Ему здорово не хватало Кэрри. Она вырастила его одна и, несмотря на все трудности вначале, сумела привить ему чувство собственного достоинства, дать хорошее образование и шанс преуспеть в жизни.
   В течение многих лет она обманывала его, утверждая, что его отец умер, когда Стивен был маленьким. Но однажды он узнал правду. Его родной отец – Джино Сантанджело, с которым Кэрри лишь однажды переспала и которому никогда не говорила о последствиях.
   Им обоим трудно было воспринять правду, и ему, и Джино, но за последние полтора года у них постепенно сложились определенные отношения. Не то чтобы такие, как между отцом и сыном, но вполне уважительные и прочные.
   С Лаки все по-другому. Она сразу приняла Стивена как сводного брата, да и к Кэрри относилась тепло, пока та была жива. Он всегда будет ей признателен за это. Такая женщина – одна на миллион.
   Отозвался автоответчик. Стивен оставил сообщение и попытался дозвониться до Джино.
   – Как насчет пообедать вместе? – предложил он.
   – Что это с моими ребятишками на этой неделе? – проворчал Джино. – Пейж в городе. Это вам ни о чем не говорит?
   Стивену было ужасно приятно считаться одним из ребятишек Джино. Медленно, но верно он завоевывал свое место.
   – Тогда я приглашаю обоих, – сказал он.
   – Когда Пейж в городе, еда меня не интересует, – ответил Джино. – Сам понимаешь.
   – Ну тогда извини.
   – Не извиняйся, позвони в понедельник.
   На Пейж Вилер были черный кружевной пояс с резинками, шелковые чулки, бюстгальтер и больше ничего. Несмотря на свои уже почти пятьдесят лет, она все еще оставалась очень привлекательной – фигурка карманной Венеры, масса рыжих вьющихся волос, хрипловатый голос и чувственная улыбка.
   Хотя у Джино за его жизнь баб перебывало больше, чем у любой кинозвезды, он никак не мог насытиться Пейж – идеальной, с его точки зрения, партнершей, с которой не страшно стариться, – умной и веселой бабой, по достоинству ценившей Фрэнка Синатру, получающей удовольствие от секса и умеющей поддерживать разговор на приличном уровне.
   – Кто это был? – спросила Пейж, когда он положил трубку.
   – Стивен. Приглашал нас обедать. Я отказался.
   – Почему? – Она продефилировала мимо Джино, выделывая танцевальные па.
   – А ты как думаешь? – спросил он, хватая ее. – Тебе кто-нибудь говорил, что ты бабец что надо?
   Она улыбнулась.
   – Да, Джино, ты. И много раз. Мне это нравится.
   Он положил руку ей на ногу.
   – Тогда на колени и повтори это еще раз.
   – Если ты настаиваешь. Однако разреши мне тебе напомнить – леди никогда не разговаривает с полным ртом!
   Потом Джино в изнеможении упал на кровать. Сердце бешено билось.
   «Надо бы полегче, старичок, – подумал он. – Ты уже не так молод, как когда-то».
   «Неужто и в самом деле?»
   Когда сердце утихомирилось, он вспомнил про Стивена и пожалел, что так резко отказался. Потянувшись к телефону, он набрал его номер. Никто не ответил.
   Пейж спала, лежа лицом вниз на смятых простынях. В этой женщине было что-то особенное. Рядом с ней он начисто забывал о своем прошлом.
   Джино встал, подошел к комоду и достал из ящика ювелирную коробочку от Гарри Уинстона. Открыв ее, он любовался бриллиантовым кольцом. Величина камня была во вкусе Элизабет Тейлор.
   Он и раньше покупал Пейж подарки, обычно на Сорок седьмой улице, где у него были знакомства, позволявшие рассчитывать на скидку. Но с этим кольцом все обстояло иначе. Он купил его за полную цену.
