Кузьменко Павел. Система Ада

   - Знаешь, Никит, кого я еще видел вместе с Зотовым? Дудко. Жополицего Дудко, еще большую сволочь. Знаешь, в какую войну мы тут воюем? Зотов с Дудко водки нажрутся и давай в картишки резаться. Или, скорее, думаю - в шахматишки. Игра такая есть деревянными фигурками. Каждая фигурка означает боевое подразделение. Победил зотовский слон дуд-ковскую ладью, снял ее с доски, значит, зотовский отряд в каком-то месте должен разгромить дудковский. По-настоящему разгромить, ты понимаешь? До смерти!
   Шмидт начал заводиться, повышать голос. Макаров немного отступил от него во тьму облюбованной ниши.
   - Врешь ты все, Мишка, врешь. Тебе надо в особое подразделение для оказания психиатрической помощи военно-полевого госпиталя для оказания медицинской помощи...
   -Я вру? Я...
   Неожиданно для себя самого Шмидт бросился на Макарова и сразу схватился за автомат, крепко уцепился за ствол и приклад и стал пытаться сорвать его с часового. Тот был выше, сильнее, но растерялся от подобного нападения. Ошеломленный Макаров уцепился было за ремень, тогда нападающий вдруг крепко врезал коленкой ему в живот, а может, и пониже. Часовой охнул, прижал руки к ушибленному месту, и в этот момент Шмидту удалось завладеть оружием.
   Его вело уже одно больное подсознание, он мыслил одним мозжечком размером с грецкий орех. Он бросился на шум боя.
   Здесь ему еще не доводилось пользоваться автоматом Калашникова, но система оказалась знакомой, на военной подготовке в школе были такие. Он поставил оружие на режим автоматической стрельбы.
   Широкий освещенный штрек был густо завален камнями вследствие давнего обвала. В одном месте осыпь была повыше, и там удобно залегли дудковцы. Они вели стрельбу из винтовок. У зотовцев, пытавшихся их оттуда выбить, кроме трехлинеек, имелся ручной пулемет. Но позиция подземных казачков была более выгодной.
   Ни хрена этого не заметил Шмидт. С диким боевым воем он вскочил на высокий камень, где стал отличной мишенью. Но в него никто не стрелял. Никакими планами появление этого добровольного сумасшедшего в бою не было предусмотрено. Отсюда ему были отлично видны недоуменные лица дудковсковцев. Не целясь, от живота он выпустил по ним Длинную очередь и совсем не удивился, когда два или три лица взорвались красным и исчезли.
   Он повернулся и со свирепым ревом выпустил втoрую очередь по своим, зотовофлотцам. Те, кто не попадал замертво, поторопились спрятаться за камнями.
   Автомат раскалился в его руках. Не оставляя себе ни мгновения на размышления, ибо больше нечем было размышлять, Миша спрыгнул с камня, упер в него приклад оружия и взял в рот, засосал горячее отвратительное дуло вместе с мушкой. Дотянуться рукой до спускового крючка было неудобно, но он все-таки дотянулся. Нажал. Патронов больше не было...
   Катя иногда забывала о ребенке, которого носила в чреве.. Иногда ей казалось, что она еще маленькая, ее за какую-то шалость наказали и заперли в чулан, который оказался чудовищной величины, там свой нехороший мир, где также наказывают за шалости и запирают в еще более темный и замкнутый чулан. И отсюда, где она сидит и плачет, уже не замечая этого, ее уведут и запрут. Она давно слышала о Соленой пещере, где так хорошо, что оттуда никто не возвращается. Туда же сносят убитых и умерших.
   Она не помнила, кто и как ее привел в этот незнакомый, почти не освещенный грот. Только одна тусклая электрическая лампочка и керосинка в углу. Тени людей, изредка передвигавшихся по гроту, не пугали и не успокаивали. Невидимая девушка красиво и мелодично пела песни. Когда закончилась "Лучинушка", она без перерыва перешла к "Рябине кудрявой", потом к "Не шей ты мне, матушка...". Отдыха она себе не устраивала, пела тихонько и никому не мешала.
