Кузьменко Павел. Система Ада

   Стикс. Неширокая, медленная, холодная черная речка. Они стояли в просторном гроте на берегу, всего на полметра возвышающемся над потоком. Правее берега уже практически не было - отвесные стены вместе с потолком снижались над водой почти вплотную к ней. На байдарке не поплаваешь. Непохоже было, что и это - дело рук нумерованных комсомольцев. Наконец-то ребята встретили естественный подземный мир.
   Миша машинально взглянул на часы и испустил ругательное междометие. "3:40 pm". Они же шли по Подземному переходу не меньше получаса, перекуривали, рекой любовались. А часы показывают, что прощло всего пять минут. И двоеточие между часами и минутами исправно пульсировало. Миша сердито постучал по стеклу пальцем. "Себе постучи, придурок, - ответил хронометр. - Нормально иду, чего?.."
   - Равиль, сколько сейчас времени? - почему-то шепотом спросил Михаил.
   - А... Без двадцати четыре, - спокойно ответил товарищ.
   - Ой, пошли обратно, ребят, - предложила Катя.
   На обратном пути им встретилась странная картинка, вырезанная, очевидно, ножом в мягкой стене из песчаника. Человеческая фигурка без лица и без ножек. Рядом была выцарапана надпись на латыни:
   "HOMO - HUMUS".
   Здесь, в экстремальном подземелье, казалось - какую чушь ни выцарапай, все получится глубокомысленно. Рядом с надписью была выжжена кротовая жопа, никуда не указывающая, просто так.
   Немного поплутав, вернулись и, мысленно подгоняя примус, с остервенением набросились на гороховый суп из концентратов. День, конечно, выдался тяжелый и начался слишком рано. Когда, помыв с Катей посуду, Саша взялся за гитару, то оказалось, что не игралось и не пелось. Он пощипывал струны, то ли настраивая, то ли просто так. Вдруг в темноте главного входа в грот, освещенного из экономии всего одной свечой, мелькнул луч мощного фонаря. В проходе показалась лохматая голова и сказала:
   - Здорово.
   Следом появился весь человек - в добротном черном, должно быть, пожарном комбинезоне, с хорошим фонарем в руках. Вошедший был довольно высок и костляв, имел редкую клочковатую бороду.
   - Ой, какие люди! - воскликнул Василий. - Крот!
   - Здравствуйте, мы много о вас слышали, - торопливо проговорила Катя, но Крот даже не повернул к ней головы.
   Он присел рядом с Василием, и тот протянул руку знаменитому пещернику.
   - Здорово, Петь.
   - Ты же знаешь - я за руку не здороваюсь. Его выпуклые неподвижные глаза отражали свет свечи как-то замутненно. Хотелось взять мягкую фланельку и протереть эти окуляры.
   - Ты где стоишь? - спросил Василий.
   - А... там, - неопределенно махнул рукой Крот так, словно в его распоряжении был весь земной шар и расположиться на постой он мог где угодно. Поводил народ по достопримечательностям?
   - Конечно. На Водокапе были, в гроте у Саратова, на Стиксе... - ответил Василий.
   - Ниже не были?
   - Нет... В Систему Крота хотелось бы... Не сводишь?
   - Отчего не свести? Свожу. Вы тут, кажется, одни остались. Надолго залезли?
   - Не знаю. Может, на недельку...
   - Свожу - чего не сводить. Хоть в Систему Ада сведу, - добавил Крот как-то многообещающе.
   - Мы что, тут в самом деле одни? - вдруг осведомился Миша.
   - Одни, - хищно посмотрел на него Крот, и кротовые глаза вдруг заблестели, точно их обладатель прозрел. - Не считая двоих солдат в Передней. Придурки какие-то. Залезли на десять метров и ждут, что дальше будет. А чего там...
   - Крот, пожрать не хочешь? Суп, правда, .съели, но вот чай, печенье, паштет.
   - Давай.
   Пока Крот насыщался, Саша нашел, наконец, нужный строй и запел трагическую песенку "Ой-ё", сочинение "Чайфа". Но никто не подхватил, не поддержал. Катя сидела, уткнув нос в колени, и тихонько посапывала. Равиль тоже, кажется, уже видел сны. Михаил боролся с тяжестью век.
