Реймерс Георгий. Северная корона

   После полуторасуточного вынужденного поста тушенка со скрипящим на зубах хлебом показалась удивительно вкусной.
   Запив консервы водой, они, не теряя времени, направились к плоскогорью. Над пустыней висела пыльная мгла. Были видны только ближние барханы.
   Алексей то и дело посматривал на компас, чтобы не потерять направление. Серые от пыли, изнуренные жарким ветром, друзья ехали молча. Говорить не хотелось. Они думали, как бы скорее выбраться из песков и найти у плоскогорья местечко, где можно было бы отдохнуть в затишье.
   К вечеру мгла еще больше сгустилась. Суховей, срывая горячий песок с макушек барханов, бросал его в лицо путникам. Очки плохо защищали воспаленные глаза.
   — Правильно идем? — спросил Прохор, подъезжая к Алексею.
   Тот молча кивнул и показал ему на компас.
   — Где же плоскогорье? Идем, идем и конца нет, — пожаловалась Тата.
   — Потерпи, теперь уже близко, — ободряюще улыбнулся Алексей.
   Разглядывая местность, он приметил, что барханы становятся все более низкими. В ложбинах появились колючка и кусты песчаной акации.
   Верблюды прибавили шаг, и скоро путники вышли на холмистую, покрытую жесткой высохшей травой, степь.
   Плоскогорье появилось как-то неожиданно и совсем близко. Из мглы проступили очертания уходящей ввысь скалистой стены, у подножия которой громоздились каменные осыпи.
   Друзья направились вдоль нее и уже в сумерках заметили чернеющий вход в ущелье.
   Усталые, они развьючили верблюдов, установили палатку под защитой нависшего уступа и, отложив все дела на другой день, завалились спать.
   Утром Алексей выбрался из палатки. Отойдя в сторону, он начал вытряхивать пыльную одежду. Прохор пошел пригнать пасущихся невдалеке верблюдов, а Тата, выпроводив парней, стала приводить себя в порядок.
   Внезапно раздался тяжелый удар. Перепуганная девушка выскочила наружу. Алексей разглядывал свалившуюся сверху каменную глыбу. Тата подняла голову, вскрикнула и рванула его за руку под защиту скалы. На то место, где секунду назад стоял Алексей, упал второй, еще больший камень. Земля вздрогнула, по ущелью прокатился гул.
   Ошеломленные молодые люди прильнули друг к другу. Первым опомнился Алексей. Он покраснел и выпустил девушку из объятий. Тата, вспомнив, что она почти не одета, вспыхнула и бросилась в палатку.
   — Что случилось? — крикнул Прохор, выезжая из-за скалы.
   — Держись дальше от стены! Сверху падают камни! — предупредил его Алексей.
   Друзья решили быстрее убраться из опасного места. Свернув лагерь, они пошли вверх по ущелью.
   На плоскогорье выбрались к полудню. Унылая, всхолмленная равнина оказалась еще более пустынной, чем пески. Нигде не было ни кустика. Чахлая жесткая трава с трудом выбивалась из-под щебенки. Над накаленными солнцем камнями трепетали струйки горячего воздуха.
   За ночь ветер переменился, и мглу пронесло. Путники выехали на холм, чтобы лучше осмотреть местность. За обрывом до самого горизонта желтели пески. Вдали на краю плоскогорья виднелись какие-то развалины. Они направились туда и, подъехав, спешились. Перед ними на выступающих из земли громадных каменных плитах высились руины древнего храма. Его массивные стены обветшали и разрушились. Свод обвалился и лежал внутри остатков здания бесформенной грудой. Потревоженная змея, блеснув чешуей, ускользнула в щель.
   Друзья долго глядели на забытый людьми памятник седой старины.
   Прохор пожал плечами. Ему казалось бессмысленным сооружение такого громадного здания вдали от населенных мест.
   Алексей отошел в сторону, внимательно осмотрелся, и его глаза заблестели.
   — Так и есть! Та самая площадка! — звонко крикнул он.