   В том числе и Кате Зотовой. Катя была занята важным делом. Вытащив из-под себя довольно чистую простыню, она стала раздирать ее на тонкие полоски и связывать их между собой. Полоски должны быть тонкими, чтобы веревка получилась подлиннее, и в то же время достаточно прочными, чтобы выдержать вес ее тела.
   Надо было повеситься, как повесила она своего мужа Сашу, в этом у Кати не было сомнений. Только за что же зацепить веревку? Потолок был темен - ни крючьев, ни прочных балок не разглядеть.
   Внезапный толчок в живот изнутри вернул ее к действительности.
   - Кто там? - вслух испуганно спросила женщина. Но ответа не было. Она, кажется, знала того, кто там стучит. Определенно знала. Она расстегнула куртку, задрала кверху рубашку. Белое пузо, завязанное на пупок, светилось в полумраке, как маленький шар.
   - Мишка? - Катя ласково погладила себя по животу. - Что ты там делаешь? Как ты там поместился?
   Спрятавшийся толкнулся еще раз. Это была такая игра. Катя угадывала, в каком месте он толкнется, а тот хитрец пытался ее обмануть. Стало ясно, что вешаться нельзя. Но она все-таки на всякий случай поинтересовалась:
   - Эй ты, спрятавшийся там, скажи, почему мне нельзя повеситься? Или ты думаешь, что у меня не получится?
   Он не отвечал, продолжая играть, словно предоставляя ей самой возможность догадаться, что в случае повешения такие забавные игры станут невозможны.
   Катя опустила рубашку. Что-то мешало ей, заткнутое за бюстгальтер. Она помнила только, что это очень важная вещь, которую никому нельзя показывать. Точно! Это был большой, сложенный в восемь раз рисунок, изображающий колодец, по которому она сможет выбраться из вечной темноты на свет.
   Колодец был прямо над нею. Огромное отверстие с неровными каменными краями уходило в страшную высь. Там ярко сверкали в ожидании солнечной смены звезды.
   Оказывается, вовсе не для самоповешения Катя плела эту веревку, а для того, чтобы выбраться с сухого и холодного дна колодца, где она сидела и плакала на сиротской кровати. Она знала, что это очень просто. Можно даже не очень размахиваться. Веревка сама полетит вверх и надежно зацепится там за краешек. Только веревка должна быть очень длинной, чтобы достать до этого краешка.
   Покончив с простыней, Катя попыталась разодрать шерстяное одеяло. Но оно оказалось довольно прочным, даже зубы не помогли. Она сняла с себя форменные штаны. Нет, и здесь ткань не поддавалась. Нужно было найти нож или ножницы.
   Вновь одевшись, она подошла к ближайшему человеку, лежавшему на полу. От мужчины, до глаз заросшего бородой, неприятно пахло немытым телом и мочой. Он лежал, вытянув губы трубочкой и причмокивая.
   - Простите, у вас нет ножа или ножниц? Катя потрясла его за плечо, но лежащий совершенно на нее не реагировал.
   Она пошла дальше. Пожилая женщина сочувственно покачала головой, но обещала помочь и присоединилась к Кате в поисках инструментов. Вдруг девушке пришло в голову, что если разбить керосиновую лампу, то осколком стекла можно будет запросто разрезать все что угодно. Она решительно направилась в ту сторону грота, где находился источник света, и схватила лампу.
   - Что ты делаешь, дура? Не видишь, что ли, - я читаю.
   Читающий хоть что-нибудь в этой безумной страна был подобен общающемуся с богом. Сгорбившись на камешке, волосатый и бородатый мужчина читал небольшой отрывной календарь и хорошо, добродушно улыбался. Чтение доставляло ему большое удовольствие.
   Календарь был открыт на странице "1961 г. 12 aпреля". Читатель нежно в уголке поглаживал эту страницу. Заметив, что Катя смотрит на страницу не как в афишу коза, что она явно грамотна, этот человек еще раз улыбнулся и сказал:
   -Вот.
