Страница:
– Ты хочешь быть со мной? – спросил Коннор, по-прежнему стоя к ней спиной.
Голос его немного дрожал. Это была единственная трещина в защищающей его стальной броне. И неожиданно Клементина нашла ответ. Он нужен ей. Возможно, больше всего в жизни ей нужен сейчас именно Коннор. Клементина подошла и прижалась щекой к его спине.
– Я хочу тебя, Коннор.
Резко повернувшись, он притянул ее к себе. Обоих охватила дрожь, и они крепко прижались друг к другу, как будто недостаточно сильные объятия разлучат их навечно. Крепко обняв Клементину, Коннор повел ее к постели. Отблески неоновой рекламы красным светом играли на лицах. Коннор приподнял подбородок девушки.
– Ты не подумаешь, что я сумасшедший, если я скажу, что люблю тебя? – прошептал он.
Клементина ответила нежным поцелуем. Их первый поцелуй был похож на крылья бабочки, легко касающиеся цветка, и напоминал сладкий, восхитительный запах нектара. Клементина почувствовала, как выстроенная вокруг нее защита, когда она старалась показаться сильной и бесстрашной, сходит как ненужная кожа. Рядом с Коннором она могла быть просто Клементиной, не больше и не меньше.
– Я посчитала бы тебя ненормальным, если бы ты сказал, что не любишь меня.
Они снова поцеловались. Пальцы Коннора скользнули по ее шее вниз к груди. Облегающий свитер легко сполз с плеч Клементины, и Коннор прижался к ее телу. Задыхаясь от счастья, Клементина увлекла его на кровать. Никогда в жизни она не была столь уверена в своем поступке, как сейчас.
Клементина все еще никак не могла поверить, что прошел только один день после их встречи с Коннором. Казалось, они знакомы много лет, чуть ли не целую жизнь. Она была уверена, что знает о нем все. Его мечты были и ее мечтами, а тело Коннора так точно соответствовало ее изгибам и выпуклостям, что, казалось, они составляли единое целое. Коннор не торопил ее. Он был очень нежным и внимательным, легко касаясь ее тела, целуя, поглаживая, пока полный восторг не захватил Клементину. А когда он, в конце концов, овладел ею, прильнув, закрыв глаза и прижав к уху губы, шептавшие ее имя, Клементина очутилась на верху блаженства. Она лишь сожалела, что они потеряли так много времени за те годы, когда не были знакомы.
Коннор отсутствовал уже три часа. Что там происходит так долго? Или он подходит им, или нет, тянуть нечего. Но, конечно, он им понравится. Как может быть иначе? Он красив, умеет петь (он доказал это в машине по пути домой прошлой ночью, вовсю распевая «Марию»). Что им еще надо?
Клементина посмотрела на миссис Дуглас, поглощенную чтением последнего выпуска «Космополита». Появившись у дверей их дома, Клементина представилась как девушка, с которой Коннор провел ночь накануне, и протянула руку. Пробормотав приветствие, миссис Дуглас секунды две трясла ее, потом вернулась на тахту к своему журналу. С тех пор она там и сидела, поднявшись только пару раз за пивом. Она ничего не предлагала Клементине, а сама Клементина просить не решилась. Ей хотелось произвести приятное впечатление, но, казалось, у миссис Дуглас не все дома, так что впечатление производить было не на кого. Поэтому она вытащила из сумки книгу и читала в течение трех часов, не утруждая себя даже легкой беседой. Если матери Коннора это не надо, то ей и подавно.
Но не в силах преодолеть любопытство, она исподтишка поглядывала на миссис Дуглас. Клементина подивилась могуществу природы, сотворившей совершеннейшее дитя от столь несовершенной матери. Должно быть, произошел отсев генов, подумала она, при котором сохранился хороший материал и отбросился плохой. Коннор ни в чем не походил на свою мать. У нее дряблое тело, у него – сплошные мускулы, у него золотистые волосы, у нее – грязно-каштановые, у нее широкое невыразительное лицо, у него – угловатые и резко выраженные черты. Единственное объяснение – то, что отец Коннора был великолепным мужчиной. И, как и в случае с Клементиной, ребенок похож на него, благодаря Богу.
Пятнадцать минут– спустя в комнату ворвался Коннор, Он тяжело дышал, глаза его были красными. Клементина встала и ждала, пока он заговорит. Она ждала, ждала…
Наконец, он произнес:
– Я не знал, что ты будешь здесь.
– Я хотела узнать результат.
Коннор повернулся к матери, смотревшей поверх журнала.
– Да, как все прошло? – спросила она. Голос у нее был скрипучий, как будто очищенный наждачной бумагой.
Коннор взглянул на потолок, потом подошел к Клементине и взял ее за руку.
– Потребуется немного больше времени, чем я планировал, чтобы попасть в Голливуд, – голос его дрогнул, и хотя он старался держаться стойко и равнодушно, она заметила слезы в его глазах. – Ты подождешь? – спросил он.
Клементина обхватила его шею руками. Закрыв глаза, она слышала, как хлопнулся на тахту журнал, как торопливо простучали каблучки миссис Дуглас.
– Да, милый, я подожду.
Глава 6
Голос его немного дрожал. Это была единственная трещина в защищающей его стальной броне. И неожиданно Клементина нашла ответ. Он нужен ей. Возможно, больше всего в жизни ей нужен сейчас именно Коннор. Клементина подошла и прижалась щекой к его спине.
– Я хочу тебя, Коннор.
Резко повернувшись, он притянул ее к себе. Обоих охватила дрожь, и они крепко прижались друг к другу, как будто недостаточно сильные объятия разлучат их навечно. Крепко обняв Клементину, Коннор повел ее к постели. Отблески неоновой рекламы красным светом играли на лицах. Коннор приподнял подбородок девушки.
– Ты не подумаешь, что я сумасшедший, если я скажу, что люблю тебя? – прошептал он.
Клементина ответила нежным поцелуем. Их первый поцелуй был похож на крылья бабочки, легко касающиеся цветка, и напоминал сладкий, восхитительный запах нектара. Клементина почувствовала, как выстроенная вокруг нее защита, когда она старалась показаться сильной и бесстрашной, сходит как ненужная кожа. Рядом с Коннором она могла быть просто Клементиной, не больше и не меньше.
– Я посчитала бы тебя ненормальным, если бы ты сказал, что не любишь меня.
Они снова поцеловались. Пальцы Коннора скользнули по ее шее вниз к груди. Облегающий свитер легко сполз с плеч Клементины, и Коннор прижался к ее телу. Задыхаясь от счастья, Клементина увлекла его на кровать. Никогда в жизни она не была столь уверена в своем поступке, как сейчас.
