Страница:
Поэтому она держалась на расстоянии от Джексона, а он не сопротивлялся, и они просто оставались друзьями. Оба стремились к успеху, и оба были достаточно сильны, чтобы заплатать за него достойную цену.
Примерно через год после того, как Клементина приехала в Нью-Йорк, ее фотографии стали появляться в журналах для женщин. Артур хотел действовать не спеша, писала Клементина в письмах Алекс. У него был план: возбудить к ней интерес ненавязчиво, постепенно привлекая внимание. Снимок в профиль в одном журнале, загадочный силуэт в другом. Существовала брешь в моделях, державшихся в тени, и Клементина на какое-то время собиралась заполнить эту брешь. Она создавала ауру таинственности, никоим образом не позволяя публике узнать слишком много. Артур учил ее не высовываться, оставлять что-нибудь про запас. По крайней мере, до тех пор, пока у рекламодателей слюнки не потекут от желания узнать больше.
Это не заставило себя долго ждать. Спустя пару месяцев случайные звонки от малочисленных фотографов и рекламных агентов превратились в непрекращающийся поток. Но Артур, по-прежнему тянул время. Он не хотел делать из Клементины посредственную модель. Она будет звездой. Она станет фотомоделью, о которой будут говорить, как о самой красивой женщине в мире. Площадка для фотосъемок станет стартом для прыжка в мир большого кино. Артур уже добился, чтобы ее включили в список учащихся актерского класса Джона Даниэля в Нью-Йорке. А после киносъемок она начнет свои лекции, разъезжая по всей стране, помогая женщинам дорасти до независимости. Клементина как никогда раньше была полна решимости изменить мир.
Алекс сидела на кровати и читала последнее письмо Клементины. Ее контракт с «Амор Парфюм» подписан. Компания начнется в октябре, снимки появятся в «Космополите» и «Моде».
«Фотографии такие вызывающие, – писала Клементина. – На той, что появится в «Космополите» я сижу на скале. Мы снимали в Нантуки. Боже, там было так холодно, а реклама предполагает лето. Как бы то ни было, на мне был золотистый сплошной купальник, низко-вырезанный на груди, и высоко на бедрах. Спина выгнута, глаза закрыты. Это неправдоподобно – соблазнительно, если можно так выразиться. У меня такое чувство, что снимок станет «гвоздем» сезона. Артур тоже так думает»
Артур упоминался постоянно. Артур сказал то, Артур хотел, чтобы я сделала это… Клементина редко писала о Конноре. Вот тебе и любовь. Вздор, и ничего больше.
Каждый раз, когда Алекс читала письма Клементины, или видела снимок в журнале, или изучала очередную вырезку о «молодой обещающей звезде», что присылала ей Клементина, приходилось прилагать усилия, чтобы не позволить ревности захлестнуть ее. Клементине не надо было даже стараться. Она просто улетела в Нью-Йорк и вскочила в скорый поезд, идущий в мир звезд. А Алекс в Беркли постоянно училась, и ей предстояло еще шесть лёт прорываться сквозь учебные планы университета.
Алекс не успела окунуться в приступ жалости к себе, потому что зазвонил телефон. Она поспешила в гостиную и взяла трубку.
– Что ты наденешь сегодня вечером?
Алекс рассмеялась и присела на тахту.
– Черт побери, Мег, даже не поздоровалась, не спросила, как дела.
– Извини. Просто, я никогда не знаю, что делать. В конечном счете, я всегда выгляжу как разнаряженный павлин или ободранная кошка.
– Не волнуйся. Мы идем только в «Сализар». И ты, Меган, не собираешься встречаться с английской королевой. Всего лишь с Джексоном. А он, поверь мне, не такой уж волнующий мужчина.
Джексон вошел в комнату и свирепо взглянул на нее, Алекс в ответ показала ему язык.
– Во сколько мы встречаемся?
– В половине восьмого. Пока, Меган.
Джексон встал позади Алекс и, как только она повесила трубку, сунул пальцы ей под мышки и принялся щекотать. Смеясь и сражаясь, они свалились на пол. Джексон был сильнее, но Алекс проворнее, и время от времени ей удавалось угостить его ударом кулаком.
Она лягалась и била Джексона по коленкам до тех пор, пока он не отпустил ее. Забравшись наверх, Алекс прижала его руки к полу.
– Хорошо же, мистер Холлиэлл, Вы сами напросились на это. Прежде, чем Джексон сумел остановить ее, Алекс задрала его рубашку, и руки ее скользнули к бокам поверженного врага. Она щекотала его, пока слезы не побежали по щекам Джексона.
Зная, что понятие Алекс об обычности может означать, что угодно, от шорт и рубашки с бретельками до вечернего платья, Меган оделась в светло-желтое шерстяное платье с белым поясом по талии, повесив нитку жемчуга на шею.
Она беспричинно нервничала. В конце концов, это просто обед с Алекс и ее товарищем по комнате, Джексоном, о котором Меган так много слышала. Практически, она уже знает его. И все-таки ладони ее вспотели, а сердце бешено колотилось в груди. С ней всегда так, когда она знакомиться с новыми людьми. Важно произвести хорошее первое впечатление, у нее только один шанс.
Меган услышала Алекс прежде, чем увидела. Сначала появился раскатистый, от всей души смех, заставивший улыбнуться окружающих. Меган, как и все остальные, повернула голову к входной двери. Алекс и Джексон приближались к ней.
– Бог мой, ты выглядишь прекрасно, – воскликнула Алекс, целуя ее в щеку.
Она отступила в сторону, и Меган могла впервые увидеть Джексона во всей его красе.
– Это моя лучшая подруга, Меган, – произнесла Алекс. – Меган это – мой другой лучший друг, Джексон.
– Так приятно наконец-то познакомиться с Вами, – сказал Джексон, пожимая ее руку. – Я так много слышал о Вас.
Меган гадала, заметил ли он ее дрожь. Она была уверена, что все лицо у нее трясется как желе, хотя будь так, Алекс обязательно, что-нибудь ляпнула. Меган предполагала, что Джексон красив. Но он оказался самым красивым из всех мужчин, что она видела в своей жизни. Алекс не стала бы жить с кем попало. Хотя, вообще-то, Алекс говорила, что они друзья, и она не хочет никакой связи. Меган удивлялась, как Алекс может жить с ним и не хотеть его.
