Плахотникова Елена. Ларт Многодобрый

   И что так не везет караванам сегодня?!
   Миг – и я забываю о сочувствии. Воронка направляется ко мне. Тот, кто меня зовет, в ней.
 
   – Ларт, ларт!
   Открываю глаза. Машка лежит рядом, прижалась ко мне спиной и… хлопает в ладоши. Звук получается громким и звонким. Оригинальный, однако, метод побудки. А еще она как-то смешно вывернула шею. Наблюдает за действием «аплодисментов». Но когда я увидел ее лицо, мне сразу расхотелось смеяться.
   Бледно-зеленое, с огромными, почти круглыми глазами.
   – Ларт!..
   Да еще голос, что прерывается от ужаса.
   – Чего тебе?!
   А в руке у меня сам собой появился Нож. Машка пока не видит его. Она заглядывает мне в лицо.
   – Ларт, Тиама зацвел!
   До меня не сразу доходит.
   – Ти… что?
   Машка трясется, стучит зубами. Говорить членораздельно она больше не может.
   Разжимаю пальцы, и Нож куда-то исчезает. Сейчас он мне не помощник. Переворачиваю девчонку на спину. Смотрю в глаза В них по-прежнему паника на грани истерики. Еще немного, и я тоже испугаюсь. На что способна огненная ведьма, я точно не знаю, но чего может натворить испуганная баба, приходилось видеть.
   Мужики, никогда не целуйте спящую бабу! Даже если она ваша жена. Вам будет больно, а врачу прибавится работы.
   Я начал разговаривать с Машкой. Тихо, спокойно, как говорил бы с Молчуном.
   Не помогло.
   Кажется, я перестал существовать для Машки. Она смотрела сквозь меня – глазищи на пол-лица! – и шевелила губами. Без звука. Пришлось шлепнуть ее по щеке. Легко и небольно. Потом еще раз. Чуть сильнее.
   Реакция превзошла все мои ожидания.
   Меня не только услышали, но и увидели! И тут же попытались поджарить. Вместо меня досталось плащу. Не слишком сухому. Будто горячий утюг к нему приложили. Шипение, запах… это плащ. Шипение и возмущенные взгляды – это Машка.
   Глаза мечут искры… – это тоже она.
   Почти реально мечут. А не разрядись девка через ладонь, без «почти» было бы.
   «Повезло» мне с попутчицей.
   Не зря мне хотелось идти одному. Интуиция великая вещь, если не «дожить» на ее предупреждения.
   – Ты зачем меня ударил?!
   Сидим по разные стороны дерева и сквозь ветки пялимся друг на друга.
   Кажется, я поставил рекорд по прыжкам через бревна из положения «лежа». Интересно, а здесь есть Книга Гиннесса? Или чего-нибудь в том же духе.
   – А зачем ты меня разбудила?
   Про Книгу спрошу потом. Когда Машка успокоится.
   – Я?..
   Смотрит в сторону. Губы опять начинают дрожать.
   – Отвечай! – рявкаю. – Или опять схлопочешь.
   Блин! Иногда доброе слово творит чудеса. А другой раз – совсем даже не доброе. Но тоже творит. Главное, не перепутать, к кому чего применять. Передозировка или неправильное назначение тоже могут убить.
   – Тиама цветет. Вот, – сказала Машка, стараясь не смотреть на огромный цветок. Трудновато ей это делать. Между нами он висит. И пахнет так, что голова кружится.
   – Ну цветет. Ну и что?
   – Это… это же Тиама!
   – Дальше чего?
   Машка забыла закрыть рот. Выражение дебильности ей не очень к лицу.
   – Говори!
   Молчание, конечно, золото, но иногда информация бывает дороже алмаза.
   – Он цветет раз в жизни!
   Не пойму, чего она хочет мне втолковать.
   – Значит, нам с тобой повезло. – Я пытаюсь придать голосу хоть немного энтузиазма.
   – Тот, кто это увидит, – умрет!
   – Когда?
   Кажется, с энтузиазмом я поторопился.
   – Не знаю.
   – От чего?
