Диз пригляделся к ней. Волосы, мокрые, блестящие и… странные — будто морские водоросли — ниспадали на бледные плечи. Лицо оставалось в тени.
   Диз поднес руку к голове. Резкое движение острой болью отозвалось в помутившемся мозгу.
   — Ты нездоров, — с неожиданным сочувствием произнесла женщина.
   — Да, к тому же у меня, похоже… галлюцинации.
   Он медленно сел на камень и опустил меч.
   — Меня редко кто называл галлюцинацией.
   Диз крепко сомкнул веки, однако, открыв глаза, обнаружил неизвестную на прежнем месте.
   — Твой кузен прав, — тихо сказала она. — Хаффид — колдун, как и утверждает этот Абгейл. Вам следует быть осторожными.
   — Я не смогу убедить Торена вернуться.
   — Похоже на то. Чего он хочет? Отомстить Хаффиду и вашим кузенам?
   — Отомстить? Нет, это не в духе Торена. Справедливый суд для Бэлдора и Сэмюля — вот его намерения. Хаффид? Я не знаю, как поступят с Хаффидом. Он наш враг, да и враг Абгейла тоже. Но Абгейл его боится. Вот что я думаю.
   — Абгейл и Рыцари Обета… Ведь вы их так называете?
   — Да. Торен утверждает, что Абгейл — потомок рыцаря, пережившего падение Холодной Башни… или сам рыцарь, который был в отъезде в то время, не помню точно. Он пытается возродить старый порядок. Невероятно, но мой кузен помогает ему. И зачем я тебе все рассказываю? — с тоской произнес Диз.
   — Потому что я — видение. С кем же еще можно так хорошо поговорить?
   Юноша фыркнул и покачал головой. Боль не заставила себя долго ждать.
   — Где сейчас Хаффид?
   Диз показал направление рукой.
   — Их лагерь на той стороне холма. Они не хотят оставлять лошадей, что существенно затрудняет продвижение по такой гористой местности.
   Он окинул взглядом призрак, видневшийся в воде.
   — Если бы ты была не галлюцинацией, — спросил Диз, — то кем бы ты была?
   Видение на мгновение замолчало.
   — Я была бы прошлым твоего народа, вернувшимся, чтобы преследовать вас.
   Женщина помолчала.
   — Я могу снять твою головную боль, хотя бы на несколько часов, — неожиданно сказала она.
   — Как ты собираешься это сделать? Магия?
   — Что-то вроде этого. — Незнакомка подплыла к юноше. — Наклонись поближе.
   Инстинктивно Диз отпрянул, и она засмеялась.
   — Ну же! Ты опытный воин, да еще с мечом, а я женщина… У которой нет даже одежды. Кто из нас должен бояться?
   Диз наклонился над водой, держа меч наготове.
   Холодные руки взяли его за запястье и затылок. Мягкие, прохладные губы прижались ко лбу. Затем женщина снова нырнула в воду.
   Минуту Диз стоял, шатаясь; голова ходила кругом. Через секунду он неуклюже сел на камень.
   Жгучая головная боль прошла!
   — Наверное, неразумно идти и рассказывать всем, что ты видел, — сказал водный дух.
   — Торен и так считает, что у меня помутился рассудок. — Диз наклонился вперед, пытаясь лучше разглядеть женщину. — Б-боль ушла.
   — Теперь попытайся убедить себя, что я тебе привиделась, — прошептала незнакомка и с тихим всплеском пропала в сгущающихся сумерках.

Глава 18

   Торен нашел Абгейла в небольшой роще.
   Длинные свечи отбрасывали неверный свет на высокого мужчину. Рядом с ним стояли два воина в сером с обнаженными мечами.
   Командир Рыцарей Обета неестественно замер, держа в вытянутой руке веревку, на конце которой, словно стрелка компаса, балансировал нож.
   Абгейл поднял глаза.
   — А, лорд Торен…
   — Совершаете колдовские ритуалы в этом таинственном месте?
   Рыцарь выглядел очень серьезным. Его глаза казались совсем темными и немного грустными.
