Она пожала плечами, ничего не ответила и разломила ружье. Она заглянула в стволы и почувствовала, как волна удовольствия прошла по телу.
— В отличном состоянии. Как и мое.
— Я рад, — кивнул он. — Значит, заказчик обоих ружей смотрит на нас с облака и радуется.
— Наверняка, — усмехнулась Ульяна. — Хорошо «бы узнать, кто этот заказчик. Вам ружье как досталось?
— А вам? — спросил он.
— Мне подарил отец, когда я закончила институт. Охотоведение.
— О, какая экзотическая для женщины специальность!
— Я всегда хотела быть такой, как отец. А вы, откуда вы взяли это ружье? Ружье номер два. — Она кивнула на цифру золотом. — Между прочим, мне всегда хотелось узнать, где ружье под номером два, когда я увидела на своем цифру 1.
— Вот видите, ваше желание осуществилось. А мое — нет. Мое желание было жестоко наказано. — Он шумно вздохнул и посмотрел на нее печальными глазами…
Ульяна выключила душ, вышла из ванны, надела отцовский халат и снова вернулась на кухню. Она стояла у окна, за которым ветер унялся, но дождя так и не принес.
Она сама не знает, как это вышло, но вдруг оказалась в его объятиях. Его губы накрыли ее губы, горячая волна затопила ее тело. Со стоном она запустила пальцы ему в волосы и притянула лицо к себе, раскрыла губы и почувствовала, как его язык сцепился с ее языком.
— Пойдем, — сказал он, и ты увидишь, что Великий Мастер создал еще одну пару. Тебя и меня.
Она тихо засмеялась:
— Я это знаю. Я… не искала тебя. Я знала, что ты сам найдешь меня.
— Я искал тебя, — бормотал он, его рука скользила по шелку юбки. — Я знал, что ты есть.
Он положил ее на постель, она смотрела не отрываясь в его горящие желанием глаза.
Его губы, его руки, его тело — все такое же горячее, как и у нее. Все прекрасно сочеталось. Все подходило так, как будто и впрямь они были созданы по заказу…
Юбка соскользнула с нее и шелковой лужицей растеклась возле кровати. Топик опустился на нее, словно капля сливок на поверхности кофе. Она лежала на кровати в том самом белье, которое купила, не зная зачем. Или зная? Может быть, она уже тогда готовилась к этой встрече?
Она ТИХОНЬКО засмеялась.
— Почему ты смеешься? — спросил он с улыбкой, любуясь ее телом.
— Знаешь, как называется мое белье?
— Лифчик и трусики. Кстати, они сейчас совершенно лишние.
А потом она унеслась на волнах, которые качали ее, поднимали и опускали, и без сил, но с необычайной радостью она выбралась на берег.
Они лежали и смотрели в потолок. Свет ночника отбрасывал тени, и они плыли по потолку, потому что ветер из форточки колыхал абажур.
— Ты мне очень подходишь, — сказал он, открывая глаза. — И я тебе — очень.
— Это правда, — сказала она. — Никогда еще мне не было так хорошо.
— Ты останешься до утра?
— Нет, — сказала она. — Мне пора ехать.
— Жаль. А я думал…
— Не сегодня, — сказала она.
— Я рад.
— Что не сегодня? — поддела она его.
— Что ты все равно останешься. В другой раз. Она села на кровати и потянулась за одеждой.
— Так знаешь, как называется комплект моего белья? От неожиданности он открыл рот.
— Как? — поинтересовался Купцов, ожидая услышать что-то необыкновенное.
— «Свадебный». Когда я его купила, то не могла понять, что такое я сделала?
Роман засмеялся и наклонился к ней, пристально глядя в глаза.
— Ты веришь, что в жизни все не случайно?
— Но..
— То, что мы сейчас делали, это прелюдия… свадьбы.
— Ох…
— Я точно знаю. Я женюсь на тебе, Улей. Ты выйдешь за меня замуж?
— Перестань, — засмеялась она. — Я не девочка, чтобы…
— И я не мальчик. Мы подходим друг другу. А главное, наши ружья так подходят друг другу… — Он тихонько засмеялся. — Ты знаешь, сколько времени я его искал? А теперь нашел, и при нем такая женщина! Я женюсь на вас обоих. Мы все подходим друг другу. Ты согласна?
— Согласна.
— Вот и хорошо. — Он удовлетворенно откинулся на подушку.
— Согласна, что мы все подходим друг другу. Мое ружье — твоему, и мы друг другу — в постели, — добавила она. — Но для свадьбы этого…
— Тс-с… молчи! — Он накрыл ее губы своими, не позволяя словам сорваться с ее губ. — Ничего не произноси, это минута умиротворения…
В ту минуту Ульяна готова была согласиться с ним, что у них есть многое, что сближает, но теперь, издали рассматривая произошедшее, она подумала, что не стоит спешить с выводами. Страстные коллекционеры готовы на все, чтобы получить желанную вещь.
Что, даже женщину в придачу?
Разум, которому Ульяна доверяла больше, чем чувствам, и так было всегда, говорил ей, что такое возможно. Причем сам человек может искренне верить, что его чувства устремлены на женщину, а не на предмет, которым она обладает. Хотя чувства уверяли ее, Роман увлечен ею. Так заниматься любовью, как это делал он, может только мужчина, который страстно хочет именно эту женщину. Ее.
Потом в памяти всплыл вопрос, когда она уже прощалась с ним и стояла у двери.
— Значит, ты решила не продавать ружье?
— Я выкрутилась, — сказала она. — Чему очень рада.
— А я нет, — сказал он.
Девушка не стала уточнять, чему он не рад — тому, что она выкрутилась? И не продает ружье?
Она поплотнее запахнула розовый махровый халат, собираясь об этом подумать, но после, уже на свежую голову.
20
21
— В отличном состоянии. Как и мое.
— Я рад, — кивнул он. — Значит, заказчик обоих ружей смотрит на нас с облака и радуется.
— Наверняка, — усмехнулась Ульяна. — Хорошо «бы узнать, кто этот заказчик. Вам ружье как досталось?
— А вам? — спросил он.
— Мне подарил отец, когда я закончила институт. Охотоведение.
— О, какая экзотическая для женщины специальность!
— Я всегда хотела быть такой, как отец. А вы, откуда вы взяли это ружье? Ружье номер два. — Она кивнула на цифру золотом. — Между прочим, мне всегда хотелось узнать, где ружье под номером два, когда я увидела на своем цифру 1.
— Вот видите, ваше желание осуществилось. А мое — нет. Мое желание было жестоко наказано. — Он шумно вздохнул и посмотрел на нее печальными глазами…
Ульяна выключила душ, вышла из ванны, надела отцовский халат и снова вернулась на кухню. Она стояла у окна, за которым ветер унялся, но дождя так и не принес.
