Сержант Бауотер, похоже, получал удовольствие, сообщая мне дурные вести.
- Смотрите, - заявил он. - Боковое стекло отжато. И дверца не заперта. У вас нет привычки оставлять машину открытой, мэм?
- Я не ребенок, - спокойно ответила я. - Просто ростом не вышла.
- Заметно. Похоже, кто-то положил глаз на вашу красавицу. Ничего удивительного. Но вот только орудовал тут дилетант. Профессиональный взломщик не наследил бы так.
Говоря, сержант Бауотер одновременно начал снимать с корпуса отпечатки пальцев.
- Да, куколка, здорово ей досталось. Надеюсь, страховка у вас есть?
Я поморщилась. Кто дал право этому переростку называть меня куколкой? Я ведь не называла его верзилой. Тем более что он мне в сыновья годился. Если б, конечно, я забеременела тогда, когда моя мамуля так на этом настаивала.
- Да, сержант, - строго сказала я. - Страховка у меня есть. И на месте родителей Тейлора я бы тоже срочно обзавелась ею.
Сержант Бауотер прокашлялся.
- Скажите, мэм, ничего ценного вы в машине не оставляли? - спросил он.
- Вроде бриллиантов из королевской короны?
- Мэм, вы не поверите, но масса людей хранят в автомобилях ценные вещи. Одна дамочка, например, прятала в "бардачке" фамильное бриллиантовое колье. Причем было свято уверена, что там ее драгоценности находятся в большей безопасности, чем в банковском сейфе. Она на полном серьезе уверяла нас, что никому, мол, и в голову не взбредет рыться в "бардачке".
- У меня нет даже бижутерии, на которую может позариться уважающий себя мазурик, - сказала я. - И в "бардачке" я храню разве что технический паспорт и руководство для водителя.
- А как насчет багажника, мэм?
- Там только домкрат и запаска. А, ну еще и картина, которую я сегодня приобрела.
- Картина ценная, мэм?
- Она и ломаного гроша не стоит. Так, барахло, которое досталось мне на благотворительном церковном аукционе.
Грег улыбнулся. Хотя кофе он поглощает галлонами, зубы его отличаются необыкновенной белизной.
- Ты не против, если я взгляну? - осведомился он.
Я послушно открыла багажник. Поддельный Ван Гог лежал на том же месте, где я его оставила. Каким-то непостижимым образом картина ухитрилась стать еще безобразнее.
- Ух ты! - восхитился Грег, вынимая картину. - Мой любимый шедевр. "Звездная ночь". Всегда им восхищался.
- Оригиналом, согласна. Но это даже не копия, а просто мазня какая-то.
- Мне нравится, - пожал плечами Грег.
- Не говори глупости. Взгляни внимательнее. Дома и деревья как будто с фотографии срисованы.
- Да, но звезды...
- Слишком четко выписаны. Импрессионисты никогда себе такого не позволяли.
- А мне тоже нравится, - вставил сержант Бауотер.
Я скорчила гримасу.
- Разуйте глаза, ребята. Картина выполнена в реалистической манере. Винсент Ван Гог скорее удавился бы, чем позволил себе такое.
Сержант Бауотер поскреб левую подмышку.
- Он не из тех парней, которые зарабатывают на жизнь, писая на кресты? - поинтересовался он.
- Не совсем. Винсент Ван Гог начал карьеру миссионером, однако был отлучен от этой братии после того, как приняв евангельские заповеди за чистую монету, раздал нищим все, чем владел.
- А, тогда я его, наверно, знаю, - закивал сержант Бауотер. - Он возле Хикори живет, да?
Я терпеливо улыбнулась.
- Винсент Ван Гог застрелился 27 июля 1890 года, и умер два дня спустя.
Сержант Бауотер поскреб правую подмышку.
- Да, значит, я его с кем-то спутал.
Грег лукаво подмигнул мне.
- Послушай, Абби, за сколько ты продашь эту картину?
- За сто пятьдесят долларов и девяносто девять центов, - отчеканила я.
Глаза Грега полезли на лоб.
- Ты же сказала, что это просто мазня!
- Так и есть. Но именно такую сумму я отдала за рамку.
- Давай договоримся так, - предложил Грег. - Я покупаю картину за десять баксов, а рамку ты можешь оставить себе. Такая шикарная мне все равно ни к чему.
- Продано!
Я сходила на кухню и принесла отвертку. Пока сержант Бауотер корпел над протоколом, мы с Грегом аккуратно выковыряли холст из рамки.
- Вот это да! - изумился Грег. - За десятку мне две картины достались!
Я вытаращилась на него. Кошмарная копия "Звездной ночи", намалеванная на дешевом холсте, отлетела в сторону, подхваченная легким ветерком. Под ней, вставленная в деревянный подрамник, оказалась другая картина.
Дрожащими руками я развернула ее на сто восемьдесят градусов, лицевой стороной к стене.
- Эту я, пожалуй, оставлю себе, - сдавленным голосом просипела я.
Глава 3
- Не возражаю, - ответил Грег, бережно поднимая с пола свою десятидолларовую добычу.
- Правда?
- Конечно. На кой черт мне эти зеленые кляксы?
Сержант Бауотер покосился в нашу сторону.
- Угу, первая гораздо красивее.
Я отчаянно пыталась унять дрожь в руках, которые трепетали, как крылья нетопыря, нацелившегося на лакомую добычу.
- Что с тобой, Абби? - участливо осведомился Грег.
- Немного замерзла, - брякнула я.
- Но сегодня жара под сорок была, - изумленно сказал Грег. - А сейчас, наверно, градусов двадцать восемь.
- Значит, съела какую-то дрянь у Буббы, в "Китайском гурмане".
Сержант Бауотер упрятал ручку и блокнот в нагрудный карман своего темно-синего кителя.
- Обожаю Буббу, - мечтательно произнес он. - Особенно его волшебные му-гу-гаи из кукурузной муки. Ум-мм, пальчики оближешь. Вы их пробовали, мэм?
- Да, и надеюсь, что в последний раз. - Я натянуто улыбнулась. - Ну что ж, ребята, мне пора на покой. Денек у меня трудный и долгий выдался, да и вечер, как вы заметили, тоже не простой был.
Физиономия сержанта Бауотера вытянулась.
- Но, мэм, я ведь еще ваших соседей не опросил. А потом собирался к вам еще разок заглянуть.
- Давайте отложим это на завтра, - предложила я. - Уже одиннадцатый час.
Сержант Бауотер кивнул.
- Вы уверены, мэм, что у вас все в порядке? - участливо спросил он.
- Лучше не бывает, - отрезала я.
- Вы уж простите, мэм, но вид у вас неважнецкий.
Этот малый, определенно, начал действовать мне на нервы.
- Я же, кажется, ясно объяснила - все дело в му-гу-гаи, - ответила я.
