
   — Здесь я бы поставила письменный стол, — сказала я и провела рукой по стене. Мне в ладонь насыпалась крошка от старой штукатурки.
   — Дом, конечно, требует кое-какого ремонта, — сказал Грег. — Но это, по-моему, даже интересно.
   — Да, — согласилась я, причем совершенно искренне.
   Мы прошли на кухню. Мрачноватое убежище.
   — Тут можно убрать одну стену, — сказала я себе под нос, не очень хорошо представляя себе, как это будет делаться и кем. Я вдруг вошла в роль будущей хозяйки.
   Я уже видела перед глазами «свою» новую кухню. Расширенная, она будет в четыре раза больше нынешней, а пол сделаем с подогревом и выложим плиткой терракотового цвета. На бледно-голубой газовой плите будет постоянно дежурить большая кастрюля, и если кто-нибудь нагрянет неожиданно, я смогу в любой момент босиком пробежать на кухню и принять гостя как полагается, накормить ужином и напоить домашним ягодным вином.
   Случится у кого неприятность — он явится в мое уютное гнездышко, зная, что здесь ему всегда дадут приют. Укроют пледом, уложат на кушетку в эркере и дадут любоваться игрой ветра в ветвях деревьев, а потом подадут ромашковый чай в симпатичных разнокалиберных чашках с блюдцами, пока буря в душе гостя не уляжется.
   Грег повел нас к лестнице, я нагнулась взять Эму на руки и заметила в половицах малюсенькие черные дырочки. Жучок. Как это славно. Это так… так по-настоящему. В этом доме невозможно не быть счастливым.
   Три спальни наверху были одна лучше другой. Кованые кровати, вышитые покрывала, кресла-качалки и тюлевые занавески, колышущиеся на ласковом ветру, — все это меня просто очаровало.
   Я мельком заглянула в тесную допотопную ванную и снова пробормотала что-то насчет перепланировки.
   Потом Грег повел нас вниз показывать гордость «объекта» — очаровательно заросший сад. Изгибающаяся дугой аллея, обсаженная деревьями и густым кустарником, словно подалась к дому и закрывала большую часть соседних зданий.
   — Черная смородина. Малина, — показывал Грег. — Яблоня. Летом у вас будут свои фрукты.
   Мне пришлось ухватиться за Антона.
   Возле заднего забора стояла невысокая, старомодная теплица с помидорами. Рядом с ней — обращенная к югу садовая скамья с сиденьем и спинкой из белых деревянных реек, на кованых чугунных ножках. Она была похожа на скамейку в парке.
   — Забудете, что вы в Лондоне, — заметил Грег.
   — М-мм… — согласилась я, радостно отмечая про себя, что визг автомобильной сирены на соседней улице меня нисколько не беспокоит.
   Я уже представляла, как стану сидеть в этом саду, писать в красивом блокноте, а рядом со мной будет стоять корзинка свежесобранной малины. В лучах солнца волосы у меня будут сверкать и пушиться, как будто надо мной поработал классный визажист, а одета я буду во что-то белое и летящее, непременно от знаменитого дизайнера.
   Самым отчетливым видением была Эма, играющая с другими детьми — наверное, братишками и сестренками? По какой-то причине все были в кудряшках и с упоением кидались камешками в стенку теплицы.
   Я бы стала сушить цветы. На стеклянные двери повесила бы легкие муслиновые занавески, которые будут колыхаться на ветру, а я буду ходить босиком из сада в дом с секатором и корзиной в руках.
   Это было похоже на полузабытую мечту. Все здесь казалось давно знакомым, словно я уже бывала здесь раньше, хотя я точно знала, что нет.
   Я никогда не отличалась материалистическим взглядом на вещи. Сколько себя помню, я всегда считала, что деньги штука обманчивая: обещают тебе весь мир — а иногда даже ненадолго дарят, — а потом забирают обратно.
   Но сейчас мне вдруг стало ясно, какой я была дурой. Надо было с самого начала думать о деньгах и добиваться более высокого гонорара.
