Страница:
— Уроды… — прошептала Сибрела, усевшись на койку. — Все они уроды, так и наплевала бы им в морды! Этот мудяра Клазиний сказал, что, если ты и завтра не придёшь, у тебя будут неприятности.
— Я не приду.
Успокоившись, Роми тоже села. Эта проблема, при всей своей паршивости, против первой проблемы — сущая мелочь. Главное, что её до сих пор не разоблачили! Она ещё придумает, как отделаться от Клазиния и его дружков. Уж если она сумела разобраться с первой проблемой… Правда, после этого к ней пристала репутация наркоманки, но для университета сие не редкость: здесь то и дело кого-нибудь ловили на употреблении наркотиков, причём куда более опасных, чем кивчал.
— Лучше сходи, — посоветовала Сибрела. — Все ведь ходят… Это же традиция! Ну, ползаем там, орём… Зато на будущий год такого не будет. Ты дождёшься, что они против тебя заведутся. Они уже завелись. Почему ты не хочешь хоть немножко подыграть им?
— Я так решила.
Раньше Роми не знала о том, что в Императорском университете такие отношения между старшекурсниками и новичками. Если б знала, выбрала бы другую карьеру.
Выбор у неё был. Она выросла на Эзоаме, самом большом из островов Идонийского архипелага. В приюте, который госпожа Эрмоара, глава клана До-Энселе, устроила специально для осиротевших детей своего клана, чьи семьи погибли во время бешенства Цохарра. Были там приюты и для других сирот, но для маленьких До-Энселе — отдельный. Очень уютный, на берегу моря, с множеством игрушек и ласковыми нянями.
Несмотря на приятную обстановку, Роми никак не могла забыть ту ночь, когда дом её родителей был разрушен Цохарром. Ей тогда едва исполнилось пять лет. Она осталась в живых только потому, что забралась в шкаф, испугавшись завываний ветра. Этот старый шкаф был сделан на совесть, из хорошего крепкого дерева. Из-под завала её вытащили полуживую, на третьи сутки. И потом ей долго-долго не говорили, что мама и папа умерли… Когда Роми всё-таки узнала об этом, она возненавидела богов Панадара. Всех. Без исключения.
Госпожу Эрмоару дети видели редко. Целиком погруженная в дела, от которых зависело процветание клана, она во время посещений приюта держалась суховато, но приветливо, всем одинаково улыбалась, а вот имена иногда путала.
Когда дети подрастали, каждому предлагали на выбор работу в торговых структурах До-Энселе либо обучение за счёт клана в Императорском университете. Для девушек был ещё и третий вариант: небольшое приданое и брак с кем-нибудь из служащих До-Энселе. Роми выбрала учёбу, ей хотелось побольше узнать и посмотреть мир.
Теперь она жалела о своём выборе: её подвела неинформированность о пресловутых университетских традициях. А ещё она порой, почти не признаваясь в этом самой себе, сожалела о том, что так лихо и поспешно разделалась с первой проблемой… Ведь если б не это, её вторая проблема, в лице Клазиния, Фоймуса и других старшекурсников, сейчас бы гроша ломаного не стоила! Но что сделано, то сделано, идти на попятную поздно.
В келье стало ещё темнее. Сибрела съёжилась у себя на койке, с головой накрывшись одеялом: старшекурсники уже трижды вызывали её в заброшенный зал на шестом этаже, и каждый раз после этого она вначале делала вид, что ей всё нипочём, а потом подолгу лежала вот так, сжавшись в комок, не двигаясь.
Привстав на цыпочки, Роми достала с полки баночку с целебной мазью, закатала левый рукав и начала осторожными движениями втирать снадобье в кожу. Несмотря на эти процедуры, ожоги постоянно болели. Правда, боль была несильная, Роми к ней уже привыкла.
Глава 3
Глава 4
— Я не приду.
Успокоившись, Роми тоже села. Эта проблема, при всей своей паршивости, против первой проблемы — сущая мелочь. Главное, что её до сих пор не разоблачили! Она ещё придумает, как отделаться от Клазиния и его дружков. Уж если она сумела разобраться с первой проблемой… Правда, после этого к ней пристала репутация наркоманки, но для университета сие не редкость: здесь то и дело кого-нибудь ловили на употреблении наркотиков, причём куда более опасных, чем кивчал.
— Лучше сходи, — посоветовала Сибрела. — Все ведь ходят… Это же традиция! Ну, ползаем там, орём… Зато на будущий год такого не будет. Ты дождёшься, что они против тебя заведутся. Они уже завелись. Почему ты не хочешь хоть немножко подыграть им?
— Я так решила.
Раньше Роми не знала о том, что в Императорском университете такие отношения между старшекурсниками и новичками. Если б знала, выбрала бы другую карьеру.
Выбор у неё был. Она выросла на Эзоаме, самом большом из островов Идонийского архипелага. В приюте, который госпожа Эрмоара, глава клана До-Энселе, устроила специально для осиротевших детей своего клана, чьи семьи погибли во время бешенства Цохарра. Были там приюты и для других сирот, но для маленьких До-Энселе — отдельный. Очень уютный, на берегу моря, с множеством игрушек и ласковыми нянями.
Несмотря на приятную обстановку, Роми никак не могла забыть ту ночь, когда дом её родителей был разрушен Цохарром. Ей тогда едва исполнилось пять лет. Она осталась в живых только потому, что забралась в шкаф, испугавшись завываний ветра. Этот старый шкаф был сделан на совесть, из хорошего крепкого дерева. Из-под завала её вытащили полуживую, на третьи сутки. И потом ей долго-долго не говорили, что мама и папа умерли… Когда Роми всё-таки узнала об этом, она возненавидела богов Панадара. Всех. Без исключения.
Госпожу Эрмоару дети видели редко. Целиком погруженная в дела, от которых зависело процветание клана, она во время посещений приюта держалась суховато, но приветливо, всем одинаково улыбалась, а вот имена иногда путала.
Когда дети подрастали, каждому предлагали на выбор работу в торговых структурах До-Энселе либо обучение за счёт клана в Императорском университете. Для девушек был ещё и третий вариант: небольшое приданое и брак с кем-нибудь из служащих До-Энселе. Роми выбрала учёбу, ей хотелось побольше узнать и посмотреть мир.
Теперь она жалела о своём выборе: её подвела неинформированность о пресловутых университетских традициях. А ещё она порой, почти не признаваясь в этом самой себе, сожалела о том, что так лихо и поспешно разделалась с первой проблемой… Ведь если б не это, её вторая проблема, в лице Клазиния, Фоймуса и других старшекурсников, сейчас бы гроша ломаного не стоила! Но что сделано, то сделано, идти на попятную поздно.
