Страница:
Еще днем 2-го н?сколько упрощенно мыслившій исторіограф занес в дневник: "Славный, безвольный, но хорошій и чистый челов?к, а погиб из-за Императрицы, ея безумнаго увлеченія Григоріем, — Россія не могла простить этого, создавала протест, превратившійся в революцію". Как ни реален был "распутинскій миф", не он, конечно, р?шил вопрос. Гучков был "поражен" т?м, что его предложеніе отречься не встр?тило "никакого сопротивленія". "Повидимому", у Царя "никакого внутренняго сопротивленія не было", — утверждал Гучков в зас?даніи 2 августа. Вся сцена отреченія произвела на него "очень тяжелое впечатл?ніе". "Такой важности акт в исторіи Россіи", — "крушеніе трехсотл?тней династіи". "И все это прошло в такой простой, обыкновенной форм?, и я сказал бы, настолько без глубокаго трагическаго пониманія всего событія со стороны того лица, которое являлось главным д?ятелем на этой сцен?, что мн? прямо пришло в голову, да им?ем ли мы д?ло с нормальным челов?ком... Челов?к этот просто до посл?дняго момента не отдавал себ? полнаго отчета в положеніи, в том акт?, который он совершал. Всетаки при самом жел?зном характер?, при самообладаніи, которому равнаго нельзя найти, что-нибудь в челов?к? дрогнуло, зашевелилось, вы почувствовали бы тяжелое переживаніе. Но ничего этого не было... Повидимому, челов?к с пониженной сознательностью, я сказал бы — с пониженной чувствительностью" ...
Признать, что Гучков, как считал Щеголев дал "совершенно правильную разгадку р?жущей глаза выдержки" Царя нельзя. В вид? иллюстраціи (с наивной как бы просьбой в журнал не записывать) Гучков приводил отзыв одного из великих князей, котораго он вид?л через н?сколько дней посл? отреченія: "Господи, Господи, что за челов?к! Я вид?л Государя посл? отреченія, и вы знаете, что он мн? сказал: "Ну что, как у тебя там-то?" и назвал им?ніе, гд? в. кн. всегда жил. Это один из очень старых людей, перед которым не приходилось комедіи играть. Мы могли подумать, что перед нами это была комедія, что он взял всю свою твердость и мужество в руки, чтобы не показаться ослаб?вшим, но это челов?к свой..., перед которым не надо было прикидываться!" И н?кій великій князь, информировавшій Гучкова, и сам Гучков проявили себя плохими психологами. Гучкову м?шало понять переживанія момента и увид?ть н?что обычное, челов?ческое в этих переживаніях личное враждебное отношеніе к отрекшемуся монарху.
Поражает в допрос? Гучкова утвержденіе, что ему совершенно неизв?стна была обстановка, предшествовавшая акту отреченія 2-го. Не только неизв?стна была в момент самих переговоров, но и тогда, когда Гучков давал свои показанія в Чр. Сл. Комиссіи. "Мн? казалось, — говорил там Гучков, — из разговоров, которые я им?л потом с Рузским, что даже самыя крайнія р?шенія, которыя принимались и потом отм?нялись, не шли дальше обновленія состава правительственной власти". Гучков категорически заявлял, что Рузскій не знал (?!) о дневной телеграмм? с отреченіем. "Когда вы предложили акт отреченія, вам Государь не сказал, что у него есть уж свой, уже заготовленный акт", — задал Гучкову вопрос предс?датель комиссіи. "Н?т", — отв?тил Гучков. Если бы в обстановк? 2-го марта Гучков ничего не зам?тил, это можно было бы объяснить и волненіем, о котором говорит Шульгин, и утомленіем от предшествовавших дней и, наконец, сосредоточенностью мысли на выполненіи возложенной на него отв?тственной миссіи или выработаннаго им плана [228].
Из царскаго по?зда делегаты перешли в вагон главнокомандующаго, гд? Рузскій разсказывал, как подготовлялась псковская драма, и как посл?довательно происходили вс? ея этапы. Поздн?е вс? газеты обошел разсказ Шульгина, как происходило отреченіе, и в этом разсказ?, воспроизводившем стенограмму доклада Шульгина во Временном Комитет?, была затронута и предварительная стадія отреченія, объяснявшая, почему манифест был пом?чен дневным временем. Тогда это указаніе прошло почти незам?ченным, т?м бол?е, что в первых публикаціях манифест был пом?чен 12 часами ночи (с прибавкой в объясненіи: посл? прі?зда депутатов), что и запечатл?лось в общественном сознаніи. Но как могла остаться Гучкову неизв?стной предварительная стадія отреченія через пять м?сяцев, совершенно непонятно. Допустим, что Гучкову в то время хот?лось, быть может, бессознательно, с одной стороны, остаться иниціатором попытки спасенія династіи и трона, а с другой стороны — акта, который безбол?зненно завершал в переходное время революціонную смуту [229]. Он яри этом совершенно забывал, давая характеристику психологіи имп. Николая II, что в часы переговоров с думскими делегатами 2-го в сознаніи монарха даже не мог встать вопрос о крушеніи династіи, — был личный вопрос, к разр?шенію котораго в отрицательном смысл? для себя Николай II посл? долгих колебаній и возможно мучительных переживаній был достаточно подготовлен... "Сердце царево в руках Божіих", — написал Царь Столыпину еще в 1906 г. И Царь вн?шне примирился с личной катастрофой для себя. Зд?сь больше всего сказалась, повидимому, та мистическая покорность судьб?, в которой н?которые, пытавшіеся разгадать ''сфинкса" на престол?, видят "сущность" характера погибшаго ужасной смертью Императора. Как свид?тельствует запись царскаго дневника 2 марта, ея автор внутренне не примирился с т?м, что произошло. Краткое описаніе дня он закончил словами: "В час ночи у?хал из Пскова с тяжелым чувством пережитаго. Кругом изм?на, трусость и обман" [230]. "Отчаяніе проходит", — писал отрекшійся Император жен? 4-го марта.
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
I.Колебанія Царя.
