Страница:
Кого только она не учила уму-разуму! В единственное своё посещение Ясной Поляны накричала даже на Толстого, да так, что Лев Николаевич очень вежливо успокаивал разбушевавшуюся посетительницу: «Может быть, вы правы, я всегда рад выслушать чужое мнение». В другой области земного величия — погрозила пальцем сербскому королю Александру, признавшемуся, что начинает забывать русский язык: «Вот это, ваше величество, совсем нехорошо… совсем нехорошо!» Король, по примеру Толстого, тоже предпочёл не обижаться.
Ну а с простыми смертными она и вовсе не церемонилась. Однажды Бальмонт прочёл Зинаиде Николаевне свои стихи. Гиппиус с лорнеткой, которая, по-видимому, служила родом психологического оружия, «ледяным» голосом, которым обычно говорила неприятности, процедила сквозь зубы: «Непонятно и пошло». Бальмонт вскипел: «Мне остаётся только приставить вам свою голову вместо вашей, чтобы вы поняли!» Зинаида Николаевна так же медленно, так же сквозь зубы ответила: «Не желала бы!»
Однако сила её заключалась не только в мужской безаппеляционности, она не отказывалась и от чисто женских приёмов игры и кокетства. «Ведьма» порой превращалась в прекрасную соблазнительницу.
Тот же Брюсов вспоминал, что к 12 часам дня, как было условлено, он явился к Гиппиус, дабы смиренно представить на суд собственные стихи. Он постучался, получил «войдите» и остолбенел на пороге. В зеркале, поставленном углом так, что в нём отражалась вся комната, поместилось розовое после сна, совершенно нагое тело Зинаиды Николаевны. Насладившись замешательством поэта, Гиппиус небрежно крикнула из угла: «Ах, мы не одеты, но садитесь».
Поговорив с напряжённо отвернувшимся Брюсовым, Зинаида Николаевна всё же накинула на себя одежды и вышла: «Я причёсываться не буду. Вы не рассердитесь?»
На самом деле, отмечал поэт, она если и не причёсывалась, то всё же собрала свои волосы в очень искусный пучок.
"Стали говорить.
— Я не знаю ваших московских обычаев. Можно ли всюду бывать в белых платьях? Я иначе не могу. У меня иного цвета как-то кожа не переносит… В Петербурге так все меня уже знают. Мы из-за этого в театр не ходим, все на меня указывают…
Вечером мы были у Соловьёвых. Зиночка была опять в белом и с диадемой на голове, причём на лоб приходился бриллиант".
Между тем пикантность поведения Гиппиус не породила ни одного слуха о её романах, ни одной истории о какой-либо интрижке. Пятьдесят два года прожили Мережковские в браке до самой смерти Дмитрия Сергеевича и за полвека ни разу не расставались ни на один день. Между тем, когда Н. Берберову спросили о семье Мережковских, она ядовито усмехнулась: «Семья?.. Это было что угодно, только не семья»…
Что имела в виду современница? Может быть, то, что это был союз двух людей, совместное существование которых устраивало их полностью, как симбиоз двух различных природных особей помогает друг другу выжить. У них никогда не было детей, но почему-то никто не удивлялся этому обстоятельству, словно окружающие забывали, что Мережковские всё-таки не только возглавляли литературный процесс России, но ещё и состояли в законном браке. К слову сказать, три другие родные сестры Зинаиды Николаевны так никогда и не вышли замуж.
Литературное наследие Гиппиус огромно и разнообразно: пять сборников стихов, шесть сборников рассказов, несколько романов, драмы, литературная критика, публицистика, две книги мемуаров, дневники. Но для потомков Зинаида Николаевна всегда останется человеком, проявившим своё «сломанное», «манерное», «потерянное» время. При всей иронии к её вычурности и позёрству не следует забывать, что знаменитые стихи А. Блока посвящены ей, Зинаиде Гиппиус:
ЛЕСЯ УКРАИНКА
РОЗА ЛЮКСЕМБУРГ
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА
Ну а с простыми смертными она и вовсе не церемонилась. Однажды Бальмонт прочёл Зинаиде Николаевне свои стихи. Гиппиус с лорнеткой, которая, по-видимому, служила родом психологического оружия, «ледяным» голосом, которым обычно говорила неприятности, процедила сквозь зубы: «Непонятно и пошло». Бальмонт вскипел: «Мне остаётся только приставить вам свою голову вместо вашей, чтобы вы поняли!» Зинаида Николаевна так же медленно, так же сквозь зубы ответила: «Не желала бы!»
Однако сила её заключалась не только в мужской безаппеляционности, она не отказывалась и от чисто женских приёмов игры и кокетства. «Ведьма» порой превращалась в прекрасную соблазнительницу.
Тот же Брюсов вспоминал, что к 12 часам дня, как было условлено, он явился к Гиппиус, дабы смиренно представить на суд собственные стихи. Он постучался, получил «войдите» и остолбенел на пороге. В зеркале, поставленном углом так, что в нём отражалась вся комната, поместилось розовое после сна, совершенно нагое тело Зинаиды Николаевны. Насладившись замешательством поэта, Гиппиус небрежно крикнула из угла: «Ах, мы не одеты, но садитесь».
Поговорив с напряжённо отвернувшимся Брюсовым, Зинаида Николаевна всё же накинула на себя одежды и вышла: «Я причёсываться не буду. Вы не рассердитесь?»
На самом деле, отмечал поэт, она если и не причёсывалась, то всё же собрала свои волосы в очень искусный пучок.
"Стали говорить.
— Я не знаю ваших московских обычаев. Можно ли всюду бывать в белых платьях? Я иначе не могу. У меня иного цвета как-то кожа не переносит… В Петербурге так все меня уже знают. Мы из-за этого в театр не ходим, все на меня указывают…
Вечером мы были у Соловьёвых. Зиночка была опять в белом и с диадемой на голове, причём на лоб приходился бриллиант".
