Маккена Шеннон. За закрытой дверью

   — И он установил системы слежения, чтобы приглядывать за ней, как и ты, — добавил Шон. — Потому что у него мания контроля.
   — Как и у тебя, — закончили Коннор и Дэйв хором. Они улыбнулись и ударили друг другу по рукам.
   Сет нахмурился:
   — Не ждите от меня сегодня чувства юмора.
   — Да у тебя его все равно нет, — заметил Шон. — Почему ты не хочешь хотя бы допустить предположение, что она тебе не врет?
   В силу выпитого виски и пережитого задень он просто выложил все как есть.
   — Я не могу позволить себе делать допущения. Потому что слишком сильно хочу, чтобы это оказалось правдой.
   — А-а, так ты хочешь сказать, что ты просто сдрейфил, — вымолвил Шон.
   Сет был слишком уставшим и злым, чтобы отвечать.
   — Лучше держаться моей точки зрения и слыть мерзавцем. Зато проживешь дольше.
   — Да, может, ты и прав. Но только тогда твоя жизнь не будет стоить и ломаного цента.
   Сет даже не взглянул на него.
   — А мне наплевать, — пробормотал он тупо. — Правду она говорит или нет, она останется под замком, пока все это не закончится. Я один буду следить за пистолетом. Я понимаю и принимаю всю ответственность за последствия, но это не значит, что вы тоже должны лезть в это.
   Дэйв плеснул еще немного виски в стакан.
   — Не драматизируй, Маккей. Не тебе решать, что мы будем делать, а что нет.
   Сет уставился на янтарную жидкость.
   — Ребята, вы не обязаны рисковать жизнями из-за глупой преданности Джесси. Его нет. Вы ему больше не нужны.
   — Ему не нужны, зато мы нужны тебе, — сказал Коннор. Он протянул руку и потрепал Сета по плечу. — Дело ведь не только в Джесси. Но и в тебе. И не спрашивай меня почему. Ты зануда и хам, и мы еще поговорим с тобой о твоих навыках общения, но в целом это ничего не меняет. Я пойду с тобой до конца, старик.
   Сет чуть не подавился виски. Он закашлялся, и рана заныла под повязкой.
   — Эй, я, конечно, признателен за сантименты, но сейчас меня даже не волнует, если это действительно ловушка. Я просто хочу положить этому конец. Не лезьте в это дело, выходите из игры. Я сам буду за все отвечать, и мне не нужна ваша помощь.
   — Круто, — заметил Дэйв.
   — Я в деле, — поднял руку Шон.
   — Я тоже, — поддакнул Коннор, поднимая стакан в воздух.
   Дэйв нахмурился, глядя на брата.
   — Нет, куда тебе. Ты все еще таскаешься со своей тростью. Никуда ты не пойдешь. Будешь охранять даму.
   — Ну сейчас!
   — Нет? — В голосе Дэйва звучали интонации старшего брата. — Тогда я тебя свяжу.
   — Давай сыграем на это в покер, — предложил Коннор.
   — Еще чего, ты же мухлюешь. Это не подлежит обсуждению, так что забудь об этом…
   Разговор быстро деградировал до дружеской перепалки. Сет устало повернулся к огню. Виски согрело его, и он начал клевать носом, с трудом следуя за своими мыслями. Только полный идиот кинется следом за передатчиком в неизвестном направлении, навстречу неизвестному количеству противников с неизвестным объемом ресурсов. Правда в том, что он никогда не планировал брать Макклаудов непосредственно на операцию. Он всегда полагал, что эта часть вечеринки будет его личной забавой.
   Он встрял со своими аргументами посреди их шутливой болтовни.
   — Парни, дайте мне закончить все это по-своему. В этом случае, если все накроется медным тазом, вы будете ни при чем. Они не выйдут на вас. — Его слова прозвучали в неожиданной тишине.
   — Да, верно, — медленно сказал Коннор. — А что нам делать с блондинкой? Держать ее на чердаке вечно?
   — О Боже. — Сет закрыл глаза и потер их устало. — Не имею ни малейшего представления. Простите, парни.