II. «Посл?дніе сов?ты Царицы».
Признать, что Гучков, как считал Щеголев дал "совершенно правильную разгадку р?жущей глаза выдержки" Царя нельзя. В вид? иллюстраціи (с наивной как бы просьбой в журнал не записывать) Гучков приводил отзыв одного из великих князей, котораго он вид?л через н?сколько дней посл? отреченія: "Господи, Господи, что за челов?к! Я вид?л Государя посл? отреченія, и вы знаете, что он мн? сказал: "Ну что, как у тебя там-то?" и назвал им?ніе, гд? в. кн. всегда жил. Это один из очень старых людей, перед которым не приходилось комедіи играть. Мы могли подумать, что перед нами это была комедія, что он взял всю свою твердость и мужество в руки, чтобы не показаться ослаб?вшим, но это челов?к свой..., перед которым не надо было прикидываться!" И н?кій великій князь, информировавшій Гучкова, и сам Гучков проявили себя плохими психологами. Гучкову м?шало понять переживанія момента и увид?ть н?что обычное, челов?ческое в этих переживаніях личное враждебное отношеніе к отрекшемуся монарху.
Поражает в допрос? Гучкова утвержденіе, что ему совершенно неизв?стна была обстановка, предшествовавшая акту отреченія 2-го. Не только неизв?стна была в момент самих переговоров, но и тогда, когда Гучков давал свои показанія в Чр. Сл. Комиссіи. "Мн? казалось, — говорил там Гучков, — из разговоров, которые я им?л потом с Рузским, что даже самыя крайнія р?шенія, которыя принимались и потом отм?нялись, не шли дальше обновленія состава правительственной власти". Гучков категорически заявлял, что Рузскій не знал (?!) о дневной телеграмм? с отреченіем. "Когда вы предложили акт отреченія, вам Государь не сказал, что у него есть уж свой, уже заготовленный акт", — задал Гучкову вопрос предс?датель комиссіи. "Н?т", — отв?тил Гучков. Если бы в обстановк? 2-го марта Гучков ничего не зам?тил, это можно было бы объяснить и волненіем, о котором говорит Шульгин, и утомленіем от предшествовавших дней и, наконец, сосредоточенностью мысли на выполненіи возложенной на него отв?тственной миссіи или выработаннаго им плана [228].
Из царскаго по?зда делегаты перешли в вагон главнокомандующаго, гд? Рузскій разсказывал, как подготовлялась псковская драма, и как посл?довательно происходили вс? ея этапы. Поздн?е вс? газеты обошел разсказ Шульгина, как происходило отреченіе, и в этом разсказ?, воспроизводившем стенограмму доклада Шульгина во Временном Комитет?, была затронута и предварительная стадія отреченія, объяснявшая, почему манифест был пом?чен дневным временем. Тогда это указаніе прошло почти незам?ченным, т?м бол?е, что в первых публикаціях манифест был пом?чен 12 часами ночи (с прибавкой в объясненіи: посл? прі?зда депутатов), что и запечатл?лось в общественном сознаніи. Но как могла остаться Гучкову неизв?стной предварительная стадія отреченія через пять м?сяцев, совершенно непонятно. Допустим, что Гучкову в то время хот?лось, быть может, бессознательно, с одной стороны, остаться иниціатором попытки спасенія династіи и трона, а с другой стороны — акта, который безбол?зненно завершал в переходное время революціонную смуту [229]. Он яри этом совершенно забывал, давая характеристику психологіи имп. Николая II, что в часы переговоров с думскими делегатами 2-го в сознаніи монарха даже не мог встать вопрос о крушеніи династіи, — был личный вопрос, к разр?шенію котораго в отрицательном смысл? для себя Николай II посл? долгих колебаній и возможно мучительных переживаній был достаточно подготовлен... "Сердце царево в руках Божіих", — написал Царь Столыпину еще в 1906 г. И Царь вн?шне примирился с личной катастрофой для себя. Зд?сь больше всего сказалась, повидимому, та мистическая покорность судьб?, в которой н?которые, пытавшіеся разгадать ''сфинкса" на престол?, видят "сущность" характера погибшаго ужасной смертью Императора. Как свид?тельствует запись царскаго дневника 2 марта, ея автор внутренне не примирился с т?м, что произошло. Краткое описаніе дня он закончил словами: "В час ночи у?хал из Пскова с тяжелым чувством пережитаго. Кругом изм?на, трусость и обман" [230]. "Отчаяніе проходит", — писал отрекшійся Император жен? 4-го марта.
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
ТВОРИМЫЯ ЛЕГЕНДЫ
I.Колебанія Царя.
В им?ющейся исторической литератур? в связи с актом отреченія 2-го марта ими. Николая II создались уже дв? легенды — одна противор?чащая другой.
Виновником происхожденія одной явился ген. А. И, Деникин, который в "Очерках русской смуты" сообщил о факт? им?вшем яко бы м?сто на другой день посл? отреченія. "Поздно ночью, — писал Деникин в книг?, вышедшей в 1921 г., — по?зд уносил отрекшагося императора в Могилев... Никогда никто не узнает, какія чувства боролись в душ? Николая II — отца, монарха и просто челов?ка — когда в Могилев?, при свиданіи с Алекс?евым, он, глядя на него усталыми, ласковыми глазами, как-то нер?шительно сказал: "Я передумал, прошу вас послать эту телеграмму в Петроград". На лист? бумаги отчетливым почерком Государь писал о своем согласіи на вступленіе на престол сына своего Алекс?я... Алекс?ев унес телеграмму и... не послал. Было слишком поздно: стран? и арміи объявили уж два манифеста. Телеграмму эту, "чтобы не смущать умы", никому не показывал, держа в своем бумажник? и передал мн? в конц? мая, оставляя верховное командованіе. Этот интересный для будущих біографов Николая II документ хранился зат?м в секретном пакет? в генерал-квартирмейстерской части Ставки".
Таким образом осуществилось как бы предчувствіе ген, Болдырева, занесенное им в дневник: "какая-то непрочность чувствовалась в этом документ?, когда я нес его для передачи по аппарату" д?ло шло о манифест? с отреченіем в пользу Михаила.
Как ни мало в?роятен был подобный факт, сообщеніе авторитетнаго мемуариста без критики и анализа воспринималось в поздн?йших работах, претендовавших на характер исторических изсл?дованій, хотя к этому времени уже был опубликован матеріал, который заставлял по меньшей м?р? с н?которой осторожностью относиться к факту, переданному в восноминаніях Деникина. Так воспроизвел это сообщеніе в 1931 г. Троцкій в книг? "Исторія русской революціи"; за ним повторил в 1934 г. и Чернов в "Рожденіи революціонной Россіи".