   В тот момент мне так захотелось иметь этот дом, что я забыла о здравом смысле. Ради этого я бы, наверное, собственную бабушку продала — если бы она была жива и если бы сыскался покупатель.
   Никогда и ничего я еще не жаждала с такой силой. Мне казалось, я жить не смогу без этого дома. Но для таких страданий не было нужды. Это и так уже был мой дом. Оставалось только раздобыть где-то полмиллиона фунтов.
   Не помню, как добрались домой, но, вновь очутившись в своей убогой квартирке, я набросилась на Антона. У меня было ощущение, будто я только что пережила клиническую смерть и уже прикоснулась к божественному, как вдруг вернулась в свое бренное тело, потому что, по чьему-то небесному недосмотру, время мое еще не пришло. И теперь для меня ничто иное не существовало.
   — Зачем ты мне его показал? У нас никогда не будет денег его купить.
   — Послушай меня. — Антон выводил на бумажном пакете какие-то расчеты. — У тебя уже продано почти двести тысяч экземпляров, значит, порядка ста тысяч фунтов потиражных у тебя, считай, в кармане.
   — Повторяю: первые авторские мне переведут не раньше сентября, то есть ждать еще как минимум пять месяцев. К тому времени дом наверняка уже уйдет.
   Он покачал головой.
   — Можно занять под будущий гонорар.
   — Да? Антон, этот дом стоит полмиллиона, это же куча денег! Где мы ее возьмем?
   — А ты думай на перспективу! — с жаром произнес он. — Когда-нибудь наша с Майки фирма начнет ведь приносить доход!
   Я промолчала. Не хотелось показаться безразличной к его делам. Пока что «Ай-Кон» приносил одни неприятности — всякий раз, как я смотрела отчеты о расходах на обеды в Сохо с нужными людьми и о сделанных проектах (которых, можно сказать, не было), на меня нападала рвота.
   — Но еще важнее, — продолжал Антон, — то, что у тебя уже есть договор на вторую книгу.
   — Да, только из этой второй книги я пока написала всего две главы. — По правде сказать, до недавнего времени сей факт никого в «Докин Эмери» не волновал. О контракте они вспомнили только сейчас, когда на «Мими» начался сумасшедший спрос.
   — А ты не забыла про «Кристальных людей»? — Я поняла, что Антон уже все продумал. — Она-то уже написана, и книга отличная. Предложи им ее.
   Странно, но буквально на следующий день мне позвонила Таня. Она жаждала увидеть мою новую книгу.
   — Хорошо бы нам успеть к Рождеству выпустить в твердой обложке.
   Мне пришлось сознаться:
   — Таня, новой книжки пока нет.
   — То есть?
   — Понимаете, ребенок, постоянная усталость и все такое… Словом, она еще не готова. Есть только две главы.
   — Я-я-ясно. — Молчание. Затем: — Мы просто подумали… так как у нас договор на две вещи… мы ожидали, что вы сядете за вторую, как только сдадите первую. Но конечно… маленький ребенок, усталость… Вы действительно были очень заняты…
   Она расстроилась. Я в панике позвонила Антону.
   — Дай ей «Кристальных людей», — повторил он.
   — Да она же не потянет. На нее ни один агент не клюнул.
   — Потянет. Просто агенты попадались безголовые. Отличная книга.
   — Ты так думаешь?
   — Я так думаю.
   Я позвонила Тане и, запинаясь, принялась объяснять:
   — Не знаю, понравится ли вам, я ее отправляла многим агентам…
   Таня оборвала мои причитания:
   — Вы хотите сказать, что у вас есть вторая книга?
   — Да.
   — Ура! У нее есть вторая книга! — закричала она. Кто-то рядом радостно завопил. — Высылаю курьера.
   Вечером того же дня Таня позвонила опять.
   — Мне очень, очень понравилась ваша книга. Очень, слышите?
   — Уже прочли? Когда вы успели?
