Страница:
Когда мы с Даней выходили из дверей ресторана, было около двух ночи.
— Ну и веселье, — проговорила она. — Сидим и сверлим друг друга взглядами, пытаясь угадать, о чем кто думает.
— Согласен, занимательно, но каждый день я бы этого делать не стал. Уж больно утомительно.
— Зайдем ко мне, выпьешь посошок на дорожку. — Она рассмеялась. — Это тебя немного успокоит.
— Хорошо, но только на несколько минут. Завтра у меня тяжелый день.
Я ушел от нее только в пять. Войдя в кабину лифта, увидел в зеркальной стене какую-то развалину. На шее две царапины, в ушах звон от исступленных воплей, которые испускала Даня, пока мы боролись в постели. Я с сожалением рассматривал свою физиономию. Да, получил я гораздо больше того, что просил.
Швейцар у двери молча окинул меня взглядом. Такси поблизости не было, и я пешком побрел в сторону Парк-авеню, уж там-то они всегда поджидают позднего — или, наоборот, раннего — клиента. Машину, которая остановилась рядом, я не замечал до того момента, пока не услышал зовущий меня голос.
— Дакс!
— Беатрис!
Она сидела рядом с водителем, в ее зеленых глазах металось неясное чувство обиды.
— Мы гоняемся за тобой всю ночь. Никак не удавалось выбрать момент, чтобы ты был один.
15
16
17
— Ну и веселье, — проговорила она. — Сидим и сверлим друг друга взглядами, пытаясь угадать, о чем кто думает.
— Согласен, занимательно, но каждый день я бы этого делать не стал. Уж больно утомительно.
— Зайдем ко мне, выпьешь посошок на дорожку. — Она рассмеялась. — Это тебя немного успокоит.
— Хорошо, но только на несколько минут. Завтра у меня тяжелый день.
Я ушел от нее только в пять. Войдя в кабину лифта, увидел в зеркальной стене какую-то развалину. На шее две царапины, в ушах звон от исступленных воплей, которые испускала Даня, пока мы боролись в постели. Я с сожалением рассматривал свою физиономию. Да, получил я гораздо больше того, что просил.
Швейцар у двери молча окинул меня взглядом. Такси поблизости не было, и я пешком побрел в сторону Парк-авеню, уж там-то они всегда поджидают позднего — или, наоборот, раннего — клиента. Машину, которая остановилась рядом, я не замечал до того момента, пока не услышал зовущий меня голос.
— Дакс!
— Беатрис!
Она сидела рядом с водителем, в ее зеленых глазах металось неясное чувство обиды.
— Мы гоняемся за тобой всю ночь. Никак не удавалось выбрать момент, чтобы ты был один.
15
Самое примечательное в Нью-Йорке, наверное, то, что независимо от того, день это или ночь, всегда можно найти место, куда пойти. Если в пять часов утра вы оказались в восточной оконечности Манхэттена, вам стоит заглянуть к Ройбену — это небольшой изысканный ресторанчик, где посетителю подадут все, что он пожелает: от чашки кофе до полного обеда.
Когда мы с Беатрис зашли туда, зал был почти пуст. Сидели лишь два-три человека, видимо, забывших о том, что ночь уже кончилась, а ранние пташки, похоже, еще не покидали своих постелей. Скучавший официант не обратил внимания на мой вечерний костюм. Он ко всему привык: здесь такое не в новинку.
— Что закажете?
— Кофе, — ответил я. Черный, крепкий и побольше. — Я взглянул на Беатрис.
— Мне то же самое.
Официант кивнул и отошел. Я хотел взять Беатрис за руку, но она отодвинула ее к краю стола.
— Я так волновался, когда узнал, что ты уехала. Думал о тебе каждый день.
Вновь тот же обиженный взгляд.
— У тебя исцарапана шея, на воротничке кровь.
— Придется выяснить отношения с парикмахером, — шутливо ответил я. — Не очень-то он осторожен. Беатрис не улыбнулась.
— Ничего смешного.
— Почему ты не сказала мне, что уезжаешь?
Она молчала до тех пор, пока нам не принесли кофе.
— Не так уж ты и беспокоился, если честно.
Я сделал большой глоток. Кофе был горячим, по желудку распространилось приятное тепло, я сразу почувствовал себя лучше.
— Какой смысл препираться? К тому же, ты вовсе не поэтому разыскала меня.
Она опустила голову к чашке. Может, мне и не стоило так говорить, но это было правдой. Наконец она подняла на меня глаза.
— Отец не поверил тому, что я ему сказала. Он уверен, что это ловушка.
— Отец! — взорвался я. — Видимо, он уверен и в том, что пятьдесят семь мертвых жителей Матанзы, — это тоже ловушка?
Беатрис ничего не сказала.
Мне вспомнились вчерашние слова сенатора о трусах, которые просят храбрецов, чтобы те шли умирать вместо них.
— Что ты сказал?
Оказывается, я произнес эту фразу вслух. Я повторил ее, добавив несколько слов от себя.
— Твой отец похож на генерала, который сидит в безопасности, в нескольких милях от поля боя с приятным ощущением того, что кровь, льющаяся по его приказу, никогда не обагрит его собственных рук. Если он действительно убежден, что выражает волю народа, то пусть выйдет вперед и открыто выступит против президента. Или он боится того, что проиграет и станет в глазах людей шарлатаном?
Губы Беатрис сжались.
— Он бы так и сделал, если бы верил, что президент сдержит свое обещание относительно амнистии! — со злостью ответила она.
— Президент будет вынужден сдержать слово! — Я тоже вошел в раж; все шло как-то наперекосяк. — У него нет другого выхода, он же заявил об этом на весь мир. Думаешь, он сможет пойти на попятный?
— И ты на самом деле в это веришь? — Беатрис в упор посмотрела на меня,
— Да. — Я демонстративно замолчал.
— Ты согласишься встретиться с моим отцом и поговорить? — спросила она после некоторой паузы.
— В любое время.
— Никакой слежки, ты придешь один.
— Да.
— Я сообщу ему об этом. — Она встала, я тоже начал подниматься, но она остановила меня движением руки. — Не ходи за мной.
— Беатрис, — я потянулся к ее руке. Она вновь убрала ее.
— Нет. Я совершила ошибку. Мне показалось, что мы с тобой живем в одном мире. Действительно — правы оказались они, а не я. Теперь я это вижу.
— Беатрис, я могу все объяснить...
— Не нужно! — голос ее задрожал. Повернувшись, ока торопливо направилась к выходу.
Я смотрел, как она удалялась от меня, и что-то во мне невыносимо заныло. Подойдя к широкому окну, я увидел, как она села в автомобиль, который тут же отъехал.