   - Хорошо играешь, - похвалил Сашу Крот. - А ты знаешь эту, как ее, "Атланты небо держат"? Недавно услышал песенку...
   - Недавно? - удивился Саша.
   Даже те, кто почти спал, удивились - как можно было только недавно услышать эту песенку Берков-ского, написанную лет тридцать назад.
   - Чего там наверху новенького? - спросил Крот.
   - Да чего там может быть новенького, - пожал плечами Василий. - Война в Чечне.
   - В чем?
   - В Чечне. Доллар растет по копейке в час. "Спартак" - чемпион. Черномырдин...
   Но Крот не стал интересоваться, чего там наверху Черномырдин.
   - Ладно. Смотрю - вы тут носом клюете. Завтра увидимся.
   - А ты где стоишь? - еще раз попытался узнать Вася.
   - Я вас найду.
   И Крот исчез.
   Мишин подозрительно исправный хронометр показывал шесть часов вечера. Но в сон клонило всех. Если не считать кратковременного и неглубокого отРуба в электричке, прерванного к тому же контролерами, то путешественники были на ногах почти двое суток. Поэтому, не сговариваясь, все расползлись по своим спальным мешкам.
   У Саши и Кати были мешки, сплетенные "молниями" в один, находившийся на вежливом удалении от остальных.
   Когда Василий задул свечу, сразу наступила темнота. Она была настолько всеобща, велика и непроницаема, что кряхтение, шебуршание и сопение укладывающихся ко сну казались каким-то странным шлейфом чужого мира, совершенно неуместным тут.
   Миша открыл глаза, закрыл, снова открыл - разницы не было никакой. Зрение ощутимее работало с сомкнутыми веками. Видимо, мозг, защищаясь от слепоты, вызывал для зрительного нерва из подсознания какие-то кружочки, искорки и прочий развлеканец. А для уха в полной тишине - звон.
   Но усталость брала свое. Засыпая, проваливаясь в мягкую бездонную яму, Миша бесцельно и беспредметно произнес про себя: "Система Ада - красиво и страшно". И услышал сдержанную возню и приглушенное хихиканье со стороны этих юных и довольных, вызывающих зависть.
   Катя доверчиво прижалась, переплелась руками и ногами со своим парнем.
   - Я думала, что замерзну, а с тобой ничего.
   - Васька же сказал, что тут постоянная температура и зимой и летом, прошептал ей Саша в ухо.
   - Постоянная, в отличие от тебя. С кем ты мне будешь тут изменять, подлец?
   - С летучими мышами.
   - Отлично, - шептала она ему в плечо, отодвинув губами край выреза футболки. - Хорошая парочка - ползучий гад и летучая мышь. Ой, ну что ты делаешь... Саш, ты же говорил, что спать хочешь... Руки не помыл... м-м... пониже... никакой гигиены.
   Она передернула ногами, сталкивая с себя шерстяные колготки вместе с трусиками. Ей было еще страшно, еще очень страшно в этой тоненькой скорлупке из спального мешка и его объятий.
   Нет, уже не так страшно. Саша был уверен в себе и настойчив. Это ее успокоило. Соски отозвались привычной и приятной истомой напряжения. Между ног стало так горячо, что эта энергия, уходя в окружающий воздух грота, грозила нарушить экологию среды. Но еще больше тепла входило в Катю. Александр был неутомим. Девушка сладострастно застонала и, уловив за хвост ускользающую мысль, что здесь, в абсолютной тишине, ее неприличные стоны будут подобны камнепаду и обвалу в шахте, заставила себя вжаться носом и губами ему в шею, в пахнувшие сыростью завитки волос.
   - Кончи в меня, Сашенька, кончи в меня... Я прошу тебя... Сашенька, любимый мой... да-а-а-а-а... та-а-а-а-а-к...
   Миша балансировал на грани сна. Его засасывало в омут бессознательного, где раззевалась невидимая бездонная глотка тьмы, чтобы проглотить никчемного жалкого человечишку, перемолоть его каменными жерновами каменных стен желудка Земли, но тут же легкомысленная возня и сопение неподалеку возвращали его в явь. Предательское воображение чертило ему в глухой бархатной тьме линии светящуюся плавную линию женского бедра, шеи, контур обнаженной руки. Боже!