   — Нет, но ожидаю колдунов.
   Торен засмеялся и осекся, поняв, что рыцарь не шутит.
   — Что у тебя там? — спросил он, кивнув на нож.
   — Кинжал, как видите.
   — Только очень странный! Хм… Интересный экземпляр, Гилберт, а? Где ты его нашел?
   — Это один из предметов, спрятанных при истреблении Рыцарей Обета.
   — Можно посмотреть?
   Торен потянулся к кинжалу.
   — Нет!
   Торен удивленно отдернул руку.
   — Я дал клятву, что не позволю никому дотрагиваться до него, — извиняющимся тоном произнес Абгейл. — Вообще-то вам не следовало даже видеть кинжал, но я распорядился насчет некоторых послаблений относительно вас… там, где дело касается наших традиций.
   — Это честь для меня. Но, к сожалению, во мне проснулось некоторое любопытство. В конце концов мы же союзники.
   Абгейл глубоко вздохнул.
   — В большей степени, чем вы можете себе представить. Думаю, нам вряд ли удастся выполнить наш долг друг без друга. Видите ли, кинжал когда-то, давным-давно, принадлежал колдуну по имени Каибр, сыну великого чародея Уирра. Вполне возможно, что кинжал — отцовский подарок Каибру.
   — Уирр? Это, случайно, не древнее имя реки Уиннд?
   — Да. Легенды об Уирре и его детях тесно связаны с легендами о реке — не разлить водой, как говорится…
   — А как кинжал, принадлежавший колдуну, оказался в руках Рыцарей?
   — Многие Рыцари Обета задавались подобным вопросом, и я не исключение. Ответ не так прост, однако, не вдаваясь в историю ордена — большую часть этой истории посторонним никогда не рассказывают, — можно сказать, что кинжал наделяет рыцарей силой. Понимаете, Каибр был воином, вероятно, лучшим из всех, кто когда-либо носил меч. Он создал государства по сравнению с которым древнее Королевство Аир выглядит крестьянской фермой. Он обладал поразительной колдовской силой, а когда умер… впрочем, он не совсем умер. Каибр ушел в реку, как когда-то ушел его отец, и не проходил Врата Смерти. Вместо этого он превратился в нэгара — не совсем привидение, но и не водяной. Что-то и опасное, и пугающее.
   — Я слышал старинные баллады о нэгаре.
   — Их много, хотя написаны они теми, кто почти ничего не знает о предмете своего творчества. Нэгары настолько могущественны и ужасны, что менестрелям и не снилось. При помощи этого кинжала и других предметов Рыцари Обета научились использовать нэгаров, то есть направлять страшную силу, которой они все еще обладают, в нужное нам русло. Подобное оказалось опасным делом, поскольку нэгары — коварные и очень терпеливые существа. Один великий мастер попался в их ловушку и за поражение поплатился погребальным костром.
   — Зачем же хранить у себя такой опасный предмет?
   — Потому что однажды он может нам понадобиться. Другая причина состоит в том, что Каибр нашел способ вернуться — по крайней мере частично — в наш мир. Он заключил сделку с одним человеком, и этот человек теперь очень опасен.
   — Хаффид!
   Абгейл кивнул.
   — Но у меня есть кинжал. У Хаффида другой, тоже принадлежавший Каибру, однако он не знает, что первый — здесь.
   Торен молчал. Он чувствовал, что Абгейл рассказывает ему гораздо больше, чем следовало бы, и рыцарь не хотел неосторожным словом прервать нить повествования.
   — Каибр необъяснимым образом связан с этими вещами, — продолжал Абгейл. — Предметы сами по себе — всего лишь предметы и силой не обладают. Кинжал даже не наточен как следует. Но связь разорвать невозможно. Когда Каибр был нэгаром, Рыцари Обета могли управлять им, подчинять своей воле. Однако сейчас колдун превратился непонятно во что, и знания, позволявшие контролировать нэгара, утеряны. Существует множество теорий относительно действий, которые мы должны предпринять, чтобы завладеть силой Каибра или порвать его связь с Хаффидом, однако это всего лишь теории, наверняка небезопасные для применения на практике.