* * *
Пока Коннор был на прослушивании, его мать и Клементина ожидали результатов в двухкомнатном домишке Дугласов в восточной части Саусалито. Вообще-то, Клементина должна была встретиться с консультантом по демонстрации одежды и договориться об осенней премьере мод, но она так нервничала, что не могла ни на чем сосредоточиться. Поэтому отменила назначенную встречу до следующего утра.Клементина все еще никак не могла поверить, что прошел только один день после их встречи с Коннором. Казалось, они знакомы много лет, чуть ли не целую жизнь. Она была уверена, что знает о нем все. Его мечты были и ее мечтами, а тело Коннора так точно соответствовало ее изгибам и выпуклостям, что, казалось, они составляли единое целое. Коннор не торопил ее. Он был очень нежным и внимательным, легко касаясь ее тела, целуя, поглаживая, пока полный восторг не захватил Клементину. А когда он, в конце концов, овладел ею, прильнув, закрыв глаза и прижав к уху губы, шептавшие ее имя, Клементина очутилась на верху блаженства. Она лишь сожалела, что они потеряли так много времени за те годы, когда не были знакомы.
Коннор отсутствовал уже три часа. Что там происходит так долго? Или он подходит им, или нет, тянуть нечего. Но, конечно, он им понравится. Как может быть иначе? Он красив, умеет петь (он доказал это в машине по пути домой прошлой ночью, вовсю распевая «Марию»). Что им еще надо?
Клементина посмотрела на миссис Дуглас, поглощенную чтением последнего выпуска «Космополита». Появившись у дверей их дома, Клементина представилась как девушка, с которой Коннор провел ночь накануне, и протянула руку. Пробормотав приветствие, миссис Дуглас секунды две трясла ее, потом вернулась на тахту к своему журналу. С тех пор она там и сидела, поднявшись только пару раз за пивом. Она ничего не предлагала Клементине, а сама Клементина просить не решилась. Ей хотелось произвести приятное впечатление, но, казалось, у миссис Дуглас не все дома, так что впечатление производить было не на кого. Поэтому она вытащила из сумки книгу и читала в течение трех часов, не утруждая себя даже легкой беседой. Если матери Коннора это не надо, то ей и подавно.
Но не в силах преодолеть любопытство, она исподтишка поглядывала на миссис Дуглас. Клементина подивилась могуществу природы, сотворившей совершеннейшее дитя от столь несовершенной матери. Должно быть, произошел отсев генов, подумала она, при котором сохранился хороший материал и отбросился плохой. Коннор ни в чем не походил на свою мать. У нее дряблое тело, у него – сплошные мускулы, у него золотистые волосы, у нее – грязно-каштановые, у нее широкое невыразительное лицо, у него – угловатые и резко выраженные черты. Единственное объяснение – то, что отец Коннора был великолепным мужчиной. И, как и в случае с Клементиной, ребенок похож на него, благодаря Богу.
Пятнадцать минут– спустя в комнату ворвался Коннор, Он тяжело дышал, глаза его были красными. Клементина встала и ждала, пока он заговорит. Она ждала, ждала…
Наконец, он произнес:
– Я не знал, что ты будешь здесь.
– Я хотела узнать результат.
Коннор повернулся к матери, смотревшей поверх журнала.
– Да, как все прошло? – спросила она. Голос у нее был скрипучий, как будто очищенный наждачной бумагой.
Коннор взглянул на потолок, потом подошел к Клементине и взял ее за руку.
– Потребуется немного больше времени, чем я планировал, чтобы попасть в Голливуд, – голос его дрогнул, и хотя он старался держаться стойко и равнодушно, она заметила слезы в его глазах. – Ты подождешь? – спросил он.
Клементина обхватила его шею руками. Закрыв глаза, она слышала, как хлопнулся на тахту журнал, как торопливо простучали каблучки миссис Дуглас.
– Да, милый, я подожду.
Глава 6
С восторгом Меган крутилась перед зеркалом в примерочной. Платье из шифона в бело-розовую полоску просто великолепно: вырез на плечах отделан рюшем, а пять слоев оборок спускались от колен до пят подобно мраморным ступеням.
– Алекс, взгляни, пожалуйста.
Алекс вошла в крошечную, с огромным, во весь рост, зеркалом примерочную. Улыбаясь, она заметила:
– Ну, наконец-то. Нам потребовалось всего лишь двенадцать универмагов и двадцать платьев, чтобы подобрать подходящее.
– Согласись, для меня это довольно быстро.
– Хотелось бы и мне иметь хоть одну из неограниченных кредитных карточек твоих родителей. Удивляюсь, как это ты удержалась от искушения вернуться домой, обвешанная покупками.
Меган рассмеялась и еще раз повернулась, оглядывая себя со всех сторон. Наконец-то наступило время, о котором она мечтала. Если Алекс решила сделать поворот на сто восемьдесят градусов и отшивает всех парней, приглашающих ее поразвлечься, дело ее. Но Меган от этого увольте. Выслушивать Алекс – все равно, что сидеть на скучнейшем оперном спектакле, где не понимаешь ни единого слова, а действие идет своим чередом ария за арией, и публика томится в душном зрительном зале. Алекс постоянно разглагольствовала об университете, рынках и инфляционных индексах, и от Меган требовалась вся сила воли, чтобы не попросить подругу замолчать.
И если Клементине наплевать на весь мир, пока они с Коннором как попугаи-неразлучники не сводят глаз друг с друга и ведут до тошноты инфантильные разговоры, ну что ж, это ее право. Меган собиралась повеселиться. Она не прочь погулять с Билли Вайнштейном, не важно, что говорят о нем Алекс с Клементиной. Хоть раз в жизни она проявит твердость и самостоятельность. Кроме того, Билли здорово повзрослел с тех пор, как она впервые увидела его в десятом классе. Он сменил очки в Черепаховой оправе на контактные линзы, а его тощее, как жердь, тело, немного пополнело. Он всегда будет длинным и долговязым, но сейчас у нее не возникало больше ощущения, что она держит руку скелета.
Хотя главной причиной, по которой Меган решила сойтись с Билли, было то, что она чувствовала себя с ним спокойно и уютно. Он напоминал старый коврик, потертый, со знакомым устоявшимся запахом и привычными пятнами. Меган точно знала, что с Билли она в безопасности. Ей не грозили ни обиды, ни полные ненависти слова, ни учащенное сердцебиение, лишающее ее собственной решимости, воли и самоуверенности. Каждый раз замечая парня с темной растрепанной шевелюрой или черными глазами, она понимала: что единственное оставшееся у нее чувство, которое она хочет испытывать всегда – это безопасность.
