В армии протрубили сбор, и вскоре над ничего не подозревающим Западом должен был разразиться ураган. О Шинг исчерпал все возможности оттянуть начало операции. Все его доводы осыпались подобно розам под ударами ветра. Легионы зализали свои раны. Шинсан обрел внутренний мир, а тервола были могущественны и многочисленны. В Лионтунге не хватало места для размещения тервола с их штабами. Командование экспедицией О Шинг возложил на лорда Ву. Ву разработал план вторжения искусно и эффективно. В этом ему помогли готовые к любому сотрудничеству и горящие нетерпением тервола. Их навязчивая идея вот-вот должна была воплотиться в жизнь.

Путей отступления для О Шинга не оставалось.

Иногда его начинала беспокоить возможность новой Бакеендалы. Однако гораздо чаще его волновали последствия победы. Мечты о реванше и этой войне в течение десяти лет определяли все помыслы и действия тервола. Эта война стала частью их внутренней сущности. Но что произойдет после того, как запад рухнет? Не обратится ли Шинсан против самого себя — Западные державы против её востока — в схватке более тяжелой и кровопролитной, чем та драма, которая недавно разыгралась между ним и Мглой? Иногда его посещали мысли о поступках этой жуткой женщины. Она сошла со сцены слишком легко. Неужели ради процветания Шинсана? А может, чтобы позволить ему, Таму, сыграть какую-то короткую и жестокую роль в её собственной судьбе, прежде чем снова предъявить свои права на трон?

Ни Тран, ни Ланг не обнаружили в Шинсане никаких следов ностальгии по Мгле, но в этой преисполненной тайнами, заговорами и колдовством стране ничего нельзя было исключить.

Мглу необходимо устранить. Она представляла для О Шинга угрозу одним своим существованием.

Тран вернулся из бассейна реки Реи, где следил за ходом весьма любопытной войны. Он привез с собой кое-какие новости.

Не успев отмыться от дорожной грязи, он ворвался в жилище Тама и радостно объявил:

— Пусть у меня ушли на это годы, но Чина я все-таки уличил! Не настолько, конечно, чтобы доказать его враждебность тебе, но вполне достаточно, чтобы пригвоздить его за неподчинение. Действия без приказа. Осуществление политических акций без согласования с троном.

Появился Ланг.

— Успокойся. Расскажи все по порядку. Мне ужасно хочется все это услышать, — сказал он, бросив на Тама многозначительный взгляд.

О Шинг кивнул.

— Речь идет о войне в бассейне Реи. Ею руководит Чин. Занимается этим пару последних лет. Посмотри. Он все время таскается по западной части страны, а хаос и разрушение идут следом за ним, как верный старый пес.

Он протянул О Шингу несколько листков наскоро состряпанного доклада.

— Ланг! Прочитай вслух. Тран, следи за дверью. Чина сейчас в городе нет, но Ву с ним заодно. — Показывая, насколько близки друг другу тервола, О Шинг скрестил пальцы.

Ланг забубнил, зачитывая отчет о странных маршрутах Чина. Некоторые периоды деятельности Чина из доклада выпадали, так как его местонахождение установить не удалось, но и того, что говорилось, было вполне достаточно, чтобы обвинить его в сознательном нарушении совершенно однозначных распоряжений Императора.

Познакомившись с докладом, они пустились в спор о том, следует ли предпринять необходимые меры немедленно, или подождать окончания кампании на Западе. О Шинг полагал, что Чин во время войны сможет принести существенную пользу.

Там еще раз вернулся к проблеме близости Чина и Ву, поставив вопрос, не следует ли, несмотря на отсутствие улик, допросить последнего…

В пылу спора они совсем забыли о дверях.

У Ланга неожиданно округлились глаза.

О Шинг поднял взгляд на вход.

— Ву! — только и смог прошептать он.

Глава 21

Лето, 1011 год от основания Империи Ильказара

КОРОЛЬ УМЕР. ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!

Высокий смуглый человек мчался с севера подобно урагану. Под ним пала не одна лошадь, а люди, пытавшиеся его задержать, умирали. Но еще более безжалостным он был по отношению к самому себе. Своей штаб-квартиры в горах Капенрунга он достиг едва живым.

Белул дал проспать путешественнику двенадцать часов и только после этого рассказал ему об исчезновении жены.

Не тратя времени на размышления, смуглый человек распорядился:

— Приведи Мегелина..

