Страница:
— Вот умница! — пробормотав это, один из матросов оглушил добычу ударом багра и поволок на камбуз.
Чары Бирвота заставляли членов команды считать Нэрренират собакой: вынужденная хитрость, иначе богиню просто не взяли бы на борт, ни за какие сокровища. Размеры “собаки” никого не удивляли, равно как и то, что она подозрительно много времени проводит в воде, кишащей морскими хищниками, и изъясняется по-человечески. Лишь изредка во взгляде того или иного моряка мелькало неуверенно-недоумевающее выражение, слабая тень сомнения, но Бирвот ежедневно обновлял своё заклятье. Не ровен час, люди освободятся от наваждения и увидят, кто лежит на корме: начнётся паника, матросы, очень может статься, попрыгают за борт (лишь бы спастись от чудовища) и двухмачтовик останется без команды.
— Глубина тут большая, — сообщила Нэрренират, — и вода внизу холодная. Близко к точке замерзания. На дне живут твари, похожие на плоские разноцветные подушки с узором, покрытые щетиной. Я хотела притащить одну, но её по дороге разорвало.
— Кто разорвал? — спросила Роми.
— Не кто, а что. Внутреннее давление.
Девушка смотрела на богиню недоверчиво: опять морочит голову?
Нэрренират вздохнула:
— В естественных условиях на них давит сверху громадная масса воды. Противодействие — высокое давление внутри тела. Когда противодействие исчезает, внутреннее давление ничем не уравновешено и тело взрывается.
Это было малопонятно и страшно. Роми не стала спрашивать дальше.
— А что такое точка замерзания, великая? — почтительно поинтересовался Лаймо.
— Температура, при которой вода превращается в лёд. Хоть это-то вы знаете?
— Да, великая. Как в храмах у Мегэса. — Он поёжился.
— Этот Мегэс с его замороженными трупами — законченный… — великая богиня Нэрренират начистоту выложила, что она думает о великом боге Мегэсе. — Сам он называет всю эту херню эстетикой ледяного безмолвия, а на самом деле у него с телами проблема. Доигрался, ублюдок.
— Какая у него проблема? — осведомился Шертон, присев на свёрнутый влажный трап. К Мегэсу он относился плохо, как и многие панадарцы.
— Он не может создавать себе тела, — охотно объяснила Нэрренират. — Я не в курсе, догадались ли уже об этом ваши… теологи… Забраться в ледяного истукана в храме и оттуда что-нибудь вещать жрецам или явиться в виде туманного призрака — это для него потолок. Мегэс деградирует. Скоро он перестанет быть великим богом.
— Скоро — это когда? — Лаймо так обрадовался хорошей новости, что даже о почтительности забыл.
— Думаю, через несколько десятков тысячелетий он будет готов.
Лицо Роми расстроенно вытянулось:
— Да разве это скоро?!
— Это совсем небольшой срок. Ну вот, насчёт Мегэса… Трепаться он может о чем угодно, хоть об эстетике ледяного безмолвия, хоть об эстетике ледяного дерьма, но на самом деле тела принесённых в жертву нужны ему для экспериментов. Он их на церемонии замораживает, а потом, без свидетелей, размораживает, чтобы вселяться в них. Наверное, вы слыхали рассказы о том, что людей, принесённых в жертву Мегэсу, иногда видели живыми в Нижнем Городе и в других местах? Это не они, а сам Мегэс. Учтите, за пределами Облачного мира об этом болтать не стоит, он наверняка захочет отомстить тем, кто знает его тайну. По нашим меркам, это постыдная тайна.
— Почему? — спросил Бирвот.
— Для нас, богов, способность создавать тела — важный показатель могущества. Мегэс этого больше не может. Ицналуан, к примеру, может, но я подозреваю, что его несуразные творения без божественной поддержки долго не протянут. Попади он сюда, он на третий-четвёртый день издохнет, и не от голода, как это чуть не случилось со мной, а потому, что жизненно важные органы откажут. Зато мои тела вполне жизнеспособны, они отлично функционируют без всякой внешней энергоподпитки.
— Значит, ты сильнее Мегэса? — насторожилась Роми.
— Да. Я намного сильнее Мегэса.
— Тогда почему ты не вышвырнешь его из Панадара, чтоб он никого больше не замораживал?
— А ты слыхала о Законе Равновесия? Другие боги вряд ли позволят мне вышвырнуть Мегэса. Да и кое-кто из смертных не обрадуется… Не делай такие большие глаза, Роми. Разве ты не знаешь, что бизнес-круги Панадара, и в том числе твой клан До-Энселе, заинтересованы в морозильных установках Мегэса и ведут с ним дела?
Роми растерялась. Были вещи, в которые ей очень не хотелось вникать, о которых люди по общему согласию умалчивают… Но Нэрренират не человек, для неё закрытых тем не существует.
— Да, — признала наконец Роми. — Это так… И это плохо. Но разве какой-нибудь другой бог, кроме Мегэса, не сможет создавать и заставлять работать морозильные установки? Например, ты?
— У нас раздел на сферы влияния. Никто не лезет в мою транспортную монополию — я не лезу в чужой бизнёс. Раньше было не так, и мы постоянно дрались.
— Те древние войны между богами, о которых написано в книгах?
— Да. Множество миров погибло — миров, вы не ослышались! — и в конце концов мы заключили договор. Я соблюдаю его условия, живу сама и даю жить другим. А что касается недоумка Мегэса… Раз в год он убивает одного человека, чтобы заполучить новое тело. Я знаю множество смертных, которые поступают с себе подобными куда хуже. И не раз в год, а гораздо чаще.
Роми молча встала и, пнув носком ботинка свёрнутый канат, пошла на нос. Кто это сказал, что каждый народ достоин своего правительства? Перефразировав, можно добавить, что люди достойны своих богов. Или нельзя?.. Она размышляла над этим, вглядываясь в туманный зыбкий простор, пока её не позвали есть уху.
А несколько дней спустя, выбравшись ночью на палубу, озарённую масляными фонарями, она случайно подслушала очень странный разговор Бирвота и Нэрренират.
Она не собиралась подслушивать. В каюте было душно, Роми вылезла из гамака, на ощупь нашла лесенку, поднялась наверх. Слабый свет фонарей немного отодвигал ватную тьму, по палубе мерно скользили туда-сюда чёрные тени. Воды не видно. За бортом, на некотором расстоянии от судна, что-то бледно мерцало. Рыбы или медузы? Морская нежить? Держась за поручень, Роми полной грудью вдыхала густой солоноватый воздух.
С кормы доносились голоса.
— …Прошли миллиарды лет, и все-таки я тебя узнала! Не сразу, но ведь в Облачном мире мои способности сильно урезаны. Неужели ты совсем ничего не помнишь?
