Но Келли связалась с Джули, и поневоле пришлось обсудить с ней этот вопрос.
   – Билл считает, что все в норме, – заверила она Келли. – Не надо волноваться.
   Келли поблагодарила ее и сказала, что надеется, Диггер немного отдохнет.
   На Уита, кажется, сильно повлияли вчерашние события. Его рациональную, осмотрительную, погруженную в размышления личность сменил кто-то более романтичный, более склонный к риску. Он увлекся идеей помочь спасению гумпов. Но Джули спрашивала себя: «Как он будет реагировать, если что-нибудь случится?»
 
   Они взяли вторую трубу и, пока над Интиго разливался рассвет, доставили ее на остров в тридцати километрах к западу от Сакмарунга. После возвращения Джули первым делом навестила Диггера, который мирно спал. Билл уверил ее, что он вне опасности, все показатели в норме.
 
   У Уита появилось хобби. Ему нравилось быть невидимым, и он никогда не упускал случая заснять гумпов за работой, за игрой или во время частых вечеринок. Он смотрел, как они резвятся в парках, как семьи ходят по пирсам, глядя на прибывающие и отчаливающие корабли, как молодежь играет в мяч. Все в полной гармонии. Жизнь в Интиго казалась сплошным праздником.
   Уит смотрел – с радостью, которая родилась из убеждения и уверенности в том, что эта цивилизация слишком живая, слишком жизнерадостная, чтобы ее разрушил некий артефакт, который не имеет ни цели, ни причины существовать, и который был, возможно, старше человечества. Коллингдэйл перехитрит его, если это в принципе возможно. А если нет, земляне задействуют аватаров Диггера. Но так или иначе, они с гумпами справятся с этим.
   – Откуда такая уверенность? – спросила Джули.
   – Вы верите в судьбу?
   – Наверное, нет, – ответила она.
   – А я да. – Уитлок посмотрел на нее. Его темное задумчивое лицо сморщилось. – Иногда удается почувствовать, как история движется в определенном направлении. Люди всегда считали, что история зависит от мелочей, Александр умер чересчур молодым, чтобы уничтожить Рим, Черчилль уцелел в авиакатастрофе и жил для спасения западного мира. Но иногда колеса просто вертятся, в вы абсолютно уверены, что обязательно произойдут определенные вещи. Мы должны были получить Рим. Остановить Гитлера.
   – А куда ведет нас история сейчас?
   – Хотите знать, что я думаю на самом деле?
   – Конечно.
   – Джули, гумпы – замечательная раса. Думаю, мы с ними вскоре должны встретиться. И, думаю, благодаря этому мы все станем лучше.
Из заметок Эвери Уитлока
   Дэйв думает, что воздушный змей достигнет цели. Может, да, а может, нет. Но в полете я много времени провел в ночных бдениях с теми, кто претендует на то, чтобы высказывать свое мнение о состоянии человеческой расы. Большинство из них, люди вроде Хажура и Макаллистера, считают нас сборищем ничтожеств, которое интересуют только власть, секс и деньги. Они вдобавок утверждают, что мы трусливы и эгоистичны. Сегодня я слушал Дэйва Коллингдэйла и видел, как Джули и Мардж вернулись, устроив дождь, который, возможно, всего лишь возможно, спрячет Хопгоп от Омеги. Все, кто меня слышит, внимание! Я – типичный представитель человечества. И никогда не гордился этим фактом сильнее.
6 декабря.

Из библиотечного архива

   Все прочие говорят о погоде. Мы на нее влияем.
Девиз Международного климатического бюро.

