Страница:
— Джереми, это Жожо. Нам надо обсудить…
Он схватил трубку.
— Обсуждать нечего! У нас будет ребенок, ей надо отдыхать, и книгу она станет писать не раньше, чем все благополучно завершится.
— Джереми, я понимаю, вы расстроены…
— Они ее совсем измотали. По книге в год да еще вся эта реклама. Чертовы журналюги… Им, видите ли, хочется знать, какого цвета у нее трусики. Неудивительно, что она не может выносить ребенка.
— Я понимаю, отлично все понимаю. Миранда очень, очень много работает.
— Я знаю, у нее контракт, но она готова выплатить неустойку. Есть более важные вещи в жизни.
Жожо закрыла глаза. Два года назад она выторговала Миранде шестизначный аванс. Самая большая ошибка, какую может совершить агент: добиться для автора такого аванса, что у него больше нет стимула работать.
— Когда должен родиться ребенок?
— В январе. Только не думайте, что она сразу засядет писать. Так и скажите им в издательстве: плевать она хотела на их книгу. И пусть не звонят и не пытаются нас переубедить. Мы своего решения не изменим, а кроме того, Миранде нельзя волноваться.
Он снова повесил трубку, на сей раз Жожо перезванивать не стала. Ей все было сказано четко и ясно. Что теперь? Лучше позвонить Тане Тил и сообщить, что ее дойная корова забастовала. Нелегкое дело.
Таня еще не пришла, и Жожо подробно все объяснила ее секретарше, не вдаваясь в деловую сторону вопроса.
Через десять минут Таня перезвонила.
— Слышала о наших чудесных новостях. Я попробовала ей позвонить, но у них там автоответчик.
«Так и будет, если Джереми дома», — подумала Жожо.
— Жожо, то, что Миранда беременна, — это прекрасно. Но мне в затылок дышит коммерческий директор. Сумеет она книгу сдать вовремя?
Жожо тщательно взвесила каждое свое слово.
— Конечно, Миранда с мужем могут и передумать, но, положа руку на сердце, лучше об этой книге забыть. Они горячо жаждут ребенка и, насколько я успела понять, намерены строго выполнять все предписания врача. Чтобы издать книгу в мае, ей надо было уже сейчас ее сдать, а она еще и половины не написала.
— А если она сядет за продолжение сразу, как родит? Если мы получим рукопись к концу февраля, то сможем ее подготовить в авральном режиме. Редактуру, верстку и вычитку можно провернуть максимум за пять недель. Еще три недели на типографию — и готово дело.
Надо будет запомнить этот график — пригодится, когда в другой раз издатели станут на нее наседать из-за авторских проволочек.
— Ни один человек не может писать, когда в доме младенец, — сказала Жожо. — Не получится, Таня.
Таня замолчала, потом наудачу спросила:
— Но у нее ведь контракт?
— Ее это не колышет. Джереми говорит, вы можете получить деньги назад.
Таня молчала. Жожо знала, о чем она думает: если Миранде нужны деньги, книгу она напишет; возможно, зря они ей выплатили такой большой аванс. Но она лишь произнесла:
— Бедная Миранда, не хватало ей только этих забот. Передай ей от меня самые лучшие пожелания, Жожо. Цветы мы, конечно, пошлем.
ТО: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co
FROM: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Пообедаем вместе
Мне надо тебе кое-что сказать.
ТО: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
FROM: Jojo.harvey@ LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Re: Пообедаем вместе
Скажи сейчас. Особенно если это что-то плохое.
ТО: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co
FROM: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Re: Пообедаем вместе
He плохое, но конфиденциальное. Комтон-стрит, «Антонио», 12:30.
ТО: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
FROM: Jojo.harvey® LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Re: Пообедаем вместе
«Антонио»? В последний раз, когда я была в этой забегаловке, я еще работала в баре, а Бекки тогда отравилась. Так что смотри…
Когда она приехала, Марк уже был там. Перед ним стояла большая фаянсовая чашка с водянистым капуччино.
— Славное местечко, — рассмеялась Жожо, протискиваясь по узкому проходу между тесно расставленными пластмассовыми столами и чуть не задевая бедрами чужие тарелки. — Получше не нашлось?
— Зато здесь нас никто не увидит.
— То же самое можно сказать о номере в «Рице». — Она втиснулась в узкую кабинку. — Что случилось?
— Джослин Форсайт уходит на пенсию. У нее перехватило дыхание.
— Ох ты! Когда?
— В ноябре. Официально объявят после того, как он сообщит своим клиентам, но я решил, тебе будет невредно знать заранее.
— Спасибо! — Она возбудилась, глаза заблестели. — Порой бывает очень кстати спать с управляющим партнером. Значит, «Липман Хейг» будет выбирать нового партнера?
— Да.
— И кого?
Он сокрушенно засмеялся.
— Жожо, ты переоцениваешь мои возможности. Это будут решать все партнеры.
— Стало быть, мне лучше быть с ними полюбезнее.
— И со мной — в первую очередь. — Он слегка раздвинул ей колени ногой. — Заказывать будем?
— Не знаю даже. Питаться здесь — это своего рода экстремальный спорт.
Он продвинул колено дальше вперед.
— Дальше, — тихонько попросила она.
— Что? Ах да! — Зрачки у него мгновенно почернели.
Марк еще на несколько сантиметров просунул колено, она немного спустилась на стуле, раздвинула ноги, и его колено уткнулось в нее.
— Вот! — тихо сказала она. — Пожалуй, мне тут нравится.
— Жожо! Господи, — жарко прошептал он. Он схватил ее за руку и стал смотреть на ее рот, потом — на грудь: соски ее набухли и стали заметны под лифчиком, блузкой и узким жакетом.
Он стал водить коленом вверх-вниз, Жожо взяла его пальцы в рот — и вдруг резко выпрямилась и бросила его руку, словно ожегшись; она интуитивно почувствовала, что надвигается нечто. Почувствовала раньше, чем осознала: Ричи Гант. И с кем бы вы думали? С Ольгой Фишер!
Все четверо изумленно переглянулись, это было похоже на сложный трюк по перекрестному метанию кинжалов. Все замерли в оцепенении.
«Черт, — подумала Жожо со странным ощущением предательства, — а я думала, Ольга на моей стороне».
— Здесь на удивление вкусная лазанья, — сказала Ольга ровным тоном. — Впрочем, мы, пожалуй, к китайцам сходим.
Они удалились, а Жожо с Марком уставились друг на друга.
— Сколько человек уже знают, что Форсайт уходит? — небрежно спросила Жожо.
— Предполагалось, что только я, но, судя по всему, старый дурак всем растрепал.
— Я думала, — в горле у нее встал ком, — что Ольга меня поддержит. Что она делает вдвоем с этим хлыщом?