   – Не знаю.
   Я криво усмехнулся.
   – Но увидевший это всегда умирает! – старательно убеждает меня Машка.
   Смотрю на цветок, потом на нее и… ничего не могу поделать со своей усмешкой. Девка обиженно шмыгнула носом. Блин, а я думал, что лучше контролирую свою физиономию.
   – Все умирают, Маш. Когда-нибудь. Даже бессмертные.
   – Ты говоришь страшные слова…
   Машка опять испугалась. Теперь уже меня.
   – Может, и страшные. Но это правильные слова. Вот я лично не собираюсь жить вечно. А ты?
   – Меня не обучали этому.
   – Тогда понюхай цветочек. – На Машкином лице появилось такое выражение, словно я предложил ей прыгнуть в каньон. Вниз головой. – А не хочешь, так иди… погуляй, короче. – Мы еще не так близко знакомы, чтобы я учил ее таким словам.
   – А ты?
   Машка уже стоит. Готова к прогулке.
   – А у меня есть незаконченное дело. В постели. Давай сюда мой плащ!
   И я остался один. Машка ушла к колодцу. Истерика на тему: «Мы все умрем!» отменяется. Вот и хорошо. Нет у меня настроения возиться с истеричкой. И гулять по пятачку в двадцать соток тоже не хочется.
   Не люблю, когда меня резко будят. Все время кажется, что не дали досмотреть самое интересное. Так и хочется послать будителя, укрыться с головой и настроиться на «вторую серию». Иногда так и делаю. Бывает, что и получается. Если не мешают.
   Получилось…
 
   Меня трясло и крутило. Возможно, так себя чувствует кот в стиральной машине. Была когда-то такая реклама. Там черного кота загружали в машину вместе с черными носками. Рабочий режим. В паузе – японка энергично пилит скрипку. А на выходе получили белоснежные носки и белого пушистого кота. Живого, как ни странно.
   Я так и не понял, чего там рекламировали. Натаха говорила, что отбеливатель. Ларка – стиральную. А Лёва… ну у Лёвы всегда проблемы с бабами. Вернее с их количеством. Ему все мало.
   – Тебе бы хозяином гарема родиться, – прикалывались мужики над ним.
   – Четыреста лет назад у меня был самый большой гарем в Персии. – Это обычный Левин ответ на такие подначки.
   Может, тоже прикалывался, а может… Реинкарнацию еще не отменяли. Говорят, некоторые помнят свои прежние воплощения. Или говорят, что помнят.
   Похоже, меня занесло не туда. И мыслями, и телом. Как затянуло в воронку римусо, так и несет. Все выше и выше. Дорога стала не толще нити, а караван на ней и не разглядеть.
   Только моргнул – и нет уже ничего. Темно. Как безлунной ночью. И беззвездной к тому же. В воронке меня крутит или на лифте поднимает, непонятно. Да и без разницы.
   Если это сон, то лучше б мне проснуться, а если совсем наоборот, то самое время лечь и увидеть интересный сон.
   Эй, кто там отвечает за этот аттракцион? Мне скучно! Делайте чего-нибудь или верните бабки!..
   Кажется, моя наглость подействовала: «что-нибудь» начало делаться.
   Темнота куда-то исчезла. Вместе с воронкой римусо и тем, что там со мной вращалось. Появился густой туман. Видимость – на длину руки.
   Топать в таком тумане? Облом страшный! Или несите меня, или убирайте туман на фиг!
   Туман резко начал таять. Потом и вовсе исчез. Будто и не было его никогда. И тут я увидел их.
 

9

 
   Собралась как-то группа энтузиастов, чтобы помедитировать и дымом особым подышать. Для расширения сознания. Чтобы стать такими же продвинутыми, как и наставник. Или еще продвинутее. Короче, надышались и намедитировались так, что сами в дым превратились. Или в туман. Сиреневый – с поворот-подвывертом. У каждого энтузиаста свой подвыверт имелся. А когда из медитации начали выбираться, то не смогли договориться, кто и каким до этого был. У каждого свое особое мнение завелось. На мир и на собственное место в нем. Да и на те игрушки, какие в процессе медитации придумали и сотворили.
