Наблюдает за ней.
   Грегори неотрывно следил за правой рукой Люси.
   – Все на месте? – услышал он голос Ричарда.
   В хоре ответов голоса Люси он не услышал, однако отвечать ей и не требовалось – все и так видели, что она на месте.
   Ведь она невеста.
   А он – полный идиот, который тупо наблюдает за тем, как ее увозят.
   – Сожалею, – тихо проговорил Колин после того, как коляска скрылась из виду.
   – Это какая-то бессмыслица, – прошептал Грегори. Колин положил руку на плечо брата.
   – Это какая-то бессмыслица, – повторил Грегори. – Она так не поступила бы. Она любит меня.
   Он посмотрел на Колина. Взгляд брата был добрым и одновременно сочувственным.
   – Нет, – помотал головой Грегори, – нет, ты ее не знаешь. Она никогда... Нет. Ты ее не знаешь.
   И Колин, чье общение с леди Люсиндой Абернети ограничивалось мгновением, когда она разбила сердце его брату, спросил:
   – А ты ее знаешь?
   Грегори ошарашенно попятился.
   – Да, – ответил он, – да, знаю.
   Колин на это ничего не сказал, лишь многозначительно поднял брови, как бы спрашивая: «И?..»
   Грегори устремил взгляд туда, где скрылась коляска с Люси. Он стоял не шевелясь, затем повернулся к брату и посмотрел тому в глаза.
   – Я знаю ее, – уверенно произнес он. – Знаю.
   Колин хотел что-то сказать, но все внимание Грегори снова переключилось на проезжую часть. Он стоял так какие-то мгновения. А потом бросился бежать.

Глава 21,

в которой наш герой рискует всем
   – Ты готова?
   Люси оглядела роскошное убранство церкви Святого Георгия – залитые солнцем витражи, изящные арки, горы и горы цветов, доставленных сюда в честь ее свадьбы.
   Она подумала о лорде Хейзелби, стоявшем у алтаря рядом со священником.
   Она подумала о гостях – их было более трехсот, – которые ждали, когда она под руку с братом пройдет по проходу.
   А еще она подумала о Грегори, который наверняка видел, как она, одетая в подвенечное платье, садилась в свадебную коляску.
   – Люси, – снова окликнула ее Гермиона, – ты готова?
   Интересно, подумала Люси, а что сделает Гермиона, если она ответит «нет»?
   Гермиона так романтична.
   И живет идеалами.
   Гермиона сказала бы ей, что хотя бумаги подписаны и оглашение произведено в трех различных приходах, Люси не должна мириться с браком по расчету, если может вступить в брак по любви. Она сказала бы...
   – Люси? Ты готова? – спросила Гермиона.
   И Люси кивнула, потому что она была Люси и всегда останется Люси.
   Потому что она не может поступить иначе.
   К ним присоединился Ричард.
   – Даже не верится, что ты выходишь замуж, – сказал он Люси, но прежде чем сказать это, бросил пылкий взгляд на жену.
   – Между прочим, Ричард, я ненамного младше тебя. И всего на два месяца старше Гермионы, – напомнила ему Люси и указала головой на новоявленную леди Феннсуорт.
   Ричард задорно ухмыльнулся.
   – Да, но она не моя сестра.
   Люси улыбнулась. Она была благодарна Ричарду за то, что его шутка позволила ей улыбнуться. Она нуждается в улыбках. В каждой из тех, что ей удастся выдавить из себя.
   Сегодня день ее свадьбы. Ее вымыли, и надушили, и нарядили в платье, роскошнее которого она в жизни не видела. И сейчас она чувствует себя...
   Опустошенной.
   Ей трудно было представить, что о ней думает Грегори. Она намеренно позволила ему думать, что собирается отменить свадьбу.
   Разве она смогла бы объяснить ему свои мотивы? Он стал бы убеждать ее, что у нее есть выход. Но ведь он идеалист, и он никогда не сталкивался с настоящими неприятностями. А выхода-то у нее нет. В этой ситуации. Она не может пожертвовать своей семьей.