   — Какая площадка? — не понял Прохор.
   — Откуда улетел звездолет! Я узнал местность!
   Дав волю охватившей его радости, Алексей обнял Тату с Прохором и, приплясывая, закружил их.
   — Однако силы у тебя хватает! — с уважением пробасил сибиряк, освобождаясь из крепких рук приятеля. Тата поправила растрепавшиеся кудри и одернула курточку.
   — Так вот почему здесь храм! Его построили в честь «посланцев богов», вспомнила она легенду.
   — Ну, конечно же! — воскликнул Алексей.
   Обойдя руины, друзья вышли на край площадки. Здесь плоскогорье обрывалось в пустыню. Они заглянули вниз и увидели у подножия обрыва несколько плит, таких же, как те, из которых была сложена площадка.
   — Слезем, — предложил Алексей.
   Связавшись веревкой, все трое спустились по круче к древней разработке.
   Только внизу им полностью открылись титанические масштабы работы пришельцев. Гигантские каменные плиты толщиной до четырех метров были выпилены из гранита какой-то громадной пилой.
   — Что у них за техника! — подивилась Тата.
   Алексей покачал головой. Он не мог себе представить, как были подняты эти тысячетонные громады на стометровую высоту плоскогорья. Современной земной технике такая задача была, пожалуй, не по силам.
   Сфотографировав каменоломню, друзья поднялись к развалинам храма. Пора было подумать и о еде.
   — Ничего горячего сегодня не будет, топлива нет, — объявила Тата, открывая банку консервов, но голодные парни были рады и этому.
   Пока она приготавливала нехитрый обед, Алексей с Прохором развьючили верблюдов и установили палатку.
   С консервами покончили быстро. Теперь нужно было решить, что делать дальше.
   — Если верить легенде, круглоголовые где-то оставили талисман, — сказала Тата. — Вот бы найти!
   — Да, нужно искать именно его, — подтвердил Алексей. — Представьте себе, что бы вы сделали на месте пришельцев перед отлетом из полудикого мира? Конечно, оставили бы сведения о своей культуре и запрятали их в такое надежное место, где они могли сохраниться до возникновения на Земле высокой цивилизации. Я думаю, в талисмане как раз все это и есть, — закончил он свою мысль.
   — Пожалуй, правильно, — согласился сибиряк. — С чего начнем?
   — Давайте поищем обелиск, он стоял вон там, — указал Алексей. — Я его хорошо видел на экране.
   Друзья отправились на поиски и до самого вечера обшаривали каждый холм, каждую впадину, но все было напрасно. Обелиск бесследно исчез. Разочарованные, они пошли к лагерю.
   Переходя через небольшой бугорок, Тата споткнулась о выступающий из земли камень и упала. Помогая ей подняться, Алексей заметил, что выступ имеет правильную прямоугольную форму.
   — Прохор, иди сюда! Посмотрим, что это такое, — позвал Алексей. Друзья принялись раскапывать бугорок и отрыли ступенчатую каменную плиту.
   — Похоже, это постамент, на котором стоял обелиск! — предположил Алексей.
   — А где же сам обелиск? — Прохор огляделся вокруг.
   Алексей пожал плечами:
   — Черт с ним! Давайте поднимем постамент. Под ним могли что-нибудь спрятать.
   Все трое стали работать с удвоенной энергией. Скоро небольшая каменная пирамида была полностью откопана, но приподнять ее оказалось им не под силу. Попытки разобрать тоже ни к чему не привели. Камни были скреплены каким-то неизвестным очень прочным составом. Алексей предложил:
   — Попробуем стянуть с места верблюдами.
   Соорудив из веревок примитивную сбрую, они запрягли верблюдов и подвели петли под углы нижней плиты. Тата приготовилась погонять животных.
   — Раз-два, взяли! — скомандовал Алексей. Веревки натянулись — пирамида сдвинулась, и тут… у всех вырвались возгласы разочарования. Кубическая выемка под пирамидой была пуста.