Алекс же считала свидания чем-то вроде угарного газа, отравляющего всю прелесть жизни. Да, она ублажала Меган, сопровождая в походах по магазинам и обучая танцевальным движениям, но сама наотрез отказалась принимать участие в подобной ерунде. Она видела развлечения немного в ином разрезе, чем Меган, считавшая их необходимыми атрибутами торжественного перехода во «взрослость». Меган говорила Алекс, что вечеринки – это единственный в жизни случай поднакопить опыт, о котором она будет рассказывать своим детям. Билли взял напрокат лимузин, чтобы ездить в отель «Фермонт», где они обедали, танцевали, смеялись всю ночь напролет. Такую возможность мистер и миссис Сандерс разрешили дочери один только раз в неделю.
Меган оторвала взгляд от своего отражения и повернулась к Алекс.
– Ты уверена, что не передумала и не хочешь пойти? Ты могла бы идти с кем только пожелаешь. Парни в школе не знают, что и думать, с тех пор, как ты перестала ходить на свидания. Кроме того, без тебя все будет совсем не так.
Алекс присела на пуфик в примерочной. Своевольный локон выбился из тугого узла волос и, покачиваясь над левым глазом, портил весь вид. Алекс крепко зажала его за ухом.
– Я так не думаю, Мег. Я знаю, как много значат для тебя ухаживания, и это прекрасно. Клементина, конечно, использует сегодняшний бал, как предлог пробыть всю ночь с Коннором. А для меня все это не имеет смысла. Я просто хочу окончить школу и начать новую жизнь. Время движется недостаточно быстро. Мне хотелось бы быть уже в университете со студентами, которые учатся потому, что им это нравится, а не потому, что их заставляют. Я не хочу терять время среди детей – демонстрирующих свои наряды и играющих во взрослые игры. Я хочу чего-то настоящего.
Она расстегнула молнию на спине Меган.
– Но ведь такое бывает только раз в жизни, ты, же знаешь. И…
– Я знаю, знаю! – воскликнула Алекс. – Это твое окончательное прощание со средней школой, возможность потанцевать, повеселиться, на одну ночь почувствовать себя взрослой. Какая чепуха. Джо уже несколько недель пристает ко мне с различными доказательствами в пользу бала.
– Джо? – Меган вздрогнула, как будто по телу ее прошел электрический ток, искрящийся, звенящий, возбуждающий.
– Да. Маленький братишка – всезнайка, которому четырнадцать лет, и он старается, чтобы все это заметили. Он гуляет со Стаей Мельхофт и считает, что мир полон романтики. Он не успокоится, пока все окружающие не будут влюблены, как он.
Меган быстро вздохнула, проклиная боль в груди. Глупо. И все-таки, несмотря на все старания, болезненное чувство предательства заполнило легкие, вытесняя воздух.
– И как давно они встречаются?
– Что? А, Джо и Стаей? Не знаю, полагаю, недели две. Довольно забавно, Джо такой консервативный. Такой… такой старый. Он напускает на себя глубокомысленный вид, который просто бесит меня. Как будто он знает ответ на все вопросы в мире. Одному только богу известно, откуда у него это. Как бы то ни было, он вряд ли даже дотрагивается до бедной девочки, а когда все-таки решается, то, похоже, умирает от смущения. Мама с папой, да и я, предоставляем им все возможности побыть наедине, но, кажется, кроме вреда, это ничего не приносит.
Неожиданно Меган захватила жалость к Джо, чувствующему себя не в своей тарелке, обиженному и притесняемому как морская звезда в вонючей луже детского зоопарка. Она представила его сидящим возле Стаей, старающимся быть джентльменом и делать все так, как полагается, в то время как родители и Алекс, не знающие слова «терпение», просовывают в дверь голову, подгоняя и подбадривая его.
Меган снова скользнула в джинсы и свитер. Жить в доме с Алекс и такими неординарными родителями все равно, что быть лучшей подругой Алекс и Клементины. Все, что ты делаешь, отходит в тень. Все, что ты считаешь нормальным, они отшвыривают как скучнейшее занятие. На каждый сделанный тобой шаг они отвечают двадцатью. Страшно быть тенью в сиянии звезд.
Поднявшись на вершину холма, Клементина заметила на дороге машину Джона. Черт бы его побрал, подумала она. Ей хотелось побыть дома одной, когда приходит почта, просто так, на всякий случай. Вдруг придет ответ из какого-нибудь агентства. Джон был последним человеком, которого она хотела бы видеть рядом в момент получения письма.
Прошло два месяца с тех пор, как она выслала свои фотографии. «Эйлин Форд» попросили прислать еще. Это было три недели назад. И с тех пор полное молчание. Джон Робертс и «Смайлз Интернешенел» еще не ответили. Но сегодня все могло быть по-другому. Сегодняшний день мог изменить всю ее жизнь.
Надеясь на чудо, что Джон забыл про почту, Клементина подошла к почтовому ящику и открыла его. Он был пуст, и Клементина с треском захлопнула дверцу. В полном отчаянии она хмуро взглянула на мрачный дом. Придется прибегнуть к хитрости. Если ответ пришел, она останется невозмутимой и спокойной. Просто возьмет письмо, отнесет к себе в комнату и медленно распечатает. Позже, если у нее возникнет такое желание, она расскажет Джону, что ей ответили. Он, вероятно, подпрыгнет от радости, если ответ означает ее немедленный переезд в Нью-Йорк. Тогда Анжела, его единственное послушное доверчивое существо, останется только для него, и все двадцать четыре часа в сутки посвятит всецело ему.
Клементина вошла через парадный вход и направилась в кухню. Джон сидел за столом спиной к ней, одетый в серый костюм, его серебристые волосы, как всегда, были безупречно уложены при помощи геля. Клементина подавила привычное желание вцепиться ему в прическу и размазать гель по лицу.
– Привет, Джон. Я не знала, что ты дома сегодня днем.
Отчим взглянул на нее и удостоил слабым подобием улыбки. Он приложил бы больше усилий, если бы рядом стояла Анжела, но когда они с Клементиной оставались наедине, он редко утруждал себя, чтобы выглядеть поприветливее.
– В конторе сегодня мало работы, и я решил сделать твоей матери сюрприз. К несчастью, это она, похоже, устроила мне сюрприз. Ты не знаешь, где Анжела?
