Страница:
Землянам стоит посмотреть правде в глаза.
– А все-таки я беспокоюсь за Светочку, – задумчиво говорит Тиша. – Воля твоя, а семнадцатилетняя пигалица, ножки-палочки, ручки-веточки, и рулит двумя взрослыми страшными мужиками…
– Да какие они взрослые, – бурчит собеседник, – тридцати еще нет.
– Но по сравнению!
– Да что ты в них страшного-то нашла? – Элия смеется.
– Страшные! – упрямо повторяет она.
– Тишенька, ну вот скажи, мы с Михалычем страшные? – сделав брови домиком, спрашивает Ценкович.
– Просто непередаваемо ужасные.
– Но ты же нами рулишь?
– Так мне и не семнадцать лет! – не всерьез сердится Бабушка.
Элия улыбается.
Меняет тон.
– На Земле-2 нам нужна не вероятность, а гарантия, – сухо говорит он. – А Третья Терра… не думаю, что дела пойдут хуже, чем шли. Начальник Порта посвободнее нас в том, что касается применения силы. Столкновение нашего гарнизона с кораблями Земли – и столкновение одних браконьеров с другими… он нам союзник? Союзник. Он получил свое, и теперь выполнит свою часть обязательств.
Алентипална молчит.
Если нельзя избежать применения силы, нужно действовать решительно и быстро. Она понимает. Но думать об этом ей тяжело.
И все же приходится.
Обсуждение вероятных путей развития событий подчас приводило к тому, что Тиша ойкала, сжимала виски ладонями и одними губами шептала: «Господи, только не воюйте, мальчики, только не воюйте…» Продолжать холодный анализ становилось невозможно. Аргументы о вынужденных действиях приводили ее в ужас. «Мы не собираемся воевать, Тиша, – говорил обычно Иван. – Поэтому и задействуем наших птичек. Райский Сад – это не боевая организация. Это средство сохранения мира».
Он сам пообещал ей, что Эрэс будет таковым.
«Хорошо, – убито соглашалась она и договаривала едва слышно, – но вы все-таки, пожалуйста, не воюйте…»
Прозванивают одиннадцать тяжелые антикварные часы. Свет играет на маятнике; дрожат, приоткрываются лепестки цветов на золотой плети вьюнка, обнимающей циферблат. Горечь черного кофе во рту.
Все возможное будет сделано для сохранения мира. Но с обеих ли сторон? Земля, как оказалось, готова была даже пожертвовать питомником биологического оружия, лишь бы он не достался противнику. Убийство мастеров – бессмысленный, ничем не оправданный поступок. Всего лишь доказательство, что дезинформация прошла. Впрямь, проще поверить, что на Терре-7 собираются организовать второй питомник, чем хоть в мыслях допустить, что самая землеподобная колония, как и квазицитовая Терра-3, окажется фактически под властью Урала…
Плюнуть через левое плечо и постучать по дереву – благо, им отделан салон.
Окажется.
На то и Тиша, куратор Райского Сада, ведущий специалист.
А как дела пойдут дальше, покажет время.
Результаты саммита неоднозначны.
– Рих! – Гуго мечется как зверь в клетке, от стены к стене; крупный, неопрятный, обрюзгший человек. – Ариец, какого хрена! Мля! Ты вступил в дерьмо! Ты понял меня, да?! Какого черта тебе это сдалось? Я знал, что твой зоопарк тебя однажды сожрет, но чтобы так!..
Люнеманн-старший, выдержанный по-викториански, бестрепетный, перебирает бусины сандаловых четок. Шершавое дерево источает яркий, темный, чувственный аромат. Наводит на мысли о дорогих сигарах; Начальник Порта задумывается, не вспомнить ли ему вкус табака. Обычно он курит тий-пай: трон корсарского короля означает бесконечные стрессы, и свойства нкхварской травки необычайно к месту. Вкус тий-пай приятен, сорта многочисленны, но «Древняя Земля» все еще означает «престиж»…
Престиж. Как много приходится делать только ради поддержания статуса. Даже пентхаус на крыше высотного дома, где сейчас он отдыхает и беседует с Гуго, и тот – дань престижу. Порт никогда не знал дефицита пространства, удобнее было бы вынести малую резиденцию за черту города, но реноме…
Гу, бывший Одноглазый, останавливается, борясь с одышкой, и таращит разноцветные глаза.
– Ты… – выдыхает он. – Ты крышей поехал, чтоб тебя, я не понял, что ли?!
Рихард, не глядя, снимает с пальца тяжелый перстень, откладывает на журнальный столик, на миг ощутив под пальцами прохладу кожаного переплета. Альбом с репродукциями: драгоценная безделушка из натуральных материалов. У них удивительный запах, а если собрал библиотеку бумажных книг…
За перстнем следует второй. В нем, в отличие от первого, нет сенсорной камеры. Безобидный информационный носитель.
– Гуго, – бархатно говорит брат. – Скажи, пожалуйста, кто пытался наладить с тобой контакт за время моего отсутствия?
Тот хватает ртом воздух, как рыба.
Рихард скорбно качает головой. Дурно думать такое о покойной матери, но как братьев угораздило родиться столь непохожими?.. И когда всевозможные разведки, наконец, осознают, что, во-первых, мнение Гуго Рихарда не интересовало никогда, а во-вторых, у Гуго нет доступа к конфиденциальной информации? Скорее, Д’йирхве будет вера, не говоря уж о Л’тхарне, но не этому вечно пьяному полудурку. Прежде он был потолковей, и корсар был успешный… увы.
– Ну… – мычит Гуго. – Я…
– Спасибо, я понял.
– Да я не о том! – взрывается Люнеманн-младший. – Какого хрена ты поимел этот траханый Фронтир?
Рихард поднимает лицо.
– Кадару, Гуго, – снисходительно поправляет он. – Ррит Кадару.
Бывшая номерная планета AMR-88/2, бывший Фронтир, теперь, как и следует ей быть, снова…
– И не «поимел», – менторским тоном, – а принял под свою юрисдикцию. В силу временной недееспособности официального главы цивилизации и неподготовленности правительственных структур.
Гуго бурчит какую-то невразумительную пошлятину.
– Достаточно, – еще мягче завершает Рихард. – Ты высказал свое мнение, я тебя выслушал. Семейная связь восстановлена, а теперь, Гуго, отправляйся по своим делам.