— Это все, сэр? — услышал я позади себя голос официанта.
— Да.
И только выбравшись в неясный серый утренний свет, я вспомнил, что так и не спросил ее, когда мы вновь встретимся.
Голос Марселя в телефонной трубке звучал доверительно.
— Я раздобыл информацию, о которой ты просил.
— Хорошо.
— Да, — быстро перебил он меня. Он не любил долгих разговоров по телефону. — Когда ты сможешь подойти, чтобы поговорить?
Я бросил взгляд на часы с календарем, стоявшие передо мной на столе.
— Сегодня вечером я приглашен на ужин. Может, после него?
— Отлично. Во сколько?
— В полночь не будет слишком поздно?
— Нет. Я предупрежу своего человека, что ты придешь.
В задумчивости я положил трубку на место. В общем-то я не очень рассчитывал на то, что Марсель предоставит нужную информацию. Об оружии или о том, откуда берутся деньги на его оплату.
В дверь постучали.
— Войдите, — откликнулся я. Появился Прието с газетой в руке.
— Вы видели это?
Я проследил за его указательным пальцем — он утыкался в небольшую заметку на одной из страниц толстой «Геральд Трибюн».
Под заголовком «Доклад представителя кортегуанской оппозиции» шел текст:
"Доктор Хосе Гуайанос, бывший ректор Кортегуанского университета, а также бывший вице-президент страны, живуший в настоящее время в США в эмиграции, сделает сегодня вечером доклад в Колумбийском университете. Тема доклада: «Необходимость создания демократического правительства в Кортегуа».
Я взглянул на Прието. Прошла уже неделя с того дня, как мы встретились с Беатрис, и это была первая, пусть даже и косвенная, весточка о ней.
— Что предпримем? — спросил Прието.
— Ничего.
— Ничего? — он был поражен. — И вы позволите ему изливать свою ложь в публичном выступлении? Я откинулся в кресле.
— Здесь — не Кортегуа. Здесь каждый имеет право говорить все, что хочет.
— Президенту это не понравится. Мы уже больше двух лет охотимся за этим человеком. А он осмеливается прилюдно обливать нас грязью.
— Мне наплевать на то, что понравится или не понравится президенту! — Даже Прието было понятно, что это был первый более или менее серьезный шаг, сделанный для того, чтобы убедиться в искренности обещанной амнистии. Я почувствовал, что во мне зарождается уважение к Гуайаносу. Для того, чтобы сделать подобный доклад даже здесь, требовалось немалое мужество.
— Но... — начал было протестовать Прието.
— За это всю ответственность несу я, — голос мой был тверд. — Ты же будешь держаться от него подальше. И не предпримешь ничего, чтобы помешать ему!
Несколько мгновений Прието не сводил с меня глаз.
— Хорошо, сеньор. — С этими словами он направился к выходу из кабинета.
— Прието! — окликнул я его холодно. — Запомни, что я только что тебе сказал. Если только я узнаю, что ты или твои люди крутились около него, я прослежу за тем, чтобы тебя с позором отослали домой.
Губы его оскорбленно поджались, но он не проронил ни звука.
— Ты понял меня?
— Да, ваше превосходительство.
Я дождался, пока он выйдет, снял трубку и позвонил наверх, где размещались мои личные апартаменты. Велел Котяре спуститься. При всем своем желании я не мог присутствовать на докладе Гуайаноса: тут мы с Прието были в одинаковом положении — одно мое появление могло быть расценено как прямое вмешательство.
Но Котяре ничего не могло помешать пойти туда. У меня было странное чувство, будто Гуайанос ждет, что я пришлю кого-то, что от выбора этой личности многое зависит. Котяра был лучшей кандидатурой по многим причинам.
Ему было невозможно приписать участия в политических играх — всем было хорошо известно, что наши с ним отношения были чисто личными. И я знал, что могу положиться на точность его изложения, без каких бы то ни было искажений или натяжек. Весьма возможно, что Гуайаносу именно это и нужно — чтобы его слова дошли до меня в том виде, как он их произнес. Последним по очереди, но не по значимости, доводом было то, что Котяра сможет сообщить мне, сдержал ли Прието свое слово.
Когда мы с Беатрис зашли туда, зал был почти пуст. Сидели лишь два-три человека, видимо, забывших о том, что ночь уже кончилась, а ранние пташки, похоже, еще не покидали своих постелей. Скучавший официант не обратил внимания на мой вечерний костюм. Он ко всему привык: здесь такое не в новинку.
— Что закажете?
— Кофе, — ответил я. Черный, крепкий и побольше. — Я взглянул на Беатрис.
— Мне то же самое.
Официант кивнул и отошел. Я хотел взять Беатрис за руку, но она отодвинула ее к краю стола.
— Я так волновался, когда узнал, что ты уехала. Думал о тебе каждый день.
Вновь тот же обиженный взгляд.
— У тебя исцарапана шея, на воротничке кровь.
— Придется выяснить отношения с парикмахером, — шутливо ответил я. — Не очень-то он осторожен. Беатрис не улыбнулась.
— Ничего смешного.
— Почему ты не сказала мне, что уезжаешь?
Она молчала до тех пор, пока нам не принесли кофе.
— Не так уж ты и беспокоился, если честно.
Я сделал большой глоток. Кофе был горячим, по желудку распространилось приятное тепло, я сразу почувствовал себя лучше.
— Какой смысл препираться? К тому же, ты вовсе не поэтому разыскала меня.
Она опустила голову к чашке. Может, мне и не стоило так говорить, но это было правдой. Наконец она подняла на меня глаза.
— Отец не поверил тому, что я ему сказала. Он уверен, что это ловушка.
— Отец! — взорвался я. — Видимо, он уверен и в том, что пятьдесят семь мертвых жителей Матанзы, — это тоже ловушка?
Беатрис ничего не сказала.
Мне вспомнились вчерашние слова сенатора о трусах, которые просят храбрецов, чтобы те шли умирать вместо них.
— Что ты сказал?
Оказывается, я произнес эту фразу вслух. Я повторил ее, добавив несколько слов от себя.
— Твой отец похож на генерала, который сидит в безопасности, в нескольких милях от поля боя с приятным ощущением того, что кровь, льющаяся по его приказу, никогда не обагрит его собственных рук. Если он действительно убежден, что выражает волю народа, то пусть выйдет вперед и открыто выступит против президента. Или он боится того, что проиграет и станет в глазах людей шарлатаном?
Губы Беатрис сжались.
— Он бы так и сделал, если бы верил, что президент сдержит свое обещание относительно амнистии! — со злостью ответила она.