   Пламя горело, дрова потрескивали. Прошло несколько минут.
   — Я знаю, почему ты притащил ее сюда, — тихо произнес Коннор. — И ты все правильно сделал.
   — Да неужели?
   — Да. Ты привез ее сюда, чтобы она была в безопасности. Сет покачал головой. Но это не было отрицание.
   — Я полный идиот.
   — Не ты первый, не ты последний, — заметил Дэйв.
   — На твоем месте я бы сейчас забрался на чердак и провел время с пользой для дела со своей любимой дамочкой, — продолжал Коннор. — Ей сейчас плохо. Да и тебе не помешает отдых. Ты плохо выглядишь. У нас наготове «чероки» с полным баком, хоть сейчас садись и езжай. Мониторы настроены на передатчик, установленный на пистолете. Мы трое будем по очереди дежурить всю ночь. Если начнется, то мы тебя разбудим. Нам собраться — только подпоясаться.
   — Да, старик, расслабься, — поддакнул Шон. — Когда завертится, ты нам понадобишься бодрым и быстрым. На вот, я сделал сандвич. Отнеси ей наверх.
   — Вряд ли это надолго, — сказал Коннор. — Все пришло в движение.
   — Круг сузился, — прошептал Сет.
   — Что? — не понял Коннор. Сет пожал плечами.
   — Да так, Джесси сказал мне это во сне, — пробормотал он. Он огляделся по сторонам. Три пары зеленых глаз смотрели на него почти с одинаковым беспокойством.
   Он не видел у них такого выражения лица с тех пор, как погиб Джесси. Он не думал, что когда-нибудь еще увидит подобное.
   Он взял со стола бутылку виски и поднял ее вверх, отдавая безмолвный салют их братству. Затем он взял сандвич для Рейн и стал подниматься на чердак.

Глава 24

   Рейн вскочила на ноги, когда услышала звук проворачивающегося в замочной скважине ключа. Она завернулась в одеяло. Она дрожала, но не от страха. Она ославила страх так далеко позади, что уже и не помнила, что это такое.
   Сет протиснулся внутрь, бросив тяжелый, размером с ладонь, амбарный замок на комод. Рядом с ним он поставил что-то завернутое в салфетку. Она облегченно вздохнула, увидев, что его рана перевязана. Белые бинты бросались в глаза, пестрея на его загорелой коже. Изношенная красная фланелевая рубашка висела навыпуск, не застегнутая, не закрывая кровавых пятен на джинсах. В руке у него она увидела початую бутылку виски. Он крепко приложился к горлышку.
   — Ты пьян, — прошептала она. Его глаза блестели диким светом.
   — Это лекарство, — сказал он, указывая на повязку. — Болит, знаешь ли. Я тебе сандвич принес на случай, если ты проголодалась.
   — Ты, наверное, шутишь.
   — Угощайся.
   Он снова приложился к бутылке. Она плотнее закуталась в одеяло.
   — Ты не хочешь дать мне какую-нибудь одежду? — Ее голос звучал по-деловому.
   Он поставил бутылку на комод рядом с амбарным замком и двинулся на нее.
   — Не вижу смысла, — ответил он. Он рванул одеяло и нахмурился, когда увидел на ней платье. — Эта штука все еще мокрая, Рейн. Ты так заболеешь. Снимай. В комнате уже тепло. Даже слишком тепло.
   — Я не хочу сидеть перед тобой голая.
   Не стоило этого говорить. И она поняла это, как только слова сорвались с губ. Его глаза вспыхнули нехорошим огоньком.
   — Круто, — заметил он. Он стянул тоненькие лямки с ее плеч и провел рукой по нежной коже. Платье упало, застряв ненадолго на ее бедрах, к исцарапанным, запачканным грязью ногам. Рейн с трудом заставила себя не отшатнуться и не прикрыться хотя бы руками. Она выпрямилась и совладала с лицом. Пусть смотрит. Она все равно сохранит достоинство, несмотря на наготу. Он изучал ее тело жадным взглядом, задерживаясь на деталях. Он продолжал гладить ее ладонью, не пропуская ничего, словно пытался запомнить на ощупь.