— Может, у них роман.
Жожо засмеялась, хотя это было совсем не смешно. А потом ей вдруг все показалось очень потешным. Рафинированная Ольга вступает в интимную близость с парнишкой, которому впору рекламировать средство от прыщей. Вот это мысль!
— Ничего страшного, — улыбнулась она. — Ты, Дэн Суон да Джослин — у меня три верных голоса.
— И Джим.
— Не думаю.
— А я думаю. Правда! — уговаривал он. — Он считает тебя великолепным агентом. Как и эдинбургская команда.
— Неужели? Знаешь, а мне, пожалуй, стоило бы туда прокатиться. Посмотреть, как там Ник с Кэмом поживают.
— Отличная идея. Мне тоже давно уже нужно там побывать. Давай вдвоем съездим?
Жожо окончательно взбодрилась и сказала:
— Так о чем это мы?
Вернувшись в контору, она обнаружила на автоответчике запись Тани Тил.
«Мы провели совещание по поводу Миранды. Пытались понять, можно ли в принципе найти выход из положения». — Таня старалась говорить бодро, но в голосе слышалось волнение.
Жожо перезвонила, и Таня рассказала, какие идеи родились в головах ее коллег.
— Мы можем выделить ей секретаря на дом, чтобы записывал под диктовку. Миранде даже не придется подниматься с постели. Она будет лежать, а…
— Но стресс от этого не уменьшится.
— Но…
— Трудное в писательском деле не то, что надо сидеть, а то, что надо генерировать идеи.
— Но…
— Ну, издадите ее годом позже…
— Но мы прозеваем летний пик продаж. Мы рассчитывали серьезно прибавить…
— Таня! — остановила ее Жожо.
— Извини, — быстро проговорила та. — Извини, извини.
ТО: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co
FROM: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Я тут подумал…
Может, нам следует повременить объявлять о своих отношениях, пока тебя не повысили. Я не хочу испортить тебе карьеру.
Мхх
Жожо в растерянности смотрела на экран. Неужели решил соскочить? Ноябрь — это так не скоро, целая вечность должна пройти. Струсил?
Она так этого испугалась, что даже сама удивилась.
Она направилась к Марку.
— Что происходит?
— В каком смысле?
Мы договорились на август, теперь ты хочешь отложить это до ноября. Если решил оттянуть расставание — можешь не трудиться. Я просто рассмеюсь тебе в лицо.
Марк недоуменно поднял глаза.
— Некоторые партнеры — Джослин Форсайт, Николас из шотландского отделения — имеют семьи. — Он говорил спокойно, даже холодно, но Жожо слишком хорошо его знала, чтобы понять: он зол. Когда Марк злился, он будто вырастал из своего костюма. — То, что мы с тобой разрушим мою семью, произведет на них негативное впечатление. Да и другим партнерам, думаю, это не понравится. Я не хочу, чтобы ты из-за меня потеряла голоса.
Жожо и сама об этом думала, это надо было признать.
— Я принял такое решение — вернее, предложил тебе, — только исходя из интересов твоей карьеры.
Она кивнула, немного оробев от его строгого голоса.
— Но Джим и так уже знает, — сказала она. — Ольга, скорее всего, тоже догадалась. А уж остальным наверняка доложил Ричи Гант.
— Может быть, но роман — это совсем не то, что бросить семью.
Она задумалась. Он прав. Лучше подождать. По сути, от августа до ноября рукой подать.
— Обычно я просила тебя отложить решающий день, — объяснила она.
— Я это заметил, — сухо произнес Марк.
— Ты очень терпеливый.
— Тебя я готов ждать вечно. — И добавил: — Хотя мне бы этого не хотелось.
— Пусть будет ноябрь. Когда именно? Как пройдет голосование?
— Давай дождемся, пока его не объявят официально.
Вторник, утро
Первое сообщение, которое она прочла в своей электронной почте, было от Пола Уайтингтона, он отказывался взять книгу Джеммы Хоган. Оставался только «Нокстон-Хауз», потом придется толкаться к независимым издателям. На этом этапе уже было ясно: она вообще может не продать эту книгу, а если и продаст, то аванс будет мизерный — какая-нибудь тыщонка.
— Следующего редактора выбирайте особенно тщательно, мисс Харви, — сказал Мэнни. — Он может оказаться последним.
Она остановилась на Надин Штайдль и сделала все, чтобы ее голос звучал бодро и уверенно.
— Надин, у меня для тебя маленький шедевр. — Она воспользовалась выражением Кэсси — оно ей понравилось.
Но образного выражения оказалось недостаточно, и утром в четверг Надин позвонила и отказалась.
Четверг, вторая половина дня
— Таня Тил на первой линии.
— Чтоб меня черти съели!
— Об этом я не прошу. Так как?
— Ладно.
Щелчок, и в трубке раздался взволнованный голос.
— Жожо, из-за Миранды у нас летит летний график.
Все о том же!
— Нам нужен какой-нибудь дамский ширпотреб, чтобы заткнуть майскую дыру. А у нас ничего в запасе нет.
— Но у тебя же столько авторов!
— Я все пересмотрела, и получается, что все книги, которые у нас намечены на следующий год, привязаны к каким-то датам либо будут сданы позже.
«Что ты от меня-то хочешь? — устало подумала Жожо. — Чтобы я сама написала?»
— Я тут вспомнила о той ирландской штучке, что ты мне присылала, — сказала Таня. — Она бы подошла.
Речь шла о книге Джеммы Хоган.
— Считай, тебе повезло. Она еще свободна — пока. У меня тут два издательства за нее дерутся…
— Сколько? — перебила Таня. — Десять тысяч?
— М-мм…
— Двадцать? Тогда тридцать.
Жожо молчала. Что говорить? Таня сама за нее все скажет.
— Тридцать пять?
— Сто за две. Таня прошептала:
— Господи! — Потом деловым голосом спросила: — А есть и вторая книга?
— А как же! — Этого она не знала, но почему бы ей не быть?
— Шестьдесят за одну, — сказала Таня. — Это мое последнее слово, Жожо. Мне новый автор не нужен, у меня своих выше головы, мне нужно только заткнуть дырку.
Результат был не самый лучший. Контракт на две книги всегда предпочтительнее, ибо означает, что издательство будет принимать участие в судьбе писателя.
Но лучше такой контракт, чем никакого. И шестьдесят тысяч лучше, чем одна. Кто знает, если книжка пойдет, она сумеет выторговать для второй гораздо больше.
— Ладно. Забирай своего «Папашу».
Жожо почувствовала, как Таня поморщилась.
— Название придется изменить.
После этого Жожо позвонила Джемме и обрадовала ее сообщением, что книжка попала к тому же редактору, что ведет Лили Райт.
