Страница:
За свою жизнь Элла записала более 250 альбомов и продала более ста миллионов пластинок. В 1960-е годы, в период «разгула безумного рока», она выпустила пластинку с песнями «Битлз». И здесь проявился её удивительный талант, умение превращать обычную популярную мелодию в шедевр джазового искусства, а в песнях незаурядных находить новые нюансы и оттенки, как это случилось, например, с композицией Леннона — Маккартни «Эй, Джуд».
Несмотря на всемирную известность, Элла всю жизнь была застенчива и одинока, она не поддерживала отношений даже с теми музыкантами, с которыми успешно работала, встречалась с ними только на записях и концертах. «На репетициях была деликатна, — вспоминал гитарист Б. Кессель. — Любой промах оркестрантов готова была взять на себя: „Прошу прощения, друзья. Давайте повторим. Это моя вина“».
Преображалась она лишь на сцене, чувствуя себя абсолютно раскованной и свободной. Она не любила давать интервью, а после концерта, пока зал разрывался от аплодисментов, старалась незаметно исчезнуть.
Последние двадцать лет жизни Элла прожила в непрерывных мучениях и борьбе за жизнь. В 1971 году она едва не ослепла, и до конца жизни видела практически одним глазом. В 1985 было прервано концертное турне из-за проблем с лёгким. Потом сердечный кризис, обострение диабета и как следствие — ампутация обеих ног ниже колена.
Уединённо жила певица в Беверли-Хиллз вместе с сыном и племянником. Общалась только с женщинами, любимыми темами для разговора были кухня и музыка. Никаких контактов с поклонниками и почитателями. По-видимому, она не хотела оставлять о себе память вне сцены.
Полвека Элла отдала любимому искусству, во многом определив направление джазового вокала. Она была двенадцать раз награждена самой престижной американской премией «Грэмми», двадцать два раза получала призы читателей журнала «Даун Бит». Впрочем, так ли уж важны эти цифры для людей, считавших, как великий писатель Хулио Кортасар, что джаз — «единственная универсальная музыка века, сближающая людей больше и лучше, чем эсперанто, ЮНЕСКО или авиалинии… музыка, которая объединяет и приближает друг к другу всех этих юношей с дисками под мышкой, которая подарила им названия и мелодии, особый мир, позволяющий опознавать друг друга, чувствовать себя сообществом и не столь одинокими, как прежде, перед лицом начальников — в конторе, родственников — в кругу семьи и бесконечно горьких любовей…»
ДЖУЛЬЕТТА МАЗИНА
МАЙЯ МИХАЙЛОВНА ПЛИСЕЦКАЯ
Несмотря на всемирную известность, Элла всю жизнь была застенчива и одинока, она не поддерживала отношений даже с теми музыкантами, с которыми успешно работала, встречалась с ними только на записях и концертах. «На репетициях была деликатна, — вспоминал гитарист Б. Кессель. — Любой промах оркестрантов готова была взять на себя: „Прошу прощения, друзья. Давайте повторим. Это моя вина“».
Преображалась она лишь на сцене, чувствуя себя абсолютно раскованной и свободной. Она не любила давать интервью, а после концерта, пока зал разрывался от аплодисментов, старалась незаметно исчезнуть.
Последние двадцать лет жизни Элла прожила в непрерывных мучениях и борьбе за жизнь. В 1971 году она едва не ослепла, и до конца жизни видела практически одним глазом. В 1985 было прервано концертное турне из-за проблем с лёгким. Потом сердечный кризис, обострение диабета и как следствие — ампутация обеих ног ниже колена.
Уединённо жила певица в Беверли-Хиллз вместе с сыном и племянником. Общалась только с женщинами, любимыми темами для разговора были кухня и музыка. Никаких контактов с поклонниками и почитателями. По-видимому, она не хотела оставлять о себе память вне сцены.
Полвека Элла отдала любимому искусству, во многом определив направление джазового вокала. Она была двенадцать раз награждена самой престижной американской премией «Грэмми», двадцать два раза получала призы читателей журнала «Даун Бит». Впрочем, так ли уж важны эти цифры для людей, считавших, как великий писатель Хулио Кортасар, что джаз — «единственная универсальная музыка века, сближающая людей больше и лучше, чем эсперанто, ЮНЕСКО или авиалинии… музыка, которая объединяет и приближает друг к другу всех этих юношей с дисками под мышкой, которая подарила им названия и мелодии, особый мир, позволяющий опознавать друг друга, чувствовать себя сообществом и не столь одинокими, как прежде, перед лицом начальников — в конторе, родственников — в кругу семьи и бесконечно горьких любовей…»
ДЖУЛЬЕТТА МАЗИНА
(1921—1994)
Итальянская киноактриса. Присущие таланту Мазины соединение гротеска и лиризма, тонкий психологизм раскрылись в фильмах, поставленных режиссёром Ф. Феллини (мужем Мазины): «Огни варьете», «Белый шейх», «Дорога» (в отечественном прокате «Они бродили по дорогам»), «Ночи Кабирии», «Джульетта и духи», «Джинджер и Фред».
Когда-нибудь о ней, вероятно, напишут книги, снимут фильм и назовут их нечто вроде: «Двойная жизнь великой актрисы» или «Тайные страдания Джульетты». Многие женщины знают эту горечь двусмысленности существования в собственной семье, многие актрисы страдали от бремени популярности, но у Мазины эти два обстоятельства взаимно осложняли друг друга. Она всегда старательно скрывала свою личную жизнь, и иногда благодаря неимоверным усилия это ей удавалось — безупречная интеллигентность Мазины останавливала даже не знавших меры папарацци. Но интерес к великому Феллини, с которым Джульетта разделила пятьдесят лет жизни не оставлял надежд на тайну личной жизни. Маэстро был создан для публичности, скандалов, любовных приключений — этого требовало его яркое, искромётное творчество. Одна из актрис, Сандра Мило, откровенно раструбившая в прессе о «своём милом Федерико», позволила в собственной книге пофилософствовать о натуре Феллини. Она пишет, что «неутолимый голод, с каким грандо Фефе набрасывался на всякую доступную женскую особь», относится не к обычной похоти, а всего лишь к «кладоискательству».