– Возможно, у зеленщика, – ответила Клементина, открывая холодильник. Она взяла бутылку содовой. – Она каждый день ходит туда.
– Неужели? Я и не знал.
Клементина стиснула зубы. Конечно, он не знал. Он ничего не знает, кроме своей дурацкой юридической практики, гольфа по вторникам и как сделать коктейль из водки с мартини. Этот обманщик, хитростью вселившийся в их дом, не знал ничего об Анжеле, ее жизни или о том, как много она делает для него каждый день. И он явно ничего не знал о Клементине. А она не собиралась просвещать его.
– Ты брал почту? – небрежно спросила Клементина, проводя пальцами по ободку бутылки.
– Да, ты мне напомнила, – он повернулся и взял открытый конверт. – Из агентства Джона Робертса. Мне очень жаль, но в данный момент они, кажется, ищут модель другого типа. Они очень вежливы и…
– Ты распечатал мое письмо?
– Ну, я же знаю, с каким нетерпением ты ждала ответа. И я подумал, что ты сразу захочешь узнать его.
Клементина с треском поставила бутылку на стойку. Удивительно, как быстро реагирует ее тело. Только что оно было расслабленным, пытаясь казаться непринужденным, в следующую минуту – кровь понеслась по жилам, как водопад, включая все предохранители, покалывая нервные окончания. Она бросилась к столу и вырвала конверт из рук Джона.
– Как ты смеешь вторгаться в мою личную жизнь? Ты… ты хитрая свинья. У тебя что, нет совершенно никаких угрызений совести? Это – моя корреспонденция, черт побери. Моя жизнь. Ты не имеешь права.
– Клементина, замолчи хоть на минуту. Я имею все права узнать, что происходит в твоей жизни. Я – владелец этого дома. Я одеваю и кормлю тебя. Фактически, именно я оплачивал большую часть счетов за время состязаний, в которых ты участвовала. И все это время я платил за сеансы у фотографов.
Клементина почувствовала, как желчь поднимается к горлу. Ее лицо пылало, в ушах стоял непрерывный звон.
– Ты не имеешь никакого права на мою жизнь, – сказала она. – Да кто ты такой? Что ты о себе воображаешь?
Джон встал. При его росте в шесть футов четыре дюйма он на целую голову возвышался над ней. Ее ноздри расширились, уловив запах его одеколона, такого противного, такого непохожего на одеколон ее отца.
– Я – твой отчим. Вот кто я такой. Я живу в этом доме. Я забочусь о тебе, как о собственной дочери, чего не могу сказать о твоем родном отце. Дюк не сообщает тебе даже, где он находится в данный момент, вот цена его заботы. Бьюсь об заклад, его совершенно не интересует, жива ты или нет.
Клементина настолько разозлилась, что не почувствовала причиняемой ей боли. Она переступала с ноги на ногу, прекрасно зная, что не сможет причинить ему физическую боль. Он в два раза сильнее ее и, не задумываясь, даст сдачи, если она полезет с кулаками.
– Я ненавижу тебя, – она проглотила слюну, хотя испытывала страстное желание плюнуть ему в лицо. – Я всегда тебя ненавидела. Моя мать в тысячу раз лучше тебя.
Клементина повернулась и пошла к лестнице. Поднявшись на одну ступеньку, она вновь обернулась к Джону.
– Я иду наверх укладывать вещи. Сегодня же вечером я выметусь из твоего дома.
Перепрыгивая через ступеньки, Клементина ринулась к своей спальне и захлопнула дверь. Гнетущая тишина комнаты изгнала шум, грохочущий в ее голове. Внутри не осталось ничего, кроме тонкого жужжания и затаенного страха. Она прислонилась к двери и разгладила зажатое в руке письмо.
« Дорогая мисс Монтгомери, мы благодарны за представленную нам возможность взглянуть на Ваши работы. Однако в данное время мы ищем немного другой тип, более экзотический, темный, и более знойный. Если бы Вы обратились год-два назад, Вы бы идеально подошли нам. Но сейчас дело обстоит так, что у нас более чем достаточно, светлокожих блондинок. Желаем Вам удачи в других агентствах.
Искренне Ваш. Джон Робертс».
Клементина постаралась выпрямить спину, но ей это не удалось. Она скользнула на пол, прижала колени к груди и заплакала. Рыдания Клементины, редкие, как снег в июне, напоминали плач ребенка, покинутого и замерзшего, и приводили в дрожь каждого, кто слышал их, даже ее отчима.
У нее был только один чемодан, поэтому пришлось использовать пару бумажных пакетов для книг, нескольких безделушек и медвежонка, которого Коннор выиграл для нее на ярмарке две недели назад. Она еще раз оглядела комнату. Взгляд скользил от окна на белое трюмо, перед которым она сидела тысячу раз, на взбитый матрас двухспальной кровати, куда ей так хотелось сейчас прилечь. Немного нервничая, Клементина открыла дверь и вышла из комнаты.
– Джон, ты не должен так поступать. Пожалуйста. – Клементина застыла как вкопанная на верхней ступеньке лестницы и вслушивалась в умоляющий голос матери, доносившийся из кухни. – Она – моя дочь. Куда она пойдет?
– Откуда я знаю, черт побери? – закричал Джон своим хорошо поставленным голосом юриста. В его тоне слышалось негодующее возмущение и даже оскорбленное достоинство. – Может, к этому своему дружку – актеру. Послушай, Анжела, я не выгонял ее. Она сама хочет уйти. И, кроме того, через несколько недель ей исполняется восемнадцать. Может быть, ей хочется стать независимой.
Клементина вцепилась в перила, ожидая услышать гневные возражения матери, требования, чтобы ее дочь осталась, все то, что диктуют вечные материнские инстинкты. Вместо этого дом погрузился в густую тишину. Подхватив чемодан и пакеты, Клементина спустилась вниз. Сложив вещи у входной двери, она вошла в кухню.
– Я ухожу, – Клементина надеялась, что Анжела, увидев ее испуганные глаза, найдет в себе силы и настоит, чтобы она осталась. Но Анжела только покачала головой, продолжая сжимать руку Джона. Она принадлежала этому мужчине. Давным-давно Анжела сделала свой выбор и вручила ключи от своей жизни Джону. С тех пор она оставалась верной своему выбору, независимо от того, есть у нее дочь или нет.
– Если понадоблюсь – я у Коннора. Вы знаете номер.
Клементина повернулась и направилась к двери.
– Клемми, – окликнула ее мать. Клементина замерла в ожидании.
