Куин Джулия. На пути к свадьбе

   – Понятно, – произнес Грегори и поморгал.
   Люси поняла, что он не знает, что сказать. Это была наиболее нехарактерная для него реакция, и именно эта реакция порадовала ее.
   Наконец он нашелся:
   – Мои поздравления.
   – Благодарю.
   Интересно, спросила себя Люси, получил ли он приглашение? Дядя Роберт и лорд Давенпорт были полны решимости пригласить на церемонию абсолютно всех. Это, говорили они, ее первый выход в свет, это великое событие, и они хотят, чтобы весь мир узнал о том, что она жена Хейзелби.
   – Свадьба состоится в церкви Святого Георгия, – без всякой причины сообщила Люси.
   – Здесь, в Лондоне? – удивился Грегори. – Я думал, вы будете венчаться в Феннсуорт-Эбби.
   Забавно, подумала Люси, ведь ей совсем не больно – обсуждать с ним свое грядущее бракосочетание. А все потому, что ее оцепенение усилилось.
   – Так захотел дядя, – пояснила она, вытаскивая из корзинки еще один кусок хлеба.
   – Разве ваш дядя является главой семьи? – спросил Грегори, с любопытством глядя на нее. – Ведь ваш брат – граф. Разве он не достиг совершеннолетия?
   Люси бросила целый ломоть на землю и с каким-то странным интересом наблюдала, как голуби дерутся за него.
   – Достиг, – ответила она. – В прошлом году. Но он предпочел отдать пока решение семейных дел дяде. Думаю, теперь, – она смущенно улыбнулась ему, – после женитьбы, он займет полагающееся ему место.
   – Не беспокойтесь о моих чувствах, – попросил Грегори. – Я уже вполне оправился.
   – Правда?
   Он как-то неопределенно качнул головой.
   – По правде говоря, я считаю, что мне повезло.
   Пальцы Люси, которая достала еще один ломоть хлеба, замерли, не отщипнув ни кусочка.
   – Повезло? – изумилась она и с интересом посмотрела на него. – Разве такое возможно?
   – Вы очень прямолинейны, – не без удивления проговорил Грегори.
   Люси покраснела. Она почувствовала, как горячий румянец заливает ей щеки.
   – Простите, – сказала она – С моей стороны это было верхом грубости. Просто вы так…
   – Больше ни слова, – перебил ее Грегори, и от этого ей стало еще хуже.
   Окажись она на его месте, ей тоже было бы неприятно вспоминать те события, поэтому нет ничего удивительного в том, что он пресек ее попытку пересказать – в мельчайших подробностях, – как он сходил с ума от любви к Гермионе.
   – Простите, – проговорила она.
   Грегори повернулся к ней. И задумчиво оглядел.
   – Вы очень часто это повторяете.
   – В этом вся я, – сказала она. – Я все сглаживаю и улаживаю.
   С этими словами они бросила последний кусок хлеба голубям.
   Оба одновременно наклонились вперед и стали наблюдать за хаосом, воцарившимся в стае.
   – Удачно, – отметил Грегори.
   – Я мирюсь с обстоятельствами и стараюсь увидеть в них хорошее, – заявила Люси. – Всегда.
   – Похвально, – тихо проговорил Грегори.
   И это почему-то разозлило Люси. В ней поднялась чуть ли не звериная ярость. Ей не надо, чтобы ее хвалили за то, что она умеет мириться с посредственным! Это все равно что выиграть в состязании по ходьбе приз за самые красивые туфли. Не имеющий отношения к состязаниям и бессмысленный.
   – А вы? – спросила она, и ее голос прозвучал резче, чем раньше. – Вы тоже миритесь с обстоятельствами? Именно поэтому вы утверждаете, что оправились? Разве не вы приходили в восторг при малейшем упоминании о любви? Вы говорили, что любовь – это все. Вы говорили...
   Люси замолчала, шокированная собственным тоном. Грегори смотрел на нее как на помешанную. Возможно, она действительно была не в себе.
