Ладно, ваше корыто, вам же в случае чего со дна его поднимать и ремонтировать.
   Всего раз команда заволновалась. Это когда нас близко к берегу подносить стало. А на него – только скалолазам и забираться. Вот и пришлось матросам подсуетиться. Крюки на тросах забрасывать, да к какому-то столбу подтягиваться. Каменному.
   Я только глянул на этот камень – и зубы у меня заныли, и в пузе нехорошо так заворочалось. Словно укачало меня. Как в самолете после реальной болтанки.
   Ну погладил пузо ладонью. Типа спокойно, родное. Не надо такой хороший обед за борт выкидывать. И всякие рыжие коротышки нам не указ. Это их от древнего колдовства выворачивать должно. А на нас оно не действует. Вот и все! Не действует! Кому сказано?!
   Вот так-то лучше. Дыши, Лёха, глубже и смотри дальше. Там еще очень примечательные камешки виднеются. Спрашивал, что такое «Башни и Мосты», так вот это они в развалинах лежат. Сколько лет уж прошло, а до сих пор их боятся. Не останавливаются возле них, не селятся, ничего не строят… Только в ругательствах и вспоминают. Вроде «чтоб тебя Башней придавило» или «чтоб умереть тебе на Мосту»… Будто не все равно, как и от чего.
   Паром давно уже развалины миновал, а я все сидел и на другой берег пялился. Впервые за несколько дней со мной автоподсказчик заговорил. Я уже и забывать начал, как это, когда на свой вопрос сам же себе и отвечаешь. Любой бы психиатр сказал, что у меня шизу пробило. Хорошо, что здесь нет психиатров. Только ведьмы, колдуны, тени и другие обитатели. Короче, какой мир, такие и обитатели.
   Вот только не гони, Лёха, на чужой мир. Неизвестно, что про твой родной другие сказали бы. Та же самая Марла или…
   А вот и она. Легка на помине.
   – Рада тебя видеть, нутер Рид.
   – И я рад, ла… прости. Мин Марла.
   Все правильно. На работе только официальные отношения.
   – А попить тут можно чего-нибудь?
   Марла не успела ответить. Малек склонился к моему уху, зашептал:
   – Я принесу, господин.
   И затерялся между тюками и животными.
   Паром огромный. На нем большой караван уместить можно. Или два поменьше. Если по-нормальному, то мост через реку нужен. Но в этом мире особое отношение к мостам. Табу на них наложено. Вот и приходится плавать. Или в обход двигать.
   – Марла, мы тут без разрешения на борт влезли. Может, мне со старшим каким поговорить? Чтоб проблем не было.
   – Я старший…
   – Хорошо, Лапушка. Извини, забыл!..
   – …И мы ждали тебя.
   – Мы?
   – Да.
   – Знаешь, я ведь, когда обедать сел, и думать не думал куда-то ехать.
   – Асстархусионий сказал, что ты пойдешь с нами.
   – Кто сказал?!
   – Асстархусионий.
   – Кто?!!
   – Наш Великий и Мудрейший.
   – А-а…
   Да уж, имечко он себе придумал оригинальное. Но пусть такое те, кому совсем уж нечего делать, выговаривают. А я для запудривания мозгов могу сказать «тромбофлебитный» или «инсулинозависимый». Эффект тот же самый: чувствуешь себя жутко образованным болваном среди толпы малограмотных кретинов. Да только на фига мне это надо? Самоутверждаться? Таким способом себе дороже получается. Выяснено опытным путем.
   – Подожди, Марла, а откуда Асс, наш Многомудрый, про мои планы узнал?
   – Имя нашего…
   – Я знаю, Марла. Так откуда он узнал? Да еще раньше меня…
   – Он же колдун. Он все знает.
   – Ну-ну… – Насчет «всего» – это мы поживем, посмотрим. – Марла, а следующий паром когда?
   – Завтра.
   – А он успеет подняться?
   – Зачем?
   – Ну чтобы других забрать. Или меня наверх отвезти.
   – Других заберут другие караваны. А наверх они поднимутся в конце сезона.
