Куин Джулия. На пути к свадьбе

   – Когда? – уточнила та.
   – Когда будет проще, – ответил Грегори.
   Гиацинта оглядела зал – Люси не могла представить, как это может помочь в принятии решения.
   – Через час, – объявила Гиацинта с уверенностью полководца. – Грегори, иди отсюда и занимайся тем, чем ты всегда занимаешься на подобных мероприятиях. Танцуй. Носи лимонад. Постарайся, чтобы тебя заметили с Уитфор – ее родители гоняются за тобой уже несколько месяцев.
   – А вы, – продолжала Гиацинта, повернувшись к Люси, – останетесь со мной. Я представлю вас всем, с кем вам нужно познакомиться.
   – А с кем мне нужно познакомиться? – поинтересовалась Люси.
   – Еще не знаю. Вообще-то это не имеет значения.
   Люси ошеломленно уставилась на нее.
   – Ровно через пятьдесят пять минут, – заявила Гиацинта, – леди Люсинда порвет свое платье.
   – Я порву?
   – Я порву, – ответила Гиацинта. – Я специалист в таких делах.
   – Ты намерена порвать ей платье? – с сомнением в голосе спросил Грегори. – Прямо здесь, в бальном зале?
   – Не забивай себе голову деталями, – отмахнулась от него Гиацинта. – Иди и играй свою роль. Встретишься с ней в гардеробной Дафны через час.
   – В спальне герцогини? – изумилась Люси. Нет, это невозможно.
   – Для нас она Дафна, – заявила Гиацинта. – А теперь уходи отсюда.
   Люси удивленно заморгала. Разве ей не было велено оставаться подле Гиацинты?
   – Это относится к нему, – пояснила та.
   И в этот момент Грегори совершил чрезвычайно странный поступок. Он взял Люси за руку. Прямо посреди зала, где любой мог увидеть, он взял руку Люси и поднес ее к губам.
   – Оставляю вас в надежных руках, – сказал он, отступая на шаг и кланяясь, затем бросил предостерегающий взгляд на сестру и добавил: – Хотя в это трудно поверить.
   И он пошел прочь, намереваясь поухаживать за какой-нибудь несчастной, которая не будет знать, что она всего лишь невинная пешка в грандиозном плане его сестры.
   Люси, чувствовавшая себя немного утомленной общением с сестрой Грегори, перевела взгляд на Гиацинту. Та лучилась и улыбалась во весь рот.
   – Отлично получилось, – сказала она. Для Люси ее слова прозвучали скорее как похвала самой себе. – Кстати, – продолжила она, – а зачем моему брату понадобилось поговорить с вами? Только не говорите, что не знаете, потому что я все равно не поверю.
   Люси обдумала несколько вариантов ответа и наконец произнесла:
   – Я не знаю.
   Это было небольшой ложью, однако она не собиралась рассказывать о своих тайных надеждах и мечтах женщине, с которой познакомилась всего несколько минут назад, чьей бы сестрой она ни была.
   И это решение наполнило ее ощущением правильности сделанного, будто она выиграла этот раунд.
   – Серьезно? – Гиацинта смотрела на нее с подозрением.
   – Серьезно.
   Но это ни в коей мере не убедило Гиацинту.
   – Гм, а вы умны. Надо отдать вам должное.
   Люси сказала себе, что не позволит себя запугать.
   – Знаете, – проговорила она, – я всегда считала себя организованным и энергичным человеком, но к вам, мне кажется, это относится еще в большей степени.
   Гиацинта рассмеялась.
   – О, я совсем не организованная. Но я энергичная. И мы отлично поладим. – Она взяла Люси под руку. – Как сестры.
   В течение следующего часа Люси уяснила три вещи, касающиеся Гиацинты, леди Сен-Клер.
   Первое: что она знает всех. И все обо всех.
   Второе: что она является кладезем сведений о брате. Люси не задала ей ни единого вопроса, но к тому моменту, когда они покинули бальный зал, она знала, какой у Грегори любимый цвет (синий), какую еду он предпочитает (сыр, любого сорта) и что в детстве он шепелявил.