Юноша был точной копией своего отца, если отбросить прочь несколько десятилетий. В свои девятнадцать лет он уже успел прославиться как жестокий и умелый воин.

— Оставь нас, Белул, — сказал Гарун.

Отец и сын смотрели друг на друга. Сын ждал, когда заговорит отец.

— Я проделал долгий путь, — неожиданно мягким голосом произнес Гарун. — Но его найти не смог.

— Балфура?

— Его я нашел. И он рассказал все, что знал. Последнее было не совсем так. Балфур отвечал только на поставленные вопросы и, даже агонизируя, ухитрялся затуманивать ответы. Полковник оказался крепким орешком.

По пути домой Гарун пытался уяснить для себя, что же он в конце концов узнал, и планировал дальнейшие действия.

— Я не нашел своего друга.

— Это то, что я не могу понять в тебе, мой отец. Эти два человека. Насмешник и Рагнарсон. Ты позволяешь им распоряжаться своей жизнью. Когда победа находилась от тебя на расстоянии вытянутой руки, ты бросил все, чтобы помочь Рагнарсону в его схватке с Шинсаном.

— Это как раз то, чему тебе предстоит научиться, мой сын. В жизнь каждого человека входят люди, которые становятся ему дороже любой короны. Поверь мне. Ищи таких людей для себя. Восприми это как должное, ибо подобные отношения объяснению не поддаются.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга, и затем Гарун продолжил;

— Если хочешь знать, то они помогли мне гораздо больше, чем я им, очень часто поступая вопреки своим собственным интересам. И я перед ними в долгу. Хочу тебя спросить: ты слышал, чтобы Белул или кто-то иной из командиров когда-нибудь протестовали против моих действий?

— Нет, не слышал.

— Объясняю — почему. Они понимают, что если Шинсан покорит Запад, то Трон Павлина не достанется никому, включая Эль Мюрида — да сгрызут шакалы его кости.

— Ну это-то я понимаю. Но я также понимаю, что не одно это двигало тобой, когда ты повернул на север, вместо того чтобы истребить собак в Аль-Ремише.

— Когда-нибудь ты поймешь все. Во всяком случае, я на это надеюсь. Расскажи мне о маме, — попросил Гарун, и в его словах можно было услышать боль. Его долгая и глубокая любовь к дочери смертельного врага уже стала сюжетом эпических повествований. Её бегство вносило в эпос неожиданную развязку.

— Вот и это я тоже стараюсь понять. Понять очень трудно, но кое-что начинает проясняться. От наших людей поступает отрывочная информация, из которой, однако, можно сделать некоторые выводы.

Уперев взгляд в пол, Мегелин продолжил:

— Если бы это не была моя мать, мне не хватило бы терпения дожидаться новостей.

— Рассказывай.

— Она пытается заключить перемирие со Зверем. Отправилась к твоему другу Рагнарсону, а он направил её дальше.

— Понятно. Ей известно, насколько я рассержен. Исчез мой старинный друг, и она прекрасно понимает, что я уничтожу эту падаль в Аль-Ремише. У старцев с размягченными костями сил не осталось. Я могу смести их с лица земли, как ветер сметает песок с пустынь Сахеля.

— Меня как раз и огорчает, отец, то, что мать пытается их спасти.

— Не забывай, что она — его дочь.

— Головой я понимаю, отец, но сердце воспринимать этого не хочет.

— В таком случае прислушивайся к голове и ни в коем случае не обращай ненависть на маму. Прежде чем судить ее, подумай о своем отце.

— Именно это и твердит мне голова.

— Ты не по годам мудр, — сказал Гарун. — И это хорошо. Позови Белула.

Когда военачальник вернулся, Гарун объявил:

— Я возлагаю все свои труды на плечи сына. У меня есть два противоборствующих обязательства. И я передаю ему то из них, которое возможно передать. То, которое я взял на себя в Аль-Ремише давным-давно, в то время, когда Нассеф и Непобедимые подло убили всех, кто мог претендовать на Трон Павлина.

— Повелитель! — воскликнул Белул. — Я не верю своим ушам! Неужели ты отрекаешься от престола?

— Твой слух не подвел тебя, Белул.

— Но почему, Повелитель? Все наше поколение сражалось… Наконец нам показалось, что цель близка. Нас ждут и, рыдая в объятиях своих жен, вопрошают: «Когда же они явятся?» Десять тысяч кочевников зарыли мечи под своими шатрами. Они ждут только нашего прихода, чтобы выкопать их и нанести удар. Десять тысяч человек ожидают в лагерях. Им не терпится вступить в дело, так как они видят, что древо многолетней борьбы наконец начинает приносить плоды. Еще двадцать тысяч беспокойно топчутся в языческих городах, ожидая твоего клича. Домой! В тот дом, которого многие из них никогда не видели, Повелитель!

