Однако ручка повернулась легко. Люси осторожно закрыла дверь за собой и вздохнула с облегчением. Она не вынесла бы, если бы пришлось возвращаться в зал. Ей хотелось забраться в кровать, свернуться калачиком под одеялом, закрыть глаза и заснуть глубоким-глубоким сном.
   Перспектива казалась божественной. Если удача будет сопутствовать ей, то Гермиона не вернется – ее мать наверняка настоит на том, чтобы она всю ночь провела в ее комнате.
   Да, перспектива открывается соблазнительная.
   В коридоре было тихо и царил полумрак. Примерно через минуту глаза Люси привыкли к сумраку. Коридор не освещался ни фонарями, ни свечами, однако двери в некоторые комнаты были открыты, и оттуда лился бледный лунный свет, вычерчивавший параллелограммы на ковре. Преисполненная какой-то странной решимости, она медленно шла вперед, каждый ее шаг был четко рассчитан и нацелен, как будто она балансировала на тонком канате, протянутом по центру коридора.
   Один, два...
   Ничего необычного. Она часто считала шаги. А на лестнице – всегда. Она очень удивилась, когда по приезде в школу обнаружила, что другие люди этого не делают.
   ... три, четыре...
   В лунном свете ковровая дорожка выглядела одноцветной, но Люси знала, что большие ромбы – красные, а маленькие – золотые. Интересно, спросила она себя, а можно ли ступать только по золотым?
   ... пять, шесть...
   Или по красным. По красным легче. Сегодня не та ночь, когда можно устраивать себе испытания.
   ... семь, восемь, девять...
   – Ой!
   Она обо что-то споткнулась. Вернее, об кого-то. Она смотрела вниз и ступала по красным ромбам, поэтому не заметила... Но почему же этот человек ее не заметил?
   Чьи-то сильные руки подхватили ее и поставили на ноги. А потом...
   – Леди Люсинда?
   Она окаменела.
   – Мистер Бриджертон?
   В темноте его голос звучал глухо и ровно.
   – Вот уж это точно совпадение.
   Люси осторожно высвободила руку – он придерживал ее, чтобы она не упала, – и отступила. Он казался огромным в узком коридоре.
   – Что вы здесь делаете? – спросила она. Он подозрительно весело усмехнулся:
   – А что вы здесь делаете?
   – Иду спать. Мне показалось, что это наилучший путь, – пояснила Люси и с иронией добавила: – Если учесть, что я нахожусь в состоянии несопровождения.
   Мистер Бриджертон вскинул голову. Вздернул бровь. Моргнул. И выдал:
   – Это новое слово?
   Почему-то его вопрос заставил ее улыбнуться. Не губами, а внутри, там, где зарождаются улыбки.
   – Нет, – ответила она, – но меня все равно нельзя тревожить.
   Мистер Бриджертон слабо улыбнулся и мотнул головой в сторону комнаты, из которой он, по всей видимости, только что вышел.
   – Я сидел в кабинете своего брата. Размышлял.
   – Размышляли?
   – Сегодняшний вечер дал много того, над чем стоит поразмышлять, вы не согласны?
   – Согласна. – Люси огляделась по сторонам. Проверяя, есть ли кто поблизости, хотя наверняка знала, что никого нет. – Признаться, мне не следует находиться с вами наедине. В общем... я уверена, что вы понимаете.
   – Понимаю.
   Люси изо всех сил притворялась, будто не заглядывает ему в лицо и не пытается определить, расстроен ли он.
   Мистер Бриджертон моргнул, потом пожат плечами, а выражение его лица стало...
   Беззаботным?
   Люси прикусила губу. Нет, не может быть. Наверное, она неправильно определила. Ведь он – влюбленный мужчина. Он сам сказал ей.
   Но все это не ее дело.
   Ну, кроме той части, что имеет отношение к ее брату и ее лучшей подруге. Никто не осмелится заявить, что это ее не касается. Если бы дело касалось только Гермионы или только Ричарда, тут можно было бы поспорить на тему, имеет ли она право совать свой нос. Но когда дело касается их обоих – оно касается и ее, другого мнения быть не может.