Между тем пикантность поведения Гиппиус не породила ни одного слуха о её романах, ни одной истории о какой-либо интрижке. Пятьдесят два года прожили Мережковские в браке до самой смерти Дмитрия Сергеевича и за полвека ни разу не расставались ни на один день. Между тем, когда Н. Берберову спросили о семье Мережковских, она ядовито усмехнулась: «Семья?.. Это было что угодно, только не семья»…
Что имела в виду современница? Может быть, то, что это был союз двух людей, совместное существование которых устраивало их полностью, как симбиоз двух различных природных особей помогает друг другу выжить. У них никогда не было детей, но почему-то никто не удивлялся этому обстоятельству, словно окружающие забывали, что Мережковские всё-таки не только возглавляли литературный процесс России, но ещё и состояли в законном браке. К слову сказать, три другие родные сестры Зинаиды Николаевны так никогда и не вышли замуж.
Литературное наследие Гиппиус огромно и разнообразно: пять сборников стихов, шесть сборников рассказов, несколько романов, драмы, литературная критика, публицистика, две книги мемуаров, дневники. Но для потомков Зинаида Николаевна всегда останется человеком, проявившим своё «сломанное», «манерное», «потерянное» время. При всей иронии к её вычурности и позёрству не следует забывать, что знаменитые стихи А. Блока посвящены ей, Зинаиде Гиппиус:
Рождённые в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы — дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть.
ЛЕСЯ УКРАИНКА
(1871—1913)
Украинская писательница. Настоящее имя Лариса Петровна Косач-Квитка. Автор сборников и циклов лирико-философских стихов, поэм, драм.
Печальны глаза этой женщины, её лицо, измождённое, суровое, напоминает аскетичные лики святых и фанатиков. Вся её жизнь стала непрерывной борьбой с болезнями, за право остаться полноценным человеком, невзирая ни на какие обстоятельства. Читая её биографию, трудно поверить, что все это успела женщина, которая с детства была обречена на медленное умирание.
Леся Косач — настоящая её фамилия — выросла в семье украинских интеллектуалов. Родственники её принадлежали к знатным фамилиям и имели польские, боснийские, казацкие и греческие корни. Дядя Леси — Михаил Драгоманов — известный учёный, общественный и политический деятель, который впоследствии оказал большое влияние на племянницу, долгое время жил во Франции, а потом в Болгарии. В Париже он познакомился с И. Тургеневым и В. Гюго. Мать Леси, Ольга Петровна, писала стихи и рассказы, которые публиковались преимущественно за границей, по-видимому, не без помощи брата. Творчество её никак нельзя назвать выдающимся, но Ольгу Петровну это обстоятельство остановить не могло, и вскоре она даже обрела нечто вроде популярности под именем Олены Пчилки.
Девочка поначалу росла здоровой и весёлой. Мать самонадеянно решила не отдавать детей в школу, она сама выстроила программу обучения, поэтому Леся получила хотя и всестороннее, но беспорядочное образование, о чём впоследствии сама очень жалела. Очень рано девочка обнаружила способности к искусству. Тонкая ранимая её душа тянулась к музыке и поэзии. Природа щедро одарила её талантами. Уже в пятилетнем возрасте Леся прекрасно музицировала, и, по-видимому, если бы не болезнь, она могла бы стать приличной исполнительницей. В восемь лет девочка написала своё первое стихотворение.
Словно дав блеснуть лучику надежды и показав, на что способна, природа почти одновременно начала губительное наступление на маленькую Лесю. В январе 1881 года девочка заболела, её нестерпимо мучила боль в правой ноге. Вначале решили, что у неё острый ревматизм. Лечили ваннами, мазями, но безуспешно. В действительности это было начало той эпопеи, которую сама Леся однажды шутливо назвала «тридцатилетней войной» с туберкулёзом кости. Тогда в её глазах поселилась эта вселенская печаль, а все её творчество отныне было пронизано пессимизмом. После первой операции рука осталась навсегда искалеченной, и Леся поняла, что с музыкой, утешительницей и советчицей, ей придётся проститься навсегда.
Надо сказать, что родители сделали всё возможное, чтобы облегчить страдания больной дочери. Они ездили с ней к морю, обратились к народной медицине, наконец, отправились к немецким светилам медицинской науки, однако всё было тщетно. Болезнь ненадолго отступала, чтобы вновь заставлять Лесю отчаянно страдать. Месяцы она проводила в постели, не имея возможности встать. Но вместе с вынужденной неподвижностью росла её любовь к литературе, укреплялся поэтический талант, вызревали творческие планы. Её первое стихотворение было напечатано в 1885 году в журнале «Зоря» вместе со стихами Олены Пчилки, и называлось оно «Сафо». Да и о чём она могла писать, эта молодая девушка, проводившая свои дни на больничной койке и предающаяся романтическим мечтаниям над бесчисленными томами книг? Своей любви она ещё долго не узнает.
Знакомство с мировой литературой натолкнуло Лесю на мысль представить украинскому читателю выдающиеся произведения в переводе на родном языке. Сама она взялась переводить своего любимого Гейне, а по её инициативе несколько Лесиных знакомых объединились в творческую группу, которую назвали «Плеядой», с тем, чтобы заняться переводами. Девушка сама составила список из 70 имён, и хотя не все замыслы удалось осуществить, всё-таки их творческая группа многое сделала. Главное, из «Плеяды» вышли известные украинские литераторы.
В 1893 году во Львове появился первый сборник стихов Леси Украинки — «На крыльях песен». Это был общий праздник их семьи, особенно радовался отец, мягкий, добрый, любящий человек. Отношения с матерью у старшей дочери были напряжёнными. Можно себе представить, какие мучения испытывала больная девушка, желая любви, тепла, мужского участия. Однако Ольга Петровна ревностно относилась ко всякого рода дружбе дочери с молодыми людьми. Привязанность к матери усиливалась физической беспомощностью девушки, с другой стороны, всё возрастающая мелочная опека становилась невыносимой. И если можно было понять протесты матери против отношений Леси с Мержинским — молодой человек был сам смертельно болен и к тому же не слишком умён, — то совсем непонятно повела себя Ольга Петровна, препятствуя другому замужеству Леси.