Говорила Нэрренират, однако в первый момент Роми засомневалась: эти грустные, нежные интонации не имели ничего общего с её обычной манерой выражаться.
— Ничего, — ответил Бирвот. — Возможно ли, чтобы я, смертный человек, в каком-то из своих прежних существований был другом божества?
— Создатель, ну что за чушь ты городишь… — вздохнула богиня.
Вот это больше на неё похоже!
— Как меня звали в той жизни? Имя — это ориентир.
— У нас тогда ещё не было звуковых имён. А помнишь одиннадцатимерный куб, который выворачивался наизнанку и обратно, так что его грани непрерывно менялись местами? Это было так весело!
— Одиннадцатимерный куб? — переспросил маг. Его голос выдавал растерянность. — Чтоб ещё и выворачивался? Надо же такое придумать…
— Да ведь ты сам его и придумал! Значит, ты действительно все забыл… Вот уж не думала, что когда-нибудь найду тебя в таком состоянии.
— Иногда мне снятся непонятные сны. Яркий свет, вихри энергии, скольжение в необъятном пространстве… Когда мы покинем Облачный мир, не сможешь ли ты воскресить мою память?
— Я смогу показать тебе картинки о прошлом, но это будут всего лишь мои картинки, а не твои воспоминания. Улавливаешь разницу?
Роми села на скрипнувшую ступеньку. По щекам текли слезы. Наверное, двое на корме услыхали скрип, потому что сразу замолчали. Слова Нэрренират и мага что-то в ней разбередили, и она плакала, содрогаясь от беззвучных рыданий, вцепившись зубами в собственный рукав, чтоб никого не разбудить. Потом, немного успокоившись, тихо спустилась в каюту, забралась в гамак и долго не могла уснуть. Вернулся Бирвот. Скорее всего, он понял, что она слышала разговор, но ничего не сказал ей.
На пятый день после этого корабль изменил курс и на всех парусах помчался к берегу направо-от-зноя (или, в другом варианте, налево-от-холода), уходя от погони. Произошла катастрофа.
Эта самая катастрофа давно уже назревала. Резвясь в море, Нэрренират, с обычной для великих богов бесцеремонностью, заглядывала во все потайные дыры подводного царства, донимала всех встречных тварей и в конце концов нарвалась. Пусть на неё не действовала магия, пусть бронированная шкура спасала её от зубов, шипов и когтей — был ещё один момент, которого богиня не учла: среди обитателей морских глубин встречаются большие создания. Очень большие.
Вопль вахтенного заставил Роми и Лаймо, занимавшихся фехтованием под присмотром Шертона, застыть на месте, самого Шертона — рефлекторно напрячься, мага — выскочить из каюты, чуть не подвернув ногу на лесенке, а кока и Паселея, помогавшего ему на камбузе, рассыпать картошку.
Все бросились к левому борту. Над грифельно-тёмной, слегка вспененной водой медленно поднималась, заслоняя горизонт, огромная полусфера — лоснящаяся, переливчато-серая, с блеклыми розоватыми пятнами, поросшая редкими пучками шевелящихся нитей. Там, где её неровный бугристый контур граничил с облачным фоном, эти червеобразные отростки казались почти чёрными, ниже — ярко-синими. Каждый из них должен быть потолще корабельного каната, определил Шертон, сделав поправку на расстояние.
Нэрренират плыла к судну стремительными рывками, то выныривая, то вновь погружаясь. Было очень похоже на то, что она удирает.
Капитан, срывая голос, отдавал команды, судно начало разворачиваться кормой к куполу.
— Мы должны задержаться и подобрать её, — шепнул Шертон магу.
Тот вытащил полупрозрачный камень с желобками и произнёс заклинание. Несмотря на усилия матросов, двухмачтовик замер.
— Что вы делаете, дурачьё?! — Капитан, маленький кривоногий человек с приплюснутым носом, скатился с мостика, по дороге выхватив из ножен кинжал. — Мы же погибнем! Освободи “Иполу”, колдун!
— Если ты убьёшь мага, “Ипола” точно не двинется с места, — заметил Шертон, прежде чем выбить нож. Потом повернулся к Роми и Лаймо, до сих пор не успевшим опомниться, и рявкнул: — Трап!
Спохватившись, они кинулись за трапом. Нэрренират как раз подплывала к корме. Как только она перевалилась через борт, Бирвот снял заклятье. Наградив их с Шертоном злым взглядом, капитан побежал на мостик, матерясь и выкрикивая распоряжения. Шертон и маг направились на корму.
— Это что такое? — Шертон кивнул на живой купол.
— Не знаю, — буркнул Бирвот. Он щурился и рылся в карманах, наконец повернулся и бросился в каюту, предупредив: — Я скоро вернусь.
Купол все продолжал расти, заслоняя небо и горизонт. Шертон разглядел на его поверхности глаза, расположенные вразброс — желтоватые овалы с кровавыми прожилками и чёрными буравчиками-зрачками. А длинные извивающиеся отростки группировались вокруг влажных отверстий, которые то открывались, то закрывались.
— Я так и не выяснила, живая это тварь или нежить, — отдышавшись, сказала Нэрренират. — Хотела оторвать один усик на пробу, для дальнейших исследований, а это е…ще за мной погналось.
— Значит, неприятности у нас из-за тебя, — сухо подытожил Шертон. — Спасибо.
— Не будь занудой, — огрызнулась богиня. — Получать новые знания — это же такая роскошь! Наконец-то я столкнулась с тем, чего совсем не знаю. Разве можно упустить такой шанс?
— Твоё е…ще запросто потопит судно. Мы все можем погибнуть.
Не ответив, Нэрренират с сожалением вздохнула, глядя на неторопливо надвигающегося обитателя бездны. Скорее всего, сожалела она о том, что не удалось продолжить исследования.
Прибежал Бирвот с какими-то склянками и шёлковыми пакетиками. Вялые серые паруса наполнились магическим ветром, “Ипола” рванулась вперёд. Потом маг смешал порошки из двух склянок и трех пакетиков, вытряхнул все это за борт, и позади сгустился молочный туман, поглотивший живую полусферу. После двухчасовой гонки направо-от-зноя возникла линия берега. Корабли в Облачном мире на большое расстояние от суши не удалялись из-за проблем с ориентирами — здесь не было звёзд, а магические навигационные приборы, вроде железной рыбки Бирвота, годились лишь для приблизительной прокладки курса.
С раздумьем поглядев на стену тумана, капитан приказал поворачивать к зною, но оказалось, радоваться рано: вскоре из тумана выдвинулся округлый остров, увенчанный пучками тёмных змеящихся побегов. Капитан и Нэрренират выругались одновременно.