В келье стало ещё темнее. Сибрела съёжилась у себя на койке, с головой накрывшись одеялом: старшекурсники уже трижды вызывали её в заброшенный зал на шестом этаже, и каждый раз после этого она вначале делала вид, что ей всё нипочём, а потом подолгу лежала вот так, сжавшись в комок, не двигаясь.
Привстав на цыпочки, Роми достала с полки баночку с целебной мазью, закатала левый рукав и начала осторожными движениями втирать снадобье в кожу. Несмотря на эти процедуры, ожоги постоянно болели. Правда, боль была несильная, Роми к ней уже привыкла.
Глава 3
Зильды, похожие на обезьян мелкие твари с длинными, как у зайцев, мохнатыми ушами, сидели на лепном карнизе кособокого дома с заколоченными ставнями. Они гримасничали и верещали, швыряя в прохожих огрызками фруктов. Один огрызок чуть не попал Титусу в глаз — афарий вовремя успел отклониться.
Спасаясь от плевков, он накинул капюшон и зашагал быстрее. Зильды обитали почти во всех известных людям мирах. Подобно крысам или бродячим собакам и кошкам, эти назойливые животные жили бок о бок с человеком, добывая себе пропитание на помойках. Титус их с детства недолюбливал: однажды зильд вырвал у него из рук недоеденную сладкую лепёшку, поданную сердобольной тётенькой.
Квартал Сонных Танцоров тонул в сумерках. Из сгущающейся лиловой мглы доносились звуки арфы, перезвон колокольчиков, хриплое пение, смех. Кто-то шуршал в кустарнике на задворках знакомой Титусу бани. Смутно белели выдвинутые вперёд колонны, мерцали освещённые окошки. Уличных фонарей тут не было. Двое юношей разбитного вида, вынырнувшие из темноты, заступили Титусу дорогу, но, разглядев рясу афария, так же проворно исчезли: афарии считались неплохими бойцами, и не без оснований.
Гостиница Бедолиуса находилась в длинном двухэтажном здании с побитыми статуями в нишах. Ставни плотно закрыты, на крыльце расположились охранники. Титус показал им перстень афария и назвал себя, его пропустили.
Внутри его встретил худощавый идониец средних лет, одетый как состоятельный торговец, но чем-то неуловимо похожий на жреца. Отрекомендовавшись секретарём госпожи До-Энселе, он пригласил Титуса следовать за собой.
В доме было темно и тихо, никакой суеты. Ни постояльцев, ни прислуги. В безмолвии они поднялись на второй этаж. Распахнув дверные створки с красно-жёлто-синими витражами, секретарь почти надвое переломился в поклоне и торжественно объявил:
— Госпожа, человек, которого вы ожидаете, прибыл!
Следом за ним Титус перешагнул через порог, тоже поклонился и зажмурился: в глаза ударил свет диковинного переливчатого светильника, установленного на столе.
— Я — Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага.
— Вы — Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага, — вслед за ней машинально повторил Титус, а потом спохватился: — Госпожа, я Равлий Титус, брат-исполнитель Ордена афариев. Меня прислал к вам Магистр.
Со светильником что-то сделали, его ослепительное сияние сменилось мягким мерцанием, и теперь Титус смог его рассмотреть: шар, сотканный из множества хрустальных соцветий, покоился на подставке из полированного мрамора. Эта эффектная магическая безделушка наверняка стоит не меньше миллиона барклей! Он перевёл взгляд на Эрмоару: лицо и причёска — точь-в-точь как на портрете. На ней было длинное платье из серого шёлка, затканное серебряными узорами. Она кивнула секретарю — тот вышел пятясь, прикрыл за собой дверь.
Стеснённо переминаясь с ноги на ногу, Титус припоминал наставления Магистра: женщина редкой культуры, интеллигентнейшее существо, разговаривая с ней, надо следить за своей речью, избегать некрасивых выражений… Помимо неприязни к богачам, он испытывал перед ними определённый трепет. Где-то в глубине его повзрослевшей души всё ещё жил тот маленький нищий заморыш, которого мать и дед таскали с собой в людные места просить милостыню.
— Вам здесь удобно, госпожа Эрмоара? — спросил он наконец, оглядывая комнату: обитые потёртым бархатом кресла, рассохшаяся деревянная мебель, исцарапанные фрески на стенах. Третьесортная роскошь Нижнего Города. Гостиница Бедолиуса — не из лучших. Оживлённый волшебным мерцанием полумрак скрадывал дешевизну обстановки, и всё же, встретить в таком месте знаменитую богачку… Титуса это обескураживало. На стене висела пустая бронзовая рама с завитками, под ней, на полу, сверкала груда осколков.
— Я арендовала всю эту развалину. — Эрмоара непринуждённо присела на край стола. — Для меня сейчас главное — конфиденциальность.
Всё-таки она не похожа на свой магический портрет, отметил Титус. Выражение лица другое: властное, раздражённо-нетерпеливое… Он не ошибся в своих подозрениях! Портрет, в угоду заказчице, приукрасили.
— Здесь вот зеркало разбито, — выдавив любезную, как просил Магистр, улыбку, он указал на осколки. — И никто почему-то не прибрал…
— Мне это зеркало не понравилось.
Титус растерянно сглотнул, но от уточняющих вопросов воздержался.
— Мне нужна исчерпывающая и правдивая информация о Романе До-Энселе, — заговорила Эрмоара. — Ваш Магистр написал, что пришлёт ко мне одного из лучших братьев-исполнителей. Ты действительно так хорош, как он утверждает?
— Мне хотелось бы надеяться…
— Только не вздумай водить меня за нос! Вот за это я тебе голову оторву. На всякий случай предупреждаю, чтоб между нами не вышло недоразумений.
Он опять сглотнул, потеребил рясу и заверил заказчицу:
— Госпожа, Орден афариев никого не водит за нос. Мы сообщаем нашим клиентам только истинные сведения.
— Потому я и обратилась к вам, а не куда-то ещё. Запомни, чтоб никакого дерьма. Я привыкла получать то, что хочу.
Он уже оправился от замешательства. Перед ним восседала на шатком гостиничном столе зажравшаяся богачка, непоколебимо уверенная в том, что за деньги можно купить весь мир. Глядя на неё, Титус испытывал облегчение (не придётся менять свои взгляды!) и горечь (наставник, при всей его наблюдательности, на сей раз выдал ошибочную оценку).