Она сама не знает, как это вышло, но вдруг оказалась в его объятиях. Его губы накрыли ее губы, горячая волна затопила ее тело. Со стоном она запустила пальцы ему в волосы и притянула лицо к себе, раскрыла губы и почувствовала, как его язык сцепился с ее языком.
— Пойдем, — сказал он, и ты увидишь, что Великий Мастер создал еще одну пару. Тебя и меня.
Она тихо засмеялась:
— Я это знаю. Я… не искала тебя. Я знала, что ты сам найдешь меня.
— Я искал тебя, — бормотал он, его рука скользила по шелку юбки. — Я знал, что ты есть.
Он положил ее на постель, она смотрела не отрываясь в его горящие желанием глаза.
Его губы, его руки, его тело — все такое же горячее, как и у нее. Все прекрасно сочеталось. Все подходило так, как будто и впрямь они были созданы по заказу…
Юбка соскользнула с нее и шелковой лужицей растеклась возле кровати. Топик опустился на нее, словно капля сливок на поверхности кофе. Она лежала на кровати в том самом белье, которое купила, не зная зачем. Или зная? Может быть, она уже тогда готовилась к этой встрече?
Она ТИХОНЬКО засмеялась.
— Почему ты смеешься? — спросил он с улыбкой, любуясь ее телом.
— Знаешь, как называется мое белье?
— Лифчик и трусики. Кстати, они сейчас совершенно лишние.
А потом она унеслась на волнах, которые качали ее, поднимали и опускали, и без сил, но с необычайной радостью она выбралась на берег.
Они лежали и смотрели в потолок. Свет ночника отбрасывал тени, и они плыли по потолку, потому что ветер из форточки колыхал абажур.
— Ты мне очень подходишь, — сказал он, открывая глаза. — И я тебе — очень.
— Это правда, — сказала она. — Никогда еще мне не было так хорошо.
— Ты останешься до утра?
— Нет, — сказала она. — Мне пора ехать.
— Жаль. А я думал…
— Не сегодня, — сказала она.
— Я рад.
— Что не сегодня? — поддела она его.
— Что ты все равно останешься. В другой раз. Она села на кровати и потянулась за одеждой.
— Так знаешь, как называется комплект моего белья? От неожиданности он открыл рот.
— Как? — поинтересовался Купцов, ожидая услышать что-то необыкновенное.
— «Свадебный». Когда я его купила, то не могла понять, что такое я сделала?
Роман засмеялся и наклонился к ней, пристально глядя в глаза.
— Ты веришь, что в жизни все не случайно?
— Но..
— То, что мы сейчас делали, это прелюдия… свадьбы.
— Ох…
— Я точно знаю. Я женюсь на тебе, Улей. Ты выйдешь за меня замуж?
— Перестань, — засмеялась она. — Я не девочка, чтобы…
— И я не мальчик. Мы подходим друг другу. А главное, наши ружья так подходят друг другу… — Он тихонько засмеялся. — Ты знаешь, сколько времени я его искал? А теперь нашел, и при нем такая женщина! Я женюсь на вас обоих. Мы все подходим друг другу. Ты согласна?
— Согласна.
— Вот и хорошо. — Он удовлетворенно откинулся на подушку.
— Согласна, что мы все подходим друг другу. Мое ружье — твоему, и мы друг другу — в постели, — добавила она. — Но для свадьбы этого…
— Тс-с… молчи! — Он накрыл ее губы своими, не позволяя словам сорваться с ее губ. — Ничего не произноси, это минута умиротворения…
В ту минуту Ульяна готова была согласиться с ним, что у них есть многое, что сближает, но теперь, издали рассматривая произошедшее, она подумала, что не стоит спешить с выводами. Страстные коллекционеры готовы на все, чтобы получить желанную вещь.
Что, даже женщину в придачу?
Разум, которому Ульяна доверяла больше, чем чувствам, и так было всегда, говорил ей, что такое возможно. Причем сам человек может искренне верить, что его чувства устремлены на женщину, а не на предмет, которым она обладает. Хотя чувства уверяли ее, Роман увлечен ею. Так заниматься любовью, как это делал он, может только мужчина, который страстно хочет именно эту женщину. Ее.
Потом в памяти всплыл вопрос, когда она уже прощалась с ним и стояла у двери.
— Значит, ты решила не продавать ружье?
— Я выкрутилась, — сказала она. — Чему очень рада.
— А я нет, — сказал он.
Девушка не стала уточнять, чему он не рад — тому, что она выкрутилась? И не продает ружье?
Она поплотнее запахнула розовый махровый халат, собираясь об этом подумать, но после, уже на свежую голову.
20
С тех пор как Ульяна вернулась в заказник из Москвы, всю неделю она была очень занята. Наконец-то можно запустить новый проект, который обдумывала еще прошлым летом. Но для него тогда не было специалиста, а сейчас есть. На преддипломную практику в заказник приехала девушка-ботаник. Она занялась лекарственными травами. Ульяна дала ей задание определить запасы трав, чтобы самой изучить рынок сбыта. Новое дело всегда захватывало ее, так же произошло и сейчас, и она внезапно поймала себя на том, что совершенно не думает о конференции. Должна же она подготовиться? Смех смехом, но, кроме юбки, ей там нечем будет блеснуть.
Она вынула папку с материалами, которую ей дал в Москве Бородач. Она читала и удивлялась — надо же, ей казалось, она знает о вальдшнепе все, но куда там! Знала ли она, что, вальдшнепы-подранки способны делать себе «повязки» из смеси слюны, перьев, листьев и глины? И на поврежденные ноги накладывать такой «гипс» и летать с ним, ходить до полного выздоровления? Эти птицы помогают друг другу делать такой «гипс»!
Вообще-то она сама стреляла метко и не оставляла подранков. Кроме… одного случая. Она улыбнулась. Но тот случай не в счет, потому что стреляла из газового пистолета. И не в вальдшнепа.
Она откинулась на спинку кресла. Так что же, выходит, она слетала в Москву, чтобы полечить подранка? Наложить ему гипс?.. Тоже из слюны?.. Нуда, поцеловать ушибленное место. В данном случае что за место? Ушибленное сердце или просто… задетое самолюбие?
Она хотела бы, чтобы это было сердце, но, кажется, речь шла о самолюбии.
Сердце взрослого мужчины запрятано далеко, понимала Ульяна. Смешно ожидать, что его задеть так просто. Но она сделала свое дело, и, сколько ни размышляла над тем, как вела себя с Романом Купцовым, сделала вывод: она принесла ему свои извинения за некорректный поступок. Он тоже вел себя не лучшим образом, забравшись к ней в дом, хотя он и не был заперт. Если честно, она не думала, что к ней залез какой-то вор, она в глубине души знала, кто это. А если еще более честно, как на духу, она специально не заперла дом на замок, желая заманить его, как охотник заманивает зверька, которого уже вытропил, в капкан. Даже, точнее, в ловушку. А когда зверек в ловушке, что дальше? Дальше только выстрел. Что и произошло.