   Ну поспорили энтузиасты немного. Развеяли кое-кого на тучки и клочки. А как же без этого? Родится истина в споре или нет – это еще надо посмотреть, а вот несколько реально замордованных спорщиков – завсегда найдутся.
   Когда спорить и развеивать надоело, решили все оставить так как есть. И подождать. Вот выйдет наставник из медитации и наведет порядок. А пока гуляй, душа, на всю ширину расширенного сознания!
   Вот так и ждут десять или сто десять миллиардов лет.
 
   Такая вот ерундень забрела в мою башку, пока я смотрел на этих дымообразных и туманоподобных. Только мужик с большим воображением способен увидеть в них человеческие фигуры. У меня оно средних размеров. Может, и есть любители пялиться на облака или в кляксах на бумаге высматривать продолжение Камасутры, я такими извращениями не страдаю. Я и на небо смотрю через раз. День – смотрю, а месяц – нет. И на этих долго таращиться не стал. Пусть сначала определятся, какими им быть полагается, а потом уже гостей приглашают.
   Кстати, ведь кто-то же меня сюда позвал. Или мне дальше топать надо? Типа посмотрел немного, ну и ступай себе дальше. И «спасибо» скажи, что денег за просмотр не взяли.
   Закрыл глаза, прислушался. Чего, интересно, мои мозги телу сообщить имеют?
   А в ответ тишина!
   Может, мне приснилось или приглючилось, что меня кто-то куда-то звал?
   Открыл глаза и заметил, что стою рядом с кем-то или чем-то.
   Видал я как-то картину – «Облако в штанах» она называлась. (Вот только с опусом Маяковского путать не надо! Он был древним стихослагателем, а картина уже из моего века, рисователь – тоже.) Так вот, я увидел того, с кого эту картину малевали. Натурщика, можно сказать. Только штанов на нем еще не было.
   – Ты, что ли, меня звал? На фига я тебе понадобился?
   С какой радости я назвал этого «он», не знаю. Само как-то получилось. А Облако-без-штанов решило мне подыграть. И чтоб я не сомневался в его половой принадлежности – изменило форму. Оно стало очень даже немелким мужиком. Ну а дабы облегчить мне опознание, Облако оделся совсем скромно – в зеленые солнцезащитные очки и малиновые плавки. До колен. Пока я прикидывал, сколько палаток можно пошить из малиновой тряпки, он-оно заметил меня и начал общаться:
   – Ты опять здесь?! Я же тебя только что назад отправил!
   Я прям обалдел от такой заявочки. На пару-тройку секунд. И мне стало глубоко по фигу, что это туманное нечто сделалось похожим на мужика, который чернее моего покойного мерса и больше оперного театра. Театр как стоял, так и стоит, и никому себя ругать не мешает. Ему вся эта ругань до запасного выхода. А вот мне не однохренительно, кто и как по поводу меня выражается.
   – Мужик, а ты меня ни с кем не путаешь? Ты посмотри внимательно. На чей зад и кого ты там отправлял, мне по фигу. А меня к этому примазывать не надо. Я в такие игры не играю. А за слова такие огрести можно. По самые помидоры.
   – Ты мне угрожаешь?
   – Нет, мужик, я пока только предупреждаю. Умному и предупреждения хватит.
   А дураку угрожай, не угрожай – он ни хрена не поймет. Дурака сразу закапывать надо. Так Лёва обычно говорит, а он в таких вопросах спец.
   Большой и черный опять изменил форму. Он сделался синим, толстым, оброс шипами и глазами. И каждый глаз с кулак величиной. Все они, блин, стали пялиться на меня и похабно так подмигивать.
   – Ты – не он.
   Такой диагноз поставило мне это хрен-знает-что-с-глазами.
   – Ты уверен? Может, к другому спецу обратимся?
   «Другие спецы» продолжали пребывать в туманно-неопределенном состоянии. И наш разговор им был до одного места. Которое я ни у кого пока не заметил. И реагировали на меня «спецы» так, будто я был совершенно прозрачным. Как свежепомытое стекло.
