А вот на Загросе, третьей планете системы, жизнь вполне развитая и не совсем чуждая нашей. То есть, генотип другой, биологические виды другие, но человек может неограниченно долго находиться на поверхности планеты без защитного снаряжения. Даже специальные прививки не требуются, вполне хватает обычной биоблокады, какую делают всем сетлерам.
Большую часть поверхности Загроса занимает океан. Есть два небольших континента, один чуть больше Австралии, второй – чуть меньше. На первом размещается человеческая колония, второй необитаем. Не в том смысле необитаем, что там нет людей, а вообще необитаем – эндемичная живность Загроса еще не выбралась на сушу. Некоторые виды растений растут в приливной зоне, двоякодышащие пресноводные спруты, обитающие в экваториальных болотах, могут перебираться по суше из одного озерца в другое, но этим и ограничивается сухопутная активность местных живых тварей.
А вот земная жизнь на суше есть. Человеческие сетлеры создали вокруг Лурестана (так называется столица планеты) зеленую зону диаметром почти в двести километров. Деревья еще не успели вырасти, но пройдет всего несколько десятилетий и на Загросе зашумят нормальные земные леса, в которых размножатся земные звери и птицы. Местная биосфера не выдержит конкуренции с земными видами, но это никого не беспокоит. Эндемичная биосфера Загроса не настолько интересна, чтобы создавать ради нее заповедник.
Вся планета находится в собственности одного человека – Ибрагима Фатх-Али. Наследник нефтяных магнатов двадцать первого века, шестнадцать лет назад он выкупил потенциальную колонию, готовую к приему первых поселенцев, и организовал на ней маленький личный рай. Федеральное правительство было только радо: терраформинг планеты – дело дорогостоящее и если нашелся человек, готовый его оплатить из своего кармана, то почему бы и нет? Пусть платит. И пока деньги поступают в казну федерации, этот человек может делать на планете все, что угодно, лишь бы терраформинг шел своим чередом. Хочет построить дворец – пожалуйста, ради бога. Хочет организовать крепостное право или рабовладение – тоже можно. Зато миллиарды, принадлежащие частному лицу, будут вложены в полезное дело, а не растрачены на всякие глупости. А что по этому поводу думают поселенцы – никого не волнует, все равно на Земле никто не узнает нехороших подробностей. Все письма, идущие на Землю, подвергаются цензуре, да и мало их, этих писем. Большинство нынешних обитателей Загроса были на Земле отбросами общества, жили в трущобах, получали государственное пособие, тратили его на наркотики… В самом деле, кому им писать? Они и писать-то не все умеют.
Странно, однако, как много информации об этой планете заложено в корабельный компьютер. Впрочем, если подумать, ничего странного нет. Собрали все донесения Загросских стукачей, сделали из них аналитическую справку, да и заложили в компьютер вместе с другими данными. Памяти в компьютере много, а какая информация в какой миссии потребуется – заранее не угадаешь, лучше сразу забить память под завязку, а потом, когда припрет, глядишь, и найдется что-нибудь нужное.
Вот к такой планете и вышел наш корабль. От точки выхода из гиперпространства планету отделяло двое суток экономного хода или двенадцать часов форсированного.
– Лучше не спешить, – сказал Генрих, поглядев на эти цифры. – Все равно в ближайшие дни нас никто искать не будет, все думают, что мы в системе Икс-ноль. Нам с Машей высаживаться на планету пока нельзя, надо сначала адаптироваться к нормальной гравитации…
– Это займет не меньше месяца, – заметила Маша. – А скорее, месяца два-три. Корабль! У тебя есть препараты для ускоренной реабилитации после невесомости?
– Нет, – ответил корабль, придав голосу печальную интонацию.
– Тогда точно месяца два-три, – вздохнула Маша. – Придется покрутиться на орбите, скучно будет, но что делать…
– Скучно не будет, – возразил я. – Через девять дней на Земле поймут, что крейсер потерялся, и начнут нас искать. Хотя…
– Вот именно, – кивнул Генрих. – Что подумают адмиралы, когда узнают, что целых три крейсера бесследно исчезли? Подумают, что их сожгли гиббоны. Вряд ли кому-то придет в голову, что крейсер могли угнать беглые сетлеры.
– Логично, – согласился я. – Но на всякий случай надо защитный рой развернуть…
– Он развертывается автоматически, – перебил меня Генрих.
