Они приблизились к алтарю. На нем было вырезано еще несколько фигур, среди прочих – животные. Тем не менее, Хатч заметила, что это существа явно мифические, такие не смогли бы появиться на земноподобной планете. У одних крылья вовсе не годились для того, чтобы поднимать хозяина в воздух. У других головы не гармонировали с туловищами. Но все изображения были исполнены так, что становилось ясно: здесь кроется некий культовый смысл. Один слабо походил на черепаху, и Черновски пояснил, что это – символ священной мудрости. Змея наверняка представляла божественное присутствие на всей планете.
– Как понять эти образы? – спросила она. – Плайнфилд сказал, что мы еще не сумели прочесть ни одного манускрипта.
Черновски снова наполнил кружку и взглянул на Хатч – не передумала ли она? – предложил ей немного пива, а потом, когда она отказалась, вежливо улыбнулся и произнес:
– Мы можем очень многое установить из контекста, в который эти образы традиционно помещались. Хотя безусловно остаются вопросы и сомнения. Действительно ли черепаха олицетворяет божество мудрости? Или это всего лишь религиозная символика? Или, в действительности, это просто фрагменты культуры, дошедшей из предыдущей эры, и никто никогда не воспринимал их всерьез ни в каком ином качестве?
– Ты хочешь сказать, здесь просто-напросто музей?
Черновски рассмеялся и ответил:
– Возможно.
Храм реконструировали в нескольких километрах от места первоначальной постройки, чтобы сохранить и сами руины. «Некоторые изображения очень сильно пострадали. Особенно крылатые существа», – подумала она.
– Да. – Марк заметил, куда она смотрит. – Способность летать добавляет определенное щегольство, не так ли? – Он поглядел на существо, очень похожее на орла, вырезанное в черном камне: крылья раскрыты, когти выпущены. – Вот любопытная штука. Насколько нам известно, на этой планете никогда не водились ни орлы, ни кто-либо, даже отдаленно похожий на них.
Хатч с минуту рассматривала изображение.
– Он часто появляется на плече Всемогущей, – продолжал Черновски, – и очень тесно связан с ней. Наверное, как голубь – с христианским божеством.
Было уже поздно, и они вернулись в глубину нефа. Хатч бросила последний взгляд на храм. Впервые она видела его во всей полноте.
– Изумительно! – воскликнула она.
* * *
«Ровер» ожидал их снаружи. Хатч посмотрела на него и подняла взор на храм, неотразимый в своей суровой простоте.
– Он был построен несколько сотен тысячелетий тому назад, Марк, – сказала она. – С тех пор многое могло измениться. Может быть, раньше, здесь водились орлы. Откуда тебе знать?
Они забрались внутрь машины и направились обратно в штаб-квартиру с их точки зрения бесполезной космической экспедиции. Штаб, находившийся к западу от собственно руин, напоминал скорее нагромождение бежевых панелей.
– Возможно, – признался он. – Хотя у нас есть очень приличные видеосъемки окаменелостей. Но это не имеет значения. Лучше согласиться с Платоном: существуют определенные формы, которым природа отдает предпочтение, и при этом они не встречаются у живых существ.
С этими словами он встал и потянулся.
– А что, по-твоему, случилось с местными? – спросила Хатч. – От чего они погибли?
Доминирующая раса на Пиннакле исчезла значительно раньше. Почти три четверти миллиона лет назад.
Черновски покачал головой. Он был высокий и угловатый, седой, с темными глазами. Полжизни он провел на этой планете и уже распорядился похоронить его здесь, когда придет его смертный час. Он старался всегда иметь шанс побеседовать с гостями, и потому появлялся перед ними первым.
– Кто знает? – произнес он. – Вероятно, они состарились. Расы тоже старятся, точно как люди. Нам известно, что здешнее население решительнейшим образом шло навстречу своей гибели.
– Откуда вам это известно?
– Мы умеем определять даты. В последние годы городов становилось все меньше.
– Поразительно, – заметила она.
Черновски улыбнулся, принимая этот комплимент как должное.
Хатч посмотрела из окна на груду камней, оставшихся от первоначального храма.
– Как много из этого экстраполировано? Из того, что мы только что видели?
Автомобиль остановился, и они вышли.