   – Вы много чего говорили, – пробормотала она в надежде, что это положит конец беседе.
   Ей пора идти. До его прихода она уже не менее четверти часа сидела в парке. Погода стоит ветреная, очень влажно, а она одета не очень тепло.
   – Сожалею, что расстроил вас, – тихо проговорил Грегори.
   Люси никак не могла заставить себя взглянуть на него.
   – Но я вам не солгал, – сказал он. – Честное слово, я больше не думаю о мисс – простите, о леди Феннсуорт, кроме тех случаев, когда понимаю, что мы никогда не подошли бы друг другу.
   Люси повернулась к нему и вдруг поняла, что ей безумно хочется верить ему. И она действительно поверила.
   Потому что, если он смог забыть Гермиону, значит, и она сможет забыть его.
   – Не знаю, как объяснить это, – добавил он и замотал головой, как будто запутался в себе не меньше, чем она. – Но если когда-нибудь вами овладеет безумное и необъяснимое чувство к...
   Люси окаменела. Нет, он не скажет этого. Просто не может быть, чтобы он это сказал.
   Он пожал плечами.
   – Короче, я не стал бы этому доверять.
   Господи! Слова Гермионы. Точные.
   Люси попыталась вспомнить, что она тогда ответила Гермионе. Потому что нужно было что-то ответить сейчас. Иначе он обратил бы внимание на то, что она молчит, повернулся бы и увидел, как она расстроена. А потом стал бы задавать вопросы, и она не знала бы, что отвечать, и...
   – Маловероятно, что со мной это случится, – сказала Люси, причем слова сами сорвались с ее языка.
   Грегори повернулся, но она продолжала смотреть вперед. И жалела, что скормила птицам весь хлеб.
   – Вы не верите, что полюбите? – спросил он.
   – Гм... возможно, – ответила она, придав своему голосу побольше беспечности и убежденности. – Но не так.
   – Не так?
   Возмущенная тем, что он вынуждает ее пускаться в объяснения, Люси набрала в грудь воздуха.
   – Я не полюблю той отчаянной любовью, от которой вы с Гермионой отреклись, – сказала она. – Я сделана из другого теста.
   Люси прикусила губу и наконец позволила себе посмотреть в его сторону. А что, если он догадается, что она лжет? Что, если он почувствует, что она уже любит – его? Конечно, она окажется в затруднительной ситуации, поэтому лучше заранее узнать, что именно он понял. Во всяком случае, ей не придется гадать.
   Неведение не приносит счастья. Тем более таким, как она.
   – Как бы то ни было, это не имеет отношения к делу, – продолжила Люси, потому что молчание стало ей невыносимо. – Через неделю я выхожу за лорда Хейзелби, и я никогда не отступлю от своей клятвы. Я...
   – За Хейзелби? – Грегори изогнулся всем телом, чтобы заглянуть ей в глаза. – Вы выходите за Хейзелби?
   – Да, – ответила Люси, разозлившись. Странная какая-то реакция! – Я думала, вы знаете.
   – Нет, я не... – У него был шокированный вид. Ошеломленный.
   Господи!
   Он помотал головой.
   – Даже не понимаю, почему я этого не знал.
   – Никто не делал из этого секрета.
   – Да, – с нажимом произнес Грегори. – То есть нет. Естественно, не делали. Я имел в виду совсем другое.
   – Вы не уважаете лорда Хейзелби? – спросила Люси, тщательно подбирая слова.
   – Нет, – ответил Грегори, покачав головой – слегка, как будто делал это неосознанно. – Нет. Я довольно давно знаком с ним. Мы вместе учились в колледже. И в университете.
   – Значит, вы сверстники? – Неожиданно Люси подумала, что что-то идет не так, если она не знает возраста своего жениха. Но и возраста Грегори она не знает.
   Грегори кивнул.
   – Лорд Хейзелби вполне... любезный. Будет хорошо к вам относиться. – Он прокашлялся. – Мягко.