Желая уяснить себ? обстановку, в которой могла родиться легенда о том, что Царь в теченіе третьяго марта (он прибыл в Ставку в 9 ч. веч.) перер?шил вопрос, завершенный наканун? в 12 час. ночи, я обратился непосредственно к автору воспоминаній, указав ему на мотивы, которые заставляют сомн?ваться в возможности такого факта. Ген. Деникин отв?тил формально: "эпизод с телеграммой имп. Николая II изображен мною совершенно точно со слов покойнаго ген. Алекс?ева. I т. "Очерков", гд? об этом говорится, вышел при жизни ген. Юзефовича, бывш. ген.-кварт. Ставки, которому я в свое время сдал этот документ"... Мог бы разъяснить Базили, который, по порученію ген. Алекс?ева, вы?зжал на встр?чу Царя и вм?ст? с ним прибыл в Могилев. Вот что отв?тил на мой вопрос Базили: ..."Сообщаемое Деникиным должно быть основано на недоразум?ніи. Я сам бес?довал тогда по этому поводу с Царем, выразил ему всю скорбь, которую вызвало у нас его р?шеніе устранить сына... Может быть, Царь высказал Алекс?еву сожал?ніе, что не внял его сов?ту отречься в пользу Ал. Ник." [231].
Совершенно очевидно, что ни утром, ни днем 3-го Царь не думал перер?шать того, что установлено было в Псков?. В 2 часа 56 мин. им была послана со ст. Сусанино в Петербург телеграмма новому государю. Она была адресована "Его Императорскому Величеству" и гласила: "Событія посл?дних дней вынудили меня р?шиться безповоротно на этот крайній шаг. Прости меня, если им огорчил тебя и что не усп?л предупредить... Горячо молю Бога помочь теб? и нашей Родин?" [232]... Но допустим на момент психологически нев?роятное: Царь, д?йствительно, передумал к моменту прі?зда в Могилев и вручил Алекс?еву ту телеграмму, которую начальник Штаба не послал "было слишком поздно". Что это? — мотив ген. Алекс?ева или соображенія ген. Деникина? Ни арміи, ни стран? еще ничего не было объявлено. Опубликованіе манифеста было задержано, и манифест появился в газетах на другой день одновременно с отреченіем в. кн. Мнх. Ал. Задержку в осв?домленіи фронта о положеніи д?л Алекс?ев считал столь пагубной, что, получив ранним утром сообщеніе о том, что в Петербург? обстановка изм?нилась, и что кандидатура Мих. Ал. признается непріемлемой, он нам?ревался потребовать от предс?дателя Думы осуществленія манифеста 2-го марта и выступил с иниціативой созыва в ближайшія дни сов?щанія главнокомандующих в Могилев? для "установленія единства во вс?х случаях и всякой обстановк?". В 2 часа Алекс?ев о своем предположеніи доложил в. кн. Ник. Ник. и вм?ст? с т?м осв?домил о том же вс?х главнокомандующих. Алекс?еву положеніе представлялось настолько острым, что позже, уже получив изв?стіе об отреченіи в. кн. Мих. Ал. и разговаривая по прямому проводу в 6 час. веч. с военным министром Гучковым, он высказал опасеніе, что манифест об отреченіи Мих. Алек. может повести к нежелательным осложненіям: "трудно предусмотр?ть, как примет стоящая в окопах масса манифест 3-го марта. Разв? не может она признать его вынужденным со стороны?" Около этого времени Алекс?ев им?л телеграмму с Кавказа от Ник. Ник. по поводу регентства Мих. Ал., в которой выражается ув?ренность, что манифест о передач? престола Мих. Ал... "неминуемо вызовет р?зню". Среди отв?тов, полученных на дневную телеграмму главнокомандующим, один отв?т как бы предуказывал возможный выход из тупика. Командующій 10-й арміей Горбатовскій [233] предлагал изм?нить вторую половину манифеста, которая "не приведет к успокоенію страны"; он считал бы "наилучшим" переход престола к насл?днику, "коему армія и народ присягали" на назначеніе "временно" регентом в. кн. Ник. Ник., как "бол?е популярнаго среди войск и народа". "Новый манифест в таком вид?, отм?няющій ран?е изданный, явился бы спасительным для родины, арміи и народа", — заключал Горбатовскій.
Трудно предположить, что в такой обстановк? Алекс?ев мог просто скрыть новое р?шеніе Николая II для того только, чтобы "не смущать умы". Правда, он узнал от Гучкова, что "обнародованіе обоих манифестов произойдет в теченіе предстоящей ночи", но не так в Ставк? хорошо были осв?домлены о настроеніях в Петербург?, чтобы признать иллюзорными предшествовавшія слова Родзянко: "с регентством великаго князя и воцареніем насл?дника, быть может, помирились бы".
Всякая субъективная интерпретація не может считаться вполн? уб?дительной. Но в данном случа? она находит совершенно идентичное толкованіе в документ?, который в копіи воспроизведен в приложеніи к воспоминаніям полк. Пронина. Копія эта была засвид?тельствована еще 2 августа 1917 г. самим Прониным — по какому случаю была сд?лана эта копія, автор воспоминаній не говорит. Вот ея подлинный текст: "Копія телеграммы на имя Предс?тателя Гос. Думы, собственноручно написанной Государем Императором Николаем II днем 2 марта, по изв?стной причин? не отправленной по назначенію и переданной ген. Алекс?еву. "Предс?дателю Гос. Думы. Петроград: "Н?т такой жертвы, которую Я не принес бы во имя д?йствительнаго блага и для спасенія Матушки Россіи. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с т?м, чтобы (он) остался при нас до совершеннол?тія при регентств? брата моего Вел. Кн. Михаила Александровича, Николай..." Проект телеграммы относится, повидимому, к. періоду 3-4 часа 2 марта 1917 г. Написан в Псков?. передан ген. Алекс?еву 3 марта вечером в Могилев?. (Курсив мой. — С, М.). Ген. Алекс?ев. С подлинным в?рно: ген. шт. подпол к. Пронин. 2 авт. 1917, 16 ч. 48 м. Могилев". Это — та, именно, телеграмма, которую Рузскій вернул Царю вечером 2-го в момент, когда Гучков заканчивал свою р?чь. Ее-то и передал Николай II в Могилев? Алекс?еву.
Наконец, прямым опроверженіем легенды служит запись в дневник? самого Царя — она сд?лана была по обыкновенію вечером 3 марта: "Говорил со своими о вчерашнем дн?... В 8 ч. 20 м. прибыл в Могилев, в 9 час. с половиной пере?хал в дом. Алекс?ев пришел с посл?дними изв?стіями от Родзянко. Оказывается Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 м?с. в У. С. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость. В Петербург? безпорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше". К области досужей фантазіи надо отнести предположенія военнаго историка Керсановскаго, что Царь взял назад псковское отреченіе, узнав об отказ? брата. Легенда, воспринятая и эмигрантской литературой, разс?ивается, как дым.