   Он стиснул зубы и прикусил язык. В горле заклубились завистливые слова: "Эй, вы там, хорош баловаться! Дайте поспать". Он душил их в себе, сглатывал, точно борясь с подступающей тошнотой. Нет, он успокоится, успокоится, промолчит. Ну может быть, немного помастурбирует... Но лучше все же заснет.
   Они учились вместе четыре года. И Миша не замечал Катерину, принимал как само собой разумеющееся знакомство с ней. Но вдруг в последнем классе прозрел, увидел ее ярко загорающиеся при радости или удивлении карие глаза. Она и для него могла просто так, неосознанно разжечь их, просто так помучить, проходя мимо. А мимо - это, конечно, к Сашке Савельеву, в принципе другу, но с каждым днем все меньше и меньше.
   Ах, как несправедливо все устроено! Она - не его и принадлежит тому, другому. А тут еще эта армия, эта дурацкая Васькина авантюра. Ладно, плевать, теряю баланс - и в темноту, в сон, в подземную пасть. И ему снилось, что он идет по непроницаемому штреку. Он потерял фонарь, а может быть, даже ослеп. Он осторожно нашаривает ногой каменный пол и осторожно ступает. Правой рукой чувствует шершавую холодную стену, левую держит перед собой, чтобы ни во что не воткнуться.
   - Стой! Кто идет ? - раздался простуженный голос на точке КПП.
   - Свои, - отвечает Миша.
   - Сейчас мы посмотрим, какие такие свои, - говорит страж.
   Вся стража слепая. Миша чувствует чужие проворные и неприятные пальцы на своих плечах. Потом они переползают на лицо, щупают лоб, веки, нос, подбородок.
   - Ты рубильник, главное, рубильник, - советует другой голос.
   Пальцы перебираются опять на нос, пытаются зажать ноздри. Миша уворачивается, дышит ртом, вырывается.
   - Дай-ка я, - говорит другой голос. - А то каждый жид норовит в свои пролезть. Что за люди - думают, если нет света, то уже все можно? Дай-ка.
   Другие пальцы, еще более неприятные, в чем-то липком, гадком, лезут в лицо, хватают за нос. Огромная грязная ладонь зажимает рот. Он задыхается... сбрасывает с лица клапан спальника. В легкие врывается поток сырого и холодного воздуха пещеры. В соседнем гроте встает черное солнце и становится еще темнее. Перед тем как Михаил снова заснул, у него мелькнула еще одна странная мысль о том, что он не сможет проснуться, не сможет даже открыть глаза в этой абсолютной темноте, отличить сон от яви и жизнь от смерти. Однако организм сам понял, что прошло уже достаточно времени для отдыха, он в полной мере и прекрасно выспался. Внутри прозвенел безотказный химический будильник, и залежавшееся, затекшее тело открыло глаза.
   Разницы действительно никакой не было. Но Миша быстро сообразил нащупать рядом фонарик, включить его и посмотреть на часы. Десять часов! Четырнадцать часов продрыхли - будь здоров.
   Он посветил на своих товарищей. Все еще спали и видели сладкие сны. И эта парочка в небольшом отдалении тоже. А ему уже хотелось помочиться и действовать. Он вернул луч на Кашафутдинова, лежавшего в своем мешке на расстоянии вытянутой руки. Глаза того были открыты. Миша отвел луч в сторону.
   - Ты что? - спросил Равиль шепотом.
   - Как что? - тоже шепотом ответил Миша. - Ту-ру-ту-ту. Труба зовет и всякие разные петухи.
   - Какие петухи? Офигел, что ли?
   - Вставать пора.
   - А сколько времени?
   - Десять утра уже. Пошли за водой сходим.
   - Пошли. Только не ори, не буди их. Пусть поспят.
   Ребята бесшумно оделись, обулись. Отойдя в сторону, умылись и почистили зубы, полив друг другу из канистры. Остатки воды разлили в котелок, чайник и миски.