- Ну нет, эти му-гу-гаи даже моя бабуся за милую душу лопает, недоверчиво высказался сержант Бауотер. - Если, конечно, не поливать их острым соусом, хуи... хунаном. Надеюсь, вас не угораздило его отведать?
Я хлопнула себя по лбу.
- Точно, вот, значит, в чем дело! Я тоже полила им свой му-гу-гаи.
- Тогда все ясно. - Сержант Бауотер посмотрел на меня с уважением. Потом удивленно вскинул брови. - Вот только зубы ваши почему-то целы.
- Что вы хотите этим сказать?
- Моя бабуся после этого их лишилась. Только отведала капельку хунана, и вмиг вставную челюсть проглотила.
- Ну все, с меня хватит, - не выдержала я. - Выкатывайтесь-ка отсюда подобру-поздорову.
- Нет, мэм, я правду говорю, - жалобно развел руками сержант Бауотер. - Я сам рентгеновский снимок видел. На нем все зубы пересчитать можно.
- Вашей бабушке сделали операцию?
- Сначала док хотел ее резать, - ответил сержант, - но потом разглядел, что в желудке зубы продолжают работать. Похоже, у бабуси офигительно... простите, мэм... здорово развита желудочная мускулатура. Она может, по своему желанию, не только откусывать этими зубами любой кусок, но даже пережевывать пищу. Более того, еще и выстукивает ими разные слова. Но мы все равно заказали ей новую вставную челюсть, так что теперь у нашей бабуси, господи, благослови ее душу, две пары зубов. По словам дока, благодаря этим вторым, желудочным зубам, пищеварение у нее теперь, как у девчонки.
- Вы хотите сказать, что она может пережевывать жвачку, как корова? полюбопытствовала я.
- Ну да, что-то в этом роде. Только у коровы желудков много, а у моей бабули всего один.
Я покосилась на Грега, который довольно ухмылялся.
- Понятно, - пробормотала я. - Что ж, юноша, лапшу на уши вы вешать умеете. Вы, случайно, не из Шелби родом?
- Из Шелби, - сержант Бауотер радостно осклабился. - Как вы догадались, мэм?
Я пропустила его вопрос мимо ушей.
- Скажите, сержант, а нет ли у вас родственницы по имени Джейн Кокс? Она, случайно, не сестра вам?
- Нет, мэм. В нашей семье я - единственный ребенок.
- Тогда нет ли у вас кузины, которую так зовут?
- Нет, мэм, у моих родителей тоже нет ни сестер, ни братьев.
Я испустила вздох облегчения, что не все еще потеряно для человечества. И тут же натура взяла свое - не могу я оставить одиноких людей в покое.
- Вы, кажется, не женаты? - спросила я, разглядывая пальцы сержанта веснушчатые, волосатые, но без единого кольца.
- Абби! - укоризненно произнес Грег.
Я сделала вид, что не слышу.
- А не хотели бы вы познакомиться с высокой светловолосой девушкой, примерно ваших лет, родом которая тоже из Шелби?
- О, мэм, да я просто счастлив буду! - воскликнул сержант Бауотер. - Я уже больше года здесь служу, и, признаться, здорово скучаю. К шарлоттским девушкам просто так не подкатишь.
- Ну что ж, тогда я вас познакомлю.
Веснушчатая физиономия паренька расцветилась радостной улыбкой.
- Спасибо, мэм, даже не знаю, как вас благодарить.
- Не беспокойтесь, голубчик, - сказала я. - Дайте мне номер вашего телефона, и я позвоню вам, как только все устрою. Когда у вас следующий выходной?
- Завтра, мэм. - Голос его дрогнул от нетерпения.
- Абби, ты ведешь себя неподобающе, - прорычал Грег.
Я мило улыбнулась и проворковала:
- Ну, тебе-то, разумеется, сводня ни к чему - женщины тебе и так на шею вешаются.
- Абби, я должен с тобой поговорить.
Я нарочито зевнула.
- Мы уже давно обо всем переговорили. К тому же я устала и спать хочу. В одиночестве!
- Абби, неужели случившееся тебя совсем не напугало? Как-никак, кто-то в твою машину залезал.
Я мотнула головой.
- Пустяки. Видишь, даже руки больше не трясутся. Обещаю, что на ночь включу сигнализацию в доме, а на моем ночном столике всегда стоит баночка жгучего перцового аэрозоля. В общем, спасибо, что приехали, и - удачного вам расследования.
Сержант Бауотер поскреб обе подмышки одновременно. Я подумала, что бедняга, наверно, опробовал на себе новый дезодорант, и выбор, судя по всему, оказался не самым удачным.
- Если услышите что-нибудь подозрительное, мэм, непременно звоните в полицию, - сказал он.
- Обязательно, - пообещала я. - Спокойной ночи.
Сержант Бауотер, удовлетворенно хмыкнув, зашагал к машине. Отделаться от Грега оказалось куда сложнее.
- Если тебе что-нибудь понадобится, - медленно, с расстановкой произнес он, - не стесняйся, дай нам знать.
- Непременно, - торжественно закивала я.
- Мы все равно будем каждый час проезжать мимо. Верно я говорю, сержант?
- Угу, - с готовностью подтвердил напарник Грега.
- Вы очень добры, ребята. Огромное спасибо. Только не звоните в дверь, пожалуйста, потому что мне вставать рано. Хорошо?
- Послушай, Абби... - Грег растопырил лапы, явно намереваясь сграбастать меня в медвежьи объятия.
Я поспешно попятилась и, подхватив свой трофей с зелеными пятнами, скрылась в доме. Как любила говорить моя мамочка, в море водится и другая рыба. И пусть моя рыбка ростом и внешностью не вышла, что из того? По крайней мере, пасть у нее не акулья, а это главное.
Я уже протянула руку к телефону, когда он сам зазвонил.
- Вы хоть знаете, который час? - негодующе спросила я.
- Э-ээ... Могу я поговорить с Абигайль Тимберлейк?
- В зависимости от того, кто вы такой. Надеюсь, вы не из службы развозки призов? Потому что, если вы заблудились, то лишь потому, что заехали слишком далеко. Мой дом стоит в конце первого тупика, а не второго.
- Абби, - в голосе послышались жалобные нотки. - Это я, Гилберт Суини.
В мою душу тут же закрались подозрения. Ведь именно пожертвованием Гилберта Суини, разложенным передо мной на кофейном столике, я сейчас любовалась. Более того, в памяти еще теплились воспоминания о выпускном классе средней школе. В те годы Гилберт был самой отъявленной скотиной. Пьянствовал, курил, бузил, шельмовал в карты, причем не где-нибудь, а даже в воскресной школе. Уже позже, на гражданке, он ухитрился обрюхатить мою подругу, Дебби Лу, и подло отказался на ней жениться. Хотя в те дни брак считался не только почетной, но даже священной обязанностью, никого особенно не удивило, что Гилберт бросил свою без двух минут нареченную у самого алтаря.
- Гилберт, чего тебе? - неприветливо спросила я. - Уже чертовски поздно.
- Я видел тебя сегодня на аукционе.