Пришлось пристать к берегу, изрезанному глубокими бухтами — в одной из них и нашла пристанище “Ипола”. Тварь из бездны маячила на горизонте, но не приближалась: видимо, ей было затруднительно шлёпать по мелководью. Зато она настроилась на ожидание до победного конца.
За причинённые неудобства Шертон расплатился с капитаном панадарским золотом, и теперь тот испытывал двоякое чувство: с одной стороны, если морское чудище не уберётся восвояси, “Иполу” придётся бросить, с другой — он заработал на своих пассажирах больше, чем рассчитывал, сорвал солидный куш и вполне может купить новое судно. О том, чтоб ограбить путешественников, он даже не помышлял: связываться с бойцом вроде Шертона, и впридачу с магом, — дураков поищите.
Когда и подводу и машину с помощью отними-тяжести переправили на берег, Бирвот снял с членов команды заклятье, заставляющее их видеть в Нэрренират собаку. Моряки ошеломлённо уставились на здоровенного зверя, одетого в блестящую чёрную чешую. Все онемели: только что на песчаном берегу сидела корабельная собака — и вдруг вместо неё вот такая напасть… Боцман первым додумался до правдоподобного объяснения:
— Оно слопало нашу псину!
Люди и богиня услыхали выкрик, долетевший с палубы.
— У смертных скудная фантазия, — хмыкнула Нэрренират, просовывая голову в хомут.
Подвода покатила параллельно берегу, приминая колёсами толстые хрусткие стебли, окутанные прозрачным пухом. Бухту с “Иполой” вскоре заслонили холмы, густо обросшие такими же стеблями. Порой в просветах виднелось море и настырная тварь из бездны, похожая на восходящую серую луну на фоне облачного неба. С другой стороны тоже поднимались холмы, за ними — неяркий жёлто-зелёный лес.
Паселей, не выдерживавший долгой быстрой ходьбы, примостился на подводе рядом с машиной, остальные шагали пешком.
— Как вы там, не отстаёте? — осведомилась Нэрренират. — Опять запрягли, чтоб … того, кто выдумал Облачный мир!
— Не надо кого попало за усы дёргать! — не осталась в долгу Роми.
— Ты не понимаешь. Найти что-то непознанное, что можно изучать, — это же такое изумительное приключение! Ради этого стоит рискнуть. Для тебя, теряющей память, непознанного полным-полно, а я знаю все о доступных мирах и их обитателях. Только здесь я наткнулась на нечто неизвестное…
— Мы должны спешить, — вмешался Шертон. — Врата-выход нестабильны.
— Увы… — богиня вздохнула.
Бегом догнав её, Роми зашагала рядом:
— Нэрренират, мы ведь спасли тебе жизнь, правда?
— Может быть, да, а может, и нет. Не будь этот… переросток таким громадным, я бы его одолела.
— Но он был громадный, а мы все равно дождались тебя, хотя могли погибнуть. Ты нам немного обязана. Пожалуйста, скажи, кто такой Создатель Миров?
Богиня некоторое время молчала, косясь на неё лиловым глазом, потом обронила:
— Так ведь ты и сама это знаешь, — и после паузы добавила, с явным удовольствием: — Но не помнишь.
Роми остановилась, стиснув кулаки в бессильном гневе. Ругаться, как Нэрренират, нехорошо, а то бы она выругалась.
Глава 8
Чары Бирвота заставляли членов команды считать Нэрренират собакой: вынужденная хитрость, иначе богиню просто не взяли бы на борт, ни за какие сокровища. Размеры “собаки” никого не удивляли, равно как и то, что она подозрительно много времени проводит в воде, кишащей морскими хищниками, и изъясняется по-человечески. Лишь изредка во взгляде того или иного моряка мелькало неуверенно-недоумевающее выражение, слабая тень сомнения, но Бирвот ежедневно обновлял своё заклятье. Не ровен час, люди освободятся от наваждения и увидят, кто лежит на корме: начнётся паника, матросы, очень может статься, попрыгают за борт (лишь бы спастись от чудовища) и двухмачтовик останется без команды.
— Глубина тут большая, — сообщила Нэрренират, — и вода внизу холодная. Близко к точке замерзания. На дне живут твари, похожие на плоские разноцветные подушки с узором, покрытые щетиной. Я хотела притащить одну, но её по дороге разорвало.
— Кто разорвал? — спросила Роми.
— Не кто, а что. Внутреннее давление.
Девушка смотрела на богиню недоверчиво: опять морочит голову?
Нэрренират вздохнула:
— В естественных условиях на них давит сверху громадная масса воды. Противодействие — высокое давление внутри тела. Когда противодействие исчезает, внутреннее давление ничем не уравновешено и тело взрывается.
Это было малопонятно и страшно. Роми не стала спрашивать дальше.
— А что такое точка замерзания, великая? — почтительно поинтересовался Лаймо.
— Температура, при которой вода превращается в лёд. Хоть это-то вы знаете?
— Да, великая. Как в храмах у Мегэса. — Он поёжился.
— Этот Мегэс с его замороженными трупами — законченный… — великая богиня Нэрренират начистоту выложила, что она думает о великом боге Мегэсе. — Сам он называет всю эту херню эстетикой ледяного безмолвия, а на самом деле у него с телами проблема. Доигрался, ублюдок.
— Какая у него проблема? — осведомился Шертон, присев на свёрнутый влажный трап. К Мегэсу он относился плохо, как и многие панадарцы.
— Он не может создавать себе тела, — охотно объяснила Нэрренират. — Я не в курсе, догадались ли уже об этом ваши… теологи… Забраться в ледяного истукана в храме и оттуда что-нибудь вещать жрецам или явиться в виде туманного призрака — это для него потолок. Мегэс деградирует. Скоро он перестанет быть великим богом.
— Скоро — это когда? — Лаймо так обрадовался хорошей новости, что даже о почтительности забыл.
— Думаю, через несколько десятков тысячелетий он будет готов.
Лицо Роми расстроенно вытянулось:
— Да разве это скоро?!
— Это совсем небольшой срок. Ну вот, насчёт Мегэса… Трепаться он может о чем угодно, хоть об эстетике ледяного безмолвия, хоть об эстетике ледяного дерьма, но на самом деле тела принесённых в жертву нужны ему для экспериментов. Он их на церемонии замораживает, а потом, без свидетелей, размораживает, чтобы вселяться в них. Наверное, вы слыхали рассказы о том, что людей, принесённых в жертву Мегэсу, иногда видели живыми в Нижнем Городе и в других местах? Это не они, а сам Мегэс. Учтите, за пределами Облачного мира об этом болтать не стоит, он наверняка захочет отомстить тем, кто знает его тайну. По нашим меркам, это постыдная тайна.
— Почему? — спросил Бирвот.