Возможно, так оно и было: творчество тоже должно чем-то питаться, и благодарным потомкам совсем не важно, сколько женщин плакало в подушку, вдохновляя мастера на очередной шедевр. Но умной, тонкой Джульетте, которая сама представляла собой слишком значительную личность, измены мужа доставляли особенное, ни с чем не сравнимое страдание. Она-то знала, что за многие годы их совместной жизни именно в ней великий режиссёр нашёл «магический кристалл», шлифующий грани его недюжинного таланта. От плотских утех Феллини убегал в мир, где царствовала Джульетта, в мир духовности, в мир понимания и любви.
К чести Мазины надо сказать, что, несмотря на тоску одиночества (долгие томительные вечера, несмотря на бесстыдные откровения многочисленных поклонниц режиссёра, Джульетта несла крест законной жены Феллини с ангельским терпением. Лишь один раз, когда актриса Сандро Мило опубликовала книгу, нахально обнажившую интимную жизнь Федерико, Мазина позволила себе взорваться. Пресса запестрела сообщениями, что самая великая пара Италии распадается. Но постепенно конфликт утих. По-видимому, угроза потерять Джульетту настолько напугала Мастера, что он предпочёл вообще на время уйти от светской жизни, спрятался от назойливых журналистов. А уже спустя несколько месяцев подтянутая, сдержанная Мазина на вопрос любопытного корреспондента: «Как чувствует себя жена почитаемого и обожаемого, как никто другой, женщинами человека?» отвечала всему миру улыбкой Кабирии — улыбкой сквозь слёзы: «Когда знаешь, что он по-прежнему с тобой, вновь дарит тебе розы и пишет нежные письма, то чувствуешь себя очень даже неплохо».
Что ж, Джульетта знала, ради какого счастья — быть любимой гением — жертвует она своим самолюбием. Он выбрал эту маленькую, худенькую, не фигуристую девушку как свою единственную среди многих претенденток в далёком военном 1942-м. Мазина приехала в Рим из провинциального городка, где в семье учительницы и скромного служащего она воспитывалась в аскетической, но душевной атмосфере. Поступив в университет, Джульетта прилежно изучала литературу и археологию, однако её открытый темперамент, деятельная натура, непосредственный восторг перед миром требовали выплеска гораздо более значительного, чем могут дать строгие учебные аудитории. Девушкой все настойчивее овладевает мысль об актёрстве. Ничего, что внешность подвела, ничего, что ростом не вышла, ничего, что «проскакивает» североитальянский акцент… Главное, у неё страстная жажда работы и искреннее желание сказать миру что-то своё, затаённое, то, о чём никто не сможет поведать.
Необычный, клоунский, мимический талант Мазины разглядели и в студенческом театре, и на профессиональных римских драматических сценах. Она получает первые роли, охотно хватается за подвернувшуюся возможность поднабраться опыта на радио. Здесь её удел — забавные скетчи, которые неведомый автор подписывал: «Федерико». Вскоре он явился сам — голенастый черноволосый красавец, имя которого уже было немного известно, в том числе и в «киношных» кругах. «Я всегда считал, что моя встреча с Джульеттой была предопределена самой судьбой, и не думаю, что все могло сложиться иначе…»
Они поженились в 1943 году. Но сколько раз Федерико вынужден был оправдываться перед друзьями, объяснять причину этого брака. Окружающие не могли взять в толк, что соединило таких разных людей. Не понимали, как это Фефе, преклонявшийся перед пышногрудыми, рубенсовскими женщинами, замечавший в слабом поле лишь «пир плоти», выбрал в подруги жизни малозаметное существо, скорее похожее на сорванца-мальчишку. Разве такая женщина способна представлять в обществе человека публичной профессии, разве она может заинтересовать собой претенциозную богему? Однако Феллини уже знал — то, что его самого пленяет в Джульетте, не оставит равнодушным мир. Он чувствовал, что его собственного таланта хватит, чтобы показать всем настоящую красоту жены.
Для Джульетты, как всякой любящей женщины, мечты о карьере отошли на второй план. Теперь в её душе царил лишь Он, всесильный принц, который осчастливил бедную Золушку. «Она была хрупка и нуждалась в защите. Милая и невинная, добродушная и доверчивая. Я властвовал над нею, был рядом с ней великаном. Она всегда смотрела на меня снизу вверх — и была мной очарована». Остались в прошлом грёзы об актёрской стезе, юношеское честолюбие, желание преклонения. Ей стало достаточно преклонения лишь одного, желанного мужчины, который своим неотразимым обаянием, да и, чего греха таить, немалым опытом, сделал их ночи любви неподражаемыми. Теперь все умственные силы Джульетты, восхищавшие раньше её педагогов, направлялись на одного-единственного, её «дорогого гения». Они словно заключили тогда, в пылу страсти, немой союз — вывести друг друга к высотам творчества, вместе испытать экстаз духовный, несравнимый по силе восторга с физическим. Джульетта, желая помочь Федерико, оставалась в тени, она не помышляла о славе, считая кощунственным рядом с такой величиной «выпячивать» себя. Роль, которую она отныне предназначала себе, сводилась к двум простым понятиям — верная подруга и мать.
Первого младенца Джульетта не доносила, второй родился настолько слабеньким, что не прожил и месяца. Сама Мазина долгие недели находилась на границе жизни и смерти, а когда опасность миновала, врачи констатировали измученному страхом Федерико: детей у вашей жены не будет никогда. После этих слов для обоих супругов пространство брака стало неуклонно сужаться, смысл их совместного существования стремился к нулю. Только пережитое совместно душевное горение продолжало по-прежнему поддерживать их брак.
Желая вытащить жену из депрессии, Феллини взял её с собой на съёмки фильма Роберто Росселлини «Пайза». Здесь Джульетта «от нечего делать» впервые снялась в кино, правда, среди статистов. Однако это незаметное для зрителей и кинематографистов появление на экране вернуло Мазину к жизни. Надо было бороться, бороться за себя, за любимого. В конце концов, сам Федерико, утешая однажды жену, сказал: «Мои фильмы — наши дети. Разве они не рождаются в муках? И разве их творец не любит их, как детей?»