   Синий и толстый побелел, вытянулся, покрылся перьями.
   – Уверен. Произошло склеивание матриц при дифференцировании потоков спинных полей… – начало изрекать непонятно что. Из чего оно изрекало, я тоже не понял – рта у этого чуда в перьях не наблюдалось.
   – Эй, пернатый, а ты с кем это разговариваешь? – Каждый мужик может изъясняться на простом и народном. Если хочет, чтобы его поняли. А если начинает гнать всякую заумную пургу, значит, выделывается. И обидеть норовит. Тех, кто этой зауми не понимает. – Ты там внимательнее посмотри. Может, жопные доли обнаружишь. Или аппендикс на гипофизе заметишь.
   Перья с длинного посыпались еще быстрее, чем орешки из разорванного пакета.
   – Ты кто, малыш?
   Теперь со мной разговаривало нечто смутно похожее на человека. Только очень толстого и лысого. Без плавок и очков. Зато в сандалиях. Малиновых. Похоже, этого реально заклинило на малиновом цвете. А вот цвет собственной шкурки оно поменяло: стало серо-белым. Как дым из горящего мусорного бака.
   – Я – малыш?! Да ты на себя посмотри! Я жмуриков видел, что лучше тебя выглядят!
   А бывало, что и совсем даже наоборот. Иногда человеки такое друг с другом делают – без смеха не вспомнишь, без мата не расскажешь.
   – Тебе не нравится, как я выгляжу?
   Сандалии куда-то подевались, зато появилась панама и галстук-бабочка. Все опять ядовито-малинового цвета.
   – Да мне по фигу, как ты выглядишь! Ты сам-то знаешь, кто ты такой?
   – Знаю.
   – Вот и не забывай, пока со мной разговариваешь. И не притворяйся рыбой на колесах или страусом в акваланге. Несолидно.
   – Да?
   Только голос у этого невесть чего не менялся. А тело его и страусом успело побывать, и рыбой, и колесом, и аквалангом, и еще непонятно чем. Честно говоря, меня эта перетасовка тел начала уже доставать.
   – Слышь, я хоть раз изменился, пока болтал с тобой? Сделай одолжение – выбери себе какую-нибудь форму и держись за нее!
   – Зачем?
   – Что «зачем»?
   – Держаться зачем?
   – Блин, чтоб не отвлекать от разговора. Ты ведь поговорить меня позвал или похвастаться?
   Типа я и так могу, еще так и вот так!
   Это нечто фыркнуло, будто мысли мои прочитало. Потом сделалось мужиком в шляпе и «бабочке». Не таким толстым, как раньше, зато грязно-розового цвета.
   – Я не звал тебя, – с ехидной ухмылочкой сообщил этот красавчик.
   – Ты еще скажи, что я сам сюда приперся. Потому как делать мне не хрен было!
   – А что ты делал?
   – Я спал, между прочим. А кто-то разбудил меня и потащил на экскурсию. Достопримечательности осматривать. Ты, что ли, достопримечательностью тут работаешь?
   Чем больше я говорил и злился, тем меньше становился этот… в шляпе и «бабочке». И цвет вернул себе черный. Только с глазами определиться не мог: то синими они у него становились, то черными, то желтыми.
   – Это не я тебя звал.
   – А кто? Почему-то я возле тебя остановился, а не кого другого. Может, скажешь, почему бы это?
   – Скажу. У тебя мое оружие.
   – Мужик, не гони беса. Ни оружием, ни наркотой я не занимаюсь. И налоги плачу вовремя. Вот только поспать спокойно мне кто-то не дал.
   Тут разноглазый помахал мне ручкой, и между нами появился Нож. Тот самый, что возникает, когда очень надо, а исчезает, когда сам захочет. Нож будто на подставке лежал. Прозрачной и незаметной. Или завис в воздухе. Может, закон тяготения отменили? Вот лично для него взяли и отменили! Чтоб все остальные обзавидовались и обрыдались.
   – Вот про это оружие я говорил. Оно и привело тебя ко мне.