   — Оторваться не могла. Это совсем другая книга, нежели «Мими», но в ней тоже есть магия Лили Райт. Будем делать наш рождественский бестселлер.
   Вскоре мне позвонила Жожо и повела разговор о контракте на третью и четвертую книги.
   — Само собой, гонорар будет намного выше.
   — Вот видишь? — обрадовался Антон.
   Жожо сказала, что можно подписать договор уже сейчас, пока продажи на подъеме, либо дождаться конца осени: если новая книжка пойдет так же успешно, можно будет торговаться с издательством.
   — А если не пойдет?
   — Такую возможность тоже нельзя исключать, но вы уж сами решайте.
   — А вы-то как думаете?
   — Я думаю, что сейчас у вас очень сильная позиция, но в ноябре она может стать еще сильнее. Вы должны понимать, Лили: определенный риск всегда есть, в этой игре не бывает беспроигрышных ситуаций. Прошу меня извинить, солнышко, но решать только вам, как ни крути.
   Антон объяснил мне, почему Жожо себя так повела.
   — Это не для того, чтобы тебя напугать, — сказал он. — Она просто не хочет сама подставляться. В конечном итоге, все равно решать тебе, ведь это ты пишешь книги. Но знай: что бы ты ни решила, я всегда тебя поддержу. Но последнее слово — за тобой.
   Я не знала, как поступить. Любое решение меня страшило: вдруг оно окажется неверным? Своему мнению я всегда доверяла меньше, чем чужому.
   — Антон, а ты бы как сделал?
   — Не знаю почему, но я бы подождал.
   — Правда? А почему ты не хочешь получить деньги сразу?
   Он засмеялся.
   — Ты меня хорошо изучила. Но я стараюсь изменить подход к жизни. Стараюсь думать на перспективу, понимаешь? А с этой точки зрения мне кажется, что, если подождать, у тебя есть все шансы получить больше.
   Сама не знаю как, но у меня вырвалось:
   — Ладно. Тогда будем ждать.
   Решить ждать до ноября оказалось проще, чем просить денег прямо сейчас. Ведь ближайших последствий такого решения было куда меньше. Но я все равно была в панике.
   — Бедная моя Лили. — Антон прижал мою голову к себе и погладил по волосам.
   — Осторожней, — пробурчала я. — Не три сильно — и так уж ничего не осталось.
   — Прости. А вообще-то… Иди-ка сюда, я тебя развеселю. Помнишь, я тебе говорил, что за наш дом просят четыреста семьдесят пять? Так вот: они продавились аж на полтинник.
   — Почему?
   — Он уже почти четыре месяца как выставлен на продажу, может, хотят ускорить.
   — А почему его до сих пор не купили?
   — Потому что цену заломили. А теперь — нет, и поэтому нам пора действовать. Иначе прозеваем.
   Но мне казалось немыслимым влезать в такие долги.
   — Слишком много под вопросом, — сказала я. — Что, если новая книжка провалится? Или у меня не получится написать третью и придется возвращать аванс?
   — Она не провалится. А чтобы ты могла целиком посвятить себя работе, я найму няню. В новом доме мы даже сможем выделить ей спальню.
   Я неопределенно хмыкнула.
   — А что мы еще сделаем, когда тебе перечислят авторские? — спросил он. — Не станем же мы покупать очередную двухкомнатную квартиру у черта на куличках, чтобы еще неизвестно сколько жить друг на друге и спать втроем в одной комнате. И ждать, пока появятся еще деньги, чтобы ее продать и купить что-то еще. Тогда нам придется дважды платить все сборы — а это, между прочим, три процента от суммы сделки, так что влетает в копеечку. За один этот дом нам начислят порядка пятнадцати штук, это безвозвратно потерянные деньги.
   — Чувствую, ты и впрямь все продумал.
