Плахотникова Елена. Ларт Многодобрый

   Короче, Лёха расслабился и устроил бардак по полной программе. С загулом. Дня на два. Было много шума, жратвы, выпивки. Хозяйка этого заведения оказалась умной бабой: старых гостей выпускала, а новых не принимала. К концу загула в Доме осталось только трое посторонних. Потом двое. Я и Крант. А Малек пошел за Марлой. Мне вдруг захотелось большой и чистой любви. Но когда Марла пришла, я уже спал. Наверно, так скучал, что утомился.
   – Не скучал. Ждал, – неохотно сообщил Крант.
   – И все?
   – Устроил «групповуха» и ждал.
   – Блин. А ты чего делал?
   – Выполнял твой приказ.
   – А чего такого я тебе приказал?
   Крант замялся.
   – Ну так чего?
   – Ты сказал: «Делай, как я».
   – Ну и…
   – Я делал.
   – Получалось?
   – Меня учили выполнять приказы нутера. – Нортор выглядел почти обиженным. И почти смущенным.
   – Понравилось?
   – Нутер, я сберегатель, а не…
   – Кто-кто?
   – Гость Многолюбящей!
   Крант слегка порозовел.
   – Кричать не надо. Со слухом у меня хорошо. С памятью тоже. Я задал тебе простой вопрос. И хочу получить простой ответ. Тебе понравилось? «Да» или «нет»?
   – Да.
   – Все, свободен.
   Нортор вышел. И дверь за собой закрыл. Плотно. А вот Малек остался. Интересно ему стало, чего значит «групповуха».
   – Иди, спроси у Кранта.
   Мне другое было любопытно, чего такого я вытворял, что нортор краснеет. Или это первая групповуха в его жизни?
   Надо бы уточнить при случае…
   Кстати, Малек сожрал фруктов больше, чем я. И с памятью у него никаких проблем. И вел он себя как всегда. Кажется.
   Так что прав Крант: от чего ипше хорошо, от того Лёхе Серому еще лучше.
 

2

 
   – …Что такое сказка, Пушистый?
   Ну как рыбе объяснить, что такое вода… для нерыбы.
   – Умеешь ты, Лапушка, вопросы спрашивать. Простые, как… не знаю чего. Вот если бы ответы такими же были. Ну как тебе сказать…
   – Как есть, так и говори.
   Женщина повернулась на бок. Подперла щеку ладонью.
   – Ладно. Но ты сама этого попросила, – угрожающе зарычал я. Решил Марлу напугать. Она зажмурилась и улыбнулась. Чуть показав клыки. Пугать сразу перехотелось. – Сказка, значится… Это то, чего нет, не было, но очень хочется, чтоб было. Понятно?
   – Нет. Или ты это так шутишь?
   – Да не шучу я. Объясняю. Как могу.
   – Смоги еще раз.
   – Ладно, попробую. Вот с тобой было такое, когда хочется того, чего сделать нельзя или очень трудно?
   Марла дотянулась до кувшина, хлебнула из горла и только потом сказала:
   – Такое было со мной. Да.
   – То, чего тебе хочется и не можется, называется мечтой. А сказка… вот когда ты говоришь, что-то, чего не можется, вдруг взяло и смоглось, вот тогда это сказка. Теперь понятно?
   – А кому говоришь?
   – Себе. Другим. Но чаще всего себе.
   – Сказать то, чего не было? Не истину? Это сказка?..
   – Ну… почти.
   Еще глоток вина. И взгляд поверх кувшина. Взгляд-рентген. Потом кувшин ставится Марле на бедро и допрос продолжается.
   – Вот если я скажу, что Срединные горы неопасны. Что там нет ми-ту. Что Путь там прямой и легкий. Ты пойдешь туда без проводника и охраны. А на привале отрежут твою глупую голову. Понравится тебе такая сказка?
   – Лапушка, это не сказка. Это подстава!
   – Да? А сказка тогда что?
   – Ну… сказка… например, ты говоришь, что можешь выпить три кувшина вина…
   – Могу.