— Спасибо, что еще раз к ней обратились. Я знала, вы сумеете ее убедить.
«Ох уж эти авторы, — подумала Жожо. — Ничего-то они не понимают». Потом она сообщила Джемме о гонораре.
— Шестьдесят тысяч? Шестьдесят тысяч! О господи! Отлично! Замечательно! Фантастика!
И впрямь фантастика. Она не стала говорить Джемме, что той уготована роль затычки от литературы. Может, все как раз выйдет удачно.
ЛИЛИ
ПОСЛЕДНИЕ СДЕЛКИ
«Издательство „Докин Эмери“ в лице редактора Тани Тил приобрело права на издание книги „В погоне за радугой“, дебютного романа ирландской писательницы Джеммы Хоган. Агентом мисс Хоган выступает Жожо Харви из „Липман Хейга“, которой, как сообщают, удалось заключить с издательством сделку на 60 тысяч фунтов. Характеризуемая как нечто среднее между романами Миранды Ингланд и Брайди О'Коннор, книга должна выйти из печати в мягкой обложке в мае будущего года».
Я просматривала «Книжные известия» в надежде найти для себя повод не писать, как вдруг со страницы спрыгнули слова «Джемма» и «Хоган», дождались моего внимания и с силой ударили меня в солнечное сплетение, Я ухватилась за лист и внимательно прочла заметку, потом перечитала еще раз. Шок захлестнул мое сознание. Джемма. Книга. Мой агент. Мой редактор. Огромные деньги.
Охваченная ужасом, я впилась взглядом в черные буквы, пока не защипало глаза. В Ирландии, конечно, не одна Джемма Хоган, не такое это редкое сочетание, но я уже знала: это моя Джемма. Она нередко поговаривала о том, чтобы написать книгу, а то, что у нас с ней оказались общие агент и редактор, никак нельзя считать совпадением. Но как, хотела бы я знать, ей это удалось? Книгу издать не так-то просто, не говоря уже о том, чтобы найти себе агента и редактора по своему выбору. Наверное, она овладела приемами колдовства. Я зарылась лицом в ладони; это был мне сигнал — как голова лошади на постели в «Крестном отце».
У меня развита интуиция, я даже предсказывать могу, и сейчас я сразу поняла: мне брошен вызов. Я была готова к мести со стороны Джеммы, но сейчас, по прошествии времени, начала успокаиваться и думать, что она это пережила, ее жизнь продолжается и она, быть может, даже молча меня простила. Но я ошиблась: все это время она готовилась к мщению. Я еще не знала, каким образом она собирается сломать мне жизнь, я не представляла себе конкретных деталей этой мести, но я знала, что это начало конца.
Я уже видела, как рушится вся моя жизнь. Джемма меня ненавидит. Теперь она расскажет всему миру, что я с ней сделала, и все от меня отвернутся.
А деньги! Шестьдесят тысяч! Не какие-то жалкие четыре, которые я когда-то получила в качестве аванса. Наверное, она написала потрясающую книгу. Мою карьеру можно считать конченой, она легко затмит меня своим дорогостоящим шедевром.
Я взяла телефонную трубку, дрожащими губами сдула с нее пыль и набрала номер Антона.
— Джемма написала книгу.
— Джемма Хоган?
— И это еще не все. Угадай, кто ее агент? Жожо. А кто ее редактор? Таня.
— Да нет, не может быть.
— Еще как может. В «Книжных известиях» написали.
Молчание. Потом Антон наконец произнес:
— Черт! Она посылает нам предостережение. Это как конская голова в «Крестном отце».
— И я так подумала.
— Позвони Жожо, узнай, что и как. Но книга наверняка про нас, как думаешь?
— Конечно. А самое худшее, — от зависти я чуть не лишилась дара речи, — она получила гигантский аванс.
— Сколько?
— Ты не поверишь.
— Сколько?
— Шестьдесят тысяч.
Антон надолго умолк, потом послышался тихий стон.
— Что такое? — испугалась я.
— Я выбрал не ту девушку!
— Ха-ха-ха! — рассердилась я.
Я позвонила Жожо. Хотя мне отчаянно не терпелось узнать, о чем книга Джеммы, я усилием воли заставила себя соблюсти приличия и сначала поздоровалась, после чего, по возможности небрежно, произнесла:
— Хм-мм… Я тут прочла в «Книжных известиях», что у вас новый автор, некто Джемма Хоган. Любопытно, это не…
— Да, это ваша знакомая, — подтвердила Жожо.
Черт. Черт, черт, черт, черт. ЧЕРТ!
— Это точно? Живет в Дублине, работает в пиар-агентстве, волосы как у Лайзы Миннелли?
— Да, это она.
Только бы не заплакать!
— А кстати, — сказала Жожо, — она вам просила передать привет. Сто лет назад. Извините, что забыла.
— Она… она мне что-то передала?
— Только привет.
Меня захлестнул ужас. Все надежды на совпадение улетучились. Джемма сделала это осознанно. Это был намеренный, рассчитанный удар.
— Жожо, можно вас спросить… если вы не против и если это не нарушает конфиденциальности… О чем ее книга?
— О том, как ее отец ушел от матери.
— А лучшая подруга увела у нее парня?
— Нет, только о родителях. Смешная! Я вам пришлю экземпляр, как только корректура будет.
— Спасибо, — едва слышно ответила я и положила трубку.
Жожо мне соврала. Джемма, наверное, уже завербовала ее в свои союзники.
Эма убежала с бродячей шайкой. У Антона в левой ноге сухая гниль, а я проиграла родную мать в карты.
Я заставила себя сосредоточиться на всем ужасе этого сценария. Даже лоб наморщила, так старалась. На какой-то миг мне удалось наглядно себе представить, как противно жить под одной крышей с мужчиной, страдающим сухой гнилью. Потом я мысленно себя Ущипнула и сказала:
— Дурочка! Это все не взаправду.
Обычно такое упражнение помогает мне начать радоваться тому, что у меня есть. Но сегодня был иной случай.
— Они так и не объявились?
«Они». Строители. Наша навязчивая идея и на данный момент — фокус всей нашей жизни.
Несмотря на все усилия лучших английских банков, мы все же купили кирпичный дом своей мечты и в конце июня переехали. Мы были на седьмом небе от счастья. Я даже думала, что от этого счастья можно и умереть, и целую неделю только и делала, что выискивала в Интернете кованые кровати.
Еще до переезда мы подписали контракт со строительной фирмой — необходимо было устранить все препятствия к сделке в виде сухой гнили. Мы еще не успели толком распаковать вещи, как на нас свалилась целая армия рабочих-ирландцев, поразительно похожих на Дурачка Пэдди.