— Я тебе не нравлюсь? — проницательно ухмыльнулась женщина редкой культуры. — А мне плевать! Лишь бы ты сделал для меня эту работу. Заплачу, сколько скажешь, всё равно мне деньги девать некуда.
“Оно и видно”, — мысленно согласился Титус. Ему стало стыдно за Магистра: как же получилось, что этот мудрейший человек не разглядел истинную Эрмоару? Наверно, давняя юношеская влюблённость помешала ему сделать трезвые выводы. А кроме того, богачи, как говаривал дед, умеют пускать пыль в глаза, это у них в крови.
— Вы ничего не должны мне платить, — вымолвил он с достоинством. — Вы уже заплатили Ордену за расследование.
Повернувшись к двери, Эрмоара крикнула:
— Эй, что-нибудь выпить!
Створки со скрипом распахнулись, вошла женщина с подносом. Её тёмные волосы были заплетены в две дюжины косичек на медолийский манер, под платьем из мелкоячеистой золотой сетки просвечивала смуглая кожа. Невысокая и полногрудая, она двигалась с отточенной грацией храмовой танцовщицы. Приблизившись к Эрмоаре, сделала движение, словно собиралась опуститься на колени, но в последний момент передумала. На подносе стояли бутылки — не глиняные, а из дорогого гранёного стекла, прозрачного как слеза, и серебряные кубки древней работы.
— Можешь выпить, афарий.
Он вежливо поклонился. Интеллигентнейшее существо, пренебрегая кубками, схватило одну из бутылок и припало к горлышку.
Титус налил себе немного из другой бутылки — почему бы не воспользоваться приглашением? Нечто с банановым привкусом, жгуче-пряное… Пригубив, вернул кубок на поднос: вино крепкое, а на задании пить нельзя — это один из законов Ордена. Эрмоара тоже отставила бутылку, жестом отослала прислугу и предупредила:
— О том, что я здесь, не должна узнать ни одна задница. Сколько времени тебе понадобится на сбор информации?
— Вероятно, дня три-четыре..
— Хорошо, — злобный вздох сквозь сжатые зубы. — Через четыре дня придёшь сюда, в это же время. Меня интересует всё, любые детали. Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— Ты слишком молод. — Раздражение Эрмоары как будто усилилось. — Не вздумай приставать к Роми.
— К кому?
— К Роми. К Романе До-Энселе. Я тебя не для этого нанимаю.
— Госпожа Эрмоара, Орден афариев исповедует умеренность и воздержание, — холодно парировал Титус.
— Можно подумать, что вы, афарии, никогда не трахаетесь! — процедила невоспитанная богачка. — Ты её ещё не видел. Роми изумительно красива и грациозна! Кроме того, у неё редкий интересный характер, это возбуждает… Я подозреваю, что, когда ты её увидишь, ты скормишь своё хвалёное воздержание демонам из выгребной ямы. Лучше так не делай. Если ты нарушишь границы приличий, я завяжу тебя узлом и твою безмозглую голову тебе же в жопу засуну. Не в переносном смысле, а в буквальном. Роми не для тебя.
— Я не собираюсь отступать от правил нашего Ордена, — отрезал шокированный Титус.
Да, он всегда знал, что большие деньги развращают, что слишком богатые люди нередко ведут себя бесцеремонно… Однако этот говорящий мешок с деньгами превзошёл все его ожидания!
— Тогда проваливай, — велела Эрмоара. — Жду тебя с докладом через четыре дня.
Похожий на жреца секретарь проводил Титуса до выхода. Накинув капюшон, афарий быстрым шагом направился к лестницам Верхнего Города. Пока они разговаривали, стемнело, в небе серебрился большой рогатый месяц. Омах. Вторая луна, Сийис, висела низко над крышами, перечёркнутая аркой моста.
Титуса переполняли горечь и жалость к Магистру: до чего же наивным оказался этот незаурядный человек… Не разглядел вопиюще-очевидного!
“Оберегайте своих собратьев по Ордену, — писал в своём знаменитом трактате “О нравственном равновесии” Луиллий Винабиус. — Щадите их по мере возможности, ежели правда, коя не имеет принципиального значения, может поранить их души. И без того каждый афарий встречает на своём пути великое множество противоречий и страданий”.
Несмотря на поздний час, Магистр не спал. Сидел за столом в кабинете и перебирал бумаги.
— Пока никого и ничего не нашли, — ответил он на невысказанный вопрос Титуса. — Каково твоё впечатление об Эрмоаре? Твои взгляды насчёт богатых… гм… не изменились?
— Не изменились, наставник.
— Даже самую малость не изменились?
— Даже самую малость.
— Ты упрямец, Титус… — вздохнул Магистр. — По крайней мере, ты оценил интеллигентность её речи, изысканность её манер?
— Честно говоря, её речь показалась мне излишне резкой… — Титус мучительно соображал, как бы сказать правду — или хотя бы полуправду, — не поранив при этом душу платонически влюблённого Магистра. — Иногда… С тех пор как вы познакомились с госпожой Эрмоарой, её характер мог немного измениться… Ну, под влиянием работы, всяких там житейских трудностей…
— Да чем она тебе не понравилась? — искренне удивился Магистр.
— Она разговаривала со мной… требовательно, — промямлил Титус. — Категорично… С ваших слов я ждал чего-то другого.
Не мог он огорошить самого близкого человека жестокой правдой! Лучше уж без подробностей.
— Ну да, из-за всех этих проблем с выбором наследника Эрмоара переволновалась, — согласился Магистр. — Когда ты с ней в следующий раз встречаешься?
— Через четыре дня.
— Постарайся выполнить оба задания с честью. Завтра с утра ступай в университет.
— Хорошо, наставник.
— Я полагаю, ты судишь об Эрмоаре чересчур пристрастно из-за её громадного состояния. Да, она очень богата, но душа у неё нежная, утончённая…
Магистр говорил, отвернувшись к чёрной арке окна, а потому кривой усмешки Титуса не заметил.
В трапезной Титус застал большую компанию афариев, измотанных после рейда по канализационным туннелям. Цведоний угощал всех “особым”, его тоже угостил.
“Хорошая штука… — блаженно подумал Титус, приходя в себя после порции огненного напитка. — Надо в другой раз попросить у Цведония… и захватить с собой… чтобы сразу принять, когда выйду от этой стервы Эрмоары!”