   Люси также поняла, что нельзя недооценивать младшую сестру Грегори. Гиацинта не только разорвала ей платье, но исполнила это с такой виртуозностью и ловкостью, что об этом тут же узнали четыре человека. А чтобы не наносить ущерба скромности Люси, она ограничилась небольшим разрывом на подоле.
   В общем, ее действия впечатляли.
   – Я уже делала такое, – призналась Гиацинта, ведя Люси прочь из зала.
   Люси это признание ничуть не удивило.
   – Это полезный дар, – добавила Гиацинта абсолютно серьезно. – Вот, сюда.
   Люси последовала за ней вверх по узкой лестнице.
   – Существует очень мало предлогов, под которыми женщина может на время удалиться от исполнения социальных функций, – продолжала Гиацинта, демонстрируя потрясающую способность вцепляться в выбранную ей тему, как репей. – Это вынуждает нас использовать любое оружие, имеющееся в нашем арсенале.
   Люси уже начинала верить в то, что всегда вела замкнутый образ жизни.
   – Ну вот, мы на месте. – Гиацинта распахнула дверь. И заглянула внутрь. – Он еще не пришел. Значит, у меня есть время.
   – На что?
   – Чтобы залатать вам платье. Признаться, я забыла об этой детали, когда составляла план. Но я знаю, где у Дафны иголки.
   Люси наблюдала за Гиацинтой, которая прошла к туалетному столику и открыла один из ящиков.
   – Именно там, где я и предполагала, – с победной улыбкой объявила она. – Люблю ситуации, в которых я права. Это значительно облегчает жизнь. Вы согласны?
   Люси кивнула.
   – Почему вы мне помогаете?
   Гиацинта посмотрела на нее как на полоумную.
   – Вы же не можете вернуться в зал в рваном платье. Тем более после того, как мы всем раструбили, что идем его зашивать.
   – Нет, я не об этом.
   – О! – Гиацинта достала иголку и внимательно ее оглядела. – Эта подойдет. Как вы думаете, какого цвета выбрать нитку?
   – Белую. И вы не ответили на мой вопрос.
   Гиацинта отмотала нитку, оторвала ее и вдела в иголку.
   – Вы мне нравитесь, – сказала она. – И я люблю своего брата.
   – Вы же знаете, что я обручена и скоро выйду замуж, – тихо проговорила Люси.
   – Знаю. – Гиацинта присела на корточки рядом с Люси и принялась быстрыми и большими стежками сшивать разошедшуюся ткань.
   – Через неделю. Даже раньше.
   – Я знаю. Я получила приглашение.
   – Вы планируете присутствовать?
   Гиацинта подняла голову и посмотрела на нее.
   – А вы?
   Люси едва не ахнула. До настоящего момента мысль о том, чтобы не выходить за Хейзелби, выглядела гуманной и расплывчатой. Но сейчас, под пристальным взглядом Гиацинты, мысль стала обретать более конкретные очертания. Она все еще казалась неосуществимой, но по крайней мере...
   Гм... может...
   Может, не такой уж и неосуществимой.
   – Бумаги подписаны, – сообщила Люси.
   – Уже?
   – Его выбрал мой дядя, – сказала Люси, гадая, кого именно она пытается убедить. – Все было сговорено давным-давно.
   – Гм...
   «Гм?.. Что, Господи, это значит?»
   – А он... а ваш брат...
   Люси лихорадочно подыскивала слова, подавленная тем, что облегчает душу почти незнакомому человеку. Надо же, не кому-то там, а родной сестре Грегори! Однако Гиацинта продолжает молчать, она сидит на корточках, и все ее внимание сосредоточено на иголке, которая то пропадала в подоле, то появлялась снова. А раз Гиацинта ничего не говорит, значит, говорить придется Люси. Потому что... потому что...
   Потому что она уже начала говорить.
   – Он не давал мне никаких обещаний, – дрожащим от волнения голосом сказала Люси. – И не заявлял о своих намерениях.
   А вот после этих слов Гиацинта подняла голову и спросила:
   – Не заявлял?