— Для нас, богов, способность создавать тела — важный показатель могущества. Мегэс этого больше не может. Ицналуан, к примеру, может, но я подозреваю, что его несуразные творения без божественной поддержки долго не протянут. Попади он сюда, он на третий-четвёртый день издохнет, и не от голода, как это чуть не случилось со мной, а потому, что жизненно важные органы откажут. Зато мои тела вполне жизнеспособны, они отлично функционируют без всякой внешней энергоподпитки.
— Значит, ты сильнее Мегэса? — насторожилась Роми.
— Да. Я намного сильнее Мегэса.
— Тогда почему ты не вышвырнешь его из Панадара, чтоб он никого больше не замораживал?
— А ты слыхала о Законе Равновесия? Другие боги вряд ли позволят мне вышвырнуть Мегэса. Да и кое-кто из смертных не обрадуется… Не делай такие большие глаза, Роми. Разве ты не знаешь, что бизнес-круги Панадара, и в том числе твой клан До-Энселе, заинтересованы в морозильных установках Мегэса и ведут с ним дела?
Роми растерялась. Были вещи, в которые ей очень не хотелось вникать, о которых люди по общему согласию умалчивают… Но Нэрренират не человек, для неё закрытых тем не существует.
— Да, — признала наконец Роми. — Это так… И это плохо. Но разве какой-нибудь другой бог, кроме Мегэса, не сможет создавать и заставлять работать морозильные установки? Например, ты?
— У нас раздел на сферы влияния. Никто не лезет в мою транспортную монополию — я не лезу в чужой бизнёс. Раньше было не так, и мы постоянно дрались.
— Те древние войны между богами, о которых написано в книгах?
— Да. Множество миров погибло — миров, вы не ослышались! — и в конце концов мы заключили договор. Я соблюдаю его условия, живу сама и даю жить другим. А что касается недоумка Мегэса… Раз в год он убивает одного человека, чтобы заполучить новое тело. Я знаю множество смертных, которые поступают с себе подобными куда хуже. И не раз в год, а гораздо чаще.
Роми молча встала и, пнув носком ботинка свёрнутый канат, пошла на нос. Кто это сказал, что каждый народ достоин своего правительства? Перефразировав, можно добавить, что люди достойны своих богов. Или нельзя?.. Она размышляла над этим, вглядываясь в туманный зыбкий простор, пока её не позвали есть уху.
А несколько дней спустя, выбравшись ночью на палубу, озарённую масляными фонарями, она случайно подслушала очень странный разговор Бирвота и Нэрренират.
Она не собиралась подслушивать. В каюте было душно, Роми вылезла из гамака, на ощупь нашла лесенку, поднялась наверх. Слабый свет фонарей немного отодвигал ватную тьму, по палубе мерно скользили туда-сюда чёрные тени. Воды не видно. За бортом, на некотором расстоянии от судна, что-то бледно мерцало. Рыбы или медузы? Морская нежить? Держась за поручень, Роми полной грудью вдыхала густой солоноватый воздух.
С кормы доносились голоса.
— …Прошли миллиарды лет, и все-таки я тебя узнала! Не сразу, но ведь в Облачном мире мои способности сильно урезаны. Неужели ты совсем ничего не помнишь?
Говорила Нэрренират, однако в первый момент Роми засомневалась: эти грустные, нежные интонации не имели ничего общего с её обычной манерой выражаться.
— Ничего, — ответил Бирвот. — Возможно ли, чтобы я, смертный человек, в каком-то из своих прежних существований был другом божества?
— Создатель, ну что за чушь ты городишь… — вздохнула богиня.
Вот это больше на неё похоже!
— Как меня звали в той жизни? Имя — это ориентир.
— У нас тогда ещё не было звуковых имён. А помнишь одиннадцатимерный куб, который выворачивался наизнанку и обратно, так что его грани непрерывно менялись местами? Это было так весело!
— Одиннадцатимерный куб? — переспросил маг. Его голос выдавал растерянность. — Чтоб ещё и выворачивался? Надо же такое придумать…
— Да ведь ты сам его и придумал! Значит, ты действительно все забыл… Вот уж не думала, что когда-нибудь найду тебя в таком состоянии.
— Иногда мне снятся непонятные сны. Яркий свет, вихри энергии, скольжение в необъятном пространстве… Когда мы покинем Облачный мир, не сможешь ли ты воскресить мою память?
— Я смогу показать тебе картинки о прошлом, но это будут всего лишь мои картинки, а не твои воспоминания. Улавливаешь разницу?
Роми села на скрипнувшую ступеньку. По щекам текли слезы. Наверное, двое на корме услыхали скрип, потому что сразу замолчали. Слова Нэрренират и мага что-то в ней разбередили, и она плакала, содрогаясь от беззвучных рыданий, вцепившись зубами в собственный рукав, чтоб никого не разбудить. Потом, немного успокоившись, тихо спустилась в каюту, забралась в гамак и долго не могла уснуть. Вернулся Бирвот. Скорее всего, он понял, что она слышала разговор, но ничего не сказал ей.
На пятый день после этого корабль изменил курс и на всех парусах помчался к берегу направо-от-зноя (или, в другом варианте, налево-от-холода), уходя от погони. Произошла катастрофа.
Эта самая катастрофа давно уже назревала. Резвясь в море, Нэрренират, с обычной для великих богов бесцеремонностью, заглядывала во все потайные дыры подводного царства, донимала всех встречных тварей и в конце концов нарвалась. Пусть на неё не действовала магия, пусть бронированная шкура спасала её от зубов, шипов и когтей — был ещё один момент, которого богиня не учла: среди обитателей морских глубин встречаются большие создания. Очень большие.
Вопль вахтенного заставил Роми и Лаймо, занимавшихся фехтованием под присмотром Шертона, застыть на месте, самого Шертона — рефлекторно напрячься, мага — выскочить из каюты, чуть не подвернув ногу на лесенке, а кока и Паселея, помогавшего ему на камбузе, рассыпать картошку.
Все бросились к левому борту. Над грифельно-тёмной, слегка вспененной водой медленно поднималась, заслоняя горизонт, огромная полусфера — лоснящаяся, переливчато-серая, с блеклыми розоватыми пятнами, поросшая редкими пучками шевелящихся нитей. Там, где её неровный бугристый контур граничил с облачным фоном, эти червеобразные отростки казались почти чёрными, ниже — ярко-синими. Каждый из них должен быть потолще корабельного каната, определил Шертон, сделав поправку на расстояние.
Нэрренират плыла к судну стремительными рывками, то выныривая, то вновь погружаясь. Было очень похоже на то, что она удирает.
Капитан, срывая голос, отдавал команды, судно начало разворачиваться кормой к куполу.
— Мы должны задержаться и подобрать её, — шепнул Шертон магу.