Джексон сел рядом с Меган, а Алекс заняла место напротив. Джексон удивлялся, почему Алекс не упоминала, какая хорошенькая у нее подруга. Из того, что говорила Алекс, он представлял Меган совсем иначе – пухленькой, тяжеловатой и определенно не такой красавицей. Какая она необыкновенно нежная. Он знал, что Алекс любит подругу, и все же она часто выставляла Меган в своих рассказах ничтожной и незначительной, как будто ее спокойное восприятие жизни умаляло ее достоинства.
Как только Алекс и Меган начали разговор, Джексон воспользовался возможностью получше рассмотреть Меган. Даже в полумраке ее волосы искрились и мерцали, отливая золотом. А голубые глаза он видел лишь мельком, так как Меган избегала его взгляда. Смешно, подумал Джексон, хотя он только что познакомился с ней, она уже выделяла его, заставляла почувствовать себя выше и сильнее, подобно самоотверженным героям, в хорошем боевике.
– Рыба здесь действительно великолепна, – услышал он голос Алекс. – Особенно палтус. Как насчет вина?
Джексон и Меган согласились и сделали заказ. Когда вино принесли, Джексон наполнил бокалы и предложил тост.
– За старых друзей и за новых друзей.
Меган рискнула взглянуть на него и сразу же растворилась в глубине его глаз. Она подняла бокал к губам и выпила. Теплая волна прошла по телу, а она все еще не могла отвести взор.
Джексон пристально смотрел не нее, мысленно сортируя назначенные свидания, меняя, выискивая свободные часы, и размышляя не были ли кое-какие из его идей о ненужности прочных связей ошибочны. Он как наяву представил Меган, в одной из своих рабочих рубах, с волосами, распущенными по плечам, с раскрытыми для него объятиями, ждущую его любви.
Джексона охватило внезапное желание быть нужным кому-то.
Алекс внимательно посмотрела на них и вздохнула. Она поняла, что удар попал в цель. Несмотря на уверения Джексона, что он может прекрасно обходиться без женщин, в глубине души он стремился иметь кого-то, кто любил бы его. И бог свидетель, Меган была создана именно для любви.
Когда Алекс взглянула на Меган, то заметила проблески надежды, заплясавшие в ее глазах. Она знала, что нет большего возбуждения, чем в эти моменты, когда главное еще впереди, когда все еще возможно. Появился новый мужчина, и мир стал свежим и цветущим, как будто счистили старую грязь с оконных стекол, и они заблестели. Меган терялась в догадках, позвонит ли он ей, и что она скажет, и когда произойдет первое прикосновение, и какие чувства оно вызовет. И Алекс, с безумной силой, лишающей ее способности дышать, ощутила странное желание очутиться на месте Меган, почувствовать сумасшедшее биение сердца, стать бесхитростной и простодушной настолько, что согласиться отдать за любовь душу.
Это чувство, слава богу, утихало, и она снова стала прежней Алекс – сильной, уверенной, одинокой. Она захлопнула вход всем нежелательным мыслям, как будто все ее эмоции рассортированы по отдельным ящикам, и то, что мешает, можно закрыть на секретный полицейский замок.
Алекс наблюдала, как Меган и Джексон не сводят друг с друга глаз, и удивлялась, почему ей так неуютно и нехорошо. Она хотела, чтобы они были вместе, именно поэтому устроила этот обед. И все-таки, что-то было не так, не хватало какой-то составной части, которую она никак не могла определить. Они явно тянулись друг к другу, но Алекс чувствовала беспокойство. Меган уже столько испытала, через столько прошла, что Алекс не хотела, чтобы ей снова причинили боль. Но она ничего не могла изменить. Жребий брошен, Меган с Джексоном почувствовали взаимное влечение. Алекс поставила стакан и откашлялась.
– Мы будем заказывать?
Глава 9
Примерно через год после того, как Клементина приехала в Нью-Йорк, ее фотографии стали появляться в журналах для женщин. Артур хотел действовать не спеша, писала Клементина в письмах Алекс. У него был план: возбудить к ней интерес ненавязчиво, постепенно привлекая внимание. Снимок в профиль в одном журнале, загадочный силуэт в другом. Существовала брешь в моделях, державшихся в тени, и Клементина на какое-то время собиралась заполнить эту брешь. Она создавала ауру таинственности, никоим образом не позволяя публике узнать слишком много. Артур учил ее не высовываться, оставлять что-нибудь про запас. По крайней мере, до тех пор, пока у рекламодателей слюнки не потекут от желания узнать больше.
Это не заставило себя долго ждать. Спустя пару месяцев случайные звонки от малочисленных фотографов и рекламных агентов превратились в непрекращающийся поток. Но Артур, по-прежнему тянул время. Он не хотел делать из Клементины посредственную модель. Она будет звездой. Она станет фотомоделью, о которой будут говорить, как о самой красивой женщине в мире. Площадка для фотосъемок станет стартом для прыжка в мир большого кино. Артур уже добился, чтобы ее включили в список учащихся актерского класса Джона Даниэля в Нью-Йорке. А после киносъемок она начнет свои лекции, разъезжая по всей стране, помогая женщинам дорасти до независимости. Клементина как никогда раньше была полна решимости изменить мир.
Алекс сидела на кровати и читала последнее письмо Клементины. Ее контракт с «Амор Парфюм» подписан. Компания начнется в октябре, снимки появятся в «Космополите» и «Моде».
«Фотографии такие вызывающие, – писала Клементина. – На той, что появится в «Космополите» я сижу на скале. Мы снимали в Нантуки. Боже, там было так холодно, а реклама предполагает лето. Как бы то ни было, на мне был золотистый сплошной купальник, низко-вырезанный на груди, и высоко на бедрах. Спина выгнута, глаза закрыты. Это неправдоподобно – соблазнительно, если можно так выразиться. У меня такое чувство, что снимок станет «гвоздем» сезона. Артур тоже так думает»
Артур упоминался постоянно. Артур сказал то, Артур хотел, чтобы я сделала это… Клементина редко писала о Конноре. Вот тебе и любовь. Вздор, и ничего больше.