— Президент будет вынужден сдержать слово! — Я тоже вошел в раж; все шло как-то наперекосяк. — У него нет другого выхода, он же заявил об этом на весь мир. Думаешь, он сможет пойти на попятный?
— И ты на самом деле в это веришь? — Беатрис в упор посмотрела на меня,
— Да. — Я демонстративно замолчал.
— Ты согласишься встретиться с моим отцом и поговорить? — спросила она после некоторой паузы.
— В любое время.
— Никакой слежки, ты придешь один.
— Да.
— Я сообщу ему об этом. — Она встала, я тоже начал подниматься, но она остановила меня движением руки. — Не ходи за мной.
— Беатрис, — я потянулся к ее руке. Она вновь убрала ее.
— Нет. Я совершила ошибку. Мне показалось, что мы с тобой живем в одном мире. Действительно — правы оказались они, а не я. Теперь я это вижу.
— Беатрис, я могу все объяснить...
— Не нужно! — голос ее задрожал. Повернувшись, ока торопливо направилась к выходу.
Я смотрел, как она удалялась от меня, и что-то во мне невыносимо заныло. Подойдя к широкому окну, я увидел, как она села в автомобиль, который тут же отъехал.
— Это все, сэр? — услышал я позади себя голос официанта.
— Да.
И только выбравшись в неясный серый утренний свет, я вспомнил, что так и не спросил ее, когда мы вновь встретимся.
Голос Марселя в телефонной трубке звучал доверительно.
— Я раздобыл информацию, о которой ты просил.
— Хорошо.
— Да, — быстро перебил он меня. Он не любил долгих разговоров по телефону. — Когда ты сможешь подойти, чтобы поговорить?
Я бросил взгляд на часы с календарем, стоявшие передо мной на столе.
— Сегодня вечером я приглашен на ужин. Может, после него?
— Отлично. Во сколько?
— В полночь не будет слишком поздно?
— Нет. Я предупрежу своего человека, что ты придешь.
В задумчивости я положил трубку на место. В общем-то я не очень рассчитывал на то, что Марсель предоставит нужную информацию. Об оружии или о том, откуда берутся деньги на его оплату.
В дверь постучали.
— Войдите, — откликнулся я. Появился Прието с газетой в руке.
— Вы видели это?
Я проследил за его указательным пальцем — он утыкался в небольшую заметку на одной из страниц толстой «Геральд Трибюн».
Под заголовком «Доклад представителя кортегуанской оппозиции» шел текст:
"Доктор Хосе Гуайанос, бывший ректор Кортегуанского университета, а также бывший вице-президент страны, живуший в настоящее время в США в эмиграции, сделает сегодня вечером доклад в Колумбийском университете. Тема доклада: «Необходимость создания демократического правительства в Кортегуа».
Я взглянул на Прието. Прошла уже неделя с того дня, как мы встретились с Беатрис, и это была первая, пусть даже и косвенная, весточка о ней.
— Что предпримем? — спросил Прието.
— Ничего.
— Ничего? — он был поражен. — И вы позволите ему изливать свою ложь в публичном выступлении? Я откинулся в кресле.
— Здесь — не Кортегуа. Здесь каждый имеет право говорить все, что хочет.
— Президенту это не понравится. Мы уже больше двух лет охотимся за этим человеком. А он осмеливается прилюдно обливать нас грязью.
— Мне наплевать на то, что понравится или не понравится президенту! — Даже Прието было понятно, что это был первый более или менее серьезный шаг, сделанный для того, чтобы убедиться в искренности обещанной амнистии. Я почувствовал, что во мне зарождается уважение к Гуайаносу. Для того, чтобы сделать подобный доклад даже здесь, требовалось немалое мужество.
— Но... — начал было протестовать Прието.
— За это всю ответственность несу я, — голос мой был тверд. — Ты же будешь держаться от него подальше. И не предпримешь ничего, чтобы помешать ему!
Несколько мгновений Прието не сводил с меня глаз.
— Хорошо, сеньор. — С этими словами он направился к выходу из кабинета.
— Прието! — окликнул я его холодно. — Запомни, что я только что тебе сказал. Если только я узнаю, что ты или твои люди крутились около него, я прослежу за тем, чтобы тебя с позором отослали домой.
Губы его оскорбленно поджались, но он не проронил ни звука.
— Ты понял меня?
— Да, ваше превосходительство.
Я дождался, пока он выйдет, снял трубку и позвонил наверх, где размещались мои личные апартаменты. Велел Котяре спуститься. При всем своем желании я не мог присутствовать на докладе Гуайаноса: тут мы с Прието были в одинаковом положении — одно мое появление могло быть расценено как прямое вмешательство.
Но Котяре ничего не могло помешать пойти туда. У меня было странное чувство, будто Гуайанос ждет, что я пришлю кого-то, что от выбора этой личности многое зависит. Котяра был лучшей кандидатурой по многим причинам.
Ему было невозможно приписать участия в политических играх — всем было хорошо известно, что наши с ним отношения были чисто личными. И я знал, что могу положиться на точность его изложения, без каких бы то ни было искажений или натяжек. Весьма возможно, что Гуайаносу именно это и нужно — чтобы его слова дошли до меня в том виде, как он их произнес. Последним по очереди, но не по значимости, доводом было то, что Котяра сможет сообщить мне, сдержал ли Прието свое слово.
16
У двери меня встретила сестра сенатора.
— Эди Смит, — с улыбкой представилась она. — Я так рада, что вы пришли. Познакомьтесь, это мой муж, Джек.
Стоявший рядом с ней высокий крупный мужчина улыбнулся.
— Рад нашему знакомству, мистер Ксенос. — В его голосе я услышал тягучую напевность жителя Среднего Запада.
— Очень приятно, мистер Смит.
— Пройдемте в гостиную, — сказала его жена, беря меня под руку, — там для всех найдется выпивка.
В гостиной тут и там стояли несколько человек. Я знал их всех, за исключением жены сенатора, довольно смуглой привлекательной женщины, сидевшей в кресле. Было видно, что она ждет ребенка.
— Думаю, что единственные, с кем вы прежде не встречались, это мой брат и его жена. Давайте-ка прежде всего решим эту проблему, а уж потом можно будет повеселиться. — Миссис Смит, это сразу чувствовалось, легко ориентировалась в любой обстановке. Она прекрасно знала, когда и что нужно делать.
Мы с сенатором пожали друг другу руки с таким видом, будто это было впервые, я поклонился его жене. После этого повернулся к остальным.
Жизель посмотрела на меня с упреком, когда я приблизился к ней.
