Но самым любимым моим сюжетом был тот, где папа заезжает к маме якобы затем, чтобы забрать почту. У нее красивая прическа, она скромно, но очень удачно подкрашена и одета в саронг и купальник. Выглядит — закачаешься.
   — Ноуэл, — говорит она с теплотой, которая его повергает в смущение. — Как я рада тебя видеть. Я как раз собиралась обедать. Не хочешь составить компанию?
   — Ну… не знаю. У тебя что на обед?
   — Поджаренные тосты с сыром и ветчиной и бутылочка дивного шардонне.
   — Колетт мне сыр не разрешает.
   — А меня Гельмут считает вегетарианкой, — сухо отвечает мама.
   — Значит, тебе тоже нельзя.
   — Вот как? — По маминому лицу медленно ползет коварная улыбка. — А давай нарушим. Если ты никому не скажешь, то и я буду молчать.
   — Ну, хорошо.
   — Сегодня такой чудесный день, давай сядем в саду.
   Они устраиваются за столиком, и солнце им улыбается. В колышущиеся на ветру пурпурные цветки наперстянки влетают и с сытым жужжанием вылетают трудолюбивые пчелки. Мама надевает темные очки от Шанель. Помада у нее такая стойкая, нисколько не бледнеет от еды. Папа смотрит на чудесный сад, некогда являвшийся его большой гордостью и отрадой — до того, как его поманила кружевная «упряжь».
   — Я и забыл, какой тут солнцепек.
   — А я — нет. — Мама вытягивает загорелую ногу. — Это же кильмакудская Ривьера, дорогой. Ну же, рассказывай. Как тебе живется с Клодетт?
   — С Колетт.
   — Ой, прости. С Колетт. Все в порядке, да?
   — Прекрасно. — Сказано скорбным тоном. — А как у тебя с Гельмутом?
   — Восхитительно. С таким обилием секса даже не знаю, что делать.
   — А… Гм-мм…
   — Секс… — машет рукой мама, слизывая с пальцев сыр. — Только о нем они и думают, эти молодые люди. Можно подумать, они его только что изобрели. Все это грустно.
   — Ага. Готовы выжать тебя до капли. — Папу вдруг прорывает. — Что плохого в том, чтобы просто пообниматься? Почему всякий раз нужно все доводить до конца? Почему я не могу хотя бы раз лечь в постель и сразу уснуть?
   — Точно. Это очень надоедает.
   Они умолкают. (Разумеется, полное взаимопонимание.)
   — А у Клодетт, кажется, двое детишек? Как они? Такой возраст, что брызжут энергией, так ведь?
   — Ага. — Сказано угрюмым тоном.
   — С ними сладу нет.
   — Ага. — Он поднимает на нее удивленные глаза. Раньше она такой пикантной не была, правда?
   — И чем дальше, тем хуже. Ты еще подожди, когда у этой барышни переходный возраст наступит… Она тебе задаст шороху!
   Ноуэл не представляет себе, как можно задать еще большего шороху, и внезапно мысль о возвращении к Колетт повергает его в пучину отчаяния.
   — Я, пожалуй, пойду. Мне надо забрать Гэри с танцев.
   В прихожей он чуть было не забывает свою почту, но мама ему напоминает.
   — Ты бы и голову свою оставил, если бы она не была закреплена, — нежно проговорит она. В полумраке прихожей, в своем голубовато-зеленом купальнике, она удивительно похожа на ту девушку, которую он когда-то взял в жены.
   — Рада была тебя повидать, — говорит она и целует его в щеку. — Передай привет Клодетт. И не забудь, — добавляет она с озорной улыбкой, — про сыр. Я не проболтаюсь, если и ты будешь держать язык за зубами. Пусть это будет наш маленький секрет.

ЖОЖО

12
   Понедельник, 14:35
   Из-за двери показалась голова Мэнни.
   — Жожо, пришел Кит Штайн.
   — Кто такой Кит Штайн?
   — Фотограф из «Книжных известий». Будет вас снимать для статьи.