   – Потом снять двух реальных мужиков…
   – Снять? Откуда снять? Зачем?
   – Ну не снять. Это я не так сказал. Ну позвать с собой. Теперь понятно?
   – Понятно. Позвать – это я могу.
   – Позвала, привела к себе и устроила с ними такой трах-тиби-дох, что они от тебя на четырех уползли.
   – Тогда это будет сказка?
   – Да.
   Марла хмыкнула, опять приложилась к кувшину, а потом бросила пустую тару в окно. Не оборачиваясь и не прицеливаясь.
   – Пушистый, ты говорил обо мне истину. Пока тебя не было, я часто призывала двух мужей. Иногда трех. И не все потом могли уйти сами. Некоторых уносили.
   – Лапушка, это похоже на сказку. На страшную сказку.
   – Это истина, Пушистый. Не надо ее бояться. Лучше скажи, что такое сказка.
   – Я пытаюсь. Но у меня плохо получается.
   – Тогда расскажи сказку.
   – Блин, нашла Шахиризаду Ивановну! Да из меня такой же сказочник, как из поала танцор.
   – Ты видел брачные танцы поалов?
   – Нет.
   – Тогда рассказывай.
   – Ну ладно. Но потом не жалуйся.
   Марла засмеялась и потянулась к тарелке с едой.
   – Так вот. Ты, значится, жевать будешь, а я говорить… Несправедливо это.
   – Пушистый, я буду жевать и слушать. А ты только говорить.
   – Мы можем поменяться.
   – Потом, Пушистый. Может быть. А пока говори. И отдыхай.
   Марла похлопала меня по животу, и спорить сразу расхотелось.
   – Ладно, слушай. Все сказки начинаются с «жили-были». Ну вот, жила-была кошка…
   – Пушистый, а что такое кошка?
   – Зверь такой. С когтями и клыками.
   – У меня тоже есть когти и клыки.
   – Это маленький зверь. И он не умеет разговаривать.
   – Понятно. Говори дальше свою сказку, не отвлекайся.
   – Это я отвлекаюсь?!
   – Ты. Я только ем и слушаю.
   – Ладно. – Трудно спорить с Марлой. Особенно когда она рядом. – В одном городе жила кошка. У нее не было хозяина и не было дома. Она жила в каком-то укромном месте и сама добывала себе еду. Себе и своим котятам.
   – Кому?
   – Детеныша кошки зовут котенок. У кошки было несколько котят. Все нормальные, а один… нет, не дурак, просто любопытный. Блин, ну не умею я рассказывать сказки! Ла-апушка…
   Но взять Марлу на жалость не получилось.
   – Ты хорошо рассказываешь, продолжай.
   И так сказала, что я сразу же поверил и продолжил:
   – Ну вот, выбрался как-то этот котенок из укромного места и пошел искать приключений на свою пушистую задницу.
   – А котята пушистые?
   – Есть пушистые, есть не очень. А этот не только пушистым, но еще и светлым оказался. Короче, только он выбрался, его сразу заметили. Дети. Так у нас детенышей людей называют. Если тебе интересно.
   – Интересно. А они большие?
   – Дети? Ну лет семь-восемь. Но для котенка они, как поал для касырта.
   – Тогда большие.
   – Ото ж.
   – А зачем детенышам котенок? Чтобы съесть?
   Марла отставила пустую тарелку и умиротворенно погладила себя по животу.
   – Нет, чтобы поиграть. Но знаешь. Лапушка, есть игры… не очень полезные. Для маленьких.
   Не хотелось мне говорить, в какие игры играют с бездомными котятами. И чего от этих котят остается после таких игр.
   – А дальше?
   – Ну котенок испугался и побежал. Сразу его не поймали. Потом котенок спрятался под большую кучу веток. Дети не смогли достать его. Только ходили вокруг. Потом пришел человек в оранжевой безрукавке, высыпал на ветки какой-то мусор и поджог. Дети не отходили от костра, ждали, когда котенок испугается и выскочит к ним. А котенок сидел так тихо, словно его там не было.