— И тебе не стыдно, — обратилась она ко мне на французском, — что мы встречаемся с тобой исключительно в гостях? Ты так часто отказывался от наших приглашений к ужину, что в конце концов я перестала их тебе присылать.
Поцеловав ей руку, я посмотрел на Сергея. Он немного поднабрал веса, но выглядел очень хорошо.
— Продолжай, продолжай слать их мне, — отозвался я. — Если дела будут идти так же, как сейчас, то только одному Богу известно, когда мне могут понадобиться приют и пища.
Сергей перестал улыбаться.
— Газетные новости не очень-то радуют, — сказал он.
— Все это очень серьезно, друг мой. Очень. — Я кивнул ему.
— Но тебе ничего не грозит, не так ли? — испуганно спросила Жизель.
— Что может грозить мне? — улыбнулся я ей. — Ведь я здесь.
— Но если тебя отзовут домой...
— Нет никакой нужды волноваться, — перебил ее Сергей. — Дорогая, Дакс знает, как ему побеспокоиться о себе. — Он повернулся ко мне. — Мы часто вспоминаем тебя. Все происходящее волнует и нас.
— Я знаю.
Я верил Сергею. Слишком уж давно мы знали друг друга. Я заметил, как Жизель вложила свою тонкую руку в его мощную ладонь, заметил его ободряющий кивок, и на мгновение испытал к ним острую зависть.
— Вы оба прекрасно выглядите. А как дела у Анастасии?
— Видел бы ты ее! — Жизель опередила мужа с ответом, она прямо-таки светилась материнской гордостью. Но тут же послышался ее легкий смех. — А может, как раз лучше, чтобы ты ее не видел. Она становится такой красавицей!
Подошел Джереми.
— Что это вы тут улыбаетесь, как Чеширские коты? Позвольте-ка и мне к вам присоединиться,
Но тут появилась сестра сенатора и взяла нас с Джереми под руки.
— Одной из привилегий хозяйки является то, — со смешком объявила она, — что она может в качестве своих ближайших соседей за столом выбрать двух единственных во всей компании холостяков.
Все рассмеялись, и мы направились в столовую. Несколько раз я ловил себя на том, что наблюдаю за Жизель и Сергеем, и мне приходилось себя одергивать — слишком уж заметно я это делал. Они были так близки друг другу. Так заботливы. Глядя на них, я все время думал о том, что вот так же и мы с Беатрис могли бы сидеть у кого-нибудь в гостях. Могли бы. Я чувствовал это. Если бы только нам выпал случай.
После ужина сенатор пригласил меня в тихий уголок.
— Я не забыл той нашей небольшой беседы. От своего имени я осторожно навел кое-какие справки.
— Благодарю вас. Я ощущаю вашу поддержку уже оттого только, что вы проявляете заинтересованность.
— Надеюсь, мне удастся сделать и нечто большее. Возможно, на следующей неделе я получу для вас некоторые новости. Вы будете в Нью-Йорке?
— Думаю, да.
— В таком случае, мы свяжемся.
Затем он предложил перейти поближе к его жене, которая опять устроилась в своем кресле. Остановившись перед нею, сенатор чуть склонился и спросил:
— Ну что, малышка? Устала?
— Чуть-чуть.
— Тогда пойдем. — Он улыбнулся. — Пусть молодежь отдастся своим чудачествам.
После ухода сенатора с женой гости тоже стали расходиться. Я вышел вместе с Жизель и Сергеем. Машина с шофером ждала их у двери, они предложили мне отправиться к ним выпить. Я мотнул головой.
— Нет, спасибо. Меня ждут.
— Ну ты и хват, — усмехнулся Сергей. — Ничуть не изменился.
— Не хотелось бы тебя разочаровывать, — расхохотался я, — но это деловая встреча. Мне нужно повидаться с Марселем.
— Говорят, он теперь не выходит из дома, — заметила Жизель.
— Это правда, — ответил Сергей, предупредив мой вопрос. — Я как-то побывал у него. Дом охраняется не хуже банка.
— Ты был у него? — переспросил я. Мне всегда казалось, что у Сергея не было ничего общего с Марселем.
— Несколько лет назад, когда впервые сюда приехал. Ты же знаешь, что это за тип. Он вздумал продать мне часть одной из своих компаний.
— И ты купил?
— Естественно, — Сергей улыбнулся. — Я не в восторге от него, но деньги он делать умеет, этого не отнимешь. Даже не знаю, президентом какой именно компании он меня сделал, но раз в три месяца, как по часам, я получаю две с половиной тысячи в качестве дивидендов.
— В Техасе в это время, помню... — посмотрев на меня, сказала Жизель, потом перевела взгляд на Сергея и смолкла.
— Пожалуй, мне пора, — я сверился с часами. Поцеловав в щеку Жизель, я повернулся к Сергею. Он протянул мне руку.
— Ты выглядишь уставшим, — сказал он. — Попробуй сбавить обороты.
— Так и сделаю, когда весь этот шум уляжется.
— Приходи к нам, если выдастся свободный вечер, — сказала Жизель.
— Буду стараться.
Они уселись в огромный «роллс-ройс» с золотым гербом на дверце, машина тронулась, Жизель помахала мне рукой. Неспешным шагом я направился вдоль улицы. До парка, радом с которым жил Марсель, было всего несколько кварталов, так что я пришел на минуту или две раньше.
Обогнув угол дома, я увидел, как из подъезда вышел мужчина и стремительно бросился в такси, которое тут же укатило. Поднявшись по ступеням, я нажал кнопку звонка, поглядывая вслед удалявшейся машине. В фигуре человека мне почудилось нечто знакомое, но лица его я в темноте не рассмотрел.
Над головой вспыхнула мощная лампа, я понял, что привратник изучает мою личность на экране телемонитора. Наконец свет погас, и дверь медленно распахнулась.
— Входите, мистер Ксенос, — обратился ко мне привратник, — мистер Кэмпион ждет вас.
Я направился за ним к лифту. Привратник придержал дверь.
— Будьте любезны, нажмите верхнюю кнопку.
Дверь закрылась, лифт начал подниматься. Когда он остановился, я увидел Марселя, входящего в гостиную из соседней комнаты.
— Дакс! — воскликнул он. — Как я рад тебя видеть. Выпьешь чего-нибудь?
Я кивнул, мы прошли к бару. Марсель выбрал бутылку шотландского виски, плеснул из нее в стакан со льдом.
— А ты?
Он покачал головой.
— Доктора запретили. Неладно с пищеводом.
— Твое здоровье! — Я сделал глоток. — Надеюсь, болы-ше они тебе ничего не запретили?