Эти молодчики достали молотки и с усердием принялись за слом — они срывали со стен штукатурку, крушили кирпичи, снесли половину фасада; и единственное, что теперь удерживало дом от обрушения, были строительные леса.
Без малого неделю они крушили и валили, и ровно в тот момент, как пора было приступать к возведению дома заново, выяснилось, что сухая гниль распространилась намного дальше, чем все думали. Знающие люди, имеющие опыт жилищного строительства, мне потом говорили, что такое случается сплошь и рядом. Однако я отнесла это на свой счет, памятуя о том, что наше семейство входит в разряд «двадцать два несчастья» — например, в ресторане нам всегда достается столик на хромых ногах.
А смета? С учетом открывшихся обстоятельств первоначальная сумма в одночасье удвоилась. И снова это была хрестоматийная ситуация, но я и ее отнесла на свой счет.
Пробормотав что-то насчет новых перемычек, для которых нужны швеллеры — знать бы еще, что это такое, — и невозможности продолжать работу до их прибытия, молодые люди — как мне сказали, тоже в соответствии с установившейся традицией — вмиг испарились. Я опять приняла это на свой счет.
Две недели мы их вообще не видели. Однако не забыли. Мы с Антоном, Эмой и Зулемой — о ней я еще расскажу — жили на свалке. Красивый старинный деревянный пол был истоптан грязными сапогами, я то и дело натыкалась на газеты в самых неподходящих местах (например, под подушкой у Эмы — кто их туда запихнул?), под ногами хрустел рассыпанный сахарный песок; часто слышишь, что строители пьют слишком много чая — я была не против чая, но против злосчастного сахара, с которым его пьют.
Каждую ночь я готовилась к тому, что кто-то взберется по лесам, проникнет в дом через одну из многочисленных пробоин в стене и ограбит нас. Впрочем, грабитель ушел бы разочарованным — самое ценное, что у нас было, это Эма.
По всему дому валялись инструменты, и Эме особенно полюбился огромный гаечный ключ. Она так к нему привязалась, что норовила взять с собой в постель. Другие дети отказываются уснуть без плюшевого зайки или любимого одеяла; мой ребенок жить не мог без гаечного ключа длиной с ее мягкую, пухлую ручонку. (Она назвала его Джесси — в честь моей сестры, которая в июне ненадолго приезжала домой из Аргентины, где теперь жила со своим парнем, Джулианом. Эма была от нее без ума.)
Но хуже всех навалившихся на нас невзгод была вездесущая пыль. Она забивалась под ногти, в постельное белье, в глаза — мы жили в условиях постоянной песчаной бури. Процедура нанесения крема на лицо превратилась для меня в подобие пилинга, а от идеи убраться в доме я давно отказалась за полной бесполезностью.
Все это было невероятно грустно, особенно для меня, ведь я «работала на дому», но когда я жаловалась Антону, он успокаивал меня тем, что рабочие вернутся, как только прибудут швеллеры — откуда их там доставляют.
Я по-прежнему не имела понятия, что такое эти швеллеры, но это было неважно. Мое сердце и так было разбито.
Как-то пыльным утром, поедая свою кашу перед тем, как уйти на работу, Антон вдруг отложил ложку и воскликнул:
— Не могу отделаться от ощущения, что ем грязь. Он запустил ложку в тарелку и что-то извлек.
— Ну, что я говорил! Ком грязи.
— Это овсянка, — возразила я.
— Нет, грязь! Каша из строительной пыли. Я сделала вид, что напрягаю зрение.
— Действительно, грязь.
Может, теперь он им наконец позвонит.
Он позвонил прорабу — его звали Макко, — и ответ поверг нас в ужас. Швеллеры уже давно прибыли из своей Швеллерляндии, но работяги успели взяться за другой заказ, а к нам вернутся, чтобы закончить начатое, как только освободятся.
Мы грозили, топали ногами, извергали проклятия всеми доступными способами. Они просто обязаны прийти. Посмотрите, в каком состоянии наш дом. Так жить невозможно!
С тех пор прошло больше недели, за это время мы с Антоном поочередно им звонили и самым строгим образом требовали, чтобы они вернулись к работе и закончили дело, но они над нами только смеялись. Это не плод моей больной фантазии, я знаю, что смеялись: я слышала.
Наконец Антону удалось вырвать у них обещание: они приедут в следующий понедельник. Бригадир поклялся здоровьем мамы, что в понедельник они будут у нас вместе со швеллерами.
Сейчас был четверг. Три дня уже просрочено.
— Нет, Антон, никакого намека.
— Твоя очередь звонить.
— Прости, но, по-моему, нет. Я им сегодня с утра звонила. — Мы звонили строителям по четыре-пять раз на дню.
— Не ты, а Зулема.
— Потому что я ей за это дала взятку.
— Что на этот раз? Я помялась.
— Тональный крем.
— Который я тебе купил? «Джо Малоун»?
— Да, — сказала я. — Прости. Не сердись на меня. Он мне очень нравился. И сейчас нравится. Но я терпеть не могу им звонить, а у нее это хорошо получается. По крайней мере, они над ней не смеются.
— Это переходит все границы! — Антон неожиданно заговорил с мрачной решимостью. — Пора обратиться к адвокату.
— Нет! — закричала я. — Тогда они никогда не вернутся! — Я на каждом шагу слышала, что стоит только заикнуться про адвоката — и делу конец. — Пожалуйста, Антон, не делай этого. Давай наберемся терпения.
— Ладно, я им позвоню, — сказал он.
Тут я вспомнила, что мы договорились, что у него будет послабление, поскольку ему накануне запломбировали зуб.
За последнюю неделю мы с Антоном выработали сложную систему послаблений, поощрений и обязательств, касающихся общения с работягами. Поскольку я зарабатывала больше Антона, мы условились, что на каждый мой звонок будет приходиться два его. Однако нагрузку можно было переложить на другого человека путем взятки, бартера или словесного убеждения; дважды мне удалось проделать это с Зулемой — я подкупала ее косметикой. Антон пытался приобщить к нашим вахтам Эму. Пропустить звонок можно было и по болезни; вот почему посещение зубного врача освобождало Антона от очередной повинности. Я, в свою очередь, с нетерпением ждала месячных.
В двери звякнул ключ — это Зулема с Эмой вернулись с прогулки.
— Я забыла про твой зуб, — сказала я Антону. — Не волнуйся. Я сама позвоню.
Совершив сей великодушный акт, я положила трубку.
Можно опять подбить Зулему.
Итак, Зулема. Зулема была наша домработница. Она стала составной частью нашей бесстрашной новой жизни — новый дом, моя работа над новой книгой и т. п. Рослая, симпатичная и волевая девушка. Три недели назад она приехала из Венесуэлы.
Он схватил трубку.