Судьба уготовила ей другой удел, лишив материнства. В 1948 году режиссёр Альберто Латтуада, друг Феллини, пригласил Мазину сняться в его фильме «Без жалости». Роль проститутки Марчеллы — простодушной, импульсивной, непосредственной девушки, с доброй доверчивой душой — отнюдь не была главной в фильме, однако она сразу запомнилась, и Джульетту наградили премией «Серебряная лента», присуждаемой итальянскими кинокритиками. Это было приятно для начинающей актрисы, однако невыигрышная внешность Джульетты, словно дамоклов меч, повисла над её дальнейшей судьбой. Может быть, некоторые режиссёры и рискнули бы поработать с талантливой дурнушкой, да продюсеры наотрез отказывались вкладывать деньги в бесперспективную актрису. Кто же пойдёт в кинотеатры на фильм с такой неэффектной главной героиней?
Пока Мазина обивала пороги киностудий, Феллини вплотную подошёл к режиссёрскому дебюту. Первая лента, снятая совместно все с тем же Латтуадой, «Огни варьете» не принесла оглушительного успеха её создателям, зато Джульетта, сыгравшая в фильме небольшую роль странствующей актрисы, вновь получила «Серебряную ленту». Она могла бы продолжать собирать призы за второстепенные роли и по прошествии лет о ней написали бы престарелые критики, сокрушаясь о загубленном таланте, однако Мазину любил один великий человек, который хотел сделать эту любовь достойной. В конце концов, сколько мог этот обожаемый женщинами красавец объяснять знакомым, почему, даже теперь, когда выяснилось, что жена не принесёт желанного потомства, они продолжают жить вместе и поддерживать друг друга. Пора открыть все «кладовые» её личности.
Написанный Феллини сценарий фильма «Дорога» привлекал продюсеров, но как только они узнали, что главная роль предназначалась Джульетте, к предлагаемому проекту интерес сразу падал. Феллини настаивал, ругался, объяснял, что роль героини и, собственно, сам сценарий писались именно для Мазины. Ничего не помогало. Застарелые каноны не удавалось сломать даже такому настырному, темпераментному человеку, как Федерико. Разразился страшный скандал: Феллини метал чернильницы в продюсера, гнал его в ярости по лестнице и топтал ногами ненавистный контракт на съёмки фильма. Потом Федерико рассказал в воспоминаниях, что подобные сцены повторялись практически перед каждой новой постановкой, потому что продюсеры по обыкновению пытались навязать режиссёру своих исполнителей, на что Феллини никогда не соглашался. Однако «битва» за Джульетту наверняка оказалась самой жаркой.
Феллини, конечно, победил. В качестве «отступного» он снял фильм без Мазины — «Маменькины сынки», а потом вновь вернулся к «Дороге». После долгих споров продюсеры, наконец, махнули рукой на сумасшедшего режиссёра, и Джульетта дождалась-таки главной роли.
Работа над фильмом была необычайно трудной. Феллини на площадке вёл себя как настоящий деспот, причём самые ядовитые стрелы он метал в собственную жену, не имея возможности выплеснуться без остатка на остальных членов группы. Здесь, на съёмках «Дороги», Джульетта приступила к постижению «науки терпения» и, надо сказать, преуспела в её «классах». Она молчала, когда Феллини методично искал прямо на её лице подходящий образу грим, стоически перенесла и издевательства на её голове, когда Федерико, схватив садовые ножницы, лично отстриг шевелюру жены и покрыл волосы обычным клеем, чтобы они выглядели выгоревшими на приморском солнце. «В течение трех месяцев съёмок они доставляли мне настоящие мучения: мыть их было нельзя, по утрам невозможно отодрать от подушки».
Какие бы цели ни ставили перед собой продюсеры фильма, они даже в мечтах не могли провидеть такой мгновенный, единодушный и, главное, массовый успех ленты. Причём, если по поводу работы режиссёра шли горячие споры, то творчество Мазины сомнений не вызывало. Её Джельсомина стала настоящей народной любимицей, каждый день на её имя приходили мешки писем со всех концов земли: к ней обращались за советом покинутые жены, к Джельсомине взывали многие обиженные в любви. Лицо клоунессы стало символом доброты и бунта против грубого, бесчувственного мира. Позже, осмысливая успех фильма, Мазина собрала полученные письма в уникальную книгу с названием: «Дневники других».
На популярности Джельсомины грела руки реклама всего мира: её имя получали рестораны, куклы, конфеты, даже пароход. Как только не называли Джульетту — и «муза Феллини», и «дитя-клоун», и «Чаплин в юбке»! А сам Чаплин впоследствии писал: «Этой актрисой я восхищён больше, чем кем бы то ни было». Мазина действительно блестяще воплотила чаплиновскую тему «маленького человечка» в женском образе. И хотя актриса всегда протестовала против прямого отождествления её с образом Джельсомины, однако Феллини выразился недвусмысленно, что в основу этой роли легли наблюдения за женой, её индивидуальность. Расчёт великого мастера оказался верен — личность Мазины столь значительна, что она способна покорить сердца миллионов.
Фильмом «Дорога» чета Феллини подводила десятилетний итог совместной жизни, оказавшийся весьма урожайным — три десятка международных призов, «Оскар» и безоговорочное признание их творчества.
Этот «звёздный» фильм стал их визитной карточкой, стальными наручниками, навсегда сковавшими их имена в единую цепь. Потом ещё будут «Ночи Кабирии», не менее знаменитые и даже более трогательные, но «Дорогой» Феллини вознёс свою «музу» Джульетту на недосягаемую высоту. К «Оскару» за первый фильм прибавились премии, присуждённые Мазине за роль Кабирии на международных фестивалях в Канне, Сан-Себастьяне, Москве. Просветлённое лицо Джульетты стало символом итальянского кино 1950-х годов.
Маэстро сыграл на своей скрипке гениальную мелодию и понял — ничего больше в ней не прибавишь, не убавишь — потому она и гениальна, что совершенна. Феллини ещё дважды пригласил жену к себе на съёмки: «Джульетта и духи» и «Джинджер и Фред», однако больше никогда ему не удавалось повторить пронзительную музыку души Джельсомины и Кабирии. Мазина много и плодотворно работала у других режиссёров, но для будущего она навсегда останется актрисой Феллини и женщиной Феллини.