Каждый раз, когда Алекс читала письма Клементины, или видела снимок в журнале, или изучала очередную вырезку о «молодой обещающей звезде», что присылала ей Клементина, приходилось прилагать усилия, чтобы не позволить ревности захлестнуть ее. Клементине не надо было даже стараться. Она просто улетела в Нью-Йорк и вскочила в скорый поезд, идущий в мир звезд. А Алекс в Беркли постоянно училась, и ей предстояло еще шесть лёт прорываться сквозь учебные планы университета.
Алекс не успела окунуться в приступ жалости к себе, потому что зазвонил телефон. Она поспешила в гостиную и взяла трубку.
– Что ты наденешь сегодня вечером?
Алекс рассмеялась и присела на тахту.
– Черт побери, Мег, даже не поздоровалась, не спросила, как дела.
– Извини. Просто, я никогда не знаю, что делать. В конечном счете, я всегда выгляжу как разнаряженный павлин или ободранная кошка.
– Не волнуйся. Мы идем только в «Сализар». И ты, Меган, не собираешься встречаться с английской королевой. Всего лишь с Джексоном. А он, поверь мне, не такой уж волнующий мужчина.
Джексон вошел в комнату и свирепо взглянул на нее, Алекс в ответ показала ему язык.
– Во сколько мы встречаемся?
– В половине восьмого. Пока, Меган.
Джексон встал позади Алекс и, как только она повесила трубку, сунул пальцы ей под мышки и принялся щекотать. Смеясь и сражаясь, они свалились на пол. Джексон был сильнее, но Алекс проворнее, и время от времени ей удавалось угостить его ударом кулаком.
Она лягалась и била Джексона по коленкам до тех пор, пока он не отпустил ее. Забравшись наверх, Алекс прижала его руки к полу.
– Хорошо же, мистер Холлиэлл, Вы сами напросились на это. Прежде, чем Джексон сумел остановить ее, Алекс задрала его рубашку, и руки ее скользнули к бокам поверженного врага. Она щекотала его, пока слезы не побежали по щекам Джексона.
* * *
Меган пришла в ресторан первой. Она всегда появлялась первой. Меган никуда не опаздывала – ни на обед, ни на свидание, ни на прием у дантиста. Официант провел ее к столику, и она в одиночестве уселась за него.Зная, что понятие Алекс об обычности может означать, что угодно, от шорт и рубашки с бретельками до вечернего платья, Меган оделась в светло-желтое шерстяное платье с белым поясом по талии, повесив нитку жемчуга на шею.
Она беспричинно нервничала. В конце концов, это просто обед с Алекс и ее товарищем по комнате, Джексоном, о котором Меган так много слышала. Практически, она уже знает его. И все-таки ладони ее вспотели, а сердце бешено колотилось в груди. С ней всегда так, когда она знакомиться с новыми людьми. Важно произвести хорошее первое впечатление, у нее только один шанс.
Меган услышала Алекс прежде, чем увидела. Сначала появился раскатистый, от всей души смех, заставивший улыбнуться окружающих. Меган, как и все остальные, повернула голову к входной двери. Алекс и Джексон приближались к ней.
– Бог мой, ты выглядишь прекрасно, – воскликнула Алекс, целуя ее в щеку.
Она отступила в сторону, и Меган могла впервые увидеть Джексона во всей его красе.
– Это моя лучшая подруга, Меган, – произнесла Алекс. – Меган это – мой другой лучший друг, Джексон.
– Так приятно наконец-то познакомиться с Вами, – сказал Джексон, пожимая ее руку. – Я так много слышал о Вас.
Меган гадала, заметил ли он ее дрожь. Она была уверена, что все лицо у нее трясется как желе, хотя будь так, Алекс обязательно, что-нибудь ляпнула. Меган предполагала, что Джексон красив. Но он оказался самым красивым из всех мужчин, что она видела в своей жизни. Алекс не стала бы жить с кем попало. Хотя, вообще-то, Алекс говорила, что они друзья, и она не хочет никакой связи. Меган удивлялась, как Алекс может жить с ним и не хотеть его.
Джексон сел рядом с Меган, а Алекс заняла место напротив. Джексон удивлялся, почему Алекс не упоминала, какая хорошенькая у нее подруга. Из того, что говорила Алекс, он представлял Меган совсем иначе – пухленькой, тяжеловатой и определенно не такой красавицей. Какая она необыкновенно нежная. Он знал, что Алекс любит подругу, и все же она часто выставляла Меган в своих рассказах ничтожной и незначительной, как будто ее спокойное восприятие жизни умаляло ее достоинства.
Как только Алекс и Меган начали разговор, Джексон воспользовался возможностью получше рассмотреть Меган. Даже в полумраке ее волосы искрились и мерцали, отливая золотом. А голубые глаза он видел лишь мельком, так как Меган избегала его взгляда. Смешно, подумал Джексон, хотя он только что познакомился с ней, она уже выделяла его, заставляла почувствовать себя выше и сильнее, подобно самоотверженным героям, в хорошем боевике.
– Рыба здесь действительно великолепна, – услышал он голос Алекс. – Особенно палтус. Как насчет вина?
Джексон и Меган согласились и сделали заказ. Когда вино принесли, Джексон наполнил бокалы и предложил тост.
– За старых друзей и за новых друзей.
Меган рискнула взглянуть на него и сразу же растворилась в глубине его глаз. Она подняла бокал к губам и выпила. Теплая волна прошла по телу, а она все еще не могла отвести взор.
Джексон пристально смотрел не нее, мысленно сортируя назначенные свидания, меняя, выискивая свободные часы, и размышляя не были ли кое-какие из его идей о ненужности прочных связей ошибочны. Он как наяву представил Меган, в одной из своих рабочих рубах, с волосами, распущенными по плечам, с раскрытыми для него объятиями, ждущую его любви.
Джексона охватило внезапное желание быть нужным кому-то.
Алекс внимательно посмотрела на них и вздохнула. Она поняла, что удар попал в цель. Несмотря на уверения Джексона, что он может прекрасно обходиться без женщин, в глубине души он стремился иметь кого-то, кто любил бы его. И бог свидетель, Меган была создана именно для любви.