– … и систему опознавания перенастроить, – закончил я. – А то первый же грузовой корабль с Земли сразу нас опознает.
Генрих вздохнул.
– Непростое это дело, – сказал он. – Но ты прав, придется этим заняться, причем срочно. Не знаю, получится ли…
– Надо, чтобы получилось, – заявил я. – А к планете мы пойдем форсированным ходом.
– Почему? – удивился Генрих.
– Потому что мне не нужно адаптироваться к местной гравитации, – сказал я. – Я еще не отвык от земной силы тяжести. Я могу высадиться на планету хоть сейчас. Нам надо спешить, чем быстрее мы окажемся на планете, тем…
Генрих улыбнулся.
– Что тем? – переспросил он. – Спешить надо только мне, вам с Машей спешить никуда не надо. Как только я отключу внешнее управления кораблем, нам некого будет бояться. Можем болтаться в космосе хоть вечно, надо будет только за едой на планету спускаться время от времени. Интересно, можно «Шершней» перепрограммировать, чтобы они жратву воровали?…
Маша хихикнула. Я представил себе, как хищный силуэт торпеды вдруг падает с ясного неба, хватает какую-нибудь курицу, и улетает обратно, и тоже захихикал.
– Не смешно, – сказал Генрих. – Вы, ребята, сами еще не понимаете, в какую авантюру вляпались. Скоро поймете. Алекс, я думаю, нам торопиться не стоит. Подойдем к планете не спеша и поимеем все стадо.
– Какое стадо? – не понял я.
– Анекдот есть такой, – пояснил Генрих. – Неважно. Давайте не будем пороть горячку. Осмотримся, к сети местной подключимся… Корабль! Торпеды могут подключаться к планетарной информационной сети?
– Могут, – подтвердил корабль. – При условии, что в сети нет обязательной регистрации абонентов.
– Да пусть даже и есть, – улыбнулся Генрих. – Думаю, если трехсоткилотонная торпеда попросит ее зарегистрировать, ее зарегистрируют.
Я представил себе, как хищный силуэт торпеды падает с неба, влетает в местную мэрию и произносит человеческим голосом: «Хочу неограниченный и бесплатный доступ к сети, а то всех взорву!» Ничего смешного, на самом деле.
– Хорошо, – сказал я. – Летим медленно, смотрим внимательно. Планету я возьму на себя, ты займешься электроникой, Маша займется собственным телом. Возражения есть?
Возражений не было.
4
Два десятка торпед из защитного роя получили приказ и отправились к планете разведывать и вынюхивать, а я отправился спать. Все равно торпедам лететь до планеты почти восемь часов. Можно, конечно, пустить их в форсированном режиме, тогда они долетят быстрее, но зачем?
Спальные места размещались на потолке рекреационной зоны. Довольно странно было висеть в спальном мешке и наблюдать, как над головой скачет по беговой дорожке Маша. Некоторое время я размышлял, не предложить ли Маше другую гимнастику, менее полезную, но гораздо более приятную. Но нет, пожалуй, не стоит, слишком уж я устал за последние сутки. Сколько, кстати, времени я провел без сна? Я попытался подсчитать в уме и сам не заметил, как уснул.
Проснувшись, я позавтракал сухим пайком (плитка чего-то среднего между мясом и шоколадом плюс пакет синтетического сока), посетил санузел, принял душ и убедился, что адаптация тела к нормальной силе тяжести, как и следовало ожидать, пока не потеряна. Искусственную гравитацию в санузле можно регулировать специальной ручкой на стене, я выставил одно же и не почувствовал никакого дискомфорта в течение всего времени, пока занимался гигиеническими процедурами, даже наоборот, приятно стало. Вот и замечательно.
Маша и Генрих все еще спали. Я не стал их будить, а пошел в рубку и стал смотреть, что узнали торпеды-шпионы.