   — Ах да! Дай мне две минуты, — ответила Жожо. Она скинула ноги со стола и спрятала кроссворд, который никак не могла решить. Затем вынула из волос шпильку, державшую пучок. Каштановые волны рассыпались по плечам.
   — Ой, мисс Харви, какая вы красивая! — восхитился Мэнни. — Только вот косметика немного потускнела. — Он протянул ей сумочку. — Сегодня вы должны выглядеть на все сто.
   Уговаривать Жожо было излишне. «Книжные известия» читает весь издательский мир. Это для всех — главный ориентир.
   Она открыла косметический набор и освежила алую помаду. Жожо предпочла бы тон посветлее или бежеватый. Но когда она единственный раз пришла на работу с такой помадой, на нее стали как-то странно посматривать. Марк Эвери сказал, что вид у нее какой-то больной, а Ричи Гант посочувствовал ее тяжелому похмелью.
   То же и с волосами; никакая другая прическа ей просто не шла. Отпустить подлиннее — и она станет похожа на встрепанную художницу; а сделать короче… В двадцать с небольшим, вскоре после переезда в Лондон, она сделала себе озорную, как ей казалось, стрижку, и при первом же посещении паба бармен смерил ее подозрительным взглядом и спросил: «Сынок, а тебе сколько лет?»
   На этом эксперимент с короткой стрижкой был признан неудавшимся — как и с прочими попытками изменить свой облик.
   — Туши побольше, — посоветовал Мэнни.
   — Да ну тебя с твоими гейскими штучками, — возмутилась Жожо.
   — Какая вы некорректная! Нет, про тушь я серьезно говорю. Два слова: Ричи Гант. Пусть ему хуже будет.
   При этих словах Жожо, неожиданно для себя, кинулась с удвоенной энергией накладывать очередной слой туши.
   Стремительно пройдясь по лицу — румяна, маскирующий карандаш, блеск для губ, — Жожо в последний раз расчесала волосы и приготовилась предстать перед фотографом.
   — Очень сексуально, босс. Просто шик!
   — Зови его.
   Увешанный железом, Кит вошел в кабинет, остановился и расхохотался в голос.
   — Вы похожи на Джессику Рэббит! — восхищенно произнес он. — Или на ту рыженькую актрису пятидесятых годов. Как ее? — Он несколько раз притопнул ногой. — Кэтрин Хепберн? Нет.
   — Спенсер Трейси?
   — Это разве не мужчина?
   Жожо сдалась.
   — Рита Хейворт.
   — Вот! Вам это уже кто-нибудь говорил?
   — Нет, — улыбнулась она. — Никто. — Он смотрел так лучезарно, что обижаться было грех.
   Кит снял с себя груз, оглядел крохотную комнатку, всю уставленную книгами, смерил оценивающим взглядом Жожо, после чего еще раз обвел взором кабинет.
   — Давайте внесем кое-какие изменения, — предложил он. — Не будем снимать вас, как обычно делается, в позе Уинстона Черчилля за письменным столом, а лучше произведем небольшую перестановку.
   Жожо ледяным взглядом уставилась на Мэнни.
   — Что ты ему наплел? Заявляю категорически: топ я не сниму.
   Кит оживился.
   — А вы способны и на такое? Это было бы весьма кстати. Нужные места закрыть большими пальцами, и…
   Жожо смерила его таким взглядом, что он осекся, а когда снова заговорил, игривости в нем поубавилось.
   — У вас классный стол, Жожо. Что, если вы уляжетесь на нем на боку и многозначительно подмигнете?
   — Я литературный агент. Имейте совесть!
   — У меня идея, — подал голос Мэнни. — Что, если нам воспроизвести тот знаменитый кадр с Кристин Киллер? Помните?
   — Где она сидит верхом на кухонном стуле? — уточнил Кит. — Классическая поза. И удачная.
   — Но она была без одежды.
   — Вам это не обязательно.
   — О'кей. — Жожо решила, что это лучше, чем вытянуться во весь рост на столе, опершись на локоть. Надо с этим закончить поскорей, у нее куча работы, а полчаса она уже угрохала на кроссворд.