Когда Алекс взглянула на Меган, то заметила проблески надежды, заплясавшие в ее глазах. Она знала, что нет большего возбуждения, чем в эти моменты, когда главное еще впереди, когда все еще возможно. Появился новый мужчина, и мир стал свежим и цветущим, как будто счистили старую грязь с оконных стекол, и они заблестели. Меган терялась в догадках, позвонит ли он ей, и что она скажет, и когда произойдет первое прикосновение, и какие чувства оно вызовет. И Алекс, с безумной силой, лишающей ее способности дышать, ощутила странное желание очутиться на месте Меган, почувствовать сумасшедшее биение сердца, стать бесхитростной и простодушной настолько, что согласиться отдать за любовь душу.
Это чувство, слава богу, утихало, и она снова стала прежней Алекс – сильной, уверенной, одинокой. Она захлопнула вход всем нежелательным мыслям, как будто все ее эмоции рассортированы по отдельным ящикам, и то, что мешает, можно закрыть на секретный полицейский замок.
Алекс наблюдала, как Меган и Джексон не сводят друг с друга глаз, и удивлялась, почему ей так неуютно и нехорошо. Она хотела, чтобы они были вместе, именно поэтому устроила этот обед. И все-таки, что-то было не так, не хватало какой-то составной части, которую она никак не могла определить. Они явно тянулись друг к другу, но Алекс чувствовала беспокойство. Меган уже столько испытала, через столько прошла, что Алекс не хотела, чтобы ей снова причинили боль. Но она ничего не могла изменить. Жребий брошен, Меган с Джексоном почувствовали взаимное влечение. Алекс поставила стакан и откашлялась.
– Мы будем заказывать?
Глава 9
До встречи с Джексоном дни Меган тянулись уныло и однообразно, она никуда не ходила, ей до смерти надоело все вокруг. Студенческая жизнь в университете Сан-Франциско была абсолютно монотонной, один день походил на другой, как близнецы – писанина, учеба, контрольные, лекции, экзамены и т. д. Алекс говорила, что надо подождать. Пройдет немного времени, и Меган почувствует, что она на своем месте. Нужно только побольше самолюбия и целеустремленности, нужно поставить перед собой престижную цель, и желание достигнуть ее, превратить учебу в возбуждающий и стимулирующий процесс.
Если Меган и удалось чем-то озадачиться и заболеть, то только совершенно неуместной болезнью «я хочу домой», от которой она мучилась и в средней школе, но теперь, вместо капитанов футбольных команд и их болельщиков ее окружали «умные головы» и политические деятели, все целеустремленные и обещающие. И среди них затесалась Меган, притворяясь ради спокойствия родителей, что ей безумно нравится учиться, и пытаясь понять, что же ей надо для счастья, и найдет ли она его когда-нибудь.
Оценки у Меган были средние, но у нее не возникало ни малейшего желания заниматься лучше, для этого просто не было повода.
Идея стать социальной служащей и помогать людям, звучала привлекательно, но Меган вовсе не хотелось все четыре года трудиться в поте лица, ради того, чтобы получить степень бакалавра. А потом мучиться еще год, чтобы добиться степени магистра общественных наук. Это напоминало летние каникулы, проведенные с родителями, а не с друзьями, когда дни тянутся мучительно долго и тоскливо.
Алекс советовала ей мысленно представить свою жизнь через десять лет – увидеть себя в собственном кабинете, с дипломами на стенах, во время работы с трудными подростками или детьми из неблагополучных семей; а вечером она идет домой, довольная, что сумела кому-то помочь. После подобных разговоров, Меган всегда задавала один и тот же вопрос: «А чего ради я возвращаюсь домой? Ждет ли меня кто-нибудь за дверью? Живу ли я за городом в доме «стиле ранчо, где каждый день светит солнце, или я по-прежнему в Саусалито и возвращаюсь домой к родителям?» Это был один из тех редких вопросов в ее жизни, на который Алекс не могла дать ответ.
Алекс и Клементина убеждали Меган переехать от родителей, найти квартиру, или, по крайней мере, поселиться в общежитии университета. Меган не видела в этом большого смысла. Она не хотела жить одна, а в университете у нее не было знакомых, которых она знала бы настолько хорошо, чтобы поселиться вместе. Что касается общежития, она и так ненавидит университет. Зачем же добавлять еще оскорблений и растравлять раны постоянным присутствием на его территории?
Меган напоминала путника с трудом идущего против ветра. Она посещала занятия, училась, время от времени выбиралась куда-нибудь с Алекс, иногда ходила выпить кофе с однокурсниками, отвечала на письма Клементины.
«Я в восторге, что в твоей жизни произошло столько хороших, чтобы – быть – правдой, событий», – писала она с треском роняя ручку после каждого предложения. Меган старалась, как можно быстрее закончить письмо и забыть о нем. Она любила подругу и не понимала, почему успех Клементины был столь горькой пилюлей, что она никак не могла проглотить ее. Возможно, это напоминало, что не все женщины сотворены равными, и счастье достается не каждой.
Меган ела без всякого аппетита, смотрела телевизор, читала по семь рыцарских романов в неделю и спала. А ведь ей было только девятнадцать. Она знала, что нельзя ограничиваться таким пресным существованием, должно быть что-то еще. Нельзя ведь всю жизнь понуро плестись вперед, без всякой надежды, без цели, без сияющих перспектив на горизонте. Должно быть что-то волнующее, заставляющее ощутить себя полной жизни, энергии, желаний. Встретив Джексона, Меган нашла это «что-то».
Потратив уйму времени на сборы, рано утром она приехала в парк. Пришлось потрудиться, чтобы не переборщить с косметикой, вдруг они проведут время на воздухе, и, конечно же, не хотелось бы выглядеть бледной, если случайно придется бродить по сумрачным музейным залам.
И, как всегда, волновал выбор одежды. Утром, когда она выглянула в окно, ярко светило солнце, но после обеда в сентябре бывает прохладно. Подумав, Меган выбрала широкие в складку бежевые брюки и темно-зеленый свитер. Прежде, чем выйти из дома, она пристально оглядела себя в зеркале – на нее смотрели сияющие глаза, придавая ей особую привлекательность и очарование. Удивительно, подумала Меган, как небольшое волнение может изменить внешность человека.
Она села на скамейку перед входом в музей и приготовилась ждать. В парке было полно людей. Молчаливые родители со сверхактивными детьми направлялись к музею и планетарию. Мимо нее, по тропинкам среди деревьев, держась за руки, проходили парочки или приятели, оживленно беседующие о своих делах. Длинноволосые потрепанные хиппи расположились на лужайке и играли на гитарах, а старички изучали шахматные партии, не обращая внимания на ограничение времени, тщательно обдумывая свои очередные ходы.