   Несмотря на его непредсказуемое настроение и выпитый им алкоголь, она совершенно не испытывала перед ним страха. Она приложила тыльную сторону ладони к его щеке.
   — Ты весь горишь, — тихо сказала она.
   — А то я не знаю. И так каждый раз, когда смотрю на тебя.
   — Тебе нужно принять аспирин или что-нибудь…
   — Какая ирония. — Он прервал ее, как будто она и не говорила. — Первый раз я так отнесся к женщине, и вот как оно все обернулось.
   Она приложила ладонь к его лбу, пытаясь остудить его.
   — Ты ведь знаешь, что я никогда бы не сделала ничего, что может навредить тебе, — пробормотала она.
   — Т-с-с, я не собираюсь обсуждать это.
   — Но, Сет, мы должны… Он прижал палец к ее губам:
   — Нет, не должны. Не хочу никаких ограничений.
   Она уже натыкалась на эту каменную стену, но больше это ее не пугало. Не теперь, когда она видела другую сторону его натуры: его нежность, его безграничную ранимость. Она обняла его за талию, стараясь не задеть повязку.
   Он отпрянул назад и съежился. Убрал от нее руки.
   — Какого черта ты делаешь? — проворчал он.
   — Хочу согреться. Ты не хочешь дать мне хоть какую-нибудь одежду, а мне холодно.
   Он держался сурово.
   — Плохая идея. Я сегодня не могу себя контролировать. Вообще не могу. Так что не доводи до греха, Рейн.
   Она прижалась щекой к его груди и нежно потерлась.
   — Я знаю тебя, — сказала она мягко, но упрямо. — Ты меня не напугаешь. Сет Маккей.
   — Да ну? — Его рука обняла ее, согревая теплом. — А вот ты меня пугаешь, крошка, пугаешь до смерти.
   Сет сам не заметил, как они оказались на матраце, а он был уже в ней.
   — Верь мне, милый, — шептала она.
   — Нет, — упрямо твердил он.
   — Хотя бы смотри мне в глаза, когда мы занимаемся любовью. Хотя бы это ты должен для меня сделать.
   — Это не любовь, и я ни черта тебе не должен.
   Но тут словно ток прошелся по его телу. Он замер, чувствуя возбужденное напряжение, соединяющее их.
   — Черт бы тебя побрал, — проворчал он.
   — Вот видишь? — прошептала она. — Это любовь, Сет. И так каждый раз, когда мы вместе. И так будет всегда. Мы не можем причинить друг другу вред, это против нашей природы…
   Несколько минут спустя Сет лежал позади нее, прижимаясь горячей грудью к ее спине.
   — Сет, ты не надел презерватив. Мы вообще никак не предохранялись, — сказала Рейн.
   — Презервативы остались в мотеле. Хочешь спросить у Макклаудов, можно ли воспользоваться их запасом?
   — Нет, — прошептала она.
   — Я так и знал. Без них гораздо лучше. Я готов разрядиться сразу, как только оказываюсь в тебе… Ладно, давай спать.
   — Сет…
   — Хватит разговоров на сегодня.
 
   Она проснулась где-то посреди ночи. Лицо болело, сбитые ноги ныли, шерстяное одеяло противно кололось. Тяжелая рука Сета мешала дышать.
   — Сет, ты спишь? — прошептала она. Он вздрогнул и поцеловал ее в шею.
   — Уже нет.
   Она развернулась к нему.
   — Мне надо в туалет.
   Он отбросил одеяло и потянулся за джинсами.
   — Пойдем, я тебе покажу.
   Она завернулась в одеяло и пошла за ним по сумрачному коридору. Он открыл дверь, дернул за цепочку, чтобы зажечь свет, жестом показал на туалет и закрыл за ней дверь. Комната была такой огромной, что сантехника, казалось, потерялась в ней. Только сейчас она поняла, как сильно она хочет помыться.
   Она выглянула за дверь.
   — Я хочу искупаться, — сказала она ему.