   А вот то, что касается мистера Бриджертона... вот это не ее дело.
   Люси оглядела его. Ворог его рубашки был расстегнут, и она увидела треугольник обнаженной кожи там, куда смотреть ей не следовало.
   Не ее! Не ее! Дело! Не ее! Не ее дело!
   – Ладно, – сказала она, но ее намерение сохранить решительный тон было разрушено тем, что она неожиданно закашлялась. Зашлась в приступе. В приступе кашля. С трудом проговорив между спазмами: «Мне пора».
   Но это получилось больше похожим... Короче, это получилось больше похожим на нечто, что нельзя было выразить с помощью всех двадцати шести букв английского алфавита. С кириллицей, возможно, получилось бы. Или с ивритом.
   – Вы в порядке? – осведомился мистер Бриджертон.
   – В полном порядке, – выдохнула Люси и обнаружила, что ее взгляд снова обращен даже не на его шею. Скорее, на его грудь. Что означает, что она совершает нечто чрезвычайно неподобающее.
   Она отвела взгляд, кашлянула, на этот раз намеренно. Потому что нужно было хоть что-то сделать. Иначе се взгляд снова вернулся бы туда, где ему быть не положено.
   Мистер Бриджертон наблюдал за ней, пока она приходила в себя. Вид у него был немного растерянный.
   – Ну как? Лучше?
   Люси кивнула.
   – Я счастлив.
   Счастлив? Счастлив?! Что это значит?
   Он пожал плечами:
   – Терпеть не могу, когда такое случается.
   Она сойдет с ума. В этом нет никакого сомнения.
   – Мне пора идти, – выпалила она.
   – Вам пора.
   – Мне действительно пора.
   Но осталась стоять на месте.
   Мистер Бриджертон смотрел на нее как-то странно. Он прищурился – не так, как обычно, а как будто глубоко задумавшись.
   Размышляя. Вот оно что. Он размышляет – так он тогда сказал.
   А сейчас он размышляет о ней.
   – Мистер Бриджертон? – неуверенно позвала Люси, хотя не знала, что спросит у него, когда он отзовется.
   – Леди Люсинда, вы пьете?
   «Пью?»
   – Прошу прошения?
   На его лице появилась застенчивая полуулыбка.
   – Бренди? Я знаю, где брат держит бренди.
   – О! – Боже мой! – Нет, конечно, нет.
   – Жаль, – пробормотал он.
   – Я не способна на такое, – добавила Люси, потому что чувствовала, что нужно уточнить.
   Даже несмотря на то что она, конечно же, не пила спиртные напитки.
   И конечно же, он знал об этом.
   Мистер Бриджертон опять пожал плечами.
   – Даже не понимаю, почему я вас об этом спросил.
   – Мне пора идти, – сказала Люси.
   Но он не двинулся с места.
   И она тоже.
   Она думала о том, каков бренди на вкус.
   И спрашивала себя, доведется ли ей когда-либо узнать это.
   – Как вам понравился бал? – поинтересовался мистер Бриджертон.
   – Бал?
   – Разве вас не вынудили вернуться назад?
   Люси кивнула.
   – На этом упорно настаивали.
   – А, значит, она вас уволокла.
   К своему полному изумлению, Люси рассмеялась.
   – Мистер Бриджертон, вы пьяны?
   Наклонившись вперед, он хитро и чуть глуповато улыбнулся, поднял руку и развел большой и указательный пальцы на дюйм.
   – Немножко.
   На лице Люси отразилось недоверие.
   – В самом деле?
   Мистер Бриджертон, нахмурившись, посмотрел на свои пальцы, затем раздвинул их примерно еще на дюйм.
   – Ну, может, настолько.
   Люси плохо разбиралась в мужчинах и спиртных напитках, но знала, что происходит, когда эти две ипостаси встречаются.
   – Так что ж, это для вас обычное дело?