— Обсуждать нечего! У нас будет ребенок, ей надо отдыхать, и книгу она станет писать не раньше, чем все благополучно завершится.
— Джереми, я понимаю, вы расстроены…
— Они ее совсем измотали. По книге в год да еще вся эта реклама. Чертовы журналюги… Им, видите ли, хочется знать, какого цвета у нее трусики. Неудивительно, что она не может выносить ребенка.
— Я понимаю, отлично все понимаю. Миранда очень, очень много работает.
— Я знаю, у нее контракт, но она готова выплатить неустойку. Есть более важные вещи в жизни.
Жожо закрыла глаза. Два года назад она выторговала Миранде шестизначный аванс. Самая большая ошибка, какую может совершить агент: добиться для автора такого аванса, что у него больше нет стимула работать.
— Когда должен родиться ребенок?
— В январе. Только не думайте, что она сразу засядет писать. Так и скажите им в издательстве: плевать она хотела на их книгу. И пусть не звонят и не пытаются нас переубедить. Мы своего решения не изменим, а кроме того, Миранде нельзя волноваться.
Он снова повесил трубку, на сей раз Жожо перезванивать не стала. Ей все было сказано четко и ясно. Что теперь? Лучше позвонить Тане Тил и сообщить, что ее дойная корова забастовала. Нелегкое дело.
Таня еще не пришла, и Жожо подробно все объяснила ее секретарше, не вдаваясь в деловую сторону вопроса.
Через десять минут Таня перезвонила.
— Слышала о наших чудесных новостях. Я попробовала ей позвонить, но у них там автоответчик.
«Так и будет, если Джереми дома», — подумала Жожо.
— Жожо, то, что Миранда беременна, — это прекрасно. Но мне в затылок дышит коммерческий директор. Сумеет она книгу сдать вовремя?
Жожо тщательно взвесила каждое свое слово.
— Конечно, Миранда с мужем могут и передумать, но, положа руку на сердце, лучше об этой книге забыть. Они горячо жаждут ребенка и, насколько я успела понять, намерены строго выполнять все предписания врача. Чтобы издать книгу в мае, ей надо было уже сейчас ее сдать, а она еще и половины не написала.
— А если она сядет за продолжение сразу, как родит? Если мы получим рукопись к концу февраля, то сможем ее подготовить в авральном режиме. Редактуру, верстку и вычитку можно провернуть максимум за пять недель. Еще три недели на типографию — и готово дело.
Надо будет запомнить этот график — пригодится, когда в другой раз издатели станут на нее наседать из-за авторских проволочек.
— Ни один человек не может писать, когда в доме младенец, — сказала Жожо. — Не получится, Таня.
Таня замолчала, потом наудачу спросила:
— Но у нее ведь контракт?
— Ее это не колышет. Джереми говорит, вы можете получить деньги назад.
Таня молчала. Жожо знала, о чем она думает: если Миранде нужны деньги, книгу она напишет; возможно, зря они ей выплатили такой большой аванс. Но она лишь произнесла:
— Бедная Миранда, не хватало ей только этих забот. Передай ей от меня самые лучшие пожелания, Жожо. Цветы мы, конечно, пошлем.
ТО: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co
FROM: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Пообедаем вместе
Мне надо тебе кое-что сказать.
ТО: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
FROM: Jojo.harvey@ LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Re: Пообедаем вместе
Скажи сейчас. Особенно если это что-то плохое.
ТО: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co
FROM: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Re: Пообедаем вместе
He плохое, но конфиденциальное. Комтон-стрит, «Антонио», 12:30.
ТО: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
FROM: Jojo.harvey® LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Re: Пообедаем вместе
«Антонио»? В последний раз, когда я была в этой забегаловке, я еще работала в баре, а Бекки тогда отравилась. Так что смотри…
Когда она приехала, Марк уже был там. Перед ним стояла большая фаянсовая чашка с водянистым капуччино.
— Славное местечко, — рассмеялась Жожо, протискиваясь по узкому проходу между тесно расставленными пластмассовыми столами и чуть не задевая бедрами чужие тарелки. — Получше не нашлось?
— Зато здесь нас никто не увидит.
— То же самое можно сказать о номере в «Рице». — Она втиснулась в узкую кабинку. — Что случилось?
— Джослин Форсайт уходит на пенсию. У нее перехватило дыхание.
— Ох ты! Когда?
— В ноябре. Официально объявят после того, как он сообщит своим клиентам, но я решил, тебе будет невредно знать заранее.
— Спасибо! — Она возбудилась, глаза заблестели. — Порой бывает очень кстати спать с управляющим партнером. Значит, «Липман Хейг» будет выбирать нового партнера?
— Да.
— И кого?
Он сокрушенно засмеялся.
— Жожо, ты переоцениваешь мои возможности. Это будут решать все партнеры.
— Стало быть, мне лучше быть с ними полюбезнее.
— И со мной — в первую очередь. — Он слегка раздвинул ей колени ногой. — Заказывать будем?
— Не знаю даже. Питаться здесь — это своего рода экстремальный спорт.
Он продвинул колено дальше вперед.
— Дальше, — тихонько попросила она.
— Что? Ах да! — Зрачки у него мгновенно почернели.
Марк еще на несколько сантиметров просунул колено, она немного спустилась на стуле, раздвинула ноги, и его колено уткнулось в нее.
— Вот! — тихо сказала она. — Пожалуй, мне тут нравится.
— Жожо! Господи, — жарко прошептал он. Он схватил ее за руку и стал смотреть на ее рот, потом — на грудь: соски ее набухли и стали заметны под лифчиком, блузкой и узким жакетом.
Он стал водить коленом вверх-вниз, Жожо взяла его пальцы в рот — и вдруг резко выпрямилась и бросила его руку, словно ожегшись; она интуитивно почувствовала, что надвигается нечто. Почувствовала раньше, чем осознала: Ричи Гант. И с кем бы вы думали? С Ольгой Фишер!
Все четверо изумленно переглянулись, это было похоже на сложный трюк по перекрестному метанию кинжалов. Все замерли в оцепенении.
«Черт, — подумала Жожо со странным ощущением предательства, — а я думала, Ольга на моей стороне».
— Здесь на удивление вкусная лазанья, — сказала Ольга ровным тоном. — Впрочем, мы, пожалуй, к китайцам сходим.
Они удалились, а Жожо с Марком уставились друг на друга.
— Сколько человек уже знают, что Форсайт уходит? — небрежно спросила Жожо.
— Предполагалось, что только я, но, судя по всему, старый дурак всем растрепал.
— Я думала, — в горле у нее встал ком, — что Ольга меня поддержит. Что она делает вдвоем с этим хлыщом?
— Может, у них роман.