– Нам известно очень много о том, на что походил этот храм. Мы не в курсе всех подробностей, но наши данные довольно достоверны. Что касается скульптурной группы, мы обнаружили – и здесь, и в других местах – достаточно обломков, чтобы на основании полученных данных построить модель. Подозреваю, что если бы местные смогли вернуться, они чувствовали бы себя в нашей симуляции совершенно как дома.
* * *
Археологические раскопки на Пиннакле проводились почти тридцать лет назад. В настоящее время более двух тысяч исследователей и подручного персонала уже рассеялись по нескольким дюжинам мест.
Пиннакль, конечно, по-прежнему оставался обитаемой планетой, однако это представляло минимальный интерес для экзобиологов. Его разнообразных обитателей уже занесли в каталог, построили и тщательнейше проанализировали их электронные модели, и теперь оставалось лишь пополнять коллекции. Больше никаких сюрпризов, равно как и научных открытий, не ожидалось.
Однако очарование и восхищение, вызванные первым столкновением с аборигенами, еще не поблекло. Строители храмов обитали на всех пяти материках; руины их городов обнаруживали повсюду, кроме самых далеких ледяных шапок. Но их предали забвению. Они были самой древней, причем с большим отрывом, цивилизацией, известной людям. И несмотря на хвастливые речи Черновски, люди не знали ни одного названия, относящегося к местным племенам. Даже имени их главного божества.
Хатч поблагодарила Марка за поездку и вернулась к «роверу». Она постояла несколько секунд, уже будучи наполовину в машине, пристально глядя на круг древних камней и соображая, какая же часть увиденного в храме была подлинной, а сколько там плодов воображения дизайнеров Черновски.
Костюм с защитным полем сидел на ней, как вечернее платье, только лицо прикрывал жесткий овальный щит, позволявший ей говорить и дышать без труда. Еще он оберегал от резких перепадов температуры и высокой радиации, к тому же сохранял атмосферное давление, обеспечивая возможность работать в вакууме. Надев подобный костюм, скорее чувствуешь, что одет в просторные майку и шорты из мягкой ткани. Мощность извлекалась за счет электрослабого взаимодействия, и костюм мог бесконечно подпитывать сам себя.
Когда здесь возвели храм, климат был намного мягче, а на окрестных землях процветало земледелие. Позднее город и храм были разграблены и сожжены, однако затем храм восстановили – и несколько раз отстраивали заново после штурмов этого бастиона. В конце концов, по мнению специалистов, он стал центром империи.
А потом начал медленно, но верно рассыпаться в песок.
Загудел комм.
– Хатч? Мы готовы к вылету.
Это была Тони Хамнер, одна из ее пассажиров. В данный момент Тони руководила погрузочной командой.
Двое из людей Черновски поднимались из ямы по выщербленным каменным ступеням.
– За мной, – велела Хатч.
Через несколько минут она находилась перед посадочным модулем. Рядом стоял еще один «ровер», и с него сгружали ящики, содержавшие артефакты и почти уникальные фрагменты храма, залитые перед упаковкой защитной пеной.
– Мы прихватили кое-какую керамику, – сообщила Тони. – И даже одну статую.
– Статую? Чью?
Та рассмеялась.
– Над этим не задумывались. Однако она в хорошем состоянии.
Подошли еще двое грузчиков. Один смотрел на эмблемы корабля.
– Чаши, – произнес он. – Вы верите в это? До сих пор?
– Джон – новенький, – пояснила Тони. – Это – обожженная глина, – сказала она. – Сделаешь все правильно, и она станет вечной.
Тони была гибкой, оливково-смуглой и беззаботно-веселой. Четыре года назад Хатч забрала ее из Солнечной системы, вместе с мужем. Ходили слухи, что она бывает чуть-чуть чересчур бесшабашно-веселой. Он поверил слухам и засобирался домой; Тони ясно дала ему понять, что категорически намерена остаться. Ей, специалисту по энергетическим потокам, выпала возможность показать, на что она способна! Работа на Пиннакле, где она почти бесконтрольно оснащала оборудованием и усовершенствовала свои системы, была для нее верхом мечтаний.
А затем Тони решила, что ее супруг – никчемная личность.
Ящики были тяжелые, и очень важно было правильно разместить груз, равномерно распределив тяжесть. Хатч показала, куда их ставить, а потом поднялась в каюту. Трое пассажиров уже находились здесь.