   – Нет. – Он поднял голову и надменно оглядел ее. – Обычно я знаю свою норму.
   Люси не представляла, что на это сказать.
   – Но сегодня, понимаете ли, я промахнулся. – Судя по его тону, он сам был этим удивлен.
   – О! – Для Люси это было главным словом сегодняшнего вечера.
   Мистер Бриджертон улыбнулся.
   У Люси появились странные ощущения в желудке.
   Она попыталась улыбнуться в ответ. Ей действительно пора идти.
   Естественно, она не шевельнулась.
   Он наклонил голову набок и вздохнул, и вдруг Люси сообразила, что он делает именно то, что говорил, – размышляет.
   – Я тут подумал, – медленно начал он, – что если учесть сегодняшние события...
   Люси выжидательно подалась вперед. Ну почему люди всегда понижают голос, когда хотят сказать что-то важное?
   Мистер Бриджертон стоял, вперив взгляд в какую-то картину на стене.
   – Мистер Бриджертон? – подтолкнула она его.
   Он задумчиво пожевал губами.
   – Вам не кажется, что я должен был больше расстроиться?
   У Люси от удивления приоткрылся рот.
   – А вы не расстроены?
   Как такое возможно?
   Он пожал плечами.
   – Не настолько, как следовало бы, если принять во внимание то, что при первой встрече с мисс Уотсон у меня практически замерло сердце.
   Люси натянуто улыбнулась.
   Он вернул голову в вертикальное положение, оглядел Люси и моргнул – как бы для прояснения зрения, как будто он только что пришел к очевидному выводу.
   – Вот поэтому я и подозреваю бренди.
   – Понятно. – Люси, естественно, не понимала, но что еще она могла сказать? – Вы... э-э... вы казались расстроенным.
   – Я был зол, – пояснил он.
   – А теперь вы больше не злитесь?
   Он задумался над ее вопросом.
   – О, все еще злюсь.
   Вдруг Люси почувствовала, что надо извиниться. Она понимала, что это глупо, потому что ее вины ни в чем не было. Но эта потребность извиняться слишком прочно укоренилась в ней. Она ничего не могла с этим поделать. Ей хотелось, чтобы все были счастливы. Всегда хотелось. Потому что это придавало миру больше четкости. И больше порядка.
   – Простите, что не поверила вам, когда вы говорили о моем брате, – сказала она. – Я не знала. Честное слово, не знала.
   Взгляд мистера Бриджертона стал ласковым. Люси не заметила, когда это случилось. Секунду назад он был легкомысленным и небрежным, а сейчас... стал другим.
   – Я знаю, – сказал он. – И извиняться не надо.
   – Когда мы их нашли, я изумилась не меньше вашего.
   – Я-то не сильно изумился, – возразил он. Мягко, как будто хотел пощадить ее чувства. Чтобы она не считала себя полной идиоткой, не увидевшей очевидного.
   Люси кивнула.
   – Да, думаю, вы и не могли сильно изумиться. Ведь вы понимали, что происходит, а я нет.
   Если честно, она и в самом деле чувствовала себя идиоткой. Ну как можно было ничего не замечать? Ведь дело касалось Гермионы и ее брата. Уж если кому и суждено было увидеть зарождение нового романа, так именно ей.
   Повисла пауза – очень неловкая. Наконец мистер Бриджертон сказал:
   – Со мной все будет в порядке.
   – О, конечно, – ободряюще проговорила Люси. И вдруг сама ощутила эту бодрость. Она вновь почувствовала себя нормальной, когда в голову пришла приятная мысль. Мысль о том, что именно она пыталась все исправить. Вот чем она занималась. Хлопотала. Прилагала все силы к тому, чтобы все были счастливы.
   Вот она какая.
   И тут он спросил. Почему же он спросил ее об этом?
   – А с вами?
   Люси промолчала.
   – Будет в порядке? – уточнил он. – Будет ли с вами все в порядке... – он помолчал, пожал плечами, – тоже?
   – Конечно, – излишне поспешно ответила Люси.