   Я замолчал, чтобы промочить горло. А Марла задумчиво сказала:
   – Так вот что такое сказка…
   – Это еще не сказка. Это пока быль, Лапушка. – Я протянул ей почти полный кувшин. – Хочешь?
   Она взяла, но пить не стала.
   – Котенок сгорел?
   – Нормальные пацаны не горят! Тем более в сказках. Котенок был бело-рыже-коричневый. Такой окрас у нас называют счастливым. Кошки такой окраски вроде бы приносят счастье своим хозяевам. Ну и себе, понятное дело. Вот котенку и посчастливилось. Его вытащили из костра и забрали домой. Так бездомный котенок получил хозяйку, имя и дом. Такая вот сказка. Теперь поняла, чего это такое?
   – А сказки только про зверей бывают?
   – Нет. Про людей тоже есть.
   – Расскажи.
   – Лапушка, а может, в другой раз?
   – Ты уже отдохнул?
   – Вообще-то…
   – Тогда рассказывай.
   – Ладно.
   – Про людей.
   – Ну про людей, так про людей. Слушай…
   – Я слушаю, слушаю.
   – И не перебивай. Я и так ничего интересного вспомнить не могу, а ты еще…
   – А ты глотни немного.
   Марла передала мне кувшин. А в нем уже меньше половины! И когда только успела? Кажется, в сказке про три кувшина и двух мужиков не очень много выдумки.
   – Только не выпивай все! Тебе еще сказку рассказывать.
   – Знаешь чего? Забирай свое пойло и не морочь мне голову! Сказку тебе? Будет сказка! Про девочку Марину.
   – А где «жили-были»?
   – Жили-были?.. Ну жила-была Марина. А вместе с ней жили ее отец и мать. Теперь правильно?
   – Да. Продолжай.
   – Родители у Марины были веселые. Сначала. Потом веселым остался только отец, а мать то плакала, то ругалась. Пока все понятно?
   – Я видела, как плачут. А ругаться и сама умею.
   – Ладно. Как-то отец Марины так «развеселился», что облил себя горючей жидкостью и поджог. А дома вместе с ним была только Марина. Пять лет девчонке. Ни помочь, ни помешать не могла.
   – Она сгорела?
   – Нет. Только испугалась. И стала сильно заикаться. А еще впадать в столбняк. Даже от горящей спички.
   – От чего?
   Объяснил.
   Допили второй кувшин.
   – Так вот какие сказки про людей, – вздохнула Марла и совсем по-бабьи подперла щеку кулаком.
   – Нет, Лапушка, это пока жизня. И то, что мать два года возила девчонку по врачам и бабкам, но не могла вылечить, тоже жизня.
   – А где сказка?
   – Сказка будет дальше. Марина увидела, как другие дети гоняются за котенком. Видела, куда он от них спрятался, потом заметила огонь. Вот тут и начинается сказка. Сначала Марина закричала. Очень громко. Ее мать и с четвертого этажа услышала А последние два года Марина говорила только шепотом. Или молчала. Потом Марина подбежала к костру и раскидала горящие ветки. А для малявки вроде нее ветки очень тяжелые. Все так удивились, что никто ей помешать не успел. Марина достала котенка, и тут в огне чего-то взорвалось.
   – Чего взорвалось?
   – Не знаю. Я был далеко от костра. А когда подбежал, увидел на девчонке всего два пореза: на плече и на спине. Малявке здорово повезло. Некоторые после таких взрывов остаются без пальцев или без глаз.
   Пока я пил, Марла молчала, но стоило отставить кувшин и сразу же:
   – А дальше?
   – Ну я немного полечил эту девочку. Поговорил с ее мамашей. Тогда-то и узнал про костер из папаши и заикание. Кстати, заикания я не слышал. Прошло. А котенок у Марины остался. Фениксом назвали.
   – Это все?
   – Все, что я знаю про нее и котенка. Можно бы еще чего-нибудь придумать. И рассказывать, наверно, по-другому надо было…
   – Не надо. Я поняла, что такое сказка.
   – Правда, что ли? Кажется, я так хреново объяснял, что и сам запутался.