   Абгейл потянул за веревку, взял кинжал и осторожно положил на ладонь.
   Торен кивнул на клинок.
   — Тогда что же ты делал с ним?
   — Я… проникался ощущениями. Уверял себя, что могу определить местонахождение Хаффида — или точнее, Каибра. Кинжал указывает, что черный рыцарь сейчас на другой стороне холма, и мы знаем, что это правда. Странным кажется присутствие еще одного… даже двух…
   — Кого же?
   — Моего брата; или, если быть точным, сводного брата. Понимаете, он украл один из запретных предметов, который называется «смиг». Этот человек творил такое, с чем я не мог мириться. Более того: Хаффид, похоже, разыскивает Алаана, моего сводного брата. Если так, то черный рыцарь собрался убить его. Довольно непростая задача, скажу я вам. Впрочем, если кто и может с ней справиться, то это Хаффид.
   — Что будешь делать?
   — Не знаю. Скорее всего Алаан пытается увести куда-то Хаффида с одному ему лишь ведомой целью. Но у Алаана нет даже небольшого отряда рыцарей, не говоря уже о войске.
   Гилберт умолк и с невыразимой печалью посмотрел на Торена.
   — Не смотря на мое недовольство поведением брата, не обращая внимания на все проблемы, которые были с ним у Рыцарей Обета, я буду на стороне Алаана в борьбе с Хаффидом, если до этого дойдет.
   — Ты говоришь как старший брат, — заметил Торен.
   Абгейл улыбнулся.
   — Так и есть.
   — У вас разные отцы, Гилберт?
   — Да.
   — Твой отец был потомком рыцаря?
   — Нет, его отец.
   Торен с удивлением посмотрел на собеседника.
   — Но ведь именно ты решил возобновить рыцарские порядки?
   — Я… — Он осекся. — Так хотел отец Алаана.
   — Чей сын Алаан?
   — Он сын Уирра. Но даже сам Уирр отрекся от него, Торен покачал головой. Все это очень странно.
   — Алаан стал братом Каибра?
    В каком-то смысле да, хотя Каибр ненавидит его с такой неистовой силой, которую невозможно представить.
   — O, в моей семье знают, что такое ненависть, Гилберт.
   Абгейл молча посмотрел на Торена.
   — Ты говоришь, там есть кто-то третий, — напомнил Торен. — Еще один сын Уирра?
   — У него было только два сына. Мне кажется, кинжал почувствовал нэгара; колдуна, не прошедшего долгий путь к Вратам Смерти до конца. Если этот кинжал действительно принадлежал Уирру, то можно предположить, что он указывает на его детей: Каибра, Саинфа и Шианон. Саинф заключил сделку с моим братом. А Шианон… Шианон пропала со дня падения Холодной Башни, однако все могло измениться.
   — Ты многим рискуешь, принимая сторону брата, Гилберт.
   — Я делаю это с определенной целью. Я постараюсь прервать связь между Алааном и Саинфом. Если мне это удастся, я узнаю способ победить Хаффида.
   — Запутанное семейное дело, Гилберт… Сводный брат, ставший братом Хаффида. А какова здесь твоя роль?
   — Верховного Судьи, лорд Торен. Возможно, палача. Поживем — увидим. Но Хаффида надо остановить. Как и Алаана.
 
   Элиз плавным движением вынырнула из воды, словно рыба, выскользнувшая на берег. Отряхнулась, и в стороны полетели сотни брызг.
   Тэм едва разглядел ее в темноте.
   — Синддл верно почувствовал дым от костра, но это костер не Хаффида, хотя черный рыцарь близко.
   — А кто же там?
   — Отряд Ренне и их союзников. Куда делась моя одежда?
   — Я ее просушил, — сказал Тэм.
   — Как любезно с твоей стороны.
   Девушка подошла к нему в темноте, и Тэм почувствовал неладное — он не забыл того, кто преследовал их вдоль всей реки Уиннд.
   Элиз остановилась.