Конечно, это была с ее стороны расплата с ним за самоуверенность — она ведь ему сказала «нет», она не просто не продаст ружье, но даже не покажет ему. Вот он и получил.
После возвращения из Москвы Роман звонил ей, они болтали, эти разговоры были похожи на прогулки по топкому болоту. Шаг — твердая поверхность, шаг в сторону — трясина. Как будто разговоры ни о чем, как будто они слушали только интонацию друг друга.
Потом он уехал в командировку по делам своего завода, а она занялась лекарственными травами. Чем больше времени проходило после того страстного свидания, тем трезвее и расчетливее пыталась посмотреть на их отношения Ульяна.
Итак, некто ищет вожделенный предмет и находит его. Он принадлежит женщине, которая не собирается расставаться с вещью. Какой следующий ход? Забрать вещь вместе с женщиной. Вот и все. Просто как репа.
«А как в этом случае должна поступить женщина?» — спросила себя Ульяна.
Тоже просто как репа. Проверить, нужна ли ему женщина без этого предмета.
Она даже подскочила он изумления. О чем только она думала до сих пор? Она размышляла, хочет ли видеть его. И отвечала — да, хочет. Хочет ли оказаться с ним в постели? Да, хочет. Хочет ли выйти за него замуж? А вот это уже посложнее. Будь она восемнадцатилетней девочкой, как ее мать, выходившая за отца, она бы кинулась Роману на шею без рассуждения. Конечно, мать была счастлива с отцом какое-то время. Но кто знает, не была бы она счастливее, отыскав сразу своего человека?
Просто к тридцати годам люди учатся быть осторожными, сказала себе Ульяна. Поэтому она проверит его.
От телефонного звонка Ульяна вздрогнула и быстро сняла трубку.
— Привет, дорогая. Прости, что звоню, а не сама зашла. — Голос Надюши был встревоженным.
— Что случилось? — Ульяна почувствовала, как сильно забилось сердце.
— Да Сомыча прихватило. Зайдешь?
— Бегу, — сказала Ульяна. Она бросила трубку и кинулась к двери. Надела черные сандалии и заперла дверь на замок.
Сомыч болел редко, и уж если жена говорит таким голосом, то значит, и впрямь нехорошо.
Она знала, чего хочет от нее Надюша. Она уверовала в ее способности делать массаж.
Красила даже не поднял головы, почуяв своего, Ульяна кивнула ему и пощелкала пальцами, чтобы хоть как-то снять с него летнюю дрему.
Она взбежала на крыльцо, отметив по пути, что Надюша все-таки вырастила гортензию, которая пышным цветом дразнила ее зависть. Ульяна слишком любила цветы, чтобы не реагировать на цветоводческие успехи Надюши.
Сомыч лежал в гостиной на диване, лицо его было бледным, глаза закрыты.
— Что с ним? — спросила Ульяна, уже потирая руки, чтобы разогреть как следует.
— Ты знаешь, какой-то странный упадок сил. Как будто из шарика выпустили весь воздух. — Лицо Надюши было виноватым, словно она поднесла к этому шарику иголку и ткнула.
— Не хочешь вызвать врача?
— Он сам ветеринар, — усмехнулась Надюша. — Пожалуй, вот это в нашей заповедной жизни самое печальное. До города не доскачешь, а деревенские эскулапы… — Она махнула рукой.
— Придется зарабатывать на свой вертолет, — пошутила Ульяна.
— Вот когда приведешь его в чувство, попросим, — кивнула Надюша, и Ульяна испытала облегчение от того, что в ее голосе уже не было неодолимого страха. Она переложила часть тяжкого груза на Ульяну и слегка расслабилась.
— Ты сделай ему свой массаж. Сможешь?
— Конечно, — уверенно кивнула Ульяна.
Этому массажу она научилась в экспедиции на Алтае, в одном маленьком селе возле Телецкого озера. Бабка, у которой она жила, прониклась к ней каким-то особым расположением и научила ее.
— У тебя сильные руки и сильная душа, — сказала она ей. — Ты сумеешь.
Каждый вечер, после захода солнца, они шли в баню, Ульяна ложилась на полок, а старуха показывала на ней приемы. После этого Ульяна чувствовала себя так, как будто и впрямь могла поверить, что люди не летают только потому, что у них просто нет крыльев.
Бабка прекрасно знала анатомию, поняла Ульяна, и в этом нет никакого волшебства, потому что и она учила анатомию в институте. Но в деревне старуха была окружена опасливым уважением.
С тех пор в руках Ульяны побывало много народу, она делала массаж и матери, и отцу, и подругам. Однажды она поставила на ноги приезжего охотника, который, расчувствовавшись, подарил ей прекрасный ягдташ, старинный, кожаный, который был настолько хорош, что она носила его вместо сумки.
Надюша села у мужа в ногах, но Ульяна ее быстро выпроводила.
— И вообще, оставь нас наедине, — заявила она. — Твое возбужденное биополе будет только мешать.
— Но ты…
— Не бойся, я ничего с твоим мужем дурного не сделаю.
Надюша вышла, а Ульяна положила руки на темечко Сомычу и почувствовала, как ладони закололо. Она не отнимала руки минуты три, потом переместила их на глаза, веки его задрожали, ресницы затрепетали. Она снова ощутила легкое покалывание в ладонях. Она спускалась ниже, находя самые чувствительные точки на теле Сомыча и все сильнее чувствовала отзыв его тела. Поглаживая мышцы, снимая напряжение, она словно утюжила его и, оглянувшись на его лицо, увидела, что оно розовеет.
— Улей, ты меня здорово нажалила, — простонал он. — Я весь горю. А то я думал, что уже в холодильнике.
— Переутомился, Сомыч, — сказала она, в последний раз пройдясь рукой по стопам сорок пятого размера.
— Может, ты и права. Отдыхать надо, дорогуша. Останешься одна на хозяйстве, если мы с Надюшей поедем прогуляемся? До твоей Англии мы вернемся, — поторопился он, не оставляя ей поводов для отказа.
— Конечно, Сомыч. Сейчас спокойный сезон. Сомыч, а я могу тебе задать вопрос, как… мужчине?
— Вот спасибо, вот уважила, можно сказать, бальзамом полила всю мою душеньку.
— Можно подумать, ты сомневаешься.
— Да нет, но ты, такая молодая и красивая…
— У тебя жена такая же.