Тот вытащил полупрозрачный камень с желобками и произнёс заклинание. Несмотря на усилия матросов, двухмачтовик замер.
— Что вы делаете, дурачьё?! — Капитан, маленький кривоногий человек с приплюснутым носом, скатился с мостика, по дороге выхватив из ножен кинжал. — Мы же погибнем! Освободи “Иполу”, колдун!
— Если ты убьёшь мага, “Ипола” точно не двинется с места, — заметил Шертон, прежде чем выбить нож. Потом повернулся к Роми и Лаймо, до сих пор не успевшим опомниться, и рявкнул: — Трап!
Спохватившись, они кинулись за трапом. Нэрренират как раз подплывала к корме. Как только она перевалилась через борт, Бирвот снял заклятье. Наградив их с Шертоном злым взглядом, капитан побежал на мостик, матерясь и выкрикивая распоряжения. Шертон и маг направились на корму.
— Это что такое? — Шертон кивнул на живой купол.
— Не знаю, — буркнул Бирвот. Он щурился и рылся в карманах, наконец повернулся и бросился в каюту, предупредив: — Я скоро вернусь.
Купол все продолжал расти, заслоняя небо и горизонт. Шертон разглядел на его поверхности глаза, расположенные вразброс — желтоватые овалы с кровавыми прожилками и чёрными буравчиками-зрачками. А длинные извивающиеся отростки группировались вокруг влажных отверстий, которые то открывались, то закрывались.
— Я так и не выяснила, живая это тварь или нежить, — отдышавшись, сказала Нэрренират. — Хотела оторвать один усик на пробу, для дальнейших исследований, а это е…ще за мной погналось.
— Значит, неприятности у нас из-за тебя, — сухо подытожил Шертон. — Спасибо.
— Не будь занудой, — огрызнулась богиня. — Получать новые знания — это же такая роскошь! Наконец-то я столкнулась с тем, чего совсем не знаю. Разве можно упустить такой шанс?
— Твоё е…ще запросто потопит судно. Мы все можем погибнуть.
Не ответив, Нэрренират с сожалением вздохнула, глядя на неторопливо надвигающегося обитателя бездны. Скорее всего, сожалела она о том, что не удалось продолжить исследования.
Прибежал Бирвот с какими-то склянками и шёлковыми пакетиками. Вялые серые паруса наполнились магическим ветром, “Ипола” рванулась вперёд. Потом маг смешал порошки из двух склянок и трех пакетиков, вытряхнул все это за борт, и позади сгустился молочный туман, поглотивший живую полусферу. После двухчасовой гонки направо-от-зноя возникла линия берега. Корабли в Облачном мире на большое расстояние от суши не удалялись из-за проблем с ориентирами — здесь не было звёзд, а магические навигационные приборы, вроде железной рыбки Бирвота, годились лишь для приблизительной прокладки курса.
С раздумьем поглядев на стену тумана, капитан приказал поворачивать к зною, но оказалось, радоваться рано: вскоре из тумана выдвинулся округлый остров, увенчанный пучками тёмных змеящихся побегов. Капитан и Нэрренират выругались одновременно.
Пришлось пристать к берегу, изрезанному глубокими бухтами — в одной из них и нашла пристанище “Ипола”. Тварь из бездны маячила на горизонте, но не приближалась: видимо, ей было затруднительно шлёпать по мелководью. Зато она настроилась на ожидание до победного конца.
За причинённые неудобства Шертон расплатился с капитаном панадарским золотом, и теперь тот испытывал двоякое чувство: с одной стороны, если морское чудище не уберётся восвояси, “Иполу” придётся бросить, с другой — он заработал на своих пассажирах больше, чем рассчитывал, сорвал солидный куш и вполне может купить новое судно. О том, чтоб ограбить путешественников, он даже не помышлял: связываться с бойцом вроде Шертона, и впридачу с магом, — дураков поищите.
Когда и подводу и машину с помощью отними-тяжести переправили на берег, Бирвот снял с членов команды заклятье, заставляющее их видеть в Нэрренират собаку. Моряки ошеломлённо уставились на здоровенного зверя, одетого в блестящую чёрную чешую. Все онемели: только что на песчаном берегу сидела корабельная собака — и вдруг вместо неё вот такая напасть… Боцман первым додумался до правдоподобного объяснения:
— Оно слопало нашу псину!
Люди и богиня услыхали выкрик, долетевший с палубы.
— У смертных скудная фантазия, — хмыкнула Нэрренират, просовывая голову в хомут.
Подвода покатила параллельно берегу, приминая колёсами толстые хрусткие стебли, окутанные прозрачным пухом. Бухту с “Иполой” вскоре заслонили холмы, густо обросшие такими же стеблями. Порой в просветах виднелось море и настырная тварь из бездны, похожая на восходящую серую луну на фоне облачного неба. С другой стороны тоже поднимались холмы, за ними — неяркий жёлто-зелёный лес.
Паселей, не выдерживавший долгой быстрой ходьбы, примостился на подводе рядом с машиной, остальные шагали пешком.
— Как вы там, не отстаёте? — осведомилась Нэрренират. — Опять запрягли, чтоб … того, кто выдумал Облачный мир!
— Не надо кого попало за усы дёргать! — не осталась в долгу Роми.
— Ты не понимаешь. Найти что-то непознанное, что можно изучать, — это же такое изумительное приключение! Ради этого стоит рискнуть. Для тебя, теряющей память, непознанного полным-полно, а я знаю все о доступных мирах и их обитателях. Только здесь я наткнулась на нечто неизвестное…
— Мы должны спешить, — вмешался Шертон. — Врата-выход нестабильны.
— Увы… — богиня вздохнула.
Бегом догнав её, Роми зашагала рядом:
— Нэрренират, мы ведь спасли тебе жизнь, правда?
— Может быть, да, а может, и нет. Не будь этот… переросток таким громадным, я бы его одолела.
— Но он был громадный, а мы все равно дождались тебя, хотя могли погибнуть. Ты нам немного обязана. Пожалуйста, скажи, кто такой Создатель Миров?
Богиня некоторое время молчала, косясь на неё лиловым глазом, потом обронила:
— Так ведь ты и сама это знаешь, — и после паузы добавила, с явным удовольствием: — Но не помнишь.
Роми остановилась, стиснув кулаки в бессильном гневе. Ругаться, как Нэрренират, нехорошо, а то бы она выругалась.
Глава 8
В этих тёплых, влажных краях туман никогда не рассеивался полностью. Он то сгущался, поглощая леса, холмы, плантации, заболоченные низины и заросли чёрного тростника, то редел, приоткрывая перспективу, но не исчезал. Хорошо ещё, вдоль побережья Рыжего моря тянулась дорога — старый торговый путь, связывающий друг с другом города и деревни. Двигайся по ней — и не заблудишься.