– Кретин тупорылый, – с отчаянием бросает тот. – Тебе же голову откусят!
– Кто?
– Земляне! Мне плевать, что ты сволочь, плевать, что ты на меня срал всю жизнь, плевать, что тебе твои жопы клыкастые людей дороже, но ты брат мой! Мне смотреть, как ты в петлю суешься!
– Гуго, если посчитать, сколько раз на своем веку я, по твоему мнению, совался в петлю, так я бессмертен.
– А не бессмертен ведь… – шепотом говорит младший, наклоняясь ближе. Запах от него неприятный, и Рихард едва приметно морщится. – Не бессмертен… Ладно, Рих, я пойду. Если велишь. Если хочешь. Ты получаешь, чего добиваешься, и тут получишь… что я-то сделаю? Ничего.
И уходит, наконец. Всклокоченный, сам уже седой, глядящийся полубезумным. Брат. Младший.
«Опять напьется», – с сожалением думает Начальник Порта.
Рихард встает. Оставляет на столе, на тисненой коже альбомного переплета, четки, перстни и браслетник. Выходит из комнат в сад.
Темное небо Порта отгорожено невидимым куполом. Армейский гравитационный щит накрывает не только пентхаус на крыше, все здание. Где-нибудь на Террах или Земле – паранойя, здесь – рядовая мера безопасности. Королю корсаров иначе нельзя.
Здание возносится выше аэромобильных маршрутов. Если подойти к ограде, перед тобой раскинется фантастическая панорама Дикого Порта, единственного города на планете с тем же названием. Впрочем, гигантский мегаполис можно считать совокупностью многих городов, принадлежащих различным расам…
И над головой – близко, удивительно близко, почти рядом, кажется, можно потрогать – как и много лет назад, горит алая голограмма «Only for humans». Это всего лишь вывеска, помогающая отыскать нужный район, но кажется, что надменная латиница, врезанная в лиловость местного небосвода, указывает всей планете.
Только для людей.
…пожалуй, лишь на Диком Порту, среди чужих, раса Homo остается – и чувствует себя – единым целым. Внутри ее собственного ареала это уже не так. Парадокс? Неизбежность? Продолжение культурной эволюции, столь же естественное, как продолжение генной?
Прежняя доминирующая раса Галактики была таковой сотни тысяч лет. За неимением равных противников ррит воевали друг с другом, но то была неотъемлемая часть их культуры, диктованная инстинктом; с ней не могли и не собирались бороться. Победившие восхищались доблестью побежденных. «Так не оставалось на свете крови побежденных, – сказала Эскши, – но оставались песни о доблести».
Их эволюция шла дольше, медленней, тяжелей. Хищники-одиночки долго учились налаживать контакт друг с другом. Агрессивные, меньше людей склонные к самоконтролю, они не смогли в свое время избежать атомной войны, надолго отбросившей их назад в развитии. Л’тхарна считает, что этот фрагмент генетической памяти оказался ценнее, чем можно было думать. Мгновенный откат от высокоразвитой цивилизации к дикости уже случался – и прежний уровень вновь был достигнут, пусть это стоило огромных усилий. Повторить путь проще, чем проложить его.
Местра Надеждина соглашалась.
«Удивительная женщина, – думает Рихард, глядя, как потоки машин оплетают монолиты городских зданий. – Сказочная…»
Легко приложить термин «пост-человек» к тройняшкам Чиграковым, которые и с виду-то странны. Новая ступень эволюции ассоциируется с молодостью. Язык не повернется назвать так милую местру Алентипалну… этот напевный сплав имени и обязательного у русских отчества очень идет ей.
Загораются и гаснут сигнальные голограммы над космопортом. Расчерчивают небо яхты, лайнеры, шхуны.
Что именно сделала семитерранка, наверное, мог понять только подобный ей. Сосредоточенная, полная внутреннего беспокойства, она едва слышно поздоровалась, попросила отвести к раненому. На распростертое в «ромашке» тело инопланетянина она смотрела с явной опаской, и Рихард встревожился, но местра Надеждина провела по лицу ладонью и сказала, вымученно улыбнувшись:
«Все будет хорошо».
«Вы думаете?»
«Я уверена».
Ррит невероятно живучи. Восстанавливаются быстро.
Люнеманн разворачивается и направляется к лифту.
Он плохо выглядит, официальный глава рритского правительства. Золото глаз потускнело, и туго заплетенные косы больше не напоминают гладкие блестящие щупальца. Одно из сердец так и не возобновило пульсацию; видимо, остановилось навеки…
Но он жив.
Больше того: срок «временной недееспособности» подходит к концу. Можно было бы и сейчас уже объявить о передаче полномочий, но к этому не готов управленческий аппарат. Даже на Порту. Что уж говорить о других территориях, некогда отчужденных.
Во мгле древности, в пору, когда составлялись первые межцивилизационные договоры, Право конфликтов оставили без статьи, запрещающей аннексию чужого материнского мира. В ней просто не могло возникнуть нужды. Кто предрек бы, к чему приведет упущение, едва в космос вырвутся Homo…
В договор внесут уточнения. Это не потребует даже нового саммита: возражений не будет.
Апартаменты начальника охраны. Здесь верховному вождю спокойнее, чем у себя дома. Рихард полуиронично думает, что у рритских мужчин, даже самых высокопоставленных, «своих домов» не бывает; они живут у матерей, сестер, подруг. Интересно, как разницу в обычаях воспринимает Л’тхарна…
– Рихард.
Безупречный Space English. Фантастическая дикция для обладателя мощных клыков. Черная кайма вокруг глаз, кажется, стала шире, лоб – выше… кости обозначились под кожей.
– Добрый день, Л’тхарна. Как самочувствие?
– Кого я должен благодарить?
Испытующий взгляд ррит озадачивает. Он догадывается? О чем?
– Я чувствовал, что происходит с моим телом, – объясняет тот. – Это было довольно странно.
– Ты не спрашивал раньше.
– За вопросами следуют вопросы.
Рихард молча садится напротив.
– Та женщина, – говорит Л’тхарна, – с Седьмой Терры. И другие. Еще увидев Анастис, я удивился.
– Чему?
– Они странно пахнут. Иначе.