30 октября 1993 года должна была состояться золотая свадьба знаменитой пары, но 31 октября великий режиссёр скончался в королевской клинике Умберто от инсульта. Смертельно больная Джульетта, присутствовавшая на похоронах мужа, была похожа на зловещую маску той, которую знал и любил весь мир благодаря её «доброму гению» Федерико. Тайну своей двойной жизни Мазина унесла в могилу, лишь на полгода пережив горячо любимого супруга. Она никогда не высказывалась о своих отношениях с Феллини, для потомков остались лишь слова Мастера о своей «музе»: «Джульетта-актриса как нельзя более полно отвечает моим замыслам, требованиям моего вкуса, отвечает всем — и внешностью, и манерой держаться, выражать свои чувства, и характером. Она актриса мимики, интонации, клоунских повадок. И ещё, пожалуй, даже прежде всего, она — загадочное существо, способное вносить в наши отношения горячее стремление к чистоте, более высоким нравственным принципам».
Итальянская киноактриса. Присущие таланту Мазины соединение гротеска и лиризма, тонкий психологизм раскрылись в фильмах, поставленных режиссёром Ф. Феллини (мужем Мазины): «Огни варьете», «Белый шейх», «Дорога» (в отечественном прокате «Они бродили по дорогам»), «Ночи Кабирии», «Джульетта и духи», «Джинджер и Фред».
Когда-нибудь о ней, вероятно, напишут книги, снимут фильм и назовут их нечто вроде: «Двойная жизнь великой актрисы» или «Тайные страдания Джульетты». Многие женщины знают эту горечь двусмысленности существования в собственной семье, многие актрисы страдали от бремени популярности, но у Мазины эти два обстоятельства взаимно осложняли друг друга. Она всегда старательно скрывала свою личную жизнь, и иногда благодаря неимоверным усилия это ей удавалось — безупречная интеллигентность Мазины останавливала даже не знавших меры папарацци. Но интерес к великому Феллини, с которым Джульетта разделила пятьдесят лет жизни не оставлял надежд на тайну личной жизни. Маэстро был создан для публичности, скандалов, любовных приключений — этого требовало его яркое, искромётное творчество. Одна из актрис, Сандра Мило, откровенно раструбившая в прессе о «своём милом Федерико», позволила в собственной книге пофилософствовать о натуре Феллини. Она пишет, что «неутолимый голод, с каким грандо Фефе набрасывался на всякую доступную женскую особь», относится не к обычной похоти, а всего лишь к «кладоискательству».
Возможно, так оно и было: творчество тоже должно чем-то питаться, и благодарным потомкам совсем не важно, сколько женщин плакало в подушку, вдохновляя мастера на очередной шедевр. Но умной, тонкой Джульетте, которая сама представляла собой слишком значительную личность, измены мужа доставляли особенное, ни с чем не сравнимое страдание. Она-то знала, что за многие годы их совместной жизни именно в ней великий режиссёр нашёл «магический кристалл», шлифующий грани его недюжинного таланта. От плотских утех Феллини убегал в мир, где царствовала Джульетта, в мир духовности, в мир понимания и любви.
К чести Мазины надо сказать, что, несмотря на тоску одиночества (долгие томительные вечера, несмотря на бесстыдные откровения многочисленных поклонниц режиссёра, Джульетта несла крест законной жены Феллини с ангельским терпением. Лишь один раз, когда актриса Сандро Мило опубликовала книгу, нахально обнажившую интимную жизнь Федерико, Мазина позволила себе взорваться. Пресса запестрела сообщениями, что самая великая пара Италии распадается. Но постепенно конфликт утих. По-видимому, угроза потерять Джульетту настолько напугала Мастера, что он предпочёл вообще на время уйти от светской жизни, спрятался от назойливых журналистов. А уже спустя несколько месяцев подтянутая, сдержанная Мазина на вопрос любопытного корреспондента: «Как чувствует себя жена почитаемого и обожаемого, как никто другой, женщинами человека?» отвечала всему миру улыбкой Кабирии — улыбкой сквозь слёзы: «Когда знаешь, что он по-прежнему с тобой, вновь дарит тебе розы и пишет нежные письма, то чувствуешь себя очень даже неплохо».
Что ж, Джульетта знала, ради какого счастья — быть любимой гением — жертвует она своим самолюбием. Он выбрал эту маленькую, худенькую, не фигуристую девушку как свою единственную среди многих претенденток в далёком военном 1942-м. Мазина приехала в Рим из провинциального городка, где в семье учительницы и скромного служащего она воспитывалась в аскетической, но душевной атмосфере. Поступив в университет, Джульетта прилежно изучала литературу и археологию, однако её открытый темперамент, деятельная натура, непосредственный восторг перед миром требовали выплеска гораздо более значительного, чем могут дать строгие учебные аудитории. Девушкой все настойчивее овладевает мысль об актёрстве. Ничего, что внешность подвела, ничего, что ростом не вышла, ничего, что «проскакивает» североитальянский акцент… Главное, у неё страстная жажда работы и искреннее желание сказать миру что-то своё, затаённое, то, о чём никто не сможет поведать.
Необычный, клоунский, мимический талант Мазины разглядели и в студенческом театре, и на профессиональных римских драматических сценах. Она получает первые роли, охотно хватается за подвернувшуюся возможность поднабраться опыта на радио. Здесь её удел — забавные скетчи, которые неведомый автор подписывал: «Федерико». Вскоре он явился сам — голенастый черноволосый красавец, имя которого уже было немного известно, в том числе и в «киношных» кругах. «Я всегда считал, что моя встреча с Джульеттой была предопределена самой судьбой, и не думаю, что все могло сложиться иначе…»
Они поженились в 1943 году. Но сколько раз Федерико вынужден был оправдываться перед друзьями, объяснять причину этого брака. Окружающие не могли взять в толк, что соединило таких разных людей. Не понимали, как это Фефе, преклонявшийся перед пышногрудыми, рубенсовскими женщинами, замечавший в слабом поле лишь «пир плоти», выбрал в подруги жизни малозаметное существо, скорее похожее на сорванца-мальчишку. Разве такая женщина способна представлять в обществе человека публичной профессии, разве она может заинтересовать собой претенциозную богему? Однако Феллини уже знал — то, что его самого пленяет в Джульетте, не оставит равнодушным мир. Он чувствовал, что его собственного таланта хватит, чтобы показать всем настоящую красоту жены.