Одного из них – Тома Сколари, специалиста по автоматической обработке данных – она знала очень давно. Сколари представил ей Эмбри Дезджардзян, врача, чья вахта здесь подошла к концу, и Рэнди Найтингейла (они были шапочно знакомы). Найтингейл оказался пассажиром, вписанным в ее декларацию в последний момент. «Полет домой, – пояснила она, – займет тридцать один день». Как будто они сами этого не знали.
Она села, включила комм и сообщила начальнику транспортной службы, что готова к вылету.
Ее голос во время связи перемежался с треском.
– Вас понял, – отозвался он. – Приятно, что вы здесь, Хатч. Вы не хотели бы вскоре вернуться сюда?
– Следующие два моих рейса будут на Нок.
Нок был единственной планетой, где обнаружили все еще существующую цивилизацию. Его обитатели лишь недавно начали использовать электричество. Но при этом постоянно вели разрушительные войны. Они были очень задиристы и драчливы, склонны к репрессиям и нетерпимо относились к новаторству. Себя они считали единственными во Вселенной (и не переменились в этом мнении); даже их научный мир отказывался верить в то, что другие планеты могут быть обитаемы. Весьма забавно, поскольку среди этих гордецов ходили люди, одетые в легкие, практически невидимые скафандры.
Хатч размышляла, почему цивилизация на Пиннакле, погибшая сотни тысяч лет назад, вызывает гораздо больший интерес, нежели ноки.
Тони в последний раз взглянула на артефакты, чтобы удостовериться, что они в целости и сохранности. Затем попрощалась с грузчиками и заняла свое кресло.
Хатч начала оперировать спайком и, когда началась подача энергии, перечислила пассажирам все процедуры, имеющие отношение к безопасности. Спайковая технология позволяла ей менять вес посадочного модуля в релятивистски слабом (планетарном) гравитационном поле, снижая его до двух процентов от действительной величины. Она велела пассажирам оставаться на местах до особого распоряжения и не пытаться отстегнуть страховочные ремни, пока те не расстегнутся сами, а также не делать резких движений, если загорится красная лампочка, и тому подобное.
– Отлично, – сказала она. – А теперь – поехали.
Ремни, обхватив плечи пассажиров, накрепко приторочили тех к креслам. Хатч развернула маневровые двигатели соплами под углом вниз и врубила их. Судно начало подниматься. Хатч потянула штурвал на себя, и посадочный модуль мягко воспарил.
Она переключилась на искусственный интеллект, сообщив пассажирам, что они, если хотят, могут деактивировать скафандры, и отключила свой.
Место раскопок уже стало неразличимым, слившись с коричневыми песками.
* * *
«Харольд Уайлдсайд» был исключительно роскошным кораблем. Хатч заметила несколько крупных изменений, происшедших за те двадцать с лишним лет, что она пилотировала сверхсветовые корабли Академии, самым значительным из которых стало дальнейшее улучшение искусственной гравитации. Кроме того, люди Академии путешествовали теперь действительно со всеми удобствами. Возможно, не в роскоши, однако доброе старое время, когда все было из рук вон скверным, осталось в далеком прошлом.
Дополнительные денежные вливания в космические исследования дали значительные результаты – открытие Омега-облаков, этих в высшей степени занятных и смертоносных объектов, что неизменно вылетали из центра Галактики каждые восемь тысяч лет и, казалось, были запрограммированы на уничтожение технологических цивилизаций. Разумеется, истинными объектами этих нападений были прямые линии и правильные углы структур достаточно больших, чтобы заметить их из космоса. Иными словами, формы, которых не создает природа. За прошедшие после их открытия десятилетия архитектурный стиль изменился кардинальнейшим образом. Теперь повсюду основой дизайна стала кривая. Мосты, здания, космопорты – все, к чему теперь прикладывал руку архитектор, конструировалось с изгибами, дугами и арками. Когда Омега-облака наконец появятся вблизи Земли – а их визит состоится примерно через тысячу лет, – для них найдется очень немного такого, на что они могли бы среагировать.
Эти удивительные объекты вызвали продолжительные дебаты: что это – природные образования, эволюционировавший вид, который Галактика, вероятно, использует для защиты себя от жизни, наделенной сознанием? Или это порождение какого-то дьявольского разума, наделенного невероятными инженерными способностями? Никто этого не знал, однако мнение, что Вселенная, возможно, начнет избавляться от человеческой расы, вызвало некоторое переосмысление понятий основных вероучений.