Местные жители рассказывали, что направо-от-зноя, в глубине материка, людских поселений нет. Там простираются сплошные болота и живут дикари-оборотни, даже внешне мало похожие на людей, а уж обычаи у них и вовсе странные. Какие твари там водятся, и сказать-то страшно, да помилуют нас боги… Нэрренират с откровенной тоской вздыхала, поглядывая в ту сторону. Если б не риск, что врата-выход на неопределённо долгое время закроются (так утверждал Шертон, и остальные ему поддакивали), она бы не устояла перед искушением отправиться в экспедицию. В одиночку, если никто не захочет составить компанию. Но погибнуть здесь, утратить память и вновь родиться смертной… Слишком высокая цена за любопытство.
Шертон подумал, что после возвращения домой Облачный мир так и останется для великой богини Нэрренират вечным вызовом и вечной приманкой. Вдруг она когда-нибудь в будущем рискнёт и опять сюда сунется — уже по собственной воле, ради непознанного? Узнав её получше, он не отвергал такой возможности.
В городах, через которые они проезжали, им не раз предлагали “продать вот это животное”. Находчивый Лаймо сочинил целую историю, в которой присутствовали злой рок, колдовство, древнее блуждающее проклятье и данный в храме обет, призванную объяснить, почему “это животное” нельзя ни продавать, ни дарить.
В одном поселении с закрученными, как раковина улитки, слепыми глинобитными улицами представитель местной знати изъявил желание купить Роми.
— Что вы, уважаемый, эта девушка — принцес… — начал Лаймо.
Не слушая, покупатель сделал попытку потрепать её по щеке. Роми наотмашь треснула его по физиономии металлическим браслетом, охватывающим правое запястье, показала Знак на левой руке и гордо заявила:
— Я жрица богини! — однако этого ей показалось мало, и она процедила сквозь зубы, подражая Нэрренират: — Ублюдок…
Аристократ смертельно обиделся — не столько из-за сломанной челюсти, сколько за “ублюдка”. Кровное оскорбление! Из поселения они убрались после небольшой заварушки. Для Роми это была первая настоящая драка, для Лаймо — вторая (считая ту стычку в Нижнем Городе, когда его хотели принести в жертву). Благодаря участию Шер-тона, мага и богини длилась она недолго.
— Что ж, я хоть посмотрел на вас в деле, — заметил Шер-тон, когда городок-улитка исчез в тумане. — Неплохо…
Приотстав, Роми и Лаймо переглянулись. Похвала учителя обоих заставила просиять.
— Эй, а ты действительно хочешь стать моей жрицей? — окликнула Нэрренират.
— Нет! — Ударив гувла пятками по бокам, Роми поравнялась с ней и объяснила: — Я сказала это, чтоб избежать конфликта.
Лаймо почему-то хихикнул.
Шертон и Роми все чаще ехали рядом, отстав от остальных, и что-нибудь рассказывали друг другу о себе или просто говорили о чем угодно. Оба отчаянно хотели сближения, но Шертон не желал пользоваться своими преимуществами лидера группы (это у него был своего рода пунктик, чрезвычайно для него важный), а Роми боялась проявить навязчивость. Они делали маленькие шажки навстречу и были готовы отступить, если с другой стороны промелькнёт хотя бы намёк на протест.
Однажды на вечерней стоянке Шертон отошёл к морю, тёмному, шепчущему, затуманенному, лишь местами отблескивающему отражённым облачным светом. Разожжённый у дороги костёр виднелся позади размытым оранжевым пятном. Обогнув его, большая тень приблизилась к Шертону, остановилась рядом.
— У меня к тебе деловое предложение, Шертон, — Нэрренират говорила хрипло и тихо. — Уступи мне Роми. Что ты хочешь взамен?
— Роми не может быть предметом сделки.
— Ты не бизнесмен, Шертон, сразу видно. Кто угодно может быть предметом сделки. Назови цену.
— А её мнение тебя не интересует?
— Это мы уладим. — Богиня уселась на песок, по-кошачьи обернув длинный гибкий хвост вокруг лап. — Она одинока. Сейчас она тянется к тебе, но если ты от Неё откажешься, она будет рада моему вниманию.
— Я подозреваю, нет смысла объяснять тебе, насколько непорядочно твоё предложение?
— Да брось… Что тут непорядочного, если все останутся довольны? Ты уверен, что Роми тебе нужна? Ты ведь даже оценить её по-настоящему не способен.
— Представь себе, я её оценил, — буркнул Шертон.
— Как смертный. Вы, смертные, видите лишь то, что лежит на поверхности. Будь у неё другая внешность, ты бы на неё внимания не обратил.
— А что видишь ты? — несмотря на вспышку злости, он заинтересовался.
— Она очень красива. Я имею в виду не только тело. Для меня не проблема создать точную копию её тела или даже улучшенную копию. Роми — на редкость эстетичное бестелесное существо, я давно таких не встречала. И я хочу получить её! Давай договоримся, выдвигай условия.
— Извини, не выйдет.
Нэрренират безмолвно смотрела на него, шевеля кончиком хвоста. Облачный свод все ещё слабо светился, и Шертон отчётливо видел её сумрачные глаза с кошачьими зрачками.
— Уж не собираешься ли ты нарушить договор, который мы заключили в Суаме?
— Не собираюсь, не бойся. Шертон, четыре рождения назад ты был моим любовником и утверждал, что тебе для меня ничего не жалко, а теперь не хочешь отдать мне девчонку! Впрочем, я давно уже убедилась, что нет смысла напоминать о таких вещах теряющим память…
— Я — твоим любовником?.. — От такого признания он слегка опешил. — Неужели меня принесли тебе в жертву?
— Нет. У нас был самый настоящий флирт, словно мы оба люди. Ты и в тот раз был таким же бродягой и героем-одиночкой, как сейчас. И отказался принять моё покровительство, потому что хотел сохранить независимость. Но ты действительно любил меня… — Она вздохнула: — Я не стала бы вредить тебе, даже если б не была связана клятвой.
Шертон не мог воспринимать сидящее напротив существо как женщину, в которую он когда-то был влюблён. Пусть даже четыре рождения назад. Это казалось ему невозможным, нереальным.
— Ну вот, я же говорила, что смертные неспособны видеть дальше оболочки, — констатировала Нэрренират. — Интересно, что ты почувствуешь, когда увидишь меня в человеческом облике? Вообще-то, это тело тоже по-своему красиво, но для секса оно не предназначено.
— От чего зависит ваш пол? Почему ты богиня, а не бог?
— Потому что когда-то я так решила. А что, мне нравится… Подумай о моем предложении насчёт Роми, время есть.
— Она сама выберет.