— Нет, только спиртное, — рассмеялся Марсель и нажал на скрытую кнопку в баре. — Полюбуйся-ка.
Я посмотрел на телевизионный экран. На этот раз в комнате для гостей была только одна девушка. Она лежала на постели совершенно обнаженная, рядом с ней на ночном столике стояла бутылка шампанского. Лениво повернувшись, девушка потянулась за сигаретой, и в этот момент Марсель вновь ткнул кнопку.
— Неплохо, а? Я кивнул.
— Это новенькая. Я набрел на нее день назад. Все они в конце концов надоедают. Всем нужно только одно — деньги.
Мне нечего было сказать ему. А чего он ждал — чего-то романтического?
— Сучки! — прокричал он. — Думаю, мне все же нужно выпить. Даже докторам не все известно.
Я подождал, пока он нальет себе, и сказал:
— Мне не хотелось бы тебя задерживать.
— Были какие-нибудь новости от президента? — посмотрел на меня Марсель.
— Нет. Пока тихо.
— Думаешь, ему удастся удержать ситуацию под своим контролем?
— Думаю, удастся. Особенно, если мы узнаем, откуда поступает оружие, и сможем остановить поставки. Марсель понял намек.
— У меня есть бумаги, которые тебе нужны.
Он вышел из-за стойки бара и подошел к письменному столу. Вытащив из ящика несколько листков, вручил их мне.
Я просмотрел их. Накладные были явно выписаны на какую-то фиктивную компанию и вряд ли могли помочь, но вот чек об оплате выглядел вполне правдоподобным. На его обратной стороне был указан номер, название счета и стоял штамп банка.
Название счета ничего мне не говорило, а вот банк оказался знакомым. У меня даже дыхание перехватило. Это было гораздо больше того, на что я рассчитывал. Это был один из банков де Койна.
— Тебе это что-нибудь дает? — с любопытством спросил Марсель.
— Не очень много, — невозмутимо ответил я, опуская документы в карман, — утром я посмотрю их повнимательнее. Может, додумаюсь до чего-нибудь.
— Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне. Я ничего не смог выяснить. Ты же знаешь, что значит иметь дело со швейцарскими банками.
— Я сообщу тебе. Полагаю, твои капитаны проверяют свой груз. Не уверен, что президенту понравится, если еще на каком-то твоем судне будет обнаружено оружие.
— Да, они предупреждены, — быстро ответил Марсель. — Но кто знает наверное? Каждому хочется заработать лишний доллар.
— Надеюсь, что ради твоей безопасности они удержатся от соблазна. Еще один сюрприз, и наш старик, боюсь, расторгнет соглашение с твоей компанией.
— Я стараюсь изо всех сил.
Я с интересом взглянул на Марселя. Похоже, моя угроза его ничуть не испугала, хотя перспектива расторжения договора означала бы для его судов невозможность ходить под кортегуанским флагом, а это, в свою очередь, было чревато тем, что Марселя вытеснят из бизнеса другие. Но я решил, что у него все крепко схвачено, так что беспокоиться ему нечего.
— Ну, я пошел. Если продержу тебя еще, твоя подружка заснет, чего доброго.
Когда я ставил стакан на стол, до меня вдруг дошло, кто был мужчина, вышедший из дома. Прието. Я увидел в пепельнице свою собственную наполовину выкуренную сигару и вспомнил, как несколько дней назад дал одну Прието, он еще хвалил ее аромат. Пожелав Марселю спокойной ночи, я вышел на улицу и поймал такси.
Откинувшись на спинку сиденья, я расслабился. Итак, Прието. Интересно, что у него за дела с Марселем? Вычислить это оказалось мне не по силам. Но одно, по крайней мере, стало ясным. Прието не ходил на доклад Гуайаноса.
Котяра ждал меня.
— Ну, как там все прошло? — спросил я его. Он протянул мне пачку отпечатанных листков.
— Здесь все, — исчерпывающе ответил он. — Это то, что он подготовил для печати. Я не стал смотреть бумаги.
— Кто еще там был?
— Прието я не видел. Я молчал.
— А! — добавил Котяра, как бы вспомнив. — Зато присутствовала его дочь.
— Она заметила тебя? Котяра кивнул.
— Что-нибудь сказала?
— Сказала. — Глаза его насмешливо улыбались. — Только я ничего не понял. Что-то вроде встречи у Ройбена (Персонаж сказки Л Кэррола «Алиса в стране чудес») завтра в полночь. Не знаю никого с таким именем, а ты?
— Эди Смит, — с улыбкой представилась она. — Я так рада, что вы пришли. Познакомьтесь, это мой муж, Джек.
Стоявший рядом с ней высокий крупный мужчина улыбнулся.
— Рад нашему знакомству, мистер Ксенос. — В его голосе я услышал тягучую напевность жителя Среднего Запада.
— Очень приятно, мистер Смит.
— Пройдемте в гостиную, — сказала его жена, беря меня под руку, — там для всех найдется выпивка.
В гостиной тут и там стояли несколько человек. Я знал их всех, за исключением жены сенатора, довольно смуглой привлекательной женщины, сидевшей в кресле. Было видно, что она ждет ребенка.
— Думаю, что единственные, с кем вы прежде не встречались, это мой брат и его жена. Давайте-ка прежде всего решим эту проблему, а уж потом можно будет повеселиться. — Миссис Смит, это сразу чувствовалось, легко ориентировалась в любой обстановке. Она прекрасно знала, когда и что нужно делать.
Мы с сенатором пожали друг другу руки с таким видом, будто это было впервые, я поклонился его жене. После этого повернулся к остальным.
Жизель посмотрела на меня с упреком, когда я приблизился к ней.
— И тебе не стыдно, — обратилась она ко мне на французском, — что мы встречаемся с тобой исключительно в гостях? Ты так часто отказывался от наших приглашений к ужину, что в конце концов я перестала их тебе присылать.
Поцеловав ей руку, я посмотрел на Сергея. Он немного поднабрал веса, но выглядел очень хорошо.
— Продолжай, продолжай слать их мне, — отозвался я. — Если дела будут идти так же, как сейчас, то только одному Богу известно, когда мне могут понадобиться приют и пища.
Сергей перестал улыбаться.
— Газетные новости не очень-то радуют, — сказал он.
— Все это очень серьезно, друг мой. Очень. — Я кивнул ему.
— Но тебе ничего не грозит, не так ли? — испуганно спросила Жизель.
— Что может грозить мне? — улыбнулся я ей. — Ведь я здесь.
— Но если тебя отзовут домой...