Храм в пустыне был круглым, в его архитектуре не было ни единого прямого угла. Хатч гадала, не означает ли это, что проблема облаков весьма древняя.
Посадочный модуль приземлился в ангаре «Уайлдсайда». Хатч подождала, чтобы на панели управления загорелся зеленый индикатор. Когда это произошло, открыла воздушный шлюз.
– Добро пожаловать на борт, – сказала она. – Каюты – на верхней палубе. Ищите там дверцу со своим именем. Кухня – в задней части корабля. Если желаете, до отлета можете переодеться, принять душ и все такое прочее. Время еще есть. Как минимум час корабль никуда не двинется.
У Эмбри Дезджардзян были длинные темные волосы и точеные черты, словно вытесанные из камня. Нечто в ее взгляде легко выдавало в ней хирурга. Она провела на Пиннакле три года – и не просто в качестве медицинского персонала.
– Я довольна этим назначением, – объяснила она Хатч. – Здесь не чувствовалось уныния.
Том Сколари, среднего роста, рыжеволосый и смешливый, сообщил Хатч, что летит домой из-за серьезной болезни отца. Его мать стала уже неспособной о себе позаботиться, и поэтому дома обязательно должен кто-то постоянно находиться.
– Вот и хорошо, – продолжил он, делая унылое лицо. – А то на Пиннакле слишком мало женщин.
Знакомясь с Найтингейлом, он тряс его руку, говоря:
– Неужели вы тот самый Найтингейл, который когда-то был в экспедиции на Обреченной?
Найтингейл признался, что это именно так, заметив, что все же куда приятнее читать о путешествиях, сидючи дома.
* * *
Пока «Уайлдсайд» дожидался определенной точки орбиты, чтобы иметь нужный вектор полета, Хатч проводила предполетную проверку, беседуя со старым приятелем на «Небесном ястребе», космической станции возле Пиннакля, и читая поступающую информацию. Там было много интересного: на пути к Малейве находился принадлежащий «Трансгалактику» туристический корабль «Вечерняя звезда» с полутора тысячью желающих посмотреть великое столкновение на борту. Помимо всего прочего Событие будет транслироваться в прямом эфире во «Всеобщих новостях», хотя передача достигнет Земли спустя несколько дней. Сепаратисты Вайоминга снова устроили перестрелку, новый виток насилия случился в Иерусалиме.
«Звезда» была самым большим из постоянно курсирующих туристических судов. Пару лет назад маленький корабль доставил пассажиров к черной дыре в Точке Голема. Никто не предполагал, что доведется посмотреть так много интересного. Полет рассматривали как курьез, ибо мало чего можно увидеть в черной дыре. Однако в офисе, где продавались билеты, вдруг образовалась стопка неудовлетворенных заявок, и внезапно загадочные просторы дальнего космоса обернулись крупным бизнесом. Так родилась новая индустрия.
Сюжет о Малейве напомнил ей об отношении Найтингейла к этой системе. Девятнадцать лет назад во время памятной провальной экспедиции он лишился и будущего, и репутации. Теперь Малейва снова появилась в новостях, и Хатч задумалась, не с этим ли связано его внезапное решение отправиться домой.
Билл запросил разрешение запустить основные двигатели.
– Самое время, – сообщил он. Бортовой искусственный интеллект на всех сверхсветовых кораблях Академии прозвали Уильямом Р. Долбри, или попросту Билл, – не в честь создателя ИИ, а по имени первого капитана корабля, который добрался домой при помощи этой бортовой системы. У Долбри случилась остановка сердца, когда он самонадеянно совершал перелет на восемьдесят световых лет на роскошной яхте с четырьмя перепуганными пассажирами.
Изображение Билла (которое не было портретом Долбри) показывало человека, достойного быть назначенным президентом или председателем. Гладко выбритое лицо, очень серьезный взгляд и аккуратно подстриженная седая борода. Дизайнеры постарались соблюсти меру и не создать ему слишком величественную внешность, поскольку не нужно было, чтобы капитан шел на поводу у своих представлений о себе. Иллюзии могут взять в плен кого угодно, а искусственный интеллект по-прежнему уступал человеку в способности принимать решения в реальных жизненных обстоятельствах.