— Она выберет тебя, ты человек. Богов она не любит, из-за того что Цохарр убил её родителей. Но если она останется в одиночестве, у неё не будет выбора… Шертон, ты ведь не сможешь защитить её от Ицналуана, а я смогу. Поверь, для неё так будет лучше.
Нэрренират все-таки нащупала болевую точку: Шертон привык к постоянному риску, но за Роми боялся. Да, он не был уверен, что сумеет защитить её при любых обстоятельствах.
— Титус тоже хотел сделать как лучше, — проворчал он, пожав плечами.
— Ага, вот и проболтался! Значит, ты встречался с ним в Суаме и предупредил? То-то я не нашла его…
— О тебе я ему не говорил.
— Да знаю я эти словесные уловки! Ничего, он и без меня плохо кончит. Такие, как он, всегда кончают в дерьме.
Поднявшись, богиня прошествовала мимо него к морю, шумно бултыхнулась в тёплую фосфоресцирующую воду. А Шертон вернулся к костру. Роми что-то говорила остальным, оживлённо улыбаясь, и он, глядя на неё, вновь ощутил укол сомнения: вправе ли он втягивать её в свою неустроенную жизнь?
Редкие скалы слева от дороги превратились в сплошной опутанный лианами массив, и море исчезло за ними, словно его и не было вовсе. Расстелив на земле старую потрёпанную карту, нарисованную чёрной тушью на бледно-жёлтом шёлке, Бирвот сказал, что Лойзираф уже близко. Нужно только незаметно проскользнуть мимо Чадны, пиратского княжества. Шертон с облегчением отметил, что в срок они укладываются: по его расчётам, в Панадаре сейчас только-только начался месяц Поющего Кота. Точную дату, находясь в другом мире, определить невозможно, однако запас времени есть.
Тёплый туман уплотнился, обрёл неестественную липкость и почти не рассеивался. Иногда из его гущи доносились странные неотчётливые звуки. Слева все тянулась скальная стена, покрытая капельками влаги, твёрдая и неровная, успокаивающе-реальная, зато справа находилось непонятно что. Нэрренират пребывала в дурном настроении и мерзко ругалась: ей пришлось сесть на диету, поскольку деревни, где можно купить мясо или рыбу, попадались все реже, а охотиться на болотах в сплошном тумане — самоубийственное занятие. Да и неизвестно, можно ли там поймать что-нибудь съедобное.
Когда подворачивался шанс, Шертон покупал для неё провизию не торгуясь, но аппетит у неё был зверский, и она жаловалась, что постоянно голодает. Лаймо нервничал и старался держаться от неё подальше.
Каждую придорожную деревню, вместе с плантациями и пастбищами, окружал частокол, оплетённый высушенными лианами. На шестах висели обереги: гирлянды деревянных фигурок и туго набитые матерчатые мешочки. Крестьяне, бледные худые люди с нашитыми на одежду бубенчиками (это позволяло им находить друг друга в тумане), рассказывали, что изгородь то и дело приходится чинить, потому что с болот по ночам “лезет всякое”. Они не удивлялись, увидав запряжённого в подводу чёрного зверя: весь мир, кроме своей хорошо знакомой деревни, для них тонул в тумане, вечном, все прячущем, и люди привыкли к мысли, что туман способен породить что угодно. Раз что-то появилось — значит, оно существует и ещё какое-то время будет существовать, а потом уйдёт с глаз долой, растворится в окружающем родную деревню мороке.
Местные жители рассказывали, что направо-от-зноя, в глубине материка, людских поселений нет. Там простираются сплошные болота и живут дикари-оборотни, даже внешне мало похожие на людей, а уж обычаи у них и вовсе странные. Какие твари там водятся, и сказать-то страшно, да помилуют нас боги… Нэрренират с откровенной тоской вздыхала, поглядывая в ту сторону. Если б не риск, что врата-выход на неопределённо долгое время закроются (так утверждал Шертон, и остальные ему поддакивали), она бы не устояла перед искушением отправиться в экспедицию. В одиночку, если никто не захочет составить компанию. Но погибнуть здесь, утратить память и вновь родиться смертной… Слишком высокая цена за любопытство.
Шертон подумал, что после возвращения домой Облачный мир так и останется для великой богини Нэрренират вечным вызовом и вечной приманкой. Вдруг она когда-нибудь в будущем рискнёт и опять сюда сунется — уже по собственной воле, ради непознанного? Узнав её получше, он не отвергал такой возможности.
В городах, через которые они проезжали, им не раз предлагали “продать вот это животное”. Находчивый Лаймо сочинил целую историю, в которой присутствовали злой рок, колдовство, древнее блуждающее проклятье и данный в храме обет, призванную объяснить, почему “это животное” нельзя ни продавать, ни дарить.
В одном поселении с закрученными, как раковина улитки, слепыми глинобитными улицами представитель местной знати изъявил желание купить Роми.
— Что вы, уважаемый, эта девушка — принцес… — начал Лаймо.
Не слушая, покупатель сделал попытку потрепать её по щеке. Роми наотмашь треснула его по физиономии металлическим браслетом, охватывающим правое запястье, показала Знак на левой руке и гордо заявила:
— Я жрица богини! — однако этого ей показалось мало, и она процедила сквозь зубы, подражая Нэрренират: — Ублюдок…
Аристократ смертельно обиделся — не столько из-за сломанной челюсти, сколько за “ублюдка”. Кровное оскорбление! Из поселения они убрались после небольшой заварушки. Для Роми это была первая настоящая драка, для Лаймо — вторая (считая ту стычку в Нижнем Городе, когда его хотели принести в жертву). Благодаря участию Шер-тона, мага и богини длилась она недолго.
— Что ж, я хоть посмотрел на вас в деле, — заметил Шер-тон, когда городок-улитка исчез в тумане. — Неплохо…
Приотстав, Роми и Лаймо переглянулись. Похвала учителя обоих заставила просиять.
— Эй, а ты действительно хочешь стать моей жрицей? — окликнула Нэрренират.
— Нет! — Ударив гувла пятками по бокам, Роми поравнялась с ней и объяснила: — Я сказала это, чтоб избежать конфликта.
Лаймо почему-то хихикнул.
Шертон и Роми все чаще ехали рядом, отстав от остальных, и что-нибудь рассказывали друг другу о себе или просто говорили о чем угодно. Оба отчаянно хотели сближения, но Шертон не желал пользоваться своими преимуществами лидера группы (это у него был своего рода пунктик, чрезвычайно для него важный), а Роми боялась проявить навязчивость. Они делали маленькие шажки навстречу и были готовы отступить, если с другой стороны промелькнёт хотя бы намёк на протест.