Меган закрыла глаза, не желая никого видеть, и подставила лицо солнцу. Его тепло оказывало волшебное действие, согревая кожу и наполняя радостью, которая возникает только в первые дни любви, когда внутри все поет, краски вокруг яркие и буйные, чувства свежи, а надежды бесконечны.
Джексон стоял, прислонившись к стене музея, и наблюдал за Меган. Казалось невероятным, что всего лишь неделю назад он не знал ее, никогда не видел прежде, никогда не ощущал столь неистовых чувств, бушующих внутри. Должно быть, они встречались раньше, знали друг друга в предыдущей жизни. Они были связаны друг с другом, могли читать мысли друг друга, понимать без слов. Когда Меган смеялась, он улыбался, радуясь ее счастью. Когда она ушла, он почувствовал себя безжизненным и опустошенным, как будто часть его самого ушла вместе с Меган.
Из того, что Алекс рассказывала ему и что он узнал тем вечером, Джексон понимал, что они совершенно непохожи. Меган была застенчивой, робкой, неуверенной в себе. Он же отличался напористостью, авантюрностью и уверенностью. Но когда он смотрел на нее, любовался ее лицом, подставленным солнцу, и на лице и в волосах ее золотистыми искорками играли солнечные лучи, ничто не имело значения. Благодаря Меган, Джексон чувствовал себя полным жизненных сил, уверенным, здоровым, настоящим мужчиной. Все остальное, вроде несовместимых целей, образа жизни или темпераментов, меркло в сравнении с этим чувством… Джексон направился к Меган.
– Привет, – сказал он.
Меган быстро открыла глаза и неловко встала, как будто он смог проникнуть в ее мысли, застав в романтических грезах.
– Привет.
Джексон улыбнулся, и выражение, пойманного в ловушку зверька, исчезло из глаз девушки. Меган расправила плечи и расслабилась.
– Я подумал, что мы могли бы немного погулять, – предложил Джексон, – и поговорить.
Она кивнула и взяла Джексона под руку. Они спустились по ступенькам к одной из затененных деревьями тропинок.
– Я рад, что ты пришла, – мягко произнес он, когда позади замерли звуки толпы, гитар, детских голосов, и они остались наедине с ветром и птицами.
– Я тоже.
Джексон взглянул на нее и вновь уставился на тропинку под ногами.
– Может показаться странным, Меган, но у меня такое чувство, что я всю жизнь знал тебя. Как будто нам не нужны слова, я и так знаю твои мысли, а ты знаешь, что думаю я. Разве это не безумие?
Меган вздрогнула, когда Джексон произнес ее имя. Если бы только она могла слышать, как он говорит это каждый день, возвращаясь с работы домой и, целуя ее, лежа в постели, свернувшись клубочком после любовных ласк; утром, когда она просыпалась бы возле него. С ним было так хорошо. Как только она могла думать, что между ней и Тони серьезное увлечение. То было просто детской игрой, ребенок, притворяющийся влюбленным, без настоящего чувства. А вот это – сама жизнь. Джексон такой добрый, сердечный и честный. Он не обидит ее.
– Нет, я не думаю, что это безумие, – ответила она, в конце концов, вдыхая чистый запах деревьев, с листьев которых вчерашний дождь смыл всю пыль. – У меня точно такое же ощущение.
Джексон улыбнулся, восторженно и тепло, и покрепче прижал ее руку.
– Ну что ж, тогда я хочу провести с тобой весь день. Мы все будем делать вместе. Сначала пообедаем, а потом – все, что ты пожелаешь. Прогулка по пристани, Китайский город, магазины, все, что угодно. Только, чтобы ты была счастлива.
Казалось невероятным, что он не шутит, что из всех вещей, которыми он мог заняться, из всех людей, с которыми он мог быть, он выбрал ее. И все-таки его ярко-зеленые глаза смотрели серьезно, и смотрели только на нее, а не по сторонам, выискивая, какие развлечения он упускает. Джексон повел ее к улице, где оставил свою машину. Меган была уверена, что все прохожие глазеют на них, изумляясь счастью, исходящему от ее тела, подобно лунному свету. Она не могла удержаться от желания улыбаться незнакомым людям, чтобы они тоже разделили ее радость. Пусть весь мир считает ее немного не в себе, подумала Меган. Она влюбилась. И этим объяснялось все.
Джексон потянулся и взял ее маленькую ручку в свою. Он и раньше брал ее руку, например, когда они бежали к кабинке на канатной дороге, но то было совсем другое. Сейчас не было никакого предлога для этого прикосновения.
Меган по-прежнему молчала. Она болтала и смеялась почти весь день, а цветы, что он купил ей, и порция мороженого, съеденная одна на двоих, привели ее в такой же восторг, как у ребенка, обнаружившего, что его пасхальное яичко набито карамельками. В кабине фуникулера она вцепилась в перила и наклонилась вперед, смеясь и подставляя лицо ветру. Джексон, узнал, что она прожила в районе залива всю жизнь и ни разу не каталась на канатной дороге, был просто потрясен. Но в этом и состояла часть обаяния Меган. Она жила, и в то же время не жила, была частичкой этого мира, и ухитрялась ничего не знать о нем. Джексон почувствовал себя учителем, открывающим прекрасные стороны жизни, и как получать от них удовольствие и извлекать наслаждение, как без страха, с высоко поднятой головой, встречать каждое мгновение. За ланчем, пока они поедали гамбургеры, Меган рассказала ему о родителях, с их самым дорогим домом на самом дорогом холме в Саусалито. Когда они прогуливались вдоль причала, она говорила об университете, об отсутствии всякого энтузиазма, скучной жизни, которая тянулась без малейшего просвета, пока она не встретила его. Меган, так и сказала – пока не встретила его. В машине Джексон подождал, чтобы свет фар, проезжавшей мимо машины, скрылся вдали и сжал руку Меган.
– Тебе понравился сегодняшний день? – спросил он.
– О, да! – ответила Меган, поворачиваясь к нему.
– Вот и хорошо.