   – Как это? А сейчас?..
   – Сейчас можно только вниз.
   – А если надо наверх?
   – Наверх по реке. В конце сезона.
   – Блин, река одна, а направления разные. Сегодня вниз, завтра…
   – Не завтра, а в конце…
   – Да понял я, понял. И что это за река такая?
   – Даратулана.
   – Ну теперь мне сразу стало легче!.. Получается, к Ранулу я попаду не скоро.
   – Через два сезона. Если удача будет с тобой.
   – Надеюсь, мужик не обидится, что я сбежал из-за стола… Да где этот Малек с пойлом?! Кажется, Ранул перестарался со специями…
   – Я здесь, господин. Вот. – Пацан протянул мне узкий длинный сосуд. Открытый уже. На горлышке обрывки шнура болтаются.
   – Давай сюда, пока я не засох. Но это точно можно пить?
   – Я отпил немного.
   – И полбутылки опустело.
   – Расплескалось, пока донес.
   – Ну конечно…
   Питье оказалось вкусным и слегка напоминало Ранулов кисляк.
   Марла принюхалась.
   – Отобра.
   – Хочешь глотнуть?
   – Хочу. Но мне пока нельзя.
   – Почему?
   – Потому, что это отобра.
   – Ну и…
   – Она будит в жене желание.
   – А в мужике чего она будит?
   – Не знаю. Никогда не слышала, чтобы мужи пили отобру.
   – Ну все бывает в первый раз. Я вот никогда не катался на пароме.
   – А как же ты попадал на другой берег?
   – Как-как, да по…
   И едва успел прикусить язык. К тем, кто много болтает о мостах, привязывают камни. На шею и к ногам. А потом их отпускают плавать.
   – Ладно, Лапушка, пошутили и хватит. На берег мы когда попадем?
   – После заката.
   – Тогда держи свою отобру…
   – Она не моя!
   Марла смущается? Не-э, показалось.
   – Теперь твоя. Дарю. Может, угостишь вечером…
   – Нутер Рид!..
   – Да-да, мин Марла, я знаю: у тебя много работы и тебе сейчас очень некогда…
   Марла фыркнула и ушла. Но кувшинчик с собой прихватила.
   Малек шкодливо ухмыльнулся. А понял, что я его засек, и стал изображать из себя саму скромность.
   – Ты специально мне эту дрянь подсунул?
   – А нутеру не понравилось?
   Ну прям невинность. Белая и пушистая. Хлопает глазками и только ножкой не шаркает.
   – Понравилось. Очень, – душевно и прочувствованно так ему это сообщаю. – Знаешь, эта отобра и в мужиках желание будит. К малькам вроде тебя.
   – Ми… ну… – Пацан побледнел. – Прости, господин. Я больше не буду так шутить.
   – Если Марла не придет сегодня ко мне, то тебе придется греть мою постель.
   – Она придет, господин, обязательно придет! – И за Кранта спрятался.
   Я вроде пошутил, а Малек, похоже, на полном серьезе все воспринял. Ладно, в следующий раз умнее будет. И больше уважения к…
   – Раб, ко мне! – Это наш «великий» колдун проблевался и командовать начал.
   – Раб, тебя хозяин зовет!
   А сам на меня почему-то смотрит. И взгляд у рыжего такой, что мне вдруг захотелось стать в позу сломанной березы и сказать: «Слышу и слушаюсь, о Мудрейший!»
   На миг только возникло такое желание, а потом и возникать перестало. Я, не поднимаясь, посоветовал Ассу не драть глотку и оглянуться. Все его рабы и слуги давно у него за спиной топчутся.
   Спокойно вроде как сказал, без мата, а колдун почему-то пятнами покрылся. Или он реально ждал, что я к его ногам приползу? Так это он размечтался. Не знаю, правда, с какой радости. Может, чего возбуждающего или укрепляющего перебрал?..
   А Малек оказался провидцем: Марла пришла ко мне. Вечером.
   Этой ночью Санута не было.
   Утром я едва смог влезть на поала.