— Последняя война между людьми и богами Панадара завершилась четыреста семнадцать лет назад заключением знаменитого Уфмонского договора. Все вы знаете содержание этого договора, вас спрашивали о нём на вступительных экзаменах. Господа вольные слушатели, может, и не знают… — Преподаватель рассмеялся и сделал паузу, но, так как никто не оценил юмора, продолжил: — Сейчас Панадар насчитывает тридцать шесть периметров Хатцелиуса с действующими чашами-ловушками. Самый большой — тот, что окружает наш Верхний Город. Без него мы бы тут не сидели, не читали и не слушали эту интересную лекцию. Боги не любят, когда к ним подходят аналитически. Те из вас, кто решит посвятить себя теологии, ознакомятся с устройством и принципами работы чаш-ловушек позже. Уфмонский договор нельзя не назвать кабальным, и всё же он менее кабален, чем предшествующий ему Медолийский договор. Меньше жертвоприношений, меньше ограничений и ритуалов. Ещё один шажок вперёд. Если вспомнить о том, насколько сильны наши противники, это громадное достижение! Мы, люди, постепенно отвоёвываем у богов пядь за пядью…
Мало того, что преподаватель был стопроцентным занудой (от его заунывно-монотонной интонации невыспавшегося Титуса клонило в сон), вдобавок он то и дело уходил от темы. Курс назывался “История развития оборонительной магической техники”, тема лекции — “Становление теологии как науки в эпоху династии Сибребиев”. О становлении теологии преподаватель пока ни словом не обмолвился. Сухощавый, порывистый в движениях, он прохаживался взад-вперёд перед кафедрой и рассуждал о чём угодно, только не о заявленном предмете.
— Перед людьми стоит колоссальная задача: основываясь на природных и магических законах, построить свою собственную технику, которая будет функционировать не по прихоти того или иного божества, а в силу естественных причинно-следственных связей. Может быть, вы, новое поколение, решите эту задачу! Мы экономически зависим от них, вот в чём проблема! Яамес создал и контролирует мелиорационные системы в неплодородных районах, Нэрренират — наземную транспортную сеть из рельсовых дорог и эскалаторов, Паяминох — водную транспортную сеть, Мегэс — морозильные установки, и так далее, и так далее. Многие из богов предоставляют нам нечто, в чём мы нуждаемся, и берут за это плату, а иные требуют, сверх того, человеческих жертвоприношений. Созданная богами техника сама по себе работать не будет. Пример тому — эскалаторы Верхнего Города. Нэрренират прогневалась, и они обратились в обыкновенные лестницы. Сходите посмотрите, кто ещё не видел! (На этот раз в аудитории засмеялись.) Другое дело — техника, построенная людьми. Наши лифты, например. Шестерёнки и приводные ремни не подведут, даже если мастер, сделавший лифт, возненавидит весь мир. (Опять смешки. Лектор удовлетворённо усмехнулся.) Или возьмём магические светильники: если испортить такой противозаклинанием, любой маг сможет его починить. Но техника, созданная богами, повинуется только им. Ни одно божество, кроме самой Нэрренират, не может вновь запустить эскалаторы. И они ревностно оберегают свои исключительные права! Всем памятен случай, когда Паяминох потопил экспериментальный корабль с паровым двигателем в Щеянском море. Или когда Юманса убила мага, который нашёл способ делать неядовитыми плоды дерева Юмансы. Эти целебные плоды спасают нас от лунной лихорадки, и мы покупаем их в храмах по той цене, которую назначает сама Юманса…
Титус подавил зевок и пошевелился, устраиваясь поудобнее на жёсткой скамье, отполированной несметным количеством студенческих задниц до благородного зеркального блеска. Сквозь большие окна в аудиторию лился полуденный свет. Сиденья располагались амфитеатром. Титус сидел в восьмом ряду, а Романа До-Энселе — в седьмом, чуть левее, так что он мог видеть её профиль.
Тонко очерченная скула, изящный прямой нос. Волосы ярко-белые, а брови и ресницы тёмные. Красивая девушка, но Титус не сказал бы, что она “изумительно красива”. Восторженно расписывая внешность своей наследницы, Эрмоара преувеличивала. Хотя не бывать этой Романе богатой наследницей… Титус уже успел выяснить, что девчонку застукали на наркотиках. Когда он доложит об этом, глава клана До-Энселе наверняка изменит своё решение.
— Бывает, что боги и люди действуют заодно. Это крайне редко, крайне редко! Если происходит нечто, одинаково опасное и для нас, и для них. Двенадцать лет назад, например, когда взбесился Цохарр…
Романа До-Энселе слегка вздрогнула и напряглась. Титус отметил это, а потом вспомнил: дочка покойного кузена Эрмоары. Возможно, её отец погиб во время бешенства Цохарра… или кто-то ещё. Ему стало жаль девушку. Неудивительно, что пристрастилась к наркотикам. Теперь она ещё и наследство потеряет… Хотя это к лучшему. Большие деньги развращают.
— Да, да, существует кое-какая сложная техника, созданная людьми. (Преподаватель отвечал на чей-то вопрос.) Например, построенные императорскими магами машины для путешествий в Одичалые Миры. Этих машин немного, и боги их не ломают. Почему?.. Гм… Никто из богов не создал аналогов. Боги узурпируют то, на что есть массовый спрос. Контакты с Одичалыми Мирами нечасты, находятся под контролем государства… Что?.. Да, контрабандисты тоже… Возможно, кто-то из преступных магов согласился построить аналогичные машины для контрабандистов, но рано или поздно…
Прогуливаясь по коридорам во время перерывов, Титус присматривался к вольным слушателям и рабам и уже отследил двух грабителей. Оба изображали рабов. Он незаметно посадил на тунику каждому крохотного магического паучка — их выращивали в лабораториях Ордена специально для слежки. Теперь он в любой момент сможет узнать, где находятся его подопечные.
— Вопрос о равновесии — это сложный вопрос! Великие боги уравновешивают друг друга. Боги помельче тоже друг друга уравновешивают, но они обладают не столь сильным влиянием на нашу жизнь, можно ими пренебречь… Если кто-то из великих исчезнет, равновесие нарушится — это означает, что установится новое равновесие, уже иное. Рассмотрим пример. Когда мы избавились от Цохарра, существенных перемен не было. Он уравновешивал Юмансу и Яамеса, но Юмансу уравновешивают также Омфариола и Карнатхор, а Яамеса — Паяминох, Нэрренират и Мегэс. Количественные соотношения в каждом случае разные. Мегэса, например, уравновешивают, то есть потенциально могут одолеть, четверо богов — Шеатава, Юманса, Омфариола, Ицналуан. Омфариолу, для сравнения, только Нэрренират. Карнатхора — только Шеатава.
В первом ряду кто-то поднял руку.
— Да?.. — кивнул ему преподаватель.