   Люси приоткрыла глаза и тяжело вздохнула.
   В сознании неотступно стучало: «Я справлюсь. Справлюсь. Справлюсь».
   Возможно, все будет хорошо. Возможно, она будет счастлива. Нужно просто продолжать двигаться вперед, мысленно и телесно. Ей нужно просто переступить черту, перейти в другое качество, оставить Грегори в прошлом и делать вид, будто ее радует новая жизнь в роли жены лорда Хейзелби.
   – Люси? – услышала она обеспокоенный голос Гермионы. – Что с тобой?
   Но у Люси не было сил поднять глаза. Гермиона попросила Ричарда оставить их с Люси наедине, взяла руки подруги в свои и, наклонившись вперед, зашептала:
   – Люси, ты уверена, что хочешь всего этого?
   Люси удивленно посмотрела на нее. Почему Гермиона спрашивает ее об этом? Именно в тот момент, когда ей очень хочется сбежать?
   Люси сглотнула и попыталась расправить плечи.
   – Да, – ответила она. – Да, конечно.
   Гермиона промолчала. Но ее глаза – огромные зеленые глаза, сводившие с ума мужчин, – ответили за нее.
   Люси снова сглотнула и отвернулась, не желая видеть то, что было в этих глазах.
   И тут Гермиона произнесла:
   – Люси.
   И все. Лишь «Люси».
   Люси повернулась к ней. Ей хотелось спросить, что Гермиона имела в виду. Ей хотелось спросить, почему она произнесла ее имя так трагически. Но не спросила. Не смогла. И понадеялась, что Гермиона сама прочитает эти вопросы в ее глазах.
   Гермиона погладила ее по щеке и грустно улыбнулась.
   – В жизни не видела более печальной невесты.
   Люси прикрыла глаза.
   – Я не печальна. Я просто чувствую... Я чувствую себя так, будто прощаюсь.
   Ее слова явно удивили Гермиону.
   – С кем?
   – С собой.
   Да, она прощается с собой и с той, какой она могла бы стать.
   Тут появился Ричард и взял ее за руку.
   – Пора начинать.
   Люси кивнула.
   – Где твой букет? – спросила Гермиона и сама же ответила: – Ой, вот он. – Она взяла со столика букеты – свой и Люси – и подала один из них невесте. – Ты будешь счастлива, – прошептала она, целуя Люси в щеку. – Ты должна быть счастлива. Я просто не смирюсь, если ты не будешь счастлива.
   У Люси задрожала нижняя губа.
   – О Боже! – всплеснула руками Гермиона. – Я говорю уже совсем как ты. Видишь, как ты на меня влияешь?
   Поцеловав подругу еще раз, она пошла в церковь.
   – Теперь твоя очередь, – сказал Ричард.
   – Сейчас, – проговорила Люси.
   И вот... шаг сделан.
   Она в церкви, идет по проходу. Вот она у алтаря, кивает священнику, смотрит на Хейзелби и в тысячный раз напоминает себе, что, несмотря... гм... несмотря на некоторые его пристрастия, которые ей абсолютно непонятны, из него получится вполне приемлемый муж.
   А если бы она сказала «нет»?..
   Но она не имеет права сказать «нет».
   Краешком глаза она видит Гермиону. На ее лице безоблачная улыбка. Они с Ричардом приехали в Лондон два дня назад, счастливые и радостные. Они смеялись и поддразнивали друг друга, обсуждали, что нового появится в Феннсуорт-Эбби. Оранжерея, смеялись они. Они хотят построить оранжерею. И оборудовать детскую.
   Разве Люси вправе отобрать у них все это? Разве она может низвергнуть их в жизнь, наполненную позором и нищетой?
   Люси услышала, как Хейзелби ответил:
   – Да.
   Настала ее очередь.
   – Согласна ли ты взять этого мужчину в законные мужья, жить с ним по закону Божьему в священном браке? Согласна ли ты слушаться его, помогать ему, любить и почитать его, быть с ним рядом в болезни и здравии; отринуть всех и прилепиться к нему, пока вас не разлучит смерть?