— Но жена… Ладно, спрашивай. — Он сел на диване, и перед Ульяной был привычный Сомыч.
— Вот если мужчина хочет того, что есть у женщины, но она ему не дает…
— Он берет это сам!
— Да я не про это. — Она увидела его насмешливые глаза и масленую улыбку. — Ладно, не будем прибегать к эвфемизмам. Все своими словами. Купцов, известный тебе, хочет ружье. Я ему его не даю. Он говорит что-то такое о браке.
— Не дурак мужик. — В его усмешке было что-то настораживающее. — Но уж очень быстрый.
— Вот и я думаю, его стоит проверить.
— Как это ты проверишь? Ему в мозги не влезешь.
— Как ты думаешь, если я скажу ему, что у меня больше нет «скотта»?
— Так он тебе и поверит!
— Вот поэтому я и хочу с тобой поговорить. Ульяна села рядом и рассказала, что собирается сделать.
Сначала Сомыч уставился на нее так, словно его стукнули пыльным мешком по голове.
— Ты дае-ешь, Кузьмина.
— Я думаю, для заказника ведь не будет никаких неприятностей, правда? И тебя никак не скомпрометирую?
— Я думаю, это как раз самая настоящая бесплатная реклама, — хмыкнул он. — Ты уверена, что договоришься с газетой?
— Конечно. Бородач отцовский друг, ну и мой в прошлом, далеком, гм…
Сомыч оживился настолько, что хохотал, как громовержец. Надюша прибежала в гостиную, не веря собственным ушам.
— Ты что с ним сделала? — набросилась она на Ульяну.
— Массаж, как ты и просила, — нарочито тихим голосом проговорила она, глядя невинными зелеными газами на Надюшу. — Ты ведь не говорила, до какого состояния его довести, ты просила поставить его на ноги. Смотри, он стоит.
Сомыч вскочил и кинулся к жене, обнял ее и понес на диван.
— Сомыч, отпусти, надорвешься.
— Я мужик, в конце концов! Я здоровый мужик! Я тебе сейчас покажу!
— Ой, не сейчас, не сейчас, — заверещала Надюша, утыкаясь лицом ему в плечо, а он продолжал хохотать.
— Слышь, Улей, а ей мы тоже должны сказать, да?
— Ну, если будет себя хорошо вести, — загадочно проговорила Ульяна.
Надюша резко подняла голову.
— Что? О чем это вы договорились? — В ее голосе прозвучала ревность.
— Ой, да перестань, Надюша. Все замечательно. Вы с Сомычем едете в отпуск, а меня грабят бандиты.
Надюша открыла рот, и ее нижняя губа задрожала.
— Может, и тебе сделать массаж, расслабляющий? Я могу, — засмеялась Ульяна.
— Я не понимаю.
— Поймешь.
И Сомыч в трех словах объяснил ей, что задумала Ульяна.
— Ну ты и женщина, ты такая коварная женщина., — Надежда покачала головой.
— Каковы в наше время мужчины, таковы и женщины, — улыбнулась Ульяна и похлопала себя по коленкам. — Ну, я пошла сочинять информацию про то, как меня ограбили. Сегодня же перешлю Бородачу. Пока!
Пожалуй, эта идея зародилась у нее в голове, когда она читала материалы Бородача. Оказывается, подранки вальдшнепа обладают способностью терять запах, и даже опытная легавая не может найти сбитую птицу.
А если ради смеха принять ее за подранка, в которого попал заряд любви, но не убил до смерти? А Купцова за опытную легавую, которая остро чуяла «скотт-премьер»? Значит, чтобы не было никакого запаха для легавой, надо, чтобы ружье исчезло.
Вечером она позвонила отцу и сказала, что хочет устроить маленькую мистификацию и чтобы он ничему не удивлялся, что услышит о ней.
— Что ты такое задумала? — весело спросил отец.
Ей нравилось его отношение, он всегда верил, что она ничего дурного не сделает.
— Пап, так надо.
— Если нужна моя помощь…
— Поняла. Думаю, обойдусь.
Бородач придумал кое-что оригинальнее и безопаснее для газеты и для заказника.
— А давай-ка мы вставим твой фокус в электронную версию. Твой клиент, ты говоришь, гуляет по Всемирной паутине?
Ульяна едва не шлепнула себя по лбу.
— Вот она, деревенская отсталость! — воскликнула она. — Ну конечно! Он скорее газету не откроет, чем сайт. Мы с ним по Интернету познакомились! Что бы я делала без тебя, а?
Бородач засмеялся:
— Ты сама так захотела, помнишь? Чтобы без меня… Еще бы не помнить, конечно, Ульяна помнила. Они познакомились, когда он был аспирантом, но тогда она была влюблена в однокурсника.
— Да, Бородач, ты прав. Но тебе спасибо.
— Всегда рад помочь. — Он помолчал и добавил: — У тебя голова работает нестандартно, и другие головы тоже заставляет покрутить мозгами. А мне это нравится. Удачи, Улей! Перегоняй текст со своими заморочками.
— Уже гоню.
Она включила факс, и лист бумаги с краткой информацией в рубрику «Криминал» пополз, лениво поскрипывая.
Итак, осталось ждать недолго. В среду Купцов заглянет в сайт, а она точно знала, что он не ляжет спать, если не прошарит все места, где могут быть хоть какие-то сведения об оружии.
— Дика! Вперед! — сорвалась Ульяна из-за стола, выключив и компьютер, и факс. — Пошли, предадимся радостям тела!
Дика черно-белой молнией вылетела из коридора в сени, скатилась по ступенькам.
— Вечернее купание! Ура! — вопила не своим голосом Ульяна в предощущении чего-то невероятного. Странное это было чувство, она одинаково, как ей кажется, обрадуется любому варианту, потому что ей просто необходимо прекратить это тягомотное ощущение ходьбы по болоту. Или выбраться на твердую почву, или утонуть.
Они с Дикой добежали до речки, там была глубокая заводь и песок на берегу. Комары неслись за ними тучей, Дика прибавила скорости, надеясь убежать от этих кровососов.
— Нет, Дика, спасемся только в воде.
Ульяна быстро сбросила майку и джинсы и нырнула рыбкой в светлую воду, в которой отражались высоченные березы. При полете она закрывала глаза, потому что становилось страшно, казалось, что летишь прямо на эти опрокинутые ветки. Больше всего ей нравилась эта минута, когда вот так, в омут головой, а потом, выныривая на поверхность с упругостью дельфина, приятно отдаться размышлениям: куда нырнул и зачем.
Дика колотила лапами по воде, поднимая радугу брызг. Солнце поворачивало на закат, брызги сверкали, словно бриллиантовые россыпи на Зинаидином кольце, которое заворожило Ульяну еще в детстве.
