Страница:
— Мы будем есть орехи? — Лаймо с сомнением сморщил нос.
— Да. Наши запасы невелики, придётся экономить. Зильды едят орехи — значит, для людей они тоже съедобны. Давайте, за работу! Далеко не отходите.
Примерно через час, когда Шертон воткнул в землю две рогатины, подвесил на перекладине чайник и начал разжигать костёр (используя кремниевое огниво, а не амулет Лиир), подошла Роми, бросила в кучу охапку сухих веток, присела рядом и шёпотом спросила:
— Господин Шертон… то есть Арс, у нас в машине есть что-нибудь тяжёлое? Ну, чтобы по голове огреть?
— Кого ты хочешь огреть? Опять Лаймодия? По-моему, вчера он сполна получил.
— Нет, не его… Это животное! Она… Она циничная и бессовестная! Она ходит за мной и говорит такие вещи… — Девушка перешла на еле слышный шёпот. — В общем, что бы она со мной сделала, если б могла принять человеческий облик. И утверждает, что мне бы все это понравилось! Если треснуть её чем-нибудь тяжёлым…
— Боюсь, череп у неё крепкий.
— Разве никак нельзя от неё отделаться?
— Посмотрим, Роми. Я тоже не в восторге от её компании.
Лаймо принёс матерчатый мешок с колючими бурыми орехами, сцепленными друг с дружкой в гирлянды. Потом затрещал кустарник, и появилась Нэрренират. Роми грустно вздохнула: она-то надеялась, что богиня ушла насовсем.
Орехи оказались безвкусные, с лёгкой горчинкой.
— На глину похожи, — уныло заметил Лаймо.
— На подмётку, — возразила Роми.
Оба недовольно морщились. Шертон ел молча: он привык довольствоваться в путешествиях той пищей, какую удастся найти, лишь бы желудок мог это переварить.
— Роми, ты любишь шоколад? — вкрадчиво осведомилась богиня. — Если бы ты сразу приняла моё предложение, тебе не пришлось бы жевать пищу зильдов. Тебе подавали бы на завтрак шоколад, горячий и плитками, пирожные, апельсины лучших сортов, нежнейшие десерты из взбитых сливок…
Роми вскочила, молча забралась в машину и захлопнула дверцу.
— Зачем ты так? — подняв взгляд на Нэрренират, спросил Шертон.
— А она как со мной поступила?
Шертон взял кружку Роми с недопитым чаем и тоже залез в полутёмную кабину.
— Выпей, пока не остыл. — Он занял соседнее кресло. — С сахаром. Сейчас пойдём, тебе стоит подкрепиться.
— Я только-только настроилась съесть эти противные орехи… — со слезами прошептала Роми. — И тут она про шоколад, про апельсины… Неужели она не может поставить себя на моё место?
— Эта скотина слишком эгоистична, чтобы поставить себя на чьё-то место, — покосившись на плотно закрытую дверцу, шепнул Шертон. — Богиня, чего ты хочешь! Ничего, мы ещё сбежим от неё.
Кивнув, девушка взяла кружку и быстрыми глотками допила чай.
Замаскировав машину, они отправились в путь. Шагая по топкой почве след в след за Шертоном, Роми окончательно успокоилась. Болото — всего лишь крохотный кусочек нового мира, в котором ей предстоит жить. Наверняка тут есть много чего ещё… Главное, что за ней здесь никто не охотится, не надо больше скрываться. У неё теперь масса перспектив, пока ещё неоформившихся, неясных, и на этот раз она сумеет сделать правильный выбор.
Лаймо шёл за ней, глядя на её ровно подрезанные белые волосы. На спине у девушки висел холщовый мешок — такой же, как у него, из аварийного комплекта летающей машины. У Шертона мешок был поудобней, зато побольше и потяжелее. Отсиживая долгие часы в Департаменте, Лаймо мечтал о путешествиях со всякими приключениями и экзотикой, но сейчас был растерян и разочарован. Получается, что приключение — это когда тебя молотят затылком обо что попало? А экзотика — невкусные орехи и оторванная голова мерзкого кровососа? Лаймо предпочёл бы другие приключения и другую экзотику.
Кроме того, мать будет беспокоиться. Уж она его отругает, когда он вернётся! Да и от начальства влетит. Вместо того чтобы отправиться в командировку в Окрапос, он исчез вместе с машиной Департамента Налогов и Сборов — за это его не похвалят… Вздохнув, он вскинул голову и начал рассматривать пятнистые жёлто-коричневые стволы, подпирающие своими плоскими кронами облачный свод. Вот это ещё ничего, сойдёт в качестве приемлемой экзотики… Оступился. Испугавшись, опять опустил глаза, уставился под ноги.
Накрытая мшистым ковром почва стала суше, но болотца все же попадались, коварные, замаскированные высокой ярко-жёлтой травой. Одно из них, с виду поляна как поляна, притаилось за кустарником, через который продиралась Нэрренират.
Только что хрустели ветки — и вдруг что-то чавкнуло, из-за кустов донёсся протяжный яростный рёв. Шертон остановился.
— Что там? — испуганно спросила Роми. Рёв сменился свирепой руганью.
— Сейчас выясним.
Перед каждым шагом проверяя почву посохом, Шертон повернул в ту сторону. Да, тут можно пройти… Раздвинув ветви, он увидал среди колышущейся травы чёрную голову Нэрренират. Богиня изрыгала проклятья, лиловые глаза с кошачьими зрачками злобно горели.
— Топь, — пробормотал Шертон сквозь зубы.
……………… косная материя! — прохрипела Нэрренират. — Чтоб … и этот … мир, и тех …, кто его создавал на …!
Она пыталась освободиться, однако все усилия приводили к тому, что она все глубже погружалась в трясину.
— Арс, можно что-нибудь сделать? — повернулась к Шертону Роми. — Никто не должен так умирать! Разве нельзя её вытащить?
— У меня есть верёвка с алмазной нитью. Должна выдержать её вес. — Шертон снял и раскрыл свой мешок. — Эй, ты удержишь верёвку зубами?
— Набрось петлю мне на шею, — отозвалась богиня. — У меня там крепкие мышцы, не задохнусь. Побыстрей, а то я тону!
Один конец верёвки Шертон привязал к стволу дерева. На другом сделал скользящую петлю, метнул. Петля захлестнулась на шее у Нэрренират.
Алмазную нить, благодаря которой такие верёвки и канаты выдерживали громадную нагрузку, обволакивала по всей длине мягкая, но при этом сверхпрочная оболочка, не позволявшая нити резать предметы. Это был бизнес великого бога Шеатавы, пожирающего быков. Нить в оболочке, созданная с помощью магии, сама по себе магическим инструментом не являлась, и потому сохранила в Облачном мире все свои свойства.