40

Борт «Хоксбилла». Суббота, 6 декабря

   У них оставался только воздушный змей. И чутье подсказывало Келли: чтобы отвлечь Омегу, необходимо нечто большее.
   Коллингдэйл либо не разделял ее чувств, либо гнал сомнения прочь. Он вел себя так, словно воздушный змей даст нужный результат. Но достаточно было выглянуть в иллюминатор и осознать, что «Хоксбилл» вьется около облака, как муха, чтобы понять, в какую неравную борьбу люди вступили.
   Коллингдэйл пребывал в мрачном настроении с тех самых пор, как Келли обнаружила его утром, меряющего шагами мостик и пьющего кофе литрами. Он утверждал, что спал хорошо, но у него были круги под глазами, и он без преувеличения выглядел больным.
   Келли связалась с Джули. Та как раз занималась активацией первой дождевой установки. Джули выслушала, сочувственно посмотрела, подняла ладонь в жесте, выражавшем симпатию, смирение, оптимизм. Ну вот.
   – Мы болеем за тебя. – Затем: – Ты должна кое-что узнать. – Голос у нее был робкий. – Диггер в порядке, но вчера мы едва успели его спасти.
   Джули описала, как он бросился в море выручать гумпу и преуспел, но сам едва не утонул.
   – Мне следовало сообщить тебе вчера, но, честно говоря, я хотела подождать и убедиться, что с ним все хорошо. Зачем беспокоить тебя, раз ты ничего не можешь сделать.
   – Ты уверена, что он в порядке?
   – Билл говорит, да. Не волнуйся. Сейчас Диггер спит, но я попрошу его связаться с тобой, когда он проснется.
   – Спасибо, Джули.
 
   Они снова оказались напротив облака.
   – Все флаги развеваются, – изрек Коллингдэйл.
   Впереди Лукаут и его большая луна. Прямо в перекрестье. В девяти днях пути.
   Омега продолжала замедляться.
   – Мы готовы, ждем вашего сигнала, – сказала Келли.
   Коллингдэйл кивнул.
   – Ладно, Билл, начинай запуск.
   –  Открываю задние двери.
   Воздушный змей был сделан из тысяч квадратных метров пленки, тщательно уложенной на платформу, прикрепленную на грузовой палубе.
   –  Запускаю груз.
   Билл распылил по палубе смазку, отцепил платформу и увеличил скорость. Платформа скользнула к корме и вылетела наружу. Именно в этот миг Келли выключила основные двигатели, чтобы те не сожгли груз. Он выплыл из корабля, прикрепленный парой тросов длиной пять километров. По мере того как расстояние между кораблем и грузом увеличивалось, они начали натягиваться.
   Включились двигатели заднего хода, и прежде чем тросы полностью натянулись, корабль затормозил, отрегулировав скорость так, чтобы двигаться с грузом с абсолютно одинаковой скоростью.
   Баллоны со сжатым воздухом работали как подруливающие устройства, расправляя складки. Другие агрегаты отвели платформу подальше, чтобы она не натворила бед. Поддерживающие стержни внутри воздушного змея телескопически раздвинулись, соединились один с другим. Крепления защелкнулись, появившиеся из них крестовины усилили поддержку. Баллоны опустели и были отброшены. В течение следующих нескольких часов самый большой в мире коробообразный воздушный змей постепенно обрел форму и, все еще прикрепленный двумя тросами, полетел за кораблем, поблескивая в солнечном свете.
   Короб был размером сорок на двадцать на двадцать километров. Немного перепланируйте Берлин, и он почти поместится туда. И еще останется уйма воздушного пространства. Место для Эвереста – с довольно большим проходом.
   Тросы казались тонкими. Но производитель уверил, что они выдержат.
   – Только будьте осторожны, сказал Коллингдэйл. – Любой внезапный рывок, и мы можем все потерять.
   В этот миг на связь вышел Диггер. Келли с облегчением услышала его голос, гордясь, что он пытался спасти гумпу, сердясь, что так безрассудно рисковал жизнью.
   – Как ты? – спросила она.
   – Хорошо, – ответил Диггер.
   – Ладно. Больше так не делай.
   – Я буду осторожен.
   – Обещай.
   – Обещаю.
   – Хорошо. Мы сейчас заняты. Я должна отключиться.
   – Давай.
   – Рада, что все обошлось.
   – Я тоже. Ты тоже береги себя.
   Коллингдэйл, казалось, пропустил все это мимо ушей, но Келли видела, как ходят желваки у него на щеках. Есть дела поважнее, чем личные разговоры. Но в итоге он улыбнулся.
   – Я рад, что он благополучно прошел через это.
   – Спасибо, Дэйв.
   На экране появилось изображение ИИ в комбинезоне «Хоксбилла». Билла выглядел геройски. На вид ему было примерно тридцать пять лет, у него были густые каштановые волосы, пронзительные голубые глаза и волевое лицо. Келли не сдержала улыбку, но Билл не отреагировал.
   – Какова наша скорость относительно облака? – спросила она.
   –  Скорости равны. Все в порядке. – Его голос стал глубже.
   Коллингдэйл кивнул.
   – Решающий момент. Давайте поворачивать.
   – Билл, – сказала Келли, – сделаем, как в прошлый раз. Три градуса влево. Поворачивай.
   Маневровые двигатели рыкнули. И еще.
   Тросы натянулись.
   И люди опять стали ждать.
 