   — Ладно, — ответил он и пошел обратно в спальню.
   Она пустила воду. Дверь открылась, и вошел Сет с обогревателем в руках. Он поставил его повыше, воткнул его в розетку и стал ждать, скрестив руки на груди. Он так привлекательно выглядел, одетый в одни только джинсы. Он был просто ослепительно хорош.
   — Ты не подождешь за дверью, я бы хотела побыть одна, — попросила она без особой надежды.
   — Нет.
   Он бесстрастно смотрел на нее. Вода наполняла ванну, откуда поднимался пар. Рейн вздохнула и позволила одеялу упасть на пол. Сет подхватил его и повесил на крючок над обогревателем.
   Она скрутила волосы в пучок. Их бы тоже не мешало вымыть, но она не могла даже подумать о том, что ей снова придется ходить с мокрыми волосами. Она забралась в ванну, поморщившись, когда горячая вода коснулась ее разбитых ног. Она погрузилась целиком и закрыла глаза, расслабившись и слушая шум воды.
   Сет выключил воду, когда она дошла де ее подбородка, и Рейн открыла глаза. Он взял мыло, выловил ее ногу и намылил ее, не пропуская ни одного пальчика, ни одного подъема. Он опустил ее, выловил вторую ногу и повторил процедуру с той же любовной заботой. В комнате не раздавалось ни одного звука, кроме плеска воды.
   Ее сердце болело от любви к нему.
   — Я тебя не предавала, — сказала она тихо. — Придет день, и ты поймешь, что я говорю тебе правду.
   — Да? — спросил он, не отрываясь от занятия.
   — Да, — ответила она воинственным голосом. — И ты будешь чувствовать себя последним придурком, что не поверил мне. И я буду наслаждаться каждой минутой этого.
   Его губы тронула легкая улыбка.
   — Пугающие перспективы.
   — Посмотрим, как тебе это понравится, когда это произойдет. Ты уже знаешь правду, просто не хочешь признаться себе.
   Он гладил мылом ее колено.
   — Правда — штука относительная, — заметил он.
   — Да ладно тебе, — выпалила она. — Ты сейчас говоришь, как Виктор.
   Ее нога выскользнула у него из рук и с плеском упала в воду. Он вытер брызги с лица.
   — Не сравнивай меня с ним. Учитывая, как идут дела, я могу и не дожить до того, чтобы выяснить правду.
   Она дернулась, как будто ее укусили.
   — Не говори так! — Ей вспомнился сон и печальные глаза отца на удаляющейся лодке. — Пожалуйста, не говори так, — повторила она, сдерживая слезы.
   Жизнь непредсказуема, — тихо сказал он. — Ангел смерти в черной лыжной маске может выскочить из тьмы в любой момент. Все, что ты можешь сделать, — это смотреть ему в глаза и наслаждаться каждым мигом. Как я наслаждаюсь прямо сейчас.
   Она посмотрела в его пылкие темные глаза. Он был ближе к ней, чем когда-либо. Они так оторвались от нормальной, обычной жизни, что она уже ничего не воспринимала как должное. Миллион невероятных вещей мог оказаться правдой, а другой миллион бесспорных правд мог оказаться чистой иллюзией. Но одно было точно. Она его любила. Он спас ей жизнь. Он был красив, смел, отважен. Сегодня он сказал ей, что любит ее, и он не лгал. Никогда еще в ее жизни никто не делал для нее так много.
   Правда останется правдой. Хочет он сам поверить в это или нет. И если он не собирается слушать ее слова, то она скажет ему все единственным доступным ей языком.
   Она протянула к нему руки. Она заставит его понять.
   В окнах было темно, когда раздался стук в дверь. Сет поднял голову, как будто и вовсе не спал.
   — Да?
   — Время действовать, — тихо сказал кто-то.
   — Я сейчас спущусь. — Он включил свет и оделся в полной тишине.
   Рейн села, пытаясь придумать какие-нибудь слова. Сет не обращал на нее внимания, натягивая рубашку. За ночь повязка пропиталась кровью. Он глянул на повязку мельком и застегнул рубашку, ничего не сказав.