   В настоящий момент я только об этом и думаю. — Он нагнулся ко мне и с жаром произнес: — Я считаю, этот дом — как раз то, что нам нужно. Там есть чудесная комната тебе под рабочий кабинет, там будет место для няни, и нам больше не придется никуда переезжать. Я согласен, денег у нас сейчас нет, но они же будут! А если мы станем сидеть и ждать, пока деньги поступят на наш счет, дом уже давно уйдет, и со свистом. — Он перевел дух. — Лили, мы ведь с тобой не умеем деньги делать, так?
   Я кивнула. В этом смысле мы были безнадежны.
   — Так давай хоть раз распорядимся ими правильно! Постарайся взглянуть на вещи шире. И позволь спросить у тебя одну вещь: тебе нравится этот дом?
   Я кивнула. В этот дом я влюбилась, едва переступила порог. Он словно был создан для меня.
   — Вот видишь. И мне тоже. Это идеальный дом за отличную цену. Цены на жилье в этом году немного снизились, но скоро опять пойдут вверх. Такой шанс нам уже не представится. Может, стоит еще раз на него посмотреть?
   Это предложение меня обрадовало, меня давно тянуло побывать там опять.
   Во время второго визита ощущение «своего» места, которое возникло у меня с первой минуты, лишь окрепло. Антон был прав, этот дом был как будто не лондонский; такой скорее увидишь на лесной поляне в старинной сказке. В его стенах мне было так покойно, так уютно. От него исходило какое-то завораживающее очарование.
   Диву даешься, как случаются такие совпадения, но в тот же день мы получили от нашего хозяина мистера Манати уведомление, что «ввиду непредвиденных расходов» он поднимает арендную плату. Увидев новую цифру, я чуть не заплакала: плата возрастала почти вдвое.
   — Безобразие! Я поговорю об этом с Ириной и, господи, — я прикрыла глаза рукой, — даже с Пэдди. Если действовать сообща — больше шансов на успех.
   — Может, он про тебя где-то прочел, — предположил Антон. — И решил ловить момент. Это грабеж.
   Антон, нам такая аренда не по карману, это исключено. — Наши глаза встретились. Одна и та же мысль родилась в наших голосах. — Придется переезжать.
   У меня есть привычка повсюду искать «знаки». В данном случае их и искать не пришлось,
   Антон решил ковать железо, пока горячо.
   — Они просят четыреста двадцать пять. Я предложу четыреста. Посмотрим, что будет.
   — Откуда у нас четыреста тысяч? У нас их нет.
   — А мы застолбим за собой дом, а там что-нибудь придумаем. Никогда нельзя знать, как повернется. Это же не обычная цепочка, как чаще всего бывает. Продают напрямую, причем не затем, чтобы купить новый дом, а чтобы только поделить наследство. Очень может статься, они охотно сбавят цену, им уже до смерти надоело ждать денег, не терпится сбыть папашино имущество — и дело с концом.
   — Антон! Мы не можем делать такую заявку, если у нас нет наготове денег.
   — Еще как можем.
   — Ты не поверишь! — вскричал Антон. — Они согласились на четыреста!
   Я почувствовала, как у меня белеют щеки.
   — Ты торгуешься о цене, а у нас вообще никаких денег нет! Ты что, идиот?
   Он засмеялся. Кинулся мне на шею и радостно объявил:
   — Денег достанем.
   — Откуда?
   — В банке.
   — Ограбим?
   — Я согласен, ипотечный кредит нам так просто не дадут. Но мы найдем подходящий банк.
   — Не желаю в этом участвовать. Позвони бедолаге Грегу и скажи, что ты напрасно потратил его время.
   Это развеселило его еще больше.
   — Бедолаге Грегу? Лили, он же агент по торговле недвижимостью!
   — Тогда это сделаю я!
   — Не надо, Лили. Пожалуйста, не звони. Дай мне немного времени. Доверься мне.
   — Нет.
   — Пожалуйста! Ну пожалуйста, любимая, просто доверься мне. — Он притянул меня к себе, и я прочла на его лице, как сильно он меня любит. — Я никогда не причиню тебе зла. Я всю жизнь положу на то, чтобы у вас с Эмой все было. Пожалуйста, поверь.