   Люси изо всех сил старалась не думать о Грегори.
   – Да.
   Она дала согласие. И что? Она ничего такого не почувствовала. Она все та же Люси, только стоит перед огромной толпой народу и брат выдает ее замуж.
   Священник вложил ее правую руку в правую руку Хейзелби, и тот громким, четким и уверенным голосом дал клятву верности.
   Они разъединились, затем Люси взяла правую руку Хейзелби.
   «Я, Люсинда Маргарет Кэтрин...»
   – Я, Люсинда Маргарет Кэтрин...
   «... беру тебя, Артур Фицуильям Джордж...»
   – ...беру тебя, Артур Фицуильям Джордж...
   Она говорила то, что требовалось. Она повторяла все за священником, слово в слово. Повторяла до тех пор, пока не настал момент поклясться Хейзелби в верности, пока...
   Двери церкви распахнулись с грохотом.
   Люси обернулась. Все обернулись.
   Грегори!
   Господи.
   У него был вид сумасшедшего, он так тяжело дышал, что не мог говорить.
   Пройдя вперед, он оперся на спинку скамьи, и Люсинда услышала его тихий шепот:
   – Не надо.
   У нее замерло сердце.
   – Не делай этого.
   Пальцы Люси разжались, и букет упал на пол. Она была не в силах шевелиться, не в силах говорить. Она молчала и стояла неподвижно, как статуя, а Грегори шел к ней, не замечая устремленных на него сотен взглядов.
   – Не делай этого, – повторил он.
   Царила гробовая тишина. Почему все молчат? Сейчас кто-нибудь обязательно бросится вперед, схватит Грегори за руку и вытолкает его прочь...
   Но никто этого не сделал. Потому что разворачивался спектакль. Это был театр, и никто не желал пропустить конец действия.
   А потом...
   Перед алтарем.
   Перед алтарем, на глазах у всех, Грегори остановился.
   Он остановился. И сказал:
   – Я люблю тебя.
   Стоявшая рядом Гермиона пробормотала:
   – Боже мой!
   Люси хотелось плакать.
   – Я люблю тебя, – повторил Грегори и, не сводя глаз с ее лица, пошел вперед. – Не делай этого, – сказал он, подходя почти вплотную. – Не выходи за него.
   – Грегори, – прошептала Люси, – зачем ты так?
   – Я люблю тебя, – ответил он, и другого объяснения у него не было.
   У Люси сдавило горло. Слезы обожгли глаза. Все ее тело напряглось как струна. Она застыла. Казалось, достаточно малейшего дуновения ветерка, малейшего выдоха, и она упадет. Она могла думать только об одном – зачем?
   Люси посмотрела на жениха, который из главного действующего лица превратился в лицо второстепенное. Все это время он молчал, наблюдая за событиями с тем же интересом, что и все присутствующие. Люси взглядом попросила его о помощи, но он лишь покачал головой и слегка повел одним плечом. Настолько незаметно, что вряд ли кто-нибудь обратил на это внимание. Но Люси увидела и поняла, что это значит.
   «Решать тебе».
   Она опять повернулась к Грегори. В его глазах горел огонь. Он опустился на одно колено.
   «Не надо», – хотела сказать Люси, но губы не слушались ее. И голос куда-то пропал.
   – Выходи за меня замуж, – сказал Грегори. В его голосе Люси ощутила всю силу его чувства. Этот голос нежно обхватил ее, обнял и поцеловал. – Будь моей женой.
   О Господи, как же ей хочется этого! Больше всего на свете ей хочется упасть перед ним на колени, сжать ладонями его лицо. Ей хочется целовать его, ей хочется кричать о своей любви – здесь, перед всеми людьми, знакомыми и незнакомыми.
   Но ничего не изменилось.
   Ее отец остается предателем.
   Ее семью продолжают шантажировать.
   Судьба брата и Гермионы все еще в ее руках.
   Люси посмотрела на Грегори. Все ее существо стремилось к нему.
   – Выходи за меня, – прошептал он.
   Ее губы приоткрылись, и она ответила...