А может, это оно в эбеновой шкатулке, а? — снова приплыл к ней вопрос одновременно с Дикой, которая задела ее мокрой шерстью, отчего Ульяне стало щекотно.
— Брысь, подруга, — отмахнулась она. Но Дика решила, что с ней играют, и поплыла в обратную сторону.
Что ж, скоро решится, придется открыть подаренную шкатулку или нет.
Но что бы там ни было, она должна себе признаться: без Зинаидиной коробки ее жизнь в эти месяцы была бы другой.
Ульяна снова нырнула, нацепив очки для плавания, чтобы открыть глаза на глубине и рассмотреть рыбок. Когда-то, в детстве, она ходила сюда рыбачить. Кстати, ходили тогда рыбачить и ее молодые родители. Правда, теперь-то она думает, что они ходили сюда не только рыбачить. Но их можно понять, они ведь были такие молодые…
Вечером Ульяна забежала к Сомовым и шмыгнула прямо к Николаю Степановичу в кабинет, откуда доносился рокот его баритона.
— Ты мне мозги не полощи. Я знаю, что наши травы экологически чистые. Сертификат? Конечно, есть. Брусничный лист у нас такой, какого нигде нет и быть не может. Не берут? Значит, не так объясняешь. Да перестань, выгляни в окно. Какое время-то на дворе? Все, пока. Отбой.
Ульяна вошла, услышав, что он закончил разговор.
— Ты представляешь, этот лодырь…
— Я знаю, он всегда такой. Но если его по ушам отхлестать, что вы сейчас, кажется, и проделали, то он завертится волчком.
— За то его и люблю, — согласился Сомыч.
— Я пришла сказать, что добрые люди посоветовали загнать мою дезу в электронную версию газеты.
— Да ну? Ох ты и стерва, Улей.
— Влияние новых технологий, Николай Степанович, ничего больше.
— А новые денежные отношения, — ехидно заметил он, — позволяют…
— …то, что ты хочешь себе позволить. Но на этот раз по дружбе.
— За которую наверняка попросят отслужить. — Он подмигнул.
— Не так, как ты думаешь, Сомыч. — Ульяна затрясла головой так энергично, что Сомов замахал руками:
— Попридержи голову, она еще мне пригодится, если тебе на нее уже наплевать. Слушай, не боишься? Такая проверка никаких иллюзий тебе не сулит, а ведь женщины любят надеяться, верить, вздыхать по ночам о ком-то.
— Такое, Сомыч, не про меня, Я люблю ясность. Это будет чистый как слеза опыт.
— Свои слезы, стало быть, хочешь сберечь, — ухмыльнулся он.
— Да, с ними, говорят, много солей выходит, нужных для работы организма, — засмеялась Ульяна.
— Но для женщин, говорят, — передразнил ее Сомов, — полезно поплакать.
— Повод всегда можно найти.
— Ты права. Так когда можно прогуляться в сайт?
— В следующую среду.
— Жалко, мы с Надюшей уже пересечем границу с Германией, — сказал он.
— Значит, вы все-таки туда поехать решились?
— Да, сын позвонил, словно почуял, что мы хотим сделать когти отсюда. Говорит, как раз самое время поохотиться на фазанов.
— Завидую, Сомыч. Но смотри, фазаны жирные, не отрасти брюшко. А то массаж будет тяжело делать.
— Приму к сведению.
— Ну, пока. Надюша у себя?
— Нет, она уехала на станцию с шофером. Ты ей про какой-то новый магазин рассказала. Хочет чем-то себя порадовать.
Ульяна прыснула.
— Ну-ну, пускай порадует. Белье там замечательное. Смерть мужчинам.
— Ну вас, девки, — отмахнулся Сомов. — С вами про дела забудешь.
— Не забудешь. Я напомню. Так когда вы, Николай Степанович, передадите мне свои дела? — строго спросила Ульяна.
— Завтра в восемь, — так же строго ответил он.
Она вынула папку с материалами, которую ей дал в Москве Бородач. Она читала и удивлялась — надо же, ей казалось, она знает о вальдшнепе все, но куда там! Знала ли она, что, вальдшнепы-подранки способны делать себе «повязки» из смеси слюны, перьев, листьев и глины? И на поврежденные ноги накладывать такой «гипс» и летать с ним, ходить до полного выздоровления? Эти птицы помогают друг другу делать такой «гипс»!
Вообще-то она сама стреляла метко и не оставляла подранков. Кроме… одного случая. Она улыбнулась. Но тот случай не в счет, потому что стреляла из газового пистолета. И не в вальдшнепа.
Она откинулась на спинку кресла. Так что же, выходит, она слетала в Москву, чтобы полечить подранка? Наложить ему гипс?.. Тоже из слюны?.. Нуда, поцеловать ушибленное место. В данном случае что за место? Ушибленное сердце или просто… задетое самолюбие?
Она хотела бы, чтобы это было сердце, но, кажется, речь шла о самолюбии.
Сердце взрослого мужчины запрятано далеко, понимала Ульяна. Смешно ожидать, что его задеть так просто. Но она сделала свое дело, и, сколько ни размышляла над тем, как вела себя с Романом Купцовым, сделала вывод: она принесла ему свои извинения за некорректный поступок. Он тоже вел себя не лучшим образом, забравшись к ней в дом, хотя он и не был заперт. Если честно, она не думала, что к ней залез какой-то вор, она в глубине души знала, кто это. А если еще более честно, как на духу, она специально не заперла дом на замок, желая заманить его, как охотник заманивает зверька, которого уже вытропил, в капкан. Даже, точнее, в ловушку. А когда зверек в ловушке, что дальше? Дальше только выстрел. Что и произошло.
Конечно, это была с ее стороны расплата с ним за самоуверенность — она ведь ему сказала «нет», она не просто не продаст ружье, но даже не покажет ему. Вот он и получил.
После возвращения из Москвы Роман звонил ей, они болтали, эти разговоры были похожи на прогулки по топкому болоту. Шаг — твердая поверхность, шаг в сторону — трясина. Как будто разговоры ни о чем, как будто они слушали только интонацию друг друга.
Потом он уехал в командировку по делам своего завода, а она занялась лекарственными травами. Чем больше времени проходило после того страстного свидания, тем трезвее и расчетливее пыталась посмотреть на их отношения Ульяна.
Итак, некто ищет вожделенный предмет и находит его. Он принадлежит женщине, которая не собирается расставаться с вещью. Какой следующий ход? Забрать вещь вместе с женщиной. Вот и все. Просто как репа.
«А как в этом случае должна поступить женщина?» — спросила себя Ульяна.
Тоже просто как репа. Проверить, нужна ли ему женщина без этого предмета.