— Господин профессор, значит, если Шеатава вдруг исчезнет, Карнатхор станет самым сильным в Панадаре и никто не сможет ему противостоять?
— Теоретически это так, но великие боги ни с того ни с сего не исчезают. Да, Цохарра посадили в ловушку… благодаря тому, что все против него объединились. Вы задали интересный вопрос! Нельзя нарушать устоявшееся равновесие, ибо это чревато катастрофой. Мир под пятой Карнатхора… Да, это был бы малоприятный мир, но не беспокойтесь, Шеатава никуда не денется…
Аудитория оживилась. Кое-кто прилежно записывал, пристроив на коленях специальные дощечки. Титус вновь подавил зевок. Всё это он, афарий, знал назубок, ничего нового… А вот о теологии в эпоху династии Сибребиев он бы послушал, да только о первоначальной теме лекции все, включая преподавателя, успели забыть.
— …Представьте себе ноздреватый медолийский сыр. Каждая полость в нём — обитаемый мир, и между собой они никак не связаны. Это разные пространства, однако все они находятся в одной точке Бесконечности. Таким сотворил наш космос Создатель Миров. Попасть из одного пространства в другое можно через междумирье, похожее, по словам очевидцев, на океан неоднородной тёмно-золотой мглы. С тех пор как были построены магические машины для выхода в междумирье, Панадар наладил торговые связи со многими из Одичалых Миров. Первые машины были примитивные, ненадёжные, но последующие поколения магов их усовершенствовали. При выходе в междумирье вас охватывает состояние беспокойства и дискомфорта…
Об этом Титус тоже знал.
Спасаясь от плевков, он накинул капюшон и зашагал быстрее. Зильды обитали почти во всех известных людям мирах. Подобно крысам или бродячим собакам и кошкам, эти назойливые животные жили бок о бок с человеком, добывая себе пропитание на помойках. Титус их с детства недолюбливал: однажды зильд вырвал у него из рук недоеденную сладкую лепёшку, поданную сердобольной тётенькой.
Квартал Сонных Танцоров тонул в сумерках. Из сгущающейся лиловой мглы доносились звуки арфы, перезвон колокольчиков, хриплое пение, смех. Кто-то шуршал в кустарнике на задворках знакомой Титусу бани. Смутно белели выдвинутые вперёд колонны, мерцали освещённые окошки. Уличных фонарей тут не было. Двое юношей разбитного вида, вынырнувшие из темноты, заступили Титусу дорогу, но, разглядев рясу афария, так же проворно исчезли: афарии считались неплохими бойцами, и не без оснований.
Гостиница Бедолиуса находилась в длинном двухэтажном здании с побитыми статуями в нишах. Ставни плотно закрыты, на крыльце расположились охранники. Титус показал им перстень афария и назвал себя, его пропустили.
Внутри его встретил худощавый идониец средних лет, одетый как состоятельный торговец, но чем-то неуловимо похожий на жреца. Отрекомендовавшись секретарём госпожи До-Энселе, он пригласил Титуса следовать за собой.
В доме было темно и тихо, никакой суеты. Ни постояльцев, ни прислуги. В безмолвии они поднялись на второй этаж. Распахнув дверные створки с красно-жёлто-синими витражами, секретарь почти надвое переломился в поклоне и торжественно объявил:
— Госпожа, человек, которого вы ожидаете, прибыл!
Следом за ним Титус перешагнул через порог, тоже поклонился и зажмурился: в глаза ударил свет диковинного переливчатого светильника, установленного на столе.
— Я — Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага.
— Вы — Эрмоара До-Энселе с Идонийского архипелага, — вслед за ней машинально повторил Титус, а потом спохватился: — Госпожа, я Равлий Титус, брат-исполнитель Ордена афариев. Меня прислал к вам Магистр.
Со светильником что-то сделали, его ослепительное сияние сменилось мягким мерцанием, и теперь Титус смог его рассмотреть: шар, сотканный из множества хрустальных соцветий, покоился на подставке из полированного мрамора. Эта эффектная магическая безделушка наверняка стоит не меньше миллиона барклей! Он перевёл взгляд на Эрмоару: лицо и причёска — точь-в-точь как на портрете. На ней было длинное платье из серого шёлка, затканное серебряными узорами. Она кивнула секретарю — тот вышел пятясь, прикрыл за собой дверь.
Стеснённо переминаясь с ноги на ногу, Титус припоминал наставления Магистра: женщина редкой культуры, интеллигентнейшее существо, разговаривая с ней, надо следить за своей речью, избегать некрасивых выражений… Помимо неприязни к богачам, он испытывал перед ними определённый трепет. Где-то в глубине его повзрослевшей души всё ещё жил тот маленький нищий заморыш, которого мать и дед таскали с собой в людные места просить милостыню.
— Вам здесь удобно, госпожа Эрмоара? — спросил он наконец, оглядывая комнату: обитые потёртым бархатом кресла, рассохшаяся деревянная мебель, исцарапанные фрески на стенах. Третьесортная роскошь Нижнего Города. Гостиница Бедолиуса — не из лучших. Оживлённый волшебным мерцанием полумрак скрадывал дешевизну обстановки, и всё же, встретить в таком месте знаменитую богачку… Титуса это обескураживало. На стене висела пустая бронзовая рама с завитками, под ней, на полу, сверкала груда осколков.
— Я арендовала всю эту развалину. — Эрмоара непринуждённо присела на край стола. — Для меня сейчас главное — конфиденциальность.
Всё-таки она не похожа на свой магический портрет, отметил Титус. Выражение лица другое: властное, раздражённо-нетерпеливое… Он не ошибся в своих подозрениях! Портрет, в угоду заказчице, приукрасили.
— Здесь вот зеркало разбито, — выдавив любезную, как просил Магистр, улыбку, он указал на осколки. — И никто почему-то не прибрал…
— Мне это зеркало не понравилось.
Титус растерянно сглотнул, но от уточняющих вопросов воздержался.
— Мне нужна исчерпывающая и правдивая информация о Романе До-Энселе, — заговорила Эрмоара. — Ваш Магистр написал, что пришлёт ко мне одного из лучших братьев-исполнителей. Ты действительно так хорош, как он утверждает?
— Мне хотелось бы надеяться…
— Только не вздумай водить меня за нос! Вот за это я тебе голову оторву. На всякий случай предупреждаю, чтоб между нами не вышло недоразумений.
Он опять сглотнул, потеребил рясу и заверил заказчицу:
— Госпожа, Орден афариев никого не водит за нос. Мы сообщаем нашим клиентам только истинные сведения.
