– Про Юру я рассказывать не буду, – сощурилась Алентипална. – Он – тайна.
   Света забывала дышать. Как-то не вышло начать бояться, а что еще тут чувствовать, она не знала. Даже удивления не было.
   С ней должно было случиться чудо – и оно случалось.
   – Мы пришли к тебе.
   И Солнце повторил эхом, присев на корточки рядом со скамейкой, глядя улыбчиво:
   – Мы пришли за тобой, – а потом вдруг сгреб ее в охапку и устроил у себя на руках, как звереныша; она и вскрикнуть не успела. Таращилась на них почти невежливо. Руки Солнца, по-настоящему горячие, обжигали бока сквозь кофту. Алентипална накрыла лапку девочки, вцепившуюся в солнечное плечо, своей маленькой белой кистью.
   «Это Волшебная Бабушка, – поняла Света. – Это не сказка. Это она и есть. Волшебная Бабушка».
   Не получалось поверить.
   «Это значит, я выздоровею?»
   Баба Тиша смотрела, улыбаясь волшебной улыбкой, и в глазах ее отражались деревья и небо.
 
   – Мурятам нельзя мороженое… – повторила Света.
   – Вот и ешь, – сказал Кайман. – За всех.
   Солнце посмотрел на него с укоризной.
   – А Синий Птиц тоже здесь? – внезапно спросила Света.
   – Вроде, да, – поморщился Костя. – Он-то тебе зачем?
   – Выпускной, – сурово ответила она, облизывая ложку.
   – Чего? – не понял Юра.
   – Эх ты, Крокодилыч, – с удовольствием укорил Солнце. – Забыл?
   – Забыл, – повинился тот. – Прости, Свет. Ты ж из нас самый взрослый человечек, я и забыл, что ты еще учишься…
   – Синий Птиц, – сказала Света, – в прошлом году выпускной ставил. И в позапрошлом. И свой собственный. И это было круто. Пусть мой тоже ставит – я его уломаю!
 
   В Городе действительно не было крытых причалов. Судоремонтный заводик вынесли за городскую черту, за мыс – чтобы не портил вида и не уродовал линию пляжей.
   Лето еще не успело начаться, а солнце уже спалило траву на открытых местах. Пологая вершина маленького полуострова стала желтой и казалась лысой. Над ней высился угловатый, угрожающий силуэт: Дельта стоял на задних лапах, упираясь хвостом. Черный, недвижный, дракон казался неживым и вообще небелковым. Современная скульптура: памятник динозавру, спаянный из запчастей. Он смотрел вдаль, на другой край широкого залива, по берегу которого раскинулся Город, на мыс, за которым творилось странное. Семитерране остерегались приближаться к заводу. В ночь прибытия Дельта плавал туда один.
   Ития, супруга Дельты, уже начала проявлять власть, готовясь к роли Великой Матери. У Лилен до сих пор мурашки бегали по спине, когда она вспоминала волну мыслечувств Нитокрис по этому поводу. Старшая разрывалась между гневом и одобрением, и вдобавок сама над собой смеялась – очень по-человечески; хотя, может, в человеческом языке просто находились подходящие слова для эмоций нуктихи, и оттого казалось похоже…
   «Почувствуй себя экстрим-оператором».
   Чья это была мысль, и чья ирония, Лилен никак не могла определить.
   «Ты же хотела?» – «Я же хотела…»
   Нитокрис? Ития, попросившая четвертого мужа сопровождать маленькую мягкокожую женщину? Женщина намеревалась выполнить свой долг – загрызть врагов, но у нее не было сильных сыновей, и сопровождавшие ее мужчины все были сплошь маленькие и мягкокожие, негодящие для настоящего боя… Это могла быть мысль самого Дельты, который не одобрял Малыша, позволившего себе умереть, и собирался заменять его некоторое время, до тех пор, пока Лилен действительно не станет взрослой. С его точки зрения.
   «Я так хотела быть экстрим-оператором».
   Ненадолго. Лишь в пределах мирной цветущей Терры-без-номера.
   И все же.
   Лилен не сумела уследить за движением: только что нукта стоял неподвижно на вершине холма и вот он уже рядом. Опусти ладонь – рискуешь обрезаться о спинной гребень.
   Север скосил на Дельту глаза и улыбнулся.
   «Все они странные, – словами, как самка, сказал Дельта про семитерран. – Но похожи на тебя».
   Лилен поняла это так, что они ему нравятся.
   А Майк действительно остался индифферентен. Лилен подозревала, что он очень удивится, когда поднимет нос от текста и осознает, что ее нет рядом. Север попытался выразить режиссеру свое почтение, но тот, кажется, вообще не понял, что это было. Лилен стало стыдно за него; Шеверинский утешительно сказал, что навидался таких. И вообще при нем болтается псих куда больший.
   – Либо-либо, – процедил Димочка.
   – Что?
   – Либо они добили свою программу и смотались с планеты, либо нет. Если первое – можно спокойно идти и копать, что-нибудь да накопаем по мелочи. Если второе…
   – А вероятность есть? – каким-то странным тоном спросил Шеверинский.
   – Есть… – медленно ответил Птиц, подумал и добавил уверенно, – они нас уже увидели.
   – И Дельту? – Лилен перепугалась. – Они поняли, что это из Джеймсона! Они…
   – Тшш! – прицыкнула Таисия.
   – На каком расстоянии ты держишь связь с нуктой? – Птиц смотрел на золотящуюся морскую гладь.
   – Через океан не держу, – фыркнула Лилен. – Километр, пожалуй.
   – Он что-нибудь видел?
   – Да, – экстрим-оператор изо всех сил старалась сохранять сухой деловой тон. – Видимая ограда хлипкая, примитивная, из сетки.
   – Видимая?!
   – За ней – гравитационный щит.
   – Сплошной? – в отличие от прочих, Димочка совершенно не был удивлен. Щит, игрушка военно-космическая, на поверхностях практически не применяющаяся, служил бесспорным доказательством его правоты.
   Увидели.
   Вероятно, давно.
   – Открыто со стороны моря. И сегмент на воротах. Завод работает как обычно.
   – Ясно… Лилен, – вдруг с гаденькой ухмылкой заговорил Димочка, – скажи честно, ты трусиха? Не стесняйся, я люблю робких девушек.
   – Слушай, ты!..
   – Дима, ну в самом деле!
   – Я серьезно, – тот кинул на Шеверинского веселый взгляд. – С Кнопкой мы бы сейчас сыграли, разве нет?
   – Без санкции? – усомнился Север.
   – Тасик, у тебя есть какие-нибудь санкции? Мне, например, они не нужны, – Птиц нехорошо сиял. – Можешь позвонить Ийке, даю гарантию, что она скажет: «Поехали!» и даже махнет рукой.
   Чигракова поморщилась.
   – Батя разрешил применять силу, – нехотя призналась она. – Теоретически. В крайнем случае и только набело.
   Птиц заморгал и потупился.
   – Во что играем? – поинтересовалась Лилен, опуская ладонь на бронированное темя Дельты жестом царицы амазонок. Дракон воинственно зашипел.
   – Скучно мне, – не замечая ее, пожаловался Димочка. – А сама по себе агентура Особого отдела при Минколоний считается крайним случаем?
 
   Еще Птиц заявил, что он большой мастак применять силу теоретически. Почему-то семитерране очень обрадовались и одобрили.
   – Люди… – Димочка шевелил пальцами, готовясь выдать нечто глубокое и философское, – люди очень нестойкие существа. С ними случаются всякие забавные вещи. Например, помутнение сознания. Или зубная боль. Или вот еще – понос.
   Лилен не вникала.
   Она думала, что когда-то мама тоже была агентом этого самого отдела при Минколоний. Тогда он назывался Центр, а фамилия в маминой индикарте значилась «Лорцинг». И сертификат у нее был специальный, с ограничением в правах. Янина Лорцинг, агент на заданиях особой категории.
   Смертник.
   Ей раз за разом невероятно везло, она возвращалась с одного заброса за другим почти невредимая, но люди со специальным сертификатом не живут долго. Еще немного, и агент Лорцинг выбыла бы из списков.
   Мама сумела вырваться из их лап. Ее спас папа, закрыл своим авторитетом мастера. Они прожили двадцать счастливых лет, думая, что страшный Центр расформирован и опасаться нечего…
   Запоздалая месть? Но вряд ли Центр снова возглавили те же люди. Часть нового плана?
   …А ведь те, кто работал там, на заводе, кто вел экраноплан через море, чтобы убить – они тоже могли быть смертниками.
   Такими, как мама когда-то.
   – Сегодня суббота, – сказал Птиц, улыбаясь. Соленый ветер, трепавший его волосы, доносил влажное дыхание моря. Пляжный шум накатывал волнами, вместе с прибоем.
   Они пятеро шли по самому началу набережной, с окраины Города к центру, мимо бесплатных пляжей, грязноватых и битком набитых веселым людом, мимо полупустых летних кафе, где отцы семейств пили коктейли и пиво, мимо аттракционов, лотков с мишурой и уличных шаржистов, мимо мастерских, где делали временные тату.
   Трое семитерран и экстрим-команда.
   Пляж от улицы отделяла здесь не высокая узорчатая ограда, как в центре, а только ряд бетонных блоков. Величественно шагавшего Дельту провожали десятки взглядов, и вслед лился шепоток. Лилен определяли настоящим оператором, уже закончившей Академию. Нукта недоумевал – разве можно спутать? Маленькая женщина ему как дочь, не как подруга, и это всякому видно.
   Когда первый не в меру любопытный малыш перевалился через бордюр и потрогал дельтин хвост, Лилен задохнулась от испуга. Приказывать мужу Итии она не могла, а взрослый дракон, нечасто беседовавший с людьми, из малышей знавшийся только с Улянкой, мог отреагировать по-всякому…
   Дельта подумал о ней укоризненно.
   Смертоносный хвост мягко обхватил карапуза поперек груди и приподнял. Текучим движением живое оружие изогнулось в кольцо и потянуло морду к ребенку.
   Ополоумевшая от страха мать, спотыкаясь, бежала к ним через пляж, не зная, что и кому кричать – то ли своему Нику, чтоб не трогал дракона, то ли оператору – чтобы убрала страшную тварь.
   Ник вовсю гладил нукту по губам и носу. Мысли Дельты искрились от смеха.
   Лилен, наконец, очнулась.
   – Шейку ему почеши, – указала она и засмеялась: Ник с энтузиазмом последовал совету.
   Теперь на них смотрело, кажется, пол-Города. Мать дружелюбного Ника не могла оправиться от страха; стала рядом, следить за сыном. Тот, отпущенный, разочарованно хлюпал носом: гладить четырехметровую громадину рванулся чуть не весь пляж, и Нику не осталось ни внимания, ни места.
   Облепленный крохотными мягкокожими существами Дельта урчал, свистел и блаженствовал, объясняя Лилен, что все дети одинаковы, а его грядущее отцовство сверх меры волнительно и желанно. И маленьких нукт он так же бережно станет катать на спине, обнимать хвостом и думать им ласковые мысли… ты прав, будущий мужчина, вафли со сгущенкой – самое то, что едят боевые драконы. Помню, когда-то и я угощал отцов прайда первой добычей…
   Таис, наклонившая голову к плечу, вся превратилась в улыбку. Север смеялся, – а Лилен нервничала. Невесть отчего. Кажется, все складывалось неплохо, картина перед глазами нарисовалась умильная до невозможности, и расследование шло…
   – Сегодня суббота, – где-то далеко с недоброй усмешкой шептал под нос себе Синий Птиц, – выходной. Есть вероятность, что рабочие завода отдыхают… и парни с Земли решили отдышаться немного… солнце, воздух и оперативная работа укрепляют организм.
   Наконец, Лилен оторвала взгляд от сентиментальной сценки «дети и биологическое оружие» и обернулась.
   Димочка уходил по набережной. Походкой мартовского кота, сунув большие пальцы за пояс, встряхивая длинными перьями стрижки. Кажется, что-то насвистывал. Птиц шел среди людей и витрин, небрежный, сияющий, льдисто-белый среди жаркого Города, многокрасочного, как цветник. «Он работает»: мысль показалась чужой и странной. Лилен по-прежнему не понимала, что он делает, но видела, как от этого что-то меняется.
   Рядом был нукта, державший с нею телепатическую связь постоянно, хоть и в фоновом режиме. Может, поэтому она начала различать.
   У Homo sapience в целом крайне слаба способность к телепатии.
   Но если очень упорно учиться двигать ушами, в конце концов начнешь ими двигать.
   Сознание еще не освоило новый рецептор, и поэтому информация требовала перевода в привычную форму. Лилен ВИДЕЛА. Синий Птиц ступал по гранитным плитам, и мир кругом него словно терял глубину, становился очень качественной, подробно выписанной локацией, вещи превращались в объекты, люди делались персонажами… виртуальное пространство не менее реально, чем любое другое, просто свойства его иные. И оно подвластно программированию… редактуре… коррекции…
   Девушка смотрела, как загипнотизированная, забыв обо всем. Лишь пронзительно высокий свист Дельты, сопровождавшийся ощутимым пиханием башкой пониже спины, вернул ее к реальности. Лилен растерянно обернулась. Чигракова и Север улыбались ей – одинаково понимающе и тепло.
   Птиц, красуясь, шел-шел по локации и вдруг выхватил из толпы дистрофичного парня, облаченного лишь в плавки, браслетник и мокрое полотенце.
   Таисия и Шеверинский синхронно метнулись к Птицу, оставив растерянную Лилен с ее живым оружием. Она почувствовала, как напрягся Дельта; он никогда не участвовал в боях, но Малыш много порассказал, и нукта приготовился выполнять приказы.
   – Когда платить собираемся? – во всеуслышание, раздраженно и нагло рявкнул Димочка.
   – Ч-чего? – обалдело выдохнул худосочный.
   – Деньги где?
   – Ты… вообще…
   Лилен пришла к выводу, что дистрофичный в чем-то замешан. В долг у Птица явно не брал. Она собралась позвать Дельту, отвлечь оружие от милых его сердцам ребятишек: пусть постережет этого типа или испугает для разговорчивости. Но Север едва заметно покачал головой.
   Дельта играл, изображая то качели, то лошадку. Малолетняя публика стояла кругом и дико визжала просто от сознания крутости происходящего. Кто-то из родителей принес большой яркий мяч. Сначала получилась куча мала, а потом из нее потихоньку начал собираться волейбольный матч с поправкой на возраст одних и биологический вид других участников.
   Вся улица пялилась на дракона. Весь пляж.
   Лилен поняла.
   – Вы чего… – из последних сил лепетал парень, – я… это… ошиблись…
   – Да-да, вы серьезно ошиблись, – проворковал Синий Птиц, сладко жмурясь. – Обсудим этот вопрос в спокойной обстановке? – и пошел на шугающуюся жертву, вынуждая ее отступать в темный проулок.
   И лишнего внимания это не привлекло. Где дешевизна, там бедность, где бедность, там невыплаченные долги. В паре взглядов, брошенных следом, мелькнуло подобие одобрения.
   Экстрим-оператор остановилась за спинами семитерран в самом начале проулка. Связь с Дельтой она удерживала и на большем расстоянии, но так ее могли видеть люди и знать, что дракон управляем.
   Злосчастный парень дрожал коленками и сползал по стене, к которой его притиснул Синий Птиц. Лилен и представить не могла, что в женоподобном Димочке окажется столько правильной армейской агрессии.
   – Имя?
   – Ф-фрэнк… Фрэнк Лоу.
   – Место работы?
   – Су… с-су…
   – Этого трудно не заметить, – ласково сказал Птиц. – Где впахиваешь, Фрэнни?
   – С-судоремонт… ный.
   – Тасик, Север, уличные камеры, – сухо напомнил Птиц.
   – Обижаешь, – сказал Шеверинский совсем не так, как говорил обычно. Тоном уверенного в себе – и жестокого – человека. Лилен сглотнула. – Уже сгорели.
   – Свидетелей беру на себя.
   Лилен не поняла, каким образом Птиц собирается их брать, но зато поняла, как можно Димочкой очароваться.
   Он был прекрасен.
   Птиц вздернул костлявого за шиворот.
   – Земляне, – сказал коротко. – Они здесь?
   – Да. – Фрэнк сознавал, что строить дурачка неразумно.
   – Экраноплан.
   – В доке.
   – «Крыса»?
   – Они свою «крысу» привезли, на гипере привезли, прямо с Земли, – зачастил парень, – она сначала в гараже стояла, я метку видел, когда по гаражу дежурил, потом на э-план завели, я подумал, чего это они свою машину черт-те куда везут, чем тут в прокат взять, обыкновенная машина, уральская, «Зоря Купава»… я номера не помню, правда не помню!
   – Ящики. Железные ящики.
   Местер Лоу покорно кивнул и добавил:
   – Они их называли «Скепсис».
   – Умница.
   – Значит, эта хрень до сих пор здесь… – пробормотал Шеверинский.
   – Значит, они не добили программу. Догадываешься, что дальше по списку? – саркастически поинтересовался Димочка.
   То ли заводчанин со страху не понял, к кому обращается Птиц, то ли решил поднабрать баллов, помогая следствию.
   – Они говорили, что уральцы прилетят… скоро…
   Уральцы обменялись взглядами понимающими и мрачными.
   Таис Чигракова поджала губы.
   – Сколько их? – с нажимом продолжил Птиц.
   – На заводе было человек пять… шесть. Но они говорили. Их больше. Я не знаю, сколько. Пожалуйста, я просто…
   – Что за люди?
   В браслетниках троих особистов работали камеры. Фрэнк заикался и мямлил. Похоже было, что он насмотрелся триллеров с детективами и пытается говорить как следует – ясно, по существу, не зля допросчиков. Только нервы сдавали, и вместо четкой розыскной ориентировки выходила путаная полумольба.
   – Пожалуйста, я тут ни при чем, я просто…
   – Ты умница, – утешил Димочка. – Не бойся, мы тебя отпустим.
   – Правда? – всхлипнул парень.
   – Конечно, – Синий Птиц расцвел улыбкой. – Вот уже отпустили. Свободен.
   Тот не двинулся с места, только челюсть уронил.
   – Свободен, – наставительно повторил Димочка. – Иди-иди. Шагай. Я Синий Птиц, приношу счастье. Так что будь.
   Семитерране долго смотрели вслед уходящему. Молчали. Лилен не решалась подавать голос. Наконец, Шеверинский, глядя в землю, спросил:
   – Что ты ему спел?
   – Ничего особенного, – брови Димочки поползли вверх. – Он не пойдет в полицию, и докладывать хозяевам, из-за которых так попал, тоже повременит. Он захочет отпраздновать то, что остался жив, нажрется как свинья и полезет купаться…
   – Ты видишь будущее?.. – потрясенно прошептала Лилен.
   – Ути, деточка, – мерзко умилился Птиц. – Лучше. Я корректор.
 
   – То есть, – хмуро сказала Таисия, – они ждут, когда сюда прилетят БББ? И тогда…
   Лилен молчала, пытаясь переварить услышанное и увиденное. Все это смахивало на мистику. Железные ящики под нелепым названием «Скепсис». Агенты Древней Земли со своей программой. Синий Птиц. Откровенно говоря, больше всего Лили Марлен интересовала собственная роль в происходящем. Таисия сказала, что они команда. Значит, она необходима. Значит, имеет право знать. И они ей расскажут – неторопливо и обстоятельно. Непременно.
   Все это было значительно интересней, чем Макферсон и тридцать дублей взгляда в камеру.
   – Надо что-то делать, – Птиц цеплял браслетник на руку. Его черты заострились, из облика пропало всякое жеманство, остались уверенность и сарказм.
   – Нас мало, – тихо сказала Чигракова. – Все серьезнее, чем казалось. Нужно доложить координаторам. Может, БББ отменят прилет.
   – Не отменят, – покачал головой Север. – Это не визит вежливости.
   Таисия моргнула.
   – Нда… Но все равно…
   – Тасик, здесь я, – мягко сказал Димочка.
   После всего произошедшего птичье самомнение уже не казалось таким возмутительным.
   – Вы не полная команда, – отрезала та. – Лили молодец, но она действует сейчас на чистом инстинкте. Понадобится что-то сложнее – и все.
   «Я – действую?» – изумилась Лилен. Она, кажется, только присутствовала.
   …И тут Шеверинскому пришел вызов.
   Первые же звуки мелодии заставили Таис и Димочку прервать спор и уставиться на Севера так, будто от него должна была изойти благодать. «Наши?..» – успел удивиться Синий Птиц, пока налаживался визуальный контакт.
   В голограмме дружески заухмылялся патлатый блондин, богатырским сложением напоминавший самого Севера.
   – Елки-палки, Солнце! – радостно возопил Шеверинский.
   Птиц тихо, шизофренически захихикал.
   – А-ах, гребаный фонарь… Так и знал, что увижу эту рожу…
   Красивое славянское лицо Солнца потемнело.
   – Да он как всегда, – махнул рукой на спутника Шеверинский. – А ты тут? В Городе? Какими судьбами?
   – Да вот занесло.
   – В отпуск, что ли? Вы ж на Третьей Терре…
   – Ну не то чтобы в отпуск, – погрустнел Солнце.
   – Больших «Б» охранять? – понимающе улыбался Север.
   – Да ты что, – с коварным видом отнекался Солнце. – Рядом ошиваться.
   – Понял, – отрапортовал Шеверинский и выразительно подвигал бровью. Солнце хохотнул.
   – А Таська-Тройняшка не знаешь где?
   – Тут, тут я! – Чигракова сунулась в область съемки.
   – И ты тут! – просиял патлатый. – Ну все, собираемся.
   – Костя, – поморщилась она, – у нас вообще-то дела…
   – У нас тоже дела, – сообщил тот. – Вот и сверим часы. Езжайте в центр. Собираемся в «Пелагиали». А вы вообще знаете, чего в Эрэс сейчас творится?
   – Нет. Откуда?
   – Мы тут одичали вконец, – встряла Таисия, – даже новостей не смотрим.
   – Новостей? – потрясенно мотнул головой Солнце. – Ну хоть про Анкай-то слышали?
   – Нет.
   – Ютить вашу мать… – Полетаев уставился на них как на экспонатов. – Не слышали? Вообще?
   Лица семитерран стали тревожными. Солнце растерянно заозирался, набрал воздуху в грудь, и наконец, выпалил:
   – В БББ стреляли!

Глава девятая. Тянутся минуты

   Начальник Порта, склоненный над Л’тхарной, не видит, как отходит в сторону триумвир, слегка побледневший, но по-прежнему ироничный. Над анкайским садом мчится «крыса» людской модели, семитерранская «Зоря»: Ценкович вызвал в помощь своих медиков. Появляются носилки, маска, гравитационная «ромашка» для удобной перевязки. Деловая суета немного успокаивает Люнеманна. Здесь компетентные, ответственные, высокооплачиваемые – с них можно требовать и спрашивать. И все же на сердце горит и ширится лучевой ожог: Рихард понимает, что человеческая медицина мало чем способна помочь ррит.