– Будь осторожна, дорогая.
Девушка преодолела слабость в спине и выпрямилась.
– Хорошо, мама. – Потом взяла вещи и вышла из дома.
– Бог мой, Джо, может быть хватит, – Алекс плюхнулась в кресло с высокой спинкой в стиле «Арт Деко» и уткнулась в журнал. – Я уже говорила тебе, что меня это не интересует.
Джо пожал плечами и встал с тахты. Он передвинул одну полосатую подушку с места на место, потом вторую, пытаясь успокоиться и сосредоточиться, но в отчаянии отказался от своей затеи. Мыслимо ли, чтобы полоски сочетались с цветочками? По его мнению, все вещи в доме были не на своем месте – подушки, мебель, он сам. Джо подошел к роялю и опустился на стул.
Алекс неприязненно вскинула голову, когда его пальцы громко и сильно ударили по клавишам, выколачивая ненавистную ей классическую музыку, которую она никогда не понимала и не могла оценить. Мелодия была смутно знакомой, но это неудивительно. Алекс считала, что все эти дурацкие пьесы звучат одинаково. Все они слишком громкие, слишком монотонные, в них отсутствует необходимый барабанный ритм и они очень, ну слишком уж, длинные.
– О, пожалуйста, не начинай.
Джо продолжал играть. Это была его единственная сфера влияния. Он осознал власть, которой обладает над Алекс, после своего первого урока игры на рояле. Немного классической музыки – и Алекс или становилась на колени, клялась, что сделает все для него, если он прекратит, или убегала из дома. Как бы то ни было, жизнь Джо значительно улучшилась.
Он выдавал музыку, счастливо улыбаясь от прикосновения к прохладной слоновой кости клавиш. Бетховен преображал его сильнее всех остальных композиторов. Звуки были богатыми, мощными, горящими энергией и силой. Вибрирующая энергия пальцев переходила в сознание, тело становилось невесомым, и он чувствовал себя легко и свободно. Краем глаза Джо наблюдал за Алекс, выбивавшей дробь на кофейном столике. В конце концов, она не выдержала.
– Ну, хорошо. Чего ты хочешь?
Джо прекратил играть и улыбнулся ей:
– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты пошла на выпускной бал.
– Тебе-то какая забота? Иди на свой вечер через четыре года, если тебе это доставляет удовольствие.
– Алекс, я не шучу. – Он подошел к сестре, обнял ее за талию и повел к тахте. Алекс прокляла судьбу за то, что Джо уже перерос ее. Это несправедливо. Более высокие люди обладают большей уверенностью и влиянием, что абсолютно точно. Кое-кто осмеливается прямо в лицо называть ее «малышкой» и не боится получить по шее. Боже, до чего дошло!
Алекс опустилась на тахту. Откинув со лба светлую прядь, Джо заметил:
– Я не хочу, чтобы ты пожалела об этом. – Он смотрел на стену позади нее, вместо того, чтобы прямо взглянуть ей в глаза. Ничего странного, подумала Алекс. Брат всегда напоминал ей Меган. – Ты ведешь себя так, как будто у тебя осталось только одно желание – учиться и готовиться к университету, но я знаю, что тебя интересует и другое. Почему ты так сильно притворяешься, что тебе не нужны друзья и все те развлечения, которые ты прежде любила?
Алекс выпрямилась:
– Потому, что я уже переросла эти забавы. Меня они больше не волнуют.
– Но когда-нибудь тебе их будет не доставать. Придет время, ты станешь старой, толстой, седой и одинокой со всеми своими заработанными деньгами, а твои подруги выйдут замуж и будут счастливо жить среди дюжины внуков, бегающих вокруг них.
– Внуки, фу! – Алекс отвернулась. Джо, конечно, ошибается насчет ее. Зачем ей замужество, эта дурацкая клетка? Она никогда не будет одинока, она просто уверена в этом.
– Я собираюсь стать Александрой Великой, – сказала Алекс. – Утонченным образованным гением. Прекрати рассуждать как взрослый. Терпеть не могу твоих мудрствований. Ты везде видишь сложности. Я просто становлюсь более зрелой и опытной. Что в этом плохого?
– Ничего, если ты счастлива при этом.
– Конечно, я счастлива. – Неужели?
– Да, – ответила Алекс слишком поспешно. Она опустила глаза и принялась выковыривать тонкий слой грязи из-под ногтя на большом пальце.
– Ну, хорошо, – сказала она, возвращаясь к разговору. – Возможно, я и не хожу больше на свидания. Но кому они нужны? – Она закрыла глаза и подумала о поцелуях, сильных руках и хрипловатых голосах, которые она променяла на изучение биржевых таблиц холодными, одинокими вечерами. Открыв глаза, Алекс заметила, что Джо наблюдает за ней.
– Ладно, – добавила она, – может быть, мне немного и не хватает их.
Они рассмеялись. Алекс встала.
– Во всяком случае, сегодня я никуда идти не могу. Кто будет сопровождать меня?
Джо тоже встал и изящно поклонился:
– Джозеф Холмс, достойнейший сопровождающий, к Вашим услугам.
Алекс оглядела его с ног до головы.
– Алекс, взгляни, пожалуйста.
Алекс вошла в крошечную, с огромным, во весь рост, зеркалом примерочную. Улыбаясь, она заметила:
– Ну, наконец-то. Нам потребовалось всего лишь двенадцать универмагов и двадцать платьев, чтобы подобрать подходящее.
– Согласись, для меня это довольно быстро.
– Хотелось бы и мне иметь хоть одну из неограниченных кредитных карточек твоих родителей. Удивляюсь, как это ты удержалась от искушения вернуться домой, обвешанная покупками.
Меган рассмеялась и еще раз повернулась, оглядывая себя со всех сторон. Наконец-то наступило время, о котором она мечтала. Если Алекс решила сделать поворот на сто восемьдесят градусов и отшивает всех парней, приглашающих ее поразвлечься, дело ее. Но Меган от этого увольте. Выслушивать Алекс – все равно, что сидеть на скучнейшем оперном спектакле, где не понимаешь ни единого слова, а действие идет своим чередом ария за арией, и публика томится в душном зрительном зале. Алекс постоянно разглагольствовала об университете, рынках и инфляционных индексах, и от Меган требовалась вся сила воли, чтобы не попросить подругу замолчать.