   – На фига я тебе понадобился?
   – Когда-то мне было любопытно посмотреть на того, кто будет пользоваться моим оружием. Потом надоело. Одно время они менялись так часто, что я уже программу думал переписать. Потом увеличил им срок жизни на порядок или два, немного ослабил контроль. Кажется, еще что-то сделал. Не помню уже точно. Давно это было. Все время что-то новенькое придумывается, а старое забывается.
   Не ожидал, что мне ответят с такими подробностями. Или мужику поболтать захотелось? Типа истосковался по реальному человеческому общению.
   – Тогда откуда ты знаешь, что придумал новое? Хотел общения? Сейчас ты его огребешь! – Что, если это давно забытое вспомнилось и…
   – Не знаю. Но мне как-то все равно.
   Мужик откинулся, будто в кресле сидел. Хотя никакого кресла я не заметил. Вытянул ноги и умостил их на большом мяче. Вот только что его не было – и вдруг взял и появился. Большой такой, круглый – с точно таким же Ларка зарядкой занимается. Лежит на нем и спину тренирует.
   – Симпатичная у тебя подставка.
   – Это я сам придумал.
   – И узор прикольный.
   – Это я тоже придумал.
   Мяч изображал из себя глобус Земли. Насколько я помню географию. Похоже, мужик себя богом представляет, когда облокачивается на всю Землю.
   – Одно время меня это забавляло…
   – Что?
   – Изображать из себя бога. Потом тоже надоело.
   – Ты что, мысли умеешь читать?
   – Умею. Если б ты только знал, как это скучно!..
   Ответить чего-нибудь умное или ляпнуть какую-нибудь глупость я не успел – рисунок на мяче начал меняться. Облака над океаном собрались в кучу и двинулись в сторону материка. Южной Америки. Кажется. Обычно так показывают по телику наступление циклона или антициклона, когда болтают о погоде.
   – Твою ж мать!.. – Это я от неожиданности. Не смог промолчать.
   – Зачем она тебе?
   Мужик поднял голову, сдвинул шляпу со лба. Глаза у него стали на этот раз зелеными. Оба. Для разнообразия, наверно.
   – Слышь, эта штука у тебя… Ну прям как настоящая Земля.
   – Почему «прям как»? Это и есть настоящая Земля. Терра Вульгарис – Земля Обыкновенная.
   – Ну да, ну да… и ты ее придумал. А потом сотворил. И всякими тварями и гадами населил. «Плодитесь и размножайтесь!» – им сказал. Еще и человеков насотворял. По образу и подобию…
   – Ну да, все так и было. – Похоже, мужик не заметил, что я над ним прикалываюсь. – Идея-то хорошая. Все делали, и я попробовал. Оказывается, ничего сложного.
   – Все делали?! Ничего сложного?! – Новоявленный Создатель сложил руки на животе и улыбнулся. – Ну да, ничего сложного. А чему ты так удивляешься? Любой человек это может. И делает. Главное, не дать творению рассыпаться. Тут одного только воображения мало. Еще концентрация нужна, дисциплина разума. А вот это не у каждого есть.
   – А на кой тебе она? – И я кивнул на мяч, с которого мужик так и не убрал ноги. Верить его бреду я не собирался. Просто мне стало любопытно. Не каждый день удается пообщаться с таким психом.
   – Когда-то она меня очень забавляла.
   – Забавляла?! Когда-то?! А теперь?
   – Ну надо же чем-то питаться.
   – Питаться?! Ты питаешься людьми?!
   – Ну не совсем. Меня только конечный продукт интересует.
   Пошутить насчет конечного продукта жизнедеятельности любого организма у меня не получилось. Совсем другое слово сорвалось с языка:
   – Смерть? Ты говоришь о смерти?
   – Люди не только умирают, но и убивают друг друга. Это у них получается лучше всего. Ученик давно перерос своего учителя.
   – Хочешь сказать, что именно ты научил людей этому?
   – Все было так давно…
   – А теперь ты питаешься нашими душами?