   Если Пейж захочет, она получит кольцо. Беда вся в этом «если». Если она захочет развестись с Вилером – хватит уж всяких отговорок – и выйдет за него замуж.
 
   Бриджит считала недели, оставшиеся до каникул. Скорее бы наступило пятнадцатое июня – и она свободна до конца лета. Как хочется поскорее избавиться от этой душной, тоскливой школы. Она уже поговорила со своей бабушкой насчет того, чтобы провести большую часть каникул с Ленни и Лаки.
   Шарлотта не возражала.
   – Как хочешь, дорогая, – сказала она безразлично, хотя, наверное, была до смерти рада от нее избавиться.
   Сидя на уроке английского, Бриджит мечтала, как здорово будет летом. Не надо вставать по утрам, общаться с глупыми, недружелюбными девицами и бесконечно слушать скучные лекции о том, что ее совершенно не интересовало. В Малибу-Бич вместе с Ленни и Лаки будет просто замечательно.
   – Станислопулос! – прервал ее размышления учитель английского мистер Лоут, седой, с мелкими зубами хорька и обвисшими усами. – Что я сейчас сказал?
   Бриджит непонимающе посмотрела на него.
   – А?
   Две ученицы передразнили ее:
   – «А?» – и захихикали.
   – Тихо! – прикрикнул мистер Лоут. – Останься после урока, Станислопулос.
   Она внутренне застонала. Теперь опоздает на тренировку по теннису, единственное ее удовольствие. А мистер Лоут славился своими занудливыми назиданиями.
   После урока она подошла к его столу. Учитель просматривал письменные работы и заставил ее прождать минут пятнадцать. Наконец он поднял голову.
   – Станислопулос, – начал он, – я буду краток.
   «Слава Богу» – подумала она.
   – Ты умная девушка, красивая…
   Господи, только не это! Он что, хочет за ней приударить? После Сантино Боннатти она никому не позволит до себя дотронуться, если сама этого не захочет.
   – Но ты также крайне обособленна и антиобщественна.
   «Премного благодарна», – подумала она с горечью.
   – Жизнь так устроена, – продолжил мистер Лоут гнусавым голосом, – что за все нужно платить. И я имею в виду не деньги. Ты должна понять, что, несмотря на твои деньги и связи, ты не будешь счастлива, если на целые дни, недели и месяцы будешь замыкаться в своем маленькоммирке, как в коконе. Учиться у других, делиться, читать, общаться с другими, отдавать часть себя – все это приходит с возрастом. Нужно учиться расти, мисс Станислопулос, и тогда в твоей жизни появится смысл. Спасибо. Можешь идти. – Он снова принялся за работу.
   Бриджит была в шоке. Да как он смеет с ней так разговаривать? Она умеет учиться, ей просто не хочется. И она умеет делиться – только зачем ей это делать? А насчет общения, так это они не хотят с ней общаться, разве не так?
   Вернувшись в спальню, она продолжала возмущаться. И вообще, что он о ней знает? И какое ему дело?
   Тупой кретин.
   Тупой старый кретин.
   Тупой старый кретин с идиотскими усами!
   Неожиданно Бриджит заплакала. Казалось, с потоком слез уходили вся боль, недоумение и страдания последних лет.
   Вдруг она осознала, что плачет впервые после смерти Тима Вэлза и тех ужасных событий.
   Проплакавшись, она почувствовала себя лучше, но неожиданно заметила стоявшую в дверях Нонну, недавно переселившуюся в ее комнату. Господи! Теперь она, плюс ко всему, приобретет еще и репутацию плаксы.
   – Ты в порядке? – вполне сочувственно спросила Нонна.
   Она потерла глаза.
   – Просто поперхнулась – ничего смертельного.
   – Понятно, – заметила Нонна спокойно. – Со мной тоже постоянно такое случается. Особенно когда приходится выслушивать лекции Лоута.
   – Да ничего особенного не было.
   Неожиданно у них завязался разговор, чего Бриджит до этого всячески старалась избегать.