   – Нет.

Глава 22,

в которой начинается настоящее светопреставление
   И началось что-то невообразимое.
   Лорд Давенпорт рванулся вперед, за ним вскочил Роберт Абернети. В церковь влетел брат Грегори, гнавшийся за ним через Мейфэр.
   Ричард попытался увести от свалки Люси и Гермиону, но лорд Хейзелби, до последней минуты наблюдавший за всем с любопытством постороннего, спокойно взял свою будущую жену за руку и сказал:
   – Я позабочусь о ней.
   Лорд Давенпорт набросился на Грегори и, повалив на пол, подмял его под себя.
   – Я держу его! – победно заорал он и в следующее мгновение получил по физиономии ридикюлем Гиацинты Сен-Клер.
   Люси зажмурилась.
   – Полагаю, вы мечтали не о такой свадьбе, – проговорил ей на ухо лорд Хейзелби.
   Люси замотала головой. Она была настолько ошеломлена, что не могла ничего предпринять. Надо бы помочь Грегори. Да, надо бы. Но у нее совсем нет сил, и, кроме того, она слишком труслива, чтобы снова оказаться с ним лицом к лицу.
   – Надеюсь, ему удастся выбраться из-под моего отца, – добавил лорд Хейзелби абсолютно спокойно, как будто смотрел чудовищно скучный забег на ипподроме. – Старик весит двадцать cтоунов[4], хотя и не хочет признаваться в этом.
   Люси удивленно посмотрела на него. Ей не верилось, что человек может сохранять спокойствие, когда вокруг царит такой хаос. Даже премьер-министру пришлось отбиваться от довольно крупной пышнотелой дамы в затейливой шляпке с фруктами – эта дама колотила всех, кто попадался ей под руку.
   – Вряд ли она что-то видит, – сказал Хейзелби, проследив за взглядом Люси. – Грозди винограда мешают.
   Что же он за человек – тот, за кого она почти вышла замуж? Да, они уже произнесли что полагается, но их пока еще не объявили мужем и женой. Как бы то ни было, Хейзелби слишком уж спокойно реагирует на события этого утра.
   – Почему вы ничего не сделали? – спросила Люси.
   Он с любопытством воззрился на нее.
   – Вы имеете в виду, пока ваш мистер Бриджертон признавался вам в любви?
   «Нет, пока священник бубнил о святости брака», – захотелось съязвить Люси.
   Но вместо этого она кивнула.
   Хейзелби склонил голову набок.
   – Вероятно, хотел узнать, как вы поступите.
   Его ответ до глубины души потряс Люси.
   – Между прочим, я польщен, – заявил Хейзелби. – И я стану для вас добрым мужем. Вам не надо беспокоиться на этот счет. Люси промолчала, потому что ее вниманием завладело то, что творилось вокруг. Лорда Давенпорта оттащили от Грегори, и какой-то незнакомый Люси господин крепко держал старика.
   – Пожалуйста, – прошептала она, обращаясь к Грегори и понимая, что никто, даже Хейзелби, который отправился выручать премьер-министра, ее не слышит. – Пожалуйста, не надо.
   Однако Грегори был неумолим. Его держали двое, один – по-дружески, а другой – враждебно, но ему удалось вырваться и добраться до ступеней. Подняв голову, он устремил на Люси горящий взгляд. В этом взгляде были и гнев, и непонимание, и даже боль, увидев которую Люси едва не отшатнулась.
   – Почему? – требовательным тоном спросил он.
   Люси затрясло. Может ли она лгать самой себе? Может ли? Здесь, в церкви, тем более после того, как она совершила невообразимое – на глазах у всех нанесла ему личное оскорбление?
   – Почему?
   – Потому что у меня не было другого выхода, – прошептала она.
   В его глазах что-то промелькнуло. Разочарование? Нет. Надежда? Нет, ни то ни другое. Что-то еще. То, чего она не поняла.
   Грегори хотел что-то сказать, спросить ее о чем-то, но в этот момент те двое снова подхватили его и вытолкали из церкви.