 
2
 
   Мир вдруг стал серым. Серое небо, серый песок под ногами. Серые тени на песке. От камней и столбов. Что когда-то были деревьями.
   Мир стал серым и тихим.
   Будто не по песку я иду, а по пеплу. И он глушит не только мои шаги, но и дыхание мое. Я вдыхаю серый воздух, а выдыхаю… не знаю, не хочется думать, что эта серость остается во мне. Как песок в песочных часах.
   В странное место я попал. Как в зимний лес. В полнолуние. Когда сильного мороза нет, а легкий ветерок имеется. И тучи бродят по небу. Редкие. А тени по снегу. Тоже бродят. Странные. Словно из другого мира. И ощущение непонятное. Словно ждешь чего-то. Невозможного, нереального. Того, что только в эту ночь и может случиться. Потому что тихо, потому что сам-один. И никто не мешает смотреть и слушать, видеть и слышать. И не ты уже идешь по лесу, а кто-то другой. Незнакомый. Который почти всегда спит глубоко в душе. И редко-редко смотрит из твоих глаз на привычный тебе мир.
   И тогда мир тоже становится незнакомым, непривычным…
   Стоп.
   С чего это меня на лиризьм растащило? Нормальный вроде мужик. Звезд с неба не жду. Об алмазе в куче дерьма не мечтаю. Смотрю на жизнь прямо и трезво. Почти всегда. А тут «настроение из другого мира» или «знакомый незнакомец…»
   Короче, Лёха, ты на фига за этот камень зашел? Подумать в уединении? Не можешь, как другие, из седла? Тогда присаживайся и думай. Только штаны снять не забудь. А то мечтатель-романтик нашелся. Проще надо быть. Проще и практичнее. Сначала дело, а потом уже все остальное.
   Ну вот, поговорил с собой, как мужик с мужиком, и сразу на душе полегчало. И не только на душе. А все-таки надо было прихватить передвижной усул. Путешествовали бы с комфортом. Без этих «девочки налево, мальчики направо». А если во время движения приспичит, выкручивайся как можешь.
   Но место реально странное. И замаскировано хорошо. С дороги не разглядишь. Скала и никакого входа. А расщелина немаленькая в ней…
   Блин! И выхода не видно!.. А где же я?..
   Стоп, Лёха! Отставить панику.
   Выход найдешь, когда уходить будешь. А сейчас шагом марш вперед. И держи ушки на макушке.
   Это уже не трещинка в скале, не секретная ложбинка, которую пройдешь и не заметишь. Тут целая долина. И что-то я не вижу плаката «Добро пожаловать!». А незваных гостей в горах не только улыбками встречают. Могут и еще кое-чем. Погорячее. Такой вот закон гор в моем родном мире. Если здесь все по-другому, то я страшно рад за этот мир.
   Прям до дрожи в коленях рад и до мурашек меж лопатками.
   Вот как глянул на местную достопримечательность, так сразу и понял, почему тут толпы туристов не бродят. Один я. Как из гнезда выпал.
   Серая земля, серые деревья, серые тени от серых деревьев. Изломанные, острые. На такую тень и наступать не хочется. Как бы сапог не пропороть.
   Тени лежат на песке. И весь берег кажется большим листом, на котором написаны странные знаки.
 
   Создали знаки на песке вода и ветер.
   Какой огонь стеклом сделал песок?
   Какая сила сохранила знаки эти?
 
   Берег только похож на песчаный. Но ни одна песчинка не шевельнулась под моей ногой. И следов за мной не оставалось Будто по льду я шел. Или по стеклу.
   Река тоже стала льдом, в который вмерзли обитатели реки
   И не только реки.
   Это зубастое и хвостатое «одеяло» здорово похоже на морского ската. Но если бы вдруг выяснилось, что оно умеет и летать, я бы не удивился. Всаднику на рогатом коне тоже нечего делать в реке. Как и странной твари – гибриду волка и дракона Не знаю, как эту зверушку звали при жизни, но…
   Ипша.
   Ни фига себе! Это так, получается, выглядит Малек, когда обрастает шерстью?