«Анкайи», – вспоминает Рихард. Анкайи видят разницу. Ррит, получается, чуют. Должно быть, сверхполноценность отражается и на физиологии.
– Это долго объяснять, – вздыхает Люнеманн. – Но тебе не показалось. Они действительно другие.
Л’тхарна опускает взгляд. Начальник Порта не торопит его; спокойно ждет новой реплики, давая время обдумать ее… но о том, что действительно занимает его мысли, вождь говорить не станет. Ни к чему Рихарду лишнее беспокойство. Он сделал все, что было в его силах, а дальше дело за силой Л’тхарны аи Р’харты.
Силой, которой недостает.
Л’тхарна молчит о том, что ослабевшего, увечного вождя даже люди Порта примут с великим трудом. А люди, пережившие время оккупации на Кадаре… Каково им, ненавидящим х’манков так, что невозможно больше, внять вождю, который служил х’манкам и уподобился им?! Прав Д’йирхва, челядь Цмайши – только ирхпа, строящие из себя цангхьяр. Но там, где никогда не было индикарт, там, где и сейчас порой священный клинок врезается в хрупкую грудь, ломая кости, сокрушая единственное сердце х’манка-солдата; там, где не говорят на Space English – как Л’тхарне приказывать? Кто исполнит его приказ?
Д’йирхва, обезумев от радости, при встрече сжал его в объятиях так, что вождь мало не взвыл. Соратник уже знал о результатах саммита. «Тебя будут помнить вечно! – говорил он, и Л’тхарну обжигал огонь его глаз. – Прославлять жарче, чем славят героев древности! Что толку в их дряхлой славе? Ни с кем нельзя сравнить тебя, и впредь станут сравнивать героев с тобой».
«Нет, Д’йирхва, – думает Л’тхарна, глядя на резкий профиль Ймерх Р’йиххарда, бледный, очерченный тенями. – Меня проклянут и забудут, как только станет возможно. Я – знамя позора, Д’йирхва».
Отца, доблестнейшего из вождей, будут славить. Что за дело – он проиграл войну? Он сделал это, ни на шаг не отступив от чести. А Л’тхарна, выродок, ее не знает. Он умеет молчать и обманывать, умеет торговаться, преданно служить победившему врагу… его проклянут и забудут.
– Скажи, Рихард, – наконец, нарушает молчание вождь, – нас обяжут формировать правительство по вашему образцу?
– Нет, – почти обрадованно отвечает Люнеманн, – зачем? Нет ни соответствующего закона, ни смысла этого делать.
– Когда можно рассчитывать на вывод оккупационных войск?
– Собственно вывод войск может и запоздать. Но планета уже не под земной юрисдикцией. Патрулирование отменено, солдаты не покидают баз. Вы наладили контакт с тамошним населением? Там остались какие-то организации?
У Л’тхарны грива встает дыбом при мысли о существующих на Кадаре организациях. Еще с довоенной поры, когда на Порту пытались сохранить традиционное образование, он помнит: сообщество х’манков при культурном регрессе превращается в племя, затем – в стадо. У ксенологов чийенкее были интересные материалы по х’манкам.
Но люди – одиночки. И до чего на Кадаре мог дойти регресс…
Дипломаты, отправленные к прародине, надеются отыскать подобие Сопротивления. Хотя бы воинские отряды, имеющие вождей.
О худшем варианте не стоит думать.
Ужас делает слабым.
– Хорошо, – отвечает Люнеманн. – Поддерживать легитимность твоей власти войска Ареала не станут – это уже хорошо…
Л’тхарна взрыкивает и, мотнув головой, оскаливает клыки. Такое выражение неприязни к своей расе Рихард поймет и простит.
Начальник Порта чуть улыбается. Бывшего начальника его охраны занимают собственные дела. Л’тхарна ведет себя как обычно, но положение изменилось – теперь они равны.
Оба – владыки.
«Он это заслужил», – благосклонно думает Люнеманн; корсар и самому себе не признается, кем себя ощущает в эту минуту, и почему это так приятно.
Раздавать царства – удел божественный.
…И все же прощаться грустно. Как ни тесна останется связь между Кадарой и колонией на Порту. Глава расы должен находиться на материнском мире, недопустима малейшая демонстрация зависимости.
Особенно для расы ррит.
Но некоторые проблемы Л’тхарне решить не под силу. Их Рихард решит сам. О них даже необязательно говорить. Ни к чему Л’тхарне лишнее беспокойство.
Официально после Второй космической войны биосфера Кадары была уничтожена массированной орбитальной бомбардировкой. Земля напоминает: есть риск, что это перестанет быть ложью.
Результаты саммита неоднозначны.
Дискуссии, скандалы и судебные процессы, сотрясающие Сердце Ареала, Рихарда интересуют лишь постольку, поскольку повлияют на дела Порта. Независимого всерасового государства, присоединившегося к межцивилизационным конвенциям и потому равноправного с прочими. Принят даже Ареал Порта – в него вошли несколько перевалочных пунктов. Давно подготовленные поправки внесены в законодательство. Суды завалены исками: бывшие пираты, ныне граждане республики Дикий Порт, не преминули воспользоваться помощью государства в деле разрешения своих свар. Это Рихард тоже предвидел, меры принял заранее, и эксцессов до сей поры не случалось.
Вот только злосчастному Хейальтаэ, увы, не до законного разрешения конфликтов.
Люнеманн улыбается этой мысли.
Головокружительный маневр, предпринятый семитерранским триумвиром, заставил лаэкно перейти к яростной обороне. Местер Элия выиграл у семи гроссмейстеров разом! можно ли не гордиться расой Homo?.. Все преимущества позиции Лэтлаэк обернулись слабостями.
Информация о войне «Фанкаделик» и «Аткааласт» была представлена общественности. Местер Люнеманн, глава государства, держал в этом конфликте сторону людей, так как ущемлялись права «Фанкаделик». У корсаров лаэкно был повод для недовольства Начальником Порта.
Наиболее совершенные системы слежения созданы детьми Лэтлаэк. Они – не только их гордость, но и инструмент ритуальных игр.
Записи, представленные Хейальтаэ, – записи, где точно на ладони виден приближающийся к цели «москит», – усугубили подозрения… и местер Люнеманн не был бы корсаром, не явись тотчас на свет множество иных косвенных улик.