— Потому я и обратилась к вам, а не куда-то ещё. Запомни, чтоб никакого дерьма. Я привыкла получать то, что хочу.
Он уже оправился от замешательства. Перед ним восседала на шатком гостиничном столе зажравшаяся богачка, непоколебимо уверенная в том, что за деньги можно купить весь мир. Глядя на неё, Титус испытывал облегчение (не придётся менять свои взгляды!) и горечь (наставник, при всей его наблюдательности, на сей раз выдал ошибочную оценку).
— Я тебе не нравлюсь? — проницательно ухмыльнулась женщина редкой культуры. — А мне плевать! Лишь бы ты сделал для меня эту работу. Заплачу, сколько скажешь, всё равно мне деньги девать некуда.
“Оно и видно”, — мысленно согласился Титус. Ему стало стыдно за Магистра: как же получилось, что этот мудрейший человек не разглядел истинную Эрмоару? Наверно, давняя юношеская влюблённость помешала ему сделать трезвые выводы. А кроме того, богачи, как говаривал дед, умеют пускать пыль в глаза, это у них в крови.
— Вы ничего не должны мне платить, — вымолвил он с достоинством. — Вы уже заплатили Ордену за расследование.
Повернувшись к двери, Эрмоара крикнула:
— Эй, что-нибудь выпить!
Створки со скрипом распахнулись, вошла женщина с подносом. Её тёмные волосы были заплетены в две дюжины косичек на медолийский манер, под платьем из мелкоячеистой золотой сетки просвечивала смуглая кожа. Невысокая и полногрудая, она двигалась с отточенной грацией храмовой танцовщицы. Приблизившись к Эрмоаре, сделала движение, словно собиралась опуститься на колени, но в последний момент передумала. На подносе стояли бутылки — не глиняные, а из дорогого гранёного стекла, прозрачного как слеза, и серебряные кубки древней работы.
— Можешь выпить, афарий.
Он вежливо поклонился. Интеллигентнейшее существо, пренебрегая кубками, схватило одну из бутылок и припало к горлышку.
Титус налил себе немного из другой бутылки — почему бы не воспользоваться приглашением? Нечто с банановым привкусом, жгуче-пряное… Пригубив, вернул кубок на поднос: вино крепкое, а на задании пить нельзя — это один из законов Ордена. Эрмоара тоже отставила бутылку, жестом отослала прислугу и предупредила:
— О том, что я здесь, не должна узнать ни одна задница. Сколько времени тебе понадобится на сбор информации?
— Вероятно, дня три-четыре..
— Хорошо, — злобный вздох сквозь сжатые зубы. — Через четыре дня придёшь сюда, в это же время. Меня интересует всё, любые детали. Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— Ты слишком молод. — Раздражение Эрмоары как будто усилилось. — Не вздумай приставать к Роми.
— К кому?
— К Роми. К Романе До-Энселе. Я тебя не для этого нанимаю.
— Госпожа Эрмоара, Орден афариев исповедует умеренность и воздержание, — холодно парировал Титус.
— Можно подумать, что вы, афарии, никогда не трахаетесь! — процедила невоспитанная богачка. — Ты её ещё не видел. Роми изумительно красива и грациозна! Кроме того, у неё редкий интересный характер, это возбуждает… Я подозреваю, что, когда ты её увидишь, ты скормишь своё хвалёное воздержание демонам из выгребной ямы. Лучше так не делай. Если ты нарушишь границы приличий, я завяжу тебя узлом и твою безмозглую голову тебе же в жопу засуну. Не в переносном смысле, а в буквальном. Роми не для тебя.
— Я не собираюсь отступать от правил нашего Ордена, — отрезал шокированный Титус.
Да, он всегда знал, что большие деньги развращают, что слишком богатые люди нередко ведут себя бесцеремонно… Однако этот говорящий мешок с деньгами превзошёл все его ожидания!
— Тогда проваливай, — велела Эрмоара. — Жду тебя с докладом через четыре дня.
Похожий на жреца секретарь проводил Титуса до выхода. Накинув капюшон, афарий быстрым шагом направился к лестницам Верхнего Города. Пока они разговаривали, стемнело, в небе серебрился большой рогатый месяц. Омах. Вторая луна, Сийис, висела низко над крышами, перечёркнутая аркой моста.
Титуса переполняли горечь и жалость к Магистру: до чего же наивным оказался этот незаурядный человек… Не разглядел вопиюще-очевидного!
“Оберегайте своих собратьев по Ордену, — писал в своём знаменитом трактате “О нравственном равновесии” Луиллий Винабиус. — Щадите их по мере возможности, ежели правда, коя не имеет принципиального значения, может поранить их души. И без того каждый афарий встречает на своём пути великое множество противоречий и страданий”.
Несмотря на поздний час, Магистр не спал. Сидел за столом в кабинете и перебирал бумаги.
— Пока никого и ничего не нашли, — ответил он на невысказанный вопрос Титуса. — Каково твоё впечатление об Эрмоаре? Твои взгляды насчёт богатых… гм… не изменились?
— Не изменились, наставник.
— Даже самую малость не изменились?
— Даже самую малость.
— Ты упрямец, Титус… — вздохнул Магистр. — По крайней мере, ты оценил интеллигентность её речи, изысканность её манер?
— Честно говоря, её речь показалась мне излишне резкой… — Титус мучительно соображал, как бы сказать правду — или хотя бы полуправду, — не поранив при этом душу платонически влюблённого Магистра. — Иногда… С тех пор как вы познакомились с госпожой Эрмоарой, её характер мог немного измениться… Ну, под влиянием работы, всяких там житейских трудностей…
— Да чем она тебе не понравилась? — искренне удивился Магистр.
— Она разговаривала со мной… требовательно, — промямлил Титус. — Категорично… С ваших слов я ждал чего-то другого.
Не мог он огорошить самого близкого человека жестокой правдой! Лучше уж без подробностей.
— Ну да, из-за всех этих проблем с выбором наследника Эрмоара переволновалась, — согласился Магистр. — Когда ты с ней в следующий раз встречаешься?
— Через четыре дня.
— Постарайся выполнить оба задания с честью. Завтра с утра ступай в университет.
— Хорошо, наставник.
— Я полагаю, ты судишь об Эрмоаре чересчур пристрастно из-за её громадного состояния. Да, она очень богата, но душа у неё нежная, утончённая…
Магистр говорил, отвернувшись к чёрной арке окна, а потому кривой усмешки Титуса не заметил.
В трапезной Титус застал большую компанию афариев, измотанных после рейда по канализационным туннелям. Цведоний угощал всех “особым”, его тоже угостил.