   – Ладно, – сказала Нонна. – Я смываюсь. У меня пропуск в город. – Она взяла сумочку и, немного поколебавшись, спросила: – А ты не хочешь составить мне компанию?
   В другое время Бриджит обязательно отказалась бы и на этом все кончилось. Сегодня, однако, было по-другому. С сегодняшнего дня она начнет заводить друзей.
   – Я бы с удовольствием, – сказала она робко.
   Нонна удивилась. Другие девчонки прибьют ее за то, что она притащила эту несчастную богачку, но она не могла иначе – Бриджит казалась такой потерянной и одинокой.
   – Пошли, – сказала Нонна приветливо, хватая ее за руку. – Не знаю, как тебе, а мне хочется поскорее выбраться из этой тюрьмы.

10

 
   Сделка была на мази, и Лаки чувствовала необыкновенное возбуждение. Сначала она быстренько слетала в Лондон повидать Роберто. Он находился в прекрасной форме – маленький, красивый и говорил с таким забавным английским акцентом. Джино лопнет от негодования.
   После визита к сыну она полетела на пару дней в Лос-Анджелес, к Ленни. Прежде чем пуститься на эту авантюру и удачно исчезнуть на полтора месяца, следовало все хорошенько подготовить.
   В снятом ими доме в Малибу-Бич Лаки встретил Мико, их маленький слуга-японец. Мико доложил ей, что мистер Голден должен прибыть к семи.
   Лани была довольна. Она сказала Ленни, что до воскресенья не сможет прилететь, и надеялась, что сюрприз поможет еще больше поднять настроение. Теперь у нее были несколько часов, чтобы отдохнуть.
   – Ладно, Мико, – сказала она, протягивая ему пачку банкнот. – Тут пять сотен, чтобы ты испарился. Хватит заплатить за гостиницу и прочее. Чтоб я тебя двое суток не видела. Мы друг друга поняли?
   Мико взял деньги и вежливо поклонился.
   – Меня уже нет, мадам, – сказал он на чистейшем английском.
   Разделавшись с Мико, она распахнула двери, ведущие на пляж, взбила подушки на большой тахте, поставила пластинку Лютера Вандросса, позвонила в ресторан, чтобы к девяти вечера принесли любимые телячьи отбивные Ленни, и смешала крепкий коктейль «Маргарита».
   Когда все было сделано, она не торопясь приняла душ и надела белые шорты и майку на голое тело. Лани редко носила белье: не видела смысла. Заколов длинные темные волосы на затылке, она слегка подкрасила губы и провела румянами по щекам, чтобы подчеркнуть скулы.
   После тридцати Лаки стала еще красивее. Она относилась к своей внешности спокойно, так как не была тщеславна.
   Пляж выглядел соблазнительно. Уже почти стемнело, несколько человек бродили вдоль линии прибоя с собаками, да одинокий отважный пловец рассекал прохладные воды Тихого океана.
   Хоть она провела в этом доме всего несколько выходных, было в нем что-то, к чему она начинала привязываться. Так тихо и мирно. Не слышно шума машин, спешащих по близлежащему шоссе, только успокаивающие ритмичные удары волн о берег.
   «Может, купить его», – подумала она. Не то чтобы она восторгалась Калифорнией, но, завладев студией «Пантер», ей придется проводить здесь больше времени.
   «Запомни, – сказала она себе, – надо позвонить агенту по торговле недвижимостью и выяснить, продается ли этот дом».
   Время приближалось к семи. Она разлила коктейль в высокие матовые бокалы и уселась на террасе, выходящей на океан.
   Лютер пел ей серенаду «Суперстар».
   Откинувшись назад, Лаки закрыла глаза и задремала, не успев еще привыкнуть к разнице во времени.
   Кристи явно пыталась его соблазнить своими калифорнийскими прелестями. Без устали старалась весь день. Ничего такого из ряда вон выходящего, просто давала понять Ленни, что заинтересована.