   Прохор крепко ругнулся про себя и махнул рукой.
   — Чего нос повесил? — набросилась на него Тата. Ее взяла досада, что Прохор, таежный богатырь, которого она считала образцом мужского совершенства, раз за разом начал пасовать.
   Сибиряк удивленно вытаращил глаза:
   — Не ори! Какая муха тебя укусила?
   — Вот такая! Не руками махать надо, а искать!
   — Где теперь искать?
   — Как где? А в храме!
   Алексей, еле сдерживая смех, наблюдал за неожиданно возникшей перепалкой.
   — Правильно, Тата! Молодчина! — похвалил он девушку и ласково потрепал ее по щеке.
   Утомленные богатыми событиями дня, все трое уже в темноте забрались в палатку. Богатырский храп Прохора не давал Алексею и Тате спать. Они долго вполголоса переговаривались. Наконец, усталость взяла свое — молодые люди уснули.
   Среди ночи Тата внезапно очнулась. Ей показалось, что рядом находится посторонний. Она осторожно села и, затаив дыхание, стала прислушиваться. Было совершенно тихо, даже Прохор перестал храпеть. Успокоившись, Тата снова легла и задумалась. Сон пропал. Тата тихонько извлекла Мика из кармана.
   — Вот мы, наконец, и увиделись. Здравствуй! — шепнула она на ухо гному. Только не сердись, что не даю тебе спать. Должна же я рассказать о своих новостях. Так вот, слушай: мне начинает нравиться Алексей. Что? Ты удивлен? Спросишь: а как же Прохор? А вот так. Не такой уж он волевой, упорный и мужественный, каким должен быть мой идеал. Ему не хватает того, что есть у Леши. Тот всегда впереди. Воодушевляет, ведет за собой! Фу, какие плакатные слова! Но все это действительно так. — Помолчала, подумала. — Знаешь, Мик, а ведь я ему тоже нравлюсь.
   Конечно, ты теперь думаешь, что я несерьезная ветреная девчонка и меня следует выпороть. Ах, Мик, ты, пожалуй, прав! Но как мне быть? Иной раз злюсь за его насмешки и подковырки, смотреть на него не хочу, а сама смотрю. Думать о нем не желаю, а он из головы не выходит. Скажи, как, по-твоему, такое называется?.. Ну что же ты молчишь?.. Знаю, тебе все это не по вкусу. Не хочешь, чтобы я полюбила кого-нибудь, кроме тебя. Угадала? Эх ты, старый эгоист! Полезай-ка обратно в карман и не злись. Я все равно…
   Тишину нарушило фырканье потревоженных верблюдов, а затем чуть слышный шорох, словно кто-то осторожно подошел к палатке. С бешено бьющимся сердцем Тата приподнялась на локте и достала из-под подушки электрический фонарик.
   Странный шорох раздался снова на этот раз у входа в палатку, где лежал Прохор. Тата нажала кнопку. Яркий луч ударил спящему в глаза, и он сморщился. По белой рубашке сибиряка полз угольно-черный паук. Взвизгнув, девушка вскочила и сбросила насекомое с Прохора. Вмиг оба парня оказались на ногах. Вспыхнули еще два фонаря.
   — Вот он, вот! — крикнула Тата.
   Алексей схватил сапог и раздавил паука.
   — Вон из палатки! — крикнул он так, что все моментально очутились снаружи. Там все было тихо и спокойно.
   — Это каракурт. Его укус бывает смертелен! — взволнованно сказал Алексей. — Как ты его увидела?
   Все еще дрожа от нервного возбуждения, Тата рассказала о случившемся.
   Прохор обнял девушку и крепко, по-товарищески поцеловал.
   — Спасибо тебе!
   Алексей заметил, что эта сцена не доставила ему никакого удовольствия.
   — Очень странно, — проговорил он через некоторое время. — Мы спали на кошме, а каракурт никогда сам на нее не заползает. Он не терпит шерсти.
   — Однако тут дело нечисто. Пойдем проверим верблюдов, — забеспокоился Прохор.
