Плахотникова Елена. Ларт Многодобрый

Мой сладенький!..
 
   Никогда не слышал такого противного голоса. И таких глупых слов.
   А Читающая стояла и улыбалась. Ее лицо было закрыто, но глаза… глаза смеялись. Может, она слышала все, что говорил и пел проклятый демон?
   И я толкнул камешек к ней. Ногой. Он покатился. И еще один след остался в пыли.
   Ведущая караван подняла камешек и медленно пошла по его следу. В мою сторону. К моей глыбе. Шла и смотрела на меня.
   Кипан подождал немного и дал знак остальным – караван тронулся. Но скоро опять встал. Когда остановилась Читающая. Она стояла в двух шагах от меня и опять смотрела, как вглядываются в огонь или воду, когда хотят увидеть будущее.
   Все остальные путники тоже разглядели меня. Даже те, кто укрылись в кутобах. Заметили, но выглядывать не стали. Только шторы зашевелились совсем не так, как от ветра.
   Кипан подал знак, и двое охранников приблизились к первой кутобе. Еще двое остановились возле груженых поалов, что стояли за кутобой. А кипан быстро оказался возле Читающей, на шаг позади нее. Не для защиты – на ведущих караван давно уже не нападают. Убийца проводника не уйдет живым из Пыльной Земли. И его смерть не будет легкой. Как и тех, кто станет его защищать.
   – Демон? – спросил кипан.
   – Нет.
   Не ожидал, что Читающая станет отвечать. И что она скажет такое. Я и сам не знаю, кто я теперь.
   – Сколько их здесь?
   – Один.
   – Эта скала не свалится нам на голову?
   – Нет.
   Теперь кипан стоял рядом с Читающей и смотрел на меня. К оружию он не тянулся. А я уставился на старшего и думал: попроситься в караван просто так или охранником.
   У тебя лишние деньжата завелись?
   – Кто ты?
   Что я мог ответить старшему охраннику?
   – Путник я.
   – Откуда ты взялся здесь?
   – Из одного очень… – …Скажи правду, придурок! Все равно тебе не поверят! – …страшного места.
   – И это место такое страшное, что ты забрался сюда? – Кипан не поверил мне. Как демон и предсказывал.
   – Здесь меня не пытаются убить.
   – Это можно исправить, если хочешь, – засмеялся кто-то из охранников.
   – Не хочу. – Я ответил таким же шутливым голосом.
   Сильный муж умеет понимать шутку и не боится посмеяться над собой.
   – Да кто тебя спрашивать будет!
   Теперь голос другой. Молодой, дерзкий и непочтительный. Со мной не шутят – меня оскорбляют. Можно промолчать, можно вызвать наглеца на поединок. Я молчу. Глупый сам отыщет свою смерть, и не обязательно от моей руки.
   – Быстро ты удирал из своего страшного места. Наверно, и меч потерял.
   Меч у меня слева и охраннику его не видно. А я не спешу доставать оружие. Если молодой хочет подраться – он получит свой поединок, но на моих условиях.
   – Меч мне не очень-то и нужен.
   – Ну да, мешает бежать.
   – Или свернуть кое-кому шею. – Говорю легко и весело. Я не злюсь, мне смешно. Пусть лицо мое закрыто, но не только глазами можно улыбаться, голос тоже передает улыбку. Или насмешку. Молодые часто думают, что над ними насмехаются. И часто ошибаются.
   – У тебя есть имя, путник?
   Ответить кипану я не успел, помешал все тот же молодой и дерзкий:
   – Он не только меч свой потерял, имя свое он тоже позабыл! – Охранник громко рассмеялся, довольный своей шуткой. А вот такое смолчать нельзя. Остальные не смеются – ждут, что я отвечу. И я отвечаю. Спокойно и с улыбкой:
   – Имя у меня есть, малыш. Но оно не для твоих маленьких ушек.
   Имя есть, но ты его не помнишь.