Поэтесса тяжело переживала смерть Мержинского, к которому привязалась, несмотря на протесты родителей. За одну ночь она написала драматическую поэму «Одержимая», посвящённую своему потерянному навсегда другу. Сюжет этого произведения, как обычно, был связан с притчей. На этот раз в обработке Леси предстала библейская история. Поэма получила известность, да и сама Леся считала работу удачной: «…признаюсь, что я писала в такую ночь, после которой, верно, долго буду жить, если уж тогда жива осталась. И писала, даже не исчерпав скорби, а в самом её апогее. Если бы меня кто-нибудь спросил, как из всего этого жива вышла, я бы могла ответить: „J'en ai fait un drame“[2] ».
Тридцати шести лет Леся встретила своего дорогого единственного друга Климента Квитка. Он везде сопровождал поэтессу, помогал ей переносить болезнь и вскоре просто стал необходим Лесе.
Квитка вырос в приёмной семье, куда постоянно приходила его родная мать с угрозами забрать ребёнка. По-видимому, психологическая травма детства всю жизнь не давала покоя Клименту. Он был недоверчив, малоразговорчив и потянулся только к Лесе, больной девушке, от которой, конечно, трудно было ждать обмана или измены.
Ольга Петровна не одобряла новой симпатии дочери. Она мотивировала свои чувства тем, что Климент не слишком приспособлен к жизни, не может стать опорой больной женщине, да и к тому же моложе Леси. В письме к сестре поэтесса писала: «Это уже, я вижу, начинается „материнская ревность“, но всё равно, быть может, для этой ревности, чем дальше, тем больше будет поживы, но своего отношения к Клёне я не изменю, разве только в направлении ещё большей душевной нежности к нему. Во всяком случае не мамины холодные мины могут нас поссорить. Только всё-таки это горько, и тяжко, и фатально, что ни одна моя дружба, или симпатия, или любовь не могли до сих пор обойтись без этой ядовитой ревности или чего-нибудь вроде этого со стороны мамы».
Недовольство Ольги Петровны на этот раз не остановило Лесю — она пошла своим путём, руководствуясь чувствами. Мать пыталась дискредитировать Квитка, пыталась внушить Лесе мысль, что молодой человек вовсе не из любви хочет жениться на ней, но дочь была непреклонна. Она заявила матери: «Надеюсь, что мы ещё будем одинаково понимать, что для меня счастье, а что горе — и этой надеждой утешаю себя».
Венчание всё-таки состоялось, и начались мытарства молодой семьи. Ольга Петровна оказалась права в одном — муж с трудом мог заработать нужные деньги. Лечение Леси требовало много средств. Поездки в Италию, Египет, к врачам в Германию и Австрию опустошали и без того скудный бюджет Квитка. Последние годы жизни Леся продавала всё, что могли купить, и всё же кредиторы одолевали супругов. Не спасала положение даже помощь матери. Однако несмотря на трудности, муж до конца жизни оставался преданным другом поэтессы. После революции он жил в лучах славы Леси Украинки и двадцать лет служил профессором Государственной консерватории имени Чайковского, председательствовал на собраниях, посвящённых памяти его жены.
К концу 1911 года здоровье поэтессы очень ухудшилось: к туберкулёзу прибавились больные почки. Но чем сильнее наступал недуг, тем яростнее сопротивлялась женщина, тем напряжённее она работала. Именно в последние годы жизни Леся создала самые лучшие свои произведения — драму-феерию «Лесная песня», поэму «Адвокат Мартиан», большую драму «Каменный хозяин, или Дон Жуан». Особенно Леся была довольна последней работой, в которой знаменитый сюжет был интересно переосмыслен. Дон Жуан в поэме Украинки женится на Анне и вместе с командорским плащом принимает и его каменную душу, отказываясь от своего естества, от всего человеческого, что делало его личность такой привлекательной. Когда же он осознал трагизм своего положения, все пути для отступления были уже отрезаны.
Она умерла в Сурами, где работал её муж в те годы, недалеко от знаменитой грузинской крепости, а похоронили её в Киеве, на родной земле.
Драмы Леси ставились и в наших театрах, и в театрах некоторых стран. На Украине любят её творчество и до сих пор читают её стихи. В Кливленде (США), где, как известно, много украинцев, Лесе поставлен памятник.
Украинская писательница. Настоящее имя Лариса Петровна Косач-Квитка. Автор сборников и циклов лирико-философских стихов, поэм, драм.
Печальны глаза этой женщины, её лицо, измождённое, суровое, напоминает аскетичные лики святых и фанатиков. Вся её жизнь стала непрерывной борьбой с болезнями, за право остаться полноценным человеком, невзирая ни на какие обстоятельства. Читая её биографию, трудно поверить, что все это успела женщина, которая с детства была обречена на медленное умирание.
Леся Косач — настоящая её фамилия — выросла в семье украинских интеллектуалов. Родственники её принадлежали к знатным фамилиям и имели польские, боснийские, казацкие и греческие корни. Дядя Леси — Михаил Драгоманов — известный учёный, общественный и политический деятель, который впоследствии оказал большое влияние на племянницу, долгое время жил во Франции, а потом в Болгарии. В Париже он познакомился с И. Тургеневым и В. Гюго. Мать Леси, Ольга Петровна, писала стихи и рассказы, которые публиковались преимущественно за границей, по-видимому, не без помощи брата. Творчество её никак нельзя назвать выдающимся, но Ольгу Петровну это обстоятельство остановить не могло, и вскоре она даже обрела нечто вроде популярности под именем Олены Пчилки.
Девочка поначалу росла здоровой и весёлой. Мать самонадеянно решила не отдавать детей в школу, она сама выстроила программу обучения, поэтому Леся получила хотя и всестороннее, но беспорядочное образование, о чём впоследствии сама очень жалела. Очень рано девочка обнаружила способности к искусству. Тонкая ранимая её душа тянулась к музыке и поэзии. Природа щедро одарила её талантами. Уже в пятилетнем возрасте Леся прекрасно музицировала, и, по-видимому, если бы не болезнь, она могла бы стать приличной исполнительницей. В восемь лет девочка написала своё первое стихотворение.