- Да, Гилберт, и я тебя видела. А теперь извини, мне пора...
- Я хочу сказать, что видел, как ты торговалась из-за картины, которую пожертвовал я. Должен сказать, ты здорово помогла этим юнцам, которые копят на мини-вэн.
- Спасибо, Гилберт, но лично я сомневаюсь, чтобы на мои полторы сотни долларов и девяносто девять центов можно было приобрести приличный кусок автомобиля. Они ведь на новый фургончик нацелились, а не на допотопную развалюху.
- Да, но с твоей легкой руки все завертелось. После твоего ухода все начали швыряться деньгами, как полоумные.
- Неужели?
- Да, представь себе. Какой-то псих выложил полсотни баксов за ночник Присциллы Хант. Ты можешь этому поверить?
- Никогда!
- А мою сестру Хортенс ты знаешь?
- Еще бы. - Вообще-то, задавака Хортенс Симмс приходилась Гилберту сводной сестрой, но, хотя в отличие от своего непутевого родственника, она никого подле алтаря не бросала, в список почитаемых мною людей она не входила. И не права моя дражайшая мамуля: я вовсе не завидую успеху этой женщины. Просто Хортенс не следовало в пятом классе говорить Джимми Раушу, что я от него без ума, а уж в седьмом она и вовсе начала распускать про меня небылицы. Никогда я не набивала чашечки лифчика гигиеническими салфетками! Я пользовалась исключительно туалетной бумагой.
- Так вот, - продолжил Гилберт. - Хортенс внесла на аукцион имя персонажа из своей книги. И, представь себе, оно ушло за пятьсот долларов!
Мне показалось, что я ослышалась. - Повтори, пожалуйста, я не поняла.
- Ты ведь знаешь, что она издала книгу?
- Да, "Корсеты и короны". О нижнем белье. И что из этого?
- Тираж разлетелся вмиг, и теперь Хортенс задумала сочинить роман. И вот некто отчаянно торговался, чтобы одного из героев назвали его именем.
Я вздохнула.
- Господи, эти болваны, похоже, никогда не переведутся. И кто этот придурок? Ты его знаешь?
Вздох. Потом: - Да, это я.
Меня как обухом по голове ударило.
- Вот как? Что ж, Гилберт, это очень благородный жест.
- Спасибо, Абби. Послушай, могу я просить тебя об одолжении?
Я уже и сама считала, что по уши в долгу у него.
- Конечно.
- Я бы хотел выкупить у тебя свою картину.
- Э-ээ... О-оо... Боюсь, что это невозможно.
- Но я верну тебе все твои деньги.
- Спасибо, Гилберт, ты очень добр, но ничего не выйдет.
- А если я набавлю еще полсотни?
- Ты очень щедрый, и, поверь, что я растрогана, но картины у меня уже нет. Я ее отдала.
- Что?
- Я отдала ее приятелю.
- Вот, блин!
- Что ты сказал?
- А кому ты ее отдала?
- Извини, Гил, но это уже тебя не касается.
- Прости меня, Абби. Дело в том, что я не имел права выставлять эту картину на торги.
- Почему?
- Она принадлежала моей мачехе, Адель Суини. Она сейчас постоянно проживает в Пайн-Мэноре, в доме для престарелых, но эта жуткая картина, насколько я помню, всегда висела над ее камином. И, переезжая в свою богадельню, Адель прихватила картину с собой. Похоже, старушенция была к ней очень привязана.
- Тогда с какой стати ты выставил ее на аукцион? Или тебя сама Адель попросила?
- Нет. После смерти моего отца Адель со мной и парой слов толком не перекинулась. Мы с ней и так особенно не общались. Но сегодня утром я решил ее навестить. Так вот, она меня даже не узнала.
- Понятно. И ты решил обокрасть старушку.
- Нет, Абби, это вовсе не так. Дело в том, что стены там увешаны и множеством других, не менее безобразных картин, и... Послушай, могу я с тобой кое-чем поделиться?
- Да, но только при условии, что после этого мне не придется лечиться пенициллином.
Гилберт, похоже, пропустил мою колкость мимо ушей.
- Мачехой Адель была всегда презлющей. Точь-в-точь, как ведьма из сказок братьев Гримм. Когда она вышла замуж за моего папашу, мне было всего шесть лет. А у нее уже была своя дочка - Хортенс. Ну и вот, за малейшую провинность она лупила меня смертным боем.
- Ну, надо же.
- А точнее, хлестала меня проволочной распялкой. Причем, почему-то белой.
- Ну и ну. - Мне показалось, что даже Гилберт не смог бы врать настолько изобретательно.
- А хочешь знать, где она это делала? В гостиной, причем всегда перед тем самым камином. Ты даже представить себе не можешь, как я возненавидел этот камин и картину, которая висела над ним. И вот сегодня утром, когда Адель меня не узнала, мне вдруг отчаянно захотелось сорвать эту мерзость со стены и растоптать. Но потом я вспомнил про предстоящий аукцион и решил, что могу сделать для кого-то доброе дело.
- И ты не боялся, что тебя схватят с поличным? - ужаснулась я. Хортенс, например. Она ведь тоже епископалистка.
- Да, но на подобные мероприятия она никогда не ходит. Считает, что это ниже ее достоинства.
- Да, это верно.
- Ну, пожалуйста, Абби! - внезапно взвыл Гилберт. - Я только сейчас осознал, что не имел права так поступать.
- Понимаю, - промолвила я. - Значит, теперь ты прозрел и решил возвратить картину законной владелице, которая избивала тебя проволочными распялками? Кстати, Гилберт, а где при этом был твой папаша?
- Он... ну... Ты можешь судить об их взаимоотношениях хотя бы по тому, что Адель называла его хряком.
- Как?
- Это пошло от фамилии Суини. Сперва она стала звать его Свини, а потом и вовсе свиньей или хряком.
- Понимаю. Что ж, извини, Гилберт, но мой приятель, которому я продала эту картину, просто души в ней не чает. Я не могу просить его расстаться с ней.
- Как - продала? - переспросил Гилберт. - Мне показалось, ты говорила, что отдала ее.
- Отдала, продала - какая разница? Я считаю, что отдала ее за бесценок. Всего за десять долларов.
Гилберт так ахнул, что у меня едва не разорвалась барабанная перепонка.
- Ты продала картину за десять долларов?
- Не хочу оскорблять твои чувства, - соврала я, - но картина эта и ломаного гроша не стоит.
- Боюсь, что ты не права, Абби, - уныло сказал Гилберт. - У моей мачехи бала страсть к дорогим предметам, а эту картину, как я уже говорил, она ценила особенно высоко. Хотя лично я нахожу ее отталкивающей.
- Ты уверен? Может быть, старуха ценила рамку, а не саму картину? Если это так, то можешь считать, что тебе повезло. Рамку я оставила у себя и готова перепродать ее тебе за сто сорок долларов и девяносто девять центов. С учетом того, что десять долларов я за картину уже выручила.