   - Вы не знаете, какое сегодня число? - спросила Катя.
   - Что ты, милая? Откуда же нам это знать?
   - А у вас нет ножа или ножниц?
   - Ты что, из космического пространства свалилась? Это же психушка. У нас тут все острое отбирают.
   - Да и зачем тебе? - спросила пожилая женщина.
   - Психушка... - Катя устало села на камень, прислонилась к стене. - Вот оно что. В психушку засунули.
   - Да не переживай ты. - Женщина села рядом, обняла девушку. Большая мягкая грудь этой женщины была теплой. К ней хотелось прислониться и забыть обо всем плохом. - К нормальным людям попала. Как тебя зовут?
   - Катя Зотова.
   Бородач и толстуха переглянулись.
   - Небось скажешь, что ты правнучка товарища Зотова? - внимательно глядя на нее, спросил бородач.
   Его лицо со шрамом на правой брови и следами сильных ожогов на щеках, плохо скрываемых клочковатой растительностью, показалось Кате очень знакомым. Где-то она его видела. Но только коротко стриженным и бритым.
   Девушка печально кивнула.
   - Точно - сумасшедшая, - обрадовалась женщина. - Значит, наша. Меня можешь называть тетя Даша. А это дядя Юра.
   - Вы говорите нормальным языком, - констатировала Катя, постепенно приходя в себя после приступа мании. - Так тут говорит только мой Мишка да люди в гроте у Зотова.
   - Ну вот, видишь, а ты боялась, - улыбнулась тетя Даша.
   - Да ничего я не боялась, - по-детски похвасталась Катя. - Я тут уже навидалась. Нечего больше бояться.
   - Ну и ладнышко, - сказала тетя Даша. - Ты, я Смотрю, ребеночка ждешь?
   - Послушайте, - отмахнулась от этой темы Катя. Ей нужно было договорить и доделать что-то очень важное, - а давайте убежим?
   - Как? - спросил дядя Юра.
   - Веревку из простыней, всяких тряпок сплетем и выберемся из этого колод... - здесь до Кати стало доходить, что она уже пришла в себя окончательно.
   - Не сходи с ума, девочка, - покачал головой дядя Юра. - Какая там, к черту, веревка... Отсюда ушли четверо наших товарищей, с позволения сказать. И фонари у них были, и припасы. Только не уверен, что они дойдут. Это правда как настоящий ад. Попасть сюда можно, а выбраться нельзя.
   - Среди них был такой лысый, Владилен? - спросила Катя.
   - Был! - обрадовался дядя Юра. - Ты что, видела их?
   - Нас вел сюда Крот, и мы их встретили. Беседовали. Даже коньяк пили. А во время сна они убили Крота.
   - Идиоты! - Дядя Юра с досады стукнул себя кулаком по коленке и поморщился. Потом мудро и печально улыбнулся, как тихий сумасшедший, снова став на кого-то очень похожим. - Идиоты. Крот знал тут все дороги к выходу. Крот же закончил все эти дурацкие игры с Дудко и Зотовым и обещал всех нас, сумасшедших, вывести. Почему они его не простили? Сам завел, сам и... Надо же хоть кому-нибудь верить? Как ты думаешь, Катюш?
   - Надо.
   Адмирал Двуногий, сложив руки за спину, расхаживал по приемному гроту. От напряженной работы мысли его деревянный корпус время от времени начинал клониться вперед, постепенно достигая критической точки, - тогда адмирал осознавал свою странную позу и выпрямлялся. Он так ходил уже час или больше, ожидая приема высшего начальства. Но Двуногий не замечал времени, просто не умел этого делать, как подземнорожденный. Зато он прекрасно успел сочинить и отрепетировать доклад. Записывать его он не стал - нечем, не на чем, да и не очень-то он был мастер писать. Умение читать тут вовсе не предполагало умение писать.