   Мэнни стремглав вылетел из комнаты и вернулся со стулом, Жожо его оседлала, чувствуя себя круглой идиоткой.
   — Фантастика! — Прежде чем начать снимать, Кит опустился перед ней на колени. — А теперь улыбочку. — Но вместо того чтобы щелкнуть затвором, он опустил камеру и снова встал. — Мне кажется, вам не очень удобно, — пояснил он. — Это костюм виноват. Вы не могли бы снять жакет? Только жакет, — поспешил добавить он.
   Этого Жожо не хотелось, во всяком случае — не на работе. В своем костюме в тонкую полоску она чувствовала себя безопаснее, и без жакета она все время будет бояться, что грудь слишком выпирает. Без жакета ее тело начинало вести себя так, что невольно напрашивалось сравнение с кружкой кофе: когда ее расплещешь — наружу выливается столько, что диву даешься, как оно там все помещалось. Но она решила, что в данном случае грудь будет прикрыта спинкой стула, сняла жакет и вновь оседлала стул, прижимаясь грудью к спинке.
   — И еще, — сказал Кит, — вы не могли бы закатать рукава блузки? И расстегнуть еще одну пуговку у ворота? Только одну, большего не прошу. И знаете что? Встряхните головой, пусть волосы попышнее рассыплются.
   — Представь себя распутной, — предложил Мэнни.
   — А ты представь себя в очереди на бирже труда.
   — Давайте приступим, — остановил их перебранку Кит. — Жожо, смотрите на меня. — Щелк! — Мне говорили в редакции, что раньше вы работали в Нью-Йорке полицейским. Это правда?
   Щелк!
   — Да что с вами такое, ребята? — Все просто балдеют оттого, что она когда-то была офицером полиции. Даже Марк Эвери считает, что если вообразить, как Жожо вышибает ногой дверь и защелкивает на руках злодея наручники со словами: «Вы арестованы!», то это лишь добавляет ей притягательности в сексуальном смысле. — У вас что, своих женщин-полицейских нет?
   — Здесь все иначе, они ходят в ботинках на низком каблуке, и волосы у них жидковаты.„Так вы действительно служили в полиции?
   — Года два. Щелк!
   — Круто.
   Ничего крутого. Грязная работа, а телевидение все норовит преподать в каком-то героическом ореоле.
   — И дверь вышибать ногой приходилось?
   — Что ни день! Щелк!
   — А под прикрытием работали?
   — Да сплошь и рядом. Мне поручали соблазнять боссов мафии. Спать с ними и выпытывать секреты.
   — ПРАВДА? Щелк!
   — Нет. — Она рассмеялась.
   — Оставайтесь так! А стреляли в вас? Щелк!
   — Без конца.
   — Голову чуточку назад. А вы стреляли? Щелк!
   — А то!
   — Улыбочку! И убивали? Щелк! Щелк! Щелк!
13
   Понедельник, вторая половина дня
   Кит ушел, Жожо запихнула себя назад в жакет и собралась продолжить работу, когда ей позвонил Мэнни.
   — С вами хочет поговорить Эймон Фаррел.
   — Что еще?
   — Я так понял, что «Индепендент» сегодня опубликовал хвалебную рецензию на Ларсона Коузу, а Фаррелу обидно, что не он. Навешать ему лапшу на уши и отмазаться?
   — Как ты любишь это повторять! Зря я тебя научила. Нет, соедини.
   Раздался щелчок, и возмущенный голос Эймона Фаррела заполнил эфир и сам воздух кабинета:
   — Жожо, мне надоели эти штучки с Коузой.
   Он высказал все, что накипело, а Жожо лишь рассеянно поддакивала и изучала состояние своих ногтей. Один требует внимания. Надо будет заняться, как только закончится разговор.