   -Надень чего-нибудь потеплее, -посоветовал Равиль. - На улице холоднее, чем тут.
   Равиль вел к выходу довольно уверенно. Здесь налево, там направо. Переход в Переднюю систему. Стены этой обжитой части пещеры были обильно исчерканы стрелочками и разного рода кротовыми жопами, правильно указывающими на выход.
   Уже немного, совсем чуть-чуть потягивало холодком вольного пространства, как вдруг их остановил неприятный знакомый запах. Потом послышался в стороне стон с каким-то горловым клокотаньем. Равиль тревожно повертел светоносной головой. Посветил фонариком в направлении звука и Миша.
   На полу штрека, обнимая в неудобном застывшем движении стену, свесив голову, сидел человек. Ребята подошли поближе и увидели, что человек жив, спит и пьян. Кажется, от всего тела, на котором имелась драная и грязная непонятного оттенка болоньевая куртка, пятнистые армейские галифе и кирзовые сапоги, несло противной сивухой. Под головой спящего распустив губы человека, растекалась на полу, задевая и колено, лужа блевотины.
   Равиль сунул пустую канистру Мише, присел на корточки и попробовал растолкать спящего.
   - Эй, парень, ты не заблудился? Тебе как? Парень реагировал каким-то нечленораздельным мычанием. В коленном сгибе необлеванной ноги человека Равиль увидел валяющийся длинный фонарь.
   Проверил его - работает.
   - Эй, парень, тебе помочь?
   - ...ван...Вован, - отчетливо произнес счастливо проблевавшийся.
   -Что? . - Вован, пошел на х-х...
   - Я не Вован.
   - Ты чё, не поял, Вован? Пошел на х-х...
   - Рав, это, наверное, один из тех солдат, о которых говорил Крот и те ребята, - резонно предположил Миша.
   - Эй, - снова потряс за плечо солдата Равиль, - а где второй? Второй где?
   - В Караганде.
   Второго они нашли в небольшом гроте метров через двадцать. Тот, кого, возможно, звали Вован, выдал себя громким, каким-то болезненным храпом.
   В армейском бушлате без погон, в цивильных штанах, сапогах и съехавшей на нос вязаной шапочке дезертир спал на спине, раскинув ноги и накрепко зажав в кулаке целлофановый пакет с половинкой буханки черного хлеба. Рядом на плоском камне стояли полу-торалитровая пластмассовая бутылка с лимонадом на донышке, другая такая же бутылка с мутной жидкостью, на запах оказавшейся самогоном, железная кружка и оплывшая потухшая свеча.
   - Я думаю, они нуждаются в помощи отнюдь не подземного населения, которым мы являемся, - сказал Миша.
   - Да. Дорогу к выходу они знают, раз самогон пьют, - согласился Равиль. - Пошли.
   Все сильнее тянуло наружным холодом. Даже Михаилу, второй раз пришедшему к этому месту, стены и конфигурация прохода показались знакомыми.
   - Что за черт? - остановился Равиль. - Заблудились, что ли?
   - А что такое? - спросил Михаил. - Вроде бы это выход. Или нет?
   - Ну-ка выключи фонарь, - сказал более опытный и сам отключил свой агрегат. - Где же свет?
   - Какой свет?
   - Дневной, какой. Здесь уже должен пробиваться снаружи свет. Ведь одиннадцатый час утра.
   Но совершенно очевидно тянуло воздухом свободы. Они снова выключили фонари, пошли-поползли вперед и вскоре оказались под мутным облачным небом с редкими звездами в разрывах туч.
   - Ничего не понимаю, - недоуменно пробормотал инициатор побудки. - Ведь десять утра было.
   -Да?
   Миша посветил на часы и тут же осознал собственную ошибку. Возле цифр "10:32" проступали крохотные буквы рт - post meridiem. Это значит 22 часа 32 минуты. Число, как выяснилось при нажатии кнопки, все еще 29 октября. Этот злосчастный день начала авантюры никак не желал заканчиваться.
   - Ничего не понимаю, - повторил, почесав в затылке Миша. - Значит, по-прежнему вчера. То есть сегодня. То есть мы спали не четырнадцать, а два часа. Но я выспался, как за четырнадцать.