— Не упрашивай меня, Белул. Обращайся к своему королю. Теперь все в его руках. — Я же избрал для себя иную судьбу.

— Разве ты не должен посоветоваться с другими? Рахманом? Эль Синусси? Ханази?..

— Неужели они выступят против? Неужели начнут останавливать?

— Нет, если такова твоя воля.

— Разве я дал повод думать, что не тверд в своих намерениях? Нет, я должен идти иным путем. Должен отдать старинные долги.

— Кому, отец? И почему?

— Империи Ужаса. О Шинг захватил моего друга.

— Повелитель! — возопил Белул. — Это же самоубийство!

— Возможно. И именно поэтому, прежде чем удалиться, я должен передать мою корону.

Он встал на колени перед маленьким столиком и поднес руки к вискам. Лицо его выражало огромное напряжение. На шее вздулись жилы.

Затем руки Гаруна резко взмыли вверх и тут же опустились. О столик с гулким шумом ударился какой-то тяжелый предмет.

Через секунду на поверхности стола материализовалась корона.

— Корона Императоров Ильказара, — произнес Гарун. — Корона Империи и всего того, что от Империи осталось — нашей пустыни Смерти. Она неимоверно тяжела, сын мой, она овладевает тобой и толкает к несбыточной цели. Тот, кто её носит, вынужден совершать такие поступки, которые он бы осудил у любого другого человека. Эта самая кровавая корона из всех когда-либо выкованных человечеством. И она вовсе не награда, а тяжкий груз. Когда ты её принимаешь, жизнь перестает принадлежать тебе до тех пор, пока не найдешь в себе сил от неё отказаться.

Мегелин и Белул молча взирали на Корону. Она казалась очень простой и даже хрупкой, однако столешница под ней прогнулась.

— Прими её, сын мой, и стань королем.

Мегелин медленно преклонил колени.

— Для Халшад-аль-Накира так будет гораздо лучше, — объяснил Гарун Белулу. — Это облегчит принятие решения для некоторых людей, верных своим принципам. Мегелин не только мой сын, но и внук Ученика. Полагаю, что история Ясмид уже широко известна.

— Да, — подтвердил Белул. — Возвращение дочери Эль Мюрида было воспринято в пустыне как чудо.

Мегелин напрягся еще сильнее, чем Гарун. Напрасно.

— Отец мой, я не в силах её поднять.

— Ты сможешь сделать это. Но только усилием воли. У меня тоже в первый раз ничего не получилось.

Воспоминания унесли бин Юсифа в то далекое утро, когда он короновал себя, став Королем-без-Трона.

Гарун, тогда пятнадцатилетний мальчишка, в сопровождении человека, в чью честь получил свое имя Мегелин, и еще десятка выживших бежали из Аль-Ремиша, атакованного Эль Мюридом.

Его отец и братья погибли. Нассеф, военачальник-дьявол, получивший от Эль Мюрида титул «Огненный меч Творца», наступал беглецам на пятки. Гарун оставался последним претендентом на Трон Павлина.

Далеко впереди в пустыне возникли руины Императорской сторожевой башни. Какая-то сила повлекла Гаруна в направлении развалин. Внутри башни он увидел маленького сгорбленного старика, который утверждал, что пережил гибель Ильказара и что на него возложен долг охранять символы имперской власти до тех пор, пока не появится достойный претендент из потомков Императора. Старик умолял Гаруна избавить его от многовековой обязанности.

В конце концов Гарун тогда принял корону, испытав те же трудности, что и Мегелин сейчас испытывал.

Гарун с тех пор не встречал сгорбленного старца, хотя тот неоднократно вторгался в жизнь бин Юсифа. Король-без-Трона до сих пор оставался в неведении, кого он тогда встретил и кто столь радикально изменил его судьбу.

Он также не подозревал, что старик был тем самым «ангелом», который нашел в пустыне двенадцатилетнего умирающего мальчишку, единственного пережившего налет бандитов на караван, и не только нашел, но и нарек его Эль Мюридом, определив дальнейшую судьбу.

Старик часто вмешивался в земные дела, давая новое направление развитию событий. Он был единственным, кто ясно видел конечные цели своей интриги, хотя результаты его действий частенько проявлялись лишь через столетия.