   Я пожала плечами. Это не был положительный ответ, но и не отрицательный тоже.
   Он засел за телефон и умолкал всякий раз, как я входила в комнату. Когда я спрашивала: «Кто это был?» — он тер себе кончик носа и моргал. Почта стала приносить пухлые письма, Антон выхватывал их из пачки и уходил читать в другую комнату, а когда я спрашивала, он снова теребил себя за нос и загадочно моргал. Можно, конечно, было настоять, но я демонстративно не хотела в этом участвовать.
   Мне снился кошмар: я стояла в гигантском складском ангаре и паковала горы собственных вещей в неимоверное количество картонных коробок высотой по три метра. Целый ящик одной обуви, еще один — под сломанные телевизоры, затем я стала запихивать в коробку величиной с банку от печенья камин работы Уильяма Морриса, и тут чей-то безликий голос произнес: «Камины надо грузить особенно осторожно». Потом начался другой сон. Мы с Эмой сидели на разделительной полосе посреди шоссе со всеми этими коробками, и я отчетливо понимала, что, как ни прискорбно, нам негде жить.
   Но когда я бодрствовала, меня не оставляла мысль о том доме, я мечтала и тосковала о нем. Мысленно я уже перекрасила, переделала и обставила все комнаты и все время переставляла мебель, словно это был кукольный дом. Мне мерещилась старинная французская кровать цвета слоновой кости, подходящий по стилю гардероб на гнутых ножках, бронзовая кровать с высоким изголовьем, с уютно поскрипывающим матрасом, резные сундуки, бордюры с розочками, пузатые комоды, пухлые валики, атласные пуховые одеяла, коврики на натертом дощатом полу…
   Когда я думала о том, как стану жить в этом доме, мне представали разные картины. Мне хотелось нарожать еще детей, по крайней мере двоих, но в нынешних стесненных условиях об этом можно было забыть. В новом же доме это вполне можно будет осуществить.
   Потом пришел Антон и сказал:
   — Лили, свет очей моих, любовь моей жизни, свободна ли ты завтра после обеда?
   — А что? — насторожилась я. «Свет очей моих» — это обычно предшествовало просьбе забрать его смокинг из чистки для какого-нибудь мероприятия.
   — Нам назначена встреча в банке. Пауза.
   — Не может быть.
   — Может. Еще как может, тыковка моя.
   На другой день мы оставили Эму на попечении Ирины и попросили не делать ей зеленую маску для волос, как в прошлый раз — мы до сих пор вычесывали у нее из головы засохшие остатки этой пакости. Затем облачились в самые приличные свои костюмы и отправились в банк. Нас встретили три одинаковых служащих в темных пиджаках. Я смутилась, но Антон был искрометен. Даже меня ему удалось убедить. Он говорил, какая я знаменитая писательница, какая меня ждет головокружительная карьера, как им повезло, что мы обратились именно к ним, как мы будем верны их банку, когда станем зашибать миллионы и владеть домами в Нью-Йорке, Монте-Карло и Леттеркенни. (Древняя столица Кароланов.) Затем, в подтверждение своих хвастливых заверений, он извлек на свет письма от Жожо, из бухгалтерии «Докин Эмери», справки о проданных на данный момент книгах и вытекающих из этого авторских гонорарах, документ об ожидаемых объемах продаж «Кристальных людей», рассчитанных руководством отдела реализации издательства, и моих предполагаемых доходах. (Между прочим, впечатляющие цифры. Я и не думала, что у «Докин Эмери» такой размах.)
   Чтобы развеять беспокойство банкиров насчет того, что мы можем не расплатиться вовремя или что у нас нет стабильного источника дохода, он передал им двойной лист с предполагаемым графиком погашения кредита: одну сумму он рассчитывал выплатить в сентябре, когда мне перечислят первые потиражные, а вторую — в ноябре, когда я подпишу новый контракт.
   — Джентльмены, будьте уверены: свои деньги вы получите в срок.