   Люси прикрыла глаза. Она не такая, как Гиацинта Сен-Клер. Достаточно провести четверть часа в обществе Гиацинты, чтобы понять: она пойдет на все, ухватится за любой шанс, чтобы спасти собственное счастье. Она бросит вызов условностям, выдержит шквал критики и останется целой и невредимой как телесно, так и духовно.
   А она, Люси, не такая смелая. Она никогда не руководствовалась чувствами. Ее путеводной звездой всегда был здравый смысл.
   Разве не она говорила Гермионе, что та должна выйти за того мужчину, которого одобрят ее родители?
   Разве не она говорила Грегори, что не желает неистовой, всепоглощающей любви? Что она – человек совсем другого сорта?
   Да, она не из таких. Совсем. Когда гувернантка карандашом делала для нее рисунок для раскрашивания, она всегда зарисовывала между линиями и не выходила за их пределы.
   – Вряд ли я осилю такое, – прошептала Люси.
   Гиацинта смотрела на нее мучительно долго, прежде чем снова взялась за шитье.
   – Значит, я неверно оценила вас, – тихо сказала она.
   Эти слова хлестнули Люси, как пощечина.
   Но губы ее отказывались говорить. И ей не хотелось выслушивать ответ.
   А Гиацинта уже вернулась к своему обычному состоянию. Она раздраженно посмотрела на Люси и потребовала:
   – Хватит дергаться!
   – Простите, – пробормотала Люси. И подумала: «Опять я это сказала. Я ужасно предсказуема, традиционна и абсолютно лишена воображения».
   – Вы снова дергаетесь.
   – Простите.
   Гиацинта уколола ее иголкой.
   – И все равно вы дергаетесь.
   – Не дергаюсь! – закричала Люси.
   Гиацинта улыбнулась ей.
   – Вот так-то лучше.
   Люси мрачно посмотрела на нее.
   – Надеюсь, я не истеку кровью.
   – Если и истечете, – ответила Гиацинта, вставая, – это будет только ваша вина.
   На лице Гиацинты играла удовлетворенная улыбка.
   – Вот, – объявила она, рукой указывая на результат своих усилий. – Конечно, не так красиво, но для сегодняшнего вечера сойдет.
   Люси встала на колени, чтобы осмотреть подол. Гиацинта оказалась слишком щедрой в похвале самой себе. Шов был сделан не очень аккуратно.
   – У меня никогда не было способностей к шитью, – беспечно пожав плечами, пояснила Гиацинта.
   Подавив желание распороть шов и зашить его самой, Люси встала.
   – Нужно было предупредить меня об этом, – буркнула она.
   Губы Гиацинты медленно растянулись в лукавой улыбке.
   – Подумать только! – воскликнула она. – А у вас вдруг выросли колючки.
   В следующее мгновение Люси шокировала самое себя, заявив:
   – А вы говорили обидные вещи.
   – Возможно, – согласилась Гиацинта с таким видом, будто это было ей совсем безразлично. И озадаченно посмотрела на дверь. – Пора бы ему быть здесь.
   Сердце Люси странно дрогнуло.
   – Вы все еще хотите помогать мне? – шепотом спросила она.
   Гиацинта повернулась к ней.
   – Я надеюсь, – ответила она, окидывая Люси холодным взглядом, – что вы неправильно оценивали себя.
   Грегори уже опаздывал на десять минут к назначенному сроку. И он ничего не мог с этим поделать: после танца с одной барышней стало очевидно, что он обязан проявить любезность еще полудюжине других. И хотя ему с трудом удавалось следить за сутью светских бесед, которые он должен был вести, он не очень расстраивался из-за отсрочки. Люси и Гиацинта уже давно покинули зал, и теперь никто не скажет, будто он выскочил вслед за ними. Да, он намерен найти какой-нибудь способ сделать Люси своей женой, но надобности нарываться на скандал нет.
   Грегори шел по дому, направляясь к спальне сестры. Он провел в Хастингс-Хаусе бессчетное количество времени и отлично знал его закоулки. Добравшись до двери, он вошел без стука, а хорошо смазанные петли не издали ни звука.