   — …Плагиат… Я первый… — разорялся Эймон. — …Всем обязан мне… Все дело во внешности… смазливый гаденыш… — Жожо на мгновение отняла трубку от уха — только чтобы убедиться, что она еще не задымилась. Он тем временем продолжал: — И знаете, как они его назвали? «Младотурком». Это же я «младотурок», черт подери!
   Бедняга, подумала Жожо. Такое она уже проходила с другими авторами. Первый приступ восторга в связи с собственной публикацией быстро уступал место зависти. Они вдруг замечали, что не одни на литературном рынке — в мире есть и другие писатели! И эти другие получают хвалебные рецензии и крупные авансы. Не так просто, оказывается, взойти на борт этого корабля, особенно для таких, как Эймон, кто поначалу имел большой успех. В свое время его называли «младотурком», вундеркиндом. Теперь такие же характеристики отвешивались кукушонку Ларсону Коузе.
   Эймон устал разоряться.
   — И что вы намерены предпринять? Не забудьте, вы имеете комиссионные с моих двадцати пяти тысяч фунтов.
   Ах, если бы!
   Она выбила Эймону аванс в размере двадцати пяти тысяч за будущую книгу. Одна из самых крупных ее сделок, и очень впечатляющая по всем меркам. В особенности если учесть, что «младотурки» получают хорошие отзывы прессы, но распродаются неважно.
   — Десять процентов, которые вы от меня отщипываете, неплохой заработок.
   Вот тут ошибаешься, приятель. Жожо из этих денег ни копейки не достается. Чтобы прикарманивать комиссионные с любой сделки, надо именоваться в компании «партнером»; но и в таком случае это никак не может быть больше пяти пунктиков.
   Но об этом она умолчала. Он просто злится, стоит ли принимать его выпады на свой счет. Отпустив еще несколько обидных выражений, он резко умолк и сказал:
   — Жожо, простите. Простите, ради бога. Я идиот: что я на вас набросился? Просто в этом бизнесе такая жесткая конкуренция, похлеще, чем в любом другом. Меня это доканывает.
   «Ага. Вот бы попробовал агентом поработать, тогда узнал бы, какая тут конкуренция», — подумала Жожо. А вслух сказала:
   — Я понимаю, полностью вас понимаю. Не берите в голову.
   — Жожо Харви, вы сокровище. Вы лучше всех. Можете выкинуть из головы все, что я только что говорил.
   — Уже выкинула.
   ТО:Jojo.harvey@LIPMANHAIG.co
   FROM: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
   SUBJECT: Скучаю
   Скучать (гл.): 1. В ком-то (чем-то) нуждаться. 2. Тосковать. 3. С грустью ощущать чье-либо отсутствие. Напр.: Я по тебе скучаю.
   Мхх
   ТО: Mark. avery@LIPMAN HAIG.co
   FROM: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co
   SUBJECT: Невезуха
   Невезуха (простореч.) — невезение — отсутствие удачи, неблагоприятное стечение обстоятельств, неудачное решение. Напр.: Поездка на книжную ярмарку на целую неделю.
   \J J XX
   P.S. Я тоже с грустью ощущаю твое отсутствие.
   Десятью минутами позже
   Снова позвонил Мэнни.
   — Звонит ваша двоюродная сестра Бекки, та, что так на вас похожа, но не такая классная, если судить по фотографии у вас на столе. Мне кажется, она хочет сегодня вытащить вас куда-нибудь, что-то она там невнятное бормотала насчет «Экспресс-пиццы». Если вам, девушки, понадобится мужская компания, с удовольствием отменю заказ на эскорт-услуги, который у меня есть от агентства на сегодняшний вечер, и проведу его с вами. Принимается или отклоняется?
   — Соедини.
   — Не так надо было сказать. «Принимается» — вот как.
   Жожо вздохнула:
   — Принимается.
14
   Понедельник, 19:10
   К тому моменту, как Жожо села заполнять опросник «Книжных известий», большинство ее коллег уже разъехались по домам.