   Наконец появился Зотов, одетый в свой неизменный рабочий халат. Владыка был не в духе. Не здороваясь, даже не глядя на своего адмирала, Иван Васильевич, грозно скрипнув сочленениями, уселся на стул. Уселся вовсе не величественно - положил ногу на ногу, локоть - на колено и уперся в кулак бородищей.
   Адмирал Двуногий встал перед ним навытяжку и отбарабанил:
   - К борьбе за дело великого Зотова будь готов! Всегда готов!
   И выжидательно замолчал, пока Зотов не буркнул сквозь бороду:
   -Ну?
   - Товарищ гениальный вождь и учитель товарищ Зотов! Верные вашим идеям героические и непобедимые зотовофлотские войска успешно и победоносно завершили гениальную стратегическую операцию под кретным названием "Александр Македонский", целиком составленную вами, самым величайшим полководцем всех времен и народов. Мстя за поруганную честь нашей родины, защищая женщин, стариков и детей, отважные зотовофлотцы показали дудковским негодяям и изменникам, почем фунт изюма, то есть сушеного винограда определенных сортов. Враг получил по заслугам! В самом начале операции "Александр Македонский", согласно вашим гениальным решениям, новый бессмертный подвиг совершил лучший зо-товский герой капитан Шмидт, неожиданно появившийся в районе боевых действий и при помощи отобранного у часового буревестника Макарова автомата застреливший троих дудковцев и двоих зотовцев, после пытавшийся застрелить себя. В настоящее время капитан Шмидт находится под арестом до ваших личных указаний. Под вашим чутким руководством триумфально завершилась вся победоносная операция. Враг наголову разбит, понеся большие потери в живой силе и технике. В результате победоносных кровопролитных боев славными зотовскими чудо-богатырями оставлены участки фронта номер семь, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, семнадцать, девятнадцать, двадцать один, двадцать четыре, двадцать девять...
   - Короче, - буркнул Зотов.
   В качестве цели для глаз Двуногий выбрал щербинку в стене немного повыше головы Зотова. Слова вылетали из его рта, подобно пулям из пулемета, четко и неуловимо.
   - В результате применения коварным противником газа неизвестного наименования нашими доблестными войсками невосполнимо потеряно пятьдесят два зотовофлотца, погибших с именем товарища Зотова на устах. В результате огнестрельных и штыковых поражений погибло двадцать пять военнослужащих с именем товарища Зотова на устах.
   - Чего? - поднял голову Зотов. - Применения какого, на хер, газа?
   Двуногий не расслышал вопроса. Он задрал голову еще выше, как токующий тетерев. Цифры потерь доставляли ему неизъяснимое наслаждение, сродни сексуальному.
   - Действие боевого дудковского газа случайно достигло зотовского военно-полевого госпиталя для оказания медицинской помощи, в результате чего умерли еще одиннадцать раненых и сильно восполнимо пострадали все остальные, там находившиеся, включая врачей и медсестер. Количество погибших женщин, стариков и детей не поддается подсчету.
   - Он с катушек слетел!
   Зотов поднялся. Шагнул к Двуногому. Тот был одного роста с владыкой и невольно испуганно присел, по-собачьи глядя Зотову в глаза снизу вверх. Адмиралу показалось, что сейчас его бледное, длинное тело будет причислено ко всем вышеуказанным потерям, что Зотов его просто прибьет, хотя Двуногий и не мог понять за что.
   - Ты, урод, почему телефон не наладил и раньше не доложил?
   - Самые проводимые в мире зотовские контакты отсырели... - пробормотал побелевшими губами адмирал.
   - Всякие боевые действия прекратить до моей команды. Занимать те позиции, которые сейчас занимаете. Когда дудковцы отойдут, вернуться на прежние позиции. Девки эти, матери-героини, все целы?
   -Так точно. Все.
   - Пошел вон до моих указаний.