   Демон смеется в моей голове, а охранник хватается за меч. Молодые всегда злятся, когда указываешь на их главный недостаток. Но молодость быстро проходит, а вот глупость…
   Охранник двинулся ко мне. Верхом. И потащил за собой еще одного поала. На котором совсем недавно сидел кипан.
   Молодой может дожить до старости, а вот глупый умрет молодым.
   – Стоять! – рявкнул кипан.
   Поалы остановились. А я убрал пальцы от мешочка с порошком.
   Спокойный поал лучше взбесившегося поала.
   – Крант, ты же слышал, что он сказал!.. – Голос вдруг сорвался до смешного визга. Похоже, этот охранник еще моложе, чем я думал.
   – Слышал.
   – Он оскорбил меня! Я буду драться с ним!
   – Хочешь драться – слезь с поала.
   Кипан внимательно следил за моими руками. Особенно за той, что касается пояса.
   Охранник повиновался, а я опустил руку. На людей пыль желтого гриба действует не так, как на поалов.
   – Назови свое имя, путник! С кем будет драться мой тисани?
   Я угадал. Тисани. Не сын, но почти как сын: ученик-воспитанник. Слишком молодой, чтобы быть мастером клинка, и не слишком умный, если думает, что стал непобедимым, узнав несколько тайных приемов учителя. Глупышок, как говорят о таких тианги. Вот только убивать его нельзя, если я хочу пойти с караваном.
   – Я не п…
   …Заткнись, идиот!
   Но я замолчал и без подсказки демона.
   Только гайнул не помнит, кто он такой. А гайнула без хозяина не бывает. Должен же кто-то приказывать ущербному.
   – Неп? – удивился кипан. – Это твое имя?
   – Нет. Мое Имя тебе не нужно. Можешь называть меня…
   …Нип Непомнящий.
   Демон опять смеется.
   – Нип. Это мое дорожное имя.
   – Нип? Странное имя. Никогда такого не слышал.
   Я тоже услышал свое имя совсем недавно, но говорить стал о другом:
   – Кипан, чем тебе не нравится мое имя?
   – Слишком короткое!
   Молодой охранник слез с поала и стоял передо мной, покачиваясь с пятки на носок, с носка на пятку. Он оказался выше меня на ладонь и был этим очень доволен.
   – Думаю, твое Имя длиннее.
   Бросаю наживку, и молодой хватает ее на лету.
   – Да, – гордо говорит он. – Меня зовут…
   – Замолчи! – зашипел кипан.
   Думаю, его услышали только мы с охранником и еще Читающая, что стояла недалеко от нас. Молодой перестал покачиваться и посмотрел на своего учителя.
   – Дорожное имя моего тисани – Ситунано.
   – Это он сам придумал?
   Кипан кивнул.
   – А чем тебе не нравится мое имя?
   Молодой сделал полшага вперед – он стоял теперь перед кипаном.
   – «Неукротимый Ветер»? Наверно, это красиво, и девушкам нравится. Но Сатинупо звучит страшнее.
   – Сатинупо? А что это?
   Охранник повернулся к кипану. И даже не подумал, что я могу теперь напасть и убить. Глупышок! Он все еще принимает каждый бой как поединок чести и ждет, что враг будет исполнять все правила.
   – Так называют бешеного поала, – ответил кипан тихо и неохотно.
   Глупышок кивнул и горделиво выпрямился. Конечно, Неукротимый Ветер – красиво, но Бешеный Поал – страшнее. Жаль, что мне не увидеть, как он назовется этим именем в какой-нибудь таверне. Но я не могу ждать и говорю то, о чем не сказал кипан:
   – Сатинупо – это бешеный поал, который бесится оттого, что его не пустили к поалихе. Можешь взять это имя себе – дарю.
   Я не собираюсь жалеть молодого и говорю громко, как раньше это делал он, когда хотел, чтобы все смеялись над его шуткой.
   Охранники и те путники, что ближе к нам, захохотали. Даже из второй кутобы раздался смех. Смеялся муж.
   Молодой зарычал и сорвал повязку с лица.
   – Ты!.. Ты умрешь!..