   Имя, фамилия Жожо Харви
   Возраст 32
   Послужной список
   Три года в полиции Нью-Йорка (это правда). По приезде в Лондон несколько месяцев работа официанткой в баре, шесть месяцев — рецензентом в агентстве «Кларис», затем — ассистентом и младшим агентом. Четыре года назад получила должность агента и через полтора года перешла на работу в агентство «Липман Хеш».
   Ваш любимый запах? Марк Эвери
   Написав это, Жожо подумала: вот бы прямо сейчас его вдохнуть!
   Нет, минуточку, это писать нельзя. Она поспешно перечеркнула надпись столько раз, что чуть не продрала лист. Что, интересно, другие отвечают на этот вопрос? Она пролистнула предыдущие выпуски и выяснила, что один старикан с галстуком-бабочкой написал: «Запах времени, исходящий от раритетного первого выпуска». Другой, с еще более крупным галстуком-бабочкой: «Запах свежих чернил, исходящий от первого романа начинающего писателя».
   Ричи Гант (без галстука, поскольку с футболкой галстук вроде не носят) написал: «Запах денег», — и в этом его прагматизме заключалась вся его издательская мотивация. Однако, вынуждена была признать Жожо, надо отдать должное его откровенности…
   Что повергает вас в депрессию?
   Ричи Гант
   Подумав, Жожо снова перечеркнула написанное.
   Ваш девиз?
   Ричи Гант должен умереть!
   Нет, так тоже не напишешь.
   Господи! Она сама жаждала, прямо-таки рвалась заполнить этот опросник, но это оказалось куда сложнее, чем можно было предположить.
   Кем из современников вы больше всего восхищаетесь? Марком Эвери
   Кого из современников вы более всех презираете? Жену Марка Эвери? Нет, нет и нет! Его женой должна стать я — см. следующий вопрос.
   Какие черты человеческой натуры вам более всего отвратительны в других?
   Интерес к женатым мужчинам.
   Что бы вы хотели изменить в своей жизни? Наличие у моего возлюбленного жены и двоих детей не в счет ?
   Может, написать про бескомпромиссный характер? Или чрезмерную упертость? Нет, подумала Жожо, надо написать про икры. Они у нее слишком толстые, так что высокие сапоги не наденешь. Даже сапоги-чулки, которые отлично тянутся, и то проблема. Это, может, и не единичный случай, но застегнуть «молнию» до конца Жожо никогда не удавалось. Как следствие она всегда надевала на работу брючные костюмы. Они, можно сказать, стали ее фирменным знаком. (Еще одним.) Как вы расслабляетесь?
   С помощью секса с Марком Эвери. Либо, если его под рукой нет, бутылочкой «Мерло» и передачами о природе, особенно о детенышах морских котиков.
   Что может вызвать у вас слезы? Бутылочка «Мерло» и передачи о природе, особенно о детенышах морских котиков.
   Вы верите в моногамию?
   Да. Я, конечно, понимаю, что не имею на это права. Да, я лицемерка. Но я никогда не думала, что с Марком так все получится. Я вообще не из таких.
   О какой книге вы жалеете, что ее издал другой агент?
   Ну, это просто. Впрочем, она бы и под пыткой в этом не призналась. Это была книга «Гонщики», которая сейчас у всех на устах. Роман великолепный, если не считать того, что агентом выступал Ричи Гант — а не Жожо, — который выбил для автора аванс в миллион сто тысяч фунтов. У Жожо случались подобные удачи, но меньшего калибра, и черная зависть одолела ее еще до того, как Ричи Гант специально пришел к ней в кабинет, чтобы помахать у нее перед носом контрактом и прокаркать: «Читай и рыдай, янки».
   Кем вы себя представляете через пять лет?
   Партнером в агентстве «Липман Хейг». И, надеюсь, гораздо раньше, чем через пять лет. Скажем, как только кто-то уйдет на пенсию.
   В «Липман Хейге» было семь партнеров — пятеро в Лондоне и двое в эдинбургском отделении. Было еще восемь агентов, не являвшихся партнерами, и, хотя никогда нельзя было знать, кого из них совет директоров решит продвинуть на место уходящего на пенсию партнера, Жожо искренне надеялась, что выбор падет на нее. Хотя трое ее коллег трудились в агентстве дольше ее, она принесла конторе огромную прибыль — в последние два года ее усилиями было достигнуто больше, чем кем-либо еще.