   – Это неважно. Тебя услышали и поняли, а ничего другого и не надо.
   – Ну ладно, если ты так говоришь… Но теперь моя очередь слушать сказки.
   – Потом, Пушистый. Ладно?
   Вот только «потом» наступило не скоро.
 
   Мы все еще гостили у Намилы Многолюбящей. Как ее личные гости, а не посетители ее Дома. Потому как дом я купил Еще в самом начале веселухи, когда нас пытались из него выставить. Ну а я не хотел никуда уходить! Вот и взял Намилу на «слабо». Мол, слабо продать? А она мне: слабо купить. Слово за слово, вытряхнул все, чего с собой было, на домик и наскреблось. А не хватило б, то половина наличняка Намиле отошла бы. По договору. Не ходят тут по городу с таким баблом. А я вот хожу. Так что профукала Многолюбящая свой домик!
   Потом я проспался, поговорил с Намилой еще раз и взял ее в совладелицы. Быть хозяином сауны, массажного кабинета, косметического салона, диетической столовки и хрен знает чего еще… по-моему, это слишком для одной не совсем трезвой башки. Да еще обслуживающий персонал при Доме имеется. Не знаю, как Намила сама со всем справлялась? Теперь вот расширяться думает. Раз уж помощника боги прислали. А чем этот «помощник» занимается со своей женщиной, Многолюбящей по барабану. Для Намилы главное, что я не мешаюсь в ее дела и оплачиваю половину расходов. Вот только Лапушка Намилу в упор не замечает. Тот, кто ни разу не ходил с караваном, живым не считается. А Намила родилась в этом доме, и ниже Среднего Города не спускалась. Марла для нее, как дикарка-инопланетянка, с которой без переводчика лучше не общаться.
   А дикарке-инопланетянке вдруг захотелось поговорить. Со мной, не с Намилой. А закрыты у меня глаза или нет, Марле все равно.
   – Если б я рассказывала сказку, как положено у вас, то начала бы так: «Жил-был звереныш из племени Кугаров, и у него еще не было Имени. Прозвища тоже еще не было. Его называли Зверенышем, когда хотели позвать…» Нет, это неправильная сказка!
   – Почему?
   Глаза мне открывать лень.
   – Этого Звереныша давно нет.
   – Умер?
   – Нет. Звереныш вырос, получил прозвище, Имя. Но рассказывать о том, кого нет… – Марла замолчала.
   – Ладно, расскажи другую сказку.
   – Другой я не знаю.
   – Тогда придумай.
   – Придумывают песнопевцы. Это их дело.
   – Жаль. А мне интересно, чего там случилось со Зверенышем?
   – Ничего. Вырос и стал большим и сильным. Я хотела рассказать не о нем, а о сказке, что он себе рассказывал.
   – Ну так я слушаю.
   Глаза все-таки пришлось открыть. Марла сидела рядом, прижав колени к груди. Вид у нее был задумчивый и грустный. Третий пустой кувшин валялся на ковре, умостив горлышко на пустой тарелке.
   – Расскажу. Я обещала.
   – Да хрен с ним, с тем обещанием! Если не хочешь…
   Марла глянула так, что я сразу заткнулся.
   – Пушистый, если не хочешь выполнять обещание, не обещай. – Она потянулась к кувшину, увидела его в лежачем состоянии, и тяжело вздохнула. – Так вот, Звереныш из клана Куга-ров услышал как-то песнопевца. Первый раз в жизни услышал. Песня была про героя. Герой совершал великие подвиги, побеждал врагов и демонов, встречал других героев. У героя было много слуг, сокровищ, жен. Но все это стало потом. Сначала были Снежные Бабочки. Это после встречи с ними он и стал героем. Зверенышу очень понравилась эта песня. Он повторял ее снова и снова. Но вместо героя с Бабочками встретился он, Звереныш. И подвиги совершал тоже он, и с демонами он сражался, и сокровища находил. А потом про него, Звереныша, слагали песни лучшие песнопевцы. Весь клан слушал потом эти песни и гордился тем, что такой герой родился и вырос среди них. Звереныш хотел увидеть Снежных Бабочек. Он думал про Бабочек днем и во время Санута. Бабочки стали сниться Зверенышу.