Для Джульетты, как всякой любящей женщины, мечты о карьере отошли на второй план. Теперь в её душе царил лишь Он, всесильный принц, который осчастливил бедную Золушку. «Она была хрупка и нуждалась в защите. Милая и невинная, добродушная и доверчивая. Я властвовал над нею, был рядом с ней великаном. Она всегда смотрела на меня снизу вверх — и была мной очарована». Остались в прошлом грёзы об актёрской стезе, юношеское честолюбие, желание преклонения. Ей стало достаточно преклонения лишь одного, желанного мужчины, который своим неотразимым обаянием, да и, чего греха таить, немалым опытом, сделал их ночи любви неподражаемыми. Теперь все умственные силы Джульетты, восхищавшие раньше её педагогов, направлялись на одного-единственного, её «дорогого гения». Они словно заключили тогда, в пылу страсти, немой союз — вывести друг друга к высотам творчества, вместе испытать экстаз духовный, несравнимый по силе восторга с физическим. Джульетта, желая помочь Федерико, оставалась в тени, она не помышляла о славе, считая кощунственным рядом с такой величиной «выпячивать» себя. Роль, которую она отныне предназначала себе, сводилась к двум простым понятиям — верная подруга и мать.
Первого младенца Джульетта не доносила, второй родился настолько слабеньким, что не прожил и месяца. Сама Мазина долгие недели находилась на границе жизни и смерти, а когда опасность миновала, врачи констатировали измученному страхом Федерико: детей у вашей жены не будет никогда. После этих слов для обоих супругов пространство брака стало неуклонно сужаться, смысл их совместного существования стремился к нулю. Только пережитое совместно душевное горение продолжало по-прежнему поддерживать их брак.
Желая вытащить жену из депрессии, Феллини взял её с собой на съёмки фильма Роберто Росселлини «Пайза». Здесь Джульетта «от нечего делать» впервые снялась в кино, правда, среди статистов. Однако это незаметное для зрителей и кинематографистов появление на экране вернуло Мазину к жизни. Надо было бороться, бороться за себя, за любимого. В конце концов, сам Федерико, утешая однажды жену, сказал: «Мои фильмы — наши дети. Разве они не рождаются в муках? И разве их творец не любит их, как детей?»
Судьба уготовила ей другой удел, лишив материнства. В 1948 году режиссёр Альберто Латтуада, друг Феллини, пригласил Мазину сняться в его фильме «Без жалости». Роль проститутки Марчеллы — простодушной, импульсивной, непосредственной девушки, с доброй доверчивой душой — отнюдь не была главной в фильме, однако она сразу запомнилась, и Джульетту наградили премией «Серебряная лента», присуждаемой итальянскими кинокритиками. Это было приятно для начинающей актрисы, однако невыигрышная внешность Джульетты, словно дамоклов меч, повисла над её дальнейшей судьбой. Может быть, некоторые режиссёры и рискнули бы поработать с талантливой дурнушкой, да продюсеры наотрез отказывались вкладывать деньги в бесперспективную актрису. Кто же пойдёт в кинотеатры на фильм с такой неэффектной главной героиней?
Пока Мазина обивала пороги киностудий, Феллини вплотную подошёл к режиссёрскому дебюту. Первая лента, снятая совместно все с тем же Латтуадой, «Огни варьете» не принесла оглушительного успеха её создателям, зато Джульетта, сыгравшая в фильме небольшую роль странствующей актрисы, вновь получила «Серебряную ленту». Она могла бы продолжать собирать призы за второстепенные роли и по прошествии лет о ней написали бы престарелые критики, сокрушаясь о загубленном таланте, однако Мазину любил один великий человек, который хотел сделать эту любовь достойной. В конце концов, сколько мог этот обожаемый женщинами красавец объяснять знакомым, почему, даже теперь, когда выяснилось, что жена не принесёт желанного потомства, они продолжают жить вместе и поддерживать друг друга. Пора открыть все «кладовые» её личности.
Написанный Феллини сценарий фильма «Дорога» привлекал продюсеров, но как только они узнали, что главная роль предназначалась Джульетте, к предлагаемому проекту интерес сразу падал. Феллини настаивал, ругался, объяснял, что роль героини и, собственно, сам сценарий писались именно для Мазины. Ничего не помогало. Застарелые каноны не удавалось сломать даже такому настырному, темпераментному человеку, как Федерико. Разразился страшный скандал: Феллини метал чернильницы в продюсера, гнал его в ярости по лестнице и топтал ногами ненавистный контракт на съёмки фильма. Потом Федерико рассказал в воспоминаниях, что подобные сцены повторялись практически перед каждой новой постановкой, потому что продюсеры по обыкновению пытались навязать режиссёру своих исполнителей, на что Феллини никогда не соглашался. Однако «битва» за Джульетту наверняка оказалась самой жаркой.
Феллини, конечно, победил. В качестве «отступного» он снял фильм без Мазины — «Маменькины сынки», а потом вновь вернулся к «Дороге». После долгих споров продюсеры, наконец, махнули рукой на сумасшедшего режиссёра, и Джульетта дождалась-таки главной роли.
Работа над фильмом была необычайно трудной. Феллини на площадке вёл себя как настоящий деспот, причём самые ядовитые стрелы он метал в собственную жену, не имея возможности выплеснуться без остатка на остальных членов группы. Здесь, на съёмках «Дороги», Джульетта приступила к постижению «науки терпения» и, надо сказать, преуспела в её «классах». Она молчала, когда Феллини методично искал прямо на её лице подходящий образу грим, стоически перенесла и издевательства на её голове, когда Федерико, схватив садовые ножницы, лично отстриг шевелюру жены и покрыл волосы обычным клеем, чтобы они выглядели выгоревшими на приморском солнце. «В течение трех месяцев съёмок они доставляли мне настоящие мучения: мыть их было нельзя, по утрам невозможно отодрать от подушки».
Какие бы цели ни ставили перед собой продюсеры фильма, они даже в мечтах не могли провидеть такой мгновенный, единодушный и, главное, массовый успех ленты. Причём, если по поводу работы режиссёра шли горячие споры, то творчество Мазины сомнений не вызывало. Её Джельсомина стала настоящей народной любимицей, каждый день на её имя приходили мешки писем со всех концов земли: к ней обращались за советом покинутые жены, к Джельсомине взывали многие обиженные в любви. Лицо клоунессы стало символом доброты и бунта против грубого, бесчувственного мира. Позже, осмысливая успех фильма, Мазина собрала полученные письма в уникальную книгу с названием: «Дневники других».