Виновником происхожденія одной явился ген. А. И, Деникин, который в "Очерках русской смуты" сообщил о факт? им?вшем яко бы м?сто на другой день посл? отреченія. "Поздно ночью, — писал Деникин в книг?, вышедшей в 1921 г., — по?зд уносил отрекшагося императора в Могилев... Никогда никто не узнает, какія чувства боролись в душ? Николая II — отца, монарха и просто челов?ка — когда в Могилев?, при свиданіи с Алекс?евым, он, глядя на него усталыми, ласковыми глазами, как-то нер?шительно сказал: "Я передумал, прошу вас послать эту телеграмму в Петроград". На лист? бумаги отчетливым почерком Государь писал о своем согласіи на вступленіе на престол сына своего Алекс?я... Алекс?ев унес телеграмму и... не послал. Было слишком поздно: стран? и арміи объявили уж два манифеста. Телеграмму эту, "чтобы не смущать умы", никому не показывал, держа в своем бумажник? и передал мн? в конц? мая, оставляя верховное командованіе. Этот интересный для будущих біографов Николая II документ хранился зат?м в секретном пакет? в генерал-квартирмейстерской части Ставки".
Таким образом осуществилось как бы предчувствіе ген, Болдырева, занесенное им в дневник: "какая-то непрочность чувствовалась в этом документ?, когда я нес его для передачи по аппарату" д?ло шло о манифест? с отреченіем в пользу Михаила.
Как ни мало в?роятен был подобный факт, сообщеніе авторитетнаго мемуариста без критики и анализа воспринималось в поздн?йших работах, претендовавших на характер исторических изсл?дованій, хотя к этому времени уже был опубликован матеріал, который заставлял по меньшей м?р? с н?которой осторожностью относиться к факту, переданному в восноминаніях Деникина. Так воспроизвел это сообщеніе в 1931 г. Троцкій в книг? "Исторія русской революціи"; за ним повторил в 1934 г. и Чернов в "Рожденіи революціонной Россіи".
Желая уяснить себ? обстановку, в которой могла родиться легенда о том, что Царь в теченіе третьяго марта (он прибыл в Ставку в 9 ч. веч.) перер?шил вопрос, завершенный наканун? в 12 час. ночи, я обратился непосредственно к автору воспоминаній, указав ему на мотивы, которые заставляют сомн?ваться в возможности такого факта. Ген. Деникин отв?тил формально: "эпизод с телеграммой имп. Николая II изображен мною совершенно точно со слов покойнаго ген. Алекс?ева. I т. "Очерков", гд? об этом говорится, вышел при жизни ген. Юзефовича, бывш. ген.-кварт. Ставки, которому я в свое время сдал этот документ"... Мог бы разъяснить Базили, который, по порученію ген. Алекс?ева, вы?зжал на встр?чу Царя и вм?ст? с ним прибыл в Могилев. Вот что отв?тил на мой вопрос Базили: ..."Сообщаемое Деникиным должно быть основано на недоразум?ніи. Я сам бес?довал тогда по этому поводу с Царем, выразил ему всю скорбь, которую вызвало у нас его р?шеніе устранить сына... Может быть, Царь высказал Алекс?еву сожал?ніе, что не внял его сов?ту отречься в пользу Ал. Ник." [231].
Совершенно очевидно, что ни утром, ни днем 3-го Царь не думал перер?шать того, что установлено было в Псков?. В 2 часа 56 мин. им была послана со ст. Сусанино в Петербург телеграмма новому государю. Она была адресована "Его Императорскому Величеству" и гласила: "Событія посл?дних дней вынудили меня р?шиться безповоротно на этот крайній шаг. Прости меня, если им огорчил тебя и что не усп?л предупредить... Горячо молю Бога помочь теб? и нашей Родин?" [232]... Но допустим на момент психологически нев?роятное: Царь, д?йствительно, передумал к моменту прі?зда в Могилев и вручил Алекс?еву ту телеграмму, которую начальник Штаба не послал "было слишком поздно". Что это? — мотив ген. Алекс?ева или соображенія ген. Деникина? Ни арміи, ни стран? еще ничего не было объявлено. Опубликованіе манифеста было задержано, и манифест появился в газетах на другой день одновременно с отреченіем в. кн. Мнх. Ал. Задержку в осв?домленіи фронта о положеніи д?л Алекс?ев считал столь пагубной, что, получив ранним утром сообщеніе о том, что в Петербург? обстановка изм?нилась, и что кандидатура Мих. Ал. признается непріемлемой, он нам?ревался потребовать от предс?дателя Думы осуществленія манифеста 2-го марта и выступил с иниціативой созыва в ближайшія дни сов?щанія главнокомандующих в Могилев? для "установленія единства во вс?х случаях и всякой обстановк?". В 2 часа Алекс?ев о своем предположеніи доложил в. кн. Ник. Ник. и вм?ст? с т?м осв?домил о том же вс?х главнокомандующих. Алекс?еву положеніе представлялось настолько острым, что позже, уже получив изв?стіе об отреченіи в. кн. Мих. Ал. и разговаривая по прямому проводу в 6 час. веч. с военным министром Гучковым, он высказал опасеніе, что манифест об отреченіи Мих. Алек. может повести к нежелательным осложненіям: "трудно предусмотр?ть, как примет стоящая в окопах масса манифест 3-го марта. Разв? не может она признать его вынужденным со стороны?" Около этого времени Алекс?ев им?л телеграмму с Кавказа от Ник. Ник. по поводу регентства Мих. Ал., в которой выражается ув?ренность, что манифест о передач? престола Мих. Ал... "неминуемо вызовет р?зню". Среди отв?тов, полученных на дневную телеграмму главнокомандующим, один отв?т как бы предуказывал возможный выход из тупика. Командующій 10-й арміей Горбатовскій [233] предлагал изм?нить вторую половину манифеста, которая "не приведет к успокоенію страны"; он считал бы "наилучшим" переход престола к насл?днику, "коему армія и народ присягали" на назначеніе "временно" регентом в. кн. Ник. Ник., как "бол?е популярнаго среди войск и народа". "Новый манифест в таком вид?, отм?няющій ран?е изданный, явился бы спасительным для родины, арміи и народа", — заключал Горбатовскій.