Никакой планетарной обороны вокруг Загроса не было. Да и вообще пространство вокруг Загроса было удивительно пустынным – два десятка легких спутников и все. Что интересно, некоторые спутники принадлежали не хозяину планеты, а службе федеральной безопасности. Эти спутники отвечали на запрос опознавания, сообщали свою ведомственную принадлежность, но категорически отказывались предоставлять какую-то еще информацию. Логично, что федеральная безопасность следит за положением дел в колонии, но для нас это еще одна проблема. Сейчас в системе Загроса единственный корабль – наш, но как только здесь появится какой-то другой корабль, его компьютер сразу получит сообщение, что в окрестностях планеты висит тяжелый крейсер «Адмирал Юмашев». А когда этот корабль вернется на Землю, он передаст сообщение в штаб-квартиру федеральной безопасности, а оттуда оно пойдет в адмиралтейство. И непонятно, как этому можно воспрепятствовать. Посбивать бы все эти спутники… но не поможет. Ну, выиграем мы месяц-другой, а потом безопасники заинтересуются, почему с Загроса перестали приходить сообщения. Направят корабль, придется еще и с ним разбираться… Впрочем, если информация о нашем визите уйдет на Землю, будет еще хуже.
Нет, все-таки спутники службы безопасности надо сбивать. Может, посоветоваться с Генрихом? Но, с другой стороны, он и так уже начинает корчить из себя самого главного. В технике он, конечно, хорошо разбирается, но это еще не повод брать на себя общее руководство. Капитан здесь я, даже корабль признал этот факт.
Я обратился к кораблю и отдал соответствующее распоряжение. Ответ корабля был неожиданным.
– Это невозможно, – заявил корабль. – Спутники опознаны как принадлежащие службе безопасности. Боевая операция против них невозможна.
– Даю вводную, – сказал я. – Все эти спутники находятся под контролем противника.
– Какого противника? – заинтересовался корабль.
– Ну… допустим, гиббонов. Да, вероятно, спутники под контролем гиббонов. Их надо срочно уничтожить.
– Тогда необходимо снять блокировку, – заявил корабль. – У тебя есть нужный ключ доступа?
Нужного ключа доступа у меня не было и проблема отпала сама собой, по крайней мере, до тех пор, пока Генрих не расковыряет мозги корабля. Надо будет сказать ему, чтобы поторопился.
Процедура регистрации абонентов в информационной сети Загроса была стандартной, так что две торпеды без проблем подключились к сети и обеспечили подключение всего крейсера. Ну-ка, посмотрим, что творится на планете…
Судя по открытым данным, население Загроса составляло около десяти тысяч человек, половина из которых обитала в городе Лурестане, а вторая половина – в мелких поселениях и отдельных домах, разбросанных по всей зеленой зоне. И еще было несколько научных поселений за пределами зеленой зоны, в эндемичной части планеты. Обычная картина для недавно колонизированной планеты, терраформинг которой еще далек от завершения. Обычная – если не брать в расчет дворец правителя планеты.
Архитектор, строивший Лурестанский дворец, явно вдохновлялся Тадж-Махалом. Дворец Ибрагима Фатх-Али походил на легендарный индийский мавзолей, только был заметно больше, особенно в высоту. Гигантский белый куб, увенчанный пропорционально огромной луковицей, по четырем углам торчат высокие башни-минареты и все это хозяйство утопает в зелени огромного сада. Когда молодые деревья вырастут до нормальных размеров, над кронами будет выступать только центральная луковица да еще верхушки минаретов. При низкой гравитации обычные сосны, кипарисы и яблони вымахивают почти как секвойи.
Ну да бог с ней, с архитектурой, дворец – он и есть дворец, большой, красивый, но и только. Посмотрим лучше, что творится вокруг. Город Лурестан… маленький какой-то. Даже если учесть, что народу в нем живет всего пять тысяч, все равно маловат. Понятно, что часть населения постоянно живет во дворце, но не подавляющее же большинство! Впрочем, а почему бы и не большинство? Инженеры-терраформеры обитают вдали от столицы, а Лурестан, должно быть, населен в основном рабами его величества. Ну-ка, посмотрим, как они живут…
Информационная сеть Загроса оставляла странное впечатление. Здесь было одиннадцать телевизионных трансляций, девять из которых – копии земных, были газеты, но совсем не было форумов. А в местных трансляциях заметную долю составляли религиозные проповеди, главным образом, исламские. Нет, не главным образом, а полностью исламские, на все сто процентов. Ну надо же! Я и не знал, что религиозные колонии сохранились до сих пор. Да еще и традиционные…
Я вспомнил все, что знаю о традиционных религиях, и решил, что Загрос – не такое приятное место, каким показался поначалу, и что сведения о его комфортности сильно преувеличены. Когда придет время высаживаться на планету, надо будет вести себя осторожно. А то еще распнут на кресте за то, что не молишься пять раз в день – мало не покажется. Впрочем, меня не распнут, трудно распять того, кому подчиняется тяжелый гиперпространственный крейсер, битком набитый термоядерными торпедами. Но осторожность все равно не помешает.