   – Я тут одну телку пригласил в «Спаго», не хочешь к нам присоединиться? – предложил Джой, не упускавший ни одной возможности. Он всех женщин называл либо телками, либо хрюшками. Телки были предпочтительнее, более годными к употреблению, и Кристи, безусловно, входила в их число.
   Ленни отказался.
   – Значит, ты предпочитаешь ехать в пустой дом, чем есть пиццу вместе с двумя близкими друзьями? – попытался обидеться Джой. Однако это у него плохо получалось.
   Джой Фирелло – жилистый, губастый коротышка с лицом типичного итальянца и массой нервной энергии. Он не отличался привлекательностью в обычном понимании этого слова, но от женщин у него отбою не было.
   – Они все хотят меня усыновить, – говорил он с серьезным лицом. – Знаешь, парень, если я вдруг откажусь от бабы, значит, я уже умер.
   Джой очень помог Ленни, когда того выгнали из программы в Вегасе, и он появился в Лос-Анджелесе без гроша в кармане. Джой, который в то время только-только начал сам выкарабкиваться, нашел ему работу в знаменитом клубе Фокси на бульваре Голливуд и с тех пор всегда при необходимости приходил на помощь.
   Ленни добра не забывал, так что, когда его собственная карьера стала складываться куда лучше, чем у Джоя, у которого в то время что-то не клеилось из-за неумеренного пристрастия к кокаину, он постарался, чтобы Джой получал роль в каждой его картине. На данный момент дела у Джоя шли превосходно.
   – Так пойдешь ужинать или как? – потребовал ответа Джой.
   – Может, я и соглашусь на пиццу, – сказал Ленни. В конце концов, в доме в Малибу-Бич ужасно тоскливо, никого, кроме него и Мико. И ему уже надоело пытаться исправить сценарий, который исправить было невозможно.
   Джой казался довольным. Он старался уговорить Ленни уже несколько недель.
   – Потом поедем но мне, ты сможешь принять душ, а тогда уж повеселимся как следует. Идет?
   – Только ужин, Джой. Ясно?
   Джой изобразил разочарование.
   – «Только ужин, Джой», – передразнил он. – Эй, а где тот неуемный парень, которого я знал? Что случилось с королем любой вечеринки?
   – Он женился, – ответил Ленни.
   – Ага, женился, но ведь не помер же.
 
   Лаки разбудил звонок в дверь. Она заснула на террасе, так что проснулась, дрожа от холода. Поднялся ветер, океан казался черным, и удары волн о берег звучали, как удары грома.
   Быстро взглянув на часы, она обнаружила, что уже девять.
   Лаки пробежала через темный дом и открыла дверь официанту из ресторана. Еда была упакована в картонные коробки. Она попросила отнести их в кухню.
   Десять часов, а где же Ленни? Мико сказал, что ждет его к семи, а она, как последняя идиотка, не позвонила ему и не предупредила. Сюрприза ей захотелось. Не слишком умно. Ленни где-то бродил, а она даже не знала, где его искать.
   «Твоя вина, Сантанджело, – укорила она себя. – Это излечит тебя от любви к неожиданностям»
   Интересно, а Эйб Пантер еще не спит, или грозная Инга укладывает его в постель в восемь часов? Она бы с удовольствием поговорила со стариком. Он ей нравился – умный и хитрый.
   Мортон Шарки настаивал, чтобы перед тем, как заключать сделку, два психиатра и еще независимый врач обследовали Эйба.
   – А что, если он возьмет да помрет? – спрашивал Мортон. – Или того хуже, если после его смерти семья попытается доказать, что он выжил из ума? Нам надо застраховаться.
   Эйб не возражал. Как и Лаки, он получал удовольствие от всей этой заварушки. Он задействовал своего адвоката, и все детали были тщательно проработаны.
   Теперь все было сделано. С понедельника Лаки превратится в другого человека. Скорее бы!