   – Грегори!
   Первым прозвучал голос Гиацинты. Она стояла рядом с Люси, которая выглядела... Потрясенной. Что Гиацинта с ней сделала?
   – Люси! – воскликнул он, бросаясь вперед. – Что случилось?
   Люси помотала головой.
   – Ничего существенного.
   Грегори с осуждением посмотрел на сестру.
   Гиацинта пожала плечами.
   – Я буду в соседней комнате.
   – Подслушивать под дверью?
   – Я буду сидеть за письменным столом Дафны, – заявила Гиацинта. – Он стоит посередине комнаты. Только не надо возражать: дальше я уйти не могу. Если кто-то появится, мне придется бежать к тебе на помощь. Я понадоблюсь тебе для того, чтобы ситуация выглядела приличной.
   Хотя Грегори и не хотелось признавать это, в ее словах был резон, поэтому он лишь кивнул ей и проводил взглядом до двери. Заговорил он только после того, как дверь за ней закрылась.
   – Она сказала вам что-то неприятное? – спросил он у Люси. – Она иногда бывает чудовищно бестактной, но сердце у нее находится там, где положено.
   Люси покачала головой.
   – Нет, – ответила она, – думаю, она говорила абсолютно верные вещи.
   – Люси? – вопросительно посмотрел на нее Грегори.
   Ее взгляд, казавшийся затуманенным, прояснился.
   – О чем вы хотели поговорить со мной? – спросила она.
   – Люси, – начал Грегори, размышляя, как лучше повести разговор.
   Он репетировал свою речь все время, пока танцевал внизу, но сейчас, оказавшись с Люси наедине, не знал, что сказать.
   Вернее, знал. Но не знал, в каком порядке говорить и каким тоном. Сказать, что любит ее? Открыть свое сердце перед женщиной, которая собирается замуж за другого? Или предпочесть более безопасный путь и растолковать ей, почему не следует выходить за Хейзелби?
   Месяц назад выбор был бы очевиден. Тогда он был романтиком и предпочитал возвышенные поступки. Он объявил бы о своей любви, уверенный в радушном приеме. Он взял бы ее за руку. Встал бы перед ней на колени.
   Он поцеловал бы ее.
   Но сейчас...
   Он уже не так уверен. Он доверяет Люси, но не доверяет судьбе.
   – Вы не можете выйти за Хейзелби, – сказал он.
   У Люси от удивления округлились глаза.
   – Что вы имеете в виду?
   – Вы не можете выйти за него, – повторил Грегори, избегая прямого ответа на вопрос. – Это станет для вас несчастьем. Это... Вы должны поверить мне. Вы не должны выходить за него.
   Она покачала головой.
   – Зачем вы все это мне говорите?
   «Потому что я хочу, чтобы ты была со мной».
   – Потому что... потому что... – Он подыскивал слова. – Потому что вы стали мне другом. И я желаю вам счастья. Люси, он не будет вам хорошим мужем.
   – Почему?
   Грегори было мучительно больно слушать ее голос, который звучал тихо и глухо, не так, как всегда.
   – Он...
   Господи, ну как же это сказать? Ведь она может не понять, что он имеет в виду.
   – Он не... – Грегори сглотнул. Неужели нет более щадящего пути? – Некоторые люди...
   Он посмотрел на Люси. У нее дрожала нижняя губа.
   – Он предпочитает мужчин, – торопливо выпалил Грегори, наконец-то подыскав нужные слова. – Женщинам. Есть такие мужчины.
   И замер в томительном ожидании. В течение чудовищно долгого мгновения Люси никак не реагировала на его слова. Окаменев, она напоминала скорбную статую.
   – Почему вы мне об этом рассказали? Почему решили сообщить? – с нажимом произнесла Люси.
   – Я рассказал...
   – Нет, вы сделали это не из добрых побуждений. Тогда зачем? Чтобы помучить? Чтобы заставить меня испытать то же, что вы, когда Гермиона вышла за моего брата, а не за вас?