Странно, что в местной сети совсем нет форумов. Запрещено? Или просто не принято? Нет, не может быть такого, это ж как надо извратить человеческую психологию, чтобы в сети пропали форумы… Значит, запрещено?
По-хорошему, сейчас надо высадиться где-нибудь в укромном уголке планеты и не спеша все разведать. Но, с другой стороны, а зачем мне все разведывать? Ближайшая моя задача… а какая, собственно, моя ближайшая задача?
Выбраться с гибнущей станции на Мимире – уже сделано. Добраться до относительно комфортной планеты – тоже сделано. А дальше что? Навечно осесть на этой замечательной планете? Не такая уж она и замечательная. Нельзя, конечно, судить по первому впечатлению, но не верю я, что там, где хозяйничают религиозные фанатики, жизнь может быть хороша и приятна. При наличии тяжелого крейсера на орбите не так уж сложно свергнуть религиозных фанатиков и навести на Загросе нормальный порядок, но это все равно ненадолго. Только в фильме можно угнать боевой крейсер и долго оставаться безнаказанным, в реальной жизни такие номера не проходят, рано или поздно федералы возьмут нас за жабры. Но не сдаваться же прямо сейчас!
То есть, сдаться-то можно, но как бы не попасть в ситуацию, когда сначала расстреливают и только потом уже разбираются. Угон военного корабля, срыв боевой операции – уже более чем достаточно для смертного приговора. А если еще приплюсовать разрушение станции на Мимире… Я-то знаю, что мы не имеем к нему прямого отношения, но у сотрудников службы безопасности может сложиться другое мнение.
Помнится, в какой-то древней книге один человек случайно получил доступ к тайне, которая должна была перевернуть весь образ жизни на Земле. Служба безопасности долго гонялась за этим человеком, но в конце концов он добился своего – передал информацию в большую газету, тайна перестала быть тайной, а человек стал знаменитостью и безопасникам пришлось отступить. Вот только получится ли подобный фокус у нас? Если просто предъявить пробирку и сказать: «Эта сыворотка защищает от последствий гиперпрыжка», нам никто не поверит. Чтобы поверили, надо предъявить не только пробирку, но и пару десятков живых и разумных людей, каждый из которых пережил более одного гиперпрыжка.
Однако достаточно отвлеченных размышлений. Первое, что я должен сделать – позаботиться о Маше и Генрихе, им надо адаптироваться к нормальному тяготению. Есть ли на Загросе нормальная больница? А если нет, сколько времени займет в этом случае их адаптация? Успеют ли они до того, как в небе Загроса появится земная эскадра?
5
Как ни странно, на борту корабля не нашлось ничего похожего на орбитальный челнок или хотя бы спасательную шлюпку. Впрочем, если вдуматься, ничего странного в этом нет – крейсер предназначен в первую очередь для действий в беспилотном режиме, а если на борту вдруг окажется экипаж, то это наверняка будут смертники. А зачем смертникам спасательная шлюпка?
Опуститься на земноподобную планету можно и в скафандре, встроенного энергоблока хватает, чтобы погасить орбитальную скорость, даже небольшой запас остается. Именно небольшой – обратно на орбиту без дозаправки не взлететь. А это меня не устраивает.
Решение, которое меня устроило, оказалось очень простым. Я облачился в скафандр, выбрался из корабля, манипулятор безжалостным пинком запулил меня в открытый космос и едва я успел остановить беспорядочное вращение, как меня взяли в кольцо четыре торпеды.
Зрелище было своеобразное. Я знал, что меня будут сопровождать торпеды, но одно дело знать и совсем другое – внезапно увидеть прямо перед собой бархатно-черное пятно на фоне голубой планеты, повернуть голову и понять, что точно такое же пятно с другой стороны закрывает звезды и как давно оно их уже закрывает – совершенно непонятно. В силуэте торпеды нет ничего хищного, это просто угольно-черный металлический бочонок длиной полтора метра и диаметром полметра, но быстрота и внезапность появления этой зверюги из пустоты космоса немного пугает. Впрочем, тут нечему удивляться – стелс-покрытие для того и предназначено, чтобы торпеда появлялась внезапно.