И если Клементине наплевать на весь мир, пока они с Коннором как попугаи-неразлучники не сводят глаз друг с друга и ведут до тошноты инфантильные разговоры, ну что ж, это ее право. Меган собиралась повеселиться. Она не прочь погулять с Билли Вайнштейном, не важно, что говорят о нем Алекс с Клементиной. Хоть раз в жизни она проявит твердость и самостоятельность. Кроме того, Билли здорово повзрослел с тех пор, как она впервые увидела его в десятом классе. Он сменил очки в Черепаховой оправе на контактные линзы, а его тощее, как жердь, тело, немного пополнело. Он всегда будет длинным и долговязым, но сейчас у нее не возникало больше ощущения, что она держит руку скелета.
Хотя главной причиной, по которой Меган решила сойтись с Билли, было то, что она чувствовала себя с ним спокойно и уютно. Он напоминал старый коврик, потертый, со знакомым устоявшимся запахом и привычными пятнами. Меган точно знала, что с Билли она в безопасности. Ей не грозили ни обиды, ни полные ненависти слова, ни учащенное сердцебиение, лишающее ее собственной решимости, воли и самоуверенности. Каждый раз замечая парня с темной растрепанной шевелюрой или черными глазами, она понимала: что единственное оставшееся у нее чувство, которое она хочет испытывать всегда – это безопасность.
Алекс же считала свидания чем-то вроде угарного газа, отравляющего всю прелесть жизни. Да, она ублажала Меган, сопровождая в походах по магазинам и обучая танцевальным движениям, но сама наотрез отказалась принимать участие в подобной ерунде. Она видела развлечения немного в ином разрезе, чем Меган, считавшая их необходимыми атрибутами торжественного перехода во «взрослость». Меган говорила Алекс, что вечеринки – это единственный в жизни случай поднакопить опыт, о котором она будет рассказывать своим детям. Билли взял напрокат лимузин, чтобы ездить в отель «Фермонт», где они обедали, танцевали, смеялись всю ночь напролет. Такую возможность мистер и миссис Сандерс разрешили дочери один только раз в неделю.
Меган оторвала взгляд от своего отражения и повернулась к Алекс.
– Ты уверена, что не передумала и не хочешь пойти? Ты могла бы идти с кем только пожелаешь. Парни в школе не знают, что и думать, с тех пор, как ты перестала ходить на свидания. Кроме того, без тебя все будет совсем не так.
Алекс присела на пуфик в примерочной. Своевольный локон выбился из тугого узла волос и, покачиваясь над левым глазом, портил весь вид. Алекс крепко зажала его за ухом.
– Я так не думаю, Мег. Я знаю, как много значат для тебя ухаживания, и это прекрасно. Клементина, конечно, использует сегодняшний бал, как предлог пробыть всю ночь с Коннором. А для меня все это не имеет смысла. Я просто хочу окончить школу и начать новую жизнь. Время движется недостаточно быстро. Мне хотелось бы быть уже в университете со студентами, которые учатся потому, что им это нравится, а не потому, что их заставляют. Я не хочу терять время среди детей – демонстрирующих свои наряды и играющих во взрослые игры. Я хочу чего-то настоящего.
Она расстегнула молнию на спине Меган.
– Но ведь такое бывает только раз в жизни, ты, же знаешь. И…
– Я знаю, знаю! – воскликнула Алекс. – Это твое окончательное прощание со средней школой, возможность потанцевать, повеселиться, на одну ночь почувствовать себя взрослой. Какая чепуха. Джо уже несколько недель пристает ко мне с различными доказательствами в пользу бала.
– Джо? – Меган вздрогнула, как будто по телу ее прошел электрический ток, искрящийся, звенящий, возбуждающий.
– Да. Маленький братишка – всезнайка, которому четырнадцать лет, и он старается, чтобы все это заметили. Он гуляет со Стаей Мельхофт и считает, что мир полон романтики. Он не успокоится, пока все окружающие не будут влюблены, как он.
Меган быстро вздохнула, проклиная боль в груди. Глупо. И все-таки, несмотря на все старания, болезненное чувство предательства заполнило легкие, вытесняя воздух.
– И как давно они встречаются?
– Что? А, Джо и Стаей? Не знаю, полагаю, недели две. Довольно забавно, Джо такой консервативный. Такой… такой старый. Он напускает на себя глубокомысленный вид, который просто бесит меня. Как будто он знает ответ на все вопросы в мире. Одному только богу известно, откуда у него это. Как бы то ни было, он вряд ли даже дотрагивается до бедной девочки, а когда все-таки решается, то, похоже, умирает от смущения. Мама с папой, да и я, предоставляем им все возможности побыть наедине, но, кажется, кроме вреда, это ничего не приносит.
Неожиданно Меган захватила жалость к Джо, чувствующему себя не в своей тарелке, обиженному и притесняемому как морская звезда в вонючей луже детского зоопарка. Она представила его сидящим возле Стаей, старающимся быть джентльменом и делать все так, как полагается, в то время как родители и Алекс, не знающие слова «терпение», просовывают в дверь голову, подгоняя и подбадривая его.
Меган снова скользнула в джинсы и свитер. Жить в доме с Алекс и такими неординарными родителями все равно, что быть лучшей подругой Алекс и Клементины. Все, что ты делаешь, отходит в тень. Все, что ты считаешь нормальным, они отшвыривают как скучнейшее занятие. На каждый сделанный тобой шаг они отвечают двадцатью. Страшно быть тенью в сиянии звезд.
Поднявшись на вершину холма, Клементина заметила на дороге машину Джона. Черт бы его побрал, подумала она. Ей хотелось побыть дома одной, когда приходит почта, просто так, на всякий случай. Вдруг придет ответ из какого-нибудь агентства. Джон был последним человеком, которого она хотела бы видеть рядом в момент получения письма.
Прошло два месяца с тех пор, как она выслала свои фотографии. «Эйлин Форд» попросили прислать еще. Это было три недели назад. И с тех пор полное молчание. Джон Робертс и «Смайлз Интернешенел» еще не ответили. Но сегодня все могло быть по-другому. Сегодняшний день мог изменить всю ее жизнь.
Надеясь на чудо, что Джон забыл про почту, Клементина подошла к почтовому ящику и открыла его. Он был пуст, и Клементина с треском захлопнула дверцу. В полном отчаянии она хмуро взглянула на мрачный дом. Придется прибегнуть к хитрости. Если ответ пришел, она останется невозмутимой и спокойной. Просто возьмет письмо, отнесет к себе в комнату и медленно распечатает. Позже, если у нее возникнет такое желание, она расскажет Джону, что ей ответили. Он, вероятно, подпрыгнет от радости, если ответ означает ее немедленный переезд в Нью-Йорк. Тогда Анжела, его единственное послушное доверчивое существо, останется только для него, и все двадцать четыре часа в сутки посвятит всецело ему.