   Друзья поспешили за палатку. Развьюченные верблюды лежали невдалеке. Алексей бросился к вьюкам и вскрикнул.
   Вокруг сложенных в кучу вещей поблескивали лужицы не успевшей впитаться в землю воды. Бурдюки были пусты.
   В флягах набралось только около двух литров воды. О продолжении поисков не приходилось и думать, нужно было немедленно возвращаться в Лу-Хото.
   Друзьям стало ясно, что их преследуют. Едва не убивший Алексея камень, неизвестно откуда взявшийся каракурт и, наконец, выпущенная из бурдюков вода все это, несомненно, было делом чьих-то враждебных рук.
   Алексей нервничал. Досадно возвращаться ни с чем.
   — Радуйтесь, что хоть сами целы, — ворчал Прохор.
   Солнце уже изрядно припекало, когда они подошли к расщелине, по которой вчера поднялись на плоскогорье.
   Внезапно раздался дребезжащий звук. Низко над землей промчалась стайка небольших птиц.
   Прохор вскинул ружье и ударил вдогонку, три штуки упали на землю. Соскочив с верблюда, он бросился их подбирать.
   — Как раз всем по одной! — обрадовалась Тата, но тут же ее лицо вытянулось. Топлива-то нет, а сырыми есть птиц не будешь.
   — Что за дичь? — спросил сибиряк.
   Алексей взял у него серенькую, величиной с голубя, птичку.
   — Это больдурук, — ответил он и, вытащив нож, вспорол птице зоб — оттуда брызнула вода.
   — Ого! — воскликнул Прохор. — А ну, распори других. — В зобах остальных птиц также оказалась вода.
   — Однако близко родник. — Сибиряк посмотрел из-под ладони в сторону, откуда летела стая, — там показалась еще одна. Пройдя стороной, больдуруки скрылись за холмами.
   Алексея даже в жар бросило.
   — Ну как? Поищем воду? — спросил он, с надеждой глядя на друзей.
   Тата не колебалась:
   — Идем, Леша!
   Прохор хотел отказаться, риск был слишком большой. Если не найдут воду гибель от жажды неизбежна. Но решительность девушки сделала свое дело.
   — Эх, была не была! — махнул рукой сибиряк. — Рискнем?
   — Рискнем, — обрадовался Алексей. Маленький караван повернул в сторону, откуда летели птицы.
   После полудня они остановились. Вокруг, насколько хватало глаз, не было никаких признаков жизни. Видно, никто не осмеливался заходить в глубь мертвой выжженной равнины.
   Истомленные жарой и жаждой, путники приложились к фляжкам.
   — По глотку — не больше, — предупредил Алексей.
   Хорошенько прополоскав рот, он проглотил теплую солоноватую воду. Потом с сожалением взглянул на полупустую фляжку и прицепил ее к поясу.
   — Однако родник уже позади, — осматриваясь, сказал Прохор.
   — Больдуруки летают на водопой иногда за десятки километров, — ответил Алексей. — Пройдем еще немного.
   Друзья направились дальше и, чтобы осмотреть большую площадь, разошлись в стороны.
   Солнце, опускаясь во мглу, висело над холмами багровым шаром. Томительный жар не спадал. Душный неподвижный воздух казался тягучим и с трудом проникал в легкие.
   Алексей остановил верблюда и вскинул ружье — гулко хлопнул выстрел.
   — Дальше идти не к чему, — сказал он, когда друзья подъехали.
   — Стороной прошли. На обратном пути найдем воду, — не совсем уверенно заявил Прохор.
   Тата кивнула и облизала потрескавшиеся губы.
   Искать родник ночью было бессмысленно, кроме того, все утомились, требовался отдых.
   — Заночуем здесь, а утром пойдем обратно, — решил Алексей.
   Давно непоенные верблюды сразу легли. Их крепкие раньше горбы обмякли и свесились набок. Это был первый признак, что животные теряют силы.