   Марла замолчала, улыбнулась, не показывая зубов, положила подбородок на колени и засмотрелась в окно.
   – Это все, Лапушка? А где здесь сказка?
   – Сказка – это Бабочки. Их нет. Так всегда говорят. Те, кто их не видел.
   – Подожди. – Лежать на спине перехотелось. Перевернулся на бок, подпер голову рукой. – А как же герой? И песня…
   – Герой был. Песня есть. А Бабочки… Говорят, их нет.
   – Нет?
   – Нет. Но очень хочется, чтоб были. Ты сам сказал, что это сказка.
   – Это мечта.
   – Нет, Пушистый, это сказка. Через несколько сезонов Звереныш увидел Бабочек.
   – Значит, они все-таки есть! Я так и…
   – Звереныш их видел один. Рядом никого не было.
   – Все равно. Это хорошая сказка!
   – У нее есть продолжение, – тихо сказала Марла.
   А я вдруг заметил, что уже сижу, размахиваю руками и улыбаюсь на все тридцать два.
   – Какое продолжение? Про подвиги, баб и сокровища?
   – Нет, это не сказка, это истина. А сказка… Когда Звереныш получил Имя, прозвище и стал жить так, как мечтал, он начал рассказывать себе другую сказку. Редко. И только во время Санута. Это сказка о детенышах, которых нет и никогда не будет. И о том, что детеныши героям не нужны.
   – Подожди, Лапушка, а это еще к чему?
   – У каждого товара есть своя цена. Если муж встретит Снежных Бабочек, он сможет стать героем, но не сможет стать отцом. Если жена… – Марла опять потянулась к пустому кувшину, потом бросила его в окно. – С женой то же самое. Она не станет матерью, даже если возьмет трех мужей сразу.
   Улыбаться мне резко перехотелось.
   – Лапушка, а как назвали потом того звереныша?
   Мне ответили.
   Вообще-то можно было и не спрашивать.
 

3

 
   Ну сидит себе мужик, никого не трогает, а к нему подходят и голову начинают морочить. А мужик думает, может быть, и не над вопросом «пить или не пить?» – тут вообще никаких сомнений! – другая проблема мозолит ему извилины… За стаканом красного, которое тут почему-то считается сильно алкогольным пойлом, ее только и обмозговывать. И где еще, как не в кабаке. Только там по три мыслителя на один квадратный метр собираются.
   Мир мой как раз начал приобретать легкую расплывчатость, а тело приятную легкость – самое время прийти дельным мыслям. Но вместо них явилось нечто другое и давай одолевать дурацкими вопросами. Типа почему сам-один, может, компания требуется?..
   Блин, ты б еще налоговую декларацию попросил меня заполнить!
   Сквозь стакан толстого зеленого стекла этот болтливый доставала напоминал нечто бесформенное и почему-то зеленое.
   Но стоило спросить: «Ты рыбка, птичка или камушек?» – и это зеленое нечто надолго заткнулось. Пришлось посмотреть на него двумя глазами. Левый по-прежнему видел незнамо чего в зеленом тумане, зато правый узрел рыжего худого коротышку, в пестром прикиде и ядовито-желтых сандалиях.
   Только один из моих знакомых ходит в такой уникально ненормальной обуви. Наша надежда и опора, наш защитник и благодетель, без которого нас забодал бы первый попавшийся комар.
   – Ну и чего, Асс, тебе не спится в это время? – А он стоит, молчит, только глазами хлопает. – Ладно, присаживайся, раз уж приперся.
   Колдун умостился на соседнем табурете, бутылку на стол поставил. Поллитровку примерно.
   Бутылки здесь большая редкость. Одна стоит столько же, сколько полный кувшин белого. Так это пустая бутылка! А с содержимым… И двух похожих бутылок не найти днем со свечкой. Прям экспонаты с выставки стеклодувов, а не бутылки.
   Короче, на стол Асс поставил весьма дорогую вещицу.