– Поехали, – сказала она.
«Уайлдсайд» нес сейчас важный груз керамики и глиняных табличек с надписями. У них было одиннадцать грузовых отсеков, и если кораблю недоставало пассажиров, то груз с лихвой компенсировал это.
Хатч знала, что дубликаты чаш и кубков позднее отправятся в магазин сувениров при Академии. Ей очень хотелось бы иметь оригинал. Но эти предметы стоили чрезвычайно дорого – как титан такой же массы или даже дороже.
Увы.
– Ладно, ребята, – передала она по связи, – через три минуты мы начнем набирать скорость. Прошу удостовериться, что вы закреплены как следует. И еще раз проверьте все, когда застегнетесь.
Обратный рейс к Земле был долгим, но Хатч такое не внове. Она обнаружила, что большинство пассажиров неизменно находит способ разделиться на группы по интересам. На корабле имелось великое множество развлечений, и путешествия непременно превращались в каникулы. Она знала случаи, когда люди, совершившие вместе подобный перелет, устраивали встречу ровно через год, чтобы отметить совершенное путешествие. На ее памяти бывало так, что пассажиры влюблялись, браки распадались, делались научные открытия и бушевала почти безостановочная оргия.
* * *
Марсель был приятно удивлен.
– Я так понял, что там нет ничего разумного. Неужели они настолько лопухнулись?
Они возвратились на капитанский мостик вместе с толпой техников и аналитиков. Бикман глубоко вздохнул.
– Вам известно, как проводятся исследования, – проговорил он. – И примите во внимание: та исследовательская команда работала очень быстро.
– Ладно, – кивнул Марсель и усмехнулся. Он еще раз насладится сознанием того, что участвует в этом, когда будет наблюдать за реакцией высшего руководства во время выпуска новостей. Я же говорю, мы мельком пробежались по Обреченной. – Дайте знать, когда будете готовы передать рапорт, Гунни.
Бикман удалился вниз и через двадцать минут уже был на связи.
– Мы дали маху и со старыми записями, Марсель, – сказал он. – Взгляните-ка на это.
На его дисплее появилось снежное поле. Снятое со спутника, оно казалось довольно заурядным: скучный ландшафт из бугристых возвышений и случайные вкрапления леса. Бесплодный пейзаж бесплодной планеты.
– Ну и что?
– Вот, – показал один из исследователей, светловолосый молодой человек по имени то ли Арвин, то ли Эрвин...
Тень.
Здание. На этот раз – вне всяких сомнений.
– Где это? – спросил он.
– В Северной Транзитории. В нескольких километрах южнее океана.
Остроконечная верхушка. Шпиль. Башня.
Для Бикмана дали увеличение. Похоже, башня была выстроена из каменных блоков. Он увидел осколки стекла в окнах.
– Какой же она высоты?
– Примерно в три этажа. Возможно, еще несколько скрыты под снегом.
Он пристально разглядывал строение. Башня и снег. Место выглядело холодным, одиноким, заброшенным.
– Не хотел бы я в ней жить, – заметил Арвин.
Марсель согласился с ним. Башня выглядела древней, а снежный покров вокруг – нетронутым.
– Не думаю, что в окнах осталось хотя бы одно стекло, – проговорил кто-то еще.
Появилась карта с отмеченной на ней находкой. Это был южный берег океана, названного ими Кораджио. Неподалеку от бухты Дурных Вестей.
«Весьма подходящее название», – подумал он.
– А что под снегом?
Бикман кивнул кому-то, стоящему справа от экрана. Появилась схема. Дома. Улицы. Вероятно, парки. Проспект или, возможно, бывшее русло реки, вьющееся посередине изображения. Русло реки? Возможно, поскольку его перечеркивали две прямые линии, очень смахивающие на мосты.
– Большой город, – заметил кто-то.
Бикман кивнул.
– Здесь могло бы жить примерно двадцать тысяч. Однако он маленький – в том смысле, что дороги и здания узкие. По нашим прикидкам, ширина улиц всего метра два. Тесновато по любым меркам. А здесь еще что-то. – Он взял указку и ткнул в толстую линию, которая словно бы окружала схему. – Стена?