   Она решила, что разговор окончен, но мистер Бриджертон неожиданно спросил:
   – Вы уверены? Потому что мне показалось, что вы были в некотором...
   Люси сглотнула и стала с неловкостью ожидать оценки.
   – ...смятении.
   – Я не могла шевельнуться, – проговорила она, оценивая каждое слово после того, как оно слетало с губ. – Я подбежала к двери и не смогла открыть ее. – Она посмотрела на него, надеясь увидеть в его лице ответы. Естественно, их там не оказалось. – Я... я не знаю, что со мной случилось. – Ее голос звучал неровно, даже нервно. – То есть... Это Гермиона. И мой брат. Я... я сожалею, что вам причинили боль, но все это правильно. В самом деле. Это хорошо. Во всяком случае, должно быть. Гермиона будет моей сестрой. Я всегда мечтала о сестре.
   – Иногда они бывают забавными.
   Он сказал это с полуулыбкой, и от этого Люси почувствовала себя лучше. Даже удивительно, насколько. Достаточно для того, чтобы ее речь стала плавной, без заиканий, без дрожи.
   – Я не могла поверить, что они ушли вместе. Они должны были предупредить. Они должны были сказать мне, что они небезразличны друг другу. Не доводить до того, чтобы все раскрылось вот таким вот образом. Это неправильно. – Люси схватила мистера Бриджертона за руку и заглянула ему в глаза. Ее взгляд был серьезным и настойчивым. – Это неправильно, мистер Бриджертон. Это неправильно.
   Он покачал головой, слегка. Его подбородок почти не шевельнулся, губы тоже, когда он произнес:
   – Нет.
   – Все меняется, – прошептала Люси, и сейчас она говорила уже не о Гермионе. Но это не имело значения. Ей совсем не хотелось думать. Об этом. О будущем. – Все меняется, – снова прошептала она, – и я не могу этому помешать.
   Каким-то образом его лицо оказалось почти рядом с ее лицом, и он повторил:
   – Нет.
   – Это выше моих сил.
   Люси не могла не смотреть на него, не могла заставить себя отвести взгляд и продолжала шептать: «Это выше моих сил», – а расстояние между их лицами неуклонно сокращалось.
   И вдруг его губы... прикоснулись к ее губам.
   Это был поцелуй.
   Ее поцеловали.
   Ее. Люси. Впервые. Впервые в жизни она оказалась центром мироздания. И в этом была жизнь. И это происходило с ней.
   Поцелуй был замечательным, потому что он расширял и преобразовывал мир. И все же он оставался коротким поцелуем – мягким, легким, как будто ветерок коснулся губ. Но все ее тело ожило и одновременно замерло, словно испугавшись, что одно неправильное движение все разрушит.
   А ей не хотелось ничего разрушать. Да поможет ей Господь – ей хотелось, чтобы все это было. Ей хотелось, чтобы это мгновение длилось и память о нем оставалась, ей хотелось...
   Ей просто хотелось.
   Всего. Всего, что можно получить.
   Всего, что можно почувствовать.
   Он обнял ее, и она со вздохом приникла к нему, прижалась всем телом. «Вот оно, – отстраненно подумала она. – Оно прекрасно, как музыка. Как симфония».
   Это был трепет. Даже больше, чем трепет.
   Его губы стали настойчивее, и она приоткрыла рот навстречу его губам. Поцелуй о многом говорил ей, взывал к ее душе. Руки мистера Бриджертона сжимали ее крепче, еще крепче. Неожиданно ее собственные руки обвились вокруг его шеи и сомкнулись там, где его волосы ниспадали на воротник.
   До поцелуя Люси не собиралась прикасаться к нему, даже не думала об этом. Но откуда-то ее руки знали, как обнимать его и как прижимать. Она слегка откинулась назад, и обоих охватил жар.
   А поцелуй продолжался... и продолжался.
   Она ощущала его всем телом, с головы до ног. Казалось, этот поцелуй везде, он пронизал ее всю, до глубины души.