   Прижав руки к груди, Люси ошеломленно наблюдала за ними.
   – Как вы могли?
   Люси обернулась. Гиацинта Сен-Клер стояла рядом с ней и буквально сверлила ее гневным взглядом.
   – Вы не понимаете, – сказала Люси.
   Однако глаза Гиацинты продолжали метать молнии.
   – Вы слабая, – процедила она. – Вы его недостойны.
   Люси покачала головой.
   – Надеюсь, вы...
   – Гиацинта!
   Взгляд Люси метнулся на голос. К ним направлялась еще одна дама. Это была мать Грегори. Их познакомили на балу в Хастингс-Хаусе.
   – Хватит, – строго проговорила она.
   Люси заморгала, чтобы прогнать непрошеные слезы.
   Леди Бриджертон повернулась к ней.
   – Простите нас, – сказала она и потащила дочь прочь.
   Люси смотрела им вслед, и ей казалось, будто все это происходит не с ней, что она спит и ей снится кошмар, или что ее потрясенное воображение вызвало в ее сознании мрачные галлюцинации. Возможно, если она сейчас зажмурится...
   – Ну что, продолжим?
   Это был лорд Хейзелби. Его отец, стоявший рядом, выразил такое же пожелание, но в менее любезной форме.
   Люси кивнула.
   – Отлично, – буркнул Давенпорт. – Умненькая девочка.
   Люси спросила себя, как расценивать комплимент, сделанный лордом Давенпортом. Наверняка это не к добру.
   Она позволила будущему свекру подвести себя к алтарю. Теперь за церемонией наблюдала только половина зрителей, остальные предпочли досматривать продолжение спектакля, которое разворачивалось снаружи.
   И она стала женой Хейзелби.
 
   – О чем ты думал?
   Грегори не сразу сообразил, что мать обратилась с этим вопросом к Колину, а не к нему. Они сидели в ее карете – именно туда впихнули Грегори, когда его вытолкали из церкви, – и куда-то ехали. Во всяком случае, церкви Святого Георгия из окна видно уже не было.
   – Я пытался остановить его, – стал оправдываться Колин.
   Виолетта Бриджертон сердито посмотрела на сыновей.
   – Очевидно, плохо пытался.
   – Ты хоть представляешь, с какой скоростью он несся?
   – Очень быстро, – подтвердила Гиацинта, не глядя на них.
   Она сидела по диагонали от Грегори и, прищурившись, смотрела в окно.
   Грегори промолчал.
   – Ох, Грегори, – вздохнула Виолетта. – сыночек мой, бедняжка.
   – Тебе придется уехать из города, – сказала Гиацинта.
   – Она права, – согласилась с ней мать. – Ничего не поделаешь.
   Грегори опять промолчал. Что Люси имела в виду под «не было другого выхода»?
   Что это значило?
   – Я никогда не приму ее, – ворчливо произнесла Гиацинта.
   – Она станет графиней, – напомнил ей Колин.
   – А мне плевать, пусть она станет хоть королевой...
   – Гиацинта! – осадила ее мать.
   – А что тут такого? – ощетинилась Гиацинта. – Никто не имеет права так унижать моего брата! Никто!
   Виолетта и Колин одновременно посмотрели на нее. Колин – весело, Виолетта – встревоженно.
   – Я уничтожу ее, – продолжила Гиацинта.
   – Нет, – тихо возразил Грегори, – не смей.
   Остальные члены семейства резко замолчали, и у Грегори возникло впечатление, что до того момента, как он подал голос, они не замечали, что он не принимает участия в общем разговоре.
   – Ты оставишь ее в покое, – добавил он.
   Гиацинта недовольно поджала губы.
   Он пристально посмотрел ей в глаза.
   – И если ваши пути пересекутся, – сказал он, – ты проявишь исключительное дружелюбие и доброту. Ты поняла меня?
   Гиацинта ничего не ответила.
   – Ты меня поняла?! – закричал Грегори.
   Все семейство ошеломленно уставилось на него. Ведь он никогда не выходил из себя! Никогда!