Трудно предположить, что в такой обстановк? Алекс?ев мог просто скрыть новое р?шеніе Николая II для того только, чтобы "не смущать умы". Правда, он узнал от Гучкова, что "обнародованіе обоих манифестов произойдет в теченіе предстоящей ночи", но не так в Ставк? хорошо были осв?домлены о настроеніях в Петербург?, чтобы признать иллюзорными предшествовавшія слова Родзянко: "с регентством великаго князя и воцареніем насл?дника, быть может, помирились бы".
Всякая субъективная интерпретація не может считаться вполн? уб?дительной. Но в данном случа? она находит совершенно идентичное толкованіе в документ?, который в копіи воспроизведен в приложеніи к воспоминаніям полк. Пронина. Копія эта была засвид?тельствована еще 2 августа 1917 г. самим Прониным — по какому случаю была сд?лана эта копія, автор воспоминаній не говорит. Вот ея подлинный текст: "Копія телеграммы на имя Предс?тателя Гос. Думы, собственноручно написанной Государем Императором Николаем II днем 2 марта, по изв?стной причин? не отправленной по назначенію и переданной ген. Алекс?еву. "Предс?дателю Гос. Думы. Петроград: "Н?т такой жертвы, которую Я не принес бы во имя д?йствительнаго блага и для спасенія Матушки Россіи. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына с т?м, чтобы (он) остался при нас до совершеннол?тія при регентств? брата моего Вел. Кн. Михаила Александровича, Николай..." Проект телеграммы относится, повидимому, к. періоду 3-4 часа 2 марта 1917 г. Написан в Псков?. передан ген. Алекс?еву 3 марта вечером в Могилев?. (Курсив мой. — С, М.). Ген. Алекс?ев. С подлинным в?рно: ген. шт. подпол к. Пронин. 2 авт. 1917, 16 ч. 48 м. Могилев". Это — та, именно, телеграмма, которую Рузскій вернул Царю вечером 2-го в момент, когда Гучков заканчивал свою р?чь. Ее-то и передал Николай II в Могилев? Алекс?еву.
Наконец, прямым опроверженіем легенды служит запись в дневник? самого Царя — она сд?лана была по обыкновенію вечером 3 марта: "Говорил со своими о вчерашнем дн?... В 8 ч. 20 м. прибыл в Могилев, в 9 час. с половиной пере?хал в дом. Алекс?ев пришел с посл?дними изв?стіями от Родзянко. Оказывается Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 м?с. в У. С. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость. В Петербург? безпорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше". К области досужей фантазіи надо отнести предположенія военнаго историка Керсановскаго, что Царь взял назад псковское отреченіе, узнав об отказ? брата. Легенда, воспринятая и эмигрантской литературой, разс?ивается, как дым.
II. «Посл?дніе сов?ты Царицы».
Источником другой легенды явился П. Н. Милюков. Я называю Милюкова только потому, что на его "Исторію" в этом случа? ссылаются, и что он явился как бы обоснователем легенды. В д?йствительности, начало легенды положили воспоминанія сыгравшаго активную роль в первые дни революціи чл. Гос. Думы Бубликова (они появились в Нью-Iорк? в 1918 г., первый том Милюкова в 1921 г.). В них можно найти такой "анализ" акта отреченія: "одной из основных черт характера семьи Романовых является их лукавство. Этим лукавством проникнут и весь акт отреченія. Во-первых, он составлен не по форм?: не в вид? манифеста, а в вид? депеши Нач. Штаба в Ставку. При случа? это кассаціонный повод
[234]. Во-вторых, в прямое нарушеніе основных законов Имперіи Россійской он содержит в себ? не только отреченіе Императора за себя, на что он, конечно, им?л право, но и за насл?дника, на что он опред?ленно никаких прав не им?л. Ц?ль этого беззаконія очень проста. Права насл?дника этим нисколько по существу не подрывались, ибо по безд?тному и состоящему в морганатическом брак? Михаилу, в пользу котораго отрекся Николай, все равно автоматически им?л вступить на престол Алекс?й. Но зато на время безпорядков с него как бы снимался всякій одіум, как с отрекшагося от своих прав". Посл?дній тезис из произвольных разсужденій бывшаго думскаго депутата и заимствовал историк, придав ему бол?е осторожную и н?сколько расплывчатую формулировку. В "Исторіи революціи" Милюков написал: "Ссылка на отцовскія чувства закрыла уста делегатам
[235], хотя позволено думать, что в р?шеніи царя была и изв?стная политическая задняя мысль. Николай II не хот?л рисковать сыном, предпочитая рисковать братом и Россіей в ожиданіи неизв?стнаго будущаго. Думая, как всегда прежде всего о себ? и своих даже в эту критическую минуту и отказываясь от р?шенія, хотя и труднаго, но до изв?стной степени подготовленнаго, он вновь открывал весь вопрос о монархіи в такую минуту, когда этот вопрос только и мог быть р?шен отрицательно. Таковы были посл?днія услуги Николая II родин?".
В 1923 г. в "Красном Архив?" были напечатаны письма Алек. Феод. к мужу за дни отреченія, давшія новый матеріал для дальн?йшаго толкованія, в дух? создаваемой легенды. Выдержки из одного из их писем (2 марта) были уже приведены.