 
   Джой знал почти всех в ресторане, так что их тихий ужин вскоре превратился в шумное сборище.
   – Я ухожу, – заявил Ленни в четверть одиннадцатого.
   Он был сыт по горло.
   Джой сделал недовольную гримасу. Он сидел в окружении женщин всех цветов и размеров.
   – Хоть я и способный, но одному мне не справиться, – пожаловался он. – Ты не можешь меня так бросить, приятель.
   – Еще как могу, – заверил уже вставший на ноги Ленни.
   – Ты не можешь подбросить меня до моей машины? – с надеждой спросила Кристи. – Мне никогда не нравились массовки.
   Ну как отказать Мисс Калифорнии?
   – Разве ты не останешься с Джоем? – полюбопытствовал он для порядка.
   Она оглядела семерых девиц, ловящих каждое слово Джоя Фирелло.
   – Не бросай меня здесь, Ленни. – Она встала, не оставив ему возможности отказаться.
   – Привет, Джой, – сказали они в унисон.
   Джой просалютовал им поднятыми вверх большими пальцами. После четырех порций водки и нескольких приличных доз кокаина (принятых тайном, так как считалось, что он исправился) он пребывал под кайфом, и никто ему не был нужен.
   Ленни машинально прошел с Кристи к черному ходу, ведущему прямо к автостоянке. Иногда у главного входа толпились поклонники и фотографы, а он меньше всего хотел с ними встретиться. Хотя Ленни не делал ничего предосудительного, ему ни к чему было фотографироваться вместе с Кристи. Не стоит проверять, насколько всепонимающей была Лаки.
   Оказавшись на правом сиденье «феррари», Кристи, блистательная Мисс Калифорния, вздохнула и заявила:
   – Мне бы ужасно хотелось заняться с тобой любовью, Ленни.
   Она сказала это как бы между прочим, и Ленни даже не сразу понял, о чем это она. Но, когда Кристи в подтверждение своих слов положила мягкую руку ему на ширинку, он понял, что намерения ее серьезны.
 
   Натянув толстый свитер и потертые джинсы, Лани вышла на пляж. Там было пустынно, ветрено и темно. Она держалась поближе к полосе прибоя, прислушиваясь к шуму волн, разбивающихся о песок.
   Уединение ей нравилось, успокаивало.
   Она никогда не боялась быть одна. Если не считать брата Дарио, она все детство провела одна и привыкла к одиночеству.
   При мысли о Дарио ее пробрала дрожь. Когда-то они были очень близки, всем делились друг с другом. Потом ее отправили в интернат. А еще позже, когда ее оттуда выставили, Джино заставил ее выйти замуж за придурочного сынка сенатора Петера Ричмонда, Крейвена.
   Джино полагал, что оказывает ей большую услугу.
   Ха! Тоже мне, услуга. Уж она ему показала.
   Лаки вспомнила первую свою любовь – Марко. Великолепного Марко, с темными вьющимися волосами, атлетического сложения. Красавца Марко.
   Ах, Марко… она любила его с четырнадцати лет, а в постель с ним в первый раз легла, когда ей было уже за двадцать. Сначала Марко работал у Джино телохранителем, а потом продвинулся до управляющего казино.
   Когда Марко застрелили, она держала его в объятиях и чувствовала, как жизнь покидает его.
   Она рада, что отомстила. Прежде всего она – Сантанджело. Дочь Джино.
   Джино всегда считал ее необузданной. Теперь она выросла, и у нее есть все, что она когда-либо хотела, включая Ленни. Ей с ним весело. Он стал ей надеждой и опорой. Забавный, ласковый и любящий. С ним она чувствовала себя в безопасности. Ленни дал ей больше, чем она могла ожидать, и она любила его за это. Потому и хотела отплатить ему сторицей – а что можно придумать лучше, чем киностудия в подарок?
   Ветер вырвал шпильки из ее волос, которые тут же рассыпались по плечам. Пора возвращаться.