У лаэкно нет жесткой границы между легальной и нелегальной деятельностью. Все суть игра. Глава седьмого высокого рода – министр и корсар одновременно. Не все ли равно, как и где решать проблемы? Недовольство пирата быстро становится взглядом в прицел, взрывчаткой в машине, запрограммированным «москитом» – всем, что только можно изобрести для отнятия жизни.
И это вполне в порядке вещей.
Только одно «но».
Недовольство Начальником, даже покушения на него – норма для пиратского мира. Не для государства, присоединившегося к межцивилизационным договорам!
Упущение ксенологов Лэтлаэк.
Мат гроссмейстеру.
Позор.
По некоторым сведениям, в анклаве лаэкно на Диком Порту всерьез обсуждалась возможность согласия с такой трактовкой событий. Принять свой проигрыш, постараться взять реванш – благороднее, чем суетливо и бесплодно отбиваться, уходить из игры.
План местера Ценковича был слишком красив. Люнеманн никогда не жаловался на интуицию; он поклялся бы, что такие блестящие игры ума не воплощаются в грубой реальности…
…рядом с корректором скептиков не бывает.
Впрочем, эту историю можно будет замять. Не создавать «бесспорных» доказательств, не доводить расследование до суда. Мало ли удавшихся заказных убийств, не то что покушений, исчезают во мгле десятилетий? Да и лаэкно не стоит дразнить. Гроссмейстерский реванш будет страшен.
– Они преследовали собственные интересы, – сказал местер Ценкович, хмурясь, – не интересы Порта, местер Рихард. Даю зуб Йории Североамериканского.
– У лаэкно всегда есть свои интересы, – улыбаясь, развел руками Люнеманн. Кто-кто, а Начальник своих граждан знал.
– Так, так… – пробурчал триумвир. Черные глаза его блуждали в задумчивости.
«Письмо преемнику», как для простоты назвали отчет СБ Терадзавы, беспокоило семитерран.
– Не буду скрывать, – признался Ценкович, – мы сочли разумным подкинуть общественности некую долю достоверной информации. Это стимулирует домыслы и успешно скрывает истину. Индустрия социального заказа – великая вещь. В перипетии большого бизнеса простому человеку вникать не хочется. Настоящая природа конфликта Земли и колоний ему не интересна. Но дымы курятся, ветер веет и пахнет нехорошо. Землянин боится. А поскольку он землянин, то хочет пощекотать себе нервы. В самом деле, все со школьной скамьи знают, что ресурсы Земли истощены. Это не страшно. Пугать надо тайными орденами, мутантами и Апокалипсисом. Со средних веков действует безотказно. Поэтому теперь пишутся романы и снимаются фильмы о жесткой евгенике, генетически модифицированных Homo sapience и чуть ли не школах ниндзюцу, где готовят сверхчеловеков-убийц.
В усмешке уральца – сарказм без веселья.
Рихард представил, какова бы оказалась реакция общественности на правду. Управление вероятностями…
Не зрелищно.
Не пойдет.
– Что здесь можно сделать? – с прежним оптимизмом вопросил местер Элия. – Можно, конечно, сесть и заплакать. А можно наснимать собственных фильмов.
– Еще более ужасных? – предположил Рихард, улыбаясь.
– О нет, – отрекся семитерранин. – Пародия – это плоско… Проникновенных. Трогательных. В корне меняющих образ. И при этом – совершенно не про нас.
Прописная истина: ответ на открытую пропаганду не должен быть симметричным.
Впрочем, все это проблемы Седьмой Терры – и земная пропаганда, и то, что фактология «письма преемнику» оказалась слишком обширна, ясна и логична. Пусть закручивают гайки и ищут каналы утечки информации.
Объединенный Совет Ареала человечества признал нового субъекта межцивилизационного права. С некоторыми оговорками. В индикартах Порта не будет указана раса. Это, пожалуй, станет проблемой для некислорододышащих уроженцев Цоосцефтес, но цаосц несложно оказалось уговорить, пообещав кое-какие льготы… хорошо.
Рритский вопрос обещали решить. Негласно меры уже приняты, готовится вывод войск и мирного человеческого населения. Юридически отказ от присутствия на планете AMR-88/2 обосновать будет трудно, но работа ведется. Ее не стоит форсировать: Земля предупредила – никаких провокаций. Никаких дополнительных информационных утечек. Боезапас на борту кораблей гарнизонного флота вполне достаточен, чтобы решить вопрос иным образом.
«Пусть, – думает Люнеманн. – Не исключено, что процесс попытаются затянуть до бесконечности. Все смертны, и Начальник Порта в том числе, а мой преемник будет придерживаться другой позиции… Посмотрим».
Есть Седьмая Терра.
Есть договоренности с триумвиратом.
А на очередной сессии Генеральной Ассамблеи представители Промышленного союза предложили новый законопроект.
Закрепляющий равные права для всех членов Совета.
– Ты в своем уме? – в тон Чиграковой, так же мягко и тихо спрашивает Шеверинский. – А, Тройняшка? Не перегрелась?
Пальцы его впиваются Лилен в плечо так, что должны остаться синяки. Но углы ее рта все равно ползут в стороны. Север за нее! Готовый даже выступить против своих, он – за – нее!
– Владимир, – Таис впервые называет его полным именем, холодно и официально, – ты не понимаешь, о чем речь?
– Таисия, не знаю, какой из тебя ксенолог, но психолог очень хреновый, – печально замечает Север. – Я понимаю, ты боишься за Свету. Но Птиц ей только что спел жизнь, и не исключено, что против причинности. И Лена его амортизировала. Первый раз в жизни, если всерьез. Ей плохо. Она из собственного равновесия выбита, и ты на нее вздумала давить – сейчас. Дурней не придумаешь.
– Я боюсь не за Свету, – Чигракова качает головой. Оскорбляться, кажется, и не думает.
– Объяснись.
– Свету отозвали с Терры-3 обеспечивать безопасность Больших «Б».
Молчание.
– Теперь понял? – осведомляется Таисия.
Север не отвечает. Лилен смотрит на него снизу вверх, испуганным молящим взглядом.
– Пойдемте в гостиницу, – советует Солнце от стола. – Не стоит тут дольше сидеть.