   И это все для меня?! Чего это с ним? Внезапный приступ щедрости или перепутал меня с кем-то?
   – Чего праздновать будем? – спрашиваю, а сам бутылку рассматриваю.
   Черная, непрозрачная, красными и фиолетовыми камушками украшенная. А пробка проволокой обмотана. Золотой, похоже.
   – Когда два мужа расстаются навсегда, они открывают вино забвения, – важно изрек гость.
   – Расстаются? А-а… Спасибо.
   Спасибо, рыжий, что напомнил, чего ради я тут сижу и над чем мыслить изволю. Я ведь сюда не расслабиться зашел, не на девочек посмотреть. Хотя красотки тут высший класс. Глянул на них, и будто коктейль «Ностальгия» заказал. Сестричек Гадюкиных они мне напомнили. Только раз я со Снежаной был в цирке, и очень ей эти малышки понравились. Гуттаперчевыми двойняшками она их назвала. Ну в девять лет суставы и позвонки еще подвижные, но ведь любой гибкости есть предел. А эти сестрички гнулись так, что полный улет! Наверно, змеями их предки были. Или позвоночника не имелось у девчонок. Вместе с прочим ливером, обычному человеку положенным.
   Не знаю, как зовут этих гимнасток-экстремалок, но они постарше «сестричек» будут. Лет сорок им. На троих. А номер почти тот же работают. Только на столе. Среди тарелок да торчащих вверх ножей и вилок. Дву– и трезубых. Первый раз я такой прибор увидел. Глянуть бы еще на «гения», что додумался вилку с ножом к одной рукояти приделать. Орудуешь вилкой – лезвие кверху торчит, а нужен нож, тогда вилка в потолок смотрит.
   Ну и как этот кухонный шедевр с собой носят? А о технике безопасности тут кто-нибудь чего-нибудь слышал? Или столовский инвентарь хранится на кухне и подается вместе со жратвой? Тогда почему мне не дали? Устроить, что ли, скандал по такому поводу? Хотя… Может, и хорошо, что меня обделили. Без длительных и упорных тренировок такой опасной штукой можно здорово попортить себе физиономию. Или непрошеному гостю, что приперся распить бутылку на прощание. Ну в крайнем случае, его можно и этой самой бутылкой… Попрощаться ему, видишь ли, приспичило! Вчера не мог. Или сегодня утром. Когда мне того же хотелось. Пока я с Марлой еще не поговорил. За жизнь. И за дальнюю дорогу.
 
   После обеда провел я Лапушку до Среднего города. Мог бы и до Нижнего, но мне сказали, что нечего совать свой любопытный нос в чужие дела. Вот я и не стал. Решил своими заняться. К примеру, новую родину внимательно осмотреть… Если угораздило здесь жильем обзавестись. Тут-то Марла и намекнула, что «новая родина» стояла и еще постоит, а вот караван без меня уйдет, но вернется ли обратно, это еще как сказать. Лапушка у двух гадальщиков уже побывала. Так один сказал «да», другой – «нет».
   – К третьему надо идти, – предложил я.
   Ну мы и пошли. Любопытно мне стало на местных смотрящих посмотреть. Коллеги как-никак. Гадалки, предсказатели, ясновидящие… а от них до Видящих один шаг. Видящие, как и колдуны, бывают ночными и дневными. Одни спят днем, другие – ночью. Здесь почему-то считают, что все самые важные дела делаются во сне. Ну про колдунов замнем для безопасности. А насчет Видящих забавные вещи я узнал. Предсказания Дневных не сбываются! Или сбываются крайне редко. Вроде как силой своего слова они разрушают грядущие беды и несчастья. Очень уважаемые люди, эти Дневные. И хорошо оплачиваемые. Ночные тоже не голодают. Но их предсказания сбываются чаще. Или всегда. Ничего радостного и приятного они не видят и, естественно, горячей народной любовью не пользуются. Но сказать что-то плохое о Ночном… Ага, как же! О таком опасном человеке даже думать стараются шепотом.