   Ваш любимая фраза?
   Нас бьют, а мы посмеиваемся.
   Ваши отличительные качества?
   Умею свистом подзывать такси и ругаться по-итальянски. Мастерски изображаю Дональда Дака и умею чинить велосипеды.
   Назовите пять вещей, без которых вы не мыслите свою жизнь.
   Сигареты, кофе, водка с вермутом, «Симпсоны»… Что еще? Ровное сердцебиение?.. Еще раз сигареты.
   Предмет вашей самой большой гордости? Отказ от курения. Не знаю. Еще не пробовала.
   Каким самым важным урокам научила вас жизнь? У хороших людей бывают плохие волосы.
   Жожо сделала паузу. Полная чушь, подумала она и воткнула ручку в шевелюру, где от нее было больше пользы. Пусть этим займется Мэнни. Пора на встречу с Бекки.
15
   Понедельник, 20:45
   На Уордор-стрит, несмотря на пронизывающую стужу январского вечера, было еще очень многолюдно. Жожо так стремительно шагала по тротуару, что какой-то бездомный прокричал вслед: «Милочка, где горит?»
   Жожо не сбавила шаг, ей очень не хотелось опаздывать.
   Жожо и Бекки были очень дружны, практически как родные сестры. Когда Жожо приехала в Лондон и перебивалась с хлеба на воду, работая сначала официанткой, а потом рецензентом в одном литагентстве, она жила у Бекки. Жить вдвоем в такой тесноте — это могло кончиться кровопролитием, но они обнаружили у себя поразительно много общего, хоть и выросли за тысячи миль друг от друга. Выяснилось, что матери у них (которые были родными сестрами) одинаково держали новую мебель в целлофане не меньше года. Когда же дочери плохо себя вели, и та, и другая мамаша говорила: «Я на тебя не сержусь, но ты меня очень разочаровала», после чего следовал подзатыльник, говорящий скорее о гневе, чем о разочаровании.
   Бекки с Жожо даже внешне были похожи, с той лишь разницей, что Жожо была повыше и пофигуристей — что-то вроде «25 процентов сверх по той же цене». (У обеих были каштановые волосы, но Бекки носила короткую стрижку и осветляла кончики.)
   Прожив несколько месяцев друг у друга на голове, они перебрались в квартиру с двумя спальнями и прожили там несколько лет в полной гармонии, пока Жожо не купила себе собственное жилье, а Бекки не познакомилась с Энди.
   Бекки появилась на свет на восемь месяцев раньше, но старшей сестрой в этом тандеме была Жожо. И почему-то она всегда привлекала к себе больше внимания, чем Бекки, кроткая душа.
   Бекки уже сидела в «Экспресс-пицце», потягивала красное вино и отщипывала по кусочку чесночный хлеб. Завидев Жожо, она помахала рукой.
   Они обнялись, потом Бекки откинулась назад и растянула губы в безмолвном оскале.
   — Зубы у меня не почернели?
   — Нет. А что, у меня почернели? — Жожо встревожилась.
   — Нет, просто я тут красным вином увлеклась… Ты за мной приглядывай.
   — О'кей, но я тоже сейчас приступлю. Так что ты тоже за мной приглядывай.
   Они изучили меню. Бекки сказала:
   — Если я закажу «Венецианскую», ты мне скажешь, если у меня шпинат в зубах застрянет? Представляешь, Мик Джаггер однажды вставил себе в зуб изумруд. Чем, интересно, он думал? Когда еда-то застревает, противно, но камень…
   Сделав заказ, Жожо спросила:
   — По какому поводу встреча?
   Бекки работала в частной медицинской компании и отвечала за работу с крупными клиентами. Доставалось ей — не приведи господи.