   Он выдернул меч и бросился ко мне. Про вызов и про уговор, как и сколько будет длиться поединок, он забыл. Глупышок уже не хотел увидеть мою кровь или услышать извинения – ему понадобилась моя смерть. Ни больше ни меньше.
   Победить врага, что задыхается от ненависти и злости, просто. Мне даже меч не понадобился.
   У каждого Мастера Клинка свой узор битвы. У молодого узора не было – только обрьшки нитей. Я подхватил его нить и сплел свой узор. Совсем короткий, но его хватило.
 
   – Что ты хочешь за жизнь моего тисани?
   Молодой стоит на коленях, прижался спиной ко мне и молчит. Может, он и сказал бы что-нибудь, но я придавил ему горло локтем. И отойти он не может – я удерживаю его руку с мечом. Клинок едва касается ноги молодого. Пока только касается…
   Давай, побрей этого придурка! Вряд ли он носит свинцовые трусы…
   Мне не нужны советы демона. И смерть охранника мне не нужна. Даже ранить его нельзя. Трудно подружиться с хозяином поалихи, если ты убил ее или искалечил.
   – Кипан, позволь мне идти с караваном. Охранником.
   Старший убрал повязку с лица. На щеке белый шрам. Очень заметный на загорелой коже. Злости на лице кипана я не заметил.
   – Покажи свое лицо. Охранник.
   Я отпустил шею молодого и показал лицо. На моем лице нет шрамов.
   – Ты получишь ту же долю, что и остальные, – тихо и спокойно сказал кипан. – Мой тисани получит половину доли.
   – Но Крант, я же…
   – Замолчи. И садись в седло. Позор глаз моих!
   Я отпустил руку молодого и быстро отошел. Пока меч не в ножнах, глупо стоять рядом с ним. Охранник поплелся к поалу. На меня не оглянулся. Уже в седле он начал кашлять и тереть горло. Ничего, день помолчать ему будет полезно.
   – Где твой поал, охранник?
   – У меня его нет, кипан.
   А может и есть, но ты забыл, где положил…
   – Я дам тебе поала, Нип. И… благодарю тебя за тисани.
   Я молча поклонился старшему охраны.
   Читающая смотрела на меня и улыбалась.
 

2

 
   Сегодня огонь темный. Сегодня в костре нет поальих лепешек. И вчера не было. Уже третий день поалы спят. А сонных животных не кормят. И лепешки они не роняют. Люди не могут дрыхнуть так долго. Они сидят у костра, хвастаются своими победами над врагом или женой, едят или пьют, смотрят на огонь или возятся с оружием. А еще люди боятся. Боятся все. И запах страха висит над стоянкой.
   Уже третий день караван никуда не идет. Наш проводник попал под обвал.
   …Угодил под самосвал.
   Демон все еще со мной. Но я не разговариваю с ним. Даже когда он показывает мне страшные сны: обвал в горах и кровь на камне. Я не поверил этому сну. И промолчал утром. А днем караван подошел к горам. Я забыл, что в Пыльных Землях есть горы, где иногда случаются обвалы. А еще там живут те, которые нападают на караваны и устраивают обвалы: мертвых путников легче грабить.
   Наш караван не смогли ограбить. Едва он втянулся в ущелье, Читающая остановилась. Она долго смотрела на скалы, что нависали над тропой, а потом повернулась к нам. И тут камни начали падать! Маленькие и большие. С шумом и грохотом. Но Читающая успела выскочить из-под камнепада и почти добежала до первого поала. А камни прыгали и катились за ней. Кипан скомандовал отступление. Мы развернули поалов и двинулись прочь из ущелья. Никто не оглядывался. Только я посмотрел назад.
   Читающая лежала на тропе, а ее качира была в крови.
   Я поднял раненую и погнал поала за караваном. Когда за спиной раздался крик, я опять оглянулся. На тропе лежало еще одно тело. Но это был не наш попутчик.
   В ущелье караван ждала засада. Один из грабителей, похоже, упал и разбился.