Достав из мешка топорик, Шертон, после некоторых расчётов в уме, принялся рубить другой ствол — таким образом, чтобы тот упал поперёк болотца, но не на голову богине, а рядом. Роми стояла рядом и молча смотрела, как он работает. Её колотила дрожь, на глазах выступили слезы. Лаймо, бледный до лёгкой прозелени, уселся на кочку и судорожно теребил стебелёк травы. Смерть в болоте — страшная смерть, но если раньше они знали об этом понаслышке или из книжек, то теперь увидели воочию, как это бывает.
С оглушительным треском, подминая кустарник, гигантский жёлто-коричневый ствол рухнул поперёк топи.
— Я сделал все, что мог, — утерев со лба пот, крикнул Шертон богине. — Нам тебя не вытащить, ты весишь не меньше тонны. Выбирайся сама, у тебя сейчас есть опора. Попробуй очень осторожно, не делая резких движений, освободить хотя бы одно щупальце и хватайся за ствол. Верёвка не даст тебе погрузиться с головой.
На то, чтобы освободиться из топи, у Нэрренират ушло около четырех часов. Трясина не хотела отпускать её. Когда она оплела ствол всеми четырьмя щупальцами и выпростала, ценой неимоверных усилий, обе передние лапы, Роми тихо спросила:
— Арс, пойдём?
— Она найдёт нас, — так же тихо возразил Шертон. — Да и верёвку стоит забрать, ещё пригодится Потом.
Цепляясь за ствол — тот поскрипывал под её весом, но все-таки не сломался, — богиня вылезла на твёрдую почву, с помощью щупалец избавилась от петли и растянулась на мшистом ковре. Её тело было густо облеплено тиной и грязью, а на обманной поверхности трясины остался рваный, угрожающе поблёскивающий рубец. Он понемногу затягивался.
— Да, насчёт интеллектуального превосходства… — сматывая верёвку, обронил Шертон. — Кто же так ходит по болоту?
— В нормальном мире я бы оттуда телепортировалась. Шертон, я твоя должница. Когда выберемся из этой… задницы, обязательно тебя отблагодарю, за мной не пропадёт. О, вот оно где! — Протянув щупальце, Нэрренират выхватила из раскрытого мешка припрятанную флягу с неприкосновенным запасом. — А ты говорил — нету.
“Вот же скотина…” — с досадой вздохнул Шертон, наблюдая, как богиня другим щупальцем ловко отвинчивает пробку и выливает содержимое себе в глотку.
— Раз ты моя должница, могла бы немножко нам оставить, — заметил он вслух.
— Зверски хочется напиться, — объяснила Нэрренират. — Если б мои божественные способности не были заблокированы, я бы решила эту проблему, но сейчас я могу добыть спиртное одним-единственным способом — отобрать у вас.
Обогнув болотце, они рассмотрели вблизи верхушку срубленного дерева: приплюснутая крона около трех ярдов в диаметре состояла из густо переплетённых ветвей, покрытых бурой хвоей.
Вскоре болото сошло на нет, потом лес поредел и расступился, открылась холмистая даль. По холмам вилась широкая серая дорога, отгороженная с обеих сторон невысоким парапетом, что придавало ей сходство с каналом. Там, где облачный свод смыкался с землёй, виднелись постройки. За опушкой леса простиралось возделанное поле. Какие-то люди в рабочей одежде, побросав мотыги и тяпки, сломя голову убегали.
— Чего это они? — с любопытством спросила Нэрренират.
— Тебя увидели, — буркнул Шертон.
Глава 5
— Да. Наши запасы невелики, придётся экономить. Зильды едят орехи — значит, для людей они тоже съедобны. Давайте, за работу! Далеко не отходите.
Примерно через час, когда Шертон воткнул в землю две рогатины, подвесил на перекладине чайник и начал разжигать костёр (используя кремниевое огниво, а не амулет Лиир), подошла Роми, бросила в кучу охапку сухих веток, присела рядом и шёпотом спросила:
— Господин Шертон… то есть Арс, у нас в машине есть что-нибудь тяжёлое? Ну, чтобы по голове огреть?
— Кого ты хочешь огреть? Опять Лаймодия? По-моему, вчера он сполна получил.
— Нет, не его… Это животное! Она… Она циничная и бессовестная! Она ходит за мной и говорит такие вещи… — Девушка перешла на еле слышный шёпот. — В общем, что бы она со мной сделала, если б могла принять человеческий облик. И утверждает, что мне бы все это понравилось! Если треснуть её чем-нибудь тяжёлым…
— Боюсь, череп у неё крепкий.
— Разве никак нельзя от неё отделаться?
— Посмотрим, Роми. Я тоже не в восторге от её компании.
Лаймо принёс матерчатый мешок с колючими бурыми орехами, сцепленными друг с дружкой в гирлянды. Потом затрещал кустарник, и появилась Нэрренират. Роми грустно вздохнула: она-то надеялась, что богиня ушла насовсем.
Орехи оказались безвкусные, с лёгкой горчинкой.
— На глину похожи, — уныло заметил Лаймо.
— На подмётку, — возразила Роми.
Оба недовольно морщились. Шертон ел молча: он привык довольствоваться в путешествиях той пищей, какую удастся найти, лишь бы желудок мог это переварить.
— Роми, ты любишь шоколад? — вкрадчиво осведомилась богиня. — Если бы ты сразу приняла моё предложение, тебе не пришлось бы жевать пищу зильдов. Тебе подавали бы на завтрак шоколад, горячий и плитками, пирожные, апельсины лучших сортов, нежнейшие десерты из взбитых сливок…
Роми вскочила, молча забралась в машину и захлопнула дверцу.
— Зачем ты так? — подняв взгляд на Нэрренират, спросил Шертон.
— А она как со мной поступила?
Шертон взял кружку Роми с недопитым чаем и тоже залез в полутёмную кабину.
— Выпей, пока не остыл. — Он занял соседнее кресло. — С сахаром. Сейчас пойдём, тебе стоит подкрепиться.
— Я только-только настроилась съесть эти противные орехи… — со слезами прошептала Роми. — И тут она про шоколад, про апельсины… Неужели она не может поставить себя на моё место?
— Эта скотина слишком эгоистична, чтобы поставить себя на чьё-то место, — покосившись на плотно закрытую дверцу, шепнул Шертон. — Богиня, чего ты хочешь! Ничего, мы ещё сбежим от неё.
Кивнув, девушка взяла кружку и быстрыми глотками допила чай.
Замаскировав машину, они отправились в путь. Шагая по топкой почве след в след за Шертоном, Роми окончательно успокоилась. Болото — всего лишь крохотный кусочек нового мира, в котором ей предстоит жить. Наверняка тут есть много чего ещё… Главное, что за ней здесь никто не охотится, не надо больше скрываться. У неё теперь масса перспектив, пока ещё неоформившихся, неясных, и на этот раз она сумеет сделать правильный выбор.
Лаймо шёл за ней, глядя на её ровно подрезанные белые волосы. На спине у девушки висел холщовый мешок — такой же, как у него, из аварийного комплекта летающей машины. У Шертона мешок был поудобней, зато побольше и потяжелее. Отсиживая долгие часы в Департаменте, Лаймо мечтал о путешествиях со всякими приключениями и экзотикой, но сейчас был растерян и разочарован. Получается, что приключение — это когда тебя молотят затылком обо что попало? А экзотика — невкусные орехи и оторванная голова мерзкого кровососа? Лаймо предпочёл бы другие приключения и другую экзотику.
Кроме того, мать будет беспокоиться. Уж она его отругает, когда он вернётся! Да и от начальства влетит. Вместо того чтобы отправиться в командировку в Окрапос, он исчез вместе с машиной Департамента Налогов и Сборов — за это его не похвалят… Вздохнув, он вскинул голову и начал рассматривать пятнистые жёлто-коричневые стволы, подпирающие своими плоскими кронами облачный свод. Вот это ещё ничего, сойдёт в качестве приемлемой экзотики… Оступился. Испугавшись, опять опустил глаза, уставился под ноги.
Накрытая мшистым ковром почва стала суше, но болотца все же попадались, коварные, замаскированные высокой ярко-жёлтой травой. Одно из них, с виду поляна как поляна, притаилось за кустарником, через который продиралась Нэрренират.
Только что хрустели ветки — и вдруг что-то чавкнуло, из-за кустов донёсся протяжный яростный рёв. Шертон остановился.
— Что там? — испуганно спросила Роми. Рёв сменился свирепой руганью.
— Сейчас выясним.
Перед каждым шагом проверяя почву посохом, Шертон повернул в ту сторону. Да, тут можно пройти… Раздвинув ветви, он увидал среди колышущейся травы чёрную голову Нэрренират. Богиня изрыгала проклятья, лиловые глаза с кошачьими зрачками злобно горели.
— Топь, — пробормотал Шертон сквозь зубы.
……………… косная материя! — прохрипела Нэрренират. — Чтоб … и этот … мир, и тех …, кто его создавал на …!
Она пыталась освободиться, однако все усилия приводили к тому, что она все глубже погружалась в трясину.
— Арс, можно что-нибудь сделать? — повернулась к Шертону Роми. — Никто не должен так умирать! Разве нельзя её вытащить?
— У меня есть верёвка с алмазной нитью. Должна выдержать её вес. — Шертон снял и раскрыл свой мешок. — Эй, ты удержишь верёвку зубами?
— Набрось петлю мне на шею, — отозвалась богиня. — У меня там крепкие мышцы, не задохнусь. Побыстрей, а то я тону!
Один конец верёвки Шертон привязал к стволу дерева. На другом сделал скользящую петлю, метнул. Петля захлестнулась на шее у Нэрренират.
Алмазную нить, благодаря которой такие верёвки и канаты выдерживали громадную нагрузку, обволакивала по всей длине мягкая, но при этом сверхпрочная оболочка, не позволявшая нити резать предметы. Это был бизнес великого бога Шеатавы, пожирающего быков. Нить в оболочке, созданная с помощью магии, сама по себе магическим инструментом не являлась, и потому сохранила в Облачном мире все свои свойства.
Достав из мешка топорик, Шертон, после некоторых расчётов в уме, принялся рубить другой ствол — таким образом, чтобы тот упал поперёк болотца, но не на голову богине, а рядом. Роми стояла рядом и молча смотрела, как он работает. Её колотила дрожь, на глазах выступили слезы. Лаймо, бледный до лёгкой прозелени, уселся на кочку и судорожно теребил стебелёк травы. Смерть в болоте — страшная смерть, но если раньше они знали об этом понаслышке или из книжек, то теперь увидели воочию, как это бывает.
С оглушительным треском, подминая кустарник, гигантский жёлто-коричневый ствол рухнул поперёк топи.
— Я сделал все, что мог, — утерев со лба пот, крикнул Шертон богине. — Нам тебя не вытащить, ты весишь не меньше тонны. Выбирайся сама, у тебя сейчас есть опора. Попробуй очень осторожно, не делая резких движений, освободить хотя бы одно щупальце и хватайся за ствол. Верёвка не даст тебе погрузиться с головой.
На то, чтобы освободиться из топи, у Нэрренират ушло около четырех часов. Трясина не хотела отпускать её. Когда она оплела ствол всеми четырьмя щупальцами и выпростала, ценой неимоверных усилий, обе передние лапы, Роми тихо спросила:
— Арс, пойдём?
— Она найдёт нас, — так же тихо возразил Шертон. — Да и верёвку стоит забрать, ещё пригодится Потом.
Цепляясь за ствол — тот поскрипывал под её весом, но все-таки не сломался, — богиня вылезла на твёрдую почву, с помощью щупалец избавилась от петли и растянулась на мшистом ковре. Её тело было густо облеплено тиной и грязью, а на обманной поверхности трясины остался рваный, угрожающе поблёскивающий рубец. Он понемногу затягивался.
— Да, насчёт интеллектуального превосходства… — сматывая верёвку, обронил Шертон. — Кто же так ходит по болоту?
— В нормальном мире я бы оттуда телепортировалась. Шертон, я твоя должница. Когда выберемся из этой… задницы, обязательно тебя отблагодарю, за мной не пропадёт. О, вот оно где! — Протянув щупальце, Нэрренират выхватила из раскрытого мешка припрятанную флягу с неприкосновенным запасом. — А ты говорил — нету.
“Вот же скотина…” — с досадой вздохнул Шертон, наблюдая, как богиня другим щупальцем ловко отвинчивает пробку и выливает содержимое себе в глотку.
— Раз ты моя должница, могла бы немножко нам оставить, — заметил он вслух.
— Зверски хочется напиться, — объяснила Нэрренират. — Если б мои божественные способности не были заблокированы, я бы решила эту проблему, но сейчас я могу добыть спиртное одним-единственным способом — отобрать у вас.
Обогнув болотце, они рассмотрели вблизи верхушку срубленного дерева: приплюснутая крона около трех ярдов в диаметре состояла из густо переплетённых ветвей, покрытых бурой хвоей.
Вскоре болото сошло на нет, потом лес поредел и расступился, открылась холмистая даль. По холмам вилась широкая серая дорога, отгороженная с обеих сторон невысоким парапетом, что придавало ей сходство с каналом. Там, где облачный свод смыкался с землёй, виднелись постройки. За опушкой леса простиралось возделанное поле. Какие-то люди в рабочей одежде, побросав мотыги и тяпки, сломя голову убегали.
— Чего это они? — с любопытством спросила Нэрренират.
— Тебя увидели, — буркнул Шертон.