Наступила неловкая пауза. Они оба смотрели прямо перед собой, сосредоточив все внимание на машинах, подростках, притаившихся в лесочке, на чем угодно, только бы не смотреть друг на друга. Меган закусила губу, удивляясь, куда исчезла вся та легкость, что была между ними целый день. Почему нельзя просто перепрыгнуть через всю эту стадию, неловкую, неясную, запутанную стадию, и сразу перейти к мирным, дружеским отношениям, вроде тех, что существуют между парочками в книгах и кинофильмах? Меган вздохнула.
– Ты хочешь домой? – спросил Джексон.
Меган резко отпрянула, выдергивая руку, и рванулась к дверце:
– Хорошо. Только мне надо найти ключи.
Она наклонилась, чтобы поднять с пола сумочку, но Джексон перехватил ее трясущиеся руки прежде, чем она дотронулась до нее.
– Посмотри на меня, Меган, – мягко сказал он.
Так как Меган по-прежнему отводила взгляд, Джексон освободил одну руку и повернул ее голову к себе. Он ничего не сказал, просто смотрел до тех пор, пока не заметил слезы, блеснувшие в ее глазах.
– Я не хочу, чтобы ты уходила, – прошептал он.
Казалось, она тает прямо у него на глазах и растворяется слой страха, покрывающий ее лицо.
– Ты знаешь, что можешь доверять мне.
Меган кивнула, боясь произнести хоть слово, опасаясь, что при малейшем звуке Джексон исчезнет как легкий далекий мираж. Он наклонился, и его губы так нежно прикоснулись к ее щеке, как будто он боялся причинить боль. Меган закрыла глаза, и Джексон осушил поцелуями влагу в уголках ее век.
– О, Меган, – произнес он. Она обняла его за шею и крепко прижалась к нему. – Я никогда не ощущал такого счастья. Мне так хорошо с тобой.
Меган зарылась лицом в волосы Джексона, вздыхая аромат травы, кожи, и потерлась щекой о его воротник.
– Пожалуйста, не позволяй мне уйти, – прошептала она.
Он обнял Меган так сильно, что перехватило дыхание.
– Никогда. Никогда, Меган.
Она не выпила ни капли алкоголя, и все-таки чувствовала себя опьяневшей, так что ей приходилось из всех сил цепляться за руль. Она улыбалась проезжавшим мимо мотоциклистам, хотя в темноте они не могли видеть ее.
Меган Холлиэлл. Она произносила эти слова, наслаждаясь каждым слогом. Миссис Меган Холлиэлл. На ней, конечно же, будет белое платье. Пару месяцев назад на обложке свадебного журнала она видела платье, – о котором мечтала – с вышитыми кружевами по воротнику, двенадцатью оборками на юбке, падающими до самого пола. Пи нравилось, что Джексон намного выше ее, поэтому она наденет белые атласные туфельки, похожие на пуанты балерины. И, конечно, вуаль, стыдливо скрывающую ее лицо, которую Джексон медленно приподнимет, чтобы поцеловать и скрепить таким образом клятву верности.
Меган рассмеялась, подъезжая к мосту Золотистых Ворот. Огни на заливе были восхитительны, словно тысяча свечей, зажженных специально для нее. Клементина не похвалила бы ее за поспешные мечты. Не торопись, наберись терпения, не теряй голову, пока не выяснишь точно, к чему вы с Джексоном стремитесь. Ну что же, возможно, все это хорошо и прекрасно для мисс Монтгомери, королевы фотомоделей, которая в состоянии получить любого, кого захочет. Но для таких, как Меган, такой парень как Джексон Холлиэлл попадается раз в жизни, если судьба вообще преподносит такой подарок. Если она не отхватит его сейчас, у нее никогда не будет другой возможности. Она слишком заурядна, чтобы второй раз привлечь подобного ему парня.
Если Меган и удалось чем-то озадачиться и заболеть, то только совершенно неуместной болезнью «я хочу домой», от которой она мучилась и в средней школе, но теперь, вместо капитанов футбольных команд и их болельщиков ее окружали «умные головы» и политические деятели, все целеустремленные и обещающие. И среди них затесалась Меган, притворяясь ради спокойствия родителей, что ей безумно нравится учиться, и пытаясь понять, что же ей надо для счастья, и найдет ли она его когда-нибудь.
Оценки у Меган были средние, но у нее не возникало ни малейшего желания заниматься лучше, для этого просто не было повода.
Идея стать социальной служащей и помогать людям, звучала привлекательно, но Меган вовсе не хотелось все четыре года трудиться в поте лица, ради того, чтобы получить степень бакалавра. А потом мучиться еще год, чтобы добиться степени магистра общественных наук. Это напоминало летние каникулы, проведенные с родителями, а не с друзьями, когда дни тянутся мучительно долго и тоскливо.
Алекс советовала ей мысленно представить свою жизнь через десять лет – увидеть себя в собственном кабинете, с дипломами на стенах, во время работы с трудными подростками или детьми из неблагополучных семей; а вечером она идет домой, довольная, что сумела кому-то помочь. После подобных разговоров, Меган всегда задавала один и тот же вопрос: «А чего ради я возвращаюсь домой? Ждет ли меня кто-нибудь за дверью? Живу ли я за городом в доме «стиле ранчо, где каждый день светит солнце, или я по-прежнему в Саусалито и возвращаюсь домой к родителям?» Это был один из тех редких вопросов в ее жизни, на который Алекс не могла дать ответ.
Алекс и Клементина убеждали Меган переехать от родителей, найти квартиру, или, по крайней мере, поселиться в общежитии университета. Меган не видела в этом большого смысла. Она не хотела жить одна, а в университете у нее не было знакомых, которых она знала бы настолько хорошо, чтобы поселиться вместе. Что касается общежития, она и так ненавидит университет. Зачем же добавлять еще оскорблений и растравлять раны постоянным присутствием на его территории?
Меган напоминала путника с трудом идущего против ветра. Она посещала занятия, училась, время от времени выбиралась куда-нибудь с Алекс, иногда ходила выпить кофе с однокурсниками, отвечала на письма Клементины.
«Я в восторге, что в твоей жизни произошло столько хороших, чтобы – быть – правдой, событий», – писала она с треском роняя ручку после каждого предложения. Меган старалась, как можно быстрее закончить письмо и забыть о нем. Она любила подругу и не понимала, почему успех Клементины был столь горькой пилюлей, что она никак не могла проглотить ее. Возможно, это напоминало, что не все женщины сотворены равными, и счастье достается не каждой.