Клементина вошла через парадный вход и направилась в кухню. Джон сидел за столом спиной к ней, одетый в серый костюм, его серебристые волосы, как всегда, были безупречно уложены при помощи геля. Клементина подавила привычное желание вцепиться ему в прическу и размазать гель по лицу.
– Привет, Джон. Я не знала, что ты дома сегодня днем.
Отчим взглянул на нее и удостоил слабым подобием улыбки. Он приложил бы больше усилий, если бы рядом стояла Анжела, но когда они с Клементиной оставались наедине, он редко утруждал себя, чтобы выглядеть поприветливее.
– В конторе сегодня мало работы, и я решил сделать твоей матери сюрприз. К несчастью, это она, похоже, устроила мне сюрприз. Ты не знаешь, где Анжела?
– Возможно, у зеленщика, – ответила Клементина, открывая холодильник. Она взяла бутылку содовой. – Она каждый день ходит туда.
– Неужели? Я и не знал.
Клементина стиснула зубы. Конечно, он не знал. Он ничего не знает, кроме своей дурацкой юридической практики, гольфа по вторникам и как сделать коктейль из водки с мартини. Этот обманщик, хитростью вселившийся в их дом, не знал ничего об Анжеле, ее жизни или о том, как много она делает для него каждый день. И он явно ничего не знал о Клементине. А она не собиралась просвещать его.
– Ты брал почту? – небрежно спросила Клементина, проводя пальцами по ободку бутылки.
– Да, ты мне напомнила, – он повернулся и взял открытый конверт. – Из агентства Джона Робертса. Мне очень жаль, но в данный момент они, кажется, ищут модель другого типа. Они очень вежливы и…
– Ты распечатал мое письмо?
– Ну, я же знаю, с каким нетерпением ты ждала ответа. И я подумал, что ты сразу захочешь узнать его.
Клементина с треском поставила бутылку на стойку. Удивительно, как быстро реагирует ее тело. Только что оно было расслабленным, пытаясь казаться непринужденным, в следующую минуту – кровь понеслась по жилам, как водопад, включая все предохранители, покалывая нервные окончания. Она бросилась к столу и вырвала конверт из рук Джона.
– Как ты смеешь вторгаться в мою личную жизнь? Ты… ты хитрая свинья. У тебя что, нет совершенно никаких угрызений совести? Это – моя корреспонденция, черт побери. Моя жизнь. Ты не имеешь права.
– Клементина, замолчи хоть на минуту. Я имею все права узнать, что происходит в твоей жизни. Я – владелец этого дома. Я одеваю и кормлю тебя. Фактически, именно я оплачивал большую часть счетов за время состязаний, в которых ты участвовала. И все это время я платил за сеансы у фотографов.
Клементина почувствовала, как желчь поднимается к горлу. Ее лицо пылало, в ушах стоял непрерывный звон.
– Ты не имеешь никакого права на мою жизнь, – сказала она. – Да кто ты такой? Что ты о себе воображаешь?
Джон встал. При его росте в шесть футов четыре дюйма он на целую голову возвышался над ней. Ее ноздри расширились, уловив запах его одеколона, такого противного, такого непохожего на одеколон ее отца.
– Я – твой отчим. Вот кто я такой. Я живу в этом доме. Я забочусь о тебе, как о собственной дочери, чего не могу сказать о твоем родном отце. Дюк не сообщает тебе даже, где он находится в данный момент, вот цена его заботы. Бьюсь об заклад, его совершенно не интересует, жива ты или нет.
Клементина настолько разозлилась, что не почувствовала причиняемой ей боли. Она переступала с ноги на ногу, прекрасно зная, что не сможет причинить ему физическую боль. Он в два раза сильнее ее и, не задумываясь, даст сдачи, если она полезет с кулаками.
– Я ненавижу тебя, – она проглотила слюну, хотя испытывала страстное желание плюнуть ему в лицо. – Я всегда тебя ненавидела. Моя мать в тысячу раз лучше тебя.
Клементина повернулась и пошла к лестнице. Поднявшись на одну ступеньку, она вновь обернулась к Джону.
– Я иду наверх укладывать вещи. Сегодня же вечером я выметусь из твоего дома.
Перепрыгивая через ступеньки, Клементина ринулась к своей спальне и захлопнула дверь. Гнетущая тишина комнаты изгнала шум, грохочущий в ее голове. Внутри не осталось ничего, кроме тонкого жужжания и затаенного страха. Она прислонилась к двери и разгладила зажатое в руке письмо.
« Дорогая мисс Монтгомери, мы благодарны за представленную нам возможность взглянуть на Ваши работы. Однако в данное время мы ищем немного другой тип, более экзотический, темный, и более знойный. Если бы Вы обратились год-два назад, Вы бы идеально подошли нам. Но сейчас дело обстоит так, что у нас более чем достаточно, светлокожих блондинок. Желаем Вам удачи в других агентствах.
Искренне Ваш. Джон Робертс».
Клементина постаралась выпрямить спину, но ей это не удалось. Она скользнула на пол, прижала колени к груди и заплакала. Рыдания Клементины, редкие, как снег в июне, напоминали плач ребенка, покинутого и замерзшего, и приводили в дрожь каждого, кто слышал их, даже ее отчима.
* * *
Клементина уложила только те вещи, что были у нее до начала конкурсов. Она не думала раньше, как много денег потратил Джон с тех пор, как она запустила на всю катушку карьеру фотомодели. Оставлять весь этот гардероб было самым тяжким испытанием, с которым ей когда-либо пришлось столкнуться. Клементина провела рукой по гладкому атласу и нежным кружевным отделкам и быстро захлопнула шкаф.У нее был только один чемодан, поэтому пришлось использовать пару бумажных пакетов для книг, нескольких безделушек и медвежонка, которого Коннор выиграл для нее на ярмарке две недели назад. Она еще раз оглядела комнату. Взгляд скользил от окна на белое трюмо, перед которым она сидела тысячу раз, на взбитый матрас двухспальной кровати, куда ей так хотелось сейчас прилечь. Немного нервничая, Клементина открыла дверь и вышла из комнаты.
– Джон, ты не должен так поступать. Пожалуйста. – Клементина застыла как вкопанная на верхней ступеньке лестницы и вслушивалась в умоляющий голос матери, доносившийся из кухни. – Она – моя дочь. Куда она пойдет?