Словно дав блеснуть лучику надежды и показав, на что способна, природа почти одновременно начала губительное наступление на маленькую Лесю. В январе 1881 года девочка заболела, её нестерпимо мучила боль в правой ноге. Вначале решили, что у неё острый ревматизм. Лечили ваннами, мазями, но безуспешно. В действительности это было начало той эпопеи, которую сама Леся однажды шутливо назвала «тридцатилетней войной» с туберкулёзом кости. Тогда в её глазах поселилась эта вселенская печаль, а все её творчество отныне было пронизано пессимизмом. После первой операции рука осталась навсегда искалеченной, и Леся поняла, что с музыкой, утешительницей и советчицей, ей придётся проститься навсегда.
Надо сказать, что родители сделали всё возможное, чтобы облегчить страдания больной дочери. Они ездили с ней к морю, обратились к народной медицине, наконец, отправились к немецким светилам медицинской науки, однако всё было тщетно. Болезнь ненадолго отступала, чтобы вновь заставлять Лесю отчаянно страдать. Месяцы она проводила в постели, не имея возможности встать. Но вместе с вынужденной неподвижностью росла её любовь к литературе, укреплялся поэтический талант, вызревали творческие планы. Её первое стихотворение было напечатано в 1885 году в журнале «Зоря» вместе со стихами Олены Пчилки, и называлось оно «Сафо». Да и о чём она могла писать, эта молодая девушка, проводившая свои дни на больничной койке и предающаяся романтическим мечтаниям над бесчисленными томами книг? Своей любви она ещё долго не узнает.
Знакомство с мировой литературой натолкнуло Лесю на мысль представить украинскому читателю выдающиеся произведения в переводе на родном языке. Сама она взялась переводить своего любимого Гейне, а по её инициативе несколько Лесиных знакомых объединились в творческую группу, которую назвали «Плеядой», с тем, чтобы заняться переводами. Девушка сама составила список из 70 имён, и хотя не все замыслы удалось осуществить, всё-таки их творческая группа многое сделала. Главное, из «Плеяды» вышли известные украинские литераторы.
В 1893 году во Львове появился первый сборник стихов Леси Украинки — «На крыльях песен». Это был общий праздник их семьи, особенно радовался отец, мягкий, добрый, любящий человек. Отношения с матерью у старшей дочери были напряжёнными. Можно себе представить, какие мучения испытывала больная девушка, желая любви, тепла, мужского участия. Однако Ольга Петровна ревностно относилась ко всякого рода дружбе дочери с молодыми людьми. Привязанность к матери усиливалась физической беспомощностью девушки, с другой стороны, всё возрастающая мелочная опека становилась невыносимой. И если можно было понять протесты матери против отношений Леси с Мержинским — молодой человек был сам смертельно болен и к тому же не слишком умён, — то совсем непонятно повела себя Ольга Петровна, препятствуя другому замужеству Леси.
Поэтесса тяжело переживала смерть Мержинского, к которому привязалась, несмотря на протесты родителей. За одну ночь она написала драматическую поэму «Одержимая», посвящённую своему потерянному навсегда другу. Сюжет этого произведения, как обычно, был связан с притчей. На этот раз в обработке Леси предстала библейская история. Поэма получила известность, да и сама Леся считала работу удачной: «…признаюсь, что я писала в такую ночь, после которой, верно, долго буду жить, если уж тогда жива осталась. И писала, даже не исчерпав скорби, а в самом её апогее. Если бы меня кто-нибудь спросил, как из всего этого жива вышла, я бы могла ответить: „J'en ai fait un drame“[2] ».
Тридцати шести лет Леся встретила своего дорогого единственного друга Климента Квитка. Он везде сопровождал поэтессу, помогал ей переносить болезнь и вскоре просто стал необходим Лесе.
Квитка вырос в приёмной семье, куда постоянно приходила его родная мать с угрозами забрать ребёнка. По-видимому, психологическая травма детства всю жизнь не давала покоя Клименту. Он был недоверчив, малоразговорчив и потянулся только к Лесе, больной девушке, от которой, конечно, трудно было ждать обмана или измены.
Ольга Петровна не одобряла новой симпатии дочери. Она мотивировала свои чувства тем, что Климент не слишком приспособлен к жизни, не может стать опорой больной женщине, да и к тому же моложе Леси. В письме к сестре поэтесса писала: «Это уже, я вижу, начинается „материнская ревность“, но всё равно, быть может, для этой ревности, чем дальше, тем больше будет поживы, но своего отношения к Клёне я не изменю, разве только в направлении ещё большей душевной нежности к нему. Во всяком случае не мамины холодные мины могут нас поссорить. Только всё-таки это горько, и тяжко, и фатально, что ни одна моя дружба, или симпатия, или любовь не могли до сих пор обойтись без этой ядовитой ревности или чего-нибудь вроде этого со стороны мамы».
Недовольство Ольги Петровны на этот раз не остановило Лесю — она пошла своим путём, руководствуясь чувствами. Мать пыталась дискредитировать Квитка, пыталась внушить Лесе мысль, что молодой человек вовсе не из любви хочет жениться на ней, но дочь была непреклонна. Она заявила матери: «Надеюсь, что мы ещё будем одинаково понимать, что для меня счастье, а что горе — и этой надеждой утешаю себя».
Венчание всё-таки состоялось, и начались мытарства молодой семьи. Ольга Петровна оказалась права в одном — муж с трудом мог заработать нужные деньги. Лечение Леси требовало много средств. Поездки в Италию, Египет, к врачам в Германию и Австрию опустошали и без того скудный бюджет Квитка. Последние годы жизни Леся продавала всё, что могли купить, и всё же кредиторы одолевали супругов. Не спасала положение даже помощь матери. Однако несмотря на трудности, муж до конца жизни оставался преданным другом поэтессы. После революции он жил в лучах славы Леси Украинки и двадцать лет служил профессором Государственной консерватории имени Чайковского, председательствовал на собраниях, посвящённых памяти его жены.
К концу 1911 года здоровье поэтессы очень ухудшилось: к туберкулёзу прибавились больные почки. Но чем сильнее наступал недуг, тем яростнее сопротивлялась женщина, тем напряжённее она работала. Именно в последние годы жизни Леся создала самые лучшие свои произведения — драму-феерию «Лесная песня», поэму «Адвокат Мартиан», большую драму «Каменный хозяин, или Дон Жуан». Особенно Леся была довольна последней работой, в которой знаменитый сюжет был интересно переосмыслен. Дон Жуан в поэме Украинки женится на Анне и вместе с командорским плащом принимает и его каменную душу, отказываясь от своего естества, от всего человеческого, что делало его личность такой привлекательной. Когда же он осознал трагизм своего положения, все пути для отступления были уже отрезаны.
Она умерла в Сурами, где работал её муж в те годы, недалеко от знаменитой грузинской крепости, а похоронили её в Киеве, на родной земле.
Драмы Леси ставились и в наших театрах, и в театрах некоторых стран. На Украине любят её творчество и до сих пор читают её стихи. В Кливленде (США), где, как известно, много украинцев, Лесе поставлен памятник.
РОЗА ЛЮКСЕМБУРГ
(1871—1919)
Деятель германского, польского и международного рабочего движения. Один из организаторов «Союза Спартака» и основателей коммунистической партии Германии (1918). В годы Первой мировой войны занимала интернационалистские позиции.
Её путь в политику начинался в Варшаве, где революционные настроения были особенно сильны. Польша конца XIX века представляла собой окраину Российской империи, причём довольно опасную окраину, готовую всегда спровоцировать вооружённые выступления против русской государственности. Только ленивый варшавянин в 1890-е годы не посещал какой-нибудь политический кружок, где тайно изучалась подлинная история Польши.
Как и многие другие, Роза попала в кружок Архангельского ещё в гимназические годы, членом его, правда, не стала, но приходила на занятия регулярно. И если большая часть молодых людей, повзрослев, оставляла опасные политические игры, то Роза сделала революционную деятельность своей основной профессией. Истоки этого выбора коренились, по-видимому, в её характере: в болезненном самолюбии, в большом честолюбии, в упорстве и в способностях к общественным наукам. Она всегда удачно ориентировалась в настроении масс, умела подметить основные тенденции в политическом движении и, обладая прекрасными журналистскими способностями, завоевала себе славу яркого агитатора и публициста.
Семья — дружное, патриархальное еврейское гнездо, где трогательно любили своих детей и жили только ради них, с особенным теплом пестовала младшую Розочку. Она была тем «последышем», на которого возлагались все самые возвышенные нереализованные надежды — матери и отца. К тому же Розочка была инвалидом (родилась с вывихом тазобедренного сустава) и лет до десяти у неё продолжался какой-то костный процесс, заставлявший её страдать, на долгие месяцы приковывая её к постели. Такого ребёнка родителям вдвойне жалко. К юности болезненный процесс прекратился, но хромота осталась, и, чтобы скрыть её, Розе заказывали специальную обувь. Надо было ходить медленно, и тогда совсем ничего не было заметно, но стоило девушке заспешить, побежать или, не дай бог, снять туфли… Конечно, можно себе представить, какие душевные муки пережила начитанная, тонкая девушка по поводу своей хромоты, какие комплексы развились у неё на этой почве.
Некоторое время после окончания гимназии родители ещё пытались уберечь дочь от политической деятельности — наняли ей хорошего учителя музыки в надежде, что одарённая девочка займётся искусством, но Роза не могла оставить заманчивый путь, который сулил ей реализацию честолюбивых планов. Среди друзей она была равная среди равных, никто из них не обращал внимания на её физический недостаток. Ей не нужно было задумываться о решении женской своей судьбы. У них была единая, высокая цель, ради которой стоило опустить досадные бытовые мелочи жизни и оправдать многие ошибки.
В конце 1880-х годов многие нелегальные революционные группы раздирали противоречия, связанные с выбором пути. Террор мало себя оправдывал, да и привлекал лишь фанатов, основная же часть молодых людей искала законные методы борьбы за власть. Роза пришла в революционное движение в период накала антитеррористического конфликта и тотчас встала на сторону тех, кто ратовал против убийств, за агитационную, пропагандистскую деятельность. Однако террористы не желали сдавать позиций, своими действиями предавая товарищей по партии в руки полиции. В конце 1889 года Роза Люксембург, спасаясь от ареста, вынуждена была эмигрировать в Швейцарию.
Годы, проведённые в этой тихой стране, были самыми счастливыми в её жизни. Она почувствовала себя здесь сильной и уверенной. Именно в Швейцарии она, в порыве восторга, написала однажды: «Если мне когда-нибудь захочется снять с неба пару звёзд, чтобы подарить кому-нибудь на запонки, то пусть не мешают мне в этом холодные педанты и пусть не говорят, грозя мне пальцем, что я вношу путаницу во все школьные астрономические атласы». Такой взрыв романтизма объяснялся удачным началом карьеры и, конечно же, любовью.