   – Нет! – выкрикнул Грегори и схватил ее за руки. – Нет, Люси, – повторил он. – Я никогда так не поступил бы. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Я хочу...
   Он хотел ее и не знал, как об этом сказать. Во всяком случае, сейчас, когда она выглядела так, будто он разбил ей сердце.
   – Я вполне смогла бы быть счастлива с ним, – прошептала Люси.
   – Нет, не смогли бы. Вы не понимаете, он...
   – Да, смогла бы! – закричала она. – Возможно, я не полюбила бы его, но смогла бы стать счастливой. Именно этого я и ожидала. Как вы не понимаете, что именно к этому я и готовилась. А вы... вы... – Она отвернулась, чтобы он не видел ее лица. – Вы все разрушили.
   – Как?
   Она посмотрела на него, и ее взгляд был таким твердым, таким глубоким, что у Грегори перехватило дыхание. Наконец она ответила:
   – Тем, что заставили желать вас.
   У него бешено забилось сердце.
   – Люси, – выговорил он единственное, что смог, – Люси.
   – И теперь я не знаю, что делать, – призналась она.
   – Поцеловать меня. – Он взял ее лицо в ладони. – Просто поцеловать меня.
   На этот раз он целовал ее совсем по-другому. Она оставалась в его объятиях прежней, а вот он был совсем другим. Сейчас его потребность в ней была более глубокой, более непреодолимой.
   Потому что он любил ее.
   Он целовал ее страстно, и эта страсть проявлялась и в его дыхании, и в биении его сердца. Он приникал губами то к ее щеке, то ко лбу, то к уху и при этом шептал как молитву:
   – Люси, Люси, Люси.
   Он хотел ее. Он нуждался в ней.
   Она была для него воздухом.
   Пищей.
   Водой.
   Его губы скользнули вниз, к ее шее, а потом опустились к кружевному вырезу корсажа. Ее кожа горела от его поцелуев. Он осторожно стянул платье с одного плеча.
   Но Люси не остановила его.
   – Грегори, – шептала она, все глубже зарываясь пальцами в его волосы. – Грегори... о Боже... Грегори.
   Он стал гладить ее обнаженное плечо. Ее кожа оказалась бархатистой на ощупь и матово поблескивала в свете свечей.
   Неожиданно его охватила безудержная радость обладания. И гордость.
   Ни один мужчина не видел ее такой и, даст Бог, никогда не увидит.
   – Ты не должна выходить за него, Люси, – настойчиво прошептал он между поцелуями.
   – Грегори, не надо, – взмолилась Люси.
   – Не должна.
   И тут, поняв, что нужно остановиться, иначе все это зайдет слишком далеко, он напоследок крепко поцеловал Люси в губы, выпрямился и, отстранив ее, заставил посмотреть ему в глаза.
   – Ты не должна выходить за него, – снова сказал он.
   – Грегори, что я могу...
   Он взял ее руки в свои, сжал и произнес то самое:
   – Я люблю тебя.
   У Люси от изумления приоткрылись губы. И она потеряла дар речи.
   – Я люблю тебя, – повторил Грегори.
   Люси подозревала это, даже надеялась на это, но не позволяла себе верить в то, что такое возможно. И поэтому, когда к ней вернулась способность говорить, она лишь вымолвила:
   – Любишь меня?
   Грегори улыбнулся, потом от души расхохотался и прижался лбом к ее лбу.
   – Всем сердцем, – как клятву, произнес он. – Я только недавно понял это. Я дурак. Слепец. Я...
   – Нет, – перебила его Люси, качая головой. – Не брани себя. Никто никогда не замечал меня рядом с Гермионой.
   Он еще сильнее сжал ее руки.
   – Да она не идет с тобой ни в какое сравнение.
   Люси ощутила, как по телу разливается приятное тепло. Это было не желание, не страсть, а чистое, неподдельное счастье.
   – Ты уверен в этом? – шепотом спросила она.
   – Настолько, что готов сделать все возможное, чтобы помешать твоей свадьбе с Хейзелби.