   …Или его сбросили. Типа – наказание за облажание…
   Мы остановились возле Трех Столбов – на нашей прежней стоянке. Последней перед горами. Тогда мы набрали воды под Сломанным Столбом и пошли дальше, но обвал заставил нас вернуться. И остаться возле Столбов: ждать, когда Читающая сможет вести нас дальше.
   Лекарь, что идет с караваном, даже смотреть не стал раненую. Когда кипан разрешил устроить привал, лекарь сказал, что от ран в голову всегда умирают. Я не поверил ему. И сделал так, как посоветовал демон – осмотрел пострадавшую.
   Раненая все еще была жива.
   Я положил своего поала ближе к воде. Рядом – Читающую. Утром я делаю над ней навес из плаща, а на ночью убираю и укрываюсь им. На раненой больше нет качиры – я снял ее и отмыл от крови. Травма оказалась небольшой – камень зацепил край уха и содрал немного кожи на голове. Но из маленькой ранки натекло много крови. Демон сказал, что так всегда бывает, если черепная травма поверхностная. И спят при сотрясении мозга тоже много. Голова тогда становится горячей и сильно болит. Еда не держится в животе, и вода тоже – все выходит тем же путем, каким пришло.
   Пока я возился с Читающей, ко мне никто не подходил. И стирать мне не мешали и воду набирать. Никто даже не сказал, что я много воды выливаю в землю.
   Пыли перед горами мало – только камни и немного земли. А на ней растет трава и низкие редкие кустики. И сама трава горькая и запах у нее горький. Я отдал воду с кровью этой траве. Может, она поделится своей силой с раненой, ведь только сильный способен выжить в таком месте. А трава живая и сильная. Я стараюсь не наступать на нее.
   Когда я подошел к костру – еще к самому первому на этой стоянке – он был больше и ярче. Огонь тогда танцевал на горючем камне и поальих лепешках. И пахло от него тогда иначе. Жизнью, зерном и сухой травой. Теперь у горючего камня совсем другой запах. А траву, что растет здесь, в костер бросать нельзя. Слуга лекаря кинул только горсть – так все, кто сидел вокруг, начали кашлять и тереть глаза. Я не наглотался вонючего дыма, но глаза у меня тоже заболели. Лекарь поколотил тогда слугу и оставил до утра голодным. А перед всеми попутчиками извинился. Потом увидел меня и отошел подальше. Гоняться за ним я не стал. А вот кипан сам подошел ко мне.
   – Как она? – спросил он, когда я набрал миску асты и сел подальше от костра.
   – Ранена.
   – Рана тяжелая?
   – Не знаю.
   – А что лекарь говорит?
   – Что раны в голову не лечатся.
   Кипан потрогал повязку на лице – там, где под тканью прятался шрам. Я съел половину каши, когда Старший опять спросил:
   – А лекарь видел ее рану?
   – Нет.
   Кипан кивнул, хотел отойти, но потом передумал.
   – Вот что, Нип, – сказал он совсем тихо, – может, ты этого не знаешь… если Читающая умрет, ее смерть ляжет на тебя. И никто не защитит тебя.
   – Я знаю это… Крант.
   – Тогда… пускай удача не отвернется от тебя.
   Удача не отвернулась. Ни в первую ночь, ни во вторую. Когда возле кутобы купца начали шуметь. Не очень громко, но мне было слышно, и я пошел посмотреть. Купец расположился близко от меня. С ним ехало трое – двое охранников и слуга-помощник. Молодой совсем, если верить его голосу. Или невольник, лишенный зверя. Но таких ущербных не берут в Пыльные Земли. Неведомо, на кого падет выбор Читающей, а муж без зверя – это уже не муж.
   Шумели охранники купца. Они собрались поиграть с молодым слугой в большого зверя и тесную нору. Среди мужей бывают такие, кому нравится эта игра. Кому-то приятно быть норой, кому-то – большим зверем. В такие игры редко играют в пути. Когда весь день сидишь на поале или топчешь тропу, то вечером хочется только поесть и заснуть. На игры тянет тех, кто не устал. Но караван стоял ночь и день. Вот в ком-то и собралась лишняя сила.