На популярности Джельсомины грела руки реклама всего мира: её имя получали рестораны, куклы, конфеты, даже пароход. Как только не называли Джульетту — и «муза Феллини», и «дитя-клоун», и «Чаплин в юбке»! А сам Чаплин впоследствии писал: «Этой актрисой я восхищён больше, чем кем бы то ни было». Мазина действительно блестяще воплотила чаплиновскую тему «маленького человечка» в женском образе. И хотя актриса всегда протестовала против прямого отождествления её с образом Джельсомины, однако Феллини выразился недвусмысленно, что в основу этой роли легли наблюдения за женой, её индивидуальность. Расчёт великого мастера оказался верен — личность Мазины столь значительна, что она способна покорить сердца миллионов.
Фильмом «Дорога» чета Феллини подводила десятилетний итог совместной жизни, оказавшийся весьма урожайным — три десятка международных призов, «Оскар» и безоговорочное признание их творчества.
Этот «звёздный» фильм стал их визитной карточкой, стальными наручниками, навсегда сковавшими их имена в единую цепь. Потом ещё будут «Ночи Кабирии», не менее знаменитые и даже более трогательные, но «Дорогой» Феллини вознёс свою «музу» Джульетту на недосягаемую высоту. К «Оскару» за первый фильм прибавились премии, присуждённые Мазине за роль Кабирии на международных фестивалях в Канне, Сан-Себастьяне, Москве. Просветлённое лицо Джульетты стало символом итальянского кино 1950-х годов.
Маэстро сыграл на своей скрипке гениальную мелодию и понял — ничего больше в ней не прибавишь, не убавишь — потому она и гениальна, что совершенна. Феллини ещё дважды пригласил жену к себе на съёмки: «Джульетта и духи» и «Джинджер и Фред», однако больше никогда ему не удавалось повторить пронзительную музыку души Джельсомины и Кабирии. Мазина много и плодотворно работала у других режиссёров, но для будущего она навсегда останется актрисой Феллини и женщиной Феллини.
30 октября 1993 года должна была состояться золотая свадьба знаменитой пары, но 31 октября великий режиссёр скончался в королевской клинике Умберто от инсульта. Смертельно больная Джульетта, присутствовавшая на похоронах мужа, была похожа на зловещую маску той, которую знал и любил весь мир благодаря её «доброму гению» Федерико. Тайну своей двойной жизни Мазина унесла в могилу, лишь на полгода пережив горячо любимого супруга. Она никогда не высказывалась о своих отношениях с Феллини, для потомков остались лишь слова Мастера о своей «музе»: «Джульетта-актриса как нельзя более полно отвечает моим замыслам, требованиям моего вкуса, отвечает всем — и внешностью, и манерой держаться, выражать свои чувства, и характером. Она актриса мимики, интонации, клоунских повадок. И ещё, пожалуй, даже прежде всего, она — загадочное существо, способное вносить в наши отношения горячее стремление к чистоте, более высоким нравственным принципам».
МАЙЯ МИХАЙЛОВНА ПЛИСЕЦКАЯ
(1925)
Балерина, народная артистка СССР (1959), Герой Социалистического Труда (1985). Поставила балеты, в которых исполнила главные партии: «Анна Каренина» (1972, совместно с другими балетмейстерами), «Чайка» (1980), «Дама с собачкой» (1985).
Наверное, балерины не стареют, или, может быть, они владеют каким-то особенным секретом борьбы со временем. Или этот секрет знают только великие балерины, великие женщины? Как знали его полумифические, полуисторические героини. Секрет «вечной молодости» возносил любую женщину в сонм божественных, недосягаемых, делал её предметом поклонения. И сколько дам отдало бы все сокровища мира, всех любовников, все блага ради одного — никогда не состариться. А сколько дам «полегло» на поле битвы с возрастом, сколько трагедий знает эта борьба, сколько разрушенных судеб, сколько драматического, да и комического в этой, в общем-то, неравной битве, потому что время неумолимо побеждает.
И всё же «наши» иногда прорываются. Взгляните на фотографии Плисецкой последних лет, ей-богу, она всё та же девочка, какой была пятьдесят, сорок, тридцать лет назад, иногда даже кажется, что она хорошеет год от года, появляется какая-то одухотворённая, глубокая красота. И хоть сама Майя Михайловна писала, что в двадцать лет женщина круглые сутки выглядит хорошо, после тридцати — три-четыре часа в сутки, а после пятидесяти — несколько минут, на неё это правило не распространяется. Она уже много лет на сцене и в жизни выглядит восхитительно. И она всё ещё танцует… Абсолютный рекорд в балете… Если в искусстве могут быть рекорды…
Когда Майя Михайловна выходила замуж за Родиона Щедрина, Лиля Юрьевна Брик, близко знавшая Плисецкую, пошутила в адрес жениха: «Ваш выбор мне нравится. Но один изъян у Майи велик. Слишком много родственников по всему белому свету». Действительно, в семье Михаила Борисовича Мессерера — деда Плисецкой по матери, зубного врача, было двенадцать детей, и все они, так или иначе, роднились, а некоторые связали свою жизнь с балетом, например Асаф Мессерер — виртуозный танцовщик и превосходный педагог.
Рахиль Михайловна, мать Плисецкой, тоже была не чужда искусству. Восточная её внешность привлекала режиссёров, и Ра Мессерер снималась ещё в немых сентиментальных фильмах в ролях возрождающихся узбекских женщин. Лишь отец был далёк от изящного ремесла и занимал вполне земные администраторские должности. В 1932 году его назначили генеральным консулом и начальником угольных рудников на Шпицбергене. На этом суровом острове состоялся сценический дебют маленькой Майи в опере Даргомыжского «Русалка», которую смогли осилить обитатели местной русской колонии, коротая бесконечные зимние вечера. Роль Русалочки досталась рыженькой дочке генерального консула.