   – Люси, – прошептал мистер Бриджертон, оторвавшись от ее рта и проведя губами по ее щеке к уху. – Боже мой, Люси.
   Люси не хотелось говорить, делать что-либо, что могло нарушить очарование момента. Она не знала, как к нему обращаться, не могла называть просто Грегори, а «мистер Бриджертон» уже звучало неправильно.
   Отныне он стал значить гораздо больше. Для нее.
   Итак, она была права. Все меняется. Меняются и ее чувства. Она чувствует себя...
   Пробудившейся.
   Она откинула голову, когда он сжал губами мочку ее уха, и застонала – тихие, несвязные звуки слетали с ее губ и складывались в песнь. Ей хотелось раствориться в нем. Ей хотелось распластаться на ковре и вобрать его в себя. Ей хотелось ощутить на себе его тяжесть, жар его тела, ей хотелось прикасаться к нему – ей хотелось что-то делать. Ей хотелось действовать. Ей хотелось стать дерзкой.
   Она запустила пальцы ему в волосы. Он тихо застонал, и звука его голоса оказалось достаточно, чтобы ее сердце забилось чаще. Он делал потрясающие вещи с ее шеей – его губы, его язык, его зубы, она не знала, что конкретно, но что-то из этого распаляло в ней огонь.
   Его губы переместились к ее горлу, оставив за собой разгоряченную кожу. А его руки – они тоже двигались. Они обнимали ее, прижимали к нему и казались чрезвычайно настойчивыми.
   И все это перестало быть тем, что ей хочется. Оно стало тем, в чем она нуждалась.
   Может, и с Гермионой случилось то же самое? Может, она наивно отправилась на прогулку с Ричардом, а потом... произошло это?
   Теперь Люси все понимала. Она поняла, что значит желать то, что всегда считалось неправильным, позволять этому произойти, несмотря на опасность скандала. И...
   И тут она произнесла. Проверила, как звучит.
   – Грегори.
   Его имя звучало ласково, интимно, и ей казалось, что одним – единственным словом она может изменить мир и все вокруг.
   Раз она произнесла его имя, теперь он принадлежит ей, и она может забыть обо всем на свете, забыть...
   О Хейзелби.
   Господи, она же обручена! Теперь это просто не укладывалось у нее в голове. Бумаги уже подписаны. И она...
   – Нет, – проговорила Люси, прижимая руки к груди. – Нет, я не могу.
   Грегори позволил ей оттолкнуть себя. Она отвернулась, страшась смотреть ему в лицо. Она знала... если заглянет ему в глаза...
   Она слаба. Она не сможет сопротивляться.
   – Люси, – сказал он, и Люси поняла, что его голос действует на нее так же, как его взгляд.
   – Я не могу. – Она покачала головой, все еще не решаясь посмотреть на него. – Это неправильно.
   – Люси.
   На этот раз она ощутила, как его пальцы взяли ее за подбородок и нежно повернули ее лицом к нему.
   – Пожалуйста, позволь мне проводить тебя наверх, – попросил он.
   – Нет! – Она буквально выкрикнула это и тут же почувствовала неловкость. – Я не могу рисковать, – сказала она, осмелившись заглянуть ему в глаза.
   И это было ошибкой. То, как он смотрел на нее... Его взгляд был жестким, но было в нем и что-то еще. Намек на мягкость, проблеск теплоты. И любопытство. Как будто... Как будто он не был полностью уверен в том, что видит. Как будто он смотрел на нее впервые.
   Господь всемогущий, этого она вынести не могла. И не понимала почему. Возможно, потому, что он смотрел именно на нее. Возможно, потому, что выражение его лица было... таким особенным. Возможно, по обеим причинам.
   А возможно, это не имело значения.
   Однако все это наводило на нее страх.
   – Меня не остановить, – сказал он. – Я несу ответственность за твою безопасность.
   Люси стало интересно, куда делся слегка захмелевший, веселый мужчина, с которым она беседовала всего мгновение назад. Вместо него появился кто-то совершенно другой. Некто ответственный.