   Люси неожиданно побелела.
   – Люси?
   Нет. Нельзя. Она этого не сделает. Как забавно складывается жизнь. Целых три года она талдычила Гермионе, что нужно быть практичной и следовать правилам. Она морщилась, когда Гермиона принималась рассуждать о любви, страсти и звучащей музыке. А сейчас...
   Люси тяжело вздохнула. А сейчас она сама собирается разорвать собственную помолвку.
   О которой сговорились много-много лет назад.
   С сыном графа.
   За пять дней до свадьбы.
   Господи, да это же скандал!
   Люси отступила на шаг и, гордо вскинув голову, посмотрела Грегори в глаза. Он наблюдал за ней, и в его глазах светилась та же любовь, что горела в ее душе.
   – Я люблю тебя, – прошептала она, вспомнив, что еще не сказала ему об этом. – Я тоже тебя люблю.
   Хотя бы один раз она перестанет думать о других. Она не станет принимать то, что ей дается, и мириться с этим. Она будет бороться за собственное счастье, сама строить свою судьбу.
   Она не станет делать то, чего от нее ожидают.
   Она сделает то, чего хочет сама.
   Время пришло.
   Люси взяла Грегори за руки. И улыбнулась. Ее улыбка получилась уверенной – она была полна надежд, полна грез и сознания того, что все эти надежды и грезы сбудутся.
   Правда, достичь этого будет нелегко. И путь предстоит тяжелый.
   Но дело стоит того.
   – Я поговорю с дядей, – твердо проговорила она. – Завтра.
   Грегори притянул ее к себе, чтобы поцеловать в последний раз. Поцелуй был быстрым, но страстным и полным обещаний.
   – Помочь тебе? – спросил он. – Может, мне заехать к нему и сообщить о своих намерениях?
   Новая Люси, отважная и храбрая, осведомилась:
   – А каковы твои намерения?
   Сначала во взгляде Грегори отразилось изумление, потом понимание, затем одобрение.
   Люси догадалась, что он собирается сделать, еще до того, как он приступил к церемонии. Он стал опускаться все ниже и ниже...
   Пока не оказался перед ней на одном колене и не посмотрел на нее как на самую красивую женщину на земле.
   Люси спрятала лицо в ладонях и только сейчас поняла, что дрожит.
   – Леди Люсинда Абернети, – торжественно и громко произнес Грегори, – согласны ли вы оказать мне честь и стать моей женой?
   Люси попыталась ответить. Попыталась кивнуть.
   – Выходи за меня. Люси, – сказал он. – Будь моей женой.
   На этот раз Люси удалось справиться с переполнявшими ее эмоциями.
   – Да. – Она помолчала. – Да! О да!
   – Со мной ты будешь счастлива, – пообещал Грегори, вставая, чтобы обнять се. – Даю слово.
   – В этом нет надобности, – замотала головой Люси, смаргивая навернувшиеся слезы. – Потому что иначе и быть не может.
   Грегори открыл было рот, собираясь что-то сказать, но ему помешал тихий, но настойчивый стук в дверь. Гиацинта.
   – Иди, – прошептал он. – Пусть Гиацинта отведет тебя в зал. Я приду позже.
   Люси кивнула и удостоверилась в том, что ее наряд в полном порядке.
   – Ой, прическа, – испугалась она, бросив взгляд на взлохмаченные волосы Грегори.
   – В полном порядке, – успокоил он ее. – Ты выглядишь изумительно.
   – Ты уверен? – спросила Люси, направляясь к двери.
   – Я люблю тебя, – произнес Грегори одними губами, а взгляд подтвердил его слова.
   Люси открыла дверь, и в комнату влетела Гиацинта.
   – Господи, какие же вы оба копуши! – воскликнула она. – Нам пора назад. Немедленно.
   Она устремилась в коридор, но неожиданно остановилась в дверях и оглядела Люси и брата. В конечном итоге ее взгляд остановился на Люси, и она вопросительно приподняла одну бровь.
   Люси оказалась на высоте.
   – Вы не обманулись во мне, – тихо проговорила она.