Меган ела без всякого аппетита, смотрела телевизор, читала по семь рыцарских романов в неделю и спала. А ведь ей было только девятнадцать. Она знала, что нельзя ограничиваться таким пресным существованием, должно быть что-то еще. Нельзя ведь всю жизнь понуро плестись вперед, без всякой надежды, без цели, без сияющих перспектив на горизонте. Должно быть что-то волнующее, заставляющее ощутить себя полной жизни, энергии, желаний. Встретив Джексона, Меган нашла это «что-то».
* * *
Не теряя времени, Джексон назначил Меган свидание. Он узнал ее номер от Алекс, позвонил на следующий день и предложил ей встретиться в субботу в парке у Золотистых Ворот перед входом в музей. Меган надеялась, что он позвонит. Каждой клеточкой своего тела она желала, чтобы зазвонил телефон, а когда звонок наконец раздался, с трудом нашла в себе силы поднять трубку. Голос Джексона звучал мягко и нежно. Меган вообразила, что он посылает через трубку свое дыхание, и оно щекочет ей ухо и ласкает волосы. Меган глубоко вздохнула, вернулась к реальности и, конечно, ответила «да».Потратив уйму времени на сборы, рано утром она приехала в парк. Пришлось потрудиться, чтобы не переборщить с косметикой, вдруг они проведут время на воздухе, и, конечно же, не хотелось бы выглядеть бледной, если случайно придется бродить по сумрачным музейным залам.
И, как всегда, волновал выбор одежды. Утром, когда она выглянула в окно, ярко светило солнце, но после обеда в сентябре бывает прохладно. Подумав, Меган выбрала широкие в складку бежевые брюки и темно-зеленый свитер. Прежде, чем выйти из дома, она пристально оглядела себя в зеркале – на нее смотрели сияющие глаза, придавая ей особую привлекательность и очарование. Удивительно, подумала Меган, как небольшое волнение может изменить внешность человека.
Она села на скамейку перед входом в музей и приготовилась ждать. В парке было полно людей. Молчаливые родители со сверхактивными детьми направлялись к музею и планетарию. Мимо нее, по тропинкам среди деревьев, держась за руки, проходили парочки или приятели, оживленно беседующие о своих делах. Длинноволосые потрепанные хиппи расположились на лужайке и играли на гитарах, а старички изучали шахматные партии, не обращая внимания на ограничение времени, тщательно обдумывая свои очередные ходы.
Меган закрыла глаза, не желая никого видеть, и подставила лицо солнцу. Его тепло оказывало волшебное действие, согревая кожу и наполняя радостью, которая возникает только в первые дни любви, когда внутри все поет, краски вокруг яркие и буйные, чувства свежи, а надежды бесконечны.
Джексон стоял, прислонившись к стене музея, и наблюдал за Меган. Казалось невероятным, что всего лишь неделю назад он не знал ее, никогда не видел прежде, никогда не ощущал столь неистовых чувств, бушующих внутри. Должно быть, они встречались раньше, знали друг друга в предыдущей жизни. Они были связаны друг с другом, могли читать мысли друг друга, понимать без слов. Когда Меган смеялась, он улыбался, радуясь ее счастью. Когда она ушла, он почувствовал себя безжизненным и опустошенным, как будто часть его самого ушла вместе с Меган.
Из того, что Алекс рассказывала ему и что он узнал тем вечером, Джексон понимал, что они совершенно непохожи. Меган была застенчивой, робкой, неуверенной в себе. Он же отличался напористостью, авантюрностью и уверенностью. Но когда он смотрел на нее, любовался ее лицом, подставленным солнцу, и на лице и в волосах ее золотистыми искорками играли солнечные лучи, ничто не имело значения. Благодаря Меган, Джексон чувствовал себя полным жизненных сил, уверенным, здоровым, настоящим мужчиной. Все остальное, вроде несовместимых целей, образа жизни или темпераментов, меркло в сравнении с этим чувством… Джексон направился к Меган.
– Привет, – сказал он.
Меган быстро открыла глаза и неловко встала, как будто он смог проникнуть в ее мысли, застав в романтических грезах.
– Привет.
Джексон улыбнулся, и выражение, пойманного в ловушку зверька, исчезло из глаз девушки. Меган расправила плечи и расслабилась.
– Я подумал, что мы могли бы немного погулять, – предложил Джексон, – и поговорить.
Она кивнула и взяла Джексона под руку. Они спустились по ступенькам к одной из затененных деревьями тропинок.
– Я рад, что ты пришла, – мягко произнес он, когда позади замерли звуки толпы, гитар, детских голосов, и они остались наедине с ветром и птицами.
– Я тоже.
Джексон взглянул на нее и вновь уставился на тропинку под ногами.
– Может показаться странным, Меган, но у меня такое чувство, что я всю жизнь знал тебя. Как будто нам не нужны слова, я и так знаю твои мысли, а ты знаешь, что думаю я. Разве это не безумие?
Меган вздрогнула, когда Джексон произнес ее имя. Если бы только она могла слышать, как он говорит это каждый день, возвращаясь с работы домой и, целуя ее, лежа в постели, свернувшись клубочком после любовных ласк; утром, когда она просыпалась бы возле него. С ним было так хорошо. Как только она могла думать, что между ней и Тони серьезное увлечение. То было просто детской игрой, ребенок, притворяющийся влюбленным, без настоящего чувства. А вот это – сама жизнь. Джексон такой добрый, сердечный и честный. Он не обидит ее.
– Нет, я не думаю, что это безумие, – ответила она, в конце концов, вдыхая чистый запах деревьев, с листьев которых вчерашний дождь смыл всю пыль. – У меня точно такое же ощущение.
Джексон улыбнулся, восторженно и тепло, и покрепче прижал ее руку.
– Ну что ж, тогда я хочу провести с тобой весь день. Мы все будем делать вместе. Сначала пообедаем, а потом – все, что ты пожелаешь. Прогулка по пристани, Китайский город, магазины, все, что угодно. Только, чтобы ты была счастлива.