   Келли была умной и общительной, но чуть-чуть слишком разговорчивой. Она понуждала Коллингдэйла рассказать о его жизни в бытность пилотом Академии, об учебе в Чикагском университете и о том, как он был вовлечен в борьбу с Омегой. Дэвид отвечал коротко, раздраженно, и наконец она пожала плечами, сказала «ладно», этакое «ладно, если хочешь сидеть в своей комнате, мне все равно». И надулась.
   Из-за этого Дэвид почувствовал себя виноватым. Это был сюрприз. В том, что касалось неловкости в общении с людьми, он укротил свои чувства много лет назад. Его не очень волновало, нравится ли он людям, при условии, что они его уважали. В данном случае было ясно, что Келли считает его высокомерным. И не очень-то умным.
   – Прошу прощения, – сказал он, пока они ждали сообщения Билла о том, что облако повернуло к ним.
   – За что? – Глаза Келли были темными и холодными, и Дэвид не заметил, чтобы они смягчились.
   – Вы хотели поговорить.
   – На самом деле нет. – На экране у нее была книга, и она опять перевела взгляд на нее.
   – Что вы читаете?
   – Эссе Лэмба.
   – Неужели. – Это показалось ему странным. – Вы работаете над диссертацией?
   – Нет, – ответила она.
   – Тогда зачем?..
   – Мне он нравится. – Легкое ударение на «он».
   – Никогда его не читал, – заявил Коллингдэйл. Он никогда не читал того, что не было связано с работой.
   Келли пожала плечами.
   – Надо как-нибудь попробовать. – Она провела рукой по экрану, и книга исчезла. – Он хороший собеседник.
   Дэвид понял намек.
   – Слушайте, нам придется провести здесь еще пару деньков, Келли. Мне жаль, что я создал проблему. Я не хотел. Сейчас мне очень сложно думать о чем-то еще, кроме проклятой твари. – Он махнул в сторону, куда улетел корабль. В сторону облака.
   – Все нормально. Я понимаю.
   Дэвид спросил, как она оказалась здесь, в самом отдаленном месте, которое когда-либо навещали люди. Прежде чем ответить на этот вопрос, Келли рассказала, почему Диггер такой выдающийся человек. Дэвид в свою очередь поведал о Мэри и о том, как ему жаль Джуди Стернберг и команду изучающих язык Лукаута.
   Он узнал, что Келли нравится Оффенбах. «Баркарола» из «Сказок Гофмана» создавала фон, пока шла беседа. Они обнаружили общие интересы в политике, хотя расходились в основной концепции. Но ничего страшного: они сошлись в убеждении, что демократическое правительство по своей природе порочно и в его рядах нужно регулярно проводить генеральную чистку.
   Ее привлекал «живой» театр, и, наверное, понравилось бы играть на сцене, но она была слишком робкой.
   – Я пугаюсь публики, – застенчиво созналась она.
   Он нашел, что в это трудно поверить.
   Коллингдэйл в студенческие годы играл в паре спектаклей. Самой крупной его ролью был Октавий в «Человеке и сверхчеловеке».
   Он поинтересовался, почему она выбрала такую отшельническую профессию.
   – Вам, должно быть, попадалось множество людей вроде меня. Бирюки.
   – Не здесь. Тут все раскрепощаются. Невозможно быть одиноким в таком месте, если только вы не одиноки буквально физически. – На лице Келли промелькнула первая на памяти Коллингдэйла по-настоящему теплая улыбка. – Я люблю свою работу, – добавила она.
   –  Келли. – Голос Билла потрескивал в динамике.
   – Говори.
   –  Оно выпускает большой кусок по направлению к правому борту.
   Келли посмотрела на Коллингдэйла.
   – Ты уверен? – спросил он.
   –  Вот картинка.
   Билл вывел изображение на навигационный экран, самый большой монитор на мостике. Облако выбрасывало с правой стороны большое «перо».
   – Оно поворачивает, – Коллингдэйл торжественно вскинул кулак. – Поворачивает, сука!
   – Точно?
   – Без вопросов. Оно поворачивает влево, выбрасывая пыль и газ вправо. – Дэвид вскочил с кресла и расхаживал по мостику, не в силах сдержаться. – Оно клюнуло на приманку. И пытается догнать нас. Ему трудно повернуть, но оно пытается. – Его взгляд упал на Келли. – Кажется, я люблю вас, – сказал он. – Диггер сделал очень верный выбор. Желаю вам долгой и счастливой совместной жизни.