Глава 5
В горнице было жарко. В зеве большой печи, сложенной из кирпича и обмазанной темно-красной глиной, потрескивали дрова, гудело пламя. Титус и господин Малевот, министр благоуправления Халгатийского королевства, ели ореховую похлёбку. Эгвур, молодой секретарь министра, отправился по дворам, дабы найти гувлов получше для дальнейшего путешествия.
— Ежели положиться на крестьянскую совесть, нам подсунут одров, — объяснил афарию Малевот. — У них нет совести. Есть только суеверия и пресловутая народная смекалка, направленная на обман законных властей. Нищие мошенники…
Рука Титуса, сжимавшая деревянную ложку, дрогнула, однако он промолчал. Он-то знал, что нищие не мошенники. Его нищий дед был добрым человеком. В детстве, когда Титус болел, дед подолгу сидел возле постели, жалел его… Нищие — значит хорошие. Но, будучи афарием, Титус контролировал свои эмоции в достаточной степени, чтобы не затеять спор в неподходящий момент. Он проглотил своё несогласие вместе с очередной ложкой жирной горячей похлёбки.
Из-за занавески, которая отделяла горницу от смежной комнаты, нет-нет да и выглядывал кто-нибудь из домочадцев деревенского старосты. Внешность Титуса произвела на крестьян неизгладимое впечатление. Во-первых, изуродованная щека. Во-вторых, странная иноземная одежда. Но такое и в Халгате можно увидеть, пускай и нечасто. Более всего здешних жителей изумляла загорелая кожа Титуса. Малевот уже поинтересовался, не болен ли смиренный брат какой-нибудь редкой заразной болезнью? А если нет, каким образом его кожа приобрела столь необычайный цвет?
Этот мир не знал, что такое солнце. Небосвод постоянно скрывали облака, и люди были сплошь бледнокожие. О том, что существуют параллельные пространства и междумирье, здесь также не ведали. Нечисть тут водилась, особенно в заболоченной местности. Были как будто и свои боги, однако их никто никогда не видел. Титуса изрядно удивило то, что имена великих богов Панадара здешним жителям неизвестны.
Ныне Халгатийское королевство переживало трудные времена. Три года тому назад (счёт времени в Облачном мире вёлся в соответствии с чередованием сельскохозяйственных циклов) умер прежний король, не оставивший сыновей. Тогда овдовевшая королева поскорей выдала замуж последнюю непристроенную из четырех принцесс — за удельного герцога Актарея, который и был коронован: по законам Халгаты, женщина не может унаследовать престол. Актарей отличался безволием и нерешительностью. Фактически страной правила все та же вдовая королева Лусилла.
Летом (сейчас в Халгате зима) наняла она мага для постройки нового дворца, но вскоре с сим магом поссорилась, ибо, когда выполнял он её указания, королева тотчас требовала переделок, утверждая, что имела в виду не это, а нечто совсем другое. Доведённый до белого каления маг в конце концов обозвал венценосную особу дурой и отказался от дальнейшего сотрудничества, настаивая, однако, на том, чтобы с ним расплатились за проделанную работу. Лусилла же платить отказалась. Злокозненный маг отомстил с размахом: навёл порчу на королевскую армию, и множество солдат и офицеров в течение сорокадневья перемёрло от неведомой хвори. Навредив, он сбежал за границу, а Халгата теперь беззащитна перед агрессивными соседями.
— И разбойники обнаглели, — добавил Малевот. — Чтоб на меня напали — ещё полгода назад такое было немыслимо! Конечно, можно бы набрать по деревням рекрутов, да обучать их некому.
Разомлевший в тепле, досыта наевшийся Титус встрепенулся, когда хлопнула дверь. Это вернулся Эгвур.
— Нашёл пару приличных гувлов, — сообщил он с кислым вздохом. На его бледном, осунувшемся лице мелькнула усмешка. — Мужичьё дурит. Лучше бы нам отправляться не откладывая, господин Малевот, а то в деревне паника.
— Разбойники? — напрягся раненый министр, стукнув ложкой о край глиняной миски.
— Да нет, — на сей раз кислая усмешка дольше задержалась на лице секретаря. — Я же говорю, мужичьё дурит! Якобы крестьяне, работавшие на картофельном поле возле Дрянного болота, увидели, как из леса вышел адский чёрный зверь.
— Слыхали, смиренный брат? — Малевот повернулся к Титусу. — Народ у нас необразованный, суеверный и знать ничего не хочет. Адский чёрный зверь — это сказочный персонаж, фольклор, а они его видели! Надо, однако, ехать… Ежели начнётся паника, им уже ничего не втемяшишь. Эгвур, вели запрягать!
По оценке Титуса, настоящей паники в деревне не было. Крестьяне, высыпавшие из бревенчатых домов с крутыми двускатными крышами на единственную улицу, возбуждённо переговаривались, размахивали руками, молились, выясняли промеж себя, кто, согрешив, накликал напасть — этим дело и ограничивалось. Титус смог бы, останься он тут, взять обстановку под контроль и успокоить людей, но ему хотелось поскорее попасть в столицу.
— Заночуем в следующей деревне, успеем до темноты, — сказал Эгвур, когда телега покатила по ровной каменной дороге, отделённой парапетом от лесов и полей. — А завтра к вечеру будем в Суаме.
Сердце Титуса нетерпеливо ёкнуло. В Суаме… Он чувствовал, что суждено ему совершить в этом мире нечто небывалое. В Панадаре у него не было таких возможностей, а здесь они есть. Здесь он, ради всеобщего блага, претворит в жизнь свою давнюю сокровенную мечту… Ситуация подходящая.
Эту ночь они провели в сторожке на краю поля. Сторож, увидав их компанию с вышки, кубарем скатился по лестнице, быстренько оседлал верховое животное, похожее на лошадь, но поприземистей и без гривы, и умчался к темнеющему облачному горизонту, оставив незваным гостям жбан жидкого пива и три пирога с начинкой из лука и подсоленной ореховой кашицы.
Выложив на стол несколько барклей (пусть деньги панадарские, серебро — везде серебро), Шертон разрезал каждый пирог на четыре равные части. Нэрренират в дверь не пролезла, ей передали её долю через окно.
— Нам стоит разделиться, — заговорил Шертон, после того как все поели. — Мы пойдём туда, где живут люди, а тебе, великая, с нами лучше не ходить.
— Это почему? — просунув морду в окно, осведомилась богиня.
— Твой звериный облик действует людям на нервы.
— Их проблема. Или я пойду с вами, или Роми останется со мной. Её должны были принести мне в жертву в качестве ежегодной платы за пользование эскалаторами. Вполне законная сделка. То, что по праву принадлежит мне, я никому не уступлю. Выбирайте.
— Арс… — Девушка жалобно смотрела на Шертона.