– Откуда я знаю, черт побери? – закричал Джон своим хорошо поставленным голосом юриста. В его тоне слышалось негодующее возмущение и даже оскорбленное достоинство. – Может, к этому своему дружку – актеру. Послушай, Анжела, я не выгонял ее. Она сама хочет уйти. И, кроме того, через несколько недель ей исполняется восемнадцать. Может быть, ей хочется стать независимой.
Клементина вцепилась в перила, ожидая услышать гневные возражения матери, требования, чтобы ее дочь осталась, все то, что диктуют вечные материнские инстинкты. Вместо этого дом погрузился в густую тишину. Подхватив чемодан и пакеты, Клементина спустилась вниз. Сложив вещи у входной двери, она вошла в кухню.
– Я ухожу, – Клементина надеялась, что Анжела, увидев ее испуганные глаза, найдет в себе силы и настоит, чтобы она осталась. Но Анжела только покачала головой, продолжая сжимать руку Джона. Она принадлежала этому мужчине. Давным-давно Анжела сделала свой выбор и вручила ключи от своей жизни Джону. С тех пор она оставалась верной своему выбору, независимо от того, есть у нее дочь или нет.
– Если понадоблюсь – я у Коннора. Вы знаете номер.
Клементина повернулась и направилась к двери.
– Клемми, – окликнула ее мать. Клементина замерла в ожидании.
– Будь осторожна, дорогая.
Девушка преодолела слабость в спине и выпрямилась.
– Хорошо, мама. – Потом взяла вещи и вышла из дома.
* * *
– Я думаю, ты совершаешь большую ошибку.– Бог мой, Джо, может быть хватит, – Алекс плюхнулась в кресло с высокой спинкой в стиле «Арт Деко» и уткнулась в журнал. – Я уже говорила тебе, что меня это не интересует.
Джо пожал плечами и встал с тахты. Он передвинул одну полосатую подушку с места на место, потом вторую, пытаясь успокоиться и сосредоточиться, но в отчаянии отказался от своей затеи. Мыслимо ли, чтобы полоски сочетались с цветочками? По его мнению, все вещи в доме были не на своем месте – подушки, мебель, он сам. Джо подошел к роялю и опустился на стул.
Алекс неприязненно вскинула голову, когда его пальцы громко и сильно ударили по клавишам, выколачивая ненавистную ей классическую музыку, которую она никогда не понимала и не могла оценить. Мелодия была смутно знакомой, но это неудивительно. Алекс считала, что все эти дурацкие пьесы звучат одинаково. Все они слишком громкие, слишком монотонные, в них отсутствует необходимый барабанный ритм и они очень, ну слишком уж, длинные.
– О, пожалуйста, не начинай.
Джо продолжал играть. Это была его единственная сфера влияния. Он осознал власть, которой обладает над Алекс, после своего первого урока игры на рояле. Немного классической музыки – и Алекс или становилась на колени, клялась, что сделает все для него, если он прекратит, или убегала из дома. Как бы то ни было, жизнь Джо значительно улучшилась.
Он выдавал музыку, счастливо улыбаясь от прикосновения к прохладной слоновой кости клавиш. Бетховен преображал его сильнее всех остальных композиторов. Звуки были богатыми, мощными, горящими энергией и силой. Вибрирующая энергия пальцев переходила в сознание, тело становилось невесомым, и он чувствовал себя легко и свободно. Краем глаза Джо наблюдал за Алекс, выбивавшей дробь на кофейном столике. В конце концов, она не выдержала.
– Ну, хорошо. Чего ты хочешь?
Джо прекратил играть и улыбнулся ей:
– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты пошла на выпускной бал.
– Тебе-то какая забота? Иди на свой вечер через четыре года, если тебе это доставляет удовольствие.
– Алекс, я не шучу. – Он подошел к сестре, обнял ее за талию и повел к тахте. Алекс прокляла судьбу за то, что Джо уже перерос ее. Это несправедливо. Более высокие люди обладают большей уверенностью и влиянием, что абсолютно точно. Кое-кто осмеливается прямо в лицо называть ее «малышкой» и не боится получить по шее. Боже, до чего дошло!
Алекс опустилась на тахту. Откинув со лба светлую прядь, Джо заметил:
– Я не хочу, чтобы ты пожалела об этом. – Он смотрел на стену позади нее, вместо того, чтобы прямо взглянуть ей в глаза. Ничего странного, подумала Алекс. Брат всегда напоминал ей Меган. – Ты ведешь себя так, как будто у тебя осталось только одно желание – учиться и готовиться к университету, но я знаю, что тебя интересует и другое. Почему ты так сильно притворяешься, что тебе не нужны друзья и все те развлечения, которые ты прежде любила?
Алекс выпрямилась:
– Потому, что я уже переросла эти забавы. Меня они больше не волнуют.
– Но когда-нибудь тебе их будет не доставать. Придет время, ты станешь старой, толстой, седой и одинокой со всеми своими заработанными деньгами, а твои подруги выйдут замуж и будут счастливо жить среди дюжины внуков, бегающих вокруг них.
– Внуки, фу! – Алекс отвернулась. Джо, конечно, ошибается насчет ее. Зачем ей замужество, эта дурацкая клетка? Она никогда не будет одинока, она просто уверена в этом.
– Я собираюсь стать Александрой Великой, – сказала Алекс. – Утонченным образованным гением. Прекрати рассуждать как взрослый. Терпеть не могу твоих мудрствований. Ты везде видишь сложности. Я просто становлюсь более зрелой и опытной. Что в этом плохого?
– Ничего, если ты счастлива при этом.
– Конечно, я счастлива. – Неужели?
– Да, – ответила Алекс слишком поспешно. Она опустила глаза и принялась выковыривать тонкий слой грязи из-под ногтя на большом пальце.
– Ну, хорошо, – сказала она, возвращаясь к разговору. – Возможно, я и не хожу больше на свидания. Но кому они нужны? – Она закрыла глаза и подумала о поцелуях, сильных руках и хрипловатых голосах, которые она променяла на изучение биржевых таблиц холодными, одинокими вечерами. Открыв глаза, Алекс заметила, что Джо наблюдает за ней.
– Ладно, – добавила она, – может быть, мне немного и не хватает их.
Они рассмеялись. Алекс встала.
– Во всяком случае, сегодня я никуда идти не могу. Кто будет сопровождать меня?
Джо тоже встал и изящно поклонился:
– Джозеф Холмс, достойнейший сопровождающий, к Вашим услугам.
Алекс оглядела его с ног до головы.