Молчание затянулось на столько, что Моника Левински успела бы прокрутить роман еще с парой президентов, а я, при желании, изучить не только тсонга, но и суахили.
- Гилберт, мне уже давно спать пора, - мягко напомнила я.
- Хорошо, будь по-твоему, - пробурчал он. - Могу я прямо сейчас заехать?
- Надеюсь, ты шутишь?
- Нет, Абби, я совершенно серьезен. Тем более что я уже давно хотел поговорить с тобой.
- Господи, да о чем нам с тобой говорить? Завтра утром привози мне чек, и получишь свою рамку.
- Абби, я хочу поговорить с тобой о нас, - упрямо молвил Гилберт.
- О нас? Что ты имеешь в виду?
- Абби, я всегда был тайно влюблен в тебя.
Я с трудом удержалась от смеха. - Не говори ерунду, Гилберт.
- Я никогда не хотел жениться на Дебби Лу. Я всегда втайне мечтал о тебе. Скажи, только что я смею надеяться, и тогда сама увидишь, как... Словом, я все сделаю, чтобы мы с тобой были счастливы.
Я бросила трубку и позвонила Уиннелл.
Уиннелл Кроуфорд - моя лучшая подруга на всем белом свете, а это означает, что ей дозволено безнаказанно говорить мне любые гадости. Или почти любые.
- Нет, Абби, - строго сказала Уиннелл. - Я не собираюсь вылезать из постели и везти тебя бог знает куда, только потому, что ты хочешь избежать преследования со стороны своего дружка. И вообще, не кажется ли тебе, что в твоем возрасте уже поздновато играть в такие игры?
- Мы с Грегом давно разошлись, - процедила я. - И ни в какие игры я не играю!
- И тем не менее я не понимаю, почему твое дело нельзя отложить на завтра. - До моих ушей донеслось недовольное ворчание Боба, мужа Уиннелл. По собственному опыту, я уже знала, что муж ворчливый, и даже храпящий под боком, это еще не худшее из всех зол. Хотя бы ощущаешь, что рядом кто-то живой есть.
- Потому что у меня такая новость, которая перевернет весь мир искусств.
Уиннелл громко ахнула.
- Только не говори мне, что в моду снова вошли картины из лебяжьего пуха. Я так и знала! Неужто Элвис, которого я сегодня приобрела, стоит целое состояние?
Вы будете смеяться, но Уиннелл, как и я, специализируется на торговле всевозможным антиквариатом. Впрочем, как вы понимаете, наши вкусы различаются на несколько световых лет.
- Мне очень жаль, дорогая, но лебяжий пух сегодня столь же актуален, как прошлогодний снег.
Уиннелл жалобно застонала.
- Неужели тогда - детишки с большущими глазами? В понедельник я могла купить одну такую картину на одной распродаже домашнего скарба, но в последний миг не решилась. Мне просто стало не по себе - сразу представились голодающие беженцы.
- Я тоже их терпеть не могу! - сказала я. И тут же добавила: Послушай, Уиннелл, я не могу обсуждать это по телефону, но поверь мне речь идет о находке века. Выручи меня, и ты не пожалеешь.
Уиннелл что-то сказала мужу, а в ответ вновь послышалось сварливое ворчание.
Я вежливо молчала, но, наконец, не выдержала.
- Так ты мне поможешь, или нет?
- Абби, - упавшим голосом ответила Уиннелл, - к сожалению, ты выбрала крайне неудачное время. Вызови такси.
- Но ведь ты моя закадычная подруга. К тому же, такси наверняка привлечет внимание Грега.
- Абби... помнишь, ты говорила мне о том, чего лишилась после развода с Бьюфордом?
- Ты имеешь в виду "молочницу"?
- Нет, Абби, пораскинь мозгами. Речь шла о неких физических упражнениях, которые всегда оставляли тебя растрепанной.
- Ах ты, зараза!
Я в сердцах брякнула трубку. Если Уиннелл не способна ради спасения лучшей подруги пожертвовать наискучнейшим половым актом с мужем, то уж Джей-Кат меня точно не подведет. Джей-Кат, которую раньше звали Джейн Кокс, но теперь любовно именовали Джейн-Катастрофа, хотя и чересчур взбалмошная, но зато готова пойти за меня в огонь и в воду. Только она глухими ночами лазила со мной по дому с привидениями или могла, по моей просьбе, бросить все, чтобы отвезти меня в Пенсильванию. Да, Джей-Кат во мне души не чаяла. Итак, решено, звоню ей.
Но прежде сделаю еще один звонок.
Глава 4
К моему изумлению, Хортенс Симмс сняла трубку с первого же звонка. Причем ответила лично. Я была уверена, что столь знаменитую писательницу охраняет целая свора секретарей.
- Хортенс у телефона.
- Мисс Симмс?
- Кто говорит?
- Мисс Симмс, это Абигайль Тимберлейк. Надеюсь, я не слишком поздно?
- Вы одна из моих поклонниц?
- Простите, не поняла.
- Я собираюсь надписывать "Корсеты и короны" на следующей неделе в Пайнвилле. В новом магазине "Барнс энд Ноубл" в торговом центре "Арборетум". Приходите от двух до четырех.
- Извините, мэм, я звоню вам по другому поводу.
- Вот как? Тогда, кто же вы?
- Я та самая женщина, которая купила на сегодняшнем аукционе фальшивого Ван Гога.
- Ах да, хорошенькая женщина с коротко подстриженными темными волосами.
А еще говорят, что она задавака.
- Совершенно верно.
- Очень рада вас слышать, мисс Тимберлейк.
- Неужели?
- Да вот, представьте себе. Более того, я даже сама хотела позвонить вам.
- В самом деле?
- Да, я как раз хотела поболтать с вами насчет этой картины.
- Между прочим, мисс Симмс, я и сама звоню вам по этому поводу.
- Прошу вас, зовите меня Хортенс. Или даже Хорти, если так вам удобнее. Все близкие люди зовут меня так.
Я прикусила язык и сосчитала до десяти. Удивительно, чтобы взрослой женщине нравилось, когда ее зовут Хорти.
- Что ж, в таком случае, вы можете звать меня Абби, - великодушно разрешила я. - Так вот, насчет моего сегодняшнего приобретения. Это правда, что ваша мать обожала эту картину?
Мне показалось, что Хортенс лишилась чувств. Или, как только что случилось со мной, тоже прикусила язык. Как бы то ни было, ответила она спустя целую вечность.
- Кто вам это сказал? - проскрипела она мне в ухо.
- Ваш брат.
- Гилберт?
- Да. - Насколько я знала, других братьев у этой дамы не было.
- Гилберт сам не понимает, о чем болтает.
Я испустила вздох облегчения, от которого, наверно, заколыхались шторы в ее гостиной. - Да, благоразумных братьев сейчас днем с огнем не найти.
- Эта картина принадлежала мне, а не моей маме.
- Вам?