Она даже подскочила он изумления. О чем только она думала до сих пор? Она размышляла, хочет ли видеть его. И отвечала — да, хочет. Хочет ли оказаться с ним в постели? Да, хочет. Хочет ли выйти за него замуж? А вот это уже посложнее. Будь она восемнадцатилетней девочкой, как ее мать, выходившая за отца, она бы кинулась Роману на шею без рассуждения. Конечно, мать была счастлива с отцом какое-то время. Но кто знает, не была бы она счастливее, отыскав сразу своего человека?
Просто к тридцати годам люди учатся быть осторожными, сказала себе Ульяна. Поэтому она проверит его.
От телефонного звонка Ульяна вздрогнула и быстро сняла трубку.
— Привет, дорогая. Прости, что звоню, а не сама зашла. — Голос Надюши был встревоженным.
— Что случилось? — Ульяна почувствовала, как сильно забилось сердце.
— Да Сомыча прихватило. Зайдешь?
— Бегу, — сказала Ульяна. Она бросила трубку и кинулась к двери. Надела черные сандалии и заперла дверь на замок.
Сомыч болел редко, и уж если жена говорит таким голосом, то значит, и впрямь нехорошо.
Она знала, чего хочет от нее Надюша. Она уверовала в ее способности делать массаж.
Красила даже не поднял головы, почуяв своего, Ульяна кивнула ему и пощелкала пальцами, чтобы хоть как-то снять с него летнюю дрему.
Она взбежала на крыльцо, отметив по пути, что Надюша все-таки вырастила гортензию, которая пышным цветом дразнила ее зависть. Ульяна слишком любила цветы, чтобы не реагировать на цветоводческие успехи Надюши.
Сомыч лежал в гостиной на диване, лицо его было бледным, глаза закрыты.
— Что с ним? — спросила Ульяна, уже потирая руки, чтобы разогреть как следует.
— Ты знаешь, какой-то странный упадок сил. Как будто из шарика выпустили весь воздух. — Лицо Надюши было виноватым, словно она поднесла к этому шарику иголку и ткнула.
— Не хочешь вызвать врача?
— Он сам ветеринар, — усмехнулась Надюша. — Пожалуй, вот это в нашей заповедной жизни самое печальное. До города не доскачешь, а деревенские эскулапы… — Она махнула рукой.
— Придется зарабатывать на свой вертолет, — пошутила Ульяна.
— Вот когда приведешь его в чувство, попросим, — кивнула Надюша, и Ульяна испытала облегчение от того, что в ее голосе уже не было неодолимого страха. Она переложила часть тяжкого груза на Ульяну и слегка расслабилась.
— Ты сделай ему свой массаж. Сможешь?
— Конечно, — уверенно кивнула Ульяна.
Этому массажу она научилась в экспедиции на Алтае, в одном маленьком селе возле Телецкого озера. Бабка, у которой она жила, прониклась к ней каким-то особым расположением и научила ее.
— У тебя сильные руки и сильная душа, — сказала она ей. — Ты сумеешь.
Каждый вечер, после захода солнца, они шли в баню, Ульяна ложилась на полок, а старуха показывала на ней приемы. После этого Ульяна чувствовала себя так, как будто и впрямь могла поверить, что люди не летают только потому, что у них просто нет крыльев.
Бабка прекрасно знала анатомию, поняла Ульяна, и в этом нет никакого волшебства, потому что и она учила анатомию в институте. Но в деревне старуха была окружена опасливым уважением.
С тех пор в руках Ульяны побывало много народу, она делала массаж и матери, и отцу, и подругам. Однажды она поставила на ноги приезжего охотника, который, расчувствовавшись, подарил ей прекрасный ягдташ, старинный, кожаный, который был настолько хорош, что она носила его вместо сумки.
Надюша села у мужа в ногах, но Ульяна ее быстро выпроводила.
— И вообще, оставь нас наедине, — заявила она. — Твое возбужденное биополе будет только мешать.
— Но ты…
— Не бойся, я ничего с твоим мужем дурного не сделаю.
Надюша вышла, а Ульяна положила руки на темечко Сомычу и почувствовала, как ладони закололо. Она не отнимала руки минуты три, потом переместила их на глаза, веки его задрожали, ресницы затрепетали. Она снова ощутила легкое покалывание в ладонях. Она спускалась ниже, находя самые чувствительные точки на теле Сомыча и все сильнее чувствовала отзыв его тела. Поглаживая мышцы, снимая напряжение, она словно утюжила его и, оглянувшись на его лицо, увидела, что оно розовеет.
— Улей, ты меня здорово нажалила, — простонал он. — Я весь горю. А то я думал, что уже в холодильнике.
— Переутомился, Сомыч, — сказала она, в последний раз пройдясь рукой по стопам сорок пятого размера.
— Может, ты и права. Отдыхать надо, дорогуша. Останешься одна на хозяйстве, если мы с Надюшей поедем прогуляемся? До твоей Англии мы вернемся, — поторопился он, не оставляя ей поводов для отказа.
— Конечно, Сомыч. Сейчас спокойный сезон. Сомыч, а я могу тебе задать вопрос, как… мужчине?
— Вот спасибо, вот уважила, можно сказать, бальзамом полила всю мою душеньку.
— Можно подумать, ты сомневаешься.
— Да нет, но ты, такая молодая и красивая…
— У тебя жена такая же.
— Но жена… Ладно, спрашивай. — Он сел на диване, и перед Ульяной был привычный Сомыч.
— Вот если мужчина хочет того, что есть у женщины, но она ему не дает…
— Он берет это сам!
— Да я не про это. — Она увидела его насмешливые глаза и масленую улыбку. — Ладно, не будем прибегать к эвфемизмам. Все своими словами. Купцов, известный тебе, хочет ружье. Я ему его не даю. Он говорит что-то такое о браке.
— Не дурак мужик. — В его усмешке было что-то настораживающее. — Но уж очень быстрый.
— Вот и я думаю, его стоит проверить.
— Как это ты проверишь? Ему в мозги не влезешь.
— Как ты думаешь, если я скажу ему, что у меня больше нет «скотта»?
— Так он тебе и поверит!
— Вот поэтому я и хочу с тобой поговорить. Ульяна села рядом и рассказала, что собирается сделать.
Сначала Сомыч уставился на нее так, словно его стукнули пыльным мешком по голове.
— Ты дае-ешь, Кузьмина.
— Я думаю, для заказника ведь не будет никаких неприятностей, правда? И тебя никак не скомпрометирую?
— Я думаю, это как раз самая настоящая бесплатная реклама, — хмыкнул он. — Ты уверена, что договоришься с газетой?
— Конечно. Бородач отцовский друг, ну и мой в прошлом, далеком, гм…
Сомыч оживился настолько, что хохотал, как громовержец. Надюша прибежала в гостиную, не веря собственным ушам.