В Цюрихе Люксембург у одного из своих товарищей познакомилась с Лео Иогихесом, которым сразу увлеклась. Молодой человек тоже проявил интерес к девушке, но никаких решительных действий не предпринимал, так… — беседы о политической литературе, цветы, посещение библиотек. Розе пришлось самой объясниться в любви, проявить инициативу. Лео, убеждённый холостяк, сдался. Однако вскоре мужчину стал раздражать безумный напор Розы, её неуёмная энергия, всё-таки с такой женщиной было слишком хлопотно, особенно если учесть, что и деятельность самого Лео была не из лёгких. Начались конфликты. Особенно сильно они повздорили, когда Люксембург удачно защитила в Цюрихском университете диссертацию: «Промышленное развитие Польши». Розу распирало от гордости — её расхваливали знаменитые профессора, её статьи печатали солидные социалистические издания, она стала известной в Европе. Лео не хотел больше этого терпеть… Но, раз попав под влияние сильной женщины, он не мог от него избавиться. Их сложные отношения затянулись на годы и годы…
Между тем Розу Люксембург приглашает социалистическая партия Германии для участия в выборах в качестве пропагандиста. Женщина едет заниматься агитацией в районы Верхней Силезии, где много поляков. Ей удаётся стать своей для немецких социалистов. Вскоре её подругой становится Клара Цеткин, в 1900 году на похоронах Вильгельма Либкнехта, соратника Карла Маркса, Роза тесно сходится с его сыном Карлом. Связывает Люксембург и крепкая дружба с видным теоретиком К. Каутским. В Германии в 1901 году Люксембург знакомится с Лениным.
Но политическая судьба Розе не благоволила. В 1906 году она попадает в варшавскую тюрьму, откуда, к счастью, освобождается через полгода. Помогло ей вовремя приобретённое с помощью фиктивного брака прусское гражданство. Затем она долгие годы работает преподавателем политэкономии в партийной школе социалистической партии Германии, при этом отчаянно сражается по теоретическим вопросам со своими же коллегами. Дошло до того, что один из них даже предпринял попытку лишить Розу права преподавания. Только единодушный протест слушателей расстроил эти планы.
Расцвет деятельности Люксембург падает на годы перед Первой мировой войной. Её несомненная заслуга в том, что она всячески пыталась остановить бойню, но её доводы были слишком непопулярны среди германских патриотов. За 1914 год Розу дважды привлекали к суду за антивоенные выступления.
1 августа 1914 года кайзер Вильгельм II объявил войну России. Парламентская фракция социалистов в полном составе проголосовала за военные кредиты. Люксембург была взбешена глупостью коллег, вместе с Мерингом она создала антишовинистский журнал «Интернационал». Но едва Роза успела написать первую статью, как её арестовали в феврале 1915 года и заключили в берлинскую женскую тюрьму. Началась самая мрачная полоса жизни Розы Люксембург. После небольшой передышки, в 1916-м революционерку снова отправили в каземат, где Розу без суда и следствия держали в камере два с половиной года (сказалась обстановка военного времени). А она была уже далеко не молода, одинока и больна. Но, зная, что лучший лекарь — работа, Люксембург и в тюрьме много писала. Она неожиданно для себя увлеклась изучением естественных наук, переводила на немецкий язык «Историю моего современника» В. Короленко, что в годы войны с Россией казалось безумием.
Когда в 1918 году Роза в очередной раз освободилась из тюрьмы, в Германии вовсю бушевала Ноябрьская революция. Общественная ситуация вышла из-под контроля, волны кровавого террора выплеснулись на улицу, реализовав всю злобу, накопленную за годы войны. В любой революции самое страшное то, что она не считается с личностями, она не разбирает правых и виноватых, сторонников или противников, она косит всех, кто попадается под лезвие её ножа. Роза Люксембург стала жертвой своих же бывших друзей по партии. Они старались побыстрее, под шумок избавиться от беспокойной коллеги.
В воскресенье, 15 января 1919 года, вечером Карл Либкнехт и Роза Люксембург были арестованы. Люксембург привезли в отель «Эден», где у входа большая толпа офицеров и солдат осыпала пожилую женщину бранью и оскорблениями. Её подвергли унизительному допросу, а потом под видом того, что Люксембург нужно перевести в тюрьму Моабит, повели на выход. Когда женщина шла через главный подъезд отеля, один из солдат нанёс ей два удара по голове. Арестованная упала. Тогда её внесли в машину и там продолжали избивать. Наконец, устав от измывательств, офицер выстрелил Розе Люксембург в голову. Труп выбросили по дороге следования в канал. На следующий день участники убийства в лучших садистских традициях сфотографировались вместе после попойки.
Лишь спустя четыре месяца, 1 июня, были обнаружены останки видной революционерки, политического деятеля Розы Люксембург.
Деятель германского, польского и международного рабочего движения. Один из организаторов «Союза Спартака» и основателей коммунистической партии Германии (1918). В годы Первой мировой войны занимала интернационалистские позиции.
Её путь в политику начинался в Варшаве, где революционные настроения были особенно сильны. Польша конца XIX века представляла собой окраину Российской империи, причём довольно опасную окраину, готовую всегда спровоцировать вооружённые выступления против русской государственности. Только ленивый варшавянин в 1890-е годы не посещал какой-нибудь политический кружок, где тайно изучалась подлинная история Польши.
Как и многие другие, Роза попала в кружок Архангельского ещё в гимназические годы, членом его, правда, не стала, но приходила на занятия регулярно. И если большая часть молодых людей, повзрослев, оставляла опасные политические игры, то Роза сделала революционную деятельность своей основной профессией. Истоки этого выбора коренились, по-видимому, в её характере: в болезненном самолюбии, в большом честолюбии, в упорстве и в способностях к общественным наукам. Она всегда удачно ориентировалась в настроении масс, умела подметить основные тенденции в политическом движении и, обладая прекрасными журналистскими способностями, завоевала себе славу яркого агитатора и публициста.
Семья — дружное, патриархальное еврейское гнездо, где трогательно любили своих детей и жили только ради них, с особенным теплом пестовала младшую Розочку. Она была тем «последышем», на которого возлагались все самые возвышенные нереализованные надежды — матери и отца. К тому же Розочка была инвалидом (родилась с вывихом тазобедренного сустава) и лет до десяти у неё продолжался какой-то костный процесс, заставлявший её страдать, на долгие месяцы приковывая её к постели. Такого ребёнка родителям вдвойне жалко. К юности болезненный процесс прекратился, но хромота осталась, и, чтобы скрыть её, Розе заказывали специальную обувь. Надо было ходить медленно, и тогда совсем ничего не было заметно, но стоило девушке заспешить, побежать или, не дай бог, снять туфли… Конечно, можно себе представить, какие душевные муки пережила начитанная, тонкая девушка по поводу своей хромоты, какие комплексы развились у неё на этой почве.