— Нет никакой нужды волноваться, — перебил ее Сергей. — Дорогая, Дакс знает, как ему побеспокоиться о себе. — Он повернулся ко мне. — Мы часто вспоминаем тебя. Все происходящее волнует и нас.
— Я знаю.
Я верил Сергею. Слишком уж давно мы знали друг друга. Я заметил, как Жизель вложила свою тонкую руку в его мощную ладонь, заметил его ободряющий кивок, и на мгновение испытал к ним острую зависть.
— Вы оба прекрасно выглядите. А как дела у Анастасии?
— Видел бы ты ее! — Жизель опередила мужа с ответом, она прямо-таки светилась материнской гордостью. Но тут же послышался ее легкий смех. — А может, как раз лучше, чтобы ты ее не видел. Она становится такой красавицей!
Подошел Джереми.
— Что это вы тут улыбаетесь, как Чеширские коты? Позвольте-ка и мне к вам присоединиться,
Но тут появилась сестра сенатора и взяла нас с Джереми под руки.
— Одной из привилегий хозяйки является то, — со смешком объявила она, — что она может в качестве своих ближайших соседей за столом выбрать двух единственных во всей компании холостяков.
Все рассмеялись, и мы направились в столовую. Несколько раз я ловил себя на том, что наблюдаю за Жизель и Сергеем, и мне приходилось себя одергивать — слишком уж заметно я это делал. Они были так близки друг другу. Так заботливы. Глядя на них, я все время думал о том, что вот так же и мы с Беатрис могли бы сидеть у кого-нибудь в гостях. Могли бы. Я чувствовал это. Если бы только нам выпал случай.
После ужина сенатор пригласил меня в тихий уголок.
— Я не забыл той нашей небольшой беседы. От своего имени я осторожно навел кое-какие справки.
— Благодарю вас. Я ощущаю вашу поддержку уже оттого только, что вы проявляете заинтересованность.
— Надеюсь, мне удастся сделать и нечто большее. Возможно, на следующей неделе я получу для вас некоторые новости. Вы будете в Нью-Йорке?
— Думаю, да.
— В таком случае, мы свяжемся.
Затем он предложил перейти поближе к его жене, которая опять устроилась в своем кресле. Остановившись перед нею, сенатор чуть склонился и спросил:
— Ну что, малышка? Устала?
— Чуть-чуть.
— Тогда пойдем. — Он улыбнулся. — Пусть молодежь отдастся своим чудачествам.
После ухода сенатора с женой гости тоже стали расходиться. Я вышел вместе с Жизель и Сергеем. Машина с шофером ждала их у двери, они предложили мне отправиться к ним выпить. Я мотнул головой.
— Нет, спасибо. Меня ждут.
— Ну ты и хват, — усмехнулся Сергей. — Ничуть не изменился.
— Не хотелось бы тебя разочаровывать, — расхохотался я, — но это деловая встреча. Мне нужно повидаться с Марселем.
— Говорят, он теперь не выходит из дома, — заметила Жизель.
— Это правда, — ответил Сергей, предупредив мой вопрос. — Я как-то побывал у него. Дом охраняется не хуже банка.
— Ты был у него? — переспросил я. Мне всегда казалось, что у Сергея не было ничего общего с Марселем.
— Несколько лет назад, когда впервые сюда приехал. Ты же знаешь, что это за тип. Он вздумал продать мне часть одной из своих компаний.
— И ты купил?
— Естественно, — Сергей улыбнулся. — Я не в восторге от него, но деньги он делать умеет, этого не отнимешь. Даже не знаю, президентом какой именно компании он меня сделал, но раз в три месяца, как по часам, я получаю две с половиной тысячи в качестве дивидендов.
— В Техасе в это время, помню... — посмотрев на меня, сказала Жизель, потом перевела взгляд на Сергея и смолкла.
— Пожалуй, мне пора, — я сверился с часами. Поцеловав в щеку Жизель, я повернулся к Сергею. Он протянул мне руку.
— Ты выглядишь уставшим, — сказал он. — Попробуй сбавить обороты.
— Так и сделаю, когда весь этот шум уляжется.
— Приходи к нам, если выдастся свободный вечер, — сказала Жизель.
— Буду стараться.
Они уселись в огромный «роллс-ройс» с золотым гербом на дверце, машина тронулась, Жизель помахала мне рукой. Неспешным шагом я направился вдоль улицы. До парка, радом с которым жил Марсель, было всего несколько кварталов, так что я пришел на минуту или две раньше.
Обогнув угол дома, я увидел, как из подъезда вышел мужчина и стремительно бросился в такси, которое тут же укатило. Поднявшись по ступеням, я нажал кнопку звонка, поглядывая вслед удалявшейся машине. В фигуре человека мне почудилось нечто знакомое, но лица его я в темноте не рассмотрел.
Над головой вспыхнула мощная лампа, я понял, что привратник изучает мою личность на экране телемонитора. Наконец свет погас, и дверь медленно распахнулась.
— Входите, мистер Ксенос, — обратился ко мне привратник, — мистер Кэмпион ждет вас.
Я направился за ним к лифту. Привратник придержал дверь.
— Будьте любезны, нажмите верхнюю кнопку.
Дверь закрылась, лифт начал подниматься. Когда он остановился, я увидел Марселя, входящего в гостиную из соседней комнаты.
— Дакс! — воскликнул он. — Как я рад тебя видеть. Выпьешь чего-нибудь?
Я кивнул, мы прошли к бару. Марсель выбрал бутылку шотландского виски, плеснул из нее в стакан со льдом.
— А ты?
Он покачал головой.
— Доктора запретили. Неладно с пищеводом.
— Твое здоровье! — Я сделал глоток. — Надеюсь, болы-ше они тебе ничего не запретили?
— Нет, только спиртное, — рассмеялся Марсель и нажал на скрытую кнопку в баре. — Полюбуйся-ка.
Я посмотрел на телевизионный экран. На этот раз в комнате для гостей была только одна девушка. Она лежала на постели совершенно обнаженная, рядом с ней на ночном столике стояла бутылка шампанского. Лениво повернувшись, девушка потянулась за сигаретой, и в этот момент Марсель вновь ткнул кнопку.
— Неплохо, а? Я кивнул.
— Это новенькая. Я набрел на нее день назад. Все они в конце концов надоедают. Всем нужно только одно — деньги.
Мне нечего было сказать ему. А чего он ждал — чего-то романтического?
— Сучки! — прокричал он. — Думаю, мне все же нужно выпить. Даже докторам не все известно.
Я подождал, пока он нальет себе, и сказал:
— Мне не хотелось бы тебя задерживать.
— Были какие-нибудь новости от президента? — посмотрел на меня Марсель.
— Нет. Пока тихо.
— Думаешь, ему удастся удержать ситуацию под своим контролем?
— Думаю, удастся. Особенно, если мы узнаем, откуда поступает оружие, и сможем остановить поставки. Марсель понял намек.
— У меня есть бумаги, которые тебе нужны.
Он вышел из-за стойки бара и подошел к письменному столу. Вытащив из ящика несколько листков, вручил их мне.
Я просмотрел их. Накладные были явно выписаны на какую-то фиктивную компанию и вряд ли могли помочь, но вот чек об оплате выглядел вполне правдоподобным. На его обратной стороне был указан номер, название счета и стоял штамп банка.
Название счета ничего мне не говорило, а вот банк оказался знакомым. У меня даже дыхание перехватило. Это было гораздо больше того, на что я рассчитывал. Это был один из банков де Койна.
— Тебе это что-нибудь дает? — с любопытством спросил Марсель.
— Не очень много, — невозмутимо ответил я, опуская документы в карман, — утром я посмотрю их повнимательнее. Может, додумаюсь до чего-нибудь.
— Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне. Я ничего не смог выяснить. Ты же знаешь, что значит иметь дело со швейцарскими банками.
— Я сообщу тебе. Полагаю, твои капитаны проверяют свой груз. Не уверен, что президенту понравится, если еще на каком-то твоем судне будет обнаружено оружие.
— Да, они предупреждены, — быстро ответил Марсель. — Но кто знает наверное? Каждому хочется заработать лишний доллар.
— Надеюсь, что ради твоей безопасности они удержатся от соблазна. Еще один сюрприз, и наш старик, боюсь, расторгнет соглашение с твоей компанией.
— Я стараюсь изо всех сил.
Я с интересом взглянул на Марселя. Похоже, моя угроза его ничуть не испугала, хотя перспектива расторжения договора означала бы для его судов невозможность ходить под кортегуанским флагом, а это, в свою очередь, было чревато тем, что Марселя вытеснят из бизнеса другие. Но я решил, что у него все крепко схвачено, так что беспокоиться ему нечего.
— Ну, я пошел. Если продержу тебя еще, твоя подружка заснет, чего доброго.
Когда я ставил стакан на стол, до меня вдруг дошло, кто был мужчина, вышедший из дома. Прието. Я увидел в пепельнице свою собственную наполовину выкуренную сигару и вспомнил, как несколько дней назад дал одну Прието, он еще хвалил ее аромат. Пожелав Марселю спокойной ночи, я вышел на улицу и поймал такси.
Откинувшись на спинку сиденья, я расслабился. Итак, Прието. Интересно, что у него за дела с Марселем? Вычислить это оказалось мне не по силам. Но одно, по крайней мере, стало ясным. Прието не ходил на доклад Гуайаноса.
Котяра ждал меня.
— Ну, как там все прошло? — спросил я его. Он протянул мне пачку отпечатанных листков.
— Здесь все, — исчерпывающе ответил он. — Это то, что он подготовил для печати. Я не стал смотреть бумаги.
— Кто еще там был?
— Прието я не видел. Я молчал.
— А! — добавил Котяра, как бы вспомнив. — Зато присутствовала его дочь.
— Она заметила тебя? Котяра кивнул.
— Что-нибудь сказала?
— Сказала. — Глаза его насмешливо улыбались. — Только я ничего не понял. Что-то вроде встречи у Ройбена (Персонаж сказки Л Кэррола «Алиса в стране чудес») завтра в полночь. Не знаю никого с таким именем, а ты?
17
— Дакс, познакомься с моим отцом.
Из-за ветхого деревянного столика поднялся мужчина с бледным тонким лицом, одетый в пальто из выцветшего серого драпа. Протянул мне руку. Ладонь его была худощавой и сухой, но пожатие твердым.
— Доктор Гуайанос, — поклонился я ему.
— Сеньор Ксенос.
Губы его едва шевельнулись, как бы сведенные судорогой. Он оглянулся на сидящих рядом двоих человек, молчаливо взиравших на нас.
— Вы встречались уже с моим братом, — сказал он. — Другой джентльмен — мой старый друг, которому я полностью доверяю.
Я кивнул. Мне было понятно, почему он не называет его имени. Но этого и не требовалось, поскольку я сразу узнал его.
Альберто Мендоса, бывший армейский офицер, я видел его как-то раз на приеме. Интересно, понял ли он, что я опознал его?
Несколько мгновений мы простояли в неловком молчании, затем Гуайанос повернулся к своим спутникам.
— Прошу извинить нас. Мне бы хотелось поговорить с сеньором Ксеносом с глазу на глаз.
Мендоса бросил на нас настороженный взгляд.
— Все в порядке, — сказал Гуайанос. — Я уверен, что сеньор Ксенос не замышляет вреда.
— Может, и нет, — произнес Мендоса странным голосом, — но за машиной мог увязаться хвост. Я не верю Прието.
— За автомобилем слежки не было, — вступил брат Гуайаноса. — Я убежден в этом.
— Откуда тебе знать? Ты же сидел за рулем.
Я молчал. Говорить не было смысла. По просьбе Беатрис я согласился, чтобы мне завязали глаза, так что теперь не имел ни малейшего представления о том, где мы находимся.
— За нами никто не следил, — ровным голосом сказала Беатрис. — Всю дорогу я смотрела в заднее стекло.
Мендоса еще раз стрельнул в меня взглядом и молча вышел из комнаты. За ним последовали Беатрис и брат Гуайаноса. Когда дверь за ними закрылась, отец Беатрис повернулся ко мне.
— Не присядете ли?
— Благодарю вас. — Я опустился на стул напротив него.
— Я был знаком с вашим отцом, — начал он. — Великий человек и настоящий патриот.
— Благодарю вас. Гуайанос сел.
— Подобно вашему отцу, я тоже сначала был очарован президентом. Однако позже все мои иллюзии пошли прахом. — Он посмотрел на свои тонкие белые руки. — Я так и не смог понять, почему ваш отец не присоединился к оппозиции.
Я взглянул ему прямо в глаза.
— Потому что он считал, что в Кортегуа уже пролилось достаточно крови. Ему не хотелось, чтобы все началось сначала. Он был убежден в том, что первым делом следует отстроить страну. Этому он и посвятил всю свою жизнь.
— Равно как и мы, — тут же отозвался Гуайанос. — Но с течением времени даже самым упрямым из нас стало ясно, что все наши усилия только укрепляют позиции президента. Он пользовался плодами нашего труда.
— Я не вижу в этом ничего дурного. Насколько я имел возможность заметить, так поступают главы государств во всем мире. И еще. Скажите мне, доктор, многого ли вы смогли бы добиться без президента?