   - Я тоже, - кивнул Равиль.
   - Должно быть, под землей время идет как-то особенно?
   - Выходит, так.
   - Хрен знает что, дорогие товарищи. Они покурили. Конечно, на глубине воздух был вполне пригодным для дыхания, но, оказывается, здесь, на поверхности, легким холодным ветерком можно наслаждаться.
   Они выключили фонари и теперь пользовались ими только на краткий миг для ориентировки. После непроницаемого мрака подземелья обычная тульская ночь казалась не тусклее петербургской белой. Поднялись из ложбинки и пошли к роднику, расположение которого Равиль знал точно. К тому же пещерники протоптали к нему вполне различимую тропинку.
   С высокого холма был хорошо виден на том берегу . светящийся вечерними огнями поселок Метростроевский, серая лента асфальтированной дороги, мост через реку Осетр.
   На мосту, до которого было метров двести, стоял с включенными фарами грузовой крытый автомобиль и рядом "уазик". В свете фар мелькнула фигура с погонами на плечах. Одна, другая.
   - Слушай, Рав, а тебе не кажется, что это военные? Не тех ли они пьяных солдатиков в пещере ищут?
   - Наверняка. Или менты... Надо их растолкать. А то они, козлы, в десяти метрах от входа сидят. Если кого из местных пацанов офицеры возьмут в проводники - сразу найдут.
   - И нас заодно.
   - Нет, Мишк, нас не найдут. Тут уже пещеру хорошо знать надо. Ну можем вообще и поглубже перейти на всякий случай.
   Родник, это обычное природное чудо, был бесшумен, зарос еще не слишком пожухшей, несмотря на позднюю осень, травой. В небольшом зеркальце воды чувствовалось движение со дна, если только опустить в ледяную воду руку. Вода была свежа и до того ломила зубы и перехватывала горло, что ее впору было закусывать. Но она была и по-настоящему вкусна.
   В зеркальце родника заплескалась, замерцала одна яркая звездочка. Михаил поднял голову. Где-то на страшной высоте, в просторе, полностью противоположном неподвижной тьме и замкнутости пещеры, ветер раздвинул тучи, чтобы показать Мише три яркие звезды на прямой ровной линии.
   - Пояс Ориона, - сказал он.
   - Чего? - спросил Равиль.
   - Пояс Ориона, - Миша ткнул в небо пальцем. - Люблю.
   - А-а. Ясно. Ну пошли.
   Равиль закрыл крышку полной канистры, и они направились в обратный путь.
   Михаил пару раз подсветил себе дорогу. И вдруг oткуда-то снизу, от моста, что ли, раздалось:
   - Эй вы там, с фонарями, стоять!
   Они остановились, с тревогой выискивая в ночном сумраке глаза друг друга, чтобы поглядеть в них. Они так стояли целую секунду и только потом побежали, конечно же, туда, где была безопасная тьма, теснота и духота.
   - Эй, там, стоять! Мы вас видим! Стоять! Стреляю!
   Равиля и Мишу утянуло в спасительную дырку в земле, как воду в воронку. Выстрелов не было. Только ругань.
   - Суки! Не уйдут, ничего.
   Теперь страх был снаружи. Теперь то, что пугало раньше, было, как дом родной. Но, пройдя до того места, где можно было выпрямиться, они выпрямились, и Михаил расхохотался.
   - А что мы, собственно, дернули? Ведь это не по нашу душу, а по...
   Равиль не разделял этого веселья.
   - Вообще-то да... но все же... Кто их знает? Давай этих солдатиков разбудим.
   - Давай.
   Но солдатиков на том месте, где они спали и блевали, не обнаружилось. Ни хлеба, ни бутылок. Только оплывший огарок свечи.
   - Куда они, черти, делись?
   -- Мишка, давай сперва наших предупредим. Этих потом найдем.
   В их гроте все оставшиеся мирно спали. У водоносов, пока они добирались досюда, нервы постепенно успокоились. Василий проснулся сам, а Катю с Сашей разбудили.