   – Мягко? – эхом отозвалась Люси, удивленная такой странной оценкой.
   Их взгляды встретились, и Люси сообразила, что он практически впервые посмотрел на нее с того момента, как она назвала имя своего жениха. Грегори молчал. И пристально смотрел на нее. Его взгляд был напряженным, а глаза, казалось, медленно меняли цвет. Сначала они были карими с зеленоватым оттенком, потом зелеными – с коричневатым, а потом приобрели совсем непонятный оттенок.
   – В чем дело? – прошептала она.
   – Не имеет значения, – ответил он каким-то чужим голосом. – Я... – В это мгновение он отвернулся, и чары рассеялись. – Моя сестра, – заговорил он, покашляв, – завтра вечером устраивает суаре. Соблаговолите ли поприсутствовать?
   – О да, с радостью, – ответила Люси, хотя знала, что никуда она не пойдет.
   С другой стороны, она уже давно лишена светского общения, а после свадьбы у нее не будет возможности проводить время в его обществе. Не следует мучить себя, мечтая о том, что ей не суждено иметь. Но она ничего не может с собой поделать.
   Срывай цветы.
   Сейчас. Потому что другого времени не будет...
   – Только я не смогу. – Разочарование превратило ее голос в жалобный стон.
   – Почему?
   – Дело в дяде, – со вздохом ответила она. – И в лорде Давенпорте, отце Хейзелби.
   – Я знаю, кто это такой.
   – Конечно. Про... – Она замолчала. Нет, она этого не произнесет. – Они не хотят, чтобы я до поры до времени показывалась в свете.
   – Прошу прощения, но почему?
   Люси пожала плечами.
   – Нет смысла представлять меня свету как леди Люсинду Абернети, если мне через неделю предстоит стать леди Хейзелби.
   – Это глупо.
   – Так они говорят. – Она нахмурилась. – И еще я думаю, что они не хотят зря тратиться.
   – Завтра вы обязательно будете на приеме, – уверенно заявил Грегори. – Я об этом позабочусь.
   – Вы? – удивилась Люси.
   – Не я конкретно, – пояснил он, – а моя мама. Поверьте мне, когда дело доходит до соблюдения светских правил и норм, она способна горы свернуть. У вас есть компаньонка?
   Люси кивнула.
   – Тетя Харриет. Она немного нездорова, но, я уверена, сможет присутствовать на вечере, если дядя позволит.
   – А он позволит, – твердо сказал Грегори. – Сестра, о которой я говорил, старшая. Дафна. – Помолчав, он добавил: – Ее светлость герцогиня Хастингс. Ваш дядя не посмеет отказать ей, не так ли?
   – Наверное, не посмеет, – медленно проговорила Люси. Она не могла представить, кто вообще посмел бы отказать герцогине.
   – Тогда решено, – подытожил Грегори. – Завтра во второй половине дня вам принесут письмо от герцогини. – Он встал и предложил ей руку.
   Люси напряглась. Ей было и горько, и сладостно прикасаться к нему. Она вложила свою руку в его. Его рука была теплой и сулила спокойствие. И безопасность.
   – Благодарю, – проговорила она.
   Встав, она тут же отдернула руку и ухватилась за ручку корзинки, затем кивнула своей горничной, и та поспешила к ней.
   – До завтра, – попрощался Грегори и очень официально поклонился.
   – До завтра, – попрощалась Люси.
   Ей не верилось, что все это правда. Сколько она себя помнила, дядя никогда не менял своего решения. Но вдруг... Всякое возможно. Надо надеяться.

Глава 15,

в которой наш герой узнает, что не обладает —и, возможно, никогда не будет обладать – такой же житейской мудростью, как его мать

   Час спустя Грегори сидел в гостиной дома номер пять по Брутон-стрит, в лондонском особняке матери, которая переехала сюда после свадьбы Энтони, освободив для него Бриджертон-Хаус. Это был и дом Грегори, он жил здесь до того, как перебрался на съемную квартиру. После замужества младшей сестры мать жила одна. Грегори обязательно заезжал к ней как минимум дважды в неделю, когда бывал в Лондоне, и каждый раз удивлялся тому, каким тихим стал дом.