Жожо засмеялась, хотя это было совсем не смешно. А потом ей вдруг все показалось очень потешным. Рафинированная Ольга вступает в интимную близость с парнишкой, которому впору рекламировать средство от прыщей. Вот это мысль!
— Ничего страшного, — улыбнулась она. — Ты, Дэн Суон да Джослин — у меня три верных голоса.
— И Джим.
— Не думаю.
— А я думаю. Правда! — уговаривал он. — Он считает тебя великолепным агентом. Как и эдинбургская команда.
— Неужели? Знаешь, а мне, пожалуй, стоило бы туда прокатиться. Посмотреть, как там Ник с Кэмом поживают.
— Отличная идея. Мне тоже давно уже нужно там побывать. Давай вдвоем съездим?
Жожо окончательно взбодрилась и сказала:
— Так о чем это мы?
Вернувшись в контору, она обнаружила на автоответчике запись Тани Тил.
«Мы провели совещание по поводу Миранды. Пытались понять, можно ли в принципе найти выход из положения». — Таня старалась говорить бодро, но в голосе слышалось волнение.
Жожо перезвонила, и Таня рассказала, какие идеи родились в головах ее коллег.
— Мы можем выделить ей секретаря на дом, чтобы записывал под диктовку. Миранде даже не придется подниматься с постели. Она будет лежать, а…
— Но стресс от этого не уменьшится.
— Но…
— Трудное в писательском деле не то, что надо сидеть, а то, что надо генерировать идеи.
— Но…
— Ну, издадите ее годом позже…
— Но мы прозеваем летний пик продаж. Мы рассчитывали серьезно прибавить…
— Таня! — остановила ее Жожо.
— Извини, — быстро проговорила та. — Извини, извини.
ТО: Jojo.harvey@LIPMAN HAIG.co
FROM: Mark.avery@LIPMAN HAIG.co
SUBJECT: Я тут подумал…
Может, нам следует повременить объявлять о своих отношениях, пока тебя не повысили. Я не хочу испортить тебе карьеру.
Мхх
Жожо в растерянности смотрела на экран. Неужели решил соскочить? Ноябрь — это так не скоро, целая вечность должна пройти. Струсил?
Она так этого испугалась, что даже сама удивилась.
Она направилась к Марку.
— Что происходит?
— В каком смысле?
Мы договорились на август, теперь ты хочешь отложить это до ноября. Если решил оттянуть расставание — можешь не трудиться. Я просто рассмеюсь тебе в лицо.
Марк недоуменно поднял глаза.
— Некоторые партнеры — Джослин Форсайт, Николас из шотландского отделения — имеют семьи. — Он говорил спокойно, даже холодно, но Жожо слишком хорошо его знала, чтобы понять: он зол. Когда Марк злился, он будто вырастал из своего костюма. — То, что мы с тобой разрушим мою семью, произведет на них негативное впечатление. Да и другим партнерам, думаю, это не понравится. Я не хочу, чтобы ты из-за меня потеряла голоса.
Жожо и сама об этом думала, это надо было признать.
— Я принял такое решение — вернее, предложил тебе, — только исходя из интересов твоей карьеры.
Она кивнула, немного оробев от его строгого голоса.
— Но Джим и так уже знает, — сказала она. — Ольга, скорее всего, тоже догадалась. А уж остальным наверняка доложил Ричи Гант.
— Может быть, но роман — это совсем не то, что бросить семью.
Она задумалась. Он прав. Лучше подождать. По сути, от августа до ноября рукой подать.
— Обычно я просила тебя отложить решающий день, — объяснила она.
— Я это заметил, — сухо произнес Марк.
— Ты очень терпеливый.
— Тебя я готов ждать вечно. — И добавил: — Хотя мне бы этого не хотелось.
— Пусть будет ноябрь. Когда именно? Как пройдет голосование?
— Давай дождемся, пока его не объявят официально.
Вторник, утро
Первое сообщение, которое она прочла в своей электронной почте, было от Пола Уайтингтона, он отказывался взять книгу Джеммы Хоган. Оставался только «Нокстон-Хауз», потом придется толкаться к независимым издателям. На этом этапе уже было ясно: она вообще может не продать эту книгу, а если и продаст, то аванс будет мизерный — какая-нибудь тыщонка.
— Следующего редактора выбирайте особенно тщательно, мисс Харви, — сказал Мэнни. — Он может оказаться последним.
Она остановилась на Надин Штайдль и сделала все, чтобы ее голос звучал бодро и уверенно.
— Надин, у меня для тебя маленький шедевр. — Она воспользовалась выражением Кэсси — оно ей понравилось.
Но образного выражения оказалось недостаточно, и утром в четверг Надин позвонила и отказалась.
Четверг, вторая половина дня
— Таня Тил на первой линии.
— Чтоб меня черти съели!
— Об этом я не прошу. Так как?
— Ладно.
Щелчок, и в трубке раздался взволнованный голос.
— Жожо, из-за Миранды у нас летит летний график.
Все о том же!
— Нам нужен какой-нибудь дамский ширпотреб, чтобы заткнуть майскую дыру. А у нас ничего в запасе нет.
— Но у тебя же столько авторов!
— Я все пересмотрела, и получается, что все книги, которые у нас намечены на следующий год, привязаны к каким-то датам либо будут сданы позже.
«Что ты от меня-то хочешь? — устало подумала Жожо. — Чтобы я сама написала?»
— Я тут вспомнила о той ирландской штучке, что ты мне присылала, — сказала Таня. — Она бы подошла.
Речь шла о книге Джеммы Хоган.
— Считай, тебе повезло. Она еще свободна — пока. У меня тут два издательства за нее дерутся…
— Сколько? — перебила Таня. — Десять тысяч?
— М-мм…
— Двадцать? Тогда тридцать.
Жожо молчала. Что говорить? Таня сама за нее все скажет.
— Тридцать пять?
— Сто за две. Таня прошептала:
— Господи! — Потом деловым голосом спросила: — А есть и вторая книга?
— А как же! — Этого она не знала, но почему бы ей не быть?
— Шестьдесят за одну, — сказала Таня. — Это мое последнее слово, Жожо. Мне новый автор не нужен, у меня своих выше головы, мне нужно только заткнуть дырку.
Результат был не самый лучший. Контракт на две книги всегда предпочтительнее, ибо означает, что издательство будет принимать участие в судьбе писателя.
Но лучше такой контракт, чем никакого. И шестьдесят тысяч лучше, чем одна. Кто знает, если книжка пойдет, она сумеет выторговать для второй гораздо больше.
— Ладно. Забирай своего «Папашу».
Жожо почувствовала, как Таня поморщилась.
— Название придется изменить.
После этого Жожо позвонила Джемме и обрадовала ее сообщением, что книжка попала к тому же редактору, что ведет Лили Райт.