— Ты что с ним сделала? — набросилась она на Ульяну.
— Массаж, как ты и просила, — нарочито тихим голосом проговорила она, глядя невинными зелеными газами на Надюшу. — Ты ведь не говорила, до какого состояния его довести, ты просила поставить его на ноги. Смотри, он стоит.
Сомыч вскочил и кинулся к жене, обнял ее и понес на диван.
— Сомыч, отпусти, надорвешься.
— Я мужик, в конце концов! Я здоровый мужик! Я тебе сейчас покажу!
— Ой, не сейчас, не сейчас, — заверещала Надюша, утыкаясь лицом ему в плечо, а он продолжал хохотать.
— Слышь, Улей, а ей мы тоже должны сказать, да?
— Ну, если будет себя хорошо вести, — загадочно проговорила Ульяна.
Надюша резко подняла голову.
— Что? О чем это вы договорились? — В ее голосе прозвучала ревность.
— Ой, да перестань, Надюша. Все замечательно. Вы с Сомычем едете в отпуск, а меня грабят бандиты.
Надюша открыла рот, и ее нижняя губа задрожала.
— Может, и тебе сделать массаж, расслабляющий? Я могу, — засмеялась Ульяна.
— Я не понимаю.
— Поймешь.
И Сомыч в трех словах объяснил ей, что задумала Ульяна.
— Ну ты и женщина, ты такая коварная женщина., — Надежда покачала головой.
— Каковы в наше время мужчины, таковы и женщины, — улыбнулась Ульяна и похлопала себя по коленкам. — Ну, я пошла сочинять информацию про то, как меня ограбили. Сегодня же перешлю Бородачу. Пока!
Пожалуй, эта идея зародилась у нее в голове, когда она читала материалы Бородача. Оказывается, подранки вальдшнепа обладают способностью терять запах, и даже опытная легавая не может найти сбитую птицу.
А если ради смеха принять ее за подранка, в которого попал заряд любви, но не убил до смерти? А Купцова за опытную легавую, которая остро чуяла «скотт-премьер»? Значит, чтобы не было никакого запаха для легавой, надо, чтобы ружье исчезло.
Вечером она позвонила отцу и сказала, что хочет устроить маленькую мистификацию и чтобы он ничему не удивлялся, что услышит о ней.
— Что ты такое задумала? — весело спросил отец.
Ей нравилось его отношение, он всегда верил, что она ничего дурного не сделает.
— Пап, так надо.
— Если нужна моя помощь…
— Поняла. Думаю, обойдусь.
Бородач придумал кое-что оригинальнее и безопаснее для газеты и для заказника.
— А давай-ка мы вставим твой фокус в электронную версию. Твой клиент, ты говоришь, гуляет по Всемирной паутине?
Ульяна едва не шлепнула себя по лбу.
— Вот она, деревенская отсталость! — воскликнула она. — Ну конечно! Он скорее газету не откроет, чем сайт. Мы с ним по Интернету познакомились! Что бы я делала без тебя, а?
Бородач засмеялся:
— Ты сама так захотела, помнишь? Чтобы без меня… Еще бы не помнить, конечно, Ульяна помнила. Они познакомились, когда он был аспирантом, но тогда она была влюблена в однокурсника.
— Да, Бородач, ты прав. Но тебе спасибо.
— Всегда рад помочь. — Он помолчал и добавил: — У тебя голова работает нестандартно, и другие головы тоже заставляет покрутить мозгами. А мне это нравится. Удачи, Улей! Перегоняй текст со своими заморочками.
— Уже гоню.
Она включила факс, и лист бумаги с краткой информацией в рубрику «Криминал» пополз, лениво поскрипывая.
Итак, осталось ждать недолго. В среду Купцов заглянет в сайт, а она точно знала, что он не ляжет спать, если не прошарит все места, где могут быть хоть какие-то сведения об оружии.
— Дика! Вперед! — сорвалась Ульяна из-за стола, выключив и компьютер, и факс. — Пошли, предадимся радостям тела!
Дика черно-белой молнией вылетела из коридора в сени, скатилась по ступенькам.
— Вечернее купание! Ура! — вопила не своим голосом Ульяна в предощущении чего-то невероятного. Странное это было чувство, она одинаково, как ей кажется, обрадуется любому варианту, потому что ей просто необходимо прекратить это тягомотное ощущение ходьбы по болоту. Или выбраться на твердую почву, или утонуть.
Они с Дикой добежали до речки, там была глубокая заводь и песок на берегу. Комары неслись за ними тучей, Дика прибавила скорости, надеясь убежать от этих кровососов.
— Нет, Дика, спасемся только в воде.
Ульяна быстро сбросила майку и джинсы и нырнула рыбкой в светлую воду, в которой отражались высоченные березы. При полете она закрывала глаза, потому что становилось страшно, казалось, что летишь прямо на эти опрокинутые ветки. Больше всего ей нравилась эта минута, когда вот так, в омут головой, а потом, выныривая на поверхность с упругостью дельфина, приятно отдаться размышлениям: куда нырнул и зачем.
Дика колотила лапами по воде, поднимая радугу брызг. Солнце поворачивало на закат, брызги сверкали, словно бриллиантовые россыпи на Зинаидином кольце, которое заворожило Ульяну еще в детстве.
А может, это оно в эбеновой шкатулке, а? — снова приплыл к ней вопрос одновременно с Дикой, которая задела ее мокрой шерстью, отчего Ульяне стало щекотно.
— Брысь, подруга, — отмахнулась она. Но Дика решила, что с ней играют, и поплыла в обратную сторону.
Что ж, скоро решится, придется открыть подаренную шкатулку или нет.
Но что бы там ни было, она должна себе признаться: без Зинаидиной коробки ее жизнь в эти месяцы была бы другой.
Ульяна снова нырнула, нацепив очки для плавания, чтобы открыть глаза на глубине и рассмотреть рыбок. Когда-то, в детстве, она ходила сюда рыбачить. Кстати, ходили тогда рыбачить и ее молодые родители. Правда, теперь-то она думает, что они ходили сюда не только рыбачить. Но их можно понять, они ведь были такие молодые…
Вечером Ульяна забежала к Сомовым и шмыгнула прямо к Николаю Степановичу в кабинет, откуда доносился рокот его баритона.
— Ты мне мозги не полощи. Я знаю, что наши травы экологически чистые. Сертификат? Конечно, есть. Брусничный лист у нас такой, какого нигде нет и быть не может. Не берут? Значит, не так объясняешь. Да перестань, выгляни в окно. Какое время-то на дворе? Все, пока. Отбой.
Ульяна вошла, услышав, что он закончил разговор.