– Фортификационные сооружения, – уточнил Марсель.
– Полагаю, да. А такого рода строения означают дотехнологический период. – Он смотрел как-то неуверенно. – Хотелось бы, чтобы у нас был соответствующий специалист.
Башня, казалось, была соединена со стеной.
– Над снегом ничего больше не видно?
– Нет. Все остальное под ним.
Бикман решил, что это стена, которую они обнаружили вчера, всего лишь каприз природы, возможно, иллюзия. Но это...
– Итак, уже пять свидетельств, – произнес Марсель. Пять свидетельств деятельности разума. – Гюнтер, на этой планете есть еще какие-нибудь строения?
– Пока только стена. Нам следует наблюдать внимательнее. Убежден: что-нибудь да найдется. – Он рассеянно потянул себя за бороду. – Марсель, надо послать туда группу. Разузнать, кто они есть. Или были.
– Нельзя, – ответил Марсель.
Руководитель проекта встретился с ним взглядом. Бикман понизил голос, чтобы их спор не показался ссорой.
– Это особые обстоятельства. Я подпишу разрешение нарушить любые инструкции или официальные процедуры, снимая с вас ответственность. Но мы должны отправиться туда и все тщательно исследовать.
– Я бы с радостью помог, Гунни, – промолвил Марсель. – Но я говорю – нельзя. У нас нет посадочного модуля.
У Бикмана буквально отвалилась челюсть.
– Не верю! – вскричал он. – У вас их целых три в отсеке для шаттлов.
– То шаттлы. С корабля на корабль – пожалуйста. Но они не летают в атмосфере.
– Вы уверены? – Бикман заметно встревожился. – Но мы же сумеем сделать хоть что-нибудь?
– Не знаю, – отозвался Марсель. – Разве что сообщить о находке. И пусть тогда голова болит у Гомес.
– Как же это мы не взяли посадочный модуль?
– Мы не брали с собой бесполезных грузов. Посадочные модули очень тяжелые. Нам и в голову не приходило, что они понадобятся в этой миссии.
Бикман хмыкнул.
– Чье это решение? Ну да ладно, неважно. Полагаю, все мы кое-что знаем о подготовке.
– В любом случае, у вас нет ни одного квалифицированного специалиста, чтобы проводить здесь исследования, – сказал Марсель.
– Квалифицированного? – переспросил Бикман. У него сделался вид человека, угодившего на планету, заселенную идиотами. – Это для чего же? Чтобы осмотреть старое здание? Поискать на стене надписи и сделать несколько снимков? Может быть, отыскать парочку горшков. Какого же рода квалификация для этого нужна?
Марсель усмехнулся.
– Чтобы не перебил все горшки.
– Отлично, поставьте в известность Академию. Попросите их, чтобы выслали еще один корабль, если хотят. Но им придется поторопиться.
– Они поторопятся. – Марсель понимал, что просто нет времени выслать с Земли вторую экспедицию. Им придется кого-то перенаправить сюда.
3
Меня удивляет, что человеческая раса до сих пор не искоренила в себе смелость и доблесть. Эти качества традиционно приводят к ранней кончине. То есть они не способствуют передаче генов потомкам. Тогда как люди, склонные гнуться под принуждением, производят на свет следующее поколение.
Грегори Макаллистер. Воспоминания. Стезей добродетели
Хатч была не в восторге от перспективы провести несколько следующих недель взаперти на «Венди» с Рэнделлом Найтингейлом. Он обедал вместе с остальными пассажирами и время от времени забредал в комнату отдыха. Однако сказать ему было, в общем, нечего, и вид у него вечно был такой, что становилось ясно: ему не по себе. Рэнделл был щуплым, худым, седым и всего на пару сантиметров выше миниатюрной Хатч.
Обстановка этого рейса не слишком благоприятствовала человеку, прослывшему анахоретом. Рейс между Куракуа и Землей обычно перевозил свыше двадцати пассажиров. В таких обстоятельствах Найтингейл мог бы без труда уйти в свою каюту, и никто бы этого не заметил. Но их было всего четверо. Пятеро, считая пилота. И поэтому он ощущал давление обстоятельств и честно старался участвовать в жизни корабля.
Однако эти его старания создавали атмосферу нерешительности и настороженности. Стоило ему появиться, как смех замирал и все с трудом находили тему для беседы.