   – Дорогой! – радостно воскликнула мать, вплывая в комнату. – Я ждала тебя только к вечеру. Как твое путешествие? Расскажи мне о Бенедикте, и Софи, и детях во всех подробностях. Просто преступление, что я так редко вижу своих внуков.
   Грегори снисходительно улыбнулся. Мать была в Уилтшире всего месяц назад и навещала Бенедикта несколько раз в год. Он обстоятельно рассказал о четырех детях Бенедикта, уделив особое внимание маленькой Виолетте, тезке матери. Затем, когда у матери истощился весь запас вопросов, он сказал:
   – Кстати, мама, я приехал просить тебя об одолжении.
   У Виолетты всегда была идеальная осанка, но в этот момент она, кажется, еще немного выпрямила спину.
   – Вот как? И в чем же дело?
   Он рассказал о Люси, стараясь при этом не вдаваться в подробности, чтобы мать в свойственной ей манере не сделала определенные выводы по поводу его интереса к ней.
   Мать имела склонность видеть потенциальную невестку во всех незамужних дамах. Даже в тех, у кого на ближайшие выходные была назначена свадьба.
   – Конечно, я помогу тебе, – сказала Виолетта. – Нет ничего проще.
   – Ее дядя твердо намерен держать ее под арестом, – напомнил Грегори.
   Она пренебрежительно махнула рукой.
   – Пустяки, сынок. Предоставь это мне. Я быстро с этим справлюсь.
   Грегори решил на этом закрыть тему. Если мама утверждает, что знает, как обеспечить чье-то присутствие на балу, ей можно верить. Новые вопросы наведут ее на мысль, что у него есть скрытые мотивы.
   А таких мотивов у него не было.
   Люси ему просто нравилась. Он считал ее другом. И хотел, чтобы она получила немного удовольствия. Это было бы замечательно.
   – Я попрошу твою сестру послать ей приглашение с личным письмом, – задумчиво проговорила Виолетта. – Возможно, я даже заеду к ее дяде. Я солгу и скажу, что встретилась с ней в парке.
   – Солжешь? – лукаво улыбнулся Грегори. – Ты?
   Улыбку, появившуюся на лице матери, можно было с полным правом назвать дьявольской.
   – Не имеет значения, поверит он мне или нет. В этом и заключается одно из преимуществ преклонного возраста. Никто не смеет противоречить такой старой ведьме, как я.
   Грегори многозначительно взглянул на нее, тем самым давая понять, что не купится на ее уловку. Пусть Виолетта Бриджертон и является матерью восьми взрослых детей, но никто при виде ее гладкого молочно-белого лица и широкой улыбки никогда не отнесет ее к категории тех, кого она называет старыми. Между прочим, Грегори часто задавался вопросом, почему она не вышла замуж во второй раз. Ведь недостатка в удалых вдовцах, желавших пригласить ее на ужин или на танец, не было. Грегори подозревал, что любой из них с восторгом ухватился бы за шанс жениться на его матери, если бы она проявила хоть малейший интерес.
   Но она не проявляла, и Грегори вынужден был признать, что это вызывает у него эгоистическую радость. Если не брать в расчет ее назойливость, то было нечто чрезвычайно уютное в ее всепоглощающей преданности детям и внукам.
   Отец скончался более двадцати лет назад, и Грегори совсем не помнил его. Но мать часто рассказывала о нем, и каждый раз при этом ее голос менялся, взгляд смягчался, а уголки губ приподнимались – чуть-чуть, но достаточно, чтобы Грегори увидел, как дороги ей воспоминания.
   Именно в эти мгновения он понимал, почему она беспокоилась о том, чтобы ее дети выбирали себе спутников жизни по любви.