Архив

   Зверюга гонится за нами по пятам.
Бортовой журнал корабля «Хоксбилл», 6 декабря.

41

Борт «Дженкинса». Суббота, 7 декабря

   Извести, что Омега поворачивает, вызвало всплеск ликования и убедило Диггера и Уита устроить выходной. Они сидели в кают-компании, поздравляя друг друга, когда вмешался Билл:
   –  Диггер, ваша приятельница Макао снова на сцене. В Кулнаре.
   – Проводит слошен?
   –  Да. Желаете посмотреть?
   – Вообще-то, Билл, у меня глаза слипаются. Но Уиту, возможно, понравится.
   Уит с любопытством взглянул на него.
   – Кто это – Макао? Что такое слошен?
   – Уит, вам будет интересно. Слошен – это что-то вроде общественных дебатов. А Макао – та женщина, о которой я вам рассказывал.
   – Та, с которой вы беседовали?
   – Да.
   – Хорошо. Да, я бы очень хотел посмотреть на это.
   Диггер дал Биллу знак начать закачку.
   На экране появилось изображение Макао. Она была в белом и голубом. Ее жесты, как моментально понял Диггер, выражали разочарование.
   – Я ничего не утверждаю, – говорила она. – Но считаю: надо подготовиться. Это буря, как любая другая буря. Только больше.
   Рослый гумп – Диггер никогда еще таких не видел – уже поднялся на ноги.
   – Да откуда вы знаете, Макао? – спросил он. – Откуда?
   Там был всего один жучок, установленный так, что гумпу было видно в профиль. В поле зрения попадало около двухсот зрителей, но Диггер догадывался, что это лишь половина зала.
   – Забудьте о том, что я знаю или чего не знаю, Пагвах, – сказала она. – Задумайтесь, что вы потеряете, если отведете свою семью в горы.
   Диггер перевел для Уита.
   – Что потеряю? Просижу в горах под дождем три или четыре дня!
   Раздался еще один голос, из-за экрана:
   – Может, если бы вы объяснили нам, откуда вы взяли то, о чем говорите, мы могли бы лучше вас понять.
   Гумпы постучали по своим стульям.
   – Знамения, – ответила Макао. – Демоны на дороге, шепот в ночи.
   Уит захихикал.
   – Подождем, пусть она узнает, что случилось в Саваколе.
   – Демоны на дороге. – Женщина примерно в шестом ряду встала. – Вы же сами всегда твердили, что таких вещей не существует.
   – Я ошибалась.
   – Ну же, Макао, мы что, теперь верим в духов? Или не верим?
   Диггер видел, как она колеблется.
   – Я верю, что они существуют, – наконец вымолвила она.
   – Я почти верю, что вы это серьезно.
   И опять Диггеру не было видно, кто говорит.
   – Серьезно.
   – Вот так перемена.
   Это было трудно перевести. Дословно он сказал: «Обычно ты не так надеваешь штаны».
   – Тем не менее это правда.
   Публика смеялась над Макао. Послышались слабые аплодисменты, вероятно, в награду за смелость или за то, что она устроила хорошее вечернее развлечение. Но настрой отличался от атмосферы обычных слошенов, которые Диггер видел ранее. Другие мероприятия были радостными, даже самые серьезные из них. Но здесь некоторые из гумпов злились.
   – Может, оно приближается, – настаивала она.
   – Но вы не уверены.
   – Невозможно знать наверняка.
   – Когда оно придет?
   – Через несколько дней.
   – Макао. – Снова Пагвах. Здоровяк. – Макао, мне неловко за вас, за то, что вы играете на наших страхах в такое время. Не ожидал от вас.