   Было от чего рассвирепеть. Посланный в дурдом личный охранник вернулся и доложил, что Катя пропала. Зотов был уверен, что сбежать оттуда девица не могла. Психиатрическое подразделение имело всего два выхода, хорошо охранявшихся элитными уголовниками. Больше никто из психов не исчез. А одна, беременная, не знающая дороги Катя вряд ли ударится в бега. Чувство самосохранения не позволит. Значит, вывод один - психи просто спрятали ее где-то у себя.
   Иногда Зотову хотелось уничтожить дурдом, этот рассадник вольнодумства. Там всего-то содержалось и кормилось шестеро бездельников. Но с кем из нормальных людей тогда поговорить в часы досуга? Чьи занимательные воспоминания послушать?
   Гонцы - все ребята туповатые, жадные. Бессмертие, на которое он их купил, казалось бы, должно располагать к философскому, немеркантильному взгляду на жизнь, но гонцы, однако, становились все жаднее. Женщины - туповатые существа для удовлетворения естественных потребностей. Дудко - старый кореш, слишком старый. Нет, не годится человек в бессмертные, нет ничего на свете, что когда-нибудь человеку не приелось бы. А самая нудная вещь на свете бесконечность.
   Одно только радовало, если можно так назвать то, что не огорчало. Бунтарь Шмидт продолжает выкидывать номера. Этому парню стоило сохранить жизнь и использовать его для чего-то большего, чем дурацкие сражения в темноте.
   Зотов стремительно вошел в личные покои Дудко. Интерьер этого грота был побогаче, чем у Ивана Васильевича.- У второго владыки имелся позолоченный, а может, и вправду золотой, человеческий череп без верхней крышки, использовавшийся как пепельница, имелась богатая коллекция старинного оружия и даже портативный японский телевизор на батарейках. О том, что по этой штуке можно смотреть, Федор Федорович, как и Иван Васильевич, знал только от бывалых людей. Никакие радиоволны на такую глубину не доходили. Телевизор Дудко иногда использовал как экзотический осветительный прибор.
   Дудко вместе со своим гостем, его гонцом-любимцем Володей, лысоватым и кругловатым человечком под стать хозяину, сидел на кровати и играл в шахматы. За страшной давностью лет все уже забыли, что Володя когда-то был осужден как растлитель несовершеннолетних, был "опущен" в лагере и подвергнут жестоким мучениям, после чего сумел бежать, попал сюда и стал отличным гонцом, жадным, но преданным Дудко гораздо больше, чем Зотову.
   Мозги Володи ворочались туго, вспоминая забытую за сорок земных лет игру. Он постоянно ошибался, делал неправильные ходы, но Федор Федорович его терпеливо поправлял.
   - Ты что творишь-то, падла? - вопросил с порога Зотов.
   Игроки обернулись. Даже в спрятанных в мясистом обрамлении глазках Дудко прочитался испуг.
   - Значить, в шахматы его учишь? Замену мне готовишь? - уточнил свои подозрения Зотов.
   - Нет. С ума, что ли, сошел?
   Володя вскочил, поднялся с кровати и Дудко. Вымещая свой гнев, Зотов схватил Володю за грудки и поволок из грота. Гонец не оказывал ни малейшего сопротивления, только покорно переставлял ноги. На прощание Зотов разбил толстяку нос одним ударом и отшвырнул на пол штрека.
   - Будешь подслушивать - прикончу. Вожди остались с глазу на глаз.
   - Ты что, Вань, очумел? Какая тебя летучая мышь укусила? Давай садись, поговорим. Выпить хочешь? - примирительно спросил Федор Федорович.
   - Нет, - отмахнулся Зотов, усаживаясь на табуретку. - А поговорить мы сейчас поговорим. Давно пора.
   Дудко выжидательно молчал, отдавая инициативу приятелю. А Зотов долго не мог начать, сидел, широко расставив ноги, теребя нечесаную бороду. В умении рассыпать словесно-политический горох любой, самый захудалый командиришко-зотовофлотец дал бы самому Зотову сто очков вперед. Но сейчас требовалось выразить тяжелую думу, отягощенную к тому же негативными эмоциями.