“Хорошая штука… — блаженно подумал Титус, приходя в себя после порции огненного напитка. — Надо в другой раз попросить у Цведония… и захватить с собой… чтобы сразу принять, когда выйду от этой стервы Эрмоары!”
— Последняя война между людьми и богами Панадара завершилась четыреста семнадцать лет назад заключением знаменитого Уфмонского договора. Все вы знаете содержание этого договора, вас спрашивали о нём на вступительных экзаменах. Господа вольные слушатели, может, и не знают… — Преподаватель рассмеялся и сделал паузу, но, так как никто не оценил юмора, продолжил: — Сейчас Панадар насчитывает тридцать шесть периметров Хатцелиуса с действующими чашами-ловушками. Самый большой — тот, что окружает наш Верхний Город. Без него мы бы тут не сидели, не читали и не слушали эту интересную лекцию. Боги не любят, когда к ним подходят аналитически. Те из вас, кто решит посвятить себя теологии, ознакомятся с устройством и принципами работы чаш-ловушек позже. Уфмонский договор нельзя не назвать кабальным, и всё же он менее кабален, чем предшествующий ему Медолийский договор. Меньше жертвоприношений, меньше ограничений и ритуалов. Ещё один шажок вперёд. Если вспомнить о том, насколько сильны наши противники, это громадное достижение! Мы, люди, постепенно отвоёвываем у богов пядь за пядью…
Мало того, что преподаватель был стопроцентным занудой (от его заунывно-монотонной интонации невыспавшегося Титуса клонило в сон), вдобавок он то и дело уходил от темы. Курс назывался “История развития оборонительной магической техники”, тема лекции — “Становление теологии как науки в эпоху династии Сибребиев”. О становлении теологии преподаватель пока ни словом не обмолвился. Сухощавый, порывистый в движениях, он прохаживался взад-вперёд перед кафедрой и рассуждал о чём угодно, только не о заявленном предмете.
— Перед людьми стоит колоссальная задача: основываясь на природных и магических законах, построить свою собственную технику, которая будет функционировать не по прихоти того или иного божества, а в силу естественных причинно-следственных связей. Может быть, вы, новое поколение, решите эту задачу! Мы экономически зависим от них, вот в чём проблема! Яамес создал и контролирует мелиорационные системы в неплодородных районах, Нэрренират — наземную транспортную сеть из рельсовых дорог и эскалаторов, Паяминох — водную транспортную сеть, Мегэс — морозильные установки, и так далее, и так далее. Многие из богов предоставляют нам нечто, в чём мы нуждаемся, и берут за это плату, а иные требуют, сверх того, человеческих жертвоприношений. Созданная богами техника сама по себе работать не будет. Пример тому — эскалаторы Верхнего Города. Нэрренират прогневалась, и они обратились в обыкновенные лестницы. Сходите посмотрите, кто ещё не видел! (На этот раз в аудитории засмеялись.) Другое дело — техника, построенная людьми. Наши лифты, например. Шестерёнки и приводные ремни не подведут, даже если мастер, сделавший лифт, возненавидит весь мир. (Опять смешки. Лектор удовлетворённо усмехнулся.) Или возьмём магические светильники: если испортить такой противозаклинанием, любой маг сможет его починить. Но техника, созданная богами, повинуется только им. Ни одно божество, кроме самой Нэрренират, не может вновь запустить эскалаторы. И они ревностно оберегают свои исключительные права! Всем памятен случай, когда Паяминох потопил экспериментальный корабль с паровым двигателем в Щеянском море. Или когда Юманса убила мага, который нашёл способ делать неядовитыми плоды дерева Юмансы. Эти целебные плоды спасают нас от лунной лихорадки, и мы покупаем их в храмах по той цене, которую назначает сама Юманса…
Титус подавил зевок и пошевелился, устраиваясь поудобнее на жёсткой скамье, отполированной несметным количеством студенческих задниц до благородного зеркального блеска. Сквозь большие окна в аудиторию лился полуденный свет. Сиденья располагались амфитеатром. Титус сидел в восьмом ряду, а Романа До-Энселе — в седьмом, чуть левее, так что он мог видеть её профиль.
Тонко очерченная скула, изящный прямой нос. Волосы ярко-белые, а брови и ресницы тёмные. Красивая девушка, но Титус не сказал бы, что она “изумительно красива”. Восторженно расписывая внешность своей наследницы, Эрмоара преувеличивала. Хотя не бывать этой Романе богатой наследницей… Титус уже успел выяснить, что девчонку застукали на наркотиках. Когда он доложит об этом, глава клана До-Энселе наверняка изменит своё решение.
— Бывает, что боги и люди действуют заодно. Это крайне редко, крайне редко! Если происходит нечто, одинаково опасное и для нас, и для них. Двенадцать лет назад, например, когда взбесился Цохарр…
Романа До-Энселе слегка вздрогнула и напряглась. Титус отметил это, а потом вспомнил: дочка покойного кузена Эрмоары. Возможно, её отец погиб во время бешенства Цохарра… или кто-то ещё. Ему стало жаль девушку. Неудивительно, что пристрастилась к наркотикам. Теперь она ещё и наследство потеряет… Хотя это к лучшему. Большие деньги развращают.
— Да, да, существует кое-какая сложная техника, созданная людьми. (Преподаватель отвечал на чей-то вопрос.) Например, построенные императорскими магами машины для путешествий в Одичалые Миры. Этих машин немного, и боги их не ломают. Почему?.. Гм… Никто из богов не создал аналогов. Боги узурпируют то, на что есть массовый спрос. Контакты с Одичалыми Мирами нечасты, находятся под контролем государства… Что?.. Да, контрабандисты тоже… Возможно, кто-то из преступных магов согласился построить аналогичные машины для контрабандистов, но рано или поздно…
Прогуливаясь по коридорам во время перерывов, Титус присматривался к вольным слушателям и рабам и уже отследил двух грабителей. Оба изображали рабов. Он незаметно посадил на тунику каждому крохотного магического паучка — их выращивали в лабораториях Ордена специально для слежки. Теперь он в любой момент сможет узнать, где находятся его подопечные.
— Вопрос о равновесии — это сложный вопрос! Великие боги уравновешивают друг друга. Боги помельче тоже друг друга уравновешивают, но они обладают не столь сильным влиянием на нашу жизнь, можно ими пренебречь… Если кто-то из великих исчезнет, равновесие нарушится — это означает, что установится новое равновесие, уже иное. Рассмотрим пример. Когда мы избавились от Цохарра, существенных перемен не было. Он уравновешивал Юмансу и Яамеса, но Юмансу уравновешивают также Омфариола и Карнатхор, а Яамеса — Паяминох, Нэрренират и Мегэс. Количественные соотношения в каждом случае разные. Мегэса, например, уравновешивают, то есть потенциально могут одолеть, четверо богов — Шеатава, Юманса, Омфариола, Ицналуан. Омфариолу, для сравнения, только Нэрренират. Карнатхора — только Шеатава.