   — Ты не поверишь, она мне сегодня всучила четыре новые компании на обслуживание. — «Она» относилось к Элизе, начальнице и мучительнице Бекки. — Четыре! И в каждой — десятки служащих. И всем нужен индивидуальный подход. Я с тем, что есть, и то не справляюсь, уже начала делать идиотские ошибки, а будет еще хуже, поскольку мне некогда проверять и перепроверять.
   — Бекки, ты должна ей сказать, что это для тебя слишком много.
   — А вот это нельзя. Это будет воспринято так, будто я не волоку.
   — Но иначе ничего не получится.
   — Не могу!
   — Раз она нагружает тебя больше и больше, стало быть, она считает, что ты справляешься.
   — Ничего подобного! Она нагружает меня затем, чтобы я сломалась и ушла. Она стерва, терпеть ее не могу.
   Под впечатлением от грустного рассказа сестры Жожо потянулась за сигаретой.
   — Опять курю.
   — А как же твоя акупунктура?
   — Да всякий раз, как ввинчу себе иголку в ухо, смерть как хочу картофельного пюре. То есть вынь да положь. Но я в пятницу вечером иду на гипноз. Один из наших партнеров, Джим Свитман, мне номерок дал. Он раньше по две пачки в день выкуривал, и вот уже три недели, как и думать забыл.
   — Должен же у человека быть какой-то недостаток, — благоразумно рассудила Бекки.
   — Это верно, но курильщикам сейчас уж больно нелегко приходится, обложили со всех сторон. Если я хочу курить в рабочее время — изволь выметаться на улицу, а там меня за проститутку принимают.
   Бекки отхлебнула вина, потом посмотрелась в ложку, как в зеркало, — проверила зубы. Вверх ногами, зато не черные. Отлично.
   — Мне стало полегче. Стоит пар спустить — и все вроде налаживается. Теперь твоя очередь, Жожо. Рассказывай, что у тебя хорошего.
   — Ну… В последнее время я что-то ничего не продала. Хороших книг не было. Ну, совсем ничего. А этот паршивец Гант ухитрился за два месяца заключить два больших контракта, и меня это пугает до смерти.
   Бекки погрозила пальцем.
   — Ну-ка, ну-ка, а разве не ты на прошлой неделе что-то там подписала? Еще рюкзачок от Марка Джекобса себе купила по этому случаю?
   — Какой, какой рюкзачок? Это было с гонорара за Эймона Фаррела. Я не говорю о тех авторах, которые у меня уже есть. А мне нужно постоянно пополнять список клиентов. Если и дальше так пойдет, не видать мне годовой премии.
   — И рюкзачков таких тебе тогда тоже не видать. Премия, скажи пожалуйста! Ты должна получать проценты со сделки! Стань партнером!
   — Над этим я как раз работаю.
   — А как твой новый помощник?
   — Мэнни? Молодой, сообразительный, остроумный, но… Он все же не Луиза. Надо же ей было забеременеть и меня бросить.
   — Через четыре месяца вернется.
   — Ты так думаешь? Думаешь, она не уйдет с работы под влиянием нежных чувств к малышу?
   — Луиза? Вряд ли.
   Луиза была умная девушка, всегда на высоченных каблуках и большая любительница водки с вермутом. Когда забеременела, коктейлям, конечно, пришел конец, но во всем остальном она мало изменилась.
   — Плохо мне без нее, — вздохнула Жожо. — Даже поговорить не с кем. — Луиза была единственной в конторе, кто знал о ее отношениях с Марком.
   — А как он из себя, этот Мэнни?
   — О нет, Бекки. Нет, нет, нет. Тридцать килограммов, совершенно зеленый. Въедливый до невозможности. Любит, чтоб я хорошо выглядела. Считает, что его обязанность за этим следить.
   — «Голубой»?
   — Да нет.
   — Общительный дальше некуда?
   — Вот именно. Но умный, черт. Всего две недели как работает, а уже в курсе наших отношений с Ричи Гантом.
   — И про Марка тоже знает?
   — Да ты что! С ума сошла?
   — Когда Марк с книжной ярмарки возвращается? Где она на этот раз?