   - Вот что, Федор... - выдавил он, наконец, - у тебя полцарства и у меня. Давай что-то решать. Но менять ничего не будем. Как нами заведено, так и будет.
   - Вань, а Вань, ты сам-то понимаешь, чего сказал?
   В грубой мужской истерике Зотов схватил Дудко мощной лапой за плечо, потряс:
   - - Ты, параша лагерная, на хера газы применил? На хера супротив правил пошел.
   - Какие газы?
   - Не строй тута мне дурочку, хомячок. Мне мой адмирал доложил, Двуногий, что твои ребята во время боя какие-то газы выпустили. Моих пятьдесят два бойца погибли от газов...
   -Ах, это... - Дудко невинно пожал покатыми плечами и улыбнулся. - Тебе что их, жалко стало? С каких это пор? Правнучка чувства пробудила?
   - Ты правнучку мою не тронь!
   - Не трону, не трону. Так ведь что-то новенькое хоть в нашей войне появилось. Теперь в людишках и страха, и злобы побольше будет. А то совсем закисать стали. Я давно хотел что-нибудь такое.
   - А почему я про газы не знал?
   - Сюрприз тебе, Ванечка, такой. Володя заказал, и его гонцы специально в Капустин Яр ездили. И риск большой, и деньги большие. С тебя еще должок.
   - Я те дам должок! Башка-то у тебя есть аль нет? В пещере боевые газы пускать. Тут, чай, не чисто поле. Теперь еще сколько народу потравится? Ты знаешь, что до госпиталя моего достало, а? Чуть было детей не накрыло.
   - Ну и что? - Мякиш лица Дудко вдруг окаменел, точно его опустили в жидкий азот.
   - Как - ну и что? - Зотов даже оторопел.
   - Иван, мы с тобой уже столько лет играем в живых людишек. И не корчи мне тут Лигу Наций. Может быть, ты себя считаешь еще за человека?
   - А за кого же?
   - Мне очень жаль, товарищ Зотов, если это так. На самом деле ты ошибаешься. На самом деле мы с тобой давно не люди, а нечто более высшее.
   - Что?..
   - Да. Не перебивай. Послушай мой план. Я тебя сто лет знаю. Через все грехи с тобой прошел и поэтому тебя уважаю. А то бы... Ладно. Надо воевать серьезнее. Чтобы больше людишек гибло. Пусть героини и не вылезают из быстрых гротов, рожают, как на конвейере. И жить станет веселее, и те, что выживут, станут настоящими чудовищами. А потом выпустим монстров из Соленой пещеры. Прекратим войну между собой, замиримся и начнем большую войну с теми. - Дудко выразительно ткнул пальцем в потолок.
   - Как? - теперь очередь быть. напуганным выпала Зотову. - Да там же у них...
   - Ничего там у них особенного. Сначала по ночам будем действовать. Уж наши нижние людоеды страху наведут. Вся округа опустеет. Потом и днем привыкнем действовать. А потом притащим каких-нибудь ученых. То есть не каких-нибудь, а самых лучших. Притащим технику и реактор Коломенского откопаем. А уж с ним-то вся Земля будет наша, - последние слова Дудко прошипел, как и подобает суперзлодею, уже с полным на то основанием не считающему себя человеком.
   Зотов выдавил из себя улыбку, сел и сложил руки на коленях, с виду расслабившись. Призывая на помощь всю свою житейскую мудрость злого подземного божка, он понял, что глобальные планы Дудко - больная фантастика. И монстры эти из Соленой пещеры - существа неуправляемые. И снаружи у людей такая силища, что не одолеть их никогда. Страху на какой-нибудь район Тульской или Московской области навести можно, но и только. И этот реактор - подальше от греха - лучше не трогать.
   Но он слишком давно знал Дудко. Знал, что в этом мягком теле таится железная воля, что это гораздо больше Дудко, а не его, Зотова, заслуга в том, что Система Ада существует именно в таком виде, как сейчас. Тверже всего Зотов понял, что на каком-то этапе ему самому в этих планах собеседника не останется места.