   Все закончилось толкотней и давкой, пока раздраженные зрители выбирались наружу. Один гумп упал. Некоторые остались на местах и стучали по ручкам кресел. Макао поблагодарила их, перекрикивая общий шум, затем тоже удалилась.
   Вскоре она появилась снова, у боковой двери, в сопровождении небольшой группы. Минуту или две они вели оживленную беседу. Затем все ушли, и помещение опустело. Зашел служитель, прошел в глубь зала, и лампы начали гаснуть.
   – Великолепно! – воскликнул Уит. – Я прилетел, чтобы увидеть именно это. – Он достал портативный компьютер и уставился на него. – Я хотел бы записать – столько, сколько могу. Слошен. Ой, я правильно произнес, верно?
   – Да.
   – Чудесно.
   – Что тут чудесного? Что вы имеете в виду?
   – Кажется, для них нет ничего святого. Они могут встать и вести речь о чем угодно. Слушатели кричат и вопят, но полиция за ними не приходит. – Его глаза горели. – Впервые увидев этот город, вы подумали, что он похож на Афины?
   – Ну, не совсем так, Уит. То был Бракел.
   – Я имею в виду цивилизацию, а не этот отдельный город. – Он помолчал. – У них больше свободы, чем у афинян. Даже больше, чем у нас.
   Это раздражало Диггера. Ему нравился Уит, но терпения с этим чокнутыми учеными, говорящими никому не понятные вещи, не хватало.
   – Как они могут быть свободнее нас? – спросил Диггер. – Мы же не испытываем ни малейшего политического давления.
   – Конечно, испытываем.
   – Уит. – Диггер возвел глаза к потолку. – Какого рода речи запрещены? Кроме криков «пожар» в людных местах?
   Уит улыбнулся.
   – Почти все.
   Диггер был сбит с толку.
   – Уит, это глупо. Когда в последний раз кто-нибудь попадал в тюрьму за высказывания?
   – Нас не сажают в тюрьму. Но тем не менее следует соблюдать осторожность, чтобы не обидеть кого-нибудь. Мы, все мы, запрограммированы обижаться. Кто может выйти перед смешанной публикой и объявить, во что он действительно верит, не задумываясь о том, что оскорбит чью-то память, чью-то религию, чью-то политику. Мы постоянно настороже.
   – Ну, – сказал Диггер, – это другое дело.
   – Нет, не другое. Разница только в степени. В подготовительной школе нам вдалбливали, что хорошие манеры предполагают отсутствие разговоров о политике и религии. Поскольку почти все в области социального общения людей относится к первой или второй из этих категорий, нам, по-видимому, не оставалось ничего, кроме погоды. – На миг у Уита сделался унылый вид. – Мы слишком уважаем необоснованное мнение. Мы лелеем его, заботливо ходим вокруг него на цыпочках и избегаем оспаривать его. К своему стыду. Когда-то мы приучили себя считать, что наше мнение более значимо, чем факты. И каким-то образом смешиваем воедино свое эго и Истину, так что когда кто-нибудь выражает несогласие с одной из идей, которую мы считаем верной, мы ведем себя так, будто вызов бросили лично нам. Мы только что видели, как Макао вышла перед аудиторией и заявила: то, во что она верила, видимо, всю свою жизнь, то, что мир может быть объяснен при помощи разума, неверно. Скольких людей, способных на такое, вы знаете?
   – Но прежде она была права. Она сделала шаг назад.
   – Это к делу не относится. Она гибкая, Диггер. Похоже, они все такие. Покажи им доказательства, и они захотят пересмотреть свое мнение. – Уит покачал головой. – Думаю, есть многое, за что стоит похвалить этих существ.
 