   Сели советоваться, что дальше делать. И решили, что паниковать не стоит. У них идеальное место для стоянки. И недалеко, и в то же время на приличном расстоянии от входа. На всякий случай сделали оба прохода максимально узкими, соорудив баррикаду из камней. Поработав, еще больше успокоились. А когда Катя достала из своего рюкзака фляжку со спиртом, то при родниковой водичке и вовсе все стало в порядке. И улеглись досыпать.
   На этот раз Михаил был разбужен шумом голосов, хотя Равиль и Василий разговаривали, сидя у закипающего чайника, совсем негромко. На этот раз он посветил на часы и посмотрел на циферблат внимательнее: "10:13 am". Вот уже действительно утро. Только почему-то еще хотелось спать.
   Послышались чьи-то шаги. Из темноты возникла Катя, а вскоре вслед за ней появился Саша.
   - Доброе утро, - поприветствовал всех Михаил, наполовину вылезший из спальника. - Где-то, по слухам, солнышко встало.
   - Вылезай, вылезай, - посоветовал ему Равиль. - Как бы нам сейчас тикать не пришлось.
   - А что такое?
   - Мы с Равом в Переднюю ходили, - сообщил Василий. - Там, кажется, действительно облава на этих солдатиков. Даже собак запустили.
   - Вы видели их?
   - Нет, слава богу. Только слышали. Там местами встречаются тонкие стены. Штреки часто прорыты. "Товарищ майор" слышали и "сука" слышали. Может, найдут тех беглецов и отвалят...
   В голосе Рябченко присутствовала какая-то микроскопическая дрожь. Да Михаил и сам почувствовал неуверенность, зыбкость в этой огромной земной полости, в этих известняковых и песчаниковых стенах и потолках, в самом своем положении норного зверя, загнанного в глубину гораздо более сильным и свирепым фокстерьером. Господи, и тут, в цещере, эти, в погонах, достали.
   Однако после завтрака Василий, Равиль и Саша в экономном свете одной свечи уселись играть в карты. Катя продолжила чтение своего романа. Миша улегся, то проваливаясь в дрему, то вновь возвращаясь к темной яви. Впору было задуматься - а что же они будут здесь делать две, три недели или сколько там еще? Ну лазить, исследовать. Ну, выбираться иногда в поселок за продуктами, за хлебом, водочкой...Тяжела участь дезертира.
   Но сейчас думалось о другом. Что же там, в Передней, происходит или уже произошло? Оставили ли их в покое в этом неизменном царстве тишины, темноты и мира? Спустя часа полтора-два Василий не выдержал:
   - Схожу посмотрю, как там. Он наладил свой безотказный шахтерский фонарь и ушел. Миша сменил его в нудном и молчаливом преферансе.
   Когда Рябченко вернулся, тишина и тьма никак не прореагировали. Если бы свет фонарей и единственной горящей свечи был верен, как солнечный спектр дня, если бы вдруг каким-то чудом под потолком включились люминесцентные лампы, то можно было бы сказать, что лицо Василия залила смертельная бледность. Оно не могло говорить ни о чем хорошем. Оно вообще толком ничего не могло говорить. Его нижняя челюсть заметно дрожала, губа оквадратилась, словно у маленького мальчика, в одночасье потерявшего все игрушки, собачку и маму с папой.
   - Там... там... Я бы не поверил... Пошли все... Все похватали фонари и пошли вслед за проводником. Двигались в молчаливой тревоге, а Василий - и это Михаилу, шедшему вторым, было заметно даже по фигуре, по осанке - шел в молчаливой истерике.
   В четвертый раз маршрут казался давно знакомым. И Миша, обладавший хорошей зрительной памятью, сказал себе, что вполне может добраться до выхода самостоятельно. Вот уже пошла Передняя система. Сейчас поворот направо. Точно. Он запомнил эту кротовую жопу. Здесь налево. Большой грот с каменным телефоном-автоматом. Теперь длинный прямой штрек. Тут блевали солдатики...
   Черт, а где же знакомая тяга дневной поверхности? А где свет? Здесь-то уж пора пробиваться свету! Миша посмотрел на часы. Четыре часа дня. Не сошел же он с ума, не сошли же все с ума. Что это за дикие шутки со временем?