В первом ряду кто-то поднял руку.
— Да?.. — кивнул ему преподаватель.
— Господин профессор, значит, если Шеатава вдруг исчезнет, Карнатхор станет самым сильным в Панадаре и никто не сможет ему противостоять?
— Теоретически это так, но великие боги ни с того ни с сего не исчезают. Да, Цохарра посадили в ловушку… благодаря тому, что все против него объединились. Вы задали интересный вопрос! Нельзя нарушать устоявшееся равновесие, ибо это чревато катастрофой. Мир под пятой Карнатхора… Да, это был бы малоприятный мир, но не беспокойтесь, Шеатава никуда не денется…
Аудитория оживилась. Кое-кто прилежно записывал, пристроив на коленях специальные дощечки. Титус вновь подавил зевок. Всё это он, афарий, знал назубок, ничего нового… А вот о теологии в эпоху династии Сибребиев он бы послушал, да только о первоначальной теме лекции все, включая преподавателя, успели забыть.
— …Представьте себе ноздреватый медолийский сыр. Каждая полость в нём — обитаемый мир, и между собой они никак не связаны. Это разные пространства, однако все они находятся в одной точке Бесконечности. Таким сотворил наш космос Создатель Миров. Попасть из одного пространства в другое можно через междумирье, похожее, по словам очевидцев, на океан неоднородной тёмно-золотой мглы. С тех пор как были построены магические машины для выхода в междумирье, Панадар наладил торговые связи со многими из Одичалых Миров. Первые машины были примитивные, ненадёжные, но последующие поколения магов их усовершенствовали. При выходе в междумирье вас охватывает состояние беспокойства и дискомфорта…
Об этом Титус тоже знал.
Глава 4
Перезвон колокольчиков возвестил об окончании занятий. Роми вместе с толпой студентов и вольных слушателей вышла из аудитории, огляделась — никого из вражеского стана не видно. Она слегка прихрамывала, а на бедре, под одеждой, расцвёл внушительных размеров синяк. Двое старшекурсников, Клазиний и Фоймус, подстерегли её сегодня утром в коридоре; после обмена репликами Фоймус её толкнул, и она врезалась бедром в угол подоконника. Повезло: поблизости находился один из рабов-соглядатаев, чья прямая обязанность — сообщать кураторам обо всём, что вытворяют студенты, и на что-нибудь худшее эти двое не осмелились.
Толпа неторопливо текла по направлению к лестнице, Роми пока ничего не угрожало. Снаружи, за окнами, блестели крытые глазурованной черепицей крыши казённых зданий, за ними выплывающей из-за горизонта полной луной вздымался серебряный купол храма Создателя — единственного бога, которого почитали в Верхнем Городе, кто не требовал жертвоприношений и не напоминал людям о своём существовании. На большом расстоянии друг от друга высились одинокие башни, увенчанные чашами-ловушками: они защищали город от атаки с воздуха. И вся эта панорама, слегка размытая знойным вечерним маревом, золотилась в косых лучах солнца, манила к себе…
Если б у Роми было много денег, она бы сняла комнату в городе. Или нет, нельзя: студенты обязаны жить в университете. Если б у неё было много денег, она бы наняла убийцу, чтоб избавиться от Клазиния и Фоймуса.
Не все старшекурсники издевались над новичками — этим занималась одна компания, и верховодил в ней Клазиний, теолог с четвёртого курса. Чтобы решить проблему, надо устранить зачинщиков. Сделав такой вывод, Роми упёрлась в очевидную трудность реализации своего решения. Лучше бы, конечно, устранить их, не убивая… Но она уже успела выяснить, что жаловаться бесполезно.
Влиятельные лица, так или иначе связанные с университетом, сами здесь учились, сами через это прошли и потому защищали здешние неписаные законы от любых нападок. У Роми это вызывало недоумение. Ей растолковали, что студент, не подчиняющийся негласным правилам, потом, в будущем, нипочём не сделает карьеру, ему просто не позволят продвинуться. Ладно, ей этого не надо. Она собиралась, получив образование, вернуться на Идонийский архипелаг, в клан До-Энселе, а не делать карьеру в Верхнем Городе. Убедившись, что она “не своя” и не намерена включаться в общую систему, большинство старшекурсников оставило её в покое. Большинство, но не Клазиний с его дружками.
Толпа неторопливо текла по направлению к лестнице, Роми пока ничего не угрожало. Снаружи, за окнами, блестели крытые глазурованной черепицей крыши казённых зданий, за ними выплывающей из-за горизонта полной луной вздымался серебряный купол храма Создателя — единственного бога, которого почитали в Верхнем Городе, кто не требовал жертвоприношений и не напоминал людям о своём существовании. На большом расстоянии друг от друга высились одинокие башни, увенчанные чашами-ловушками: они защищали город от атаки с воздуха. И вся эта панорама, слегка размытая знойным вечерним маревом, золотилась в косых лучах солнца, манила к себе…
Если б у Роми было много денег, она бы сняла комнату в городе. Или нет, нельзя: студенты обязаны жить в университете. Если б у неё было много денег, она бы наняла убийцу, чтоб избавиться от Клазиния и Фоймуса.
Не все старшекурсники издевались над новичками — этим занималась одна компания, и верховодил в ней Клазиний, теолог с четвёртого курса. Чтобы решить проблему, надо устранить зачинщиков. Сделав такой вывод, Роми упёрлась в очевидную трудность реализации своего решения. Лучше бы, конечно, устранить их, не убивая… Но она уже успела выяснить, что жаловаться бесполезно.
Влиятельные лица, так или иначе связанные с университетом, сами здесь учились, сами через это прошли и потому защищали здешние неписаные законы от любых нападок. У Роми это вызывало недоумение. Ей растолковали, что студент, не подчиняющийся негласным правилам, потом, в будущем, нипочём не сделает карьеру, ему просто не позволят продвинуться. Ладно, ей этого не надо. Она собиралась, получив образование, вернуться на Идонийский архипелаг, в клан До-Энселе, а не делать карьеру в Верхнем Городе. Убедившись, что она “не своя” и не намерена включаться в общую систему, большинство старшекурсников оставило её в покое. Большинство, но не Клазиний с его дружками.