   Паника захлестнула ее.
   — Вы поехали за пистолетом, так? За пистолетом Корасон? Он не ответил.
   Не преследовали образы. Алое на белом, кровь на повязке Сета. Его красная рубашка. Тюльпаны на полу. Проклятие Корасон. Слова сами рвались из нее, полные ужаса.
   — Ладно, ты побелил Сет, я признаюсь во всем. Я рассказала Виктору. Не ходи. Это ловушка.
   Он улыбнулся и опустился перед матрасом на колени, но глаза его оставались печальны.
   — Ты — это нечто, дорогая. Никогда не знаешь, что от тебя ждать в следующую секунду.
   — Сет, я…
   Он прервал ее быстрым поцелуем.
   — Не шали.
   Он взял амбарный замок и улыбнулся ей как-то странно, по-доброму. Дверь закрылась, замок щелкнул, ключ заскрипел в скважине.
   Она слышала его легкие шаги по лестнице и далекий приглушенный гомон мужских голосов. Все было как всегда — паника, крушение надежд. Лодка отплывает вдаль, а она слишком мала, слишком беспомощна, чтобы что-то изменить. Блики фар мелькнули в лесу, когда машина отъехала от дома. Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
   Вскоре она погрузилась в неспокойную дрему. Образы сменяли друг друга, пока наконец один не вытеснил все остальные: бесконечная водная гладь, простирающаяся во все стороны от Стоун-Айленда.
 
   Вдали глухо ворчал гром. Порывы ветра вздымали парусную лодку отца и с хлюпаньем швыряли ее в воду. Он никак не соглашался взять ее с собой. Он хотел побыть один; эта вечная извиняющаяся улыбка: прости, Катя, но у меня нет сил веселиться. Мне нужен покой, чтобы подумать. Беги домой, к мамочке, ты ей нужна. Идет?
   Какая ирония. Она нужна Аликс. Лодка отплывала все дальше. Он помахал ей рукой, и она вспомнила сон, который Всегда прошлой ночью. Она закричала ему. задыхаясь от паники, но он раскрыл парус, и лодка уплыла совсем далеко. Всегда, когда ей снились л и сны, случалось что-нибудь ужасное. А если Аликс вплела ее с заплаканными глазами, то вечно говорила, чтобы она перестала ныть, а не то мамочка потеряет терпение.
   Она спряталась под корнями мертвого дерева, которое расстилалось прямо у воды. Ветры и дожди вымыли там маленькую пещерку, как раз чтобы туда уместилась одиннадцатилетняя девочка, свернувшись калачиком. Оттуда ей хорошо было видно лодку. Пока что ничего плохого не происходило. Она не смела даже моргнуть. Иначе чары рассеются.
   Она услышала тяжелые гулкие шаги на пристани. Так ходил только Эд Ригз. Катя никогда не любила Эда, даже несмотря на то что он был хорошим другом ее матери. Он разговаривал с папой, как будто тот был глупеньким, а ведь папочка был самым умным человеком на свете, кроме разве что дяди Виктора. Эд притворялся хорошим, но это было неправдой. И недавно ей приснился сон про него. Почти такой же, как прошлой ночью.
   Он стоял перед ней на пристани и смотрел на лодку, которую ветер носил по волнам, словно мотылька. Он долго смотрел, как будто решал что-то. Внешне она была совершенно спокойна, но сердце бешено стучало в груди, когда он отвязал лодку, запустил мотор и отплыл от берега. Пары дизельного топлива дошли до нее, и ее едва не затошнило. Он направился прямо к белой лодке, уменьшаясь и уменьшаясь, превращаясь в черную точку, пока его совсем стало не разглядеть. Ветер крепчал, волны плескались уже у самых ее ног, подбираясь ближе. Небо больше не было белым. Оно потемнело, расплываясь желто-серым подтеком, напоминая гигантский синяк. Громыхнуло ближе. Начался дождь.