   Глаза Гиацинты расширились, а губы изогнулись в довольной усмешке.
   – Отлично.
   И Люси поняла, что это действительно так. Все действительно отлично.

Глава 18,

в которой наша героиня делает ужасное открытие

   У нее получится.
   Получится.
   Надо только постучаться.
   Но она продолжала топтаться у двери в кабинет дяди. Ее кисть была сжата в кулак, как будто она действительно сейчас постучит в дверь.
   Однако не стучала.
   Сколько она уже здесь стоит? Пять минут? Десять? Сколько бы ни стояла, этого времени достаточно, чтобы обозвать ее дурехой. Трусихой.
   Как это случилось? Почему это случилось? В школе она считалась толковой и рассудительной. Она была из тех, кто знает, как чего-то добиться. Она не была робкой. Она не испытывала страха.
   Когда же дело касалось дяди Роберта...
   Люси вздохнула. Когда дело касалось дяди, она всегда становилась такой. Он ужасно суров, ужасно неразговорчив.
   Как же он не похож на ее всегда веселого отца!
   В школе Люси порхала, как бабочка, но когда она возвращалась домой, то чувствовала себя загнанной обратно в кокон. Она становилась молчаливой, тихой.
   И одинокой.
   Только на этот раз так не пойдет! Она глубоко вздохнула, расправила плечи. На этот раз она скажет ему все, что нужно сказать. Она добьется, чтобы он услышал ее.
   Она подняла руку. И постучала.
   И замерла, прислушиваясь.
   – Входите.
   – Дядя Роберт, – проговорила Люси, переступая порог кабинета.
   Несмотря на середину дня и солнечный свет, косыми лучами падавший на пол, комната казалась погруженной в полумрак.
   – Люсинда. – произнес дядя, бросая на нее быстрый взгляд и вновь погружаясь в свои бумаги, – что тебе?
   – Мне нужно поговорить с вами.
   Он что-то записал, хмуро уставился на лист, затем обмакнул перо в чернила.
   – Говори.
   Люси откашлялась. Ей было бы гораздо проще, если бы он хотя бы посмотрел на нее. Она терпеть не могла обращаться к его макушке, ненавидела это всем сердцем.
   – Дядя Роберт, – повторила она.
   Он что-то пробурчал в ответ и продолжил писать.
   – Дядя Роберт.
   Люси увидела, как перо замедлило бег по листу, и наконец дядя поднял голову.
   – Люсинда, в чем дело? – раздраженно осведомился он.
   – Нам нужно поговорить о лорде Хейзелби.
   – Есть какие-то проблемы? – медленно спросил дядя.
   – Нет, – услышала Люси собственный голос.
   Это было неправдой. Но она всегда отвечала так, если кто-то спрашивал, есть ли проблемы. Такие фразы, как «Простите» или «Прошу прощения», непроизвольно срывались у нее с языка.
   Так ее выдрессировали.
   – Люсинда? – Голос дяди прозвучал резко, с неприятным скрежетом.
   – Нет, – повторила Люси, на этот раз громче. Вероятно, именно это и прибавило ей храбрости. – То есть да, проблема есть. И мне нужно обсудить ее с вами.
   Дядя устремил на нее скучающий взгляд.
   Дядя Роберт, – начала Люси, чувствуя себя так, будто на цыпочках пробирается по полю с ежами, – знаете ли вы... – Она прикусила губу и огляделась по сторонам, стараясь не встречаться взглядом с дядей. – Скажу иначе: известно ли вам...
   – Хватит, – отрезал он.
   – Лорд Хейзелби, – быстро проговорила Люси, стремясь поскорее покончить с этим, – не любит женщин.
   Секунду дядя Роберт непонимающе таращился на нее. А потом...
   Расхохотался. Он расхохотался!
   – Дядя Роберт? – У Люси бешено застучало сердце. – Так вы знаете об этом?
   – Естественно, – пренебрежительно бросил он. – А почему, по-твоему, его папаша так горит желанием заполучить тебя? Он знает, что ты не будешь болтать.