   А Читающей все едино, сколько зверей побывало в норе Избранника – Читающей нужен его зверь, а не его нора.
   Я хотел уже уйти, но потом понял, что играют только двое, а третий отбивается из последних сил. Я не люблю вмешиваться в чужие дела, но когда один не хочет играть, а двое его заставляют – это уже не игра.
   Охранники купца оказались плохими бойцами. А слуга быстро удрал, как только его перестали держать. Возле кутобы лежали восемь поалов и тюки с грузом. Где спрятался молодой, только Мюрту знает.
   Пока я шел к своему поалу, демон ругался:
   …Я бы этим озабоченным озабоченность их быстро ампутировал. Тупым ножом и без наркоза. А ты им тихой ночи пожелал! Блин, совсем из ума выжил?
   Я старался понять, о чем говорит демон, но его речь трудна. Иногда он говорит просто и понятно, как сегодня утром, когда Читающая так и не проснулась. Я умыл ее, напоил, а она даже глаза не открыла. Тогда я стал искать другие раны на ее теле, как посоветовал демон. И нашел. На спине. Еще один след от удара. Вот только кровь не вышла наружу.
   Мазь от ушибов я взял у кипана. А тугую повязку сделал из качиры самой Читающей. Демон сказал, что у нее могут быть трещины на ребрах. Или перелом.
   И опять никто не пришел узнать, что я делаю с раненой. Все притворялись, что ее нет. А караван стоит лишь потому, что дальше Трех Столбов ему не надо идти. Только кипан спросил, когда я отдавал ему мазь:
   – Как она?
   – Спит.
   Он кивнул и отошел к первой кутобе. В ней была женщина, что наняла кипана и его стаю. А купец приготовил кайрыш, что Избранный получит, когда вернется от Читающей. Так всегда делают. И несколько молодых с собой берут – Читающие выбирают одного из них. Если б наш караван был побольше, то и кайрыш для Избранного был бы большим, и молодых в караване было бы не двое, а пятеро или десяток. Слуга лекаря тоже молодой, но Читающие никогда не выбирают гайнулов. Даже красивых. Тех, кто все забыл, также не выбирают.
   …Ты тоже забыл.
   Демон смеялся, а я едва сдержался, чтобы не обругать его. Но с демонами нельзя разговаривать! Даже если они говорят полезное. Можно принять совет, можно притвориться, что не услышал, но разговаривать с ними нельзя. Иначе он никогда не уйдет.
   А я не гайнул, да и забыл я не все. Я многое помню. Но все это разорвано на отдельные нити. Когда я сплету из них узор, вспомню все. И демон уйдет. Ему не останется места в моей голове.
 
   Купец самый низкий из нас, но он разговаривает так, будто самый главный в караване – это он. И на охранников своих он кричит, и на слугу, даже на кипана. Еще в то утро, когда я брал мазь, он хотел, чтобы караван пошел дальше. Но кипан не стал уводить караван от воды. Сказал, что, пока проводник жив, они будут ждать. А когда умрет и за ней придут другие Читающие, тогда они дадут еще одного проводника. Если их хорошо попросить.
   Похоже, кипан давно ходит по Пыльной Земле. Я не знал, что за мертвым проводником приходят. Или я это забыл?
   Еще кипан сказал, что купец может идти сам, не дожидаясь каравана. Если очень торопится. А караван не пойдет вперед без проводника. И назад не пойдет – никто ведь не запомнил пройденный Путь и все ловушки.
   Но молодой так и не ушел. И охранники его остались. А ночью они мешали мне спать. Тогда-то я и не дал им поиграть с молодым слугой.
   Сразу заснуть в ту ночь у меня не получилось – слуга купца сидел возле моего поала. С той стороны, где не было раненой.
   Я дал ей воды, поправил подстилку, на которой она лежала, сам напился. А молодой все не уходил. Я расстелил свой плащ, лег, завернулся в него, закрыл глаза и притворился, что сплю. Но он так и не ушел. Когда мне надоело, что он сидит и молчит, я спросил:
   – Зачем ты здесь?
   – Я пришел отблагодарить тебя… миной.