— Хорошо, ты пойдёшь с нами, — бросил он, полуобернувшись к окну, а про себя добавил: “Но я ещё найду способ от тебя отвязаться”.
— Вот и чудесно, — промурлыкала Нэрренират. — Путешествуем вместе! Ну и дрянь же это низкосортное пиво…
Позже, свернувшись на лежанке, застланной рваными одеялами, Роми слушала, как гудит огонь в очаге, и пыталась уснуть, но сон не шёл. Это теперь её мир. Ей будет не хватать тёплого зеленого моря с разноцветными куполами медуз, которые мягко покачиваются в толще воды, источенных ветром светлых скал Идонийского архипелага, цветущих магнолий и роз, людей, которых она знала с детства… Да, но зато здесь её не убьют. И наверняка здесь тоже найдётся что-нибудь хорошее.
Снаружи доносились тяжёлые шаги, невнятные хриплые завывания — это Нэрренират слонялась вокруг сторожки. Раскритиковав пиво, богиня тем не менее вылакала из жбана все до последней капли и теперь, находясь в приподнятом настроении, напевала священный гимн, её же и славящий (обычно его исполнял жреческий хор на храмовых праздниках культа Нэрренират в Панадаре).
“Проклятое животное…” — подумала Роми, переворачиваясь на другой бок. И все-таки она была рада, что богиня не утонула в трясине. Это слишком страшно. Кроме того, несмотря на свой невыносимый характер, Нэрренират не издевалась над ней, как Клазиний с Фоймусом, поэтому Роми не желала её смерти.
Шертон устроился, завернувшись в плащ, на грязном дощатом полу возле лежанки. Он спал чутко и среагировал бы на любой подозрительный звук.
Лаймо беспокойно ворочался на лавке у противоположной стены. Его мучила назойливая мысль: он не сделал того, что должен был сделать. Нужно расшибиться и арестовать Роми, хоть это и ерунда. Конечно, Шертон прав, она убила в порядке вынужденной самообороны… Вот Лаймо на её месте не убил бы — он бы сбежал, или сошёл с ума, или сломался, или покончил с собой… Однако арестовать её — долг каждого гражданина.
Утром Лаймо рискнул обсудить этот вопрос с Шер-тоном.
— Я согласен, это ерунда, но Роману До-Энселе все-таки надо арестовать, — начал он, преодолевая неловкость, когда оба вышли из сторожки облегчиться. — Ордер лежит у меня в кармане. А то получится, что мы совсем мышей не ловим…
Почувствовав, что несёт околесицу, он стушевался, замолчал и поплёлся к приоткрытой двери.
— Шертон, да ведь он под заклятьем, — заметила Нэрренират, чья большая чёрная голова бесшумно вынырнула из густого, как кисель, утреннего тумана. — Неужели сам не видишь?
— С чего ты взяла?
— Все признаки налицо.
— Ты могла бы снять с него заклятье?
— В два счета, если бы мы не торчали в этом … мире. Лаймо сильно удивился, когда у него спросили насчёт заклятья. Нет, ничего подобного не было. Перед тем как~ отправиться в командировку, он ни с кем из магов не общался. Разве только с целительницей Статистического подразделения, которая привела в порядок его руку, раздроблённую челюстями Драгохранителя, но ведь целители не специализируются на заклятьях, да и зачем бы она стала что-то такое с ним делать? Никакого заклятья не было. Он хочет арестовать Роми из чувства долга, все логично.
— В твоих рассуждениях нет ни крупицы логики, — буркнул Шертон, но тут его перебила Нэрренират:
— Лаймодий, зачем её надо арестовать?
— Зачем?.. — Молодого чиновника вопрос привёл в замешательство.
— Чтобы отдать мне, — после паузы ответила богиня. — Я здесь, так что выкинь из головы всю эту херню.
Подумав, Лаймо решил, что это резонно. Значит, можно Роми не арестовывать!
После завтрака отправились в путь. Не по дороге, а лесом, вдоль опушки, скрываясь за деревьями. Если твой спутник — здоровенный чешуйчатый монстр с зубастой пастью, странники и местные жители могут среагировать на ваше появление неадекватно. Шертон решил пощадить их нервы.
Он первый отметил, что дорога, параллельно которой они двигались, слегка приподнята над местностью: основанием служила пологая насыпь высотой около ярда, укреплённая тесно посаженным кустарником. Через каждые десять-пятнадцать ярдов в каменном парапете пробиты отверстия для стока воды. Обитатели Облачного мира неспроста затратили столько усилий: наверно, здесь нередки сильные дожди и наводнения.
Эта догадка подтвердилась, когда он расспросил крестьян в деревне, где покупал хлеб и сыр. Панадарские деньги крестьяне после опасливых колебании взяли, однако на Шертона глазели, как на выходца с того света. Он не мог понять, в чем дело, пока одна женщина не спросила, что случилось с его кожей. Загар. Здесь не было загорелых людей — и быть не могло, ибо солнечные лучи никогда не пробивались сквозь толстую облачную крышу.
С едой и информацией Шертон вернулся к своей компании, которая дожидалась его в лесу. Нэрренират лежала, растянувшись на траве, Роми и Лаймо сидели около неё. Беседа протекала мирно, без взаимных наездов.
— Это не похмелье, — услыхал Шертон хриплый голос богини. — У меня никогда не бывает похмелья. Просто слабость, кружится голова. Странные ощущения… как у человека.
— Вы могли подхватить какую-нибудь заразу в том болоте, — высказал предположение Лаймодий.
— Исключено, у моего тела абсолютный иммунитет. Я специально об этом позаботилась. Ничего не понимаю…
— Арс, она заболела, — повернулась к Шертону Роми. — Нужно дать ей побольше хлеба!
Съев четыре круглые румяные булки и головку сыра, Нэрренират не почувствовала себя лучше. Она больше не носилась по лесу, топча кустарник, а плелась позади, все чаще останавливаясь для передышки. Шертон обратил внимание на заторможенность её движений. Вот теперь бы в самый раз от неё отделаться, но Роми заявила, что бросать её жалко, а Лаймо добавил, что это будет кощунством — богиня все-таки! Крепко же ему засадили в голову преклонение перед богами, подумал Шертон.
— Да не важно, богиня или нет, — возразила Роми, склонная к свободомыслию в гораздо большей степени, чем налоговый чиновник. — Она может умереть, и мы поступим плохо, если оставим её совсем одну.
После обеда наткнулись на другую дорогу, грунтовую. Там, где она пересекалась с каменной, в парапете были устроены воротца с деревянными створками, запертыми на засовы.
— Свернём? — предложил Лаймо.
— Не стоит, — отозвался Шертон. — Каменный тракт ведёт в Суаму, здешнюю столицу. Туда и пойдём.
В новую деревню за едой они отправились втроём, пообещав Нэрренират, что обязательно вернутся.