   Деяния богов повсюду вокруг нас. Надо только посмотреть. Что такое звезды, если не божественный огонь? Как объяснить существование механизма, который переносит солнце из западного океана, где оно тонет каждый вечер, на восточный небосклон, где оно появляется во всем своем величии каждое утро? Как иначе объяснить наличие растений и животных, которые обеспечивают нам пропитание? Или воды, которую мы пьем? Или глаз, которыми мы видим? Боги были добры к нам, и я иногда удивляюсь их терпению по отношению к тем, кто не способен увидеть их присутствие и отрицает их щедрость.
Джеспер из Сакмарунга. «Путешествия». (Перевод Гинко Амагавы.)

42

Борт «Хоксбилла». Понедельник, 8 декабря

   Омега сбрасывала скорость месяцами, возможно, годами. Поскольку «Хоксбилл» двигался с постоянной высокой скоростью, облако отставало. Коллингдэйл жалел, что корабль не имеет возможности уменьшить скорость без риска столкнуться и, вероятно, смять воздушный змей.
   Дэвид задумался, когда же «Хоксбилл» достигнет точки, из которой облако больше не сможет взять курс на сближение с Лукаутом.
   –  Недостаточно данных, – сказал Билл в ответ на вопрос Коллингдэйла.
   По правде говоря, люди просто слишком мало знали о возможностях облака.
   Коллингдэйл жонглировал цифрами, но он не был силен в математике, да и вообще это были всего лишь предположения. Было чуть за полдень, шел второй день преследования. Он думал, что если удастся продержаться остаток дня и следующие сутки, примерно до полуночи, то все будет кончено. Облако так сильно отклонится от курса, что возвращение станет невозможным.
   Но Омега наверху становилась все меньше. Теперь она была в восьмистах километрах позади, почти в три раза дальше, чем когда повернула, чтобы преследовать их.
   Коллингдэйл измучился. Ему нужно было поспать. Нужно было подумать о чем-нибудь еще. С тех пор как корабль покинул орбиту Лукаута, Дэвид только и делал, что сидел и переживал, пока его адреналин бушевал.
   Билл объявил, что на связи Джули.
   – Хорошие новости. – У нее тоже был усталый вид. – Прогноз погоды на десять дней по Хопгопу, Мандиголу и всей северной части Интиго: дождь и еще раз дождь. И ужасно плохая видимость.
   – Вот это я понимаю! – воскликнул Коллингдэйл. – Кажется, Мардж разбирается в своем деле.
   – Очевидно.
   Это был замечательный момент. Казалось, все работает.
 