   – Не называй меня так. У тебя уже есть хозяин.
   – Я иду с ним первый раз. И больше с ним не пойду.
   Такое часто бывает. Многие становятся попутчиками, но, когда путь каравана окончен, они расстаются, чтобы больше не встретиться. Только кипан и его воины редко делают это. Но они не попутчики, они – стая.
   Пока я молчал, молодой придвинулся ко мне и зашептал:
   – Миной, я не могу заплатить тебе, но если ты хочешь поиграть со мной…
   Он снял качиру. Его волосы и лицо были светлыми. Я никогда не видел такой светлой кожи и потрогал ее пальцем. Кожа была теплой и гладкой – волосы на ней еще не росли. Молодой всхлипнул, но отодвигаться не стал.
   …Еще один озабоченный. Блин, тут что, все бледно-синие?
   Я не понял, что сказал демон, но играть мне не хотелось. Я мечтал выспаться, а не дремать еще одну ночь вполглаза, слушая, дышит раненая или нет.
   – И часто ты предлагаешь такую плату?
   Я вытер руку о штаны. Пальцы еще помнили, какая мягкая кожа у молодого слуги.
   – Нет, миной. Я никому такого не предлагал. Даже брату моей матери!
   Потом он всхлипывал и говорил, говорил и всхлипывал, а я слушал и дремал сидя.
   Ролус – маленький обломок большого камня – такое дорожное имя взял себе молодой. Еще сезон назад у него был дом, мать и отец, два старших брата и младшая сестра. Но все они вдруг заболели и умерли. Он тоже заболел, но остался в живых. Пока он думал, что ему делать с большим пустым домом, с лавкой и с мастерской, появился брат матери и забрал все это себе. За долги, как он сказал. Ролус никогда не слышал, чтобы отец говорил о долгах, но с братом матери пришел отряд стражи, и дом пришлось оставить. Потом и из мастерской, где Ролус переночевал всего две ночи, он вынужден был уйти. А вскоре и из города. Брат матери назвал его вором, что забирается в чужие мастерские. Если бы Ролус согласился поиграть в нору и зверя, его не стали бы наказывать за мастерскую, но он отказался и убежал. Он не думал, что брат матери обзовет его вором. Вот и пришлось срочно уезжать из города. А в поясе у него оставались только те камни, что сам гранил и шлифовал. Дешевые и простые камни, с какими отец разрешал работать. Их и придется показывать будущему наставнику. Если найдется такой, кто захочет взять ученика без рекомендации и учить в долг. Купец пожалел Ролуса и позволил идти с караваном. Сказал, что еда и охрана стоят дорого и что платы в конце пути не будет. Но если ведущая караван выберет Ролуса, тогда пояс с сабирами будет его.
   Не знаю, зачем молодой рассказал мне все это. Демон сказал, что парню выговориться приспичило, но с какой стати, я так и не понял.
   – Нип…
   Пришлось открыть глаза и посмотреть на попутчика. Его кожа сияла в лунном свете, а лицо… Такое лицо должно быть у жены, а не у мужа. Жаль, что Ролус родился не женой.
   – Нип, а какая она? Та, что ведет караван.
   – Зачем тебе?
   – Я боюсь. Вдруг она… некрасивая. Как брат моей матери.
   Некрасивая? Никогда не думал так о Читающей.
   Она высокая, темная. И кожа у нее темная, и волосы. А тело худое. Но сильное. Волосы на теле мягкие и короткие. У многих тиангий есть волосы на теле. Красивая она? Не знаю. Но я не отказался бы поиграть с такой. Потом, когда высплюсь. Вот только меня она не выберет. Она выберет молодого, который не знает, что делать с сильной женой. Может, и жены у него еще не было. Даже такой, что стоит полтибола.
   – Нип, а если я не смогу так, как Ситунано?
   – Не сможешь так – сделаешь лучше.
   – А лучше можно? – удивился Ролус.
   – Можно.
   …Блин, нужно! А тот великий трахальщик такую пургу гонит – оборжаться можно.