   – Люси, – повторил он, и это было не вопросом, а скорее напоминанием. Он все равно поступит по-своему, и ей следует об этом знать.
   – Моя комната недалеко, – сказала она, предпринимая последнюю попытку. – Честное слово, меня не нужно провожать. Она там, наверху.
   А потом по коридору и за угол, но ему об этом знать не надо.
   – Тогда я провожу тебя к лестнице.
   Люси поняла, что спорить без толку. Он не отступится. Его голос звучал тихо, но властно – Люси впервые слышала у него такие интонации.
   – И я подожду, когда ты доберешься до своей комнаты.
   – В этом нет надобности.
   Он проигнорировал ее слова.
   – Стукнешь три раза, когда дойдешь.
   – Я не собираюсь...
   – Если я не услышу стук, я поднимусь наверх и лично удостоверюсь, что с тобой все в порядке.
   Он сложил руки на груди. Люси смотрела на него и задавалась вопросом, был бы он таким же, если бы оказался первенцем. В нем неожиданно появилась властность. Из него получился бы великолепный виконт, решила она и тут же подумала, что тогда он ей вряд ли понравился бы. Если говорить честно, лорд Бриджертон наводил на нее ужас, хотя наверняка в нем было достаточно мягкости – он обожал свою жену и детей.
   Однако...
   – Люси.
   Она заскрежетала зубами, злясь на то, что приходится признаваться во лжи.
   – Хорошо, – мрачно проговорила она, – если хотите услышать стук, вам придется подняться по лестнице на этаж.
   Мистер Бриджертон кивнул и последовал за ней, преодолев все семнадцать ступенек.
   – Увидимся завтра, – сказал он на прощание.
   Люси ничего не сказала – она чувствовала, что любые слова будут неуместны.
   – Увидимся завтра, – повторил мистер Бриджертон.
   Люси кивнула – отреагировать как-то надо было, к тому же она понимала, что ей от него никуда не деться.
   Ей хотелось видеть его. Хотеть этого не следовало бы, и она это прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать.
   – Полагаю, мы завтра уедем, – сказала она. – Меня требует к себе дядя, а Ричард... В общем, у него масса дел.
   Однако ее объяснение не изменило выражение его лица. Ею взгляд был настолько жестким и полным решимости, что Люси поежилась.
   – Увидимся завтра утром, – сказал он еще раз.
   Она снова кивнула и быстро пошла прочь, стараясь не сбиться на бег. Завернув за угол, она наконец-то увидела свою дверь, третью от начала коридора.
   Но почему-то остановилась. У самого угла. Вне поля его зрения.
   И постучала три раза.
   Потому что обещала.

Глава 12,

в которой ничего не решается
   Когда Грегори на следующее утро спустился к завтраку, Кейт, мрачная и усталая, уже была в столовой.
   – Я сожалею, – сказала она, подсаживаясь к нему.
   «К чему извиняться? – спросил себя Грегори. – Что-то в последнее время все только и делают, что извиняются».
   – Я знаю, ты надеялся...
   – Ничего страшного, – перебил он ее, бросив взгляд на полную тарелку, которую невестка оставила на противоположной стороне стола.
   – Но...
   – Кейт, – сказал Грегори и не узнал собственного голоса. Он звучал взрослее, если такое возможно. И жестче.
   Кейт замолчала, но ее губы остались приоткрытыми, как будто слова замерзли на кончике языка.
   – Ничего страшного, – повторил Грегори и сосредоточился на еде.
   У него не было желания обсуждать все это и выслушивать объяснения. Что сделано, того уже не вернешь, и он ничего не может с этим поделать.
   Он не знал, что делала Кейт, пока он был занят завтраком, – вероятно, оглядывалась по сторонам, прикидывая, кто из гостей мог слышать их разговор. То и дело до него доносился скрип ее стула – очевидно, она ерзала, горя желанием высказаться.
   Он приступил к бекону.
   И тут – он знал, что она не сможет долго держать рот на замке...