— Ты представляешь, этот лодырь…
— Я знаю, он всегда такой. Но если его по ушам отхлестать, что вы сейчас, кажется, и проделали, то он завертится волчком.
— За то его и люблю, — согласился Сомыч.
— Я пришла сказать, что добрые люди посоветовали загнать мою дезу в электронную версию газеты.
— Да ну? Ох ты и стерва, Улей.
— Влияние новых технологий, Николай Степанович, ничего больше.
— А новые денежные отношения, — ехидно заметил он, — позволяют…
— …то, что ты хочешь себе позволить. Но на этот раз по дружбе.
— За которую наверняка попросят отслужить. — Он подмигнул.
— Не так, как ты думаешь, Сомыч. — Ульяна затрясла головой так энергично, что Сомов замахал руками:
— Попридержи голову, она еще мне пригодится, если тебе на нее уже наплевать. Слушай, не боишься? Такая проверка никаких иллюзий тебе не сулит, а ведь женщины любят надеяться, верить, вздыхать по ночам о ком-то.
— Такое, Сомыч, не про меня, Я люблю ясность. Это будет чистый как слеза опыт.
— Свои слезы, стало быть, хочешь сберечь, — ухмыльнулся он.
— Да, с ними, говорят, много солей выходит, нужных для работы организма, — засмеялась Ульяна.
— Но для женщин, говорят, — передразнил ее Сомов, — полезно поплакать.
— Повод всегда можно найти.
— Ты права. Так когда можно прогуляться в сайт?
— В следующую среду.
— Жалко, мы с Надюшей уже пересечем границу с Германией, — сказал он.
— Значит, вы все-таки туда поехать решились?
— Да, сын позвонил, словно почуял, что мы хотим сделать когти отсюда. Говорит, как раз самое время поохотиться на фазанов.
— Завидую, Сомыч. Но смотри, фазаны жирные, не отрасти брюшко. А то массаж будет тяжело делать.
— Приму к сведению.
— Ну, пока. Надюша у себя?
— Нет, она уехала на станцию с шофером. Ты ей про какой-то новый магазин рассказала. Хочет чем-то себя порадовать.
Ульяна прыснула.
— Ну-ну, пускай порадует. Белье там замечательное. Смерть мужчинам.
— Ну вас, девки, — отмахнулся Сомов. — С вами про дела забудешь.
— Не забудешь. Я напомню. Так когда вы, Николай Степанович, передадите мне свои дела? — строго спросила Ульяна.
— Завтра в восемь, — так же строго ответил он.
21
После отъезда Ульяны Роман испытывал странное чувство. Он даже не подозревал, что его предыдущие женщины были в общем-то партнершами по постели. Они все красивые, безусловно, удобные женщины. С кем-то он жил дольше, с кем-то меньше, он никогда не задумывался о том, что произойдет дальше в его личной жизни. Ему было о чем подумать — бизнес, коллекционирование, командировки, тусовки.
И вот во время последнего сборища в коммерческом клубе, куда его затащила Света, уверяя, что пойти туда необходимо для бизнеса, он вдруг понял, что, не отдавая себе отчета, пытается представить, как бы выглядела здесь Ульяна Кузьмина. Его сердце зашлось, когда он вообразил: они входят вместе с ней, а головы мужчин, словно шляпки подсолнухов, поворачиваются в их сторону. И шепот по толпе: «Какую девушку снял Купцов!..»
Среди гостей клуба были и те, с которыми можно поговорить и об оружии — сейчас люди состоятельные собирают прекрасные коллекции, разбираются в западном оружии. Он представил себе потрясение мужчин, когда Ульяна с милой улыбкой бросила бы: «Мое любимое ружье из всей коллекции — „скотт-премьер“…»
Она, конечно, особенная женщина. А хороша в постели… Он даже зажмурился.
Так что его останавливает?
Купцов знал что. Она из тех, кто все делает всерьез. Она не захочет быть просто любовницей. А ему нужна жена?
Роман прошелся по квартире, сам не зная, что делать, посмотрел на часы и понял, что Света еще может забежать, привезти бумаги на подпись.
Со Светой они больше не были любовниками, с тех пор, как все мысли Купцова сосредоточились на Ульяне. А уж после того, как она приехала к нему и они провели в спальне несколько часов, он и не думал, что это вообще теперь возможно.
А что же он думал? Что Ульяна станет ездить каждую неделю в Москву? Или он будет летать к ней на крыльях любви? Ничего такого он не думал, и чем больше проходило дней после ее отъезда, тем яснее ему становилась вся сложность ситуации. Хранить кому-то верность Купцов не привык, его порывистая натура никогда не сдерживала желания.
Ключ в замке заскрежетал, Купцов уставился на входную дверь, не сразу сообразив, что это значит. Потом, когда в прихожую ввалилась Светлана, он вспомнил, что не забрал у нее ключ.
И вот во время последнего сборища в коммерческом клубе, куда его затащила Света, уверяя, что пойти туда необходимо для бизнеса, он вдруг понял, что, не отдавая себе отчета, пытается представить, как бы выглядела здесь Ульяна Кузьмина. Его сердце зашлось, когда он вообразил: они входят вместе с ней, а головы мужчин, словно шляпки подсолнухов, поворачиваются в их сторону. И шепот по толпе: «Какую девушку снял Купцов!..»
Среди гостей клуба были и те, с которыми можно поговорить и об оружии — сейчас люди состоятельные собирают прекрасные коллекции, разбираются в западном оружии. Он представил себе потрясение мужчин, когда Ульяна с милой улыбкой бросила бы: «Мое любимое ружье из всей коллекции — „скотт-премьер“…»
Она, конечно, особенная женщина. А хороша в постели… Он даже зажмурился.
Так что его останавливает?
Купцов знал что. Она из тех, кто все делает всерьез. Она не захочет быть просто любовницей. А ему нужна жена?
Роман прошелся по квартире, сам не зная, что делать, посмотрел на часы и понял, что Света еще может забежать, привезти бумаги на подпись.
Со Светой они больше не были любовниками, с тех пор, как все мысли Купцова сосредоточились на Ульяне. А уж после того, как она приехала к нему и они провели в спальне несколько часов, он и не думал, что это вообще теперь возможно.
А что же он думал? Что Ульяна станет ездить каждую неделю в Москву? Или он будет летать к ней на крыльях любви? Ничего такого он не думал, и чем больше проходило дней после ее отъезда, тем яснее ему становилась вся сложность ситуации. Хранить кому-то верность Купцов не привык, его порывистая натура никогда не сдерживала желания.
Ключ в замке заскрежетал, Купцов уставился на входную дверь, не сразу сообразив, что это значит. Потом, когда в прихожую ввалилась Светлана, он вспомнил, что не забрал у нее ключ.