Спектакль не всегда развивался по его сценарию, так как в труппу входили миллионы актеров. На их поведение влияли факторы непредсказуемые и не поддающиеся учету.

Гарун, например, не должен был расставаться с короной лишь ради того, чтобы спасти своего друга.

Так, кстати, считал и Белул, начавший яростно протестовать, пока Мегелин боролся с Короной.

— Хватит! — рявкнул Гарун, не привыкший к тому, чтобы его решения оспаривались. — Если ты отказываешься служить Мегелину так же верно, как служил мне, я подыщу ему другого военачальника.

— Меня всего лишь волнует судьба нашего дела…

— Его возглавит Мегелин. Он — мой сын, А ты, Мегелин, если почувствуешь необходимость, отправляйся к моему другу в Форгреберг и все расскажи. Но кроме него, никому ни слова. У этих людей с Запада языки подобны хвосту побитой собаки. Они машут ими непрерывно, вне зависимости от того, есть в этом нужда или нет.

Эти слова будто разрушили какой-то барьер. Мегелин напряг все силы, взял Корону, встал на ноги, поднял венец над головой и короновал себя.

Юноша вначале зашатался, но тут же пришел в себя. Через минуту он превратился в того Мегелина, что был раньше. Корона стала невидимой.

— Она ничего не весит, отец.

— Это только так кажется, сын мой. Ты почувствуешь тяжесть Короны, как только она потребует от тебя таких действий, которые у остальных людей вызывают отвращение и осуждение. Однако хватит. Это больше не мой шатер. Мне необходимо отдохнуть, так как завтра я отправляюсь в путешествие.

— Тебе не удастся проникнуть в Шинсан, — запротестовал Белул. — Они тебя убьют, едва ты успеешь отъехать от Столбов Слоновой Кости.

— Проеду горами, — сказал Гарун таким тоном, словно дело это решенное. — Я найду этого человека. Не забывай — я владею Силой.

И это было действительно так. Бин Юсиф стал самым могущественным магом их тех, что появлялись среди его соплеменников за последние столетия. Но это почти не имело никакого значения. Практическая магия была совершенно заброшена сынами Хаммад-аль-Накира, если не считать самых диких мест Джебал-аль-Алаф-Дхулкварнеги. Гарун стал лучшим просто из-за отсутствия конкуренции.

Вартлоккур, О Шинг, Визигодред, Зиндаджира и Мгла могли стереть его в порошок единым взглядом. Все они, за исключением О Шинга, веками оттачивали магическое искусство. Гаруну требовались еще столетия на то, чтобы научиться одолевать самого слабого и самого ленивого из них.

Бин Юсиф все еще не оправился от многочасовой скачки, но, вместо того чтобы снова улечься спать, он принялся затачивать меч. Иногда он размышлял о Насмешнике, а время от времени погружался в воспоминания. Чаще всего в них присутствовала его жена. Мирные годы оказались не такими уж и плохими.

Он был не самым лучшим мужем. Если он останется в живых, то постарается в будущем доставлять ей больше радости.

Гарун уехал до рассвета, ускользнув настолько незаметно, что его увидел лишь единственный часовой. Солдат пожелал Гаруну счастья; в глазах обоих мужчин стояли слезы.

Именно поэтому он и решил уехать тихо. Некоторые из воинов сражались под его знаменами более двадцати лет. Гарун не желал быть свидетелем их горя, он не хотел видеть их обвиняющих глаз.

Бин Юсиф знал, что совершает предательство. Большинство из этих людей пришли сюда только ради него и стали его лучшим оружием. И вот теперь он передает их в чужие для них руки…

Смуглый, угрюмый человек зарыдал. Даже бесконечная череда страшных лет не смогла лишить его этой способности.

Гарун скакал навстречу восходящему солнцу для того, чтобы принести свободу другу. Он верил, что перевернул очередную страницу истории, но при этом казался еще печальнее, чем обычно.

Глава 22

Лето, 1011 год от основания Империи Ильказара

ОКО УРАГАНА

Под защитой Нерожденного для Кавелина началось чуть ли не буколическое существование. Простые люди встретили эти изменения с радостью.

Однако при дворе все ощущали то напряжение, которое обычно возникает в неподвижной атмосфере, перед тем как разразиться пока еще невидимому урагану. Покой становился подозрительным.