Гуайанос ничего не ответил.
— Сегодня все наши дети до четырнадцатилетнего возраста ходят в школу. До прихода президента к власти такое было доступно только богатым. Сейчас у нас сорок процентов населения грамотны, а раньше — не более трех!
Гуайанос поднял руку, останавливая меня.
— Статистика мне известна, — устало сказал он. — Но она не отражает степень коррумпированности общества и то личное богатство, которое приобрел президент за счет народа.
— Согласен. Но по сравнению с прошлым, когда к этому народу вообще ничего не просачивалось, теперешнее положение дел можно считать скорее достижением.
Желая закурить, я опустил руку в карман за сигаретами. Это движение заставило Гуайаноса вздрогнуть.
— Вы позволите мне закурить?
— Конечно. — Мышцы его расслабились. Я вытащил сигарету, прикурил.
— Но этот наш спор о прошлом ничего не доказывает. Сейчас нам нужно заботиться о будущем. Думаю, что даже президент пришел к этому выводу.
— Почему же вдруг именно сейчас он это сделал, а не раньше? — спросил Гуайанос. — По-видимому, раньше его ничто не волновало, разве только упрочение собственной власти.
— На этот вопрос я не могу ответить. Для того, чтобы не ошибиться, мне потребовалось бы проникнуть в его мысли, понять, о чем он думает. Сам я считаю, что он начал осознавать, что тоже смертен. Ему хочется, чтобы потомки вспоминали о нем как о благодетеле.
Гуайанос на мгновение задумался.
— Я не верю в это, — проговорил он бесцветным голосом. — По-моему, он просто напуган. Напуган возбуждением масс, их симпатиями к партизанам. Он боится угрозы настоящей революции.
Из-за ветхого деревянного столика поднялся мужчина с бледным тонким лицом, одетый в пальто из выцветшего серого драпа. Протянул мне руку. Ладонь его была худощавой и сухой, но пожатие твердым.
— Доктор Гуайанос, — поклонился я ему.
— Сеньор Ксенос.
Губы его едва шевельнулись, как бы сведенные судорогой. Он оглянулся на сидящих рядом двоих человек, молчаливо взиравших на нас.
— Вы встречались уже с моим братом, — сказал он. — Другой джентльмен — мой старый друг, которому я полностью доверяю.
Я кивнул. Мне было понятно, почему он не называет его имени. Но этого и не требовалось, поскольку я сразу узнал его.
Альберто Мендоса, бывший армейский офицер, я видел его как-то раз на приеме. Интересно, понял ли он, что я опознал его?
Несколько мгновений мы простояли в неловком молчании, затем Гуайанос повернулся к своим спутникам.
— Прошу извинить нас. Мне бы хотелось поговорить с сеньором Ксеносом с глазу на глаз.
Мендоса бросил на нас настороженный взгляд.
— Все в порядке, — сказал Гуайанос. — Я уверен, что сеньор Ксенос не замышляет вреда.
— Может, и нет, — произнес Мендоса странным голосом, — но за машиной мог увязаться хвост. Я не верю Прието.
— За автомобилем слежки не было, — вступил брат Гуайаноса. — Я убежден в этом.
— Откуда тебе знать? Ты же сидел за рулем.
Я молчал. Говорить не было смысла. По просьбе Беатрис я согласился, чтобы мне завязали глаза, так что теперь не имел ни малейшего представления о том, где мы находимся.
— За нами никто не следил, — ровным голосом сказала Беатрис. — Всю дорогу я смотрела в заднее стекло.
Мендоса еще раз стрельнул в меня взглядом и молча вышел из комнаты. За ним последовали Беатрис и брат Гуайаноса. Когда дверь за ними закрылась, отец Беатрис повернулся ко мне.
— Не присядете ли?
— Благодарю вас. — Я опустился на стул напротив него.
— Я был знаком с вашим отцом, — начал он. — Великий человек и настоящий патриот.
— Благодарю вас. Гуайанос сел.
— Подобно вашему отцу, я тоже сначала был очарован президентом. Однако позже все мои иллюзии пошли прахом. — Он посмотрел на свои тонкие белые руки. — Я так и не смог понять, почему ваш отец не присоединился к оппозиции.
Я взглянул ему прямо в глаза.
— Потому что он считал, что в Кортегуа уже пролилось достаточно крови. Ему не хотелось, чтобы все началось сначала. Он был убежден в том, что первым делом следует отстроить страну. Этому он и посвятил всю свою жизнь.
— Равно как и мы, — тут же отозвался Гуайанос. — Но с течением времени даже самым упрямым из нас стало ясно, что все наши усилия только укрепляют позиции президента. Он пользовался плодами нашего труда.
— Я не вижу в этом ничего дурного. Насколько я имел возможность заметить, так поступают главы государств во всем мире. И еще. Скажите мне, доктор, многого ли вы смогли бы добиться без президента?
Гуайанос ничего не ответил.
— Сегодня все наши дети до четырнадцатилетнего возраста ходят в школу. До прихода президента к власти такое было доступно только богатым. Сейчас у нас сорок процентов населения грамотны, а раньше — не более трех!
Гуайанос поднял руку, останавливая меня.
— Статистика мне известна, — устало сказал он. — Но она не отражает степень коррумпированности общества и то личное богатство, которое приобрел президент за счет народа.
— Согласен. Но по сравнению с прошлым, когда к этому народу вообще ничего не просачивалось, теперешнее положение дел можно считать скорее достижением.
Желая закурить, я опустил руку в карман за сигаретами. Это движение заставило Гуайаноса вздрогнуть.
— Вы позволите мне закурить?
— Конечно. — Мышцы его расслабились. Я вытащил сигарету, прикурил.
— Но этот наш спор о прошлом ничего не доказывает. Сейчас нам нужно заботиться о будущем. Думаю, что даже президент пришел к этому выводу.
— Почему же вдруг именно сейчас он это сделал, а не раньше? — спросил Гуайанос. — По-видимому, раньше его ничто не волновало, разве только упрочение собственной власти.
— На этот вопрос я не могу ответить. Для того, чтобы не ошибиться, мне потребовалось бы проникнуть в его мысли, понять, о чем он думает. Сам я считаю, что он начал осознавать, что тоже смертен. Ему хочется, чтобы потомки вспоминали о нем как о благодетеле.
Гуайанос на мгновение задумался.
— Я не верю в это, — проговорил он бесцветным голосом. — По-моему, он просто напуган. Напуган возбуждением масс, их симпатиями к партизанам. Он боится угрозы настоящей революции.