– Я не пойду, – быстро говорит Лилен.
– Почему?
– Туда не пустят Дельту.
Она не ожидала, что Солнце озадаченно хмыкнет и скажет: «А и правда». Казалось, что все, кроме Севера, против нее, и теперь попытаются лишить даже иллюзорной защиты…
– Пустят, – примирительно улыбаясь, говорит Димочка. – Крокодилыч, вы же машину в прокате взяли? Вот вызывайте… на крыше будет самое то.
– Лена, – почти неловко просит Север, – пожалуйста. Извини, что так. Я… обещаю, что потом мы…
Лилен улыбается ему. Наплевать на Чигракову, наплевать даже на выкрутасы Синего Птица, они ее не интересуют. Главное, что Север за нее. А если так, то и она – с ним.
Димочка смотрит, кривя рот в обычной непроницаемой усмешке, но внутри заходится хохотом. Ах, как гладко Тройняшка с Шеверинским отыграли сценку «плохой – хороший»! Белобрысенькая так и трепыхается на крючке. Не та Лена, не та: Кнопка бы не повелась… Да будь здесь Кнопка, они бы давно уже занимались делом! Девица Вольф слишком нервная для своей десятки, или двенадцатки, что ей там на радостях насчитал Шеверинский…
– Вызвал, – рапортует Кайман.
– Кого?
– Машину. Через полминуты будет.
Но спокойно перенести военный совет в менее людное место не удается.
Солнце швыряет на стол браслетник; полыхает яркая, плотная, почти осязаемая голограмма, какую дают только семитерранские модели.
– А все-таки я беспокоюсь за Светочку, – задумчиво говорит Тиша. – Воля твоя, а семнадцатилетняя пигалица, ножки-палочки, ручки-веточки, и рулит двумя взрослыми страшными мужиками…
– Да какие они взрослые, – бурчит собеседник, – тридцати еще нет.
– Но по сравнению!
– Да что ты в них страшного-то нашла? – Элия смеется.
– Страшные! – упрямо повторяет она.
– Тишенька, ну вот скажи, мы с Михалычем страшные? – сделав брови домиком, спрашивает Ценкович.
– Просто непередаваемо ужасные.
– Но ты же нами рулишь?
– Так мне и не семнадцать лет! – не всерьез сердится Бабушка.
Элия улыбается.
Меняет тон.
– На Земле-2 нам нужна не вероятность, а гарантия, – сухо говорит он. – А Третья Терра… не думаю, что дела пойдут хуже, чем шли. Начальник Порта посвободнее нас в том, что касается применения силы. Столкновение нашего гарнизона с кораблями Земли – и столкновение одних браконьеров с другими… он нам союзник? Союзник. Он получил свое, и теперь выполнит свою часть обязательств.
Алентипална молчит.
Если нельзя избежать применения силы, нужно действовать решительно и быстро. Она понимает. Но думать об этом ей тяжело.
И все же приходится.
Обсуждение вероятных путей развития событий подчас приводило к тому, что Тиша ойкала, сжимала виски ладонями и одними губами шептала: «Господи, только не воюйте, мальчики, только не воюйте…» Продолжать холодный анализ становилось невозможно. Аргументы о вынужденных действиях приводили ее в ужас. «Мы не собираемся воевать, Тиша, – говорил обычно Иван. – Поэтому и задействуем наших птичек. Райский Сад – это не боевая организация. Это средство сохранения мира».
Он сам пообещал ей, что Эрэс будет таковым.
«Хорошо, – убито соглашалась она и договаривала едва слышно, – но вы все-таки, пожалуйста, не воюйте…»
Прозванивают одиннадцать тяжелые антикварные часы. Свет играет на маятнике; дрожат, приоткрываются лепестки цветов на золотой плети вьюнка, обнимающей циферблат. Горечь черного кофе во рту.
Все возможное будет сделано для сохранения мира. Но с обеих ли сторон? Земля, как оказалось, готова была даже пожертвовать питомником биологического оружия, лишь бы он не достался противнику. Убийство мастеров – бессмысленный, ничем не оправданный поступок. Всего лишь доказательство, что дезинформация прошла. Впрямь, проще поверить, что на Терре-7 собираются организовать второй питомник, чем хоть в мыслях допустить, что самая землеподобная колония, как и квазицитовая Терра-3, окажется фактически под властью Урала…
Плюнуть через левое плечо и постучать по дереву – благо, им отделан салон.
Окажется.
На то и Тиша, куратор Райского Сада, ведущий специалист.
А как дела пойдут дальше, покажет время.
Результаты саммита неоднозначны.
– Рих! – Гуго мечется как зверь в клетке, от стены к стене; крупный, неопрятный, обрюзгший человек. – Ариец, какого хрена! Мля! Ты вступил в дерьмо! Ты понял меня, да?! Какого черта тебе это сдалось? Я знал, что твой зоопарк тебя однажды сожрет, но чтобы так!..
Люнеманн-старший, выдержанный по-викториански, бестрепетный, перебирает бусины сандаловых четок. Шершавое дерево источает яркий, темный, чувственный аромат. Наводит на мысли о дорогих сигарах; Начальник Порта задумывается, не вспомнить ли ему вкус табака. Обычно он курит тий-пай: трон корсарского короля означает бесконечные стрессы, и свойства нкхварской травки необычайно к месту. Вкус тий-пай приятен, сорта многочисленны, но «Древняя Земля» все еще означает «престиж»…
Престиж. Как много приходится делать только ради поддержания статуса. Даже пентхаус на крыше высотного дома, где сейчас он отдыхает и беседует с Гуго, и тот – дань престижу. Порт никогда не знал дефицита пространства, удобнее было бы вынести малую резиденцию за черту города, но реноме…
Гу, бывший Одноглазый, останавливается, борясь с одышкой, и таращит разноцветные глаза.
– Ты… – выдыхает он. – Ты крышей поехал, чтоб тебя, я не понял, что ли?!
Рихард, не глядя, снимает с пальца тяжелый перстень, откладывает на журнальный столик, на миг ощутив под пальцами прохладу кожаного переплета. Альбом с репродукциями: драгоценная безделушка из натуральных материалов. У них удивительный запах, а если собрал библиотеку бумажных книг…
За перстнем следует второй. В нем, в отличие от первого, нет сенсорной камеры. Безобидный информационный носитель.