Эти конспиративныя "крохотныя письма", которыя "можно легко сжечь или спрятать", отправлены были с двумя офицерами ("юнцами", как пишет А. Ф.) Грамотиным и Соловьевым. На другой день А. Ф. пытается отправить письмо через жену одного офицера. Она писала "Солнышко благословляет, молится, держится в?рою и — ради своего мученика. Она ни во что не вм?шивается, никого не видела из "т?х" и никогда об этом не просила, так что не в?рь, если теб? это скажут.Теперь она только мать при больных д?тях. Не может ничего сд?лать из страха повредить, так как не им?ет никаких изв?стій от своего милаго... Такая солнечная погода, ни облачка — это значит: в?рь и над?йся. Все кругом черно, как ночь, но Бог над вс?м. Мы не знаем путей его, ни того, как он поможет, но услышит вс? молитвы. Я ничего не знаю о войн?, живу отр?занная от міра. Постоянно новыя, сводящія с ума изв?стія — посл?днее, что отец отказался занимать то м?сто, которое он занимал в теченіе 23 л?т. Можно лишиться разсудка, но мы не лишимся; она будет в?рить в св?тлое будущее еще зд?сь на земл?, помни это". Письмо, явно, писалось в н?сколько пріемов. Дальше А. Ф. сообщает: "только что был Павел — разсказал мн? все. Я вполн?(курсив А. Ф.) понимаю твой поступок. Я знаю, что ты не мог подписать противнаго тому, о чем ты клялся на своей коронаціи. Мы в совершенств? знаем друг друга, нам не нужно слов, и клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престол?(курсив мой. С. М.), вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства. Ты спас царство своего сына и страну, и свою святую чистоту и ( Iуда Рузскій— курсив А. Ф.) ты будешь коронован самим Богом на этой земл?, в своей стран?". Еще день: жена получила возможность перекинуться с мужем н?сколькими словами по телефону; А. Ф. пишет 4-го: "Эта дама ?дет сегодня, вчера она не у?хала. Таким образом я могу написать еще. Каким облегченіем и радостью было услышать твой милый голос, только слышно было очень плохо. да и подслушивают теперь вс? разговоры!... Только этим утром я прочла манифест и потом другой Михаила... Не бойся за Солнышко, оно не движется, оно не существует, но впереди я чувствую и предвижу св?тлое сіяніе солнца... О Боже! Конечно, Он воздаст сторицей за вс? твои страданія. Не надо больше писать об этом, невозможно! Как унизили тебя, послав этих двух скотов! Я не знала, кто это был, до т?х пор, пока ты не сказал сам... Я чувствую, что армія возстанет"... "Только сегодня утром мы узнали, — сообщает А. Ф. в приписк?, — что все передано Миш?), и Бэби теперь в безопасности — какое облегченіе!". Само письмо заканчивается словами: "найди кого-нибудь, чтобы передать хоть строчку — есть у тебя какіе-нибудь планы теперь?"
Оставлю свой анализ писем пока в сторон?. Интересно. как проанализировали эти строки другіе в момент напечатанія писем. Перед нами передовая статья парижских "Посл?дних Новостей" от 23 февраля 24 г., озаглавленная "Посл?дніе сов?ты Царицы". Не приходится сомн?ваться в том, что статья написана Милюковым — не только потому, что посл?днія строки статьи словно воспроизводят то, что Милюков написал в "Исторіи", но и потому, что в "Россіи на перелом?" автор ссылается на эту статью, как на свою. "Назначеніе Михаила — заключала передовая "Посл. Нов." — было посл?дним даром Распутина Россіи и первым ударом по мирной революціи". Я возьму комментаріи передовика газеты почти in extenso, сократив только н?которыя выдержки из писем. Процитировав из письма 2-го марта слова, что Царь "ни в коем случа? не обязан" выполнять уступки, к которым его "принудят", автор переходит к письму, пом?ченному 3-м мартом "Страшная в?сть" об отреченіи, наконец, доходит до Царицы... ''Только что был Павел — разсказал мн? все"... "Теперь она... не может ничего сд?лать из страха повредить". И она сп?шит сд?лать несд?ланным что-то уже предпринятое(курсив мой). "Она (все время в третьем лиц?) ни во что не вм?шивается, никого не вид?ла из "т?х" и никогда об этом (о чем?) не просила"... Не будем догадываться, какія тайны похоронены в этих сп?шных подготовленічх к возможному допросу.Но то, что сл?дует за этим превосходит по важности все предыдущее. Д?ло касается смысла отреченія не в пользу сына, как сл?довало бы по закону, а в пользу 6рата, что было явно незаконно. Как изв?стно, первоначально царь думал отречься в пользу насл?дника, но передумал за н?сколько часов до прі?зда Гучкова и Шульгина. Видимов. кн. Павел Ал. передал цариц? не только о голом факт? отреченія, но и о мотивах этой перем?ны нам?реній. Только(курсив повсюду мой) этим могут объясняться дальн?йшія таинственныя слова императрицы: "Я вполн? понимаю твой поступок, о мой герой. Я знаю, что ты не мог подписать противное тому, о чем ты клялся на своей коронаціи (т. е. передать насл?дство сыну?)... Клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престол?"...
Другое письмо, написанное в тот же день [236], дает н?которое поясненіе: "только сегодня утром (это, очевидно, относится к той же бес?д? с Пав. Ал.) мы узнали, что все передано Миш?), и Бэби (насл?дник) теперь в безопасности — какое облегченіе" [237]. Смысл этих слов в связи с предыдущим может быть только один(курсив мой). Отказ в пользу брата нед?йствителен, и это есть тот трюк, который задуман был и осуществлен в отсутствіи императрицы, но ею всец?ло одобряется: "Мы понимаем друг друга без слов". При условіи передачи власти Михаилу легче было впосл?дствіи истолковать весь акт об отреченіи, как нед?йствительный. Есть основаніе (?) думать, что такое толкованіе было вообще распространено среди великих князей".
Под вліяніем ли самих писем А. Ф. или толкованій комментаторов Шульгин в воспоминаніях н?которыя из этих мыслей приписал себ? — в тот момент, когда перед думскими делегатами неожиданно встал вопрос об отреченіи в пользу брата. Т?м самым мемуарист поддержал частично легенду о "трюк?". Припомним. "Если Государь не может отрекаться в пользу брата — подсказывал тогда Шульгин "кто-то другой", "бол?е быстро" за него соображающій, — пусть будет неправильность. Может быть, этим выиграем время... когда все угомонится... престол перейдет к Алекс?ю Николаевичу" [238].
Из этих слов мемуариста представитель л?ваго направленія революціонной исторіографіи Чернов сп?шит сд?лать вывод: "Иными словами насл?дника, его отца и мать временно "выводят из игры" и вм?сто них ставился под удар в. кн. Мих. Ал. При неудач? расплачиваться головой должен был он, при удач? — плоды ея достались бы другому. Корона, которую везли Мих. Ал. Гучков и Шульгин, была подлинным "даром данайцев". Из слов Шульгина не сл?довало, конечно, заключеніе, что во имя спасенія "Бэби" на закланіе "революціонному сброду" отдавался "Миша". Но почти несомн?нно. что так Шульгин вообще не думал в часы переговоров об отреченіи. Это видно из отв?та, который Шульгин дал 2-го марта ген. Данилову в качеств? "спеціалиста по такого рода, государственно-юридическим вопросам". "Несомн?нно, зд?сь юридическая неправильность, — отв?тил, по словам Данилова, Шульгин: "Но с точки зр?нія политической, которая должна сейчас превалировать, я должен высказаться в пользу принятаго р?шенія. При воцареніи царевича Алекс?я будет весьма, трудно изолировать его от вліянія отца и, главное, матери, столь ненавидимой в Россіи. При таких условіях останутся прежнія вліянія, и самый отход от власти родителей малол?тняго императора станет фиктивным; едва ли таким р?шеніем удовлетворится страна. Если же отстранить отца и мать совс?м от ребенка, то этим будет косвенно еще бол?е подорвано слабое здоровье цесаревича Алекс?я, не говоря уже о том, что его воспитаніе явится ненормальным. Терновым в?нком страданія будут ув?нчаны головы вс?х трех".