   Если бы кто услышал, о чем я болтаю с этим психом, меня быстренько отправили бы в дурку. За компанию с этим… учителем-творцом.
   – Ты, конечно, все сильно упростил, но в принципе верно, – не стал скромничать мужик.
   – А как же Бог?
   – Что – Бог?
   – Ну если ты у нас дьявол, то, наверное, есть и Бог. Разве у тебя нет конкурента?
   Я слушал, как мужик смеется. Вот только мне почему-то было совсем не весело.
   – Не обязательно подходить к этому вопросу так прямолинейно. Бог, дьявол, рай, ад… Ты разве не слышал о тех, кто поклоняется многоликому богу? «Он жизнь и смерть, награда и наказание, вечные муки и блаженство…» – Кажется, мой собеседник кого-то цитировал. – Возможно, они ближе всего подошли к пониманию.
   – Маски, – дошло до меня. – Много разных масок. Для каждого народа своя. Так? А как же религиозные войны и все такое?..
   – Неплохо придумано, правда? Сначала меня это даже забавляло. Потом тоже надоело. Все равно, что слушать спор дураков: как правильно бить яйца…
   – Не понял. Это ты про мазохистов?
   – Нет. Это я про дураков и куриные яйца. Кто-то бьет их с острого конца, кто-то с тупого. Вот и спорят…
   – А чего тут спорить? Стукнуть яйцо посредине и на сковородку его!
   – Зачем?!
   Мужик даже ноги с мяча снял и весь ко мне повернулся.
   – Как зачем? Не разбив яйцо, не приготовишь глазунью.
   – А я не люблю глазунью!
   – Ты-то тут при чем? Я о себе говорил.
   – А я о себе! Я вареные яйца предпочитаю. И чтоб они в мешочке были…
   – Да мне по барабану! Хоть в мешке их жуй, хоть в гамаке. И знаешь, мужик, ты б нашел для любви другой объект. Чего над яйцами так измываться?
   Где-то с полминуты он моргал, открывал и закрывал рот. Глаза у него меняли цвет, как светофор на перекрестке. Потом он начал смеяться. Громко и заразительно. Даже слезы у него по щекам потекли.
   Интересно, чего творится в мире, когда бог плачет или смеется?
   Поверить в то, что передо мной сидит бог, у меня не получалось. Бог не болтает с первым встречным и не хряпает яйца в мешочках. И вооще… Говорят, что бога нет.
   – Теперь я понял, кто ты! – Мужик перестал смеяться и утер слезы.
   – В смысле? Ты определился с моей половой принадлежностью или догадался о моей сексуальной ориентации?..
   – У меня есть знакомый русский. Он шутит так же, как ты.
   – А среди… вас есть и русские?
   – Среди нас есть всякие. А наставник у нас – китаец.
   – Мама дорогая! Теперь понятно, почему китайцев так много!
   – Да, ты точно русский. Только они любят пошутить со смертью.
   – Кстати, насчет смерти… Мужик, а почему ты выбрал именно смерть?..
   – …А не любовь, азарт, гнев, страх или обман?
   Я кивнул. Есть ли смысл затягивать вопрос? Да еще так выспренно спрашивать?
   – У каждого свои вкусы. Кому что нравится… – Мой собеседник махнул в сторону едва различимых фигур. – Кому-то любовь, кому-то азарт или страх, а я предпочитаю смерть.
   – Тогда почему на Земле есть любовь, ненависть, страх… ну и всякое такое? Они же вроде тебе не нужны. Или я чего-то не так понял?
   – Приправа разнообразит вкус пищи. Да ты и сам это знаешь. Если б тебе пришлось питаться одним вареным мясом, даже без соли, то очень скоро захотелось бы чего-то другого.
   Ну о чем с таким говорить?
   Похоже, мужик тоже решил, что говорить нам больше не о чем, и опять положил ноги на мяч-глобус. Еще и морду скорчил соответствующую. Типа я скучаю и тоскую, белый свет мне уж не мил.
   – Слышь, приятель, а домой ты меня можешь вернуть?
   Если не в тот же самый миг, когда я оттуда ушел, то есть реальный шанс выкрутиться.