— Спасибо, что еще раз к ней обратились. Я знала, вы сумеете ее убедить.
«Ох уж эти авторы, — подумала Жожо. — Ничего-то они не понимают». Потом она сообщила Джемме о гонораре.
— Шестьдесят тысяч? Шестьдесят тысяч! О господи! Отлично! Замечательно! Фантастика!
И впрямь фантастика. Она не стала говорить Джемме, что той уготована роль затычки от литературы. Может, все как раз выйдет удачно.
ЛИЛИ
24
«Книжные известия», 5 августаПОСЛЕДНИЕ СДЕЛКИ
«Издательство „Докин Эмери“ в лице редактора Тани Тил приобрело права на издание книги „В погоне за радугой“, дебютного романа ирландской писательницы Джеммы Хоган. Агентом мисс Хоган выступает Жожо Харви из „Липман Хейга“, которой, как сообщают, удалось заключить с издательством сделку на 60 тысяч фунтов. Характеризуемая как нечто среднее между романами Миранды Ингланд и Брайди О'Коннор, книга должна выйти из печати в мягкой обложке в мае будущего года».
Я просматривала «Книжные известия» в надежде найти для себя повод не писать, как вдруг со страницы спрыгнули слова «Джемма» и «Хоган», дождались моего внимания и с силой ударили меня в солнечное сплетение, Я ухватилась за лист и внимательно прочла заметку, потом перечитала еще раз. Шок захлестнул мое сознание. Джемма. Книга. Мой агент. Мой редактор. Огромные деньги.
Охваченная ужасом, я впилась взглядом в черные буквы, пока не защипало глаза. В Ирландии, конечно, не одна Джемма Хоган, не такое это редкое сочетание, но я уже знала: это моя Джемма. Она нередко поговаривала о том, чтобы написать книгу, а то, что у нас с ней оказались общие агент и редактор, никак нельзя считать совпадением. Но как, хотела бы я знать, ей это удалось? Книгу издать не так-то просто, не говоря уже о том, чтобы найти себе агента и редактора по своему выбору. Наверное, она овладела приемами колдовства. Я зарылась лицом в ладони; это был мне сигнал — как голова лошади на постели в «Крестном отце».
У меня развита интуиция, я даже предсказывать могу, и сейчас я сразу поняла: мне брошен вызов. Я была готова к мести со стороны Джеммы, но сейчас, по прошествии времени, начала успокаиваться и думать, что она это пережила, ее жизнь продолжается и она, быть может, даже молча меня простила. Но я ошиблась: все это время она готовилась к мщению. Я еще не знала, каким образом она собирается сломать мне жизнь, я не представляла себе конкретных деталей этой мести, но я знала, что это начало конца.
Я уже видела, как рушится вся моя жизнь. Джемма меня ненавидит. Теперь она расскажет всему миру, что я с ней сделала, и все от меня отвернутся.
А деньги! Шестьдесят тысяч! Не какие-то жалкие четыре, которые я когда-то получила в качестве аванса. Наверное, она написала потрясающую книгу. Мою карьеру можно считать конченой, она легко затмит меня своим дорогостоящим шедевром.
Я взяла телефонную трубку, дрожащими губами сдула с нее пыль и набрала номер Антона.
— Джемма написала книгу.
— Джемма Хоган?
— И это еще не все. Угадай, кто ее агент? Жожо. А кто ее редактор? Таня.
— Да нет, не может быть.
— Еще как может. В «Книжных известиях» написали.
Молчание. Потом Антон наконец произнес:
— Черт! Она посылает нам предостережение. Это как конская голова в «Крестном отце».
— И я так подумала.
— Позвони Жожо, узнай, что и как. Но книга наверняка про нас, как думаешь?
— Конечно. А самое худшее, — от зависти я чуть не лишилась дара речи, — она получила гигантский аванс.
— Сколько?
— Ты не поверишь.
— Сколько?
— Шестьдесят тысяч.
Антон надолго умолк, потом послышался тихий стон.
— Что такое? — испугалась я.
— Я выбрал не ту девушку!
— Ха-ха-ха! — рассердилась я.
Я позвонила Жожо. Хотя мне отчаянно не терпелось узнать, о чем книга Джеммы, я усилием воли заставила себя соблюсти приличия и сначала поздоровалась, после чего, по возможности небрежно, произнесла:
— Хм-мм… Я тут прочла в «Книжных известиях», что у вас новый автор, некто Джемма Хоган. Любопытно, это не…
— Да, это ваша знакомая, — подтвердила Жожо.
Черт. Черт, черт, черт, черт. ЧЕРТ!
— Это точно? Живет в Дублине, работает в пиар-агентстве, волосы как у Лайзы Миннелли?
— Да, это она.
Только бы не заплакать!
— А кстати, — сказала Жожо, — она вам просила передать привет. Сто лет назад. Извините, что забыла.
— Она… она мне что-то передала?
— Только привет.
Меня захлестнул ужас. Все надежды на совпадение улетучились. Джемма сделала это осознанно. Это был намеренный, рассчитанный удар.
— Жожо, можно вас спросить… если вы не против и если это не нарушает конфиденциальности… О чем ее книга?
— О том, как ее отец ушел от матери.
— А лучшая подруга увела у нее парня?
— Нет, только о родителях. Смешная! Я вам пришлю экземпляр, как только корректура будет.
— Спасибо, — едва слышно ответила я и положила трубку.
Жожо мне соврала. Джемма, наверное, уже завербовала ее в свои союзники.
Эма убежала с бродячей шайкой. У Антона в левой ноге сухая гниль, а я проиграла родную мать в карты.
Я заставила себя сосредоточиться на всем ужасе этого сценария. Даже лоб наморщила, так старалась. На какой-то миг мне удалось наглядно себе представить, как противно жить под одной крышей с мужчиной, страдающим сухой гнилью. Потом я мысленно себя Ущипнула и сказала:
— Дурочка! Это все не взаправду.
Обычно такое упражнение помогает мне начать радоваться тому, что у меня есть. Но сегодня был иной случай.
25
Позвонил Антон.— Они так и не объявились?
«Они». Строители. Наша навязчивая идея и на данный момент — фокус всей нашей жизни.
Несмотря на все усилия лучших английских банков, мы все же купили кирпичный дом своей мечты и в конце июня переехали. Мы были на седьмом небе от счастья. Я даже думала, что от этого счастья можно и умереть, и целую неделю только и делала, что выискивала в Интернете кованые кровати.
Еще до переезда мы подписали контракт со строительной фирмой — необходимо было устранить все препятствия к сделке в виде сухой гнили. Мы еще не успели толком распаковать вещи, как на нас свалилась целая армия рабочих-ирландцев, поразительно похожих на Дурачка Пэдди.