Обстановку внешнего благополучия не смог даже нарушить отказ Алтеи пропустить через свою территорию отряд Ориона. Рагнарсон без всякого шума сумел договориться о транзите через Анстокан и Рудерин и при этом попросил караваны, направляющиеся на Запад, следовать за Орионом. Он знал, что торговые дома Алтеи зависели от торговли с Востоком не меньше Кавелина. Новые правители Алтеи тут же утратили значительную долю своей заносчивости.

Быстро распространившиеся слухи о том, что Гарун оставил армию на своего сына, также никого не взволновали. Рагнарсон просто не поверил, считая это лишь новым маневром, направленным на то, чтобы ввести в заблуждение Аль-Ремиш.

Совет почти ничего не предпринимал для того, чтобы найти нового короля. Единственный приемлемый для Совета кандидат — младший брат Фианм четырнадцатилетний Лиан Меликар Сардиги от подобной чести откатался. При этом принц и его папаша выразили свой отказ в весьма грубой форме, когда перед ними предстала делегация из Кавелина. Они заявили, что если и появятся в Кавелине, то только для того, чтобы поклониться могиле Фианы.

Рагнарсон ежедневно совершал паломничество на кладбище. Довольно часто в сопровождении Рагнара и Гундара. Он просил молодых людей собирать по пути полевые цветы. Браги оставался у могилы Эланы до наступления темноты. И часто, слишком часто он занимался тем, что считал надгробные камни. Элана. Ингер. Сорен. Рольф. И еще двое детей, умерших вскоре после рождения, до того как им успели дать имена. Он распорядился, чтобы их перезахоронили здесь.

Иногда он относил несколько цветков к Королевскому Мавзолею, к простому со стеклянной крышкой гробу Фианы. Вартлоккур своим искусством вернул королеве былую красоту, и казалось, что она вот-вот проснется… На её губах даже сохранилась почти незаметная, но хорошо известная Браги улыбка, Фиана выглядела умиротворенной и счастливой.

Иногда он навещал и могилу Туррана. Когда-то они были врагами, печально думал Браги, затем стали союзниками. Он считал его чуть ли не своим братом.

В жизни бывают весьма странные зигзаги.

Однако Браги не осуждал никого, кроме самого себя.

Дни шли за днями, превращались в недели, недели — в месяцы. Рагнарсон все больше и больше времени проводил в своих мрачных паломничествах. Все больше и больше его обязанностей переходило к Пратаксису, Гжердраму, Хаакену и Арингу. Рагнар начал беспокоиться. Он преклонялся перед матерью и любил, хотя немного и побаивался, отца. Юноша, понимая, что столь длительное оплакивание умерших может являться симптомом душевного нездоровья, отправился к Хаакену.

Но у того не оказалось никаких предложений. Черный Клык был по-прежнему одержим идеей возвращения всей семьи в Тролледингию. Политических причин для изгнания не оставалось. Претендент отрекся от престола, получив под ребра удар кинжалом, и к власти вернулся Старый Правящий Дом, Герои сопротивления получали заслуженные награды. Земли возвращались их бывшим владельцам.

Браги никогда не думал о том, чтобы вернуться, ни тогда, когда пришли первые вести о восстановлении Старого Дома, ни сейчас.

Конечно, наступит день, когда он вернется домой. У него в Тролледингии остались кое-какие семейные обязательства. Но его обязательства здесь, в Кавелине, неизмеримо важнее.

Кроме того, Браги здесь пока не добился ни одной из поставленных целей.

В это время и вернулся Майкл Требилкок.

В конце концов Майклу удалось отыскать Хаакена в военном министерстве. До этого он много часов вместе с Пратаксисом ждал Рагнарсона, но тот так и не появился.

Хаакен внимательно выслушал, и на его лице появилась зловещая ухмылка, обнажив черный зуб, из-за которого он получил свое прозвище.

— Мы, парень, только этого и ждали, — заявил Черный Клык, опоясываясь мечом. — Даал! — позвал он своего адъютанта.

— Сэр?

— Это война. Распространи новость. Но без особого шума. Понимаешь? Начинается мобилизация.

— Война с кем, сэр?

— Ты не поверишь, если я тебе и скажу. Принимайся за дело. Пойдем, парень, — обратился он к Требилкоку. — Мы его сыщем.

Дантис оставался рядом с приятелем весь день. Теперь же он сказал:

— Майкл, пожалуй, будет лучше, если я повидаюсь с папашей.

— Поступай как знаешь. Вообще-то старик мог подождать и еще денек, не так ли? Если ты хочешь познакомиться с маршалом…

— Маршал, маршал… Да он мне по хрену. Боюсь, что у папки от беспокойства уже и крыша съехала.