— Арс, что с ней? — спросила Роми, шагая рядом с Шертоном по блеклой траве.
— Не знаю. В болезнях богов я не разбираюсь.
— Мы её плохо кормим, — вмешался Лаймодий. — Она ведь громадная, ей нужно много еды.
— Тогда давайте купим ей побольше вкусного, — предложила Роми. — Может, тогда поправится… О, смотрите, здесь строят дома из цельных брёвен!
— Потому что бревна для них — самый дешёвый строительный материал, — наставительным тоном сказал Лаймо.
Ему хотелось показать своё превосходство над этой девчонкой. Она совершила преступление, она пыталась разбить ему голову, из-за неё все они угодили в Облачный мир — и, несмотря на это, Шертон, секретный императорский агент, обращается с ней мягче и заботливей, нежели с законопослушным гражданином Лаймодием Гортониусом, сотрудником Департамента Налогов и Сборов. Несправедливо. Роми ему не нравилась. Дерзкая, самонадеянная, непочтительно отзывается о великих богах — если Лаймо позволял себе что-нибудь в этом роде, мать тут же давала ему увесистый подзатыльник, а она ведёт себя так, словно ей все можно!
В деревне их появление вызвало переполох. Крестьяне с насторожённым удивлением разглядывали загорелых Шертона и Лаймо, а на Роми таращились, разинув рты. Пока Шертон покупал в крайнем домике продукты, поглазеть на пришельцев сбежалось полдеревни. Люди охали, перешёптывались, хихикали, потом из толпы вышел староста с окладистой бородой и объяснил, неодобрительно покачивая головой, что девка в мужской одежде — это грешно и богопротивно. Её надобно переодеть по-людски, а не то высшие силы прогневаются.
— Значит, здешние боги ещё вреднее наших, — заметила Роми. — По крайней мере, наши не интересуются, как мы одеты.
На беду, сказала она это достаточно громко. Староста услыхал. Деревню они покинули, провожаемые проклятьями, улюлюканьем и похабной руганью. Если б Роми и Лаймо были вдвоём, вдогонку полетели бы комья грязи и камни, но крутой вид Шертона отбил у деревенских охоту доводить дело до физического контакта.
— Когда путешествуешь, приходится считаться с местными обычаями и предрассудками, — оглянувшись на оставшиеся позади бурые домики, сказал Шертон. — При случае купим тебе дамскую одежду, а пока возьмёшь мою шляпу. Надвинешь на лоб, спрячешь волосы — и вполне сойдёшь за мальчишку.
По обе стороны от каменной дороги тянулись грядки, разделённые хлипкими изгородями на прямоугольники неравной величины. Дальше поднимались к небесам жёлто-коричневые древесные гиганты — они слегка покачивались, и казалось, будто они задевают своими плоскими колючими верхушками облачный небосвод. Между стволами зеленел низкорослый подлесок. Небо стало темнее, а даль туманней: приближались сумерки.
— Идёмте скорее, — предложила Роми. — Вдруг она почувствует себя хуже?
— Знаешь, почему ты о ней заботишься? — Лаймо не терпелось выплеснуть накопившееся раздражение, и смолчать он не смог.
— Почему? — прищурилась Роми.
— Я не хочу бросать её, потому что она великая богиня. Каковы бы ни были боги Панадара, мы должны почитать их, — он повторял слова, которые бессчётное число раз слыхал от матери. — Низшие должны чтить высших, это наша доля. А ты не чтишь никого! У тебя на руке Знак Нэрренират, ты ей нравишься, и на самом деле тебе это приятно, как бы ты ни притворялась. Это льстит твоему непомерному самолюбию!
— Ежели положиться на крестьянскую совесть, нам подсунут одров, — объяснил афарию Малевот. — У них нет совести. Есть только суеверия и пресловутая народная смекалка, направленная на обман законных властей. Нищие мошенники…
Рука Титуса, сжимавшая деревянную ложку, дрогнула, однако он промолчал. Он-то знал, что нищие не мошенники. Его нищий дед был добрым человеком. В детстве, когда Титус болел, дед подолгу сидел возле постели, жалел его… Нищие — значит хорошие. Но, будучи афарием, Титус контролировал свои эмоции в достаточной степени, чтобы не затеять спор в неподходящий момент. Он проглотил своё несогласие вместе с очередной ложкой жирной горячей похлёбки.
Из-за занавески, которая отделяла горницу от смежной комнаты, нет-нет да и выглядывал кто-нибудь из домочадцев деревенского старосты. Внешность Титуса произвела на крестьян неизгладимое впечатление. Во-первых, изуродованная щека. Во-вторых, странная иноземная одежда. Но такое и в Халгате можно увидеть, пускай и нечасто. Более всего здешних жителей изумляла загорелая кожа Титуса. Малевот уже поинтересовался, не болен ли смиренный брат какой-нибудь редкой заразной болезнью? А если нет, каким образом его кожа приобрела столь необычайный цвет?
Этот мир не знал, что такое солнце. Небосвод постоянно скрывали облака, и люди были сплошь бледнокожие. О том, что существуют параллельные пространства и междумирье, здесь также не ведали. Нечисть тут водилась, особенно в заболоченной местности. Были как будто и свои боги, однако их никто никогда не видел. Титуса изрядно удивило то, что имена великих богов Панадара здешним жителям неизвестны.
Ныне Халгатийское королевство переживало трудные времена. Три года тому назад (счёт времени в Облачном мире вёлся в соответствии с чередованием сельскохозяйственных циклов) умер прежний король, не оставивший сыновей. Тогда овдовевшая королева поскорей выдала замуж последнюю непристроенную из четырех принцесс — за удельного герцога Актарея, который и был коронован: по законам Халгаты, женщина не может унаследовать престол. Актарей отличался безволием и нерешительностью. Фактически страной правила все та же вдовая королева Лусилла.
Летом (сейчас в Халгате зима) наняла она мага для постройки нового дворца, но вскоре с сим магом поссорилась, ибо, когда выполнял он её указания, королева тотчас требовала переделок, утверждая, что имела в виду не это, а нечто совсем другое. Доведённый до белого каления маг в конце концов обозвал венценосную особу дурой и отказался от дальнейшего сотрудничества, настаивая, однако, на том, чтобы с ним расплатились за проделанную работу. Лусилла же платить отказалась. Злокозненный маг отомстил с размахом: навёл порчу на королевскую армию, и множество солдат и офицеров в течение сорокадневья перемёрло от неведомой хвори. Навредив, он сбежал за границу, а Халгата теперь беззащитна перед агрессивными соседями.
— И разбойники обнаглели, — добавил Малевот. — Чтоб на меня напали — ещё полгода назад такое было немыслимо! Конечно, можно бы набрать по деревням рекрутов, да обучать их некому.