Казалось невероятным, что он не шутит, что из всех вещей, которыми он мог заняться, из всех людей, с которыми он мог быть, он выбрал ее. И все-таки его ярко-зеленые глаза смотрели серьезно, и смотрели только на нее, а не по сторонам, выискивая, какие развлечения он упускает. Джексон повел ее к улице, где оставил свою машину. Меган была уверена, что все прохожие глазеют на них, изумляясь счастью, исходящему от ее тела, подобно лунному свету. Она не могла удержаться от желания улыбаться незнакомым людям, чтобы они тоже разделили ее радость. Пусть весь мир считает ее немного не в себе, подумала Меган. Она влюбилась. И этим объяснялось все.
* * *
Поздно вечером они сидели в темном убежище машины Джексона и молчали. Снаружи, несколько мужчин бегали трусцой. Конный полицейский направил лошадь за угол и скрылся из вида, а луна, как беглый арестант, пряталась за облаками. Машина Меган стояла в нескольких футах.Джексон потянулся и взял ее маленькую ручку в свою. Он и раньше брал ее руку, например, когда они бежали к кабинке на канатной дороге, но то было совсем другое. Сейчас не было никакого предлога для этого прикосновения.
Меган по-прежнему молчала. Она болтала и смеялась почти весь день, а цветы, что он купил ей, и порция мороженого, съеденная одна на двоих, привели ее в такой же восторг, как у ребенка, обнаружившего, что его пасхальное яичко набито карамельками. В кабине фуникулера она вцепилась в перила и наклонилась вперед, смеясь и подставляя лицо ветру. Джексон, узнал, что она прожила в районе залива всю жизнь и ни разу не каталась на канатной дороге, был просто потрясен. Но в этом и состояла часть обаяния Меган. Она жила, и в то же время не жила, была частичкой этого мира, и ухитрялась ничего не знать о нем. Джексон почувствовал себя учителем, открывающим прекрасные стороны жизни, и как получать от них удовольствие и извлекать наслаждение, как без страха, с высоко поднятой головой, встречать каждое мгновение. За ланчем, пока они поедали гамбургеры, Меган рассказала ему о родителях, с их самым дорогим домом на самом дорогом холме в Саусалито. Когда они прогуливались вдоль причала, она говорила об университете, об отсутствии всякого энтузиазма, скучной жизни, которая тянулась без малейшего просвета, пока она не встретила его. Меган, так и сказала – пока не встретила его. В машине Джексон подождал, чтобы свет фар, проезжавшей мимо машины, скрылся вдали и сжал руку Меган.
– Тебе понравился сегодняшний день? – спросил он.
– О, да! – ответила Меган, поворачиваясь к нему.
– Вот и хорошо.
Наступила неловкая пауза. Они оба смотрели прямо перед собой, сосредоточив все внимание на машинах, подростках, притаившихся в лесочке, на чем угодно, только бы не смотреть друг на друга. Меган закусила губу, удивляясь, куда исчезла вся та легкость, что была между ними целый день. Почему нельзя просто перепрыгнуть через всю эту стадию, неловкую, неясную, запутанную стадию, и сразу перейти к мирным, дружеским отношениям, вроде тех, что существуют между парочками в книгах и кинофильмах? Меган вздохнула.
– Ты хочешь домой? – спросил Джексон.
Меган резко отпрянула, выдергивая руку, и рванулась к дверце:
– Хорошо. Только мне надо найти ключи.
Она наклонилась, чтобы поднять с пола сумочку, но Джексон перехватил ее трясущиеся руки прежде, чем она дотронулась до нее.
– Посмотри на меня, Меган, – мягко сказал он.
Так как Меган по-прежнему отводила взгляд, Джексон освободил одну руку и повернул ее голову к себе. Он ничего не сказал, просто смотрел до тех пор, пока не заметил слезы, блеснувшие в ее глазах.
– Я не хочу, чтобы ты уходила, – прошептал он.
Казалось, она тает прямо у него на глазах и растворяется слой страха, покрывающий ее лицо.
– Ты знаешь, что можешь доверять мне.
Меган кивнула, боясь произнести хоть слово, опасаясь, что при малейшем звуке Джексон исчезнет как легкий далекий мираж. Он наклонился, и его губы так нежно прикоснулись к ее щеке, как будто он боялся причинить боль. Меган закрыла глаза, и Джексон осушил поцелуями влагу в уголках ее век.
– О, Меган, – произнес он. Она обняла его за шею и крепко прижалась к нему. – Я никогда не ощущал такого счастья. Мне так хорошо с тобой.
Меган зарылась лицом в волосы Джексона, вздыхая аромат травы, кожи, и потерлась щекой о его воротник.
– Пожалуйста, не позволяй мне уйти, – прошептала она.
Он обнял Меган так сильно, что перехватило дыхание.
– Никогда. Никогда, Меган.
* * *
Меган медленно ехала домой.Она не выпила ни капли алкоголя, и все-таки чувствовала себя опьяневшей, так что ей приходилось из всех сил цепляться за руль. Она улыбалась проезжавшим мимо мотоциклистам, хотя в темноте они не могли видеть ее.
Меган Холлиэлл. Она произносила эти слова, наслаждаясь каждым слогом. Миссис Меган Холлиэлл. На ней, конечно же, будет белое платье. Пару месяцев назад на обложке свадебного журнала она видела платье, – о котором мечтала – с вышитыми кружевами по воротнику, двенадцатью оборками на юбке, падающими до самого пола. Пи нравилось, что Джексон намного выше ее, поэтому она наденет белые атласные туфельки, похожие на пуанты балерины. И, конечно, вуаль, стыдливо скрывающую ее лицо, которую Джексон медленно приподнимет, чтобы поцеловать и скрепить таким образом клятву верности.
Меган рассмеялась, подъезжая к мосту Золотистых Ворот. Огни на заливе были восхитительны, словно тысяча свечей, зажженных специально для нее. Клементина не похвалила бы ее за поспешные мечты. Не торопись, наберись терпения, не теряй голову, пока не выяснишь точно, к чему вы с Джексоном стремитесь. Ну что же, возможно, все это хорошо и прекрасно для мисс Монтгомери, королевы фотомоделей, которая в состоянии получить любого, кого захочет. Но для таких, как Меган, такой парень как Джексон Холлиэлл попадается раз в жизни, если судьба вообще преподносит такой подарок. Если она не отхватит его сейчас, у нее никогда не будет другой возможности. Она слишком заурядна, чтобы второй раз привлечь подобного ему парня.