   Будь Л’тхарна человеком, первую, возможно, единственно необходимую помощь ему бы смог оказать сам Рихард. Секунды не колебался бы. Снять биопластиковый костюм и отправить на тело раненого. Умело управляемое, чудодейственное вещество стало бы и бинтом, и бактерицидной мазью, и стимулятором регенерации, и анестетиком; даже безопасно и безболезненно извлечь пули ему под силу. Но биопластик «заточен», модифицирован под людей. У ррит другая химия тела, другой код ДНК и другая структура мышления…
   Для Л’тхарны здесь и сейчас – почти средневековье.
   Да, будет стерильность, будет кислородная маска и щадящая хирургия с псевдоживым, пластичным, как осьминожье щупальце, биопластиковым скальпелем. Но никаких лекарственных средств.
   У ррит высокий болевой порог.
   Ррит чудовищно живучи.
   Уже ясно, что использовались пули типа D+ с двойной оболочкой: максимальная поражающая сила в этом классе. Остается вопросом, почему предпочтение не было отдано более совершенному типу боеприпасов, к примеру, мини-иглам. Внешний эффект? Акция устрашения? Авторская роспись профессионала?
   Это выяснят.
   Надежда сейчас – только на мощь и жизненную силу нечеловеческого тела.
   Люнеманн стоит неподвижно, смотрит на кровавые черные пятна, расплывающиеся по его белому костюму. Пульс замедляется, мыслям вновь дарована ясность. Он, Начальник Порта, многим обязан Л’тхарне. Пиратам незнакомо понятие долга, но слово «долги» понимает каждый. Люнеманн пират. Люнеманн финансист и военачальник, политик, обладающий властью, у него много возможностей.
   Люнеманн мстителен.
   И хорошо помнит зло.
   В этом нет необычного, но мысль до странности приятна и возвращается снова и снова.
   Семитерранин в стороне тихо беседует по браслетнику.
   Рихард не прислушивается к разговору.
 
   Элия Ценкович, триумвир Урала, оглаживает знаменитую бороду, ожидая принятия вызова. Он пренебрег визуальным контактом: на том конце – друг, да и возиться с голограммой негде и некогда.
   – Михалыч! – наконец, с неуместной радостью сообщает он, – в меня стреляли!
   Слышится шорох и хмыканье.
   – Убили? – с надеждой осведомляется Михалыч.
   – Наповал, – посмеивается триумвир и мрачнеет, – Тиша отвела. Только не говори ей пока – растревожишь.
   Иван Кхин соглашается молча, зная, что Ценкович поймет.
   – «Москит» уже найден, – густой бас Кхина от неудовольствия становится еще ниже, так что слова неразборчивы.
   – Полоумка? – без удивления понимает Элия.
   – Оно…
   «Полоумка» – старинный и надежный друг тех, кому не друг закон: точно перчатки в эпоху, когда криминалистика молилась на отпечатки пальцев. Искусственный интеллект из величайшего достижения науки быстро превратился в опасную бытовую проблему. Мышление, основанное на двоичном коде, имеет крайне мало общего с мышлением любой природной расы. Но если все, созданное методом естественного отбора и эволюции, более или менее стабильно, то спонтанно возникший ИИ очень скоро сходит с ума. Поэтому на всех достаточно мощных компьютерах стоит заводская блокировка, препятствующая зарождению у машины самосознания. Мастера преступного мира работают с нею по-разному; полицейские специалисты выделяют несколько школ, словно в боевых искусствах. Кто-то точно рассчитывает срок, который компьютер продержится в своем уме. Кто-то предустанавливает сам момент отказа блокировки. Высший шик – создать такие ограничения, чтобы машина, осознавшая себя как личность, еще некоторое время не могла избавиться от них. В любом случае компьютер, настигнутый «полоумкой», для следствия практически бесполезен. Все, что мешает работе сознания, вычищается им из себя в первую очередь.
   Когда робот-убийца выпустил боезапас, блокировка спала, и «москит» начал мыслить.
   – За тобой машина идет, – басит Кхин. – С птичкой нашей райской. Тишу я, уж прости, себе оставлю, а Мультяшку к тебе послал. Шут их знает, вряд ли на единственное дуло полагались…