- Да, отчим мне ее на свадьбу подарил.
- Смотрите, - заявил он. - Боковое стекло отжато. И дверца не заперта. У вас нет привычки оставлять машину открытой, мэм?
- Я не ребенок, - спокойно ответила я. - Просто ростом не вышла.
- Заметно. Похоже, кто-то положил глаз на вашу красавицу. Ничего удивительного. Но вот только орудовал тут дилетант. Профессиональный взломщик не наследил бы так.
Говоря, сержант Бауотер одновременно начал снимать с корпуса отпечатки пальцев.
- Да, куколка, здорово ей досталось. Надеюсь, страховка у вас есть?
Я поморщилась. Кто дал право этому переростку называть меня куколкой? Я ведь не называла его верзилой. Тем более что он мне в сыновья годился. Если б, конечно, я забеременела тогда, когда моя мамуля так на этом настаивала.
- Да, сержант, - строго сказала я. - Страховка у меня есть. И на месте родителей Тейлора я бы тоже срочно обзавелась ею.
Сержант Бауотер прокашлялся.
- Скажите, мэм, ничего ценного вы в машине не оставляли? - спросил он.
- Вроде бриллиантов из королевской короны?
- Мэм, вы не поверите, но масса людей хранят в автомобилях ценные вещи. Одна дамочка, например, прятала в "бардачке" фамильное бриллиантовое колье. Причем было свято уверена, что там ее драгоценности находятся в большей безопасности, чем в банковском сейфе. Она на полном серьезе уверяла нас, что никому, мол, и в голову не взбредет рыться в "бардачке".
- У меня нет даже бижутерии, на которую может позариться уважающий себя мазурик, - сказала я. - И в "бардачке" я храню разве что технический паспорт и руководство для водителя.
- А как насчет багажника, мэм?
- Там только домкрат и запаска. А, ну еще и картина, которую я сегодня приобрела.
- Картина ценная, мэм?
- Она и ломаного гроша не стоит. Так, барахло, которое досталось мне на благотворительном церковном аукционе.
Грег улыбнулся. Хотя кофе он поглощает галлонами, зубы его отличаются необыкновенной белизной.
- Ты не против, если я взгляну? - осведомился он.
Я послушно открыла багажник. Поддельный Ван Гог лежал на том же месте, где я его оставила. Каким-то непостижимым образом картина ухитрилась стать еще безобразнее.
- Ух ты! - восхитился Грег, вынимая картину. - Мой любимый шедевр. "Звездная ночь". Всегда им восхищался.
- Оригиналом, согласна. Но это даже не копия, а просто мазня какая-то.
- Мне нравится, - пожал плечами Грег.
- Не говори глупости. Взгляни внимательнее. Дома и деревья как будто с фотографии срисованы.
- Да, но звезды...
- Слишком четко выписаны. Импрессионисты никогда себе такого не позволяли.
- А мне тоже нравится, - вставил сержант Бауотер.
Я скорчила гримасу.
- Разуйте глаза, ребята. Картина выполнена в реалистической манере. Винсент Ван Гог скорее удавился бы, чем позволил себе такое.
Сержант Бауотер поскреб левую подмышку.
- Он не из тех парней, которые зарабатывают на жизнь, писая на кресты? - поинтересовался он.
- Не совсем. Винсент Ван Гог начал карьеру миссионером, однако был отлучен от этой братии после того, как приняв евангельские заповеди за чистую монету, раздал нищим все, чем владел.
- А, тогда я его, наверно, знаю, - закивал сержант Бауотер. - Он возле Хикори живет, да?
Я терпеливо улыбнулась.
- Винсент Ван Гог застрелился 27 июля 1890 года, и умер два дня спустя.
Сержант Бауотер поскреб правую подмышку.
- Да, значит, я его с кем-то спутал.
Грег лукаво подмигнул мне.
- Послушай, Абби, за сколько ты продашь эту картину?
- За сто пятьдесят долларов и девяносто девять центов, - отчеканила я.
Глаза Грега полезли на лоб.
- Ты же сказала, что это просто мазня!
- Так и есть. Но именно такую сумму я отдала за рамку.
- Давай договоримся так, - предложил Грег. - Я покупаю картину за десять баксов, а рамку ты можешь оставить себе. Такая шикарная мне все равно ни к чему.
- Продано!
Я сходила на кухню и принесла отвертку. Пока сержант Бауотер корпел над протоколом, мы с Грегом аккуратно выковыряли холст из рамки.
- Вот это да! - изумился Грег. - За десятку мне две картины достались!
Я вытаращилась на него. Кошмарная копия "Звездной ночи", намалеванная на дешевом холсте, отлетела в сторону, подхваченная легким ветерком. Под ней, вставленная в деревянный подрамник, оказалась другая картина.
Дрожащими руками я развернула ее на сто восемьдесят градусов, лицевой стороной к стене.
- Эту я, пожалуй, оставлю себе, - сдавленным голосом просипела я.
Глава 3
- Не возражаю, - ответил Грег, бережно поднимая с пола свою десятидолларовую добычу.
- Правда?
- Конечно. На кой черт мне эти зеленые кляксы?
Сержант Бауотер покосился в нашу сторону.
- Угу, первая гораздо красивее.
Я отчаянно пыталась унять дрожь в руках, которые трепетали, как крылья нетопыря, нацелившегося на лакомую добычу.
- Что с тобой, Абби? - участливо осведомился Грег.
- Немного замерзла, - брякнула я.
- Но сегодня жара под сорок была, - изумленно сказал Грег. - А сейчас, наверно, градусов двадцать восемь.
- Значит, съела какую-то дрянь у Буббы, в "Китайском гурмане".
Сержант Бауотер упрятал ручку и блокнот в нагрудный карман своего темно-синего кителя.
- Обожаю Буббу, - мечтательно произнес он. - Особенно его волшебные му-гу-гаи из кукурузной муки. Ум-мм, пальчики оближешь. Вы их пробовали, мэм?
- Да, и надеюсь, что в последний раз. - Я натянуто улыбнулась. - Ну что ж, ребята, мне пора на покой. Денек у меня трудный и долгий выдался, да и вечер, как вы заметили, тоже не простой был.
Физиономия сержанта Бауотера вытянулась.
- Но, мэм, я ведь еще ваших соседей не опросил. А потом собирался к вам еще разок заглянуть.
- Давайте отложим это на завтра, - предложила я. - Уже одиннадцатый час.
Сержант Бауотер кивнул.
- Вы уверены, мэм, что у вас все в порядке? - участливо спросил он.
- Лучше не бывает, - отрезала я.
- Вы уж простите, мэм, но вид у вас неважнецкий.
Этот малый, определенно, начал действовать мне на нервы.
- Я же, кажется, ясно объяснила - все дело в му-гу-гаи, - ответила я.
- Ну нет, эти му-гу-гаи даже моя бабуся за милую душу лопает, недоверчиво высказался сержант Бауотер. - Если, конечно, не поливать их острым соусом, хуи... хунаном. Надеюсь, вас не угораздило его отведать?