   Она по-прежнему смотрела на белый мотылек паруса, боясь пошевелиться, но чары уже не работали, Эд разрушил их. Она представила, что ее взгляд — это веревка, и попыталась подтянуть мотылька к себе, но тот порхал над волнами.
   Она выбралась из своего убежища, карабкаясь по лестнице из корней. Она побежала по тропе наверх. Она не хотела остаться один на один с Эдом, особенно после того, что ей приснилось. Быстро темнело. Но тут она поняла, что она все еще в своих солнцезащитных очках с лягушками. Хотя в них она видела лучше, пусть ей и было темно.
   Но она не успела убежать, Эд причалил и выскочил из лодки, оказавшись прямо перед ней. Его глаза были широко распахнуты.
   — Что ты сделал с папой? — потребовала она объяснений.
   Эд открыл рот. Его руки тряслись. Все его тело тряслось, хотя было тепло.
   — Солнышко, что ты здесь делаешь одна, под дождем?
   — Где мой папа? — снова спросила она уже громче.
   Эд посмотрел на нее и присел перед ней на корточки. Затем он протянул ей руку.
   — Пойдем, я отведу тебя к папочке.
   Он наигранно улыбнулся ей, но вспыхнула молния, и его улыбка превратилась в то, чем и была на самом деле, — во что-то ужасное, зловонное, кишащее змеями. Как в страшном кино, что она видела по телевизору, когда взрослые ушли на одну из своих вечеринок.
   Зарокотал гром. Она закричала и побежала от него, словно лошадь, вырвавшаяся из загона. Она быстро бегала, но у него были длинные ноги. Его рука сомкнулась на ее запястье, но она была скользкая, как рыба. Она выдернула руку и помчалась дальше. Очки спали, но она не остановилась, а лишь громче закричала и ринулась в расплывающуюся перед глазами зеленую муть…
 
   В дверь постучали, и она села, подавившись криком. Снова постучали — тот же вежливый негромкий стук, который вырвал ее из пучин кошмара. Она завернулась в одеяло, сердце бешено колотилось в груди.
   — Входите, — сказала она осторожно.
   Замок щелкнул, и дверь открылась. Это был тощий парень с тросточкой, он прижимал к груди кипу одежды. Сет звал его Коннор, кажется. Он поприветствовал ее холодным грустным взглядом.
   — Доброе утро, — произнес он.
   — Вы не пошли с ними?
   Его лицо сделалось еще напряженнее.
   — Калекам достается работа нянек. — Он показал ей палку. — Я тоже от этого не в восторге, так что давайте не будем это обсуждать.
   — Тогда почему вы просто не запрете меня и не уйдете? — спросила она. — Я все равно никуда не денусь из этой комнаты.
   — Да уж. Совсем не то же самое, что двое наемников, которые гонялись за вами прошлым вечером. Да простит меня Бог, но если нас всех четверых убьют, то вы тут умрете от жажды и голода, прежде чем кто-нибудь услышит ваши крики. У нас здесь соседей поблизости нет.
   Она сглотнула и отвернулась.
   — Заставляет задуматься, да? Лично я считаю, что вы ни в чем не виноваты. Сета, правда, в этом убеждать бесполезно.
   — Да?
   Коннор стрельнул в нее взглядом.
   — Да, — повторил он. — Бесполезно. — Он положил кипу одежды на комод. — Никто из нас подолгу тут не живет, так что одежды немного. Я собрал тут кой-чего из детских вещей Шона. Уж не знаю, подойдут ли они вам.
   — Да, пожалуй, — согласилась она с благодарностью в голосе.
   — Когда оденетесь, спускайтесь вниз, если хотите, конечно. Я сварил кофе, и есть еда, если вы проголодались.
   — Так вы меня не будете запирать?
   Он оперся обеими руками на палочку и посмотрел на нее, сузив свои зеленые глаза.
   — А вы собираетесь делать какие-нибудь глупости?
   Она затрясла головой. Несмотря на его трость, она понимала, что ей не справиться с этим человеком. Этот взгляд говорил ей, что он, пожалуй, так же опасен, как и Сет. Все братья Макклауд произвели на нее такое впечатление.