Такой простой жизненный отв?т, данный в т? дни [239], впосл?дствіи покрылся таинственной пеленой историческаго тумана... Чернов все-таки проявил большую осторожность, нежели передовик "Посл. Нов." в вопрос? о "трюк?", придуманном в царской семь? о престолонасл?дованіи, и центр тяжести переносит в предвид?нія той "неутомимой женщины", которая хот?ла "лихорадочно" "тотчас посл? отреченія, втянуть мужа в разговор с ц?лью реставраціи". "Трудно судить, — зам?чает Чернов — насколько в унисон со своей политической Этеріей думал и чувствовал посл?дній русскій император. Она во всяком случа? в этом не сомн?валась и отреченіе в пользу Михаила разсматривала, как тактическій маневр". Все же "надо думать, — полагал автор, — что в лабиринт? событій, гд? он (Николай) блуждал как безпомощно в это время, ему была брошена из Царскаго Села "нить Аріадны". То были три письма Императрицы от 1-го, 2-го и 3-го марта". Никакого письма от 1-го марта на д?л? не было. Удивительно, что автор не задался даже вопросом: мог ли Царь до отреченія получить письмо своей жены. Письмо от 3-го и 4-го, посланное через "жену офицера", было написано посл? отреченія, и естественно, не могло повліять на р?шеніе [240]. Молодые офицеры, отправившіеся из Царскаго, прибыли в Псков в ночь с 3-го по 4-ое, как устанавливает дневник ген. Болдырева: ..."оба — приверженцы стараго строя и в частности "Ея Величества". Я спросил их, кого им надо. — "Мы ?дем к Государю, думали застать его зд?сь; не откажите сказать, гд? теперь Е. В.". Я им сказал: "В Ставк?. От кого же вы им?ете порученіе и к кому? Замялись сначала, а потом сообщили, что к Государю, — "хотим осв?тить ему правдивое положеніе д?л". Когда их принял Рузскій, они сознались, что везут по письму, кажется дубликаты, Государю от Ея Величества,..."
В 1923 г. в "Красном Архив?" были напечатаны письма Алек. Феод. к мужу за дни отреченія, давшія новый матеріал для дальн?йшаго толкованія, в дух? создаваемой легенды. Выдержки из одного из их писем (2 марта) были уже приведены.
Эти конспиративныя "крохотныя письма", которыя "можно легко сжечь или спрятать", отправлены были с двумя офицерами ("юнцами", как пишет А. Ф.) Грамотиным и Соловьевым. На другой день А. Ф. пытается отправить письмо через жену одного офицера. Она писала "Солнышко благословляет, молится, держится в?рою и — ради своего мученика. Она ни во что не вм?шивается, никого не видела из "т?х" и никогда об этом не просила, так что не в?рь, если теб? это скажут.Теперь она только мать при больных д?тях. Не может ничего сд?лать из страха повредить, так как не им?ет никаких изв?стій от своего милаго... Такая солнечная погода, ни облачка — это значит: в?рь и над?йся. Все кругом черно, как ночь, но Бог над вс?м. Мы не знаем путей его, ни того, как он поможет, но услышит вс? молитвы. Я ничего не знаю о войн?, живу отр?занная от міра. Постоянно новыя, сводящія с ума изв?стія — посл?днее, что отец отказался занимать то м?сто, которое он занимал в теченіе 23 л?т. Можно лишиться разсудка, но мы не лишимся; она будет в?рить в св?тлое будущее еще зд?сь на земл?, помни это". Письмо, явно, писалось в н?сколько пріемов. Дальше А. Ф. сообщает: "только что был Павел — разсказал мн? все. Я вполн?(курсив А. Ф.) понимаю твой поступок. Я знаю, что ты не мог подписать противнаго тому, о чем ты клялся на своей коронаціи. Мы в совершенств? знаем друг друга, нам не нужно слов, и клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престол?(курсив мой. С. М.), вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства. Ты спас царство своего сына и страну, и свою святую чистоту и ( Iуда Рузскій— курсив А. Ф.) ты будешь коронован самим Богом на этой земл?, в своей стран?". Еще день: жена получила возможность перекинуться с мужем н?сколькими словами по телефону; А. Ф. пишет 4-го: "Эта дама ?дет сегодня, вчера она не у?хала. Таким образом я могу написать еще. Каким облегченіем и радостью было услышать твой милый голос, только слышно было очень плохо. да и подслушивают теперь вс? разговоры!... Только этим утром я прочла манифест и потом другой Михаила... Не бойся за Солнышко, оно не движется, оно не существует, но впереди я чувствую и предвижу св?тлое сіяніе солнца... О Боже! Конечно, Он воздаст сторицей за вс? твои страданія. Не надо больше писать об этом, невозможно! Как унизили тебя, послав этих двух скотов! Я не знала, кто это был, до т?х пор, пока ты не сказал сам... Я чувствую, что армія возстанет"... "Только сегодня утром мы узнали, — сообщает А. Ф. в приписк?, — что все передано Миш?), и Бэби теперь в безопасности — какое облегченіе!". Само письмо заканчивается словами: "найди кого-нибудь, чтобы передать хоть строчку — есть у тебя какіе-нибудь планы теперь?"