   Мама, роди меня обратно, я боюсь жить в этом мире!..
   В мире, где колесный пароход соседствует с птеродактилем. И ящерка больше корабля.
   Не-э. Или у меня не то с глазомером, или я не туда попал.
   Ну не должен винт самолета торчать из шеи динозавра. Торчит. И самолет в наличии имеется. Только без крыла. Выступать оно должно изо льда. Не выступает.
   Блин, да куда же я попал?! Это не долина, а музей ледяных фигур какой-то!
   Ты смотришь на Реку Времени.
   – На реку. Смотрю. Ну да. В нормальной реке – вода, а здесь время, значится…
   Странно звучал мой голос. Будто каждое слово замирало возле моего рта, покрывалось льдом и добавлялось в реку еще одним экспонатом.
   Единорог и что-то спрутообразное.
   Богомол, метра под два ростом, и рыцарь. Без коня и головы. Но с мечом. Что застрял в теле насекомого-переростка.
   – Река времени, значится? Так время… оно того… не должно вроде останавливаться.
   Здесь будет использовано сильное заклинание. Слишком сильное для этого мира.
   – Будет? Или было?
   Будет.
   – Когда?
   Через семьсот пятьдесят два Прихода.
   – До этого же охренеть сколько времени еще! Почему сейчас все застыло?
   Тебе не хватит жизни, чтобы понять. А мне не хватит вечности, чтобы объяснить. Тебе.
   – Так чего я тогда делаю здесь?
   Теряешь свое время, Хранитель Тиа. А у тебя еще много дел.
   – Блин, кто ты?
   А в ответ тишина.
   – Как отсюда выбраться, скажи!..
   И уже не слова мои, буквы замерзают. И осыпают меня серыми колючими снежинками.
   Я отвернулся от реки застывшего времени.
   «Жизни не хватит понять…»
   Ну ладно. А выйти отсюда жизни хватит?
   Пошел обратно. По своим следам, которых не осталось. Правая ладонь вдруг зачесалась. Как подживающая рана. Заныл и воспалился след от ожога. Будто я схватился за раскаленное железо и себе, а не коню, поставил тавро.
   Четырехпалый лист. Знак служителя Тиамы.
   Я тер пальцами ладонь, тер, словно это могло унять боль.
   Потом глянул на руку и рявкнул:
   – Ну какого рожна тебе надо?!
   Браслет больно стиснул запястье, и я вцепился в него. Ломая ногти, попытался сорвать. Ладонь побелела. И ожог показался модерновым окном на белой стене. Окном на закат.
   Я зачем-то вгляделся в него. И «окно» стало больше, ближе. Еще больше. И вот я уже выпадаю из «окна». А до земли …сто этажей, а я без парашюта.
   Глаза сами собой закрылись.
   Открывать их пальцами я не стал.
   Когда им надоело красно-черное мельтешение, они сами открылись.
   Я лежал и смотрел на закат. Красный. Как к морозу.
   Надо мной стояли Крант и Малек.
   – Привет, мужики. Рад видеть вас.
   Я реально рад их видеть. Не думал, что еще раз придется…
   – Тебя долго не было, господин. – Малек присел возле меня и почему-то говорит шепотом.
   – Долго – это сколько? – Молчит. Только глазами хлопает. И Крант молчит.
   – Сезон, два, сколько меня не было?
   Оказалось, всего лишь полдня. Сходил, называется, за камушек. На минутку. По надобности.
   – А остальные где?
   – Они ушли, нутер.
   – Что, пообедали и ушли?
   Словно мне не все равно. Словно это я обязан следить, чтобы все в караване пожрали.
   – Нет, нутер.
   – Чего «нет»?
   – Устраивать трапезу не стали. Так ушли.
   – Почему? – Нет, у меня точно что-то не то с головой. По нормальному, так за караваном бежать надо, а я лежу, вопросы спрашиваю.
   – Великий и Мудрейший приказал.
   – Да? И какая вожжа ему под мантию попала?