Разомлевший в тепле, досыта наевшийся Титус встрепенулся, когда хлопнула дверь. Это вернулся Эгвур.
— Нашёл пару приличных гувлов, — сообщил он с кислым вздохом. На его бледном, осунувшемся лице мелькнула усмешка. — Мужичьё дурит. Лучше бы нам отправляться не откладывая, господин Малевот, а то в деревне паника.
— Разбойники? — напрягся раненый министр, стукнув ложкой о край глиняной миски.
— Да нет, — на сей раз кислая усмешка дольше задержалась на лице секретаря. — Я же говорю, мужичьё дурит! Якобы крестьяне, работавшие на картофельном поле возле Дрянного болота, увидели, как из леса вышел адский чёрный зверь.
— Слыхали, смиренный брат? — Малевот повернулся к Титусу. — Народ у нас необразованный, суеверный и знать ничего не хочет. Адский чёрный зверь — это сказочный персонаж, фольклор, а они его видели! Надо, однако, ехать… Ежели начнётся паника, им уже ничего не втемяшишь. Эгвур, вели запрягать!
По оценке Титуса, настоящей паники в деревне не было. Крестьяне, высыпавшие из бревенчатых домов с крутыми двускатными крышами на единственную улицу, возбуждённо переговаривались, размахивали руками, молились, выясняли промеж себя, кто, согрешив, накликал напасть — этим дело и ограничивалось. Титус смог бы, останься он тут, взять обстановку под контроль и успокоить людей, но ему хотелось поскорее попасть в столицу.
— Заночуем в следующей деревне, успеем до темноты, — сказал Эгвур, когда телега покатила по ровной каменной дороге, отделённой парапетом от лесов и полей. — А завтра к вечеру будем в Суаме.
Сердце Титуса нетерпеливо ёкнуло. В Суаме… Он чувствовал, что суждено ему совершить в этом мире нечто небывалое. В Панадаре у него не было таких возможностей, а здесь они есть. Здесь он, ради всеобщего блага, претворит в жизнь свою давнюю сокровенную мечту… Ситуация подходящая.
Эту ночь они провели в сторожке на краю поля. Сторож, увидав их компанию с вышки, кубарем скатился по лестнице, быстренько оседлал верховое животное, похожее на лошадь, но поприземистей и без гривы, и умчался к темнеющему облачному горизонту, оставив незваным гостям жбан жидкого пива и три пирога с начинкой из лука и подсоленной ореховой кашицы.
Выложив на стол несколько барклей (пусть деньги панадарские, серебро — везде серебро), Шертон разрезал каждый пирог на четыре равные части. Нэрренират в дверь не пролезла, ей передали её долю через окно.
— Нам стоит разделиться, — заговорил Шертон, после того как все поели. — Мы пойдём туда, где живут люди, а тебе, великая, с нами лучше не ходить.
— Это почему? — просунув морду в окно, осведомилась богиня.
— Твой звериный облик действует людям на нервы.
— Их проблема. Или я пойду с вами, или Роми останется со мной. Её должны были принести мне в жертву в качестве ежегодной платы за пользование эскалаторами. Вполне законная сделка. То, что по праву принадлежит мне, я никому не уступлю. Выбирайте.
— Арс… — Девушка жалобно смотрела на Шертона.
— Хорошо, ты пойдёшь с нами, — бросил он, полуобернувшись к окну, а про себя добавил: “Но я ещё найду способ от тебя отвязаться”.
— Вот и чудесно, — промурлыкала Нэрренират. — Путешествуем вместе! Ну и дрянь же это низкосортное пиво…
Позже, свернувшись на лежанке, застланной рваными одеялами, Роми слушала, как гудит огонь в очаге, и пыталась уснуть, но сон не шёл. Это теперь её мир. Ей будет не хватать тёплого зеленого моря с разноцветными куполами медуз, которые мягко покачиваются в толще воды, источенных ветром светлых скал Идонийского архипелага, цветущих магнолий и роз, людей, которых она знала с детства… Да, но зато здесь её не убьют. И наверняка здесь тоже найдётся что-нибудь хорошее.
Снаружи доносились тяжёлые шаги, невнятные хриплые завывания — это Нэрренират слонялась вокруг сторожки. Раскритиковав пиво, богиня тем не менее вылакала из жбана все до последней капли и теперь, находясь в приподнятом настроении, напевала священный гимн, её же и славящий (обычно его исполнял жреческий хор на храмовых праздниках культа Нэрренират в Панадаре).
“Проклятое животное…” — подумала Роми, переворачиваясь на другой бок. И все-таки она была рада, что богиня не утонула в трясине. Это слишком страшно. Кроме того, несмотря на свой невыносимый характер, Нэрренират не издевалась над ней, как Клазиний с Фоймусом, поэтому Роми не желала её смерти.
Шертон устроился, завернувшись в плащ, на грязном дощатом полу возле лежанки. Он спал чутко и среагировал бы на любой подозрительный звук.
Лаймо беспокойно ворочался на лавке у противоположной стены. Его мучила назойливая мысль: он не сделал того, что должен был сделать. Нужно расшибиться и арестовать Роми, хоть это и ерунда. Конечно, Шертон прав, она убила в порядке вынужденной самообороны… Вот Лаймо на её месте не убил бы — он бы сбежал, или сошёл с ума, или сломался, или покончил с собой… Однако арестовать её — долг каждого гражданина.
Утром Лаймо рискнул обсудить этот вопрос с Шер-тоном.
— Я согласен, это ерунда, но Роману До-Энселе все-таки надо арестовать, — начал он, преодолевая неловкость, когда оба вышли из сторожки облегчиться. — Ордер лежит у меня в кармане. А то получится, что мы совсем мышей не ловим…
Почувствовав, что несёт околесицу, он стушевался, замолчал и поплёлся к приоткрытой двери.
— Шертон, да ведь он под заклятьем, — заметила Нэрренират, чья большая чёрная голова бесшумно вынырнула из густого, как кисель, утреннего тумана. — Неужели сам не видишь?
— С чего ты взяла?
— Все признаки налицо.
— Ты могла бы снять с него заклятье?
— В два счета, если бы мы не торчали в этом … мире. Лаймо сильно удивился, когда у него спросили насчёт заклятья. Нет, ничего подобного не было. Перед тем как~ отправиться в командировку, он ни с кем из магов не общался. Разве только с целительницей Статистического подразделения, которая привела в порядок его руку, раздроблённую челюстями Драгохранителя, но ведь целители не специализируются на заклятьях, да и зачем бы она стала что-то такое с ним делать? Никакого заклятья не было. Он хочет арестовать Роми из чувства долга, все логично.
— В твоих рассуждениях нет ни крупицы логики, — буркнул Шертон, но тут его перебила Нэрренират:
— Лаймодий, зачем её надо арестовать?
— Зачем?.. — Молодого чиновника вопрос привёл в замешательство.