   Алексей смотрел на них с тревогой. Лишиться верблюдов — значило лишиться всякой надежды на спасение. Да удастся ли им еще спастись? Без воды теперь до Лу-Хото не дойти.
   Тяжело вздохнув, Алексей с помощью Прохора начал развьючивать верблюдов, Тата присоединилась к ним.
   — Отдыхай, сами управимся, — сказал сибиряк. Но девушка обиженно поджала губы и до тех пор, пока лагерь не был разбит, работала наравне с парнями.
   Ночь не принесла Алексею облегчения. Стоило закрыть глаза, как перед ним появлялся образ Таты. Он видел ее ввалившиеся глаза и сухие растрескавшиеся губы. Алексей еще не вполне разобрался в своем чувстве к ней, но ему казалось, что это больше, чем дружба. Весь день он мучился, глядя, как девушка бодрилась и старалась не подавать вида, что страдает от жажды и усталости.
   Прохор выглядел, как всегда, разве только в глазах появился лихорадочный блеск да плотнее сжались губы. Но Алексей по себе знал, что испытывают товарищ и подруга.
   Долго он лежал, глядя на мерцающие звезды, потом приподнялся и взглянул на Тату. Спит. Осторожно отстегнув фляжку от ее пояса, Алексей перелил туда большую часть воды из своей… и вздрогнул. На его плечо опустилась тяжелая рука.
   — Дай сюда! — прошептал Прохор. Взяв у оторопевшего Алексея Татину фляжку, он также перелил туда свою воду.
   — Вот теперь — положи на место…
   — А я буду выдавать всем поровну, — громко перебила его Тата. — Эх, вы, донкихоты! Сильный пол! Помирать собрались? — вскипела она. — Вот черта с два! Завтра найдем воду, а сейчас — спать, а то действительно будете ни на что не годны.
   Ошеломленные парни послушно улеглись на кошму, а Тата повернулась на бок и укрылась курточкой.
   Чуть свет они были уже на ногах. Несколько глотков воды и утренняя прохлада придали бодрость. С трудом подняв обессилевших верблюдов, друзья двинулись в обратный путь.
   Если до полудня они чувствовали себя еще сносно, то потом начались кошмарные часы. Жара усиливалась. Беспощадные солнечные лучи лились сверху жгучим потоком. Не чувствовалось ни малейшего дуновения. В переливах знойного воздуха плавали причудливые миражи.
   Тата как в полусне покачивалась в такт шагам верблюда. Голова, словно стиснутая тугим обручем, нестерпимо болела. Язык распух. При каждом вдохе в пересохшем горле больно царапало и кололо.
   Девушке временами казалось, что она плывет по волнам расплавленного золота. От его ослепительного блеска темнело в глазах, все начинало кружиться. В такие моменты мысли путались, становилось нестерпимо душно, хотелось кричать, звать на помощь…
   Потом наступало прояснение. Опять перед ней появлялась мертвая серая степь, кивающая голова медленно бредущего верблюда, неумолимое солнце, и в голове, как удары колокола: пить, пить, пить… а воды уже не было.
   — Ой! Ведь надо глядеть по сторонам, искать родник! — Тата усилием воли заставила себя осмотреться.
   — Что такое? — невдалеке вытянулась вверх странная фигура на длинных тонких ногах. Девушка протерла воспаленные глаза — видение не исчезало. Словно нехотя переставляя ноги, оно приближалось.
   — Да это же верблюд, — догадалась Тата. — Мираж его так исказил. Но почему один, без всадника? — и вспомнила: с этой стороны был Прохор. Куда он девался?
   Она подъехала к верблюду и схватила за повод.
   — Та-ата! Сюда-а! — донеслось из-за холма. Она поспешила на зов и увидела парней.
   Опустившись перед лежащим на песке бесчувственным Прохором, Алексей приподнял ему голову и лил в рот остатки воды из своей фляжки.
   Сибиряк открыл глаза, бессмысленно поглядел по сторонам и прохрипел:
   — Что случилось?