   Малек уставился на меня с открытым ртом. Вроде как не понял. А Крант вообще в разговоре не участвует. Он делом занят. Молчит и оберегает. Кто на что учился, как говорят.
   Ну объяснил я Мальку, чего узнать хотел, и сам вразумительное объяснение получил. Более или менее.
   Нашего Асстар… – как там его? – реально так тошнить начало. Это когда он к тому месту подошел, где я якобы пропал. И так его выворачивало, так нашего наимудрейшего колбасило, что пришлось привал отменять. «Оттуда не возвращаются» – такой диагноз колдун мне поставил.
   – И все ушли?
   – Да, господин.
   – А вы чего ж тогда остались?
   – Ты приказал ждать тебя здесь.
   – Приказал… А если б я не вернулся? Так и ждали бы?..
   – Господин, ты дал мне свой плащ!
   – И мне!
   О, и Крант отвлекся от службы. Наверно, большую глупость я ляпнул. Если и этого мужика зацепило. Неужто и вправду ждали бы? Собака, что умирает на могиле хозяина… Спаси и помилуй от такой верности. Фанатизм – страшная штука.
   – Хорошо, хоть Меченый не остался.
   – Он выполняет другой твой приказ…
   Ну да, идти с караваном.
   – …Вернется, когда выполнит.
   – Ну уж нет! Незачем ему сюда возвращаться. Лучше мы его догоним. Крант, мы можем догнать караван?
   – Можем. Если прикажешь идти в темноте.
   – А без приказа?
   Молчание.
   М-да. Ночью в горах… Ладно.
   – А на фига нам вообще этот караван?! Без него можно? Крант, тебя спрашиваю.
   – Можно.
   – Ну и…
   – Много убивать будем.
   – Блин! А-а… убивать обязательно?
   – Нет. – И опять молчание.
   Интересно, в этом мире есть какие-нибудь курсы, где учат нормально разговаривать. Я бы послал туда своего оберегателя.
   – Тогда убьют нас. – Это уже Малек вмешался.
   – Чего?
   – Пойдем без каравана, не будем убивать – убьют нас.
   – Понял. Спасибо. – Пять секунд на размышление. – Значится, так. Поднимаем меня, любимого, и быстро двигаем за караваном. И убиваем, если без этого никак. Крант, это тебя касается.
   – Слышу и слушаюсь, нутер.
   Подняли. Двинулись. Ножками. Поалов нам не оставили. Добрые люди – пожалели животных. Да и нет ночного зрения у поалов. И у меня, кстати, тоже.
   К каравану мы присоединились на рассвете. Раньше было опасно. Колдун все подходы «заминировал». А снял защиту – мы тут как тут. Нарисовались – не сотрешь. Но он совсем не обрадовался нашему появлению. Не знаю уж почему. Спал, наверное, плохо.
 
3
 
   Спросил Марлу, к чему бывает красный закат. Оказалось, не к ветру или морозу там, как я думал, а к туфору. Ладно, поживем, посмотрим, что это за туфор такой.
   Нашли своих поалов, заняли прежнее место в караване, и вперед. Не стоит задерживать движение и сбивать график. Он сам собьется, и без нашей помощи. А так мы хоть крайними не будем.
   Днем налетел ветер. Сильный, порывистый. С песком и звуковыми эффектами. Несколько животных запаниковали. Не всех удалось удержать. Двое или трое сбросили груз. Еще один – всадника. Тот сломал шею. Три человека получили легкие ушибы. Четвертый вывихнул два пальца на руке.
   Пальцы я вправил. Потом. Когда все закончилось.
   Ветер прекратился. Животных успокоили и перегрузили. Караван готовился к отправлению, а я все не мог сесть на поала. Упрямая тварь не хотела стоять на месте.
   – Ты почему не сказал, что видел туфорное солнце?!
   От неожиданности я так дернул повод, что поал упал на колени.
   Рядом стояла Марла. Такой свою Лапушку я ни разу не видел. Кажется, у нее кулаки чесались накостылять мне по шее. Блин, еще немного – и я стану бояться эту женщину.
   – Прости, Лапушка, дурака. Не сообразил…
   – Не называй меня так! – А потом она чего-то Мальку рыкнула. Тот дернулся, как от удара. Будь пацан в звериной форме, наверно б, хвост поджал.
   Марла ушла, а я влез на присмиревшего поала.
   И без того погано на душе, так еще колдун вякать начал. Слугой смерти меня назвал.
   Как только меня не обзывали в моей «легкой и приятной» жизни, а вот так – в первый раз.
   – А сам ты куда свою мудрость засунул? Почему не предупредил?.. – не слишком тихо спросил я.
   Ближайшие поалы шарахнулись. А колдуна будто ветром сдуло.
   Не надо меня сейчас доставать. Мне и так мерзко и противно. Как называют того, кто знал, но не помешал? Пособником или соучастником? Сообрази я раньше, что к чему, и, может, не пришлось бы везти труп, чтобы сжечь его на привале.
   Придется теперь обо всем странном, чего увижу, болтать не переставая. Уж лучше пусть считают придурком с недержанием речи, чем пособником смерти.
   Ну не умею я воскрешать таких мертвых. Не учили меня…
   «Слуга смерти», надо же… совсем по-другому звучит, чем «ларт». Обиднее.
   Да, мал рыжий клоп, а кусается больно.
   Вечером Марла ко мне не пришла. И Малек прятался где-то. С вечера и до утра. Вот идиот. О голодном хозяине думать надо, а не о всяких извращениях. Что я и сказал пацану. Почти слово в слово. Утром. Как он удивился!
   Меня что, сексуальным маньяком здесь считают или как?
   – Еще раз без ужина меня оставишь, я Кранта понадкусываю. А он тебе утром «спасибо» скажет. Сколько раз захочет, столько и скажет. Понял?
   – Да, господин.
   – Где мой завтрак?
   – Несу, господин. Подожди… – И убежал.
   – Нутер…
   – Да, Крант.
   – Я твой сберегатель. Но не корм. – Внушительно он это сказал – я проникся.
   – Знаю, что не корм. А Малек этого не знает. Или ты хочешь сказать ему?
   – Он твой слуга, не мой.
   – Вот и ладушки. Но пока он не принес чего пожрать, держись от меня подальше. Очень уж аппетитно ты выглядишь сегодня.
   – Ты тоже… господин, – острозубо улыбнулся Крант.
   Но на пару шагов отошел.
   Заметка на будущее: не шутить с нортором на кулинарные темы.
   А вот и Малек. С узелком и кувшином. Интересно, чего у него в узле?
 
4
 
   – Кажется, здесь недавно много умирали.
   – С чего ты взял, хозяин?
   Так уж у нас повелось. Если я изрекаю какую-то глупость, то разговаривает со мной Малек. А остальные делают вид, что ничего не слышат. Но при этом держат ушки на макушке. Дерьмовый из меня провидец получился. Типа Кассандры. Только дерьмовые ситуации и предвижу. Да и то иногда. А таких «Кассандр» в любом мире не очень любят. Вернее, очень не… Меня вроде пока терпят. Так ведь и проблем больших от меня пока не было.
   Второй раз про туфорное солнце я вовремя сказал. Обошлось без трупов.
   – С чего взял, спрашиваешь? А ты мужиков здесь видишь?
   Лично я успел заметить только одного. Который мужиком станет лет через десять. Если доживет, понятное дело. Мамаша сгребла его в охапку, и ходу! Только пятки из-под юбки мелькнули. А вот бабы, что возле колодца стояли, те прятаться не стали. Умолкли только да к нам приглядываться начали. С повышенным вниманием.
   – Есть народы, где мужи выходят из дома после заката.
   А вот этого я не знал. Но «зачем, почему и где» – это я потом спрашивать буду. Не время сейчас для лекций. Мы скоро с Охранными Столбами поравняемся, а на душе у меня уже муторно и гадко.
   Так я возле реанимации себя чувствую. Или в отделении безнадежных. За долгие годы стены там много чего впитали. В основном боль и смерть. Вот и фонит эта «остаточная радиация», разрушает нестарое вроде здание. А почему еще в больницах так часто ремонт делают? Это ведь не школа, где энергия бьет ключом, и слабые предметы не выдерживают. В больницу народ идет, как правило, хилый, замордованный хворями и заботами, но с таким запасом негатива, что и египетскую пирамиду развалить хватит. А ведь тогда умели строить. На века. А какая из наших больниц простояла сотню лет, да еще без капремонта? То-то же. И людей раньше делали с неслабым запасом прочности. Разве культурист наших дней сможет махать мечом от рассвета и до заката? Не свалиться потом от ран и потери крови, добраться домой, а недели через две встать с постели?.. Здоровым! И это без всяких антибиотиков, современной хирургии и восстановительной терапии.
   Блин, будто люди другой породы тогда жили!
   А может, все дело в том, что болели у себя дома?.. И все домочадцы желали здоровья хворому. А если и умирал кто, так в этом же доме кто-то и рождался. В самое ближайшее время. Вот и получалось, что боль компенсировалась радостью, а смерть – рождением.
   Не знаю, чего меня потянуло на эту заумь. Но глянул на беременных у колодца, и такие вот мысли в башке зашевелились. Другого, блин, времени найти не могли!.. Или башки другой.
   – Жен возле воды видишь?
   – Вижу, – отвечает Малек.
   – И сколько из них с брюхом? – Пришлось показать рукой, чтобы пацан понял. Хоть и плохая примета показывать на себе. Малек смешно зашевелил губами. Еще бы пальцы загибать начал, математик!..
   – Шесть. Нет, семь! – тут же поправил он себя.
   – Правильно. Семь. Из одиннадцати. Не удивлюсь, если остальные тоже с начинкой. По крайней мере те две, что помоложе.
   Малек еще раз глянул на сборище у колодца, потом на меня.
   – Ну и что? – Он все равно не понял. Ладно, объясним популярнее.
   – А то. Если у нас внезапно погибает много людей, то уже через год рождается столько же младенцев. Если не больше. Теперь понял?
   – Да. А где это «у нас»?
   – Далеко. Отсюда не разглядеть!
   Не люблю я таких вопросов. И Малек знает это, но все равно спрашивает. А чего я могу ему ответить? Я и сам не в курсе, где мой прежний мир. Может, на другом конце галактики, а может, за ближайшим поворотом… Не спец я в прикладной астрономии. И в приставной – тоже. Скорее уж наоборот.
   – А может, здесь другие законы? – опять спросил пацан. Любит он это дело.
   – Может, и другие. Или людям заняться больше нечем. Вот и клепают мальков…
   Понял, заткнулся.
   Ну надоело мне болтать! Да и Столбы уже рядом. А возле них у меня зубы ныть начинают. Как подпиленные.
   – Недавно здесь было большое сражение.
   Мы проехали Охранные Столбы и поравнялись с колодцем. Вот наш колдун и подал голос. Вышел, так сказать, из медитации, чтоб осчастливить нас перлами своей мудрости. Тон у него при этом такой, будто загибались мы в дикости и темноте, а он просветил нас. Лампадку типа принес.
   Блин, не знаю, как других, а меня этот рыжий умник начал доставать. Вообще-то я мужик терпеливый, но любому терпению бывает предел. Не измываться же над собой, как один мой знакомец… Мазохизмом в особо крупных размерах. То, чего он вытворял, другим словом и не назовешь. И к тренировке силы воли это имеет такое же отношение, как удар сковородкой по башке к кулинарии.
   Но Толян смог добиться потрясающих результатов! Спокойнее и невозмутимее его бывают только трупы.
   А тренировка проста, как одноразовый стакан: сожрать кило свежих огурцов, запить литром парного молока и сесть смотреть комедию. Год упорных тренировок – и успех гарантирован. Особенно если знаешь, из-за какого фига страдаешь.
   Толян женился на такой стерве, что через две минуты общения с ней во мне просыпался маньяк-душитель. А мужик живет с ней пятый год и не собирается менять… тестя. У того такие связи, что многое можно простить его дочери.