— Чтобы отдать мне, — после паузы ответила богиня. — Я здесь, так что выкинь из головы всю эту херню.
Подумав, Лаймо решил, что это резонно. Значит, можно Роми не арестовывать!
После завтрака отправились в путь. Не по дороге, а лесом, вдоль опушки, скрываясь за деревьями. Если твой спутник — здоровенный чешуйчатый монстр с зубастой пастью, странники и местные жители могут среагировать на ваше появление неадекватно. Шертон решил пощадить их нервы.
Он первый отметил, что дорога, параллельно которой они двигались, слегка приподнята над местностью: основанием служила пологая насыпь высотой около ярда, укреплённая тесно посаженным кустарником. Через каждые десять-пятнадцать ярдов в каменном парапете пробиты отверстия для стока воды. Обитатели Облачного мира неспроста затратили столько усилий: наверно, здесь нередки сильные дожди и наводнения.
Эта догадка подтвердилась, когда он расспросил крестьян в деревне, где покупал хлеб и сыр. Панадарские деньги крестьяне после опасливых колебании взяли, однако на Шертона глазели, как на выходца с того света. Он не мог понять, в чем дело, пока одна женщина не спросила, что случилось с его кожей. Загар. Здесь не было загорелых людей — и быть не могло, ибо солнечные лучи никогда не пробивались сквозь толстую облачную крышу.
С едой и информацией Шертон вернулся к своей компании, которая дожидалась его в лесу. Нэрренират лежала, растянувшись на траве, Роми и Лаймо сидели около неё. Беседа протекала мирно, без взаимных наездов.
— Это не похмелье, — услыхал Шертон хриплый голос богини. — У меня никогда не бывает похмелья. Просто слабость, кружится голова. Странные ощущения… как у человека.
— Вы могли подхватить какую-нибудь заразу в том болоте, — высказал предположение Лаймодий.
— Исключено, у моего тела абсолютный иммунитет. Я специально об этом позаботилась. Ничего не понимаю…
— Арс, она заболела, — повернулась к Шертону Роми. — Нужно дать ей побольше хлеба!
Съев четыре круглые румяные булки и головку сыра, Нэрренират не почувствовала себя лучше. Она больше не носилась по лесу, топча кустарник, а плелась позади, все чаще останавливаясь для передышки. Шертон обратил внимание на заторможенность её движений. Вот теперь бы в самый раз от неё отделаться, но Роми заявила, что бросать её жалко, а Лаймо добавил, что это будет кощунством — богиня все-таки! Крепко же ему засадили в голову преклонение перед богами, подумал Шертон.
— Да не важно, богиня или нет, — возразила Роми, склонная к свободомыслию в гораздо большей степени, чем налоговый чиновник. — Она может умереть, и мы поступим плохо, если оставим её совсем одну.
После обеда наткнулись на другую дорогу, грунтовую. Там, где она пересекалась с каменной, в парапете были устроены воротца с деревянными створками, запертыми на засовы.
— Свернём? — предложил Лаймо.
— Не стоит, — отозвался Шертон. — Каменный тракт ведёт в Суаму, здешнюю столицу. Туда и пойдём.
В новую деревню за едой они отправились втроём, пообещав Нэрренират, что обязательно вернутся.
— Арс, что с ней? — спросила Роми, шагая рядом с Шертоном по блеклой траве.
— Не знаю. В болезнях богов я не разбираюсь.
— Мы её плохо кормим, — вмешался Лаймодий. — Она ведь громадная, ей нужно много еды.
— Тогда давайте купим ей побольше вкусного, — предложила Роми. — Может, тогда поправится… О, смотрите, здесь строят дома из цельных брёвен!
— Потому что бревна для них — самый дешёвый строительный материал, — наставительным тоном сказал Лаймо.
Ему хотелось показать своё превосходство над этой девчонкой. Она совершила преступление, она пыталась разбить ему голову, из-за неё все они угодили в Облачный мир — и, несмотря на это, Шертон, секретный императорский агент, обращается с ней мягче и заботливей, нежели с законопослушным гражданином Лаймодием Гортониусом, сотрудником Департамента Налогов и Сборов. Несправедливо. Роми ему не нравилась. Дерзкая, самонадеянная, непочтительно отзывается о великих богах — если Лаймо позволял себе что-нибудь в этом роде, мать тут же давала ему увесистый подзатыльник, а она ведёт себя так, словно ей все можно!
В деревне их появление вызвало переполох. Крестьяне с насторожённым удивлением разглядывали загорелых Шертона и Лаймо, а на Роми таращились, разинув рты. Пока Шертон покупал в крайнем домике продукты, поглазеть на пришельцев сбежалось полдеревни. Люди охали, перешёптывались, хихикали, потом из толпы вышел староста с окладистой бородой и объяснил, неодобрительно покачивая головой, что девка в мужской одежде — это грешно и богопротивно. Её надобно переодеть по-людски, а не то высшие силы прогневаются.
— Значит, здешние боги ещё вреднее наших, — заметила Роми. — По крайней мере, наши не интересуются, как мы одеты.
На беду, сказала она это достаточно громко. Староста услыхал. Деревню они покинули, провожаемые проклятьями, улюлюканьем и похабной руганью. Если б Роми и Лаймо были вдвоём, вдогонку полетели бы комья грязи и камни, но крутой вид Шертона отбил у деревенских охоту доводить дело до физического контакта.
— Когда путешествуешь, приходится считаться с местными обычаями и предрассудками, — оглянувшись на оставшиеся позади бурые домики, сказал Шертон. — При случае купим тебе дамскую одежду, а пока возьмёшь мою шляпу. Надвинешь на лоб, спрячешь волосы — и вполне сойдёшь за мальчишку.
По обе стороны от каменной дороги тянулись грядки, разделённые хлипкими изгородями на прямоугольники неравной величины. Дальше поднимались к небесам жёлто-коричневые древесные гиганты — они слегка покачивались, и казалось, будто они задевают своими плоскими колючими верхушками облачный небосвод. Между стволами зеленел низкорослый подлесок. Небо стало темнее, а даль туманней: приближались сумерки.
— Идёмте скорее, — предложила Роми. — Вдруг она почувствует себя хуже?
— Знаешь, почему ты о ней заботишься? — Лаймо не терпелось выплеснуть накопившееся раздражение, и смолчать он не смог.
— Почему? — прищурилась Роми.
— Я не хочу бросать её, потому что она великая богиня. Каковы бы ни были боги Панадара, мы должны почитать их, — он повторял слова, которые бессчётное число раз слыхал от матери. — Низшие должны чтить высших, это наша доля. А ты не чтишь никого! У тебя на руке Знак Нэрренират, ты ей нравишься, и на самом деле тебе это приятно, как бы ты ни притворялась. Это льстит твоему непомерному самолюбию!