Оставлю свой анализ писем пока в сторон?. Интересно. как проанализировали эти строки другіе в момент напечатанія писем. Перед нами передовая статья парижских "Посл?дних Новостей" от 23 февраля 24 г., озаглавленная "Посл?дніе сов?ты Царицы". Не приходится сомн?ваться в том, что статья написана Милюковым — не только потому, что посл?днія строки статьи словно воспроизводят то, что Милюков написал в "Исторіи", но и потому, что в "Россіи на перелом?" автор ссылается на эту статью, как на свою. "Назначеніе Михаила — заключала передовая "Посл. Нов." — было посл?дним даром Распутина Россіи и первым ударом по мирной революціи". Я возьму комментаріи передовика газеты почти in extenso, сократив только н?которыя выдержки из писем. Процитировав из письма 2-го марта слова, что Царь "ни в коем случа? не обязан" выполнять уступки, к которым его "принудят", автор переходит к письму, пом?ченному 3-м мартом "Страшная в?сть" об отреченіи, наконец, доходит до Царицы... ''Только что был Павел — разсказал мн? все"... "Теперь она... не может ничего сд?лать из страха повредить". И она сп?шит сд?лать несд?ланным что-то уже предпринятое(курсив мой). "Она (все время в третьем лиц?) ни во что не вм?шивается, никого не вид?ла из "т?х" и никогда об этом (о чем?) не просила"... Не будем догадываться, какія тайны похоронены в этих сп?шных подготовленічх к возможному допросу.Но то, что сл?дует за этим превосходит по важности все предыдущее. Д?ло касается смысла отреченія не в пользу сына, как сл?довало бы по закону, а в пользу 6рата, что было явно незаконно. Как изв?стно, первоначально царь думал отречься в пользу насл?дника, но передумал за н?сколько часов до прі?зда Гучкова и Шульгина. Видимов. кн. Павел Ал. передал цариц? не только о голом факт? отреченія, но и о мотивах этой перем?ны нам?реній. Только(курсив повсюду мой) этим могут объясняться дальн?йшія таинственныя слова императрицы: "Я вполн? понимаю твой поступок, о мой герой. Я знаю, что ты не мог подписать противное тому, о чем ты клялся на своей коронаціи (т. е. передать насл?дство сыну?)... Клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престол?"...
Другое письмо, написанное в тот же день [236], дает н?которое поясненіе: "только сегодня утром (это, очевидно, относится к той же бес?д? с Пав. Ал.) мы узнали, что все передано Миш?), и Бэби (насл?дник) теперь в безопасности — какое облегченіе" [237]. Смысл этих слов в связи с предыдущим может быть только один(курсив мой). Отказ в пользу брата нед?йствителен, и это есть тот трюк, который задуман был и осуществлен в отсутствіи императрицы, но ею всец?ло одобряется: "Мы понимаем друг друга без слов". При условіи передачи власти Михаилу легче было впосл?дствіи истолковать весь акт об отреченіи, как нед?йствительный. Есть основаніе (?) думать, что такое толкованіе было вообще распространено среди великих князей".
Под вліяніем ли самих писем А. Ф. или толкованій комментаторов Шульгин в воспоминаніях н?которыя из этих мыслей приписал себ? — в тот момент, когда перед думскими делегатами неожиданно встал вопрос об отреченіи в пользу брата. Т?м самым мемуарист поддержал частично легенду о "трюк?". Припомним. "Если Государь не может отрекаться в пользу брата — подсказывал тогда Шульгин "кто-то другой", "бол?е быстро" за него соображающій, — пусть будет неправильность. Может быть, этим выиграем время... когда все угомонится... престол перейдет к Алекс?ю Николаевичу" [238].
Из этих слов мемуариста представитель л?ваго направленія революціонной исторіографіи Чернов сп?шит сд?лать вывод: "Иными словами насл?дника, его отца и мать временно "выводят из игры" и вм?сто них ставился под удар в. кн. Мих. Ал. При неудач? расплачиваться головой должен был он, при удач? — плоды ея достались бы другому. Корона, которую везли Мих. Ал. Гучков и Шульгин, была подлинным "даром данайцев". Из слов Шульгина не сл?довало, конечно, заключеніе, что во имя спасенія "Бэби" на закланіе "революціонному сброду" отдавался "Миша". Но почти несомн?нно. что так Шульгин вообще не думал в часы переговоров об отреченіи. Это видно из отв?та, который Шульгин дал 2-го марта ген. Данилову в качеств? "спеціалиста по такого рода, государственно-юридическим вопросам". "Несомн?нно, зд?сь юридическая неправильность, — отв?тил, по словам Данилова, Шульгин: "Но с точки зр?нія политической, которая должна сейчас превалировать, я должен высказаться в пользу принятаго р?шенія. При воцареніи царевича Алекс?я будет весьма, трудно изолировать его от вліянія отца и, главное, матери, столь ненавидимой в Россіи. При таких условіях останутся прежнія вліянія, и самый отход от власти родителей малол?тняго императора станет фиктивным; едва ли таким р?шеніем удовлетворится страна. Если же отстранить отца и мать совс?м от ребенка, то этим будет косвенно еще бол?е подорвано слабое здоровье цесаревича Алекс?я, не говоря уже о том, что его воспитаніе явится ненормальным. Терновым в?нком страданія будут ув?нчаны головы вс?х трех".
Такой простой жизненный отв?т, данный в т? дни [239], впосл?дствіи покрылся таинственной пеленой историческаго тумана... Чернов все-таки проявил большую осторожность, нежели передовик "Посл. Нов." в вопрос? о "трюк?", придуманном в царской семь? о престолонасл?дованіи, и центр тяжести переносит в предвид?нія той "неутомимой женщины", которая хот?ла "лихорадочно" "тотчас посл? отреченія, втянуть мужа в разговор с ц?лью реставраціи". "Трудно судить, — зам?чает Чернов — насколько в унисон со своей политической Этеріей думал и чувствовал посл?дній русскій император. Она во всяком случа? в этом не сомн?валась и отреченіе в пользу Михаила разсматривала, как тактическій маневр". Все же "надо думать, — полагал автор, — что в лабиринт? событій, гд? он (Николай) блуждал как безпомощно в это время, ему была брошена из Царскаго Села "нить Аріадны". То были три письма Императрицы от 1-го, 2-го и 3-го марта". Никакого письма от 1-го марта на д?л? не было. Удивительно, что автор не задался даже вопросом: мог ли Царь до отреченія получить письмо своей жены. Письмо от 3-го и 4-го, посланное через "жену офицера", было написано посл? отреченія, и естественно, не могло повліять на р?шеніе [240]. Молодые офицеры, отправившіеся из Царскаго, прибыли в Псков в ночь с 3-го по 4-ое, как устанавливает дневник ген. Болдырева: ..."оба — приверженцы стараго строя и в частности "Ея Величества". Я спросил их, кого им надо. — "Мы ?дем к Государю, думали застать его зд?сь; не откажите сказать, гд? теперь Е. В.". Я им сказал: "В Ставк?. От кого же вы им?ете порученіе и к кому? Замялись сначала, а потом сообщили, что к Государю, — "хотим осв?тить ему правдивое положеніе д?л". Когда их принял Рузскій, они сознались, что везут по письму, кажется дубликаты, Государю от Ея Величества,..."