   Молодой охранник рассказывал много смешного. Но говорил он тогда, когда возле огня оставались только Ролус и гайнул. Когда старшие мужи не могли слышать его рассказов. Охранник хвастался своей победой над Ориси.
   Все молодые начинают с Ориси. Если не знаешь – она научит, а если не можешь – поможет. И не будет смеяться и торопить. Та Ориси, что стоит полсабира и больше. За это ей и платят так много. А та Ориси, что стоит полтибола, за один круг примет десять мужей. Тех мужей, которые торопятся. Но ни с одной Ориси нельзя сделать то, о чем рассказывал Ситунано. Ни у одного мужа нет столько зверей, чтобы сразу забраться во все норы Ориси.
   – Ты меньше слушай этого… песнопевца. И у тебя все получится.
   – А песнопевцы говорят не истину?
   – Истину. Но на зерно истины добавляют две горсти песка выдумки. Отдели истину от выдумки и спи спокойно.
   – Благодарю тебя, Нип. Я буду спать спокойно.
   Ролус стал укладываться под боком моего поала. Возвращаться к кутобе купца он не захотел.
   Я подошел к раненой, намочил и положил ей на лоб повязку, сам напился и наполнил флягу. Утром в колодце остается мало воды, когда все напьются и наберут воды, чтобы готовить еду.
   Я вернулся к поалу, а молодой еще не спал. Он крутился под своим плащом, вздыхал, вздрагивал. Или замирал, сжавшись в комок, и слушал ночные шорохи. Совсем не опасные, но он боялся. Под белой луной всегда плохо спится. Я расстелил плащ, сел.
   – Ролус, ты спрашивал про Читающую, – тихо сказал я, и молодой тоже сел. Ни у кого я не видел таких больших и таких блестящих глаз.
   – Да, Нип, спрашивал.
   – Ты видел жен с темной кожей?
   – Темной? Как ночь без луны?
   – Нет. Как шкура моего поала под солнцем. И даже еще светлее.
   – Как танипа?
   – Ролус, я не знаю, что такое танипа.
   – Это камень. Очень дорогой и красивый. Он светлее, чем шкура твоего поала. И сквозь него видно солнце, – молодой улыбнулся. – Она красивая, да?
   – Красивая.
   Скоро Ролус заснул. Он дышал тихо и улыбался во сне. Я задремал, когда Белая ушла к горам.
   Утром купец и кипан опять ругались. Теперь уже из-за меня. Купец требовал плату за лечение своих охранников – я был не очень осторожен с ними ночью. А кипан говорил, что вывихнутая рука и два выбитых зуба не стоят трех сабиров. Даже тибола не стоят. Сколько платят лекарю за такие раны, кипан хорошо знает. Но если охранники купца стоят так много, то их самих надо лучше охранять и не разрешать им ходить по ночам. В белую луну так легко упасть и пораниться. А наказывать меня кипан сегодня не будет. И завтра тоже. Охранников в Пути не наказывают. Вот когда караван придет…
   …Ага, я накажу его потом. Если не забуду.
   Демон смеялся. Кипану тоже было весело. Только купец злился. Он хотел, чтобы я заплатил убыток, извинился и поработал у него охранником, пока его собственные больны.
   – А ты не хочешь, чтобы Нип поиграл с тобой в зверя и нору? – спросил кипан.
   Тут я и вышел из-за кутобы.
   Купец посмотрел на меня, как на товар или на гайнула, которому можно приказать снять одежду, стать на колени, и тот с радостью снимет и станет.
   – Хочешь, чтобы я извинился – выставляй бойца на поединок. Победит он – извинюсь.
   Купец промолчал, а я пошел к костру за едой.
   Скоро к костру подошел и старший охранник.
   – Нип, я твой кипан. И я решаю – быть поединку или нет, – тихо сказал он, когда набрал миску асты и сел рядом со мной.
   – Да, Крант. Ты мой кипан. Я не буду драться, если ты запретишь.
   Я говорил так же тихо, как и кипан.
   – Ты будешь драться. Если тебя вызовут. – И совсем другим голосом спросил: – Как она?