Некоторое время после окончания гимназии родители ещё пытались уберечь дочь от политической деятельности — наняли ей хорошего учителя музыки в надежде, что одарённая девочка займётся искусством, но Роза не могла оставить заманчивый путь, который сулил ей реализацию честолюбивых планов. Среди друзей она была равная среди равных, никто из них не обращал внимания на её физический недостаток. Ей не нужно было задумываться о решении женской своей судьбы. У них была единая, высокая цель, ради которой стоило опустить досадные бытовые мелочи жизни и оправдать многие ошибки.
В конце 1880-х годов многие нелегальные революционные группы раздирали противоречия, связанные с выбором пути. Террор мало себя оправдывал, да и привлекал лишь фанатов, основная же часть молодых людей искала законные методы борьбы за власть. Роза пришла в революционное движение в период накала антитеррористического конфликта и тотчас встала на сторону тех, кто ратовал против убийств, за агитационную, пропагандистскую деятельность. Однако террористы не желали сдавать позиций, своими действиями предавая товарищей по партии в руки полиции. В конце 1889 года Роза Люксембург, спасаясь от ареста, вынуждена была эмигрировать в Швейцарию.
Годы, проведённые в этой тихой стране, были самыми счастливыми в её жизни. Она почувствовала себя здесь сильной и уверенной. Именно в Швейцарии она, в порыве восторга, написала однажды: «Если мне когда-нибудь захочется снять с неба пару звёзд, чтобы подарить кому-нибудь на запонки, то пусть не мешают мне в этом холодные педанты и пусть не говорят, грозя мне пальцем, что я вношу путаницу во все школьные астрономические атласы». Такой взрыв романтизма объяснялся удачным началом карьеры и, конечно же, любовью.
В Цюрихе Люксембург у одного из своих товарищей познакомилась с Лео Иогихесом, которым сразу увлеклась. Молодой человек тоже проявил интерес к девушке, но никаких решительных действий не предпринимал, так… — беседы о политической литературе, цветы, посещение библиотек. Розе пришлось самой объясниться в любви, проявить инициативу. Лео, убеждённый холостяк, сдался. Однако вскоре мужчину стал раздражать безумный напор Розы, её неуёмная энергия, всё-таки с такой женщиной было слишком хлопотно, особенно если учесть, что и деятельность самого Лео была не из лёгких. Начались конфликты. Особенно сильно они повздорили, когда Люксембург удачно защитила в Цюрихском университете диссертацию: «Промышленное развитие Польши». Розу распирало от гордости — её расхваливали знаменитые профессора, её статьи печатали солидные социалистические издания, она стала известной в Европе. Лео не хотел больше этого терпеть… Но, раз попав под влияние сильной женщины, он не мог от него избавиться. Их сложные отношения затянулись на годы и годы…
Между тем Розу Люксембург приглашает социалистическая партия Германии для участия в выборах в качестве пропагандиста. Женщина едет заниматься агитацией в районы Верхней Силезии, где много поляков. Ей удаётся стать своей для немецких социалистов. Вскоре её подругой становится Клара Цеткин, в 1900 году на похоронах Вильгельма Либкнехта, соратника Карла Маркса, Роза тесно сходится с его сыном Карлом. Связывает Люксембург и крепкая дружба с видным теоретиком К. Каутским. В Германии в 1901 году Люксембург знакомится с Лениным.
Но политическая судьба Розе не благоволила. В 1906 году она попадает в варшавскую тюрьму, откуда, к счастью, освобождается через полгода. Помогло ей вовремя приобретённое с помощью фиктивного брака прусское гражданство. Затем она долгие годы работает преподавателем политэкономии в партийной школе социалистической партии Германии, при этом отчаянно сражается по теоретическим вопросам со своими же коллегами. Дошло до того, что один из них даже предпринял попытку лишить Розу права преподавания. Только единодушный протест слушателей расстроил эти планы.
Расцвет деятельности Люксембург падает на годы перед Первой мировой войной. Её несомненная заслуга в том, что она всячески пыталась остановить бойню, но её доводы были слишком непопулярны среди германских патриотов. За 1914 год Розу дважды привлекали к суду за антивоенные выступления.
1 августа 1914 года кайзер Вильгельм II объявил войну России. Парламентская фракция социалистов в полном составе проголосовала за военные кредиты. Люксембург была взбешена глупостью коллег, вместе с Мерингом она создала антишовинистский журнал «Интернационал». Но едва Роза успела написать первую статью, как её арестовали в феврале 1915 года и заключили в берлинскую женскую тюрьму. Началась самая мрачная полоса жизни Розы Люксембург. После небольшой передышки, в 1916-м революционерку снова отправили в каземат, где Розу без суда и следствия держали в камере два с половиной года (сказалась обстановка военного времени). А она была уже далеко не молода, одинока и больна. Но, зная, что лучший лекарь — работа, Люксембург и в тюрьме много писала. Она неожиданно для себя увлеклась изучением естественных наук, переводила на немецкий язык «Историю моего современника» В. Короленко, что в годы войны с Россией казалось безумием.
Когда в 1918 году Роза в очередной раз освободилась из тюрьмы, в Германии вовсю бушевала Ноябрьская революция. Общественная ситуация вышла из-под контроля, волны кровавого террора выплеснулись на улицу, реализовав всю злобу, накопленную за годы войны. В любой революции самое страшное то, что она не считается с личностями, она не разбирает правых и виноватых, сторонников или противников, она косит всех, кто попадается под лезвие её ножа. Роза Люксембург стала жертвой своих же бывших друзей по партии. Они старались побыстрее, под шумок избавиться от беспокойной коллеги.