   И только тогда Гиацинта, обладавшая высокоразвитым здравомыслием, проговорила:
   – Вообще-то нет.
   – Прощу прощения? – ледяным голосом осведомился Грегори.
   – Замолчи, – одновременно с ним заговорил Колин, обращаясь к сестре.
   – Я не поняла тебя, – ответила Гиацинта, пихая Колина локтем в бок. – Как ты можешь симпатизировать ей? Если бы такое произошло со мной, ты бы...
   – С тобой такого не произошло, – оборвал ее Грегори. – И ты не знаешь ее. Ты не знаешь, каковы были ее мотивы.
   – А ты? – возмущенно спросила Гиацинта.
   Грегори тоже не знал. И это буквально убивало его.
   – Подставь другую щеку, Гиацинта, – тихо сказала Виолетта.
   Пылая гневом, Гиацинта отвернулась к окну, но язычок все же прикусила.
   – Думаю, ты можешь пожить у Бенедикта с Софи в Уилтшире, – предложила Виолетта. – Вероятно, Энтони и Кейт скоро приедут в город, поэтому ты не сможешь поехать в Обри-Холл, хотя, уверена, они не возражали бы, если бы ты поселился у них на период их отсутствия.
   Грегори, не отрываясь, смотрел в окно. У него не было ни малейшего желания ехать в деревню.
   – Еще ты мог бы попутешествовать, – сказал Колин. – В это время года Италия особенно красива. Ведь ты там не был, верно?
   Грегори, слушавший их вполуха, покачал головой. У него не было желания ехать в Италию.
   «Потому что у меня не было другого выхода», – сказала она.
   Не потому, что она так захотела. И не потому, что это было разумно.
   А потому, что у нее не было другого выхода.
   Что же это значило?
   Неужели ее принудили? А может, шантажировали?
   Что же она могла совершить такого, чтобы дать повод для шантажа?
   – Ей было бы очень тяжело, если бы она решилась не доводить дело до конца, – неожиданно проговорила Виолетта, сочувственно поглаживая Грегори по руке. – Лорд Давенпорт страшный человек, вряд ли кто-либо согласился бы стать его врагом. К тому же в церкви, на глазах у всех... В общем, – со вздохом закончила она, – для этого нужно быть очень храброй. И уметь быстро справляться с потрясениями. – Помолчав, она добавила: – И готовой.
   – Готовой? – переспросил Колин.
   – К последствиям, – пояснила Виолетта. – Потому что разразился бы страшный скандал.
   – Скандал и так разразится, – пробормотал Грегори.
   – Да, но не такой сильный, потому что она ответила «да», – сказала Виолетта. – И не думай, что меня порадовал такой исход. Ты же знаешь, что я желаю тебе только счастья. Зато теперь все будут одобрять ее за сделанный выбор. Ее будут считать разумной девочкой.
   Губы Грегори непроизвольно растянулись в слабой улыбке.
   – А меня помешавшимся от любви идиотом.
   Никто не возразил ему.
   После непродолжительного молчания мать сказала:
   – Должна признаться, ты держишься отлично.
   И правда.
   – Я представляла... – Она оборвала саму себя. – В общем, не важно, что я представляла, главное, что есть на самом деле.
   – Нет, – покачал головой Грегори, поворачиваясь к ней. – Что ты представляла? Как, по-твоему, мне следовало бы поступить?
   – Вопрос не в том, как тебе следовало бы поступить, – ответила Виолетта, явно ошарашенная его вопросами. – Просто я представляла, что ты... разозлишься сильнее.
   Грегори довольно долго смотрел на нее, а потом отвернулся к окну. Они ехали по Пиккадилли и направлялись к Гайд-парку. А почему он не разозлился сильнее? Почему он не стал колотить кулаками о стену? Его вытолкали из церкви и бесцеремонно запихнули в карету, но когда все это закончилось, его охватило странное, почти неестественное спокойствие.
   Неожиданно у него в памяти всплыли недавние слова матери: «Ты же знаешь, что я желаю тебе только счастья».
   Его счастья.