   — Не нужно меня бояться, Тэм.
   — Ты плаваешь под водой без воздуха?..
   Девушка ответила не сразу.
   — Можно мне получить назад свою одежду? Пожалуйста. Ночь прохладная.
   — И холода ты тоже не чувствуешь…
   — Нет, но я ощущаю холодность людей. У меня есть чувства.
   — Про Шианон говорят иначе.
   — Я не Шианон, Тэм. Возьми мою руку, — произнесла она, в темноте юноше показалось, что девушка тянется к нему.
   — Холодная как лед, — сказал Тэм.
   — Зато сердце горячее, — ответила она и положила его руку себе на грудь, нежную, мокрую и скользкую, как рыбья чешуя.
   — Не чувствую я тепла, — произнес Тэм.
   — Почувствуешь, если попытаешься, — шепнула она, подходя ближе.
   Элиз прильнула к Тэму, прижимая его к себе. Ее дыхание пахло рекой, волосы были мокрые и запутанные, как водоросли.
   Она увлекла юношу вниз, и они сбросили одежды на влажную траву у ручья. От мужских прикосновений девушка согрелась, хотя ночной воздух был по-осеннему прохладным. Она умела больше Тэма, но все же была невинна. Мягкая трава на берегу журчащей реки служила им постелью, на зелени которой алел крошечный цветок.

Глава 19

   Церемония похорон Ардена Ренне прошла днем раньше, но, казалось, дым его погребального костра задержался на карнизах замка, словно призрак, не желающий уходить. Скорбь была сильнее у тех, кто знал правду — Арден Ренне был предателем, готовившим убийство кузена.
   Правда бывает жестоким утешителем, подумала Ллин.
   Сегодня во дворе замка позади сада проходили похороны леди Элиз Уиллс. Слуга приставил к стене сада лестницу, и Ллин взобралась на нее, украдкой всматриваясь в происходящее сквозь листья глицинии, ловя каждое слово, каждый вздох. Не было ни тела для погребального костра, ни останков для предания земле, ни пепла, чтобы пустить по воде, даже если семья Уиллс и следовала подобным суевериям. Во дворе находились лишь скорбящие, большинство из которых никогда не знали Элиз Уиллс: леди Беатрис Ренне, несколько ее племянниц и племянников, многочисленные менестрели, — должно быть, знакомые лорда Каррала, и сам лорд, мертвенно-бледный, словно потерявший точку опоры.
   Люди окружали композицию из изысканно расставленных цветов, гладких камней и зажженных факелов. По традиции там должны присутствовать предметы, дорогие умершему, но эти вещи были далеко, поэтому члены семейства Ренне предложили то, что посчитали подходящим случаю: пяльцы с незаконченной вышивкой, сборник стихов, маленькую арфу и куклу.
   Из сосуда, где горела смола, вырвалась черная полоса дыма, превратившаяся в странные каракули на фоне высокого серого неба.
   Из уважения к гостю леди Беатрис произнесла речь; ее голос был мрачным, исполненным достоинства и сострадания. Когда она закончила говорить, среди одетых в черное людей воцарилась тишина. Рубашки мужчин казались ослепительно белыми на фоне хмурого неба.
   Пауза затянулась. Вдали дважды прокричала ворона.
   — Лорд Каррал? — негромко позвала леди Беатрис. — Если вы не против…
   Ллин поняла: старик не понимает, что другие склонили головы, поскольку он продолжал пристально смотреть вперед слепыми глазами.
   Каррал глубоко и прерывисто вздохнул.
   — Хотя я незаслуженно получил репутацию хорошего менестреля, — тихо заговорил он, — у меня нет песни для дочери. Моих скромных способностей не хватает, чтобы сказать все, что хотелось бы. Песнь об Элиз должна описать каждую минуту мимолетной жизни. Чтобы исполнить ее, потребовалось бы двадцать лет. Ее сон, дыхание, смех, первые шаги. Первый поцелуй… и последний. Она бы поведала о любви Элиз ко мне… и о моей к ней.