— Валяй!

Когда Арал ушел, Хаакен сказал:

— Мне этот парень по душе. Он видит мир в нужной перспективе.

Мысль свою он развивать не стал, да и вообще молчал весь путь до кладбища. Черный Клык говоруном не был.

— Путешествие здорово изменило его, — ответил Требилкок.

Они обнаружили Рагнара, Гундара и заливающегося слезами Браги рядом с могилой Эланы. Здесь находились и неизменные полевые цветы. Хаакен подошел неслышно, но мальчишки заметили. Рагнар поймал его взгляд и пожал плечами с безнадежным видом.

Хаакен уселся рядом с молочным братом и сидел молча, пока тот его не заметил.

— Что теперь, Хаакен? — спросил Рагнарсон, бросив камешек в старинный надгробный обелиск. — Опять какие-нибудь бюрократические закорюки?

— Нет. На сей раз дело действительно важное.

— А знаешь, ведь они получили то, к чему мы все стремимся.

— Хм. Кто?

— Все эти люди. Под землей они обрели мир.

— Забавно.

— Забавно?! Проклятие! Если я говорю…

— Отец!

— В чем дело, мальчик?

— Ты ведешь себя как последний осел.

Юноша ни за что не осмелился бы произнести эти слова, не будь здесь Хаакена, который всегда принимал его сторону.

Рагнарсон начал подниматься, но Черный Клык потянул его за руку и усадил на землю.

Браги был крупным мужчиной. Шесть футов пять дюймов роста и двести двадцать пять фунтов мышц. Годы, проведенные во дворце, не сделали его слабее.

Однако Хаакен был еще крупнее. И сильнее. И гораздо упрямее.

— Мальчишка прав, — заявил он. — Сядь-ка и послушай.

Требилкок сел рядом. Он сморщил нос и начал рассказ, всячески демонстрируя, что к своим приключениям относится совершенно равнодушно.

Рагнарсон оставался безразличным, несмотря на то, что Майкл сорвал покровы с давно занимавшей его тайны.

— Почему вы их не выкрали? — спросил Хаакен, который первый раз услышал рассказ во всех деталях.

— Они разлучили её с Этрианом, и она захотели остаться. Кроме того, там был человек в черной мантии и золотой маске… Если бы он подозревал, что мы там, то нашел бы нас через минуту. Скорее всего еще до того, как мы вышли бы из дворца.

На лице Рагнарсона промелькнула искра интереса, когда Майкл, упомянул о золотой маске, но он тут же снова впал в безразличие.

— Такого большого города я никогда не видел. По сравнению с ним Хэлин-Деймиель кажется небольшим поселком. Да, я чуть было не забыл. Она велела передать вам вот это. Вообще-то я должен был отдать эту вещь Вартлоккуру, но его нет поблизости. Возможно, опасно ждать, когда он меня сам найдет. — С этими словами он вручил Рагнарсону шкатулку эбенового дерева.

Браги взял ларец и мрачно произнес:

— Он принадлежал Элане…

Сказав это, Рагнарсон принялся вертеть шкатулку, пытаясь найти замок.

И вдруг крышка резко откинулась…

Рубин внутри ларчика оказался живым. Он горел огнем. Пламя придало их лицами красный демонический цвет.

— Прошу тебя, закрой его!

Они вскочили на ноги, схватившись за рукояти мечей, и посмотрели вверх.

— Закрой!

Рагнарсон захлопнул крышку. С небес спустился Вартлоккур, широкая мантия трепетала под порывами ветра, хлопая чародея по бокам. Чуть выше над ним парил Нерожденный.

"Слава богам, — подумал Рагнарсон, — у Требилкока на сей раз хватило вежливости проявить удивление. Остается надеяться, что со временем он научится и бояться».

— Откуда, во имя всех демонов, ты появился? — спросил Хаакен.

— Издалека. Рейдачар пришел за мной, заметив, как этот бледный тип со своим приятелем следуют через Савернейк. Вас было трудно найти. А чем вы здесь занимаетесь?

Хаакен сделал широкий жест рукой, который охватил Рагнарсона, могилу Эланы и Королевский Мавзолей.

Тем временем Браги снова утратил интерес к окружающим. Он уселся на землю и открыл шкатулку.

— Я же сказал, закрой! — прорычал Вартлоккур. Рагнарсон неторопливо обнажил меч.