   Люси любит его. В этом нет сомнения. Он видел любовь в ее глазах даже в тот момент, когда она отказала ему. Он уверен в этом, потому что она сама сказала ему об этом, а она не из тех, кто лжет в таких делах. Он чувствовал ее любовь в нежности ее поцелуев, в страстности ее объятий.
   Она любит его. Следовательно, то, что заставило ее выйти за Хейзелби, – что бы это ни было, – сильнее ее. Могущественнее.
   Ей нужна помощь.
   – Грегори? – нежно окликнула его мать.
   Он повернулся к ней.
   – Ты постоянно ерзаешь.
   Разве? Он даже не заметил. Опустив взгляд, он увидел, что его пальцы непроизвольно то сжимаются в кулак, то разжимаются. Да-а, его чувства невероятно обострены.
   – Остановите карету.
   Все посмотрели на него. Даже Гиацинта, которая все это время демонстративно глядела в окно.
   – Остановите карету, – снова потребовал он.
   – Зачем? – с подозрением осведомился Колин.
   – Мне нужен свежий воздух, – не солгав, ответил Грегори.
   Колин постучал в переднюю стенку.
   – Я пройдусь с тобой.
   – Нет. Я хотел бы побыть один.
   На лице Виолетты появилось встревоженное выражение.
   – Грегори... неужели ты действительно собираешься...
   – Штурмовать церковь? – закончил он за нее и криво улыбнулся. – Сегодня я уже выставил себя на посмешище. Тебе не кажется, что этого достаточно?
   – Наверняка они уже поклялись в верности друг другу, – вмешалась Гиацинта.
   Грегори поборол желание бросить сердитый взгляд на сестру, которая, казалось, никогда не упускала возможности побольнее укусить его.
   – Наверняка, – согласился он.
   – На людях тебе будет легче, чем одному, – сказала Виолетта. Ее глаза были полны сочувствия.
   – Оставьте его, – тихо проговорил Колин.
   Грегори удивленно посмотрел на старшего брата. Он не ожидал от него такой поддержки.
   – Он взрослый человек, – добавил Колин. – Он может сам принимать решения.
   Даже Гиацинта не попыталась возразить.
   К этому моменту карета уже остановилась, и кучер ждал снаружи. Когда Колин подал знак, он открыл дверцу.
   – Мне не хотелось бы, чтобы ты уходил, – проговорила Виолетта.
   Грегори поцеловал ее в щеку.
   – Мне нужно подышать свежим воздухом, – сказал он. – Не более.
   Он спрыгнул на мостовую и собрался захлопнуть дверцу, но ему помешал Колин, который высунулся наружу и тихо попросил:
   – Только не делай глупостей.
   – Никаких глупостей, – пообещал ему Грегори, – только то, что необходимо.
   Оглядевшись по сторонам, он определил, где находится. Когда карета тронулась с места и медленно поехала вперед, Грегори намеренно пошел в противоположную сторону.
   Прочь от церкви Святого Георгия.
   А дойдя до угла, развернулся в обратную сторону.
   И побежал.

Глава 23,

в которой наш герой рискует всем. Снова
   Люси не помнила, чтобы за те десять лет, когда дядя являлся ее опекуном, в доме хоть раз устраивались приемы. Дядя был не из тех, кто мог с улыбкой воспринимать ненужные расходы – и, признаться честно, он вообще не отличался гостеприимством. Поэтому она с большим подозрением отнеслась к пышному приему, устроенному в ее честь в Феннсуорт-Хаусе после свадебной церемонии.
   Наверняка на этом настоял лорд Давенпорт. Дядя Роберт предпочел бы ограничиться чаем с тортами в церкви.
   Но свадьба должна была стать событием, причем в самом общепринятом смысле этого слова, то есть с непомерными тратами. Поэтому сразу по окончании церемонии Люси быстро доставили в родной дом, которому вскорости предстояло стать бывшим, завели в спальню, которой тоже вскорости предстояло стать бывшей, и дали достаточно времени, чтобы умыться, прежде чем приступить к приему гостей.