   – Но ты же...
   Он повернулся. Мрачно посмотрел на нее. И произнес два слова:
   – Не надо.
   Мгновение взгляд Кейт оставался невыразительным. Затем ее глаза расширились, и один уголок рта приподнялся. Чуть-чуть.
   – Сколько тебе было, когда мы познакомились? – спросила она.
   Проклятие, к чему она клонит?
   – Не знаю, – нетерпеливо ответил он, пытаясь вспомнить свадьбу брата. Там была прорва цветов. Кажется, он чихал еще неделю после свадьбы.
   – Наверное, тринадцать. Или двенадцать?
   Кейт с любопытством оглядела его.
   – Трудно, наверное, быть настолько младше своего брата.
   Грегори отложил вилку.
   – Энтони. Бенедикт и Колин – они идут друг за другом с небольшой разницей. Как утята. У меня всегда возникала такая ассоциация, но хватало ума не говорить об этом вслух. А потом... гм. Какая разница между тобой и Колином?
   – Десять.
   – Всего лишь? – Кейт была явно удивлена, хотя Грегори не мог понять, лестно это для него или нет.
   – Между Колином и Энтони – полных шесть лет, – продолжала Кейт, подперев подбородок одним пальцем, – вероятно, это подразумевало глубокую задумчивость. – Может, чуть больше. Между ними Бенедикт, и все трое очень близки, несмотря на разницу.
   Грегори выжидал.
   – Ладно, не важно, – оживленно проговорила Кейт. – В конце концов, каждый находит свое место в жизни. А теперь...
   Грегори в изумлении уставился на нее. Разве можно вот так менять тему? Не дав ему ни малейшего представления, о чем пойдет разговор.
   – ...полагаю, мне следует рассказать тебе, как закончился вчерашний вечер. После твоего ухода. – Кейт вздохнула – чуть ли не застонала – и помотала головой. – Леди Уотсон была в некоторой степени выбита из колеи известием о том, что за дочерью не уследили. Хотя кто в этом виноват? Потом она расстроилась из-за того, что лондонский сезон для мисс Уотсон закончился еще до того, как у нее появилась возможность потратить деньги на новый гардероб. Потому что, судя по всему, дебютировать ей не придется.
   Кейт замолчала, ожидая, что Грегори что-то скажет на это. Но Грегори лишь вскинул брови, давая тем самым понять, что ему нечего добавить.
   Кейт дала ему еще секунду, потом продолжила:
   – Леди Уотсон довольно быстро пришла в себя, когда ее внимание обратили на то, что Феннсуорт – граф, хоть и молодой.
   Помолчав, она скривила губы.
   – Ведь он действительно очень молод, не так ли?
   – Ненамного младше меня, – сказал Грегори, хотя прошлой ночью считал Феннсуорта чуть ли не младенцем.
   Кейт притворилась, будто обдумывает его слова.
   – Нет, – медленно проговорила она, – разница есть. Он не... Ну, не знаю. Как бы то ни было...
   Ну почему она меняет тему сразу, как только заговорит о том, что ему действительно интересно?
   – ...помолвка осуществилась, – увлеченно продолжила она, – и, думаю, все стороны пришли к согласию.
   Грегори предположил, что его, как постороннего, в расчет не брали. И разозлился. До чего же противно проигрывать. В чем угодно.
   Ну, кроме стрельбы. Он уже давно отказался от мысли преуспеть в этом.
   Как случилось, что ему ни разу не пришло в голову, что с мисс Уотсон он может потерпеть неудачу? Он признавал, что могут возникнуть трудности, но для него исход дела был решенным. Предопределенным.
   И ведь он продвинулся с ней довольно далеко. Господи, она же смеялась над его шутками! Смеялась. Ведь это что-то да значило!
   – Они сегодня уезжают, – сообщила Кейт. – Все. По отдельности, естественно. Леди и мисс Уотсон будут готовиться к свадьбе, а лорд Феннсуорт везет свою сестру домой. Ведь именно ради этого он и приехал.