   — Спасибо за одежду, — сказала она. — Я скоро спущусь. Кипа на комоде состояла из одного рванья. Из всего этого ей удалось выбрать потертые джинсы, которые подошли на бедрах, но были так длинны, что ей пришлось трижды закатать их. Они были исписаны грубыми антисоциальными надписями, сделанными несмывающимся маркером. Единственной рубашкой, которую приличная женщина могла надеть, оказалась черная косоворотка с надписью «Мегадет»^[18]. Она не закрывала пупок и туго обтягивала грудь.
   Нашлась еще пара высоких кед, чей цвет невозможно было определить с точностью, настолько они выносились. Они были слишком большими, как у клоуна, и избитые ноги больно обдирались о грубую материю, но она зашнуровала их потуже, трогательно благодарная каждой дырочке под шнурки.
   Вдоль лестницы висели картинки и рисунки. Она спускалась и рассматривала их. Некоторые были написаны углем, некоторые ручкой, а некоторые акварелью. В основном там были изображены деревья, животные, различные ландшафты. Их простота и сила вызвали в памяти молчаливую таинственность Стоун-Айленда.
   Коннор опешил, когда вошел на кухню.
   — Господи Иисусе! — воскликнул он. — Э-э, в смысле… ну да. Кофе в кофеварке. Чашки над раковиной. Сливки в холодильнике. Хлеб в хлебнице, если захочешь съесть пару тостов. Масло, джем, арахисовое масло и сливочный сыр — все это тоже в холодильнике. Выбирай что хочешь.
   Она налила себе кофе.
   — Там на лестнице очень красивые рисунки, — сказала она. — Кто автор?
   — Мой младший брат, Кевин, нарисовал все это.
   Она достала из холодильника кварту^[19] молока пополам со сливками и разбавила кофе.
   — А Кевин — это один из братье)}, которых я встретила вчера?
   — Нет, Кевин умер десять лег назад. Автомобильная авария.
   Она уставилась па него, сжав картонную коробку. Дверца холодильника так и осталась открытой.
   Коннор легонько толкнул дверцу, и она медленно закрылась.
   — Это одна их многих причин, почему мы помотаем Сету, — сказал он. — Макклауды знают, что это такое — потерять брата.
   Она посмотрела на потемневший в тостере хлеб. Во рту пересохло, аппетит пропал.
   — Извини, — пробормотала она.
   — Садись, — сказал Коннор, — поешь что-нибудь. Ты очень бледная.
   Она заставила себя проглотить тост с арахисовым маслом под его пристальным взглядом, после чего он выдал ей фланелевую куртку, рукава которой свисали дюймов на пять ниже кончиков пальцев.
   — Я собираюсь поработать здесь, в офисе. Я был бы признателен, если бы ты все время оставалась в поле видимости, — заявил он прямо. — Есть диванчик и цигейка, если ты замерзнешь. В шкафу есть книги. Разберешься сама.
   — Спасибо. — Она устроилась на диване и отвернулась к окну. Коннор смотрел на экран монитора, поглощенный своим занятием. Она догадалась, за чем он мог наблюдать.
   — Ты следишь за пистолетом? — Она поднялась на ноги. — Можно мне…
   — Оставайся там и занимайся своими делами… пожалуйста. — Его голос звучал жестко. — И постарайся расслабиться.
   — Конечно, — прошептала она. Да, как же, расслабишься тут.
   Она села обратно на диван, подобрала под себя ноги и стала смотреть на туман, поднимающийся меж сосен. Прореха в облаках открыла ее взору сияющую горную вершину вдали, за каньоном. Это напомнило ей об опале.
   По спине поползли мурашки. Она подумала о лодке Сета. Там она положила ожерелье в карман его пиджака. Она совсем об этом забыла. А Сет и вовсе об этом не знал.
   Боже правый. Все дело в подвеске. Иначе и быть не может. Это она виновата в том, что убийца выследил их. Она снова поднялась на ноги, сердце ушло в пятки.
   В этот момент гравий хрустнул под колесами подъезжающей машины.