Трудно сказать, что в большей степени определяет выбор жизненного пути, особенно если дело касается совсем ещё юного создания, однако наша героиня буквально целыми днями изводила родителей просьбами о поступлении в хореографическое училище. Наконец, отцу дали отпуск, и по прибытии в Москву в 1934 году девочку определили в балетную школу в класс бывшей солистки Большого театра Евгении Ивановны Долинской. Однако первый «танцевальный» год Майи длился недолго, родители должны были возвращаться на Шпицберген, а дочку, несмотря на обилие родни, оставить в Москве было не с кем.
Новая полярная зима на острове длилась для девочки особенно медленно, Майя очень тосковала по, казалось бы, так легко приобретённому любимому занятию и так скоро отнятому. И как только наступила весна, отец, видя томление дочери, решил отправить девочку с первым ледоходом на Большую землю. Майя отстала от своего класса, и новым педагогом её оказалась Елизавета Павловна Гердт — человек славный, незлобивый, ровный — как пишет о ней сама Плисецкая. «Но аналитической мудрости, профессионального ясновиденья природа Гердт не отпустила. Она видела, что это правильно, а это нет, но объяснить, научить, что, как, почему, „выписать рецепт“ не могла». Всю свою танцевальную жизнь Майя Михайловна страдала от того, что не получила она полноценного, классического балетного образования, что многие открытия в школе пришлось делать самой ценой проб и ошибок.
Учёба в хореографическом училище шла своим чередом: плие, фондю, большие батманы, стёртые в кровь пальцы. А между тем тридцать седьмой неумолимо приближался, и пришёл он к двенадцатилетней Майе 30 апреля, за несколько часов до первомайской демонстрации, к которой девочка радостно готовилась, пришёл на рассвете, с чугунной тяжестью шагов и внезапным, пугающим звонком. Дальше — зловеще типичная череда событий тех лет. Арест матери, расстрел отца, опечатанная квартира и некуда идти…
Майю приютила тётка Суламифь, артистка балета, отношения с которой складывались непросто. С одной стороны, девочка обязана была своей родственнице многим: что не сдали Майю в сиротский дом, что имела она возможность по-прежнему заниматься любимым делом. С другой стороны, Суламифь «…в расплату за добро каждый день, каждый день больно унижала меня». Семья Плисецких распалась, детство для Майи кончилось. Брат Александр остался жить у дяди Асафа.
Благодаря добрым людям — стрелочнице на станции, которой Рахиль под ноги выбросила из тюремного вагона записку, — удалось Майе узнать о судьбе матери. Бывшую киноактрису, жену бывшего генконсула сослали в Чимкент. О судьбе отца великая балерина Плисецкая узнала только в 1989 году из скупой справочки о реабилитации.
А балет жил своей, красивой, яркой жизнью, далёкой от реальности и ужасов ГУЛАГа. Ученики хореографического участвовали в текущем репертуаре Большого. Майя танцевала фею-крошку в «Спящей красавице» и цветы в «Снегурочке», охотно бегала на репетиции основной труппы и с замиранием сердца следила за отточенностью арабесок гастролёрши из Ленинграда — божественной Улановой. 21 июня 1941 года Майя Плисецкая удачно дебютировала в выпускном концерте училища в сопровождении оркестра Большого на сцене филиала с «Экспромтом» Чайковского. «Московская публика приняла номер восторженно. Может быть, это был — смело говорить — пик концерта. Мы кланялись без конца. Мать была в зале, и я сумела разглядеть её счастливые глаза, лучившиеся из ложи бенуара».
Да, перед самой войной судьба неожиданно улыбнулась их семье — из ссылки с маленьким братом, родившимся летом 1937 года, возвратилась Рахиль. После Чимкента она поселилась вместе с Майей у Суламифи. И каждый вечер Рахиль устанавливала раскладушку у самых дверей крохотной комнаты, в которой они жили вчетвером — среднего брата забрать у Асафа не было никакой возможности. Однако настоящие лишения пришли с войной. Благодаря хлопотам Суламифи Плисецким удалось эвакуироваться в Свердловск, где в тесной трехкомнатной квартире скромного инженера набилось 14 человек. Теперь основным родом деятельности Майи стали очереди — с трехзначными номерами на руках, с редкими, но яростными ссорами, с отрешёнными глазами товарок по длинному унылому ряду. И чем медленнее двигались бесчисленные очереди, чем быстрее летело время, тем сильнее Плисецкую охватывала паника. Уже год она жила без тренировки, была без балета. Ещё больнее жалили Майю доходившие до Свердловска сведения, что занятия в родном училище продолжаются.
В отчаянии Плисецкая решилась на безумный по законам военного времени поступок — без пропуска она пробралась в Москву и, несмотря на пропущенный год, была принята в единственный выпускной класс Марии Михайловны Леонтьевой. Наградой за упорство и преданность балету для Плисецкой стала пятёрка на экзамене весной 1943 года и зачисление в труппу Большого театра.
Балерина, народная артистка СССР (1959), Герой Социалистического Труда (1985). Поставила балеты, в которых исполнила главные партии: «Анна Каренина» (1972, совместно с другими балетмейстерами), «Чайка» (1980), «Дама с собачкой» (1985).
Наверное, балерины не стареют, или, может быть, они владеют каким-то особенным секретом борьбы со временем. Или этот секрет знают только великие балерины, великие женщины? Как знали его полумифические, полуисторические героини. Секрет «вечной молодости» возносил любую женщину в сонм божественных, недосягаемых, делал её предметом поклонения. И сколько дам отдало бы все сокровища мира, всех любовников, все блага ради одного — никогда не состариться. А сколько дам «полегло» на поле битвы с возрастом, сколько трагедий знает эта борьба, сколько разрушенных судеб, сколько драматического, да и комического в этой, в общем-то, неравной битве, потому что время неумолимо побеждает.
И всё же «наши» иногда прорываются. Взгляните на фотографии Плисецкой последних лет, ей-богу, она всё та же девочка, какой была пятьдесят, сорок, тридцать лет назад, иногда даже кажется, что она хорошеет год от года, появляется какая-то одухотворённая, глубокая красота. И хоть сама Майя Михайловна писала, что в двадцать лет женщина круглые сутки выглядит хорошо, после тридцати — три-четыре часа в сутки, а после пятидесяти — несколько минут, на неё это правило не распространяется. Она уже много лет на сцене и в жизни выглядит восхитительно. И она всё ещё танцует… Абсолютный рекорд в балете… Если в искусстве могут быть рекорды…
Когда Майя Михайловна выходила замуж за Родиона Щедрина, Лиля Юрьевна Брик, близко знавшая Плисецкую, пошутила в адрес жениха: «Ваш выбор мне нравится. Но один изъян у Майи велик. Слишком много родственников по всему белому свету». Действительно, в семье Михаила Борисовича Мессерера — деда Плисецкой по матери, зубного врача, было двенадцать детей, и все они, так или иначе, роднились, а некоторые связали свою жизнь с балетом, например Асаф Мессерер — виртуозный танцовщик и превосходный педагог.
Рахиль Михайловна, мать Плисецкой, тоже была не чужда искусству. Восточная её внешность привлекала режиссёров, и Ра Мессерер снималась ещё в немых сентиментальных фильмах в ролях возрождающихся узбекских женщин. Лишь отец был далёк от изящного ремесла и занимал вполне земные администраторские должности. В 1932 году его назначили генеральным консулом и начальником угольных рудников на Шпицбергене. На этом суровом острове состоялся сценический дебют маленькой Майи в опере Даргомыжского «Русалка», которую смогли осилить обитатели местной русской колонии, коротая бесконечные зимние вечера. Роль Русалочки досталась рыженькой дочке генерального консула.
Трудно сказать, что в большей степени определяет выбор жизненного пути, особенно если дело касается совсем ещё юного создания, однако наша героиня буквально целыми днями изводила родителей просьбами о поступлении в хореографическое училище. Наконец, отцу дали отпуск, и по прибытии в Москву в 1934 году девочку определили в балетную школу в класс бывшей солистки Большого театра Евгении Ивановны Долинской. Однако первый «танцевальный» год Майи длился недолго, родители должны были возвращаться на Шпицберген, а дочку, несмотря на обилие родни, оставить в Москве было не с кем.
Новая полярная зима на острове длилась для девочки особенно медленно, Майя очень тосковала по, казалось бы, так легко приобретённому любимому занятию и так скоро отнятому. И как только наступила весна, отец, видя томление дочери, решил отправить девочку с первым ледоходом на Большую землю. Майя отстала от своего класса, и новым педагогом её оказалась Елизавета Павловна Гердт — человек славный, незлобивый, ровный — как пишет о ней сама Плисецкая. «Но аналитической мудрости, профессионального ясновиденья природа Гердт не отпустила. Она видела, что это правильно, а это нет, но объяснить, научить, что, как, почему, „выписать рецепт“ не могла». Всю свою танцевальную жизнь Майя Михайловна страдала от того, что не получила она полноценного, классического балетного образования, что многие открытия в школе пришлось делать самой ценой проб и ошибок.
Учёба в хореографическом училище шла своим чередом: плие, фондю, большие батманы, стёртые в кровь пальцы. А между тем тридцать седьмой неумолимо приближался, и пришёл он к двенадцатилетней Майе 30 апреля, за несколько часов до первомайской демонстрации, к которой девочка радостно готовилась, пришёл на рассвете, с чугунной тяжестью шагов и внезапным, пугающим звонком. Дальше — зловеще типичная череда событий тех лет. Арест матери, расстрел отца, опечатанная квартира и некуда идти…
Майю приютила тётка Суламифь, артистка балета, отношения с которой складывались непросто. С одной стороны, девочка обязана была своей родственнице многим: что не сдали Майю в сиротский дом, что имела она возможность по-прежнему заниматься любимым делом. С другой стороны, Суламифь «…в расплату за добро каждый день, каждый день больно унижала меня». Семья Плисецких распалась, детство для Майи кончилось. Брат Александр остался жить у дяди Асафа.
Благодаря добрым людям — стрелочнице на станции, которой Рахиль под ноги выбросила из тюремного вагона записку, — удалось Майе узнать о судьбе матери. Бывшую киноактрису, жену бывшего генконсула сослали в Чимкент. О судьбе отца великая балерина Плисецкая узнала только в 1989 году из скупой справочки о реабилитации.
А балет жил своей, красивой, яркой жизнью, далёкой от реальности и ужасов ГУЛАГа. Ученики хореографического участвовали в текущем репертуаре Большого. Майя танцевала фею-крошку в «Спящей красавице» и цветы в «Снегурочке», охотно бегала на репетиции основной труппы и с замиранием сердца следила за отточенностью арабесок гастролёрши из Ленинграда — божественной Улановой. 21 июня 1941 года Майя Плисецкая удачно дебютировала в выпускном концерте училища в сопровождении оркестра Большого на сцене филиала с «Экспромтом» Чайковского. «Московская публика приняла номер восторженно. Может быть, это был — смело говорить — пик концерта. Мы кланялись без конца. Мать была в зале, и я сумела разглядеть её счастливые глаза, лучившиеся из ложи бенуара».
Да, перед самой войной судьба неожиданно улыбнулась их семье — из ссылки с маленьким братом, родившимся летом 1937 года, возвратилась Рахиль. После Чимкента она поселилась вместе с Майей у Суламифи. И каждый вечер Рахиль устанавливала раскладушку у самых дверей крохотной комнаты, в которой они жили вчетвером — среднего брата забрать у Асафа не было никакой возможности. Однако настоящие лишения пришли с войной. Благодаря хлопотам Суламифи Плисецким удалось эвакуироваться в Свердловск, где в тесной трехкомнатной квартире скромного инженера набилось 14 человек. Теперь основным родом деятельности Майи стали очереди — с трехзначными номерами на руках, с редкими, но яростными ссорами, с отрешёнными глазами товарок по длинному унылому ряду. И чем медленнее двигались бесчисленные очереди, чем быстрее летело время, тем сильнее Плисецкую охватывала паника. Уже год она жила без тренировки, была без балета. Ещё больнее жалили Майю доходившие до Свердловска сведения, что занятия в родном училище продолжаются.
В отчаянии Плисецкая решилась на безумный по законам военного времени поступок — без пропуска она пробралась в Москву и, несмотря на пропущенный год, была принята в единственный выпускной класс Марии Михайловны Леонтьевой. Наградой за упорство и преданность балету для Плисецкой стала пятёрка на экзамене весной 1943 года и зачисление в труппу Большого театра.