   Лорд на мгновение затих, продолжая беззвучно шевелить губами. Ллин показалось, что он больше не сможет говорить, однако старик продолжал:
   — Песнь о ней содержала бы все, что я не мог видеть: ее прекрасную улыбку, золото волос в лучах вечернего солнца, легкость и грацию движений, пальцы, перебирающие струны арфы. В этой песне было бы все ее детство; первые слова, игры, тысячи «почему», вопросы, которые она задавала в два года. Ее первый танец. Первый бал.
   Старик закрыл невидящие глаза, и по щеке потекла слеза, но лорд сдержал рыдания.
   — Все черты молодой девушки, которой стала Элиз, достойны поэзии, — тихо заговорил он. — Ее мелодичный голос, детское чувство справедливости, неукротимый дух, протест против междоусобных войн, который привел к тому, — проговорил лорд почти шепотом, — что она в конце концов сделала.
   Каррал с трудом произнес последние слова.
   — Если бы я мог сочинить такую песнь, в ней не было бы строк о ее смерти… ибо я не выдержал бы этих воспоминаний. Нет, песнь об Элиз должна закончиться на вызове моему брату, ведь Элиз бросилась в реку не от отчаяния. Я знал дочь. Она была непокорной, своевольной и гордой и не могла позволить Менвину и его союзникам использовать себя в своих целях. — Лорд Каррал замолчал, слезы ручьями потекли по старческим щекам. — Или, возможно, я мог окончить песнь на ее последнем прощании со мной, последнем танце. Но мне бы вряд ли удалось завершить эту песнь, поскольку я буду играть ее снова и снова, пока сам не последую в реку вслед за дочерью. Снова и снова буду я вспоминать тысячи бесценных минут ее жизни, вспоминать все мои мечты о ее будущем.
   Лорд снова смолк, по-прежнему глядя перед собой.
   — Прощай, доченька, — воскликнул он с нежностью, разрывающей сердце, и бросил розу в пламя.
   Старик разрыдался, не обращая внимания на собравшихся. Он рыдал о потерянном ребенке, и Ллин плакала вместе с ним. Девушка прислонила голову к камню и чувствовала, как текут слезы. Шатаясь, она спустилась по ступенькам и села на последнюю из них, содрогаясь от рыданий по той, которой не знала.
   — Несчастный человек, — шептала Ллин. — Бедный, несчастный человек. Его жизнь полна потерь, гораздо больших, чем мои. Гораздо больших…
   Менестрели, которые привыкли сохранять спокойствие даже на самых скорбных мероприятиях, затянули печальную мелодию. Солнце зашло на западе за тучу, увлекая за собой и весь день. Собравшиеся стали расходиться, однако менестрели остались дежурить, сменяя друг друга у погребального костра, как будто, демонстрируя выносливость, они проявят уважение и любовь к отцу погибшей девушки. Но это едва ли могло облегчить душевные страдания лорда.
   От горящей смолы все еще шел дым, набросав напоследок еще пару строк на серой бумаге неба.

Глава 20

   — Они Ренне, — тихо сказала Элиз, — они жаждут мести.
   — Зачем? — спросил Пвилл.
   Девушка пожала плечами.
   Тэм и Элиз вернулись в лагерь и обнаружили, что там все уже суетились, готовясь отправиться в путь при первых лучах солнца. Элиз рассказала о том, что ей удалось разведать.
   Тэм различал в сумерках сгорбленные силуэты товарищей, занимавшихся своими делами. Юношей овладело смутное беспокойство, подобное струйке дыма, поднимающейся от гаснувшего костра.
   Пвилл встал.
   — Если это Торен Ренне, то, я думаю, его мотивы не настолько просты, как кажутся. Я бился с ним на турнире. Это очень цельный человек, напоминающий скорее короля из легенд, нежели кого-то из его вечно грызущейся родни. Если он преследует Хаффида, на то должны быть причины. — Пвилл перевел взгляд на Элиз. — Не знаю, считать ли смелостью или глупостью то, что ты шпионила за ними, прячась в темноте по кустам. Удивительно, что тебя не заметили.