Я хлопнула себя по лбу.
- Точно, вот, значит, в чем дело! Я тоже полила им свой му-гу-гаи.
- Тогда все ясно. - Сержант Бауотер посмотрел на меня с уважением. Потом удивленно вскинул брови. - Вот только зубы ваши почему-то целы.
- Что вы хотите этим сказать?
- Моя бабуся после этого их лишилась. Только отведала капельку хунана, и вмиг вставную челюсть проглотила.
- Ну все, с меня хватит, - не выдержала я. - Выкатывайтесь-ка отсюда подобру-поздорову.
- Нет, мэм, я правду говорю, - жалобно развел руками сержант Бауотер. - Я сам рентгеновский снимок видел. На нем все зубы пересчитать можно.
- Вашей бабушке сделали операцию?
- Сначала док хотел ее резать, - ответил сержант, - но потом разглядел, что в желудке зубы продолжают работать. Похоже, у бабуси офигительно... простите, мэм... здорово развита желудочная мускулатура. Она может, по своему желанию, не только откусывать этими зубами любой кусок, но даже пережевывать пищу. Более того, еще и выстукивает ими разные слова. Но мы все равно заказали ей новую вставную челюсть, так что теперь у нашей бабуси, господи, благослови ее душу, две пары зубов. По словам дока, благодаря этим вторым, желудочным зубам, пищеварение у нее теперь, как у девчонки.
- Вы хотите сказать, что она может пережевывать жвачку, как корова? полюбопытствовала я.
- Ну да, что-то в этом роде. Только у коровы желудков много, а у моей бабули всего один.
Я покосилась на Грега, который довольно ухмылялся.
- Понятно, - пробормотала я. - Что ж, юноша, лапшу на уши вы вешать умеете. Вы, случайно, не из Шелби родом?
- Из Шелби, - сержант Бауотер радостно осклабился. - Как вы догадались, мэм?
Я пропустила его вопрос мимо ушей.
- Скажите, сержант, а нет ли у вас родственницы по имени Джейн Кокс? Она, случайно, не сестра вам?
- Нет, мэм. В нашей семье я - единственный ребенок.
- Тогда нет ли у вас кузины, которую так зовут?
- Нет, мэм, у моих родителей тоже нет ни сестер, ни братьев.
Я испустила вздох облегчения, что не все еще потеряно для человечества. И тут же натура взяла свое - не могу я оставить одиноких людей в покое.
- Вы, кажется, не женаты? - спросила я, разглядывая пальцы сержанта веснушчатые, волосатые, но без единого кольца.
- Абби! - укоризненно произнес Грег.
Я сделала вид, что не слышу.
- А не хотели бы вы познакомиться с высокой светловолосой девушкой, примерно ваших лет, родом которая тоже из Шелби?
- О, мэм, да я просто счастлив буду! - воскликнул сержант Бауотер. - Я уже больше года здесь служу, и, признаться, здорово скучаю. К шарлоттским девушкам просто так не подкатишь.
- Ну что ж, тогда я вас познакомлю.
Веснушчатая физиономия паренька расцветилась радостной улыбкой.
- Спасибо, мэм, даже не знаю, как вас благодарить.
- Не беспокойтесь, голубчик, - сказала я. - Дайте мне номер вашего телефона, и я позвоню вам, как только все устрою. Когда у вас следующий выходной?
- Завтра, мэм. - Голос его дрогнул от нетерпения.
- Абби, ты ведешь себя неподобающе, - прорычал Грег.
Я мило улыбнулась и проворковала:
- Ну, тебе-то, разумеется, сводня ни к чему - женщины тебе и так на шею вешаются.
- Абби, я должен с тобой поговорить.
Я нарочито зевнула.
- Мы уже давно обо всем переговорили. К тому же я устала и спать хочу. В одиночестве!
- Абби, неужели случившееся тебя совсем не напугало? Как-никак, кто-то в твою машину залезал.
Я мотнула головой.
- Пустяки. Видишь, даже руки больше не трясутся. Обещаю, что на ночь включу сигнализацию в доме, а на моем ночном столике всегда стоит баночка жгучего перцового аэрозоля. В общем, спасибо, что приехали, и - удачного вам расследования.
Сержант Бауотер поскреб обе подмышки одновременно. Я подумала, что бедняга, наверно, опробовал на себе новый дезодорант, и выбор, судя по всему, оказался не самым удачным.
- Если услышите что-нибудь подозрительное, мэм, непременно звоните в полицию, - сказал он.
- Обязательно, - пообещала я. - Спокойной ночи.
Сержант Бауотер, удовлетворенно хмыкнув, зашагал к машине. Отделаться от Грега оказалось куда сложнее.
- Если тебе что-нибудь понадобится, - медленно, с расстановкой произнес он, - не стесняйся, дай нам знать.
- Непременно, - торжественно закивала я.
- Мы все равно будем каждый час проезжать мимо. Верно я говорю, сержант?
- Угу, - с готовностью подтвердил напарник Грега.
- Вы очень добры, ребята. Огромное спасибо. Только не звоните в дверь, пожалуйста, потому что мне вставать рано. Хорошо?
- Послушай, Абби... - Грег растопырил лапы, явно намереваясь сграбастать меня в медвежьи объятия.
Я поспешно попятилась и, подхватив свой трофей с зелеными пятнами, скрылась в доме. Как любила говорить моя мамочка, в море водится и другая рыба. И пусть моя рыбка ростом и внешностью не вышла, что из того? По крайней мере, пасть у нее не акулья, а это главное.
Я уже протянула руку к телефону, когда он сам зазвонил.
- Вы хоть знаете, который час? - негодующе спросила я.
- Э-ээ... Могу я поговорить с Абигайль Тимберлейк?
- В зависимости от того, кто вы такой. Надеюсь, вы не из службы развозки призов? Потому что, если вы заблудились, то лишь потому, что заехали слишком далеко. Мой дом стоит в конце первого тупика, а не второго.
- Абби, - в голосе послышались жалобные нотки. - Это я, Гилберт Суини.
В мою душу тут же закрались подозрения. Ведь именно пожертвованием Гилберта Суини, разложенным передо мной на кофейном столике, я сейчас любовалась. Более того, в памяти еще теплились воспоминания о выпускном классе средней школе. В те годы Гилберт был самой отъявленной скотиной. Пьянствовал, курил, бузил, шельмовал в карты, причем не где-нибудь, а даже в воскресной школе. Уже позже, на гражданке, он ухитрился обрюхатить мою подругу, Дебби Лу, и подло отказался на ней жениться. Хотя в те дни брак считался не только почетной, но даже священной обязанностью, никого особенно не удивило, что Гилберт бросил свою без двух минут нареченную у самого алтаря.
- Гилберт, чего тебе? - неприветливо спросила я. - Уже чертовски поздно.
- Я видел тебя сегодня на аукционе.