В воскресенье, 15 января 1919 года, вечером Карл Либкнехт и Роза Люксембург были арестованы. Люксембург привезли в отель «Эден», где у входа большая толпа офицеров и солдат осыпала пожилую женщину бранью и оскорблениями. Её подвергли унизительному допросу, а потом под видом того, что Люксембург нужно перевести в тюрьму Моабит, повели на выход. Когда женщина шла через главный подъезд отеля, один из солдат нанёс ей два удара по голове. Арестованная упала. Тогда её внесли в машину и там продолжали избивать. Наконец, устав от измывательств, офицер выстрелил Розе Люксембург в голову. Труп выбросили по дороге следования в канал. На следующий день участники убийства в лучших садистских традициях сфотографировались вместе после попойки.
Лишь спустя четыре месяца, 1 июня, были обнаружены останки видной революционерки, политического деятеля Розы Люксембург.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА
(ПРИНЦЕССА АЛИСА ГЕССЕН-ДАРМШТАДСКАЯ)
(1872—1918)
Российская императрица, жена Николая II (с 1894 года). Расстреляна вместе с Николаем II по постановлению Уральского совета в Екатеринбурге.
Мученическая кончина последней русской императрицы, её достоинство и сила духа перед лицом смерти, её преданность мужу, её спокойное приятие трагического жребия сделали Александру Федоровну в глазах потомков едва ли не героиней, святой, безвинно пострадавшей от рук убийц. Однако история медленно, но верно расставляет в житии сильных мира сего все по своим местам. Как ни импонируют кротость и смирение царицы в тягостные часы испытаний, как ни восхищают её слова, сказанные в заточении: «Нельзя вырвать любовь из моего сердца к России, несмотря на чёрную неблагодарность к государю, которая разрывает моё сердце» — нельзя не вспомнить, что Александра Федоровна была не только по судьбе последней русской императрицей, но и «по призванию», по той роли, которую она сыграла в разрушении великой государственности.
Молодая принцесса Алиса Гессенская, потеряв восьми лет от роду свою мать, воспитывалась у бабушки, королевы Виктории, в Англии. В 1886 году она приехала в гости к своей сестре, великой княгине Елизавете Федоровне, супруге великого князя Сергея Александровича. Тогда она и познакомилась с наследником, Николаем Александровичем. Молодые люди, состоящие к тому же в довольно близком родстве (по отцу принцессы они — троюродные брат и сестра), сразу прониклись взаимной симпатией. В России молодая экзальтированная девушка впервые знакомится с православной службой. После скромного протестантского богослужения торжественность и великолепие русского обряда произвели на неё чарующее впечатление.
Детский наивный флирт наследника престола и принцессы Алисы в следующий приезд девушки в Россию через три года стал приобретать уже серьёзный характер сильного чувства. Однако приезжая принцесса не пришлась по душе родителям цесаревича: императрица Мария Федоровна, как истинная датчанка, ненавидела немцев и была против брака с дочерью Людвига Гессен-Дармштадтского. Сама же Алиса имела основания полагать, что начавшийся роман с наследником русского престола может иметь благоприятные для неё последствия. Вернувшись в Англию, принцесса принимается изучать русский язык, знакомится с русской литературой и даже ведёт продолжительные беседы со священником русской посольской церкви в Лондоне. Горячо любящая её королева Виктория, конечно, хочет помочь внучке и обращается с письмом к великой княгине Елизавете Федоровне. Бабушка просит подробнее разузнать о намерениях русского императорского дома, чтобы решить вопрос о том, стоит ли подвергать Алису конфирмации по правилам англиканской церкви, потому что по традиции члены царской фамилии в России имели право сочетаться браком только с женщинами православного вероисповедания.
Российская императрица, жена Николая II (с 1894 года). Расстреляна вместе с Николаем II по постановлению Уральского совета в Екатеринбурге.
Мученическая кончина последней русской императрицы, её достоинство и сила духа перед лицом смерти, её преданность мужу, её спокойное приятие трагического жребия сделали Александру Федоровну в глазах потомков едва ли не героиней, святой, безвинно пострадавшей от рук убийц. Однако история медленно, но верно расставляет в житии сильных мира сего все по своим местам. Как ни импонируют кротость и смирение царицы в тягостные часы испытаний, как ни восхищают её слова, сказанные в заточении: «Нельзя вырвать любовь из моего сердца к России, несмотря на чёрную неблагодарность к государю, которая разрывает моё сердце» — нельзя не вспомнить, что Александра Федоровна была не только по судьбе последней русской императрицей, но и «по призванию», по той роли, которую она сыграла в разрушении великой государственности.
Молодая принцесса Алиса Гессенская, потеряв восьми лет от роду свою мать, воспитывалась у бабушки, королевы Виктории, в Англии. В 1886 году она приехала в гости к своей сестре, великой княгине Елизавете Федоровне, супруге великого князя Сергея Александровича. Тогда она и познакомилась с наследником, Николаем Александровичем. Молодые люди, состоящие к тому же в довольно близком родстве (по отцу принцессы они — троюродные брат и сестра), сразу прониклись взаимной симпатией. В России молодая экзальтированная девушка впервые знакомится с православной службой. После скромного протестантского богослужения торжественность и великолепие русского обряда произвели на неё чарующее впечатление.
Детский наивный флирт наследника престола и принцессы Алисы в следующий приезд девушки в Россию через три года стал приобретать уже серьёзный характер сильного чувства. Однако приезжая принцесса не пришлась по душе родителям цесаревича: императрица Мария Федоровна, как истинная датчанка, ненавидела немцев и была против брака с дочерью Людвига Гессен-Дармштадтского. Сама же Алиса имела основания полагать, что начавшийся роман с наследником русского престола может иметь благоприятные для неё последствия. Вернувшись в Англию, принцесса принимается изучать русский язык, знакомится с русской литературой и даже ведёт продолжительные беседы со священником русской посольской церкви в Лондоне. Горячо любящая её королева Виктория, конечно, хочет помочь внучке и обращается с письмом к великой княгине Елизавете Федоровне. Бабушка просит подробнее разузнать о намерениях русского императорского дома, чтобы решить вопрос о том, стоит ли подвергать Алису конфирмации по правилам англиканской церкви, потому что по традиции члены царской фамилии в России имели право сочетаться браком только с женщинами православного вероисповедания.