   — Хватит! Давайте прекратим притворство! — воскликнул Финнол, тыча пальцем в девушку. — Если ты — Элиз Уиллс, то я — Торен Ренне… Все это уже поняли. Посмотри на себя! Ты столь же сильна, как Бэйори, так же мастерски владеешь мечом, как Пвилл, и такая же застенчивая, как… я. Зачем скрывать правду? Нам доводилось встречать нэгара и раньше.
   Тэм почувствовал, как Элиз замерла.
   — Финнол прав, — промолвила она холодно и спокойно. — Я плыла по реке, ведь она во многом — мой дом. Ренне разбили лагерь внизу по течению. Я подслушала разговор Торена Ренне и Диза. Они гадают, зачем их кузены Сэмюль и Бэлд путешествуют в обществе Хаффида, которого они преследуют.
   Все молчали. Неловкая тишина наполнилась осознанием близости колдовских чар.
   — Так кто же ты? — с трепетом в голосе спросил Финнол.
   — Я — Элиз Уиллс, Финнол, у тебя не должно быть сомнений на сей счет. Но нэгар, с которым я заключила сделку, — Шианон, а она колдунья, могущественная и ужасная.
   — А что тебе… ей нужно от нас, простых смертных?
   — Вот-вот разразится страшная война. Вы можете не помогать мне предотвратить ее, Финнол, но она все равно найдет вас. Моя цель — остановить Хаффида. Если удастся — убить и сжечь на погребальном костре. Так что сами решайте, как поступать дальше.
   — Стоять насмерть в битве с колдуном или же бежать и получить удар в спину. — Финнол всплеснул руками. — Невелик выбор, если тебе к тому же можно верить.
   — Я ей верю, — выпалил Тэм, удивляясь собственной смелости. — Хаффид стал нашим врагом той ночью, когда мы встретили Алаана на мосту Теланон, и останется врагом, пока либо он, либо мы не умрем. Я не знаю, почему нас избрали для той миссии, но это так.
   — Вас избрала река, Тэм, — ответила Элиз. — Вы можете принять ношу со страхом или найти в ней утешение. Река указала на вас, и она сделала правильный выбор.
   — Разве нельзя было найти кого-нибудь другого? — тихо недоумевал Финнол. — Например, воинов, которые всю жизнь провели в бою? Эти люди гораздо лучше подошли бы для такой задачи.
   — Если кто-то и подходит для этой миссии, то именно ты, Финнол Лоэль, и твои друзья. Кто сражался с рыцарями Хаффида на реке Уиннд? И ведь многие из черных рыцарей погибли, в то время как вы остались невредимы. Река не ошибается, Финнол. Не ошибается.
   Это заявление не очень успокоило Тэма.
   На некоторое время воцарилось молчание.
   — И все-таки приезд Ренне не кажется мне случайным, — сказал наконец Синддл. Он поставил лук одним концом на сапог и согнул, надевая тетиву. — Если придется воевать с Хаффидом, у нас будут союзники.
   — Это вряд ли нам поможет, — ответила Элиз. — Хаффиду не составит труда разлучить нас с союзниками. Он гораздо более страшен, чем армия, а я… я не понимаю, что за изменения происходят во мне.
   Девушка села на камень и сцепила руки, опершись локтями на колени.
   — Я должна разыскать Алаана. Только он поможет мне.
   Она взглянула на товарищей уже без раздражения. Теперь Элиз казалась одинокой и напуганной.
   — Сила Шианон выше нашего понимания. Мне это известно, но я не могу разобраться во всех нахлынувших воспоминаниях.
   Она закачала головой, дрожа от волнения.
   — Куча беспорядочных фрагментов… обрывки снов и преданий…
   — Как истории, которые я собираю, — подал голос Синддл. — Наверное, так же, как и в моем ремесле, стоит терпеливо ждать. Со временем все обретает смысл.
   Элиз кивнула, хотя было ясно, что ей не верилось.
   — Я точно знаю, как Шианон поступила бы с Ренне. Она бы натравила всех кузенов на Хаффида, чтобы получить возможность скрыться от него… и была бы права.