   Дэвид пробовал почитать, пробовал поработать над своими записками, пробовал поиграть с Биллом в шахматы. Он поговорил с Келли. Единственное, что уменьшило его напряжение, это ее признание в схожих чувствах. Буду рада, когда это закончится. Избавиться от твари и помахать ручкой.
   Коллингдэйл пообещал, что, когда они вернутся на Лукаут, свадьбу сыграют как следует.
   – Кажется, для меня облако закрыло почти все.
   – Не совсем, – сказала Келли, но ее тон говорил об обратном.
   – Что ж, мы вроде как без денег. Неважный медовый месяц.
   – Да уж.
   – Наверное, впервые женщина вышла замуж и сразу же сбежала на несколько дней с другим мужчиной.
   Они рано поужинали и посмотрели «Убийства Майл-Хай». Келли через двадцать минут догадалась, кто убийца. Ей хорошо давались загадки и головоломки. Коллингдэйл удивлялся, почему она не ценит себя. Но Келли была молода. Еще уйма времени.
   Когда постановка закончилась, Дэвид извинился и вышел. Через час он, одетый в халат, снова был на мостике. Около полуночи Келли присоединилась к нему.
   – Не спится. Я то и дело спрашиваю Билла, все ли еще облако позади нас. На месте ли воздушный змей.
   Теперь их разделяло тысяча сто километров.
   Примерно в три часа утра, когда они оба задремали, раздался голос Билла:
   –  Облако начало выпускать струи назад.
    Слава богу.
   – Прекрасно, – сказал Коллингдэйл.
   Келли все еще старалась проснуться.
   – Зачем? – спросила она.
   – Оно набирает скорость. Хочет поймать нас. Или скорее воздушного змея.
   Она посмотрела на него и улыбнулась.
   – Я так понимаю, что все.
   Коллингдэйл покачал головой: рано радоваться.
   – Еще примерно часов двадцать, – сказал он. – Тогда, полагаю, можно будет праздновать победу.
   Билл вывел на экран картинку с мониторов. Действительно, в задней части облака появилась пара «перьев», которые росли на глазах.
 
   Дэвид снова задремал, а проснувшись, обнаружил, что Келли ушла.
   – Билл.
   –  Да, Дэвид?
   – Оно еще там?
   –  Да, Дэвид.
   – Расстояние?
   –  Тысяча двести пятьдесят. Оно все еще отстает, но уже не так.
   – Превосходно, Билл. Отличное шоу.
   –  Спасибо, сэр.
   – Ты ничего не понимаешь, не так ли? В смысле ты не осознаешь, что мы сейчас совершили, верно?
   –  Если честно, понимаю, Дэвид.
   – Ты рад так же, как и я?
   –  Я не могу замерить степень вашего удовольствия.
   Коллингдэйл подумал над этим минутку.
   – Хотел бы я знать, тут ли ты на самом деле.
   –  Конечно, тут, сэр.
   – Что ж, рад слышать.
   Келли вернулась
   – Я слышала голоса. Все нормально?
   – Пока да.
 
   К середине утра «Дженкинс» доложил, что Диггер и Уит решили играть наверняка и вернулись на поверхность – расставлять проекторы. Не потому, объясняла Джули, что кто-то сомневается, что «Хоксбилл» увел облако в сторону, но потому, что Уиту нравится бродить невидимкой по театрам и кафе. И Диггер хочет доставить ему удовольствие.
   – Она слишком много говорит, – заметила Келли.
   Однако идея была неплоха. Коллингдэйл чувствовал, что контролирует ситуацию, но меры предосторожности на Лукауте не повредили бы.
   Астронавты позавтракали, подремали и посмотрели еще одну постановку, мюзикл «Багдадские приключения». Когда она закончилась, Келли предложила пообедать, но никто не был голоден. Вскоре после полудня пришла ежедневная рассылка: новости и реклама новинок. Сводка новостей состояла из обычного ряда политических свар, корпоративных скандалов и одного случайного убийства. Супружеская пара из Холи-Балу сбежали со своим безнадежно больным ребенком, вместо того чтобы позволить докторам вылечить его, применив технологию, требующую вливания синтетической крови. Корпорация «Космик инкорпорэйтед», терраформирующий и транспортный гигант, рухнула, подточенная издержками, воровством, спекуляциями и интригами в руководстве. Вспыхнула дискуссия вокруг имплантатов, которые то ли могли, то ли не могли усиливать интеллект – в зависимости от того, как определять это понятие.