Четыре термоядерных бочонка выстроили вокруг меня кольцо положительной тяги и аккуратно потащили к планете. Аккуратно – потому что аэродинамика скафандра такова, что быстрее тридцати метров в секунду в плотных слоях атмосферы разгоняться не рекомендуется. В лучшем случае просто потеряешь управление, в худшем – поотрывает руки-ноги потоком набегающего воздуха.
Обычный орбитальный челнок входит в атмосферу на гиперзвуковой скорости, резко тормозит в стратосфере, но все равно опускается очень быстро, гася остаток скорости непосредственно перед посадкой. Мне такой подход не годится, я должен погасить скорость заблаговременно, причем не только орбитальную, но и вертикальную. А это значит – потратить уйму времени и энергии.
Спуск растянулся почти на два часа. Первые полтора часа мне казалось, что я неподвижно вишу между двумя плоскостями – черной со звездами наверху и голубой с белыми облаками внизу. Шар планеты с такой высоты воспринимается не как шар, а как плоскость, и это создает совершенно сюрреалистическую картину. Собственного движения не чувствуется, кажется, что ты неподвижно висишь на стыке двух миров, голубого и черного, и будешь так висеть целую вечность.
А потом в разрыве облаков проглянуло зеленое пятно, а еще через минуту я заметил, что звезды над головой подернулись туманной дымкой. Кажется, вхожу в атмосферу.
Еще через пять минут все сомнения отпали – меня начало трясти. Я знал, что программа спуска рассчитана с большим запасом прочности для скафандра, но все равно было очень неприятно и чуть-чуть страшно. Как положено, я зафиксировал руки на груди, а ноги вытянул в струнку, но все равно потоки воздуха так и стремились развернуть кокон моего тела, ударить всей мощью в беззащитное брюхо, оборвать конечности… брр… Нет, об этом лучше не думать.
Спуск в атмосфере занял около двадцати минут. Все это время я думал только об одном – когда же это мучение закончится. От непрерывной тряски болело все тело, от набегающего воздушного потока шумело в ушах, в довершение всего начала болеть голова. И когда тряска вдруг прекратилась и я обнаружил, что вишу в ста метрах над развалинами небольшого каменного здания, первой моей мыслью было: «Наконец-то это закончилось!» А второй мыслью: «Откуда тут развалины?»
Торпеды аккуратно опустили меня почти до земли, как бы извиняясь за ранее причиненные неудобства. А на высоте трех метров тяга вдруг пропала и я камнем рухнул вниз, запоздало сообразив, что так и должно быть, что я должен был заранее приготовиться к подобному сюрпризу. Антиграв плохо работает вблизи большой массы, поэтому антигравитационные машины перед тем, как взлететь, всегда подпрыгивают, используя какое-нибудь дополнительное устройство. И при посадке антиграв никогда не работает до самого конца, последние метры приходится падать. На тяжелых машинах предусмотрены специальные посадочные опоры с амортизаторами, а человек в скафандре, как принято считать, вполне способен приземлиться на собственные ноги. Или на задницу, как в моем случае.
Если бы сила тяжести на Загросе была такая же, как на Земле, я бы не отделался легким испугом, приземлившись на кучу битого кирпича с трехметровой высоты. Однако здесь мое тело выдержало. Было очень больно, но кости остались целы, я убедился в этом, когда после пары неудачных попыток все-таки поднялся на ноги и сделал несколько неуверенных шагов. Вроде бы ничего не сломано.
– Что такое? – донесся из наушников взволнованный голос Генриха.
– Ничего, – буркнул я. – Все нормально. Расслабился немного, момент приземления пропустил.
– Извини, – смутился Генрих. – Я забыл заложить в программу предупреждение. Извини.
– Ерунда, – отмахнулся я. – Ничего не сломано, вроде даже кровь не идет. А синяки заживут.
Освободившись от скафандра, я обнаружил, что из небольшой раны на левом бедре сочится кровь. Не настолько сильно, чтобы забеспокоиться, но наложить повязку не помешает. Вот только где ее взять?
Заодно обнаружилось, что мы с Генрихом сделали большую глупость – единственное имеющееся у меня устройство связи находилось в шлеме скафандра. Это что, мне теперь придется все время шлем в руках держать и говорить в него, как в микрофон?