   Кстати, все, чего я напредсказывал, пока сбывалось. И довольно скоро. Вот только для чужих я все время работаю. А в свое будущее заглянуть – так ни-ни! Пусть тогда другой посмотрит. Если сможет.
   К трем специалистам этого дела мы подходили. Так все трое нас послали. Стоило им узнать, кто клиентом будет. Да еще и лавочки свои позакрывали. Типа притомились мы сильно, длительный отдых срочно требуется. А мне уже интересно стало. Азарт разобрал. Решил всю улицу пройти, если надо, но услышать-таки про «дорогу дальнюю и даму трефовую»…
   Только четвертый Видящий согласился со мной поработать. Навскидку – старику сто лет в обед. А глянешь в глаза – тысячу сто можно дать. Если все, чего дед предсказывает, он еще и видит, то мама дорогая, я лучше в дворники пойду!
   Знал бы, чем все закончится, я б отказался от сеанса.
   Началось с того, что старик приказал малявке-помощнице выйти на улицу. А кувшин и миску белого металла взять с собой. Потом он начал прятать хрустальный шар. Сначала под платок, потом в шкатулку. Резную. И вроде как из кости сделанную. Шкатулку убрал в деревянную коробку, коробку сунул в руки Мальку и того тоже отправил за дверь. Потом настала очередь белой вороны. Ее запихнули в клетку, накрыли огромным платком и дед лично – Лапушке или Кранту не доверил! – унес куда-то свою животину. Ходил он так долго, что я подумал: может, он и себя решил эвакуировать. От греха подальше. Но дед вернулся. И посмотрел на нас так, будто надеялся, что мы исчезнем до его прихода. Как туман на ветру. Вот только мы намек не поняли. Остались и дождались.
   Как гадают на картах, я себе представлял, а вот на палочках…
   Оказалось, очень даже просто.
   Берется высокий резной стакан, тоже вроде как костяной. В нем тонкие ошкуренные прутики торчат, с насечками и полосками разного цвета. Стакан берется в руку, над ним произносится какая-то заумная ерундень, какую я не повторю, даже если б очень захотел. Потом вторая рука хлопает по дну стакана… То, чего вылетело из него, над тем и работают.
   Прутики еще падали, а я вдруг понял, что все это уже было. И старик, и клубок тонких палочек на голой земле, и мужик слева от меня. Но тогда это был не нортор. Капитан. Для команды. А для меня капитан Крант. И на месте Лапушки стоял его племяш. Чего-то жевал. Был еще ветер. Что пах морем, жарой и песком. Песок скрипел на зубах.
   Старик-прорицатель бросил прутики на землю и долго вглядывался в полученный узор. Я-другой тоже смотрел вниз. Будто видел и все понимал. Только капитан заметил это, как привык замечать все вокруг. Остальные глазели по сторонам, жевали или подмигивали проходящим девкам. Команда две луны обходилась без женской ласки. Прорицатель кашлянул, прочищая горло, но я-другой не дал ему заговорить. Так мы и сидели, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу. Слезы покатились по щекам старика, затерялись в глубоких морщинах, его губы дрогнули, и капли утонули в теплой пыли. Ямки получились глубокие, ровные. Словно не слезы сотворили их, а расплавленный металл, что прольется однажды на землю и…
   Старик вскрикнул, как от боли, и я вернулся.
   Крант, Лапушка, древняя лавка, помнящая три поколения провидцев. Все на месте, все знакомо. А ее нынешний хозяин сидел напротив меня и покачивался, плотно закрыв глаза. По его щекам бежали слезы, терялись в лабиринте морщин.
   В лавке пахло пылью, травами и почему-то дымом. На зубах скрипел песок.
   Лежащие между нами палочки дымились.
   – Как ты будешь жить с этим?
   Блин, какой знакомый вопрос! Прям до боли.
   И такой же привычный ответ.
   – День за днем, старик. День за днем.
   Сколько раз я отвечал так? Точно больше двух. В скольких мирах или снах?.. Вряд ли только в одном.
   Усталость наваливается, как после тяжелой операции. С трудом шевельнулся распухший язык: