Страница:
Необъятные просторы Ареала человечества до сих пор не успели изучить толком.
Диск описывает гигантскую параболу, на миг почти исчезнув из поля зрения. Возвращается, и… о нет.
– Врежешься в Такахаси – убью, – негромко обещает Терадзава, следя за яхтой насмешливым взглядом.
Точно услышав, непутевый пилот разворачивает корабль, взмывая к солнцу меж двух украшенных льдами вершин.
Вторая попытка не лучше.
– Только не в эту гору! – молитвенно просит Сигэру. – На нее вид из чайного домика.
Он так увлечен метаниями Ийютаэ, что о прибытии «Ирмгард» сообщает ему Минако. Люнеманн, опытный боевой пилот, находится в согласии как со своим судном, так и с законами физики. И к шуткам действующий Начальник Порта склонен мало. Маленький космодром, укрытый от глаз обитателей дворца живописными скалами, без происшествий принял его корабль.
С минуту Сигэру любуется взрослой дочерью. Несравненная, она точно цветок, благоухающий в уединении меж скал Фурусато. Подобным изяществом, пожалуй, не смогли б похвалиться и дамы старых времен: под шелковыми кимоно древних красавиц не прятался биопластик, делающий походку легкой, а тело – гибким. Терадзава никогда не встречался с матерью девушки, даже фотография ее мелькнула, не оставив следа в памяти. В параметры отбора яйцеклетки не входили точеное лицо и нежная кожа. Внешность юной Ми-тян оказалась приятным сюрпризом.
О, химэ! она всецело заслуживает этого титула, принцесса…
– Ото-сан, – тихо говорит она, прерывая его раздумья. – Их двое.
Старый отец внимательно слушает.
– С ним женщина.
Он хмурится. Странно, непочтительно везти с собой к сенсею постороннюю женщину… Минако опускает прекрасные глаза, и отец с удивлением понимает: она испугана.
– Папа, пожалуйста, будь осторожен, – тихо произносит она. – Это особистка из Райского Сада.
Лицо отставного Начальника Порта омрачается. Он крайне сдержан в выражении эмоций, даже Минако не может понять, что он думает, – но отец недоволен, и оттого сердце дочери трепещет.
Стремясь скрыться от проницающего взора, Минако встает и включает голографический экран, выводя на него данные камер слежения. В полусотне метров от врат Кокоро бьется на ветру белый плащ Люнеманна, знак его королевского достоинства.
Ноздри старика хищно вздрагивают.
Об руку с действующим Начальником идет, словно Инь подле Ян, Анастис Чигракова, облаченная в черное.
Над Фурусато, личным архипелагом местера Терадзава, плывут в лазоревой вышине облака.
– Я живу так, как подобает жить старику, заботящемуся о своем здоровье, – говорит гостям Сигэру и открыто, дружелюбно улыбается, собирая морщины в лучистую маску. – Сейчас я стану наслаждаться беседой с вами, потом – чайной церемонией с любезнейшим Ийютаэ, а всю следующую неделю буду охотиться на киллеров. Мой дорогой враг Чарли по старой памяти подослал ко мне целых четыре штуки.
– Вы остались головорезом, сенсей, – поднимает брови Люнеманн. Трудно представить человека, в чьих устах ученическое обращение звучало бы менее естественно, чем в устах этого немца. Остается только смеяться, что Сигэру и делает.
– Попробуйте сказать, что вам это не по душе!
Веселы четверо – прежний и настоящий Начальники, семитерранка и Ийютаэ Атк-Этлаэк Этрима. Минако молчит, нежное лицо окаменело. Сигэру знает, куда она смотрит и что думает. Дочь боится за него; тепло отцовской любви затопляет железное сердце корсара.
– Все хорошо, милая, – говорит он ей на родном языке. – Будь приветливее.
Лаэкно клонит голову к плечу, глаза подергиваются опаловой дымкой: гостеприимный хозяин нарушает игру! Его слова непонятны!
Ритуал – основа коллективной психики большеокой расы. Мало какое интеллектуальное удовольствие может сравниться с изучением и точнейшим исполнением чужих ритуалов. Чем сложнее и непонятней игра, чем запутанней правила и сомнительней польза, тем лучше. Ийютаэ восхитительно перенимчив. Для Сигэру он прежде всего чудная игрушка, диковинное и забавное украшение; но, пожалуй, даже поняв это, лаэкно не будет в обиде.
Старик с задумчивым видом смотрит в землю. Поднимает лицо.
– Минако не ожидала вашего приезда, – со светской улыбкой говорит он Чиграковой. – Для церемонии, где среди приглашенных – женщина, да еще нежданная гостья, требуется совсем другой сорт чая.
Анастис улыбается чуть смущенно. Неважно, верит ли. Бывший корсар понял, что в базе ее компьютерного переводчика старояпонского нет.
Сосны, кипарисы, бамбук, вечнозеленый кустарник… флора Терры-без-номера так похожа на земную, что никто не утруждал себя перевозкой семян и саженцев. Никто, кроме местера Терадзава.
Затевая чайную церемонию, полагаться на грубые аналоги немыслимо.
Рамы в тясицу, чайном домике, сдвинуты. Порой по вечерам хозяин Фурусато любуется тем, как принадлежащие ему горы озаряет южный закат, как отрешенная Луна парит над морской гладью и белой вершиной Такахаси. Но в полдень краски недопустимо ярки.
Минако-химэ подбрасывает в жаровню немного древесного угля. Ее безупречная грация околдовывает, и заботы отступают – даже сейчас… Сигэру краем глаза наблюдает за семитерранкой. Та смущена, восхищена и растрогана, боится шевельнуться лишний раз, чтобы не нарушить какого-нибудь правила… у нее вид туристки, а не агента.
Внешность обманчива.
Как мог неглупый немец пойти на такое? Люнеманн столь опрометчив? Или столь уверен в своих силах и отчаянно смел, что решился заигрывать с уральским триумвиратом? Терадзава имел дело с этими бешеными гайдзинами еще когда они не набрали силу, когда Райский Сад только-только тянул нежные побеги к серому небу Седьмой Терры. Начальник Порта рано понял, с кем имеет дело, и сумел отступить благородно.
Исход открытого конфликта вряд ли можно предугадать, но попытка перехитрить семитерран – воистину дурная затея.
Минако взбивает чай веничком и протягивает чашку Ийютаэ. Длинные кисти лаэкно едва заметно опалесцируют в полутьме тясицу; серая кожа, чуть подсвеченная благоговением, удивительно гармонирует с серой глиной, которой отделаны стены, с грубой керамикой чашки и простым лакированным деревом. Огромные глаза Мастера игр прикрывает пленка век.
– Знаете, кого мне здесь не хватает? – доверительно замечает Терадзава, чуть щурясь. – Моего врага Чарли. Я бы рассказал ему о свитке в токонома… знакомый ему документ.
Люнеманн уже слышал эту историю, он лишь улыбается. Анастис косится в сторону ниши – там обычная электронная бумага.
– Это копия ордера на мою казнь, – с удовольствием сообщает хозяин. – Через год после выдачи ордер был аннулирован. Началась война, и я двинул флот к Чиинн-йенкьи.
– То была прекрасная игра! – с неподдельным восхищением подтверждает Ийютаэ. Безгубый рот изгибается в подобии человеческой улыбки: это выглядит очаровательно. – Родись вы одним из нас, лучшие из лучших почли бы за честь сыграть с вами.
– Я часто размышляю в одиночестве, созерцая этот свиток. Выдачи ордера добился от правительства Чарли. Он всегда умел дарить подарки.
– Удивительная история! – у Чиграковой не нашлось других слов, но Сигэру ее вполне понимает.
Занятно наблюдать, как особистка берет из рук Минако-химэ полную чашку. Движения обеих плавны и скупы, но семитерранка – точно пантера, готовая рвануться к цели, а в душе принцессы холодный змеиный покой…
– Нынче Чарли подарил мне лучших убийц, каких можно нанять за деньги, – полушутливо продолжает старый корсар, пристально наблюдая за особисткой.
Тень, промелькнувшую по лицу Люнеманна, замечают оба Терадзава.
Таких, как Анастис, за деньги нанять нельзя.
«А жаль, – внезапно думает старик. – Преинтересно было бы столкнуть их лбами». В мысли есть что-то помимо шутки, и поэтому Сигэру откладывает ее в дальний уголок памяти, чтобы обдумать позже.
Чигракова доброжелательно слушает.
Ийютаэ почти благоговейно наблюдает за игрой Мастера-х’манка.
– Если бы вам было дано задание убить меня, – с улыбкой спрашивает молодую женщину Терадзава, – какой способ вы бы избрали?
Анастасия пожимает плечами, ответная лукавая усмешка светится на ее лице.
– Есть много способов.
– Такая прекрасная местра, несомненно, применила бы самый изящный.
– О, право!.. вы обезоруживаете меня, Терадзава-сама, – ее кокетство безукоризненно. – Хорошо. Я угнала бы корабль Ийютаэ…
Атк-Этлаэк шокирован.
– …и нарушила бы ход церемонии в вашем чайном домике.
Атк-Этлаэк в ужасе куда большем, чем хозяин Фурусато. Того происходящее, в сущности, забавляет.
– Я был бы рад погибнуть так нетривиально, – смеется отрекшийся Начальник Порта. – Но, боюсь, обстоятельства сложились бы неудачно для вас.
Чигракова, не переменившись в лице, с прежней обольстительной улыбкой выслушивает, как именно.
Она не возражает, когда древний король изъявляет желание побеседовать со своим преемником наедине. Анастасия даже ответила согласием на формальное приглашение Минако-химэ, и та, скрепя сердце, вынуждена составить ей компанию на прогулке, рассказывать о Фурусато и ожерелье дворцов архипелага. Сигэру заметил, как удручила дочь непонятливость гайдзинки, и одарил милую Ми-тян еще одним ободряющим взором. Он и сам допустил промашку, безопасную, но досадную, попытавшись выбить из равновесия особистку Райского Сада. У мудрой принцессы должно выйти лучше.
О, эти люди! Пусть они будут самоуверенными, наглыми, грубыми и надменными – это послужит лишь к их позору. Но только не такими… обычными. Это непозволительно. Неправильно.
Форма должна соответствовать сути.
…Люнеманн шагает по тропе, сосредоточенно глядя под ноги. Темный песок прибит вчерашним дождем. Немец не настолько погружен в размышления, чтобы забыть о почтенном спутнике и его возрасте. Терадзава в прекрасной форме не только для собственных лет, но и для люнеманновых, однако показывать это не собирается. Пусть молодой король изъявляет почтение, умеряя шаги.
– Итак, новый саммит спустя год после предыдущего…
– Анкайский год.
– Полтора земных. Небольшая разница, учитывая, что прежде встречи случались что-то вроде раза в столетие, – иронизирует Терадзава.
– Моя рритская охрана находит, что х’манки торопливы, – тем же отвечает Люнеманн. – Учитывая их скорость реакции, это что-то да значит.
Японец останавливается.
– Взгляните, какой вид на залив, местер Люнеманн. Эти деревья – настоящие красные клены. Чудо, что они прижились здесь. Пройдет пара месяцев, и вид станет поистине божественным. Сейчас туман уже растаял, но по утрам здесь так тихо…
Рихард ждет. Попытки Сигэру, больше века не видевшего Земли, придумать собственную Японию могут вызвать умиление лишь у наивного человека. Терадзава эстет, но не романтик.
– А в отношении анкайских саммитов ваша рритская охрана тоже находит вас торопливым?
Вот оно.
– Вам все известно.
– Вам тоже, – кивает Сигэру. – Мы оба компетентные люди. Вы хотите знать мое мнение, Рихард?
– Я хочу получить ваш совет, любезный мес… сенсей. Я знаю, что вы и сейчас радеете о благе Порта.
Терадзава клонит лицо долу, превращаясь в сумрачного идола Власти.
– Признание Порта повлечет за собой чудовищные убытки для бизнесменов и столь же чудовищные прибыли для чиновников, – говорит он. Рихард терпеливо выслушивает давно известное: столетний старик ничего не говорит попусту. – Задолженность по налогам станет такой, что позволит ужасающее насилие над крупным капиталом. Поэтому любые взятки бессмысленны, правительство нашего Ареала признает Порт. Если вы откажетесь от одной дурной идеи.
Люнеманн поглощен созерцанием кленовой рощи.
– Индикарты галактического действия для всех граждан Порта, – продолжает бывший Начальник. – Почему вы непременно хотите оделить ими ррит? Сделайте для них исключение, и вы получите все.
Рихард отрицательно качает головой.
– Вы дали обещание? – полунасмешливо цедит Терадзава.
– Вы представляете себе короля, предающего свою гвардию?
– Признание колонии на Порту. Что дальше? признание Кадары и запрет на добычу кемайла? Возвращение планеты?
– Возможно.
– Конечно, возможно. Но это вскроет чудовищное количество военных и финансовых преступлений, немыслимые махинации с общественным мнением, фантастические подлоги. Те люди, которые именно ими заработали на свой биопластик, не только живы, но и находятся на высоких постах. Местер Люнеманн, на ваши условия Земля не пойдет никогда.
– Это проблемы Земли.
Японец разворачивается – выверенным, резким, совершенно не старческим движением. Взор его мрачен.
– Люнеманн! – он повышает голос. – Расторгните все договоры с Уралом, которые вы имели глупость заключить! Не вступайте ни в какие соглашения с ними, повторяю, ни в какие!
Рихард смотрит с вежливым удивлением.
В глазах Начальника Порта покой и холод.
– Вы даже не сможете пожалеть об этом, потому что просто ничего не поймете! – свирепо рубит старый корсар.
– Вас так страшит Райский Сад? – с легким сожалением спрашивает Люнеманн. – Чем семитерранская спецслужба отличается от остальных? С ними всего лишь нужно уметь обращаться.
– Это не спецслужба, – глухо рычит Сигэру.
– Что же, в таком случае?
– Вас не настораживает, что никто не знает ответа на этот вопрос?
В тени японских кленов шаловливо вьются, играют две терранские радужные ласки. Любовное посвистывание и воркование зверьков далеко разносится под кронами. Ветер чист и свеж, как колодезная вода.
– Я не собираюсь мешать Рихарду, – медленно и негромко говорит местер Терадзава. – Нет, я не стану ему мешать…
Стрекозой над осенним озером, неуловимой тенью взмывает «Ирмгард» над океаном, над горными пиками, над Кокоро, дворцом-сердцем. Сидя на террасе, возле жаровни, местер Терадзава, гостеприимный владелец архипелага, следит за яхтой сумрачным взором. Истекли три дня, диктованные этикетом, бывший Начальник не стал удерживать преемника, и провожать Люнеманна к космопорту тоже не счел нужным.
«Анкайский саммит, – думает Терадзава. – Люнеманн по-прежнему намерен добиться встречи в этом году… И она будет».
Минако-химэ подходит, кладет ладонь на отцовское плечо. Нежная рука девушки тяжела, как свинцовая. В такие минуты вспоминается, что в действительности принцессе сорок пять.
Старый отец печален.
– Гайдзин не хочет зависимости от Древней Земли. И не понимает, что ставит Порт в горшую зависимость от Седьмой Терры. Он думает, Урал – это та же Земля, только моложе, злей и сговорчивей.
Ми-тян, точно срезанный цветок, клонит голову набок: в прекрасных глазах внимчивая тихая грусть. Принцесса ворошит угли в жаровне. Покрытая старческими пятнами рука протягивается над алым пылом.
– Я не стану ему мешать, – раздельно повторяет Сигэру. – Я ему помогу… пусть он и не сразу поймет это.
Минако вскидывается в испуге.
– Ото-сан! – шепчет принцесса, – неужели ты пойдешь на…
– Ни в коем случае, милая, – успокаивает ее древний король. – Я только случайно уроню камень.
Медлит, грея над жаровней сухие кисти.
– Лавина сойдет сама. Она давно уже… собралась.
Терадзава думает, что Чарли по-прежнему весел и не скупится на подарки, но Айлэнд Инк переживает не лучшие времена. Когда Айлэнд делает три модели «крыс» для среднего класса, семитерране делают одну, и с ней захватывают рынок. Чарли пока держится на гиперкораблях, но эксклюзивные яхты корпорацию не спасут. Да что Чарли… так везде. Фармацевтика, вооружения, высокие технологии – производство ушло на колонии, и с ним уходят деньги. Это не умысел Урала, это поступь времени. Семитерране всего лишь оказались на острие.
Промышленный союз трещит по швам. Внешние территории требуют свободной конкуренции, а Земля не может на это пойти, если не хочет стать планетой для туристов.
Пока Ареал человечества раздирают экономические войны, Дикий Порт процветает. Немудрено, что Люнеманн решил воссесть в круге сильных… Если Айлэнд признает «Фанкаделик» и должен будет выплатить налоги, он разорится. Если не признает – тоже.
Терадзава самодовольно усмехается: нужно вовремя удаляться от дел.
И все же, раз приняв руку Седьмой Терры, удержать независимость Порт не сумеет. Объединенный Совет Ареала мог бы аннексировать его, превратив в колонию, но триумвират не совершит такой глупости. Всерасовое государство станет мощным оружием в руках уральцев. Кто знает, к чему это приведет…
Владыка ушедшей эпохи открывает глаза. Безупречная кожа дочери чуть розовеет от ветра; принцесса так неподвижна, что, кажется, вовсе не дышит. Она совершенна, как статуэтка.
– Не думай об этом слишком много, милая, – ласково советует он. – Лучше скажи, какова показалась тебе райская птица Анастис?
– Она дитя, – после недолгого размышления уверенно отвечает Минако. – Хорошо обученное, очень умное, жестокое и хладнокровное, веселое и искреннее дитя.
Сигэру улыбается. Мудрая Минако-химэ подтвердила его догадки. Триумвиры Урала – чудовищная сила, несравненные игроки, но прочие…
– Все они – дети, – повторяет принцесса тихо, поднимая к небу фарфоровое лицо.
– Значит, нужно дать райским детям игрушку, которая займет их всецело. И при этом вывести из игры Высокую тройку…
Минако безмолвна. Тишина длится так долго, что угли в жаровне успевают подернуться пеплом.
– О чем ты думаешь, ото-сан?.. – едва слышно шепчет принцесса.
Под навесом шумно хлопает крыльями белый голубь.
– Я прожил достаточно, чтобы умереть, – медленно произносит Сигэру. – Но я не хочу перед смертью увидеть, как обрушится все, что я построил.
Ийютаэ Атк-Этлаэк Этрима вернулся с прогулки. Его легкий диск зависает над Такахаси. Картина странная и прекрасная: в двадцатом веке так рисовали Шамбалу.
Сладостная Анкай.
Под стальным брюхом корабля плавится золото. Экраны, оформленные как огромные иллюминаторы, открывают вид на Анкай из ближнего космоса. Половину обзора заполняет безразличная чернота ночи, другую – лучезарный свет. Яхта плывет над дневной стороной планеты в тысячах километров от золотых и жемчужных облаков прекрасной Анкай. Сотню веков назад, когда в сердце Сахары цвели цветы, когда до фараона Мену, объединившего Древний Египет, должны были смениться еще поколения и поколения, было так: сладостная Анкай, привольная Чиинн-йенкьи, светлый Цоосцефтес, царственная Кадара…
Самую юную из столиц именуют ныне Древней Землей.
«Ирмгард» направляется к космодрому. Ее ведет потомок тех, чей мир царствовал над Галактикой всегда – исключая последние шестьдесят лет.
Рихард в салоне беседует со странной женщиной по имени Анастасия. В ее движениях, в ее запахе сквозит нечто, заставляющее Л’тхарну беспокоиться: он хорошо знает х’манков, и если попытаться не верить глазам, можно допустить мысль, что она и не х’манк вовсе.
Кто?
На иные вопросы не стоит искать ответа…
Л’тхарна привык доверять Рихарду. Беловолосый х’манк знает, что делает.
Это единственное, в чем вождь людей может найти покой.
Эскортный флот Начальника Порта не слишком велик – не больше, чем требует дипломатический этикет. Но у Л’тхарны слишком мало тех, кому он может безраздельно довериться. Их, надежных, нужно оставить на Порту следить за делами, нужно взять с собой как официальных лиц, нужно поставить охраной вокруг Рихарда. Из миллиона человек не насчиталось и сотни…
Он сам виноват в этом.
Он, Л’тхарна аи Р’харта, выродок, предавший славу отца.
«Даже хитроумный х’манк не смог бы сочетать такое, – горько думает Л’тхарна, – ожерелье из вражеских костей на груди и вражеские деньги на прокорм своих воинов». Кто знает, сумеет ли Д’йирхва удержать в повиновении обезумевшую челядь Цмайши? Во время пребывания Рихарда у Терадзавы Л’тхарна порой бывал близок к отчаянию.
«Зачем я все это делаю, Д’йирхва, клинок мой? – сказал он однажды. – Зачем вытаскивать из пропасти того, кто рвется на дно, упасть в груду костей героев и там издохнуть? Зачем заставлять жить того, кто не хочет жить?!»
«Когда вернется Р’йиххард, ты успокоишься».
«Да, я в тревоге, – выдохнул молодой вождь. – Я в тревоге. Ты помнишь, что было два десятилетия назад, сколько рождалось детей, что ели женщины, чем занимались воины. Если этот х’манк умрет, станет не хуже, чем сейчас. Станет хуже, чем тогда. Но я спросил тебя, Д’йирхва – зачем?»
«Те, кто действительно хотел светлой гибели, уже пируют с богами. Все эти, называющие себя наследниками древней чести, только ирхпа, возомнившие себя цангхъяр».
Тогда Л’тхарна начал смеяться.
«Второе лезвие» вопросительно повел ухом.
«Д’йирхва, ты видел когда-нибудь ирхпа? Цангхъяр? Хехрту? – спросил Л’тхарна. – Все это звери из сказок, да? Это звери с Кадары. С нашего мира. Мы там никогда не были, Д’йирхва!»
«Будем», – твердо отвечал «второе лезвие», сжав когтями кожу на его плече.
Будут ли?
Л’тхарна говорил с Рихардом раньше. Он хотел сделать на саммите заявление о том, что Кадара не уничтожена и на ней ведется добыча кемайла – в надежде, что резонанс в политической Галактике окажется достаточно сильным, чтобы вынудить Землю вернуть официальному рритскому правительству родную планету. Но Люнеманн честно сказал, что шансов мало. Чтобы чего-то требовать у х’манка, нужно иметь рычаги влияния. Силовые или экономические. Порт не может указывать Земле.
И все же он будет искать пути, он пообещал искать.
А если начнутся беспорядки на Порту? Семитерране сказали Рихарду, что неожиданностей в его отсутствие не случится. Но откуда им знать о Цмайши?
И почему Рихард поверил?
Клыки Л’тхарны полуобнажаются: знак не ярости, но тревоги.
Руки бывшего боевого пилота, главы охраны, заместителя Начальника Порта, занимаются привычным делом. Гиперкорабль опускается на покрытие взлетной площади. Чуть меньше века назад на эту планету садился челнок с огромного, примитивного заатмосферного корабля: х’манки, последняя разумная раса, подписывали древние договоры, входя в галактическое сообщество… и на вопрос: «Какие нам будут предоставлены права?» родной отец Л’тхарны ответил: «Какие-нибудь!»
Теперь все наоборот.
Не существует людей, исчезла Кадара, подмененная безликим номером в Ареале х’манков. Но нет и Дикого Порта, корсарской планеты, где находят приют представители любой расы.
Если Л’тхарна переменить положение бессилен, то о Рихарде так не скажешь.
«Ирмгард» приземляется так мягко, что лишь показания приборов свидетельствуют об этом. Даже человек, чуткий от природы и тренированный, как пристало воину, не чувствовал толчка, а хитроумный х’манк, занятый разговором, тем более остался в неведении. Можно послать сигнал на его браслетник, Рихард простит Л’тхарне неделикатность. Но испытывать его благорасположение сейчас вождь людей не решается. Прошло не более месяца с тех пор, как Люнеманн вернулся на Порт. Он побывал на Земле-2, держал совет с прежним Начальником, и с тех пор стал мрачен. Все три сердца Л’тхарны терзает уныние: он боится, что Рихард переменит план.
Где иной путь? Где иная надежда? Будущее у людей одно, как сердце у х’манка. Если лишиться его, станет смерть; ничего, кроме смерти.
Вождь прикрывает глаза. В горле рождается и гаснет глухой рык.
Признание нового субъекта межцивилизационного права – дело всех рас. Но возражать будут только х’манки. Рихард ведет игру с сородичами, и Л’тхарна не может ему помочь. Даже защитить – не может, потому что представляет сейчас на Анкай не Люнеманна и не Порт.
Себя.
Собственную расу, после лет ничтожества и двух проигранных войн вновь требующую признания.
Можно впасть в ужас, если думать об этом слишком много.
Л’тхарна аххар Суриши аи Р’харта поднимается с пилотского кресла.
«Космический ампир», самый затратный и самый помпезный архитектурный стиль, в каком когда-либо строили свои дворцы дети Земли, родился после успешного блицкрига против расы анкайи. В первые годы могущества, исследуя аннексированный рритский Ареал, разведчики Объединенного Совета случайно ушли в Ареал соседний. Одна из планет, на которую опускались «челноки», оказалась фантастически похожа на Землю.
По исследованиям чийенков, лучших этологов Галактики, лишь Homo sapience свойственен феномен моментального сращивания личности с имуществом.
Оставить сестру Земли в покое люди не могли. Ее можно было бы выменять, но недавние победители ррит не сочли достойным опускаться до торговли. Маленькая победоносная война подарила человечеству Землю-2; окрасила в сумрачные тона ореол прежней славы; выбор между бессмысленной агрессивностью ррит и неистовой алчностью хуманов прочим разумным перестал казаться таким однозначным, как прежде – что косвенным образом привело впоследствии ко Второй войне.
В архитектуре восторжествовал «космический ампир».
Основные черты этого стиля были заимствованы из классического искусства Анкай.
Сарказм истории.
…Свой аналог гравигенераторов у анкайи появился очень давно. По сравнительной шкале технического развития – много раньше, чем у людей.
Огромные усеченные пирамиды парят в воздухе легко, точно птичий пух. Модный среди земных дизайнеров анкайский орнамент на родине выглядит совершенно иначе, почти неузнаваемо. Уже смерклось. Холодает: с близких гор проливается ветер, родившийся в ледниках. Звезды центра Галактики светят ярче, чем огромная земная Луна. Листья, гладкие, твердые, словно маленькие зеркальца, отражают свет; парковые растения слабо лучатся, а там, где сгущается лес, стоит призрачное сияние. В проулках между постройками мрак и мгла.
Диск описывает гигантскую параболу, на миг почти исчезнув из поля зрения. Возвращается, и… о нет.
– Врежешься в Такахаси – убью, – негромко обещает Терадзава, следя за яхтой насмешливым взглядом.
Точно услышав, непутевый пилот разворачивает корабль, взмывая к солнцу меж двух украшенных льдами вершин.
Вторая попытка не лучше.
– Только не в эту гору! – молитвенно просит Сигэру. – На нее вид из чайного домика.
Он так увлечен метаниями Ийютаэ, что о прибытии «Ирмгард» сообщает ему Минако. Люнеманн, опытный боевой пилот, находится в согласии как со своим судном, так и с законами физики. И к шуткам действующий Начальник Порта склонен мало. Маленький космодром, укрытый от глаз обитателей дворца живописными скалами, без происшествий принял его корабль.
С минуту Сигэру любуется взрослой дочерью. Несравненная, она точно цветок, благоухающий в уединении меж скал Фурусато. Подобным изяществом, пожалуй, не смогли б похвалиться и дамы старых времен: под шелковыми кимоно древних красавиц не прятался биопластик, делающий походку легкой, а тело – гибким. Терадзава никогда не встречался с матерью девушки, даже фотография ее мелькнула, не оставив следа в памяти. В параметры отбора яйцеклетки не входили точеное лицо и нежная кожа. Внешность юной Ми-тян оказалась приятным сюрпризом.
О, химэ! она всецело заслуживает этого титула, принцесса…
– Ото-сан, – тихо говорит она, прерывая его раздумья. – Их двое.
Старый отец внимательно слушает.
– С ним женщина.
Он хмурится. Странно, непочтительно везти с собой к сенсею постороннюю женщину… Минако опускает прекрасные глаза, и отец с удивлением понимает: она испугана.
– Папа, пожалуйста, будь осторожен, – тихо произносит она. – Это особистка из Райского Сада.
Лицо отставного Начальника Порта омрачается. Он крайне сдержан в выражении эмоций, даже Минако не может понять, что он думает, – но отец недоволен, и оттого сердце дочери трепещет.
Стремясь скрыться от проницающего взора, Минако встает и включает голографический экран, выводя на него данные камер слежения. В полусотне метров от врат Кокоро бьется на ветру белый плащ Люнеманна, знак его королевского достоинства.
Ноздри старика хищно вздрагивают.
Об руку с действующим Начальником идет, словно Инь подле Ян, Анастис Чигракова, облаченная в черное.
Над Фурусато, личным архипелагом местера Терадзава, плывут в лазоревой вышине облака.
– Я живу так, как подобает жить старику, заботящемуся о своем здоровье, – говорит гостям Сигэру и открыто, дружелюбно улыбается, собирая морщины в лучистую маску. – Сейчас я стану наслаждаться беседой с вами, потом – чайной церемонией с любезнейшим Ийютаэ, а всю следующую неделю буду охотиться на киллеров. Мой дорогой враг Чарли по старой памяти подослал ко мне целых четыре штуки.
– Вы остались головорезом, сенсей, – поднимает брови Люнеманн. Трудно представить человека, в чьих устах ученическое обращение звучало бы менее естественно, чем в устах этого немца. Остается только смеяться, что Сигэру и делает.
– Попробуйте сказать, что вам это не по душе!
Веселы четверо – прежний и настоящий Начальники, семитерранка и Ийютаэ Атк-Этлаэк Этрима. Минако молчит, нежное лицо окаменело. Сигэру знает, куда она смотрит и что думает. Дочь боится за него; тепло отцовской любви затопляет железное сердце корсара.
– Все хорошо, милая, – говорит он ей на родном языке. – Будь приветливее.
Лаэкно клонит голову к плечу, глаза подергиваются опаловой дымкой: гостеприимный хозяин нарушает игру! Его слова непонятны!
Ритуал – основа коллективной психики большеокой расы. Мало какое интеллектуальное удовольствие может сравниться с изучением и точнейшим исполнением чужих ритуалов. Чем сложнее и непонятней игра, чем запутанней правила и сомнительней польза, тем лучше. Ийютаэ восхитительно перенимчив. Для Сигэру он прежде всего чудная игрушка, диковинное и забавное украшение; но, пожалуй, даже поняв это, лаэкно не будет в обиде.
Старик с задумчивым видом смотрит в землю. Поднимает лицо.
– Минако не ожидала вашего приезда, – со светской улыбкой говорит он Чиграковой. – Для церемонии, где среди приглашенных – женщина, да еще нежданная гостья, требуется совсем другой сорт чая.
Анастис улыбается чуть смущенно. Неважно, верит ли. Бывший корсар понял, что в базе ее компьютерного переводчика старояпонского нет.
Сосны, кипарисы, бамбук, вечнозеленый кустарник… флора Терры-без-номера так похожа на земную, что никто не утруждал себя перевозкой семян и саженцев. Никто, кроме местера Терадзава.
Затевая чайную церемонию, полагаться на грубые аналоги немыслимо.
Рамы в тясицу, чайном домике, сдвинуты. Порой по вечерам хозяин Фурусато любуется тем, как принадлежащие ему горы озаряет южный закат, как отрешенная Луна парит над морской гладью и белой вершиной Такахаси. Но в полдень краски недопустимо ярки.
Минако-химэ подбрасывает в жаровню немного древесного угля. Ее безупречная грация околдовывает, и заботы отступают – даже сейчас… Сигэру краем глаза наблюдает за семитерранкой. Та смущена, восхищена и растрогана, боится шевельнуться лишний раз, чтобы не нарушить какого-нибудь правила… у нее вид туристки, а не агента.
Внешность обманчива.
Как мог неглупый немец пойти на такое? Люнеманн столь опрометчив? Или столь уверен в своих силах и отчаянно смел, что решился заигрывать с уральским триумвиратом? Терадзава имел дело с этими бешеными гайдзинами еще когда они не набрали силу, когда Райский Сад только-только тянул нежные побеги к серому небу Седьмой Терры. Начальник Порта рано понял, с кем имеет дело, и сумел отступить благородно.
Исход открытого конфликта вряд ли можно предугадать, но попытка перехитрить семитерран – воистину дурная затея.
Минако взбивает чай веничком и протягивает чашку Ийютаэ. Длинные кисти лаэкно едва заметно опалесцируют в полутьме тясицу; серая кожа, чуть подсвеченная благоговением, удивительно гармонирует с серой глиной, которой отделаны стены, с грубой керамикой чашки и простым лакированным деревом. Огромные глаза Мастера игр прикрывает пленка век.
– Знаете, кого мне здесь не хватает? – доверительно замечает Терадзава, чуть щурясь. – Моего врага Чарли. Я бы рассказал ему о свитке в токонома… знакомый ему документ.
Люнеманн уже слышал эту историю, он лишь улыбается. Анастис косится в сторону ниши – там обычная электронная бумага.
– Это копия ордера на мою казнь, – с удовольствием сообщает хозяин. – Через год после выдачи ордер был аннулирован. Началась война, и я двинул флот к Чиинн-йенкьи.
– То была прекрасная игра! – с неподдельным восхищением подтверждает Ийютаэ. Безгубый рот изгибается в подобии человеческой улыбки: это выглядит очаровательно. – Родись вы одним из нас, лучшие из лучших почли бы за честь сыграть с вами.
– Я часто размышляю в одиночестве, созерцая этот свиток. Выдачи ордера добился от правительства Чарли. Он всегда умел дарить подарки.
– Удивительная история! – у Чиграковой не нашлось других слов, но Сигэру ее вполне понимает.
Занятно наблюдать, как особистка берет из рук Минако-химэ полную чашку. Движения обеих плавны и скупы, но семитерранка – точно пантера, готовая рвануться к цели, а в душе принцессы холодный змеиный покой…
– Нынче Чарли подарил мне лучших убийц, каких можно нанять за деньги, – полушутливо продолжает старый корсар, пристально наблюдая за особисткой.
Тень, промелькнувшую по лицу Люнеманна, замечают оба Терадзава.
Таких, как Анастис, за деньги нанять нельзя.
«А жаль, – внезапно думает старик. – Преинтересно было бы столкнуть их лбами». В мысли есть что-то помимо шутки, и поэтому Сигэру откладывает ее в дальний уголок памяти, чтобы обдумать позже.
Чигракова доброжелательно слушает.
Ийютаэ почти благоговейно наблюдает за игрой Мастера-х’манка.
– Если бы вам было дано задание убить меня, – с улыбкой спрашивает молодую женщину Терадзава, – какой способ вы бы избрали?
Анастасия пожимает плечами, ответная лукавая усмешка светится на ее лице.
– Есть много способов.
– Такая прекрасная местра, несомненно, применила бы самый изящный.
– О, право!.. вы обезоруживаете меня, Терадзава-сама, – ее кокетство безукоризненно. – Хорошо. Я угнала бы корабль Ийютаэ…
Атк-Этлаэк шокирован.
– …и нарушила бы ход церемонии в вашем чайном домике.
Атк-Этлаэк в ужасе куда большем, чем хозяин Фурусато. Того происходящее, в сущности, забавляет.
– Я был бы рад погибнуть так нетривиально, – смеется отрекшийся Начальник Порта. – Но, боюсь, обстоятельства сложились бы неудачно для вас.
Чигракова, не переменившись в лице, с прежней обольстительной улыбкой выслушивает, как именно.
Она не возражает, когда древний король изъявляет желание побеседовать со своим преемником наедине. Анастасия даже ответила согласием на формальное приглашение Минако-химэ, и та, скрепя сердце, вынуждена составить ей компанию на прогулке, рассказывать о Фурусато и ожерелье дворцов архипелага. Сигэру заметил, как удручила дочь непонятливость гайдзинки, и одарил милую Ми-тян еще одним ободряющим взором. Он и сам допустил промашку, безопасную, но досадную, попытавшись выбить из равновесия особистку Райского Сада. У мудрой принцессы должно выйти лучше.
О, эти люди! Пусть они будут самоуверенными, наглыми, грубыми и надменными – это послужит лишь к их позору. Но только не такими… обычными. Это непозволительно. Неправильно.
Форма должна соответствовать сути.
…Люнеманн шагает по тропе, сосредоточенно глядя под ноги. Темный песок прибит вчерашним дождем. Немец не настолько погружен в размышления, чтобы забыть о почтенном спутнике и его возрасте. Терадзава в прекрасной форме не только для собственных лет, но и для люнеманновых, однако показывать это не собирается. Пусть молодой король изъявляет почтение, умеряя шаги.
– Итак, новый саммит спустя год после предыдущего…
– Анкайский год.
– Полтора земных. Небольшая разница, учитывая, что прежде встречи случались что-то вроде раза в столетие, – иронизирует Терадзава.
– Моя рритская охрана находит, что х’манки торопливы, – тем же отвечает Люнеманн. – Учитывая их скорость реакции, это что-то да значит.
Японец останавливается.
– Взгляните, какой вид на залив, местер Люнеманн. Эти деревья – настоящие красные клены. Чудо, что они прижились здесь. Пройдет пара месяцев, и вид станет поистине божественным. Сейчас туман уже растаял, но по утрам здесь так тихо…
Рихард ждет. Попытки Сигэру, больше века не видевшего Земли, придумать собственную Японию могут вызвать умиление лишь у наивного человека. Терадзава эстет, но не романтик.
– А в отношении анкайских саммитов ваша рритская охрана тоже находит вас торопливым?
Вот оно.
– Вам все известно.
– Вам тоже, – кивает Сигэру. – Мы оба компетентные люди. Вы хотите знать мое мнение, Рихард?
– Я хочу получить ваш совет, любезный мес… сенсей. Я знаю, что вы и сейчас радеете о благе Порта.
Терадзава клонит лицо долу, превращаясь в сумрачного идола Власти.
– Признание Порта повлечет за собой чудовищные убытки для бизнесменов и столь же чудовищные прибыли для чиновников, – говорит он. Рихард терпеливо выслушивает давно известное: столетний старик ничего не говорит попусту. – Задолженность по налогам станет такой, что позволит ужасающее насилие над крупным капиталом. Поэтому любые взятки бессмысленны, правительство нашего Ареала признает Порт. Если вы откажетесь от одной дурной идеи.
Люнеманн поглощен созерцанием кленовой рощи.
– Индикарты галактического действия для всех граждан Порта, – продолжает бывший Начальник. – Почему вы непременно хотите оделить ими ррит? Сделайте для них исключение, и вы получите все.
Рихард отрицательно качает головой.
– Вы дали обещание? – полунасмешливо цедит Терадзава.
– Вы представляете себе короля, предающего свою гвардию?
– Признание колонии на Порту. Что дальше? признание Кадары и запрет на добычу кемайла? Возвращение планеты?
– Возможно.
– Конечно, возможно. Но это вскроет чудовищное количество военных и финансовых преступлений, немыслимые махинации с общественным мнением, фантастические подлоги. Те люди, которые именно ими заработали на свой биопластик, не только живы, но и находятся на высоких постах. Местер Люнеманн, на ваши условия Земля не пойдет никогда.
– Это проблемы Земли.
Японец разворачивается – выверенным, резким, совершенно не старческим движением. Взор его мрачен.
– Люнеманн! – он повышает голос. – Расторгните все договоры с Уралом, которые вы имели глупость заключить! Не вступайте ни в какие соглашения с ними, повторяю, ни в какие!
Рихард смотрит с вежливым удивлением.
В глазах Начальника Порта покой и холод.
– Вы даже не сможете пожалеть об этом, потому что просто ничего не поймете! – свирепо рубит старый корсар.
– Вас так страшит Райский Сад? – с легким сожалением спрашивает Люнеманн. – Чем семитерранская спецслужба отличается от остальных? С ними всего лишь нужно уметь обращаться.
– Это не спецслужба, – глухо рычит Сигэру.
– Что же, в таком случае?
– Вас не настораживает, что никто не знает ответа на этот вопрос?
В тени японских кленов шаловливо вьются, играют две терранские радужные ласки. Любовное посвистывание и воркование зверьков далеко разносится под кронами. Ветер чист и свеж, как колодезная вода.
– Я не собираюсь мешать Рихарду, – медленно и негромко говорит местер Терадзава. – Нет, я не стану ему мешать…
Стрекозой над осенним озером, неуловимой тенью взмывает «Ирмгард» над океаном, над горными пиками, над Кокоро, дворцом-сердцем. Сидя на террасе, возле жаровни, местер Терадзава, гостеприимный владелец архипелага, следит за яхтой сумрачным взором. Истекли три дня, диктованные этикетом, бывший Начальник не стал удерживать преемника, и провожать Люнеманна к космопорту тоже не счел нужным.
«Анкайский саммит, – думает Терадзава. – Люнеманн по-прежнему намерен добиться встречи в этом году… И она будет».
Минако-химэ подходит, кладет ладонь на отцовское плечо. Нежная рука девушки тяжела, как свинцовая. В такие минуты вспоминается, что в действительности принцессе сорок пять.
Старый отец печален.
– Гайдзин не хочет зависимости от Древней Земли. И не понимает, что ставит Порт в горшую зависимость от Седьмой Терры. Он думает, Урал – это та же Земля, только моложе, злей и сговорчивей.
Ми-тян, точно срезанный цветок, клонит голову набок: в прекрасных глазах внимчивая тихая грусть. Принцесса ворошит угли в жаровне. Покрытая старческими пятнами рука протягивается над алым пылом.
– Я не стану ему мешать, – раздельно повторяет Сигэру. – Я ему помогу… пусть он и не сразу поймет это.
Минако вскидывается в испуге.
– Ото-сан! – шепчет принцесса, – неужели ты пойдешь на…
– Ни в коем случае, милая, – успокаивает ее древний король. – Я только случайно уроню камень.
Медлит, грея над жаровней сухие кисти.
– Лавина сойдет сама. Она давно уже… собралась.
Терадзава думает, что Чарли по-прежнему весел и не скупится на подарки, но Айлэнд Инк переживает не лучшие времена. Когда Айлэнд делает три модели «крыс» для среднего класса, семитерране делают одну, и с ней захватывают рынок. Чарли пока держится на гиперкораблях, но эксклюзивные яхты корпорацию не спасут. Да что Чарли… так везде. Фармацевтика, вооружения, высокие технологии – производство ушло на колонии, и с ним уходят деньги. Это не умысел Урала, это поступь времени. Семитерране всего лишь оказались на острие.
Промышленный союз трещит по швам. Внешние территории требуют свободной конкуренции, а Земля не может на это пойти, если не хочет стать планетой для туристов.
Пока Ареал человечества раздирают экономические войны, Дикий Порт процветает. Немудрено, что Люнеманн решил воссесть в круге сильных… Если Айлэнд признает «Фанкаделик» и должен будет выплатить налоги, он разорится. Если не признает – тоже.
Терадзава самодовольно усмехается: нужно вовремя удаляться от дел.
И все же, раз приняв руку Седьмой Терры, удержать независимость Порт не сумеет. Объединенный Совет Ареала мог бы аннексировать его, превратив в колонию, но триумвират не совершит такой глупости. Всерасовое государство станет мощным оружием в руках уральцев. Кто знает, к чему это приведет…
Владыка ушедшей эпохи открывает глаза. Безупречная кожа дочери чуть розовеет от ветра; принцесса так неподвижна, что, кажется, вовсе не дышит. Она совершенна, как статуэтка.
– Не думай об этом слишком много, милая, – ласково советует он. – Лучше скажи, какова показалась тебе райская птица Анастис?
– Она дитя, – после недолгого размышления уверенно отвечает Минако. – Хорошо обученное, очень умное, жестокое и хладнокровное, веселое и искреннее дитя.
Сигэру улыбается. Мудрая Минако-химэ подтвердила его догадки. Триумвиры Урала – чудовищная сила, несравненные игроки, но прочие…
– Все они – дети, – повторяет принцесса тихо, поднимая к небу фарфоровое лицо.
– Значит, нужно дать райским детям игрушку, которая займет их всецело. И при этом вывести из игры Высокую тройку…
Минако безмолвна. Тишина длится так долго, что угли в жаровне успевают подернуться пеплом.
– О чем ты думаешь, ото-сан?.. – едва слышно шепчет принцесса.
Под навесом шумно хлопает крыльями белый голубь.
– Я прожил достаточно, чтобы умереть, – медленно произносит Сигэру. – Но я не хочу перед смертью увидеть, как обрушится все, что я построил.
Ийютаэ Атк-Этлаэк Этрима вернулся с прогулки. Его легкий диск зависает над Такахаси. Картина странная и прекрасная: в двадцатом веке так рисовали Шамбалу.
Сладостная Анкай.
Под стальным брюхом корабля плавится золото. Экраны, оформленные как огромные иллюминаторы, открывают вид на Анкай из ближнего космоса. Половину обзора заполняет безразличная чернота ночи, другую – лучезарный свет. Яхта плывет над дневной стороной планеты в тысячах километров от золотых и жемчужных облаков прекрасной Анкай. Сотню веков назад, когда в сердце Сахары цвели цветы, когда до фараона Мену, объединившего Древний Египет, должны были смениться еще поколения и поколения, было так: сладостная Анкай, привольная Чиинн-йенкьи, светлый Цоосцефтес, царственная Кадара…
Самую юную из столиц именуют ныне Древней Землей.
«Ирмгард» направляется к космодрому. Ее ведет потомок тех, чей мир царствовал над Галактикой всегда – исключая последние шестьдесят лет.
Рихард в салоне беседует со странной женщиной по имени Анастасия. В ее движениях, в ее запахе сквозит нечто, заставляющее Л’тхарну беспокоиться: он хорошо знает х’манков, и если попытаться не верить глазам, можно допустить мысль, что она и не х’манк вовсе.
Кто?
На иные вопросы не стоит искать ответа…
Л’тхарна привык доверять Рихарду. Беловолосый х’манк знает, что делает.
Это единственное, в чем вождь людей может найти покой.
Эскортный флот Начальника Порта не слишком велик – не больше, чем требует дипломатический этикет. Но у Л’тхарны слишком мало тех, кому он может безраздельно довериться. Их, надежных, нужно оставить на Порту следить за делами, нужно взять с собой как официальных лиц, нужно поставить охраной вокруг Рихарда. Из миллиона человек не насчиталось и сотни…
Он сам виноват в этом.
Он, Л’тхарна аи Р’харта, выродок, предавший славу отца.
«Даже хитроумный х’манк не смог бы сочетать такое, – горько думает Л’тхарна, – ожерелье из вражеских костей на груди и вражеские деньги на прокорм своих воинов». Кто знает, сумеет ли Д’йирхва удержать в повиновении обезумевшую челядь Цмайши? Во время пребывания Рихарда у Терадзавы Л’тхарна порой бывал близок к отчаянию.
«Зачем я все это делаю, Д’йирхва, клинок мой? – сказал он однажды. – Зачем вытаскивать из пропасти того, кто рвется на дно, упасть в груду костей героев и там издохнуть? Зачем заставлять жить того, кто не хочет жить?!»
«Когда вернется Р’йиххард, ты успокоишься».
«Да, я в тревоге, – выдохнул молодой вождь. – Я в тревоге. Ты помнишь, что было два десятилетия назад, сколько рождалось детей, что ели женщины, чем занимались воины. Если этот х’манк умрет, станет не хуже, чем сейчас. Станет хуже, чем тогда. Но я спросил тебя, Д’йирхва – зачем?»
«Те, кто действительно хотел светлой гибели, уже пируют с богами. Все эти, называющие себя наследниками древней чести, только ирхпа, возомнившие себя цангхъяр».
Тогда Л’тхарна начал смеяться.
«Второе лезвие» вопросительно повел ухом.
«Д’йирхва, ты видел когда-нибудь ирхпа? Цангхъяр? Хехрту? – спросил Л’тхарна. – Все это звери из сказок, да? Это звери с Кадары. С нашего мира. Мы там никогда не были, Д’йирхва!»
«Будем», – твердо отвечал «второе лезвие», сжав когтями кожу на его плече.
Будут ли?
Л’тхарна говорил с Рихардом раньше. Он хотел сделать на саммите заявление о том, что Кадара не уничтожена и на ней ведется добыча кемайла – в надежде, что резонанс в политической Галактике окажется достаточно сильным, чтобы вынудить Землю вернуть официальному рритскому правительству родную планету. Но Люнеманн честно сказал, что шансов мало. Чтобы чего-то требовать у х’манка, нужно иметь рычаги влияния. Силовые или экономические. Порт не может указывать Земле.
И все же он будет искать пути, он пообещал искать.
А если начнутся беспорядки на Порту? Семитерране сказали Рихарду, что неожиданностей в его отсутствие не случится. Но откуда им знать о Цмайши?
И почему Рихард поверил?
Клыки Л’тхарны полуобнажаются: знак не ярости, но тревоги.
Руки бывшего боевого пилота, главы охраны, заместителя Начальника Порта, занимаются привычным делом. Гиперкорабль опускается на покрытие взлетной площади. Чуть меньше века назад на эту планету садился челнок с огромного, примитивного заатмосферного корабля: х’манки, последняя разумная раса, подписывали древние договоры, входя в галактическое сообщество… и на вопрос: «Какие нам будут предоставлены права?» родной отец Л’тхарны ответил: «Какие-нибудь!»
Теперь все наоборот.
Не существует людей, исчезла Кадара, подмененная безликим номером в Ареале х’манков. Но нет и Дикого Порта, корсарской планеты, где находят приют представители любой расы.
Если Л’тхарна переменить положение бессилен, то о Рихарде так не скажешь.
«Ирмгард» приземляется так мягко, что лишь показания приборов свидетельствуют об этом. Даже человек, чуткий от природы и тренированный, как пристало воину, не чувствовал толчка, а хитроумный х’манк, занятый разговором, тем более остался в неведении. Можно послать сигнал на его браслетник, Рихард простит Л’тхарне неделикатность. Но испытывать его благорасположение сейчас вождь людей не решается. Прошло не более месяца с тех пор, как Люнеманн вернулся на Порт. Он побывал на Земле-2, держал совет с прежним Начальником, и с тех пор стал мрачен. Все три сердца Л’тхарны терзает уныние: он боится, что Рихард переменит план.
Где иной путь? Где иная надежда? Будущее у людей одно, как сердце у х’манка. Если лишиться его, станет смерть; ничего, кроме смерти.
Вождь прикрывает глаза. В горле рождается и гаснет глухой рык.
Признание нового субъекта межцивилизационного права – дело всех рас. Но возражать будут только х’манки. Рихард ведет игру с сородичами, и Л’тхарна не может ему помочь. Даже защитить – не может, потому что представляет сейчас на Анкай не Люнеманна и не Порт.
Себя.
Собственную расу, после лет ничтожества и двух проигранных войн вновь требующую признания.
Можно впасть в ужас, если думать об этом слишком много.
Л’тхарна аххар Суриши аи Р’харта поднимается с пилотского кресла.
«Космический ампир», самый затратный и самый помпезный архитектурный стиль, в каком когда-либо строили свои дворцы дети Земли, родился после успешного блицкрига против расы анкайи. В первые годы могущества, исследуя аннексированный рритский Ареал, разведчики Объединенного Совета случайно ушли в Ареал соседний. Одна из планет, на которую опускались «челноки», оказалась фантастически похожа на Землю.
По исследованиям чийенков, лучших этологов Галактики, лишь Homo sapience свойственен феномен моментального сращивания личности с имуществом.
Оставить сестру Земли в покое люди не могли. Ее можно было бы выменять, но недавние победители ррит не сочли достойным опускаться до торговли. Маленькая победоносная война подарила человечеству Землю-2; окрасила в сумрачные тона ореол прежней славы; выбор между бессмысленной агрессивностью ррит и неистовой алчностью хуманов прочим разумным перестал казаться таким однозначным, как прежде – что косвенным образом привело впоследствии ко Второй войне.
В архитектуре восторжествовал «космический ампир».
Основные черты этого стиля были заимствованы из классического искусства Анкай.
Сарказм истории.
…Свой аналог гравигенераторов у анкайи появился очень давно. По сравнительной шкале технического развития – много раньше, чем у людей.
Огромные усеченные пирамиды парят в воздухе легко, точно птичий пух. Модный среди земных дизайнеров анкайский орнамент на родине выглядит совершенно иначе, почти неузнаваемо. Уже смерклось. Холодает: с близких гор проливается ветер, родившийся в ледниках. Звезды центра Галактики светят ярче, чем огромная земная Луна. Листья, гладкие, твердые, словно маленькие зеркальца, отражают свет; парковые растения слабо лучатся, а там, где сгущается лес, стоит призрачное сияние. В проулках между постройками мрак и мгла.