   – А тебе плохо там, куда ты попал?
   – Нет, но…
   – Вот и оставайся. Раз уж смог убежать от смерти.
   – Ты что, меня специально туда забросил? От скуки?! Посмотреть, чего получится?
   Я опять начал злиться, а мужик уменьшаться в размерах. Еще немного – и мы станем одного калибра.
   – Никуда я тебя не забрасывал! И не думал даже! Я не занимаюсь такими играми. И они тоже, насколько я знаю, – кивнул он на других туманообразных.
   – Тогда почему…
   – Ты сам выбрал тот мир. Такое иногда получается… у некоторых… смертных.
   Похоже, он и сам не знает, как это выходит. У некоторых.
   – Но я же говорю с тобой, а не с кем-то другим!
   – У тебя моя игрушка, – после зевка сообщили мне. Дескать, тебе уже говорили, но если ты такой тупой, что не понял с первого раза, то можно и повторить.
   – Игрушка?!
   Вспомнились кучи тряпья и пыль, что совсем недавно была человеком. Не скажу, что я сильно переживал из-за смерти нескольких придурков. Но Машка, надо думать, реально опасается Ножа. Кажется, у него еще та репутация в этом мире.
   – Любой из нас когда-то развлекался созданием таких игрушек. А потом подбрасывал их в соседние миры. Ты там поосторожнее у себя будь. Не хватай все, что попадется под руку. Иногда выплывают такие штуки, что даже я их немного опасаюсь.
   – Зачем?
   У меня голова шла кругом. Нет, квадратом. И по диагонали.
   – Что «зачем"?
   – Зачем вы делали их?
   – Чтобы таскать куски из чужих тарелок. Все очень просто. Теперь, убивая других моей игрушкой, ты будешь отправлять ко мне маленький вкусный кусочек. – Собеседник облизнулся, а меня аж передернуло. – Не волнуйся, кое-что останется и тебе. За службу.
   Пошутил он или на полном серьезе сказал, не знаю. Но настроение мне испортил.
   – Я выброшу его на фиг!
   – Попробуй! Последний пользователь долго не мог сделать этого. Но зачем отказываться от того, что у тебя так хорошо получается? И подумай о вознаграждении. Я не жадный.
   – Я стану богом? – Возвращаю усмешку этой наглой черной морде. Надеюсь, у меня получилось улыбнуться так же паскудно.
   – Не думаю. И бессмертным ты тоже вряд ли станешь. Но убить тебя будет очень непросто. И проживешь ты дольше многих. Подумай. А там как хочешь…
   Пока я соображал, чего бы такого ответить этому болтуну, он дунул в мою сторону.
   С какой это радости меня подняло в воздух, перевернуло несколько раз и куда-то понесло, я так и не понял. Минута-другая таких кувырков – и я перестал ориентироваться в пространстве. Когда меня занесло в туман, тоже не заметил. Только что вокруг не было никакого тумана, и вот уже его полным-полно. Лезет в рот, в глаза, облепляет тело, не дает шевельнуться и вздохнуть. Изо всех сил пытаюсь выбраться и…
 
   Раздались аплодисменты. Сначала – жидкие, потом переходящие в овацию. Интересно, за что это мне? Я ведь ничего такого не сделал. Только и того, что смог вздохнуть.
   Еще послышались какие-то голоса. Слов не разобрать. Многоголосое бормотание. Пытаюсь понять, что бы оно значило! Будто от этого зависит моя жизнь. В сумятице голосов улавливаю знакомый. Чей, не помню, да это и неважно. Слова важнее. И я цепляюсь за них, ищу смысл. Как хватался когда-то за осыпающийся карниз и лихорадочно искал опору. А до земли было пять этажей.
   Многоголосица становится слаженным хором, что скандирует одно-эдинственное слово. Аплодисменты задают ритм. Слово почти понятное, почти знакомое…
   – Ларт, ларт!
   Еще немного – и я пойму, что это такое, еще немного…
   – Ларт, ларт!!!
   Зов, от которого не отмахнуться, не…