   Алексей с облегчением вздохнул:
   — Ничего, теперь все в порядке. Можешь ехать?
   Прохор поднялся и, шатаясь, подошел к улегшемуся верблюду.
   — Давай привяжу, — предложил Алексей.
   — Не надо… Больше не упаду… — Прохор пожал товарищу руку. — Как же это я? — покачал он головой, усаживаясь между горбами верблюда.
   После этого случая Алексей не разрешил разъезжаться. Дальше ехали вместе.
   Снова нестерпимо-томительно тянулось время. Солнце словно остановилось и беспощадно жгло измученных путников.
   С трудом удерживаясь на едва бредущих верблюдах, они почти без надежды на спасение продолжали путь. Только огромное напряжение воли заставляло каждого из них двигаться, не поддаваясь гибельному искушению прекратить борьбу, упасть на землю и забыться.
   «Вот как глупо можно пропасть!» — думала Тата.
   Теперь, когда над ними нависла угроза рокового исхода, ей особенно хотелось жить.
   Тате не верилось, что, может быть, в последний раз она видит голубое небо, яркое солнце. Такое любимое, а теперь ставшее враждебным… И друзей. Ее молодая энергичная натура бурно протестовала. Не может этого случиться! Жизнь прекрасна, они должны жить! Леша, Прохор и она сама… Главное — не унывать, не падать духом!
   Тата собралась с силами, вскинула голову и запела надтреснутым голосом:

 
Мы идем по забытым тропам…
 

   Алексей с Прохором встревоженно обернулись. Что с ней? В своем ли она уме? Потом поняли.
   А голос Таты окреп, в нем появились звонкие нотки.

 
Для таких молодых, задорных,
И в труде, и в борьбе упорных,
Нет на свете преград,
Нет дороги назад!
В нас отвагой сердца горят! —
 

   пела Тата, и парни почувствовали, что к ним возвращаются утраченные надежды и силы… «Как кстати эта песня! Она словно бокал бодрящего напитка, подумал Алексей. — Ну что за молодчина Татуська!»
   Под вечер друзья увидели на горизонте желтую полоску знакомых песков. Никаких признаков родника не было заметно. Уже в сумерках они подошли к подножию невысокого, но большого у основания бугра с плоской как бы срезанной вершиной.
   Все трое были настолько измучены, что никто из них не обратил внимания на необычную форму возвышенности. Идти дальше не было сил. Уложив верблюдов, они замертво повалились на землю.
   Ночь прошла в тяжелом забытье. Тата металась. Ей мерещились буйные весенние разливы. Она тянулась к воде, припала губами к журчащему потоку, но вместо живительной прохлады рот опаляло сухим жаром.
   Прохор крепко стиснул зубы и, казалось, спокойно спал. Лишь хриплое прерывистое дыхание выдавало его. Непривыкшему к жаре сибиряку было тяжелее, чем другим.
   Алексеем начало овладевать отчаяние. «Помереть теперь, когда они так близки к разгадке похороненной в веках тайны! Нет, это невозможно!» — думал он. И все-таки спасительного выхода не мог найти.
   На востоке посветлело. Отчетливее обрисовывались силуэты холмов… И вдруг все закружилось. Откуда-то надвинулась темная пелена. Алексей откинулся на спину и забылся.
   Когда он пришел в себя, солнце уже начало припекать. Перед глазами плавали разноцветные пятна.
   Он с трудом сел и взглянул на товарищей. Прохор и Тата лежали неподвижно.
   Фр-р-р! — раздалось сбоку. Стайка больдуруков промчалась мимо, покружилась над плоским бугром и словно провалилась.
   Собравшись с силами, Алексей встал.
   — К черту! — попытался он крикнуть, но распухший язык едва поворачивался. — К чертовой матери слабость! — с хрипом вырвалось из горла.
   Шатаясь, словно пьяный, он подошел к бугру. Солнце раскаленными стрелами било в неприкрытую голову, но Алексей ничего не замечал.