   И он всегда так и собирался поступить. Что теперь выглядит довольно забавно, если вспомнить этот фарс с мисс Уотсон.
   В комнату вошла горничная и поставила на столик между ними чайный поднос.
   – Кухарка испекла твои любимые бисквиты, – сказала Виолетта, подавая ему чашку с чаем, сервированным именно так, как он любил, – без сахара, с капелькой молока.
   – Ты предугадала мой визит? – спросил Грегори.
   – Не сегодняшний, – ответила Виолетта, отпивая из своей чашки. – Но я знала, что ты появишься очень скоро. Когда проголодаешься.
   Грегори усмехнулся. Ведь она была абсолютно права. Как и у большинства мужчин его возраста и статуса, в его квартире не было места для нормальной кухни. Он питался на приемах, в клубе и, естественно, у матери и родственников.
   – Благодарю, – пробормотал он, принимая от нее тарелку с шестью бисквитами.
   Виолетта, склонив голову набок, секунду задумчиво смотрела на чайный поднос, а потом положила два бисквита на свою тарелку.
   – Меня тронуло, – сказала она, поднимая глаза на сына, – что в ситуации с леди Люсиндой ты обратился за помощью ко мне.
   – Вот как? – не без любопытства спросил Грегори. – А к кому еще я мог бы обратиться с таким вопросом?
   Виолетта откусила крохотный кусочек бисквита.
   – Конечно, твой выбор очевиден, однако вспомни – ты редко обращаешься к семье, когда тебе требуется помощь.
   Грегори замер, потом медленно пересел так, чтобы сидеть к ней анфас. Глаза матери – пронзительно синие и видящие насквозь – были обращены на его лицо. Что она хотела этим сказать? Нельзя любить семью сильнее, чем он.
   Виолетта улыбнулась.
   – О, только не обижайся. – Виолетта потянулась через стол и похлопала его по руке. – Я вовсе не имела в виду, что ты нас не любишь. Но ты действительно предпочитаешь все делать сам.
   – Например?
   – Ну, искать себе жену...
   Он тут же перебил ее:
   – Ты хочешь уверить меня в том, что Энтони, Бенедикт и Колин приветствовали твое вмешательство, когда искали себе жен?
   – Нет, естественно, нет. И никто не поприветствовал бы. Однако... – Она провела рукой по воздуху, как бы стирая предложение. – Прости меня. Это был неудачный пример.
   Тихо вздохнув, она повернулась к окну, и Грегори понял, что мать готова оставить тему. К его собственному изумлению, он к этому готов не был.
   – Что плохого в том, что кто-то предпочитает все делать сам? – спросил он.
   Виолетта посмотрела на него. Вид при этом у нее был такой, будто ее насильно вовлекают в неприятный разговор.
   – Ничего. Я очень горда тем, что вырастила самостоятельных сыновей. Ведь все вы трое выбрали в жизни свой путь. – Помолчав, она добавила: – Конечно, не без помощи Энтони. Он разочаровал бы меня, если бы не присматривал за вами.
   – Энтони безмерно великодушен, – тихо произнес Грегори.
   – Да, именно так, не правда ли? – с улыбкой сказала Виолетта. – Ведь он тратил на вас и свое время, и свои деньги. В этом он очень похож на отца. – На мгновение ее взгляд стал мечтательным. – Мне так жаль, что ты никогда не знал его.
   – Энтони был мне как отец, – сказал Грегори не только потому, что хотел сделать ей приятное, но и потому, что это было правдой.
   Вдруг губы его матери сжались, а уголки рта опустились. Грегори испугался, что она вот-вот заплачет, и вытащил из кармана носовой платок и протянул ей.
   – Нет, в этом нет надобности, – заверила его Виолетта, хотя платок взяла и глаза промокнула. – Я в порядке. Просто немного... – Она проглотила комок, застрявший в горле, и улыбнулась. Однако в ее глазах остался подозрительный блеск. – Когда-нибудь ты поймешь – когда у тебя будут собственные дети, – как приятно слушать такие слова.