– Генрих! – обратился я к шлему. – Отправь торпеды на разведку, пусть поищут, где тут люди есть. И посмотри по карте, где я оказался. Руины какие-то кирпичные… Я и не знал, что из кирпича еще что-то строят.
– В колониях кирпич – самый ходовой материал, – заметил Генрих. – Кирпичный дом любой полевой робот в одиночку построит, а нормальные стройматериалы надо либо из метрополии везти, либо на месте завод сооружать.
– Тогда понятно, – сказал я. – В смысле, понятно, почему здание кирпичное. Но почему оно разрушено? Колония совсем молодая, откуда тут руины? У них война была?
– Землетрясение, – ответил Генрих. – В местной сети есть информация, семь дней назад у них было землетрясение силой до шести баллов. Развалилось несколько халтурных построек. Полного списка в сети нет… впрочем, какая разница? Ого! У тебя кровь на левой ноге, все шорты в крови.
– Знаю, – буркнул я. – Ерунда. Ты лучше скажи, где людей найти.
– До ближайшей окраины Лурестана тринадцать километров, – сказал Генрих. – До дворца – семнадцать. Ближе людей вроде нет. Надевай скафандр и лети, программу я сейчас заложу.
Я тяжело вздохнул и выругался сквозь зубы. Снова облачаться в пропотевший скафандр не хотелось, но альтернативы нет. Пешком я буду топать часа четыре, а то и больше – местность тут не то чтобы сильно пересеченная, но оврагов и каменных осыпей хватает. Да и растительности маловато, гораздо меньше, чем казалось с высоты, не сплошной зеленый ковер, как на Земле, а редкие островки на каменистой почве. Босиком не побегаешь, а обуви у меня нет, не догадались мы взять тапочки с Мимира, а на борту крейсера ничего не нашлось. Если идти – придется идти в скафандре, а тогда уж лучше лететь.
Короче говоря, я облачился в скафандр, взобрался на кучу кирпича, которая раньше была домом, высоко подпрыгнул и врубил антиграв. Посмотрим, как встретит меня Лурестан.
6
Чем ближе я подлетал к Лурестану, тем зеленее становилось вокруг. Чахлая полупустыня постепенно превращалась в нормальную прерию, как на Земле к востоку от Скалистых гор, а потом на моем пути встала стена густого зеленого леса. Километра через три лес плавно перешел в парк, с дубами, кленами и липами, высаженными вдоль ровных заасфальтированных дорожек. Сверху было хорошо видно, что парк прорезает густая сеть ручьев и речушек, явно искусственная. Выглядело это довольно красиво.
– Обнаружен первый человек, – раздался у меня в наушниках голос Генриха. – Поворачивай налево, километрах в двух будет аквапарк. Там вроде кого-то нашли, сейчас передам целеуказание. Или, хочешь, сразу траекторию рассчитаю?
– Рассчитывай, – согласился я.
Меня развернуло влево, порыв ветра попытался разогнуть мою правую руку, но безуспешно. Почти сразу же за молодыми, но уже высокими деревьями открылся аквапарк. Обычный такой аквапарк – каскад то ли прудов, то ли бассейнов, разнообразные горки, вокруг террасы со скамейками и столиками. На одной террасе обнаружилось небольшое летнее кафе на свежем воздухе, моя траектория была направлена именно туда.
На этот раз я не забыл, что приземление на антиграве всегда жесткое. Вовремя сгруппировался, приземлился на ноги и не только не упал, но даже не отбил пятки. Навыки полетов возвращаются, что не может не радовать.
– Ну и где этот человек? – спросил я.
И тут же увидел его, а вернее, ее. Из-за стойки кафе выглядывала молодая женщина лет двадцати – двадцати пяти, худощавая, но с довольно большой грудью, причем непохоже, чтобы это были имплантанты. Либо грудь натуральная, либо операция была не хирургическая, а генетическая, что в колонии маловероятно. Рыжеватые волосы девушки были уложены в затейливую прическу, в уши были вставлены тяжелые золотые серьги, шею обвивало ожерелье из крупного янтаря, одежду девушки составляли узенькие черные трусики-стринги и очень красивые золотистые босоножки на высоком каблуке-шпильке. Ногти на руках и ногах были густо выкрашены ярко-красным лаком. Так обычно выглядят героини анимационных порнофильмов, а иногда, говорят, подобный облик принимают элитные проститутки. Очевидно, мне сейчас встретилась одна из них.