   Упорно, как одержимый, он поднимался по склону и, наконец, выбрался наверх. Перед ним зияла огромная глубокая воронка. На ее дне зеленела трава и сквозь заросли кустарника поблескивала вода.
   — Родник! — прохрипел Алексей. — Родник! — И из последних сил бросился бежать к товарищам.
   Кошмары преследовали Тату. То на грудь наваливалось что-то бесформенное, тяжелое, и она задыхалась, то ее преследовало фантастическое чудовище. Тата порывалась бежать, вскакивала, но тут же без сил падала.
   А чудовище подползало все ближе, ближе. Вот оно уже рядом, большое, как гора, дышащее жаром… Это Великий Дракон. Они его потревожили и теперь нет спасения…
   Тата в ужасе закрыла лицо руками, и в этот момент что-то легко ее подняло.
   Теперь она плывет, покачиваясь на волнах быстрого потока. Движение ускоряется, начинает кружить, впереди чернеет провал… Только не туда! Девушка отчаянно взмахивает руками и… летит в пропасть.
   Конец, мелькает мысль. Но она мягко опускается на землю. Рядом блестит вода… Много воды… Холодная, сладковатая, она льется откуда-то сверху на лицо, на грудь…
   Захлебываясь, Тата жадно пьет и чувствует, как кто-то ласково гладит ее по голове. Вот он наклонился и, кажется, поцеловал ее. Что это — сон? Нет. Сквозь пелену, застилающую глаза, она смутно видит знакомое лицо.
   Тата тряхнула головой и окончательно пришла в себя. Она лежала на траве, в тени кустов Алексей сидел рядом и лил на нее воду из котелка. Его осунувшееся лицо посуровело. Взгляд лихорадочный, тревожный. Прохор, наклонясь к роднику, наполнял фляжку.
   Тата стыдливо прикрыла грудь мокрой кофточкой и с облегчением вздохнула:
   — Леша, неужели спасены?
   — Да, Татуся. Пей досыта. — Алексей взял у Прохора фляжку со свежей водой и подал ее девушке.
   Два дня они набирались сил у так счастливо найденного в глубине воронки маленького оазиса.
   По утрам сюда слеталось множество больдуруков, и Прохор настреливал их, сколько могли съесть.
   Топлива хватало. В рощице вокруг родника было много старых засохших кустов.
   Вареная и жареная дичь отлично заменяла надоевшие консервы и концентраты.
   Друзей радовало все: и чистая холодная вода, и давно не виданная зелень, и даже недавний смертельный враг — яркое солнце.
   Утолив жажду, верблюды тоже ожили, но им не пришлась по вкусу сочная трава. Флегматичные животные лениво бродили по склонам, отыскивая высохшую полынь и колючки.
   На третий день друзья почувствовали себя сносно. Их заинтересовало, как образовался в пустыне этот огромный провал. Они взобрались вверх по склону и оттуда осмотрели воронку. Окруженная валом, очевидно, выброшенной изнутри земли, она напоминала вулканический кратер или место взрыва огромной бомбы.
   — М-да, интересно, — почесал затылок Прохор.
   — Что бы это могло быть? — задумчиво проговорил Алексей, перебирая в голове различные предположения.
   Взрыв, безусловно, отпадал. Воронка образовалась в те времена, когда еще не было взрывчатки. Вулканическое происхождение тоже исключалось. Изверженных пород нигде не было видно.
   Тата присела на камень и тут же вскочила:
   — Ой, какой горячий.
   Алексей потрогал нагретый солнцем совершенно гладкий камень.
   — Это оплавленный гранит! — удивился он. — Что же тут произошло?
   Заинтересованные, они стали осматривать землю.
   — Опустился пламень на мертвое плоскогорье и, опалив черные камни, угас. И появилась на том месте глубокая яма… — повторила Тата слова легенды.
   — Верно! — воскликнул Алексей. — Это здесь приземлился звездолет!
   Такое утверждение выглядело смелым, но ему очень хотелось, чтобы это было именно так.