 
   На какую-то секунду он отреагировал автоматически и чисто по-мужски: «Почему бы и нет? Кто узнает?» Но потом Ленни отодвинул энергичную руку Кристи, переключил передачу и сказал.
   – Благодарю, но нет. Не интересуюсь.
   По-видимому, Кристи получила отпор впервые в своей молодой и развеселой жизни. Надо отдать ей должное, отреагировала она достойно.
   – Моя машина у дома Джоя, – сказала она, как будто ничего и не случилось.
   Ленни повернул «феррари» налево на бульвар Сансет и затем еще раз налево, на Лаурэл-Кэньон. Ехали молча.
   У Джоя был большой дом посредине холма, уже слегка подразвалившийся, но вид оттуда открывался такой, что дух захватывало, и в кустах ползали змеи.
   Когда они остановились у дома, Ленни перегнулся и открыл ей дверцу.
   – Не принимай на свой счет, – проговорил он, чувствуя, что все же следует объясниться. – Просто я женат и очень счастлив.
   Но Кристи нелегко было вывести из себя.
   – Вот еще! Ты передумаешь, помяни мое слово, – ответила она. Хорошенькая и уверенная в себе, она вылезла из машины, подошла к парадной двери и, обернувшись, помахала ему рукой. Светлые волосы переливались в луче света у подъезда.
   До Лаки все было по-другому. А теперь ему не терпелось вернуться домой и позвонить своей красавице-жене в Нью-Йорк.
 
   Лаки повернулась и трусцой побежала назад. Пляж был по-прежнему пустынен, а волны все так же бились о песок.
   Содрогнувшись, она представила себе, что может прятаться в этом огромном и темном океане. В последних газетах промелькнуло сообщение, что вблизи острова видели акул. Хоть она и понимала, что они не смогут выпрыгнуть на пляж, ей неожиданно захотелось поскорее оказаться дома, в безопасности.
 
   «Феррари» издал звук, который не следовало бы издавать дорогим итальянским машинам, и остановился посреди бульвара Сансет, напротив Рокси, где тусовались обкуренные, длинноволосые поклонники рока в ожидании следующего концерта группы хэви-метал.
   – Черт! – пробормотал Ленни. Только этого ему и не хватало.
   Около него остановилась патрульная машина. Вышедший из нее полицейский был красивее, чем Том Селлек. Форма сидела на нем превосходно. И держался он великолепно. Большой хрен при большой пушке. Сочетание вне всякой конкуренции.
   – Какие-нибудь проблемы? – протянул он с южным выговором.
   – Ничего серьезного, если сменить двигатель, – ответил Ленни.
   – А вы не?.. – Полицейский поколебался, потом решил идти напрямую. – Ленни Голден! – провозгласил он торжественно. – Вы тот самый забавный парень.
   «Вот тебе и счастье привалило, – подумал Ленни. – Попался полицейский из поклонников». Иногда эффект бывает прямо противоположный, полицейский готов голову тебе откусить только потому, что ты знаменитость.
   – Лучше бы вам отсюда убраться, пока толпа не собралась, – заметил полицейский, не принимая, однако, никаких мер. Просто стоял у его машины, глядя, как за ними образуется пробка. Наиболее нетерпеливые водители уже начали сигналить.
   – Неплохо бы было, – согласился Ленни.
   – Я десять лет назад приехал в Лос-Анджелес, – продолжил общительный полицейский. – Хотел вактеры податься. Да не вышло. – Он потрогал кобуру на бедре. – Работать полицейским не так уж плохо. Иногда я чувствую себя актером. Бабы форму обожают. – Он самодовольно улыбнулся. – Вы меня понимаете?
   – Понимаю, – дружелюбно отозвался Ленни, изо всех сил желая, чтобы этот козел что-нибудь предпринял.
   – Готов поспорить, за вами бабы толпами бегают, – заметил полицейский с похотливой ухмылкой. – И знаменитые тоже, а?