   Она отложила платок, взяла чашку и сделала глоток и вдруг довольно заахала.
   Грегори усмехнулся. Его мать буквально боготворила чай. Ее чувства не шли ни в какое сравнение с традиционной английской любовью к чаю. Она утверждала, что чай помогает ей думать. Грегори порадовался бы этому, если бы не тот факт, что предметом ее раздумий слишком уж часто становился он. К третьей чашке мать обычно разрабатывала пугающе подробный план его женитьбы на дочери какой-нибудь подруги, которую она чаще всего навещала по утрам.
   – Хорошо, что ты обратился ко мне. Есть дела, с которыми может справиться только женщина, – махнула на него рукой Виолетта. – У тебя не было иного выбора, как обратиться ко мне.
   Это было правдой, поэтому Грегори промолчал.
   – Ты привык, что за тебя все делается, – заявила мать.
   – Мама.
   – Гиацинта такая же, – поспешно добавила она. – Думаю, это симптом младшего ребенка. Честное слово, я не хочу сказать, что ты ленив, или избалован, или мелочен.
   – А что же ты хочешь сказать? – поинтересовался Грегори.
   Она одарила его озорной улыбкой.
   – Я просто хочу сказать, что тебе никогда не приходилось над чем-то усердно трудиться. В этом смысле тебе очень повезло. Хорошее само случается с тобой.
   – Ты, как моя мать, этим обеспокоена?
   – О, Грегори, – сокрушенно вздохнула она, – ничем я не обеспокоена. Я желаю тебе только добра. Ты же сам это знаешь.
   Он не смог определить, какого ответа требует это заявление, поэтому промолчал и лишь многозначительно поднял брови.
   – Наверное, я говорю сумбурно, – нахмурилась Виолетта. – Я пытаюсь сказать, что тебе никогда не приходилось тратить много усилий на то, чтобы достичь цели. Только я так и не поняла, в чем причина – в твоих способностях или в целях.
   Грегори продолжал молчать. Взглядом он нашел особо сложное переплетение рисунка на обоях и задержался на нем. Он ни на чем не мог сосредоточиться, потому что мысли крутились в вихре.
   И куда-то неслись.
   В комнате стояла тишина, воздух был неподвижен, но ему все равно казалось, будто что-то давит на него, жмет со всех сторон.
   Он не знал, что она собирается сказать, но каким-то образом...
   Понял.
   И это было важно.
   Возможно, важнее, чем что-либо слышанное им.
   – Ты не желаешь просить о помощи, – сказала мать, – потому что для тебя важно, чтобы братья видели в тебе взрослого человека. И в то же время... В общем, жизнь дается тебе легко, и иногда мне кажется, что ты даже не пытаешься...
   Грегори уже набрал в грудь воздуха, чтобы заговорить.
   – Дело не в том, что ты не хочешь пытаться, – опередила его Виолетта. – Просто в большинстве случаев тебе это и не требуется. А когда же оказывается, что обстоятельства требуют от тебя приложения всех сил... Если ты не можешь сам справиться с делом, ты решаешь, что оно просто не стоит твоих усилий.
   Грегори обнаружил, что его взгляд вернулся к заинтересовавшему его завитку на обоях.
   – Я знаю, что значит трудиться ради чего-то, – тихо сказал он и посмотрел матери в лицо. – Чего-то отчаянно желать и знать, что желаемого можно и не достичь.
   – Знаешь? Я рада. – Виолетта потянулась за чашкой, но, вдруг передумав, убрала руку и взглянула на сына. – Ты достиг желаемого?
   – Нет.
   Она на мгновение опечалилась.
   – Сожалею.
   – А я нет, – напряженно произнес он. – Уже нет.
   – О, понятно. – Она села поудобнее. – Тогда я тоже не сожалею. Полагаю, это пошло тебе на пользу.
   Первым порывом Грегори было обидеться, но, к его собственному изумлению, он сказал:
   – Вероятно, ты права.