   - Вот, - только и смог произнести растерявшийся командир, скорбно уставив голову с неподвижным пучком света в какую-то безобразную пупырчатую кучу, сыро поблескивающую в бликах фонариков. В куче торчали какие-то железяки, угол деревянного ящика, большой округлый камень.
   Постепенно до всех присутствующих, молча уставившихся на пещерную стенку с этой, какой-то чужеродной пупырчатой кучей, стало доходить - что они видят. Все четверо парней летом, между десятым и одиннадцатым классом, подрабатывали на стройке и хорошо поняли, что это.
   - Что вы молчите? - испуганно спросила Катя. - Саша, что... что ты молчишь? Миш, а? Вась? Рав?
   Здесь теперь было душно. Еще душновато. И пахло не так, как должно было пахнуть - естественной земной сыростью.
   - Мальчики, что это? - Катя никак не могла добиться ответа. Мальчики... Саш... что это? Ну что это? - бедная девушка заорала, завизжала, как завизжал бы любой смертельно испуганный человек. - Что это?
   Ее голос заметался в темном лабиринте и не отдавался эхом.
   - Бетон, - хрипло ответил, наконец, Саша. - Вaськ, ну это точно выход?
   - Абсолютно, - тот тоже охрип и произнес это чуть слышно.
   - А что значит бетон, Саш? - тоже тихо спросила девушка. - Зачем бетон, Саш?
   - Нас замуровали.
   -Это военные... или менты, - констатировал Михаил, хотя никакая констатация еще никогда никого не успокаивала. - Словом, государство.
   - Катя, - снова подал голос ее возлюбленный, - нас... жи-вых... за-му-ро-ва-ли...
   ГЛАВА 3
   Катя тихонько, точно боясь, что тишина рассердится, точно боясь, что все может сложиться еще хуже, сдержанно зарыдала, уткнувшись в колени. Это придало Александру энергию. Он кинулся к бетонной преграде. Держа в левой фонарик, он правой рукой начал ковырять ее. Щебенка еще отколупывалась от застывающей массы, но уже с трудом. Он бросил фонарь, принялся ковырять обеими руками.
   - Катька, свети! Давай вместе... Еще не застыл... Ну, давайте быстрее, козлы!.. Эй там, снаружи, вы что? Откапывайте!.. Васька, гад, что ты сидишь...
   - Успокойся, Саш, - мрачно и теперь уже совершенно спокойно проронил Василий. - Я пробовал, еще когда обнаружил. Бетон хороший. Он уже схватился... Знаешь сколько отсюда до выхода? Метров восемь.
   - А если лопату, хоть палку какую-нибудь найти, ножом? Ножи у нас ведь есть. Топор есть...
   - Ножом... Не смеши, Саш. Бетон не проковыряешь.
   - А прокопать рядом?
   Вместо ответа Василий подобрал с полу камешек и швырнул в стенку рядом с бетонной заплатой. Камешек звонко отскочил.
   - Тут, Саша, монолит. А если где и можно прокопаться, то без крепей получим то же, что Витя Саратов.
   Снова воцарилась тишина. Миша вытащил сигарету, закурил.
   - Ладно! Всё. Спокойно, - попытался взять себя в руки Василий. - Я знаю еще один выход. У реки. Думаю, смогу найти.
   - Пошли скорее, - обрадовался Саша. - И на хер валим отсюда. Лучше в армию идти. Там уж будь что будет, а здесь погибать закупоренным - нетушки.
   Они собирались в дорогу суматошно и торопливо. Хотя, с одной стороны, можно было и не торопиться, рассчитывая, что военно-бетонная команда может и не знать о существовании выхода у реки. С другой стороны - почему же им этого не знать? Ведь наверняка их навели местные пацаны, которым тот выход, конечно, известен. С третьей стороны - в таком случае, чтобы не оказаться навеки запертыми в подземной ловушке, можно было бы бежать и налегке, прихватив из вещей лишь источник света и деньги. С четвертой - как-то нехорошо без вещей, без всего необходимого человеку. А с пятой... О, кто может сказать, сколько сторон у любой из проблем.