Однажды на вечерней стоянке Шертон отошёл к морю, тёмному, шепчущему, затуманенному, лишь местами отблескивающему отражённым облачным светом. Разожжённый у дороги костёр виднелся позади размытым оранжевым пятном. Обогнув его, большая тень приблизилась к Шертону, остановилась рядом.
— У меня к тебе деловое предложение, Шертон, — Нэрренират говорила хрипло и тихо. — Уступи мне Роми. Что ты хочешь взамен?
— Роми не может быть предметом сделки.
— Ты не бизнесмен, Шертон, сразу видно. Кто угодно может быть предметом сделки. Назови цену.
— А её мнение тебя не интересует?
— Это мы уладим. — Богиня уселась на песок, по-кошачьи обернув длинный гибкий хвост вокруг лап. — Она одинока. Сейчас она тянется к тебе, но если ты от Неё откажешься, она будет рада моему вниманию.
— Я подозреваю, нет смысла объяснять тебе, насколько непорядочно твоё предложение?
— Да брось… Что тут непорядочного, если все останутся довольны? Ты уверен, что Роми тебе нужна? Ты ведь даже оценить её по-настоящему не способен.
— Представь себе, я её оценил, — буркнул Шертон.
— Как смертный. Вы, смертные, видите лишь то, что лежит на поверхности. Будь у неё другая внешность, ты бы на неё внимания не обратил.
— А что видишь ты? — несмотря на вспышку злости, он заинтересовался.
— Она очень красива. Я имею в виду не только тело. Для меня не проблема создать точную копию её тела или даже улучшенную копию. Роми — на редкость эстетичное бестелесное существо, я давно таких не встречала. И я хочу получить её! Давай договоримся, выдвигай условия.
— Извини, не выйдет.
Нэрренират безмолвно смотрела на него, шевеля кончиком хвоста. Облачный свод все ещё слабо светился, и Шертон отчётливо видел её сумрачные глаза с кошачьими зрачками.
— Уж не собираешься ли ты нарушить договор, который мы заключили в Суаме?
— Не собираюсь, не бойся. Шертон, четыре рождения назад ты был моим любовником и утверждал, что тебе для меня ничего не жалко, а теперь не хочешь отдать мне девчонку! Впрочем, я давно уже убедилась, что нет смысла напоминать о таких вещах теряющим память…
— Я — твоим любовником?.. — От такого признания он слегка опешил. — Неужели меня принесли тебе в жертву?
— Нет. У нас был самый настоящий флирт, словно мы оба люди. Ты и в тот раз был таким же бродягой и героем-одиночкой, как сейчас. И отказался принять моё покровительство, потому что хотел сохранить независимость. Но ты действительно любил меня… — Она вздохнула: — Я не стала бы вредить тебе, даже если б не была связана клятвой.
Шертон не мог воспринимать сидящее напротив существо как женщину, в которую он когда-то был влюблён. Пусть даже четыре рождения назад. Это казалось ему невозможным, нереальным.
— Ну вот, я же говорила, что смертные неспособны видеть дальше оболочки, — констатировала Нэрренират. — Интересно, что ты почувствуешь, когда увидишь меня в человеческом облике? Вообще-то, это тело тоже по-своему красиво, но для секса оно не предназначено.
— От чего зависит ваш пол? Почему ты богиня, а не бог?
— Потому что когда-то я так решила. А что, мне нравится… Подумай о моем предложении насчёт Роми, время есть.
— Она сама выберет.
— Она выберет тебя, ты человек. Богов она не любит, из-за того что Цохарр убил её родителей. Но если она останется в одиночестве, у неё не будет выбора… Шертон, ты ведь не сможешь защитить её от Ицналуана, а я смогу. Поверь, для неё так будет лучше.
Нэрренират все-таки нащупала болевую точку: Шертон привык к постоянному риску, но за Роми боялся. Да, он не был уверен, что сумеет защитить её при любых обстоятельствах.
— Титус тоже хотел сделать как лучше, — проворчал он, пожав плечами.
— Ага, вот и проболтался! Значит, ты встречался с ним в Суаме и предупредил? То-то я не нашла его…
— О тебе я ему не говорил.
— Да знаю я эти словесные уловки! Ничего, он и без меня плохо кончит. Такие, как он, всегда кончают в дерьме.
Поднявшись, богиня прошествовала мимо него к морю, шумно бултыхнулась в тёплую фосфоресцирующую воду. А Шертон вернулся к костру. Роми что-то говорила остальным, оживлённо улыбаясь, и он, глядя на неё, вновь ощутил укол сомнения: вправе ли он втягивать её в свою неустроенную жизнь?
Редкие скалы слева от дороги превратились в сплошной опутанный лианами массив, и море исчезло за ними, словно его и не было вовсе. Расстелив на земле старую потрёпанную карту, нарисованную чёрной тушью на бледно-жёлтом шёлке, Бирвот сказал, что Лойзираф уже близко. Нужно только незаметно проскользнуть мимо Чадны, пиратского княжества. Шертон с облегчением отметил, что в срок они укладываются: по его расчётам, в Панадаре сейчас только-только начался месяц Поющего Кота. Точную дату, находясь в другом мире, определить невозможно, однако запас времени есть.
Тёплый туман уплотнился, обрёл неестественную липкость и почти не рассеивался. Иногда из его гущи доносились странные неотчётливые звуки. Слева все тянулась скальная стена, покрытая капельками влаги, твёрдая и неровная, успокаивающе-реальная, зато справа находилось непонятно что. Нэрренират пребывала в дурном настроении и мерзко ругалась: ей пришлось сесть на диету, поскольку деревни, где можно купить мясо или рыбу, попадались все реже, а охотиться на болотах в сплошном тумане — самоубийственное занятие. Да и неизвестно, можно ли там поймать что-нибудь съедобное.
Когда подворачивался шанс, Шертон покупал для неё провизию не торгуясь, но аппетит у неё был зверский, и она жаловалась, что постоянно голодает. Лаймо нервничал и старался держаться от неё подальше.
Каждую придорожную деревню, вместе с плантациями и пастбищами, окружал частокол, оплетённый высушенными лианами. На шестах висели обереги: гирлянды деревянных фигурок и туго набитые матерчатые мешочки. Крестьяне, бледные худые люди с нашитыми на одежду бубенчиками (это позволяло им находить друг друга в тумане), рассказывали, что изгородь то и дело приходится чинить, потому что с болот по ночам “лезет всякое”. Они не удивлялись, увидав запряжённого в подводу чёрного зверя: весь мир, кроме своей хорошо знакомой деревни, для них тонул в тумане, вечном, все прячущем, и люди привыкли к мысли, что туман способен породить что угодно. Раз что-то появилось — значит, оно существует и ещё какое-то время будет существовать, а потом уйдёт с глаз долой, растворится в окружающем родную деревню мороке.