   Ленни не удостоил его ответом.
   – Мы позвоним в автомобильный клуб или как? – спросил он, стараясь сдержать раздражение.
   Полицейский провел толстым пальцем по хромированной части «феррари».
   – Если вдруг у вас найдется роль для настоящего живого полицейского, звякните Мариану Вульфу, – бросил он как бы между прочим.
   Ленни нахмурился.
   – Кому?
   – Мариану Вульфу. Мне. Меня так зовут. Видите ли, моя мать решила, что если так можно было назвать Джона Уэйна, то для меня Мариан вполне годится. И знаете? Моя старушенция оказалась права. Мне вроде бы нравится имя Мариан. В нем что-то есть, согласны?
   Ленни только покачал головой, придумывая, в какую интермедию можно вставить весь этот диалог. Не то чтобы он этим сейчас занимался, бросил давным-давно. Но такое могло пригодиться Леттерману или Карсону.
   Из патрульной машины выбрался полицейский постарше, седеющий, с угрожающей походкой.
   – Мариан, – проворчал он, – чего ты там возишься? Ты что, хочешь, чтобы все машины на бульваре остановились к чертям? Давай, убирай отсюда этот кусок итальянского дерьма.
   – Уолли, – гордо возвестил первый полицейский, – тут Ленни Голден.
   Второй полицейский с отвращением сплюнул на землю. Известие не произвело на него никакого впечатления.
   – Мариан, – устало сказал он, – а кому это на хрен нужно?
 
   Лаки пришла в голову мысль, а не трахается ли Ленни в данный момент с другой. Раньше она о таком не думала, потому что знала, что их отношения – нечто особенное и ни он, ни она рисковать ими не станут. Она не привыкла ревновать. Однако не стоит забывать, что Ленни очень привлекателен, очень знаменит и здорово умеет трахаться, а последние недели она, занятая сделкой по приобретению студии «Пантер», им пренебрегала.
   «Что, если… « – закопошилась у нее в уме мыслишка.
   «Что, если Ленни сейчас с другой женщиной?..»
   «Что, если у него не одна женщина, а несколько?»
   «Что, если?..»
   Ее размышления прервал телефонный звонок.
   – Слушаю, – резко ответила она.
   – Кто это?
   – А кто это ?
   – Лаки?
   – Ленни?
   И хором они закричали: «ГДЕ ТЫ?»
   Прошел почти час, когда его такси остановилось перед домом. Лаки бегом рванулась к дверям и бросилась в его объятия.
   Он крепко обнял и поцеловал ее долгим поцелуем, в который вложил всю свою тоску по ней и который просто ввел таксиста в транс.
   – Расплатись с человеком. – Лаки наконец освободилась из объятий. – Потом пойдем в дом, запрем дверь, включим автоответчик, и ни одна душа не нужна нам в течение суток.
   Таксист ухмыльнулся:
   – Клевая программа.
   – До свидания, – сказала Лаки, вынудив таксиста уехать.
   Они сразу упали на кровать – не терпелось потрогать, услышать, почувствовать запах друг друга.
   Никаких слов. Только секс. Его охватило страстное желание, как только он коснулся ее гладкого тела, шелковистой кожи, путаницы темных волос и широких бедер.
   Она всем существом отдалась его ритму, млея от страсти в плену его рук, ног и тела, сливаясь с ним воедино в страстном желании.
   – Я люблю тебя, леди, – прошептал он, когда они достигли апогея.
   – И я люблю тебя, муж мой, – умудрилась выговорить она, прежде чем оргазм, длившийся, казалось, часы, полностью не захватил ее.
   Потом они в постели съели подогретые телячьи отбивные с арахисовым соусом и китайскими гороховыми стручками.
   Ели они руками с бумажных тарелок, рвали мясо зубами, макали его в жирный соус, кормили друг друга и хихикали, как пара накурившихся подростков.