   - Слушай, Федор, так ведь грех греху рознь. То, что мы с тобой уже нагрешили, это одно, а то, что ты предлагаешь, - во сто крат больше.
   - Какая разница, идиот? Это между убийством одного человечка и двоих пропасть. А между убийством тысячи и десяти тысяч уже никакой разницы. Или ты этого не понял? Или ты не понял, что мы с тобой стоим выше всех грехов? Нам можно всё. Мы свободны. Это же счастье. Уничтожь свою правнучку и докажи, что ты свободен. Или давай я уничтожу ее...
   Последнее предложение Зотов как-то пропустил мимо ушей.
   - А если я не соглашуся, - насупившись, глядя исподлобья, спросил вечного оппонента Зотов, - что тогда? Война всерьез?
   - Ну, - неопределенно скривил губы Дудко, но в глубине глаз его разгоралась ненависть, - не знаю... Мы так давно с тобой дружим, что, может быть, и всерьез.
   - До последнего человечка?
   - До последнего человечка, если в этом есть какой-то смысл.
   Зотов поднялся. Как бы не зная, куда деть свои большие руки, сложил их за спиной, сунул в карманы халата, сложил на животе. Он боялся Дудко. Все-таки всю жизнь боялся. А так жить невозможно.
   Дудко сидел на своей кровати, опираясь на руку. Он проследил взглядом за Зотовым, потом посмотрел в сторону. Он тоже всю жизнь боялся Зотова и корил себя за это. Этот огромный мужик - кто он такой, если разобраться? Липецкий колхозник, черноземное быдло, мужик. Правда, воли у этого мужика на семерых хватит. Сам битый, но и других убивавший без всякой пощады.
   Но ведь он, Федор Дудко, ни дня в своей жизни не работавший на человеческое государство, не какое-нибудь быдло, а вор в законе, в настоящем старом законе, сын знаменитого еще при царе Николае ростовского вора в законе. И выше его сил бояться вечного своего партнера по игре в войну.
   Заметив, что Дудко отвернулся, Зотов, не раздумывая, бросился на него, сцепил руки на жирном теплом горле.
   - Вот я, значить, погляжу - какой ты нелюдв, - выговорил он, задыхаясь. - Если подохнешь...
   Дудко понял, что проиграл не только секунду. Он пытался напрячь шейные мышцы, отодрать стальные руки от своего горла, брыкаться, попробовать достать Зотова рукой в уязвимое место.
   Один пистолет у Дудко лежал под подушкой, другой - в куртке, висевшей на гвозде. Последней мыслью было дотянуться хоть куда-нибудь из самого мрачного омута, куда его, как живучее тесто, старательно запихивали сильные руки Зотова, извечно пахнущие землей. Здесь, в Системе Ада, всегда пахло землей...
   Кате нравилось в маленькой общине сумасшедших. Дядя Юра, тетя Даша, поющая девушка без имени, недавно попавший сюда поэт Штам, все пытавшийся вспомнить, какие он когда-то сочинял стихи не про Зотова, и пожилой цирковой жонглер, еще умевший жонглировать тремя предметами, жили воспоминаниями. Только нелюдимый, заторможенный, вонючий мужчина не принимал участия в общих беседах. Чаще всего на голодный желудок рассказы о прошлом, даже выдумки, уносили их из подземелья на свободу. Эти истории рассказывались по сотне раз, и людям даже снились чужие сны.
   Катиной истории безоговорочно поверили - и тому, как девушка сюда попала, и тому, что по самой маловозможной случайности оказалась действительно правнучкой самого Зотова. Здесь не было принято рассказывать о подземной жизни. Но Катя тем не менее поведала о страшной игре в балду и о том, к чему ее вынудили Зотов и Дудко. И ее прятали, действительно прятали от прадедушкиных эмиссаров, которые не очень-то усердствовали в поисках, поскольку прадеду было в это время и не очень-то до нее.