- Да, Гилберт, и я тебя видела. А теперь извини, мне пора...
- Я хочу сказать, что видел, как ты торговалась из-за картины, которую пожертвовал я. Должен сказать, ты здорово помогла этим юнцам, которые копят на мини-вэн.
- Спасибо, Гилберт, но лично я сомневаюсь, чтобы на мои полторы сотни долларов и девяносто девять центов можно было приобрести приличный кусок автомобиля. Они ведь на новый фургончик нацелились, а не на допотопную развалюху.
- Да, но с твоей легкой руки все завертелось. После твоего ухода все начали швыряться деньгами, как полоумные.
- Неужели?
- Да, представь себе. Какой-то псих выложил полсотни баксов за ночник Присциллы Хант. Ты можешь этому поверить?
- Никогда!
- А мою сестру Хортенс ты знаешь?
- Еще бы. - Вообще-то, задавака Хортенс Симмс приходилась Гилберту сводной сестрой, но, хотя в отличие от своего непутевого родственника, она никого подле алтаря не бросала, в список почитаемых мною людей она не входила. И не права моя дражайшая мамуля: я вовсе не завидую успеху этой женщины. Просто Хортенс не следовало в пятом классе говорить Джимми Раушу, что я от него без ума, а уж в седьмом она и вовсе начала распускать про меня небылицы. Никогда я не набивала чашечки лифчика гигиеническими салфетками! Я пользовалась исключительно туалетной бумагой.
- Так вот, - продолжил Гилберт. - Хортенс внесла на аукцион имя персонажа из своей книги. И, представь себе, оно ушло за пятьсот долларов!
Мне показалось, что я ослышалась. - Повтори, пожалуйста, я не поняла.
- Ты ведь знаешь, что она издала книгу?
- Да, "Корсеты и короны". О нижнем белье. И что из этого?
- Тираж разлетелся вмиг, и теперь Хортенс задумала сочинить роман. И вот некто отчаянно торговался, чтобы одного из героев назвали его именем.
Я вздохнула.
- Господи, эти болваны, похоже, никогда не переведутся. И кто этот придурок? Ты его знаешь?
Вздох. Потом: - Да, это я.
Меня как обухом по голове ударило.
- Вот как? Что ж, Гилберт, это очень благородный жест.
- Спасибо, Абби. Послушай, могу я просить тебя об одолжении?
Я уже и сама считала, что по уши в долгу у него.
- Конечно.
- Я бы хотел выкупить у тебя свою картину.
- Э-ээ... О-оо... Боюсь, что это невозможно.
- Но я верну тебе все твои деньги.
- Спасибо, Гилберт, ты очень добр, но ничего не выйдет.
- А если я набавлю еще полсотни?
- Ты очень щедрый, и, поверь, что я растрогана, но картины у меня уже нет. Я ее отдала.
- Что?
- Я отдала ее приятелю.
- Вот, блин!
- Что ты сказал?
- А кому ты ее отдала?
- Извини, Гил, но это уже тебя не касается.
- Прости меня, Абби. Дело в том, что я не имел права выставлять эту картину на торги.
- Почему?
- Она принадлежала моей мачехе, Адель Суини. Она сейчас постоянно проживает в Пайн-Мэноре, в доме для престарелых, но эта жуткая картина, насколько я помню, всегда висела над ее камином. И, переезжая в свою богадельню, Адель прихватила картину с собой. Похоже, старушенция была к ней очень привязана.
- Тогда с какой стати ты выставил ее на аукцион? Или тебя сама Адель попросила?
- Нет. После смерти моего отца Адель со мной и парой слов толком не перекинулась. Мы с ней и так особенно не общались. Но сегодня утром я решил ее навестить. Так вот, она меня даже не узнала.
- Понятно. И ты решил обокрасть старушку.
- Нет, Абби, это вовсе не так. Дело в том, что стены там увешаны и множеством других, не менее безобразных картин, и... Послушай, могу я с тобой кое-чем поделиться?
- Да, но только при условии, что после этого мне не придется лечиться пенициллином.
Гилберт, похоже, пропустил мою колкость мимо ушей.
- Мачехой Адель была всегда презлющей. Точь-в-точь, как ведьма из сказок братьев Гримм. Когда она вышла замуж за моего папашу, мне было всего шесть лет. А у нее уже была своя дочка - Хортенс. Ну и вот, за малейшую провинность она лупила меня смертным боем.
- Ну, надо же.
- А точнее, хлестала меня проволочной распялкой. Причем, почему-то белой.
- Ну и ну. - Мне показалось, что даже Гилберт не смог бы врать настолько изобретательно.
- А хочешь знать, где она это делала? В гостиной, причем всегда перед тем самым камином. Ты даже представить себе не можешь, как я возненавидел этот камин и картину, которая висела над ним. И вот сегодня утром, когда Адель меня не узнала, мне вдруг отчаянно захотелось сорвать эту мерзость со стены и растоптать. Но потом я вспомнил про предстоящий аукцион и решил, что могу сделать для кого-то доброе дело.
- И ты не боялся, что тебя схватят с поличным? - ужаснулась я. Хортенс, например. Она ведь тоже епископалистка.
- Да, но на подобные мероприятия она никогда не ходит. Считает, что это ниже ее достоинства.
- Да, это верно.
- Ну, пожалуйста, Абби! - внезапно взвыл Гилберт. - Я только сейчас осознал, что не имел права так поступать.
- Понимаю, - промолвила я. - Значит, теперь ты прозрел и решил возвратить картину законной владелице, которая избивала тебя проволочными распялками? Кстати, Гилберт, а где при этом был твой папаша?
- Он... ну... Ты можешь судить об их взаимоотношениях хотя бы по тому, что Адель называла его хряком.
- Как?
- Это пошло от фамилии Суини. Сперва она стала звать его Свини, а потом и вовсе свиньей или хряком.
- Понимаю. Что ж, извини, Гилберт, но мой приятель, которому я продала эту картину, просто души в ней не чает. Я не могу просить его расстаться с ней.
- Как - продала? - переспросил Гилберт. - Мне показалось, ты говорила, что отдала ее.
- Отдала, продала - какая разница? Я считаю, что отдала ее за бесценок. Всего за десять долларов.
Гилберт так ахнул, что у меня едва не разорвалась барабанная перепонка.
- Ты продала картину за десять долларов?
- Не хочу оскорблять твои чувства, - соврала я, - но картина эта и ломаного гроша не стоит.
- Боюсь, что ты не права, Абби, - уныло сказал Гилберт. - У моей мачехи бала страсть к дорогим предметам, а эту картину, как я уже говорил, она ценила особенно высоко. Хотя лично я нахожу ее отталкивающей.
- Ты уверен? Может быть, старуха ценила рамку, а не саму картину? Если это так, то можешь считать, что тебе повезло. Рамку я оставила у себя и готова перепродать ее тебе за сто сорок долларов и девяносто девять центов. С учетом того, что десять долларов я за картину уже выручила.