   Тэм видел, как его товарищи отвели глаза от Элиз, все до одного смущенные такой беспощадностью. Он осознавал, что в девушке, которую он любил этой ночью, гораздо меньше от Элиз, чем она утверждает.
   Тэм вспомнил, как она вышла из реки — не совсем нэгар, но и не человек. Это странное качество и привлекло юношу: ее холодное тело быстро нагрелось от страсти и наслаждения. Вот только сердце, по-видимому, осталось безучастным.
   — Я не буду принимать участие в убийстве ни в чем не повинных людей, — решительно заявил Финнол.
   Элиз тряхнула головой.
   — Какая же роскошь — принимать подобные решения, — сказала она. — Если Хаффида не остановить, еще до конца года погибнут тысячи невинных людей. Десятки тысяч. Все те, кто идет за Тореном Ренне, и сам лорд Торен. А вы зато не будете причастным к гибели неповинных людей… Стоит позволить Хаффиду продолжать в том же духе, и на ваших руках окажется больше крови, чем сможет смыть река.
   Элиз встала.
   — Хаффид убьет нас всех, если мы останемся здесь до утра. Он знает, что должен погубить меня до того, как я наберу силу. Нам ничего не остается, кроме как перенести лодку в болото и исчезнуть отсюда до полудня.
   Девушка замолчала и обвела окружающих властным взглядом.
   — Собирайте вещи. Я пойду проверить дорогу. В темноте я вижу лучше любого из вас.
   Элиз прошла мимо молодых людей и стала решительно подниматься вверх по склону.
   Бэйори встал, словно намереваясь последовать за ней, однако Тэм остановил его.
   — Пусть идет. Ей нужно подумать.
   Бэйори замешкался, и Тэм в темноте почувствовал на себе его непонимающий взгляд.
   — Не нужно с ней так говорить, Финнол, — спокойно предупредил Бэйори.
   — Она — нэгар, Бэйори, — ответил Финнол. — Ты разве не слышал? Она заключила сделку с той, которой ты отказал.
   — Возможно. Однако без нее мы пропадем, это совершенно точно. Так что не надо ее злить.
   Тэм оглядел лица товарищей, ощущая их напряженное внимание.
   — Рэт однажды поведал мне легенду, — произнес Синддл, усаживаясь на плоский камень.
   Он пристально глядел вдаль, и в сумерках чудилось, что его голосом говорят сами скалы.
   — Это история о проклятом клинке. Никто не знал, откуда он взялся — кажется, его принес Нарал Тинн с Зимних Войн, хотя о том, как меч попал к нему в руки, сам он плел самую разную чушь. На клинке, как гласит предание, никогда не появляются зазубрины, его не нужно точить, и он не знает ржавчины. Через год после возвращения Нарал Тинн умер от неизвестной лихорадки, в предсмертном бреду проклиная меч, словно это был демон. Меч взял его сын, а затем сын сына, а потом он перешел в собственность крепости Аборель, и его брали в руки лишь в моменты отчаяния. Каждый раз тот, кто брал клинок, погибал в течение года от той самой неизвестной лихорадки, которая свела в могилу Нарала Тинна. И каждый, умирая, проклинал меч. Многие, многие годы он хранился под замком в крепости Аборель, и никто не осмеливался прикоснуться к мечу. Еще ни одна битва, в которой люди прибегали к помощи проклятого клинка, не была проиграна, и слава о нем разносилась повсюду. Целые армии осаждали крепость Аборель, чтобы силой завладеть мечом, поскольку считалось, что все истории о смертоносной лихорадке выдуманы аборельцами для того, чтобы оставить его у себя.
   Однажды к стенам цитадели подошла большая армия и разбила лагерь, готовясь к осаде. Старый лорд, хозяин крепости, выглянул из бойницы и, увидев огромное войско, понял, что Аборель падет. Он приказал принести из оружейной кладовой запечатанный ларец. Старик достал оттуда сверкающий клинок, показывая его собравшимся рыцарям.