– Гуго, – бархатно говорит брат. – Скажи, пожалуйста, кто пытался наладить с тобой контакт за время моего отсутствия?
Тот хватает ртом воздух, как рыба.
Рихард скорбно качает головой. Дурно думать такое о покойной матери, но как братьев угораздило родиться столь непохожими?.. И когда всевозможные разведки, наконец, осознают, что, во-первых, мнение Гуго Рихарда не интересовало никогда, а во-вторых, у Гуго нет доступа к конфиденциальной информации? Скорее, Д’йирхве будет вера, не говоря уж о Л’тхарне, но не этому вечно пьяному полудурку. Прежде он был потолковей, и корсар был успешный… увы.
– Ну… – мычит Гуго. – Я…
– Спасибо, я понял.
– Да я не о том! – взрывается Люнеманн-младший. – Какого хрена ты поимел этот траханый Фронтир?
Рихард поднимает лицо.
– Кадару, Гуго, – снисходительно поправляет он. – Ррит Кадару.
Бывшая номерная планета AMR-88/2, бывший Фронтир, теперь, как и следует ей быть, снова…
– И не «поимел», – менторским тоном, – а принял под свою юрисдикцию. В силу временной недееспособности официального главы цивилизации и неподготовленности правительственных структур.
Гуго бурчит какую-то невразумительную пошлятину.
– Достаточно, – еще мягче завершает Рихард. – Ты высказал свое мнение, я тебя выслушал. Семейная связь восстановлена, а теперь, Гуго, отправляйся по своим делам.
– Кретин тупорылый, – с отчаянием бросает тот. – Тебе же голову откусят!
– Кто?
– Земляне! Мне плевать, что ты сволочь, плевать, что ты на меня срал всю жизнь, плевать, что тебе твои жопы клыкастые людей дороже, но ты брат мой! Мне смотреть, как ты в петлю суешься!
– Гуго, если посчитать, сколько раз на своем веку я, по твоему мнению, совался в петлю, так я бессмертен.
– А не бессмертен ведь… – шепотом говорит младший, наклоняясь ближе. Запах от него неприятный, и Рихард едва приметно морщится. – Не бессмертен… Ладно, Рих, я пойду. Если велишь. Если хочешь. Ты получаешь, чего добиваешься, и тут получишь… что я-то сделаю? Ничего.
И уходит, наконец. Всклокоченный, сам уже седой, глядящийся полубезумным. Брат. Младший.
«Опять напьется», – с сожалением думает Начальник Порта.
Рихард встает. Оставляет на столе, на тисненой коже альбомного переплета, четки, перстни и браслетник. Выходит из комнат в сад.
Темное небо Порта отгорожено невидимым куполом. Армейский гравитационный щит накрывает не только пентхаус на крыше, все здание. Где-нибудь на Террах или Земле – паранойя, здесь – рядовая мера безопасности. Королю корсаров иначе нельзя.
Здание возносится выше аэромобильных маршрутов. Если подойти к ограде, перед тобой раскинется фантастическая панорама Дикого Порта, единственного города на планете с тем же названием. Впрочем, гигантский мегаполис можно считать совокупностью многих городов, принадлежащих различным расам…
И над головой – близко, удивительно близко, почти рядом, кажется, можно потрогать – как и много лет назад, горит алая голограмма «Only for humans». Это всего лишь вывеска, помогающая отыскать нужный район, но кажется, что надменная латиница, врезанная в лиловость местного небосвода, указывает всей планете.
Только для людей.
…пожалуй, лишь на Диком Порту, среди чужих, раса Homo остается – и чувствует себя – единым целым. Внутри ее собственного ареала это уже не так. Парадокс? Неизбежность? Продолжение культурной эволюции, столь же естественное, как продолжение генной?
Прежняя доминирующая раса Галактики была таковой сотни тысяч лет. За неимением равных противников ррит воевали друг с другом, но то была неотъемлемая часть их культуры, диктованная инстинктом; с ней не могли и не собирались бороться. Победившие восхищались доблестью побежденных. «Так не оставалось на свете крови побежденных, – сказала Эскши, – но оставались песни о доблести».
Их эволюция шла дольше, медленней, тяжелей. Хищники-одиночки долго учились налаживать контакт друг с другом. Агрессивные, меньше людей склонные к самоконтролю, они не смогли в свое время избежать атомной войны, надолго отбросившей их назад в развитии. Л’тхарна считает, что этот фрагмент генетической памяти оказался ценнее, чем можно было думать. Мгновенный откат от высокоразвитой цивилизации к дикости уже случался – и прежний уровень вновь был достигнут, пусть это стоило огромных усилий. Повторить путь проще, чем проложить его.
Местра Надеждина соглашалась.
«Удивительная женщина, – думает Рихард, глядя, как потоки машин оплетают монолиты городских зданий. – Сказочная…»
Легко приложить термин «пост-человек» к тройняшкам Чиграковым, которые и с виду-то странны. Новая ступень эволюции ассоциируется с молодостью. Язык не повернется назвать так милую местру Алентипалну… этот напевный сплав имени и обязательного у русских отчества очень идет ей.
Загораются и гаснут сигнальные голограммы над космопортом. Расчерчивают небо яхты, лайнеры, шхуны.
Что именно сделала семитерранка, наверное, мог понять только подобный ей. Сосредоточенная, полная внутреннего беспокойства, она едва слышно поздоровалась, попросила отвести к раненому. На распростертое в «ромашке» тело инопланетянина она смотрела с явной опаской, и Рихард встревожился, но местра Надеждина провела по лицу ладонью и сказала, вымученно улыбнувшись:
«Все будет хорошо».
«Вы думаете?»
«Я уверена».
Ррит невероятно живучи. Восстанавливаются быстро.
Люнеманн разворачивается и направляется к лифту.
Он плохо выглядит, официальный глава рритского правительства. Золото глаз потускнело, и туго заплетенные косы больше не напоминают гладкие блестящие щупальца. Одно из сердец так и не возобновило пульсацию; видимо, остановилось навеки…
Но он жив.
Больше того: срок «временной недееспособности» подходит к концу. Можно было бы и сейчас уже объявить о передаче полномочий, но к этому не готов управленческий аппарат. Даже на Порту. Что уж говорить о других территориях, некогда отчужденных.
Во мгле древности, в пору, когда составлялись первые межцивилизационные договоры, Право конфликтов оставили без статьи, запрещающей аннексию чужого материнского мира. В ней просто не могло возникнуть нужды. Кто предрек бы, к чему приведет упущение, едва в космос вырвутся Homo…
В договор внесут уточнения. Это не потребует даже нового саммита: возражений не будет.
Апартаменты начальника охраны. Здесь верховному вождю спокойнее, чем у себя дома. Рихард полуиронично думает, что у рритских мужчин, даже самых высокопоставленных, «своих домов» не бывает; они живут у матерей, сестер, подруг. Интересно, как разницу в обычаях воспринимает Л’тхарна…
– Рихард.
Безупречный Space English. Фантастическая дикция для обладателя мощных клыков. Черная кайма вокруг глаз, кажется, стала шире, лоб – выше… кости обозначились под кожей.
– Добрый день, Л’тхарна. Как самочувствие?
– Кого я должен благодарить?
Испытующий взгляд ррит озадачивает. Он догадывается? О чем?
– Я чувствовал, что происходит с моим телом, – объясняет тот. – Это было довольно странно.
– Ты не спрашивал раньше.
– За вопросами следуют вопросы.
Рихард молча садится напротив.
– Та женщина, – говорит Л’тхарна, – с Седьмой Терры. И другие. Еще увидев Анастис, я удивился.
– Чему?
– Они странно пахнут. Иначе.
«Анкайи», – вспоминает Рихард. Анкайи видят разницу. Ррит, получается, чуют. Должно быть, сверхполноценность отражается и на физиологии.
– Это долго объяснять, – вздыхает Люнеманн. – Но тебе не показалось. Они действительно другие.
Л’тхарна опускает взгляд. Начальник Порта не торопит его; спокойно ждет новой реплики, давая время обдумать ее… но о том, что действительно занимает его мысли, вождь говорить не станет. Ни к чему Рихарду лишнее беспокойство. Он сделал все, что было в его силах, а дальше дело за силой Л’тхарны аи Р’харты.
Силой, которой недостает.
Л’тхарна молчит о том, что ослабевшего, увечного вождя даже люди Порта примут с великим трудом. А люди, пережившие время оккупации на Кадаре… Каково им, ненавидящим х’манков так, что невозможно больше, внять вождю, который служил х’манкам и уподобился им?! Прав Д’йирхва, челядь Цмайши – только ирхпа, строящие из себя цангхьяр. Но там, где никогда не было индикарт, там, где и сейчас порой священный клинок врезается в хрупкую грудь, ломая кости, сокрушая единственное сердце х’манка-солдата; там, где не говорят на Space English – как Л’тхарне приказывать? Кто исполнит его приказ?
Д’йирхва, обезумев от радости, при встрече сжал его в объятиях так, что вождь мало не взвыл. Соратник уже знал о результатах саммита. «Тебя будут помнить вечно! – говорил он, и Л’тхарну обжигал огонь его глаз. – Прославлять жарче, чем славят героев древности! Что толку в их дряхлой славе? Ни с кем нельзя сравнить тебя, и впредь станут сравнивать героев с тобой».
«Нет, Д’йирхва, – думает Л’тхарна, глядя на резкий профиль Ймерх Р’йиххарда, бледный, очерченный тенями. – Меня проклянут и забудут, как только станет возможно. Я – знамя позора, Д’йирхва».
Отца, доблестнейшего из вождей, будут славить. Что за дело – он проиграл войну? Он сделал это, ни на шаг не отступив от чести. А Л’тхарна, выродок, ее не знает. Он умеет молчать и обманывать, умеет торговаться, преданно служить победившему врагу… его проклянут и забудут.
– Скажи, Рихард, – наконец, нарушает молчание вождь, – нас обяжут формировать правительство по вашему образцу?
– Нет, – почти обрадованно отвечает Люнеманн, – зачем? Нет ни соответствующего закона, ни смысла этого делать.
– Когда можно рассчитывать на вывод оккупационных войск?
– Собственно вывод войск может и запоздать. Но планета уже не под земной юрисдикцией. Патрулирование отменено, солдаты не покидают баз. Вы наладили контакт с тамошним населением? Там остались какие-то организации?
У Л’тхарны грива встает дыбом при мысли о существующих на Кадаре организациях. Еще с довоенной поры, когда на Порту пытались сохранить традиционное образование, он помнит: сообщество х’манков при культурном регрессе превращается в племя, затем – в стадо. У ксенологов чийенкее были интересные материалы по х’манкам.
Но люди – одиночки. И до чего на Кадаре мог дойти регресс…
Дипломаты, отправленные к прародине, надеются отыскать подобие Сопротивления. Хотя бы воинские отряды, имеющие вождей.
О худшем варианте не стоит думать.
Ужас делает слабым.
– Хорошо, – отвечает Люнеманн. – Поддерживать легитимность твоей власти войска Ареала не станут – это уже хорошо…
Л’тхарна взрыкивает и, мотнув головой, оскаливает клыки. Такое выражение неприязни к своей расе Рихард поймет и простит.
Начальник Порта чуть улыбается. Бывшего начальника его охраны занимают собственные дела. Л’тхарна ведет себя как обычно, но положение изменилось – теперь они равны.
Оба – владыки.
«Он это заслужил», – благосклонно думает Люнеманн; корсар и самому себе не признается, кем себя ощущает в эту минуту, и почему это так приятно.
Раздавать царства – удел божественный.
…И все же прощаться грустно. Как ни тесна останется связь между Кадарой и колонией на Порту. Глава расы должен находиться на материнском мире, недопустима малейшая демонстрация зависимости.
Особенно для расы ррит.
Но некоторые проблемы Л’тхарне решить не под силу. Их Рихард решит сам. О них даже необязательно говорить. Ни к чему Л’тхарне лишнее беспокойство.
Официально после Второй космической войны биосфера Кадары была уничтожена массированной орбитальной бомбардировкой. Земля напоминает: есть риск, что это перестанет быть ложью.
Результаты саммита неоднозначны.