Молчание затянулось на столько, что Моника Левински успела бы прокрутить роман еще с парой президентов, а я, при желании, изучить не только тсонга, но и суахили.
- Гилберт, мне уже давно спать пора, - мягко напомнила я.
- Хорошо, будь по-твоему, - пробурчал он. - Могу я прямо сейчас заехать?
- Надеюсь, ты шутишь?
- Нет, Абби, я совершенно серьезен. Тем более что я уже давно хотел поговорить с тобой.
- Господи, да о чем нам с тобой говорить? Завтра утром привози мне чек, и получишь свою рамку.
- Абби, я хочу поговорить с тобой о нас, - упрямо молвил Гилберт.
- О нас? Что ты имеешь в виду?
- Абби, я всегда был тайно влюблен в тебя.
Я с трудом удержалась от смеха. - Не говори ерунду, Гилберт.
- Я никогда не хотел жениться на Дебби Лу. Я всегда втайне мечтал о тебе. Скажи, только что я смею надеяться, и тогда сама увидишь, как... Словом, я все сделаю, чтобы мы с тобой были счастливы.
Я бросила трубку и позвонила Уиннелл.
Уиннелл Кроуфорд - моя лучшая подруга на всем белом свете, а это означает, что ей дозволено безнаказанно говорить мне любые гадости. Или почти любые.
- Нет, Абби, - строго сказала Уиннелл. - Я не собираюсь вылезать из постели и везти тебя бог знает куда, только потому, что ты хочешь избежать преследования со стороны своего дружка. И вообще, не кажется ли тебе, что в твоем возрасте уже поздновато играть в такие игры?
- Мы с Грегом давно разошлись, - процедила я. - И ни в какие игры я не играю!
- И тем не менее я не понимаю, почему твое дело нельзя отложить на завтра. - До моих ушей донеслось недовольное ворчание Боба, мужа Уиннелл. По собственному опыту, я уже знала, что муж ворчливый, и даже храпящий под боком, это еще не худшее из всех зол. Хотя бы ощущаешь, что рядом кто-то живой есть.
- Потому что у меня такая новость, которая перевернет весь мир искусств.
Уиннелл громко ахнула.
- Только не говори мне, что в моду снова вошли картины из лебяжьего пуха. Я так и знала! Неужто Элвис, которого я сегодня приобрела, стоит целое состояние?
Вы будете смеяться, но Уиннелл, как и я, специализируется на торговле всевозможным антиквариатом. Впрочем, как вы понимаете, наши вкусы различаются на несколько световых лет.
- Мне очень жаль, дорогая, но лебяжий пух сегодня столь же актуален, как прошлогодний снег.
Уиннелл жалобно застонала.
- Неужели тогда - детишки с большущими глазами? В понедельник я могла купить одну такую картину на одной распродаже домашнего скарба, но в последний миг не решилась. Мне просто стало не по себе - сразу представились голодающие беженцы.
- Я тоже их терпеть не могу! - сказала я. И тут же добавила: Послушай, Уиннелл, я не могу обсуждать это по телефону, но поверь мне речь идет о находке века. Выручи меня, и ты не пожалеешь.
Уиннелл что-то сказала мужу, а в ответ вновь послышалось сварливое ворчание.
Я вежливо молчала, но, наконец, не выдержала.
- Так ты мне поможешь, или нет?
- Абби, - упавшим голосом ответила Уиннелл, - к сожалению, ты выбрала крайне неудачное время. Вызови такси.
- Но ведь ты моя закадычная подруга. К тому же, такси наверняка привлечет внимание Грега.
- Абби... помнишь, ты говорила мне о том, чего лишилась после развода с Бьюфордом?
- Ты имеешь в виду "молочницу"?
- Нет, Абби, пораскинь мозгами. Речь шла о неких физических упражнениях, которые всегда оставляли тебя растрепанной.
- Ах ты, зараза!
Я в сердцах брякнула трубку. Если Уиннелл не способна ради спасения лучшей подруги пожертвовать наискучнейшим половым актом с мужем, то уж Джей-Кат меня точно не подведет. Джей-Кат, которую раньше звали Джейн Кокс, но теперь любовно именовали Джейн-Катастрофа, хотя и чересчур взбалмошная, но зато готова пойти за меня в огонь и в воду. Только она глухими ночами лазила со мной по дому с привидениями или могла, по моей просьбе, бросить все, чтобы отвезти меня в Пенсильванию. Да, Джей-Кат во мне души не чаяла. Итак, решено, звоню ей.
Но прежде сделаю еще один звонок.
Глава 4
К моему изумлению, Хортенс Симмс сняла трубку с первого же звонка. Причем ответила лично. Я была уверена, что столь знаменитую писательницу охраняет целая свора секретарей.
- Хортенс у телефона.
- Мисс Симмс?
- Кто говорит?
- Мисс Симмс, это Абигайль Тимберлейк. Надеюсь, я не слишком поздно?
- Вы одна из моих поклонниц?
- Простите, не поняла.
- Я собираюсь надписывать "Корсеты и короны" на следующей неделе в Пайнвилле. В новом магазине "Барнс энд Ноубл" в торговом центре "Арборетум". Приходите от двух до четырех.
- Извините, мэм, я звоню вам по другому поводу.
- Вот как? Тогда, кто же вы?
- Я та самая женщина, которая купила на сегодняшнем аукционе фальшивого Ван Гога.
- Ах да, хорошенькая женщина с коротко подстриженными темными волосами.
А еще говорят, что она задавака.
- Совершенно верно.
- Очень рада вас слышать, мисс Тимберлейк.
- Неужели?
- Да вот, представьте себе. Более того, я даже сама хотела позвонить вам.
- В самом деле?
- Да, я как раз хотела поболтать с вами насчет этой картины.
- Между прочим, мисс Симмс, я и сама звоню вам по этому поводу.
- Прошу вас, зовите меня Хортенс. Или даже Хорти, если так вам удобнее. Все близкие люди зовут меня так.
Я прикусила язык и сосчитала до десяти. Удивительно, чтобы взрослой женщине нравилось, когда ее зовут Хорти.
- Что ж, в таком случае, вы можете звать меня Абби, - великодушно разрешила я. - Так вот, насчет моего сегодняшнего приобретения. Это правда, что ваша мать обожала эту картину?
Мне показалось, что Хортенс лишилась чувств. Или, как только что случилось со мной, тоже прикусила язык. Как бы то ни было, ответила она спустя целую вечность.
- Кто вам это сказал? - проскрипела она мне в ухо.
- Ваш брат.
- Гилберт?
- Да. - Насколько я знала, других братьев у этой дамы не было.
- Гилберт сам не понимает, о чем болтает.
Я испустила вздох облегчения, от которого, наверно, заколыхались шторы в ее гостиной. - Да, благоразумных братьев сейчас днем с огнем не найти.
- Эта картина принадлежала мне, а не моей маме.
- Вам?
- Да, отчим мне ее на свадьбу подарил.