Эти молодчики достали молотки и с усердием принялись за слом — они срывали со стен штукатурку, крушили кирпичи, снесли половину фасада; и единственное, что теперь удерживало дом от обрушения, были строительные леса.
Без малого неделю они крушили и валили, и ровно в тот момент, как пора было приступать к возведению дома заново, выяснилось, что сухая гниль распространилась намного дальше, чем все думали. Знающие люди, имеющие опыт жилищного строительства, мне потом говорили, что такое случается сплошь и рядом. Однако я отнесла это на свой счет, памятуя о том, что наше семейство входит в разряд «двадцать два несчастья» — например, в ресторане нам всегда достается столик на хромых ногах.
А смета? С учетом открывшихся обстоятельств первоначальная сумма в одночасье удвоилась. И снова это была хрестоматийная ситуация, но я и ее отнесла на свой счет.
Пробормотав что-то насчет новых перемычек, для которых нужны швеллеры — знать бы еще, что это такое, — и невозможности продолжать работу до их прибытия, молодые люди — как мне сказали, тоже в соответствии с установившейся традицией — вмиг испарились. Я опять приняла это на свой счет.
Две недели мы их вообще не видели. Однако не забыли. Мы с Антоном, Эмой и Зулемой — о ней я еще расскажу — жили на свалке. Красивый старинный деревянный пол был истоптан грязными сапогами, я то и дело натыкалась на газеты в самых неподходящих местах (например, под подушкой у Эмы — кто их туда запихнул?), под ногами хрустел рассыпанный сахарный песок; часто слышишь, что строители пьют слишком много чая — я была не против чая, но против злосчастного сахара, с которым его пьют.
Каждую ночь я готовилась к тому, что кто-то взберется по лесам, проникнет в дом через одну из многочисленных пробоин в стене и ограбит нас. Впрочем, грабитель ушел бы разочарованным — самое ценное, что у нас было, это Эма.
По всему дому валялись инструменты, и Эме особенно полюбился огромный гаечный ключ. Она так к нему привязалась, что норовила взять с собой в постель. Другие дети отказываются уснуть без плюшевого зайки или любимого одеяла; мой ребенок жить не мог без гаечного ключа длиной с ее мягкую, пухлую ручонку. (Она назвала его Джесси — в честь моей сестры, которая в июне ненадолго приезжала домой из Аргентины, где теперь жила со своим парнем, Джулианом. Эма была от нее без ума.)
Но хуже всех навалившихся на нас невзгод была вездесущая пыль. Она забивалась под ногти, в постельное белье, в глаза — мы жили в условиях постоянной песчаной бури. Процедура нанесения крема на лицо превратилась для меня в подобие пилинга, а от идеи убраться в доме я давно отказалась за полной бесполезностью.
Все это было невероятно грустно, особенно для меня, ведь я «работала на дому», но когда я жаловалась Антону, он успокаивал меня тем, что рабочие вернутся, как только прибудут швеллеры — откуда их там доставляют.
Я по-прежнему не имела понятия, что такое эти швеллеры, но это было неважно. Мое сердце и так было разбито.
Как-то пыльным утром, поедая свою кашу перед тем, как уйти на работу, Антон вдруг отложил ложку и воскликнул:
— Не могу отделаться от ощущения, что ем грязь. Он запустил ложку в тарелку и что-то извлек.
— Ну, что я говорил! Ком грязи.
— Это овсянка, — возразила я.
— Нет, грязь! Каша из строительной пыли. Я сделала вид, что напрягаю зрение.
— Действительно, грязь.
Может, теперь он им наконец позвонит.
Он позвонил прорабу — его звали Макко, — и ответ поверг нас в ужас. Швеллеры уже давно прибыли из своей Швеллерляндии, но работяги успели взяться за другой заказ, а к нам вернутся, чтобы закончить начатое, как только освободятся.
Мы грозили, топали ногами, извергали проклятия всеми доступными способами. Они просто обязаны прийти. Посмотрите, в каком состоянии наш дом. Так жить невозможно!
С тех пор прошло больше недели, за это время мы с Антоном поочередно им звонили и самым строгим образом требовали, чтобы они вернулись к работе и закончили дело, но они над нами только смеялись. Это не плод моей больной фантазии, я знаю, что смеялись: я слышала.
Наконец Антону удалось вырвать у них обещание: они приедут в следующий понедельник. Бригадир поклялся здоровьем мамы, что в понедельник они будут у нас вместе со швеллерами.
Сейчас был четверг. Три дня уже просрочено.
— Нет, Антон, никакого намека.
— Твоя очередь звонить.
— Прости, но, по-моему, нет. Я им сегодня с утра звонила. — Мы звонили строителям по четыре-пять раз на дню.
— Не ты, а Зулема.
— Потому что я ей за это дала взятку.
— Что на этот раз? Я помялась.
— Тональный крем.
— Который я тебе купил? «Джо Малоун»?
— Да, — сказала я. — Прости. Не сердись на меня. Он мне очень нравился. И сейчас нравится. Но я терпеть не могу им звонить, а у нее это хорошо получается. По крайней мере, они над ней не смеются.
— Это переходит все границы! — Антон неожиданно заговорил с мрачной решимостью. — Пора обратиться к адвокату.
— Нет! — закричала я. — Тогда они никогда не вернутся! — Я на каждом шагу слышала, что стоит только заикнуться про адвоката — и делу конец. — Пожалуйста, Антон, не делай этого. Давай наберемся терпения.
— Ладно, я им позвоню, — сказал он.
Тут я вспомнила, что мы договорились, что у него будет послабление, поскольку ему накануне запломбировали зуб.
За последнюю неделю мы с Антоном выработали сложную систему послаблений, поощрений и обязательств, касающихся общения с работягами. Поскольку я зарабатывала больше Антона, мы условились, что на каждый мой звонок будет приходиться два его. Однако нагрузку можно было переложить на другого человека путем взятки, бартера или словесного убеждения; дважды мне удалось проделать это с Зулемой — я подкупала ее косметикой. Антон пытался приобщить к нашим вахтам Эму. Пропустить звонок можно было и по болезни; вот почему посещение зубного врача освобождало Антона от очередной повинности. Я, в свою очередь, с нетерпением ждала месячных.
В двери звякнул ключ — это Зулема с Эмой вернулись с прогулки.
— Я забыла про твой зуб, — сказала я Антону. — Не волнуйся. Я сама позвоню.
Совершив сей великодушный акт, я положила трубку.
Можно опять подбить Зулему.
Итак, Зулема. Зулема была наша домработница. Она стала составной частью нашей бесстрашной новой жизни — новый дом, моя работа над новой книгой и т. п. Рослая, симпатичная и волевая девушка. Три недели назад она приехала из Венесуэлы.