   Мать понимающе улыбнулась.
   – Я рада, что ты видишь все в таком свете. Многим это не дано. – Она посмотрела на часы и воскликнула: – О Боже, время! Я обещала Порции Фезерингтон заехать к ней во второй половине дня.
   Грегори встал вслед за матерью.
   – Не беспокойся насчет леди Люсинды, – сказала Виолетта, идя к двери. – Я обо всем позабочусь. И, пожалуйста, допей чай. Ты меня очень тревожишь – ведь о тебе некому позаботиться. Еще год такого питания – и от тебя останутся кожа да кости.
   Грегори проводил ее до двери.
   – Если учесть, что меня постоянно подталкивают в сторону брака, то от этого будет большая польза: поможет отбиваться.
   – Да? – Она задумчиво оглядела его. – Как хорошо, что я больше не пускаюсь на всякие хитрости. Я обнаружила, что множество мужчин обращают внимание только на то, что им обстоятельно растолковывают.
   – Даже твои сыновья.
   – Особенно мои сыновья.
   Грегори усмехнулся.
   – Так я попросил о помощи, не правда ли?
   – Ты практически собственноручно написал заявление.
   Он попытался проводить ее до главного холла, но она отмахнулась от него:
   – Нет, не надо. Иди и допивай чай. Когда сообщили о твоем приходе, я приказала приготовить сандвичи. Их подадут с минуты на минуту, и они пропадут, если ты их не съешь.
   – Ты знаешь о том, что ты замечательная мать? – сказал он, кланяясь.
   – Из-за того, что кормлю тебя?
   – Гм, да, но еще и из-за многого другого.
   Виолетта приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Глава 16,

в которой наш герой снова влюбляется

   Как и утверждала Виолетта Бриджертон, в искусстве светских интриг ей не было равных. И действительно, когда Грегори на следующий день прибыл в Хастингс-Хаус, его сестра Дафна, нынешняя герцогиня Хастингс сообщила, что леди Люсинда Абернети почтит бал своим присутствием.
   Он не смог объяснить себе, почему эта новость так порадовала его. Леди Люсинда выглядела такой расстроенной, когда сказала, что не сможет пойти на бал. В самом деле, разве девушка не имеет права повеселиться в последний раз перед свадьбой?
   Грегори все еще не верилось в это. Как же получилось, что он не знал, что она выходит замуж за Хейзелби? Теперь он уже не может помешать этому, к тому же это не его дело. Надо же, Хейзелби! Ну и дела!
   Может, сказать Люси?
   Хейзелби очень приятный парень и, вынужден был признать Грегори, обладает умственными способностями выше среднею. Он не будет с ней суровым, но он не будет... не сможет...
   Он не станет ей мужем.
   Одна мысль об этом вызывала у Грегори отвращение. У Люси не будет нормальной семейной жизни, потому что Хейзелби не любит женщин. В том смысле, в каком их должен любить мужчина.
   Хейзелби будет с ней добр, вероятно, он выделит ей щедрое содержание – гораздо большее, чем имеют многие замужние женщины независимо от склонностей своих мужей.
   Но все равно несправедливо, что именно Люси уготована такая жизнь. Она заслуживает большего. Дома, полного детей. И собак. А еще пары кошек. Наверняка она захочет оборудовать зверинец.
   И цветник. В доме Люси цветы будут повсюду, в этом Грегори не сомневался. Розовые пионы, желтые розы и эти голубые цветы, которые ей так понравились.
   Дельфиниумы. Вот как они называются.
   Грегори замер, вспоминая об этом.
   Пусть Люси утверждает, что главный любитель цветов в ее семье – брат, но Грегори не мог представить Люси, живущей в доме, лишенном ярких красок.
   В ее доме будет звучать смех, в нем всегда будет шумно, везде будет царить беспорядок, несмотря на все ее усилия сделать жизнь правильной и аккуратной. Он без труда представлял, как она суетится, пытаясь построить жизнь всех по расписанию.