Дискуссии, скандалы и судебные процессы, сотрясающие Сердце Ареала, Рихарда интересуют лишь постольку, поскольку повлияют на дела Порта. Независимого всерасового государства, присоединившегося к межцивилизационным конвенциям и потому равноправного с прочими. Принят даже Ареал Порта – в него вошли несколько перевалочных пунктов. Давно подготовленные поправки внесены в законодательство. Суды завалены исками: бывшие пираты, ныне граждане республики Дикий Порт, не преминули воспользоваться помощью государства в деле разрешения своих свар. Это Рихард тоже предвидел, меры принял заранее, и эксцессов до сей поры не случалось.
Вот только злосчастному Хейальтаэ, увы, не до законного разрешения конфликтов.
Люнеманн улыбается этой мысли.
Головокружительный маневр, предпринятый семитерранским триумвиром, заставил лаэкно перейти к яростной обороне. Местер Элия выиграл у семи гроссмейстеров разом! можно ли не гордиться расой Homo?.. Все преимущества позиции Лэтлаэк обернулись слабостями.
Информация о войне «Фанкаделик» и «Аткааласт» была представлена общественности. Местер Люнеманн, глава государства, держал в этом конфликте сторону людей, так как ущемлялись права «Фанкаделик». У корсаров лаэкно был повод для недовольства Начальником Порта.
Наиболее совершенные системы слежения созданы детьми Лэтлаэк. Они – не только их гордость, но и инструмент ритуальных игр.
Записи, представленные Хейальтаэ, – записи, где точно на ладони виден приближающийся к цели «москит», – усугубили подозрения… и местер Люнеманн не был бы корсаром, не явись тотчас на свет множество иных косвенных улик.
У лаэкно нет жесткой границы между легальной и нелегальной деятельностью. Все суть игра. Глава седьмого высокого рода – министр и корсар одновременно. Не все ли равно, как и где решать проблемы? Недовольство пирата быстро становится взглядом в прицел, взрывчаткой в машине, запрограммированным «москитом» – всем, что только можно изобрести для отнятия жизни.
И это вполне в порядке вещей.
Только одно «но».
Недовольство Начальником, даже покушения на него – норма для пиратского мира. Не для государства, присоединившегося к межцивилизационным договорам!
Упущение ксенологов Лэтлаэк.
Мат гроссмейстеру.
Позор.
По некоторым сведениям, в анклаве лаэкно на Диком Порту всерьез обсуждалась возможность согласия с такой трактовкой событий. Принять свой проигрыш, постараться взять реванш – благороднее, чем суетливо и бесплодно отбиваться, уходить из игры.
План местера Ценковича был слишком красив. Люнеманн никогда не жаловался на интуицию; он поклялся бы, что такие блестящие игры ума не воплощаются в грубой реальности…
…рядом с корректором скептиков не бывает.
Впрочем, эту историю можно будет замять. Не создавать «бесспорных» доказательств, не доводить расследование до суда. Мало ли удавшихся заказных убийств, не то что покушений, исчезают во мгле десятилетий? Да и лаэкно не стоит дразнить. Гроссмейстерский реванш будет страшен.
– Они преследовали собственные интересы, – сказал местер Ценкович, хмурясь, – не интересы Порта, местер Рихард. Даю зуб Йории Североамериканского.
– У лаэкно всегда есть свои интересы, – улыбаясь, развел руками Люнеманн. Кто-кто, а Начальник своих граждан знал.
– Так, так… – пробурчал триумвир. Черные глаза его блуждали в задумчивости.
«Письмо преемнику», как для простоты назвали отчет СБ Терадзавы, беспокоило семитерран.
– Не буду скрывать, – признался Ценкович, – мы сочли разумным подкинуть общественности некую долю достоверной информации. Это стимулирует домыслы и успешно скрывает истину. Индустрия социального заказа – великая вещь. В перипетии большого бизнеса простому человеку вникать не хочется. Настоящая природа конфликта Земли и колоний ему не интересна. Но дымы курятся, ветер веет и пахнет нехорошо. Землянин боится. А поскольку он землянин, то хочет пощекотать себе нервы. В самом деле, все со школьной скамьи знают, что ресурсы Земли истощены. Это не страшно. Пугать надо тайными орденами, мутантами и Апокалипсисом. Со средних веков действует безотказно. Поэтому теперь пишутся романы и снимаются фильмы о жесткой евгенике, генетически модифицированных Homo sapience и чуть ли не школах ниндзюцу, где готовят сверхчеловеков-убийц.
В усмешке уральца – сарказм без веселья.
Рихард представил, какова бы оказалась реакция общественности на правду. Управление вероятностями…
Не зрелищно.
Не пойдет.
– Что здесь можно сделать? – с прежним оптимизмом вопросил местер Элия. – Можно, конечно, сесть и заплакать. А можно наснимать собственных фильмов.
– Еще более ужасных? – предположил Рихард, улыбаясь.
– О нет, – отрекся семитерранин. – Пародия – это плоско… Проникновенных. Трогательных. В корне меняющих образ. И при этом – совершенно не про нас.
Прописная истина: ответ на открытую пропаганду не должен быть симметричным.
Впрочем, все это проблемы Седьмой Терры – и земная пропаганда, и то, что фактология «письма преемнику» оказалась слишком обширна, ясна и логична. Пусть закручивают гайки и ищут каналы утечки информации.
Объединенный Совет Ареала человечества признал нового субъекта межцивилизационного права. С некоторыми оговорками. В индикартах Порта не будет указана раса. Это, пожалуй, станет проблемой для некислорододышащих уроженцев Цоосцефтес, но цаосц несложно оказалось уговорить, пообещав кое-какие льготы… хорошо.
Рритский вопрос обещали решить. Негласно меры уже приняты, готовится вывод войск и мирного человеческого населения. Юридически отказ от присутствия на планете AMR-88/2 обосновать будет трудно, но работа ведется. Ее не стоит форсировать: Земля предупредила – никаких провокаций. Никаких дополнительных информационных утечек. Боезапас на борту кораблей гарнизонного флота вполне достаточен, чтобы решить вопрос иным образом.
«Пусть, – думает Люнеманн. – Не исключено, что процесс попытаются затянуть до бесконечности. Все смертны, и Начальник Порта в том числе, а мой преемник будет придерживаться другой позиции… Посмотрим».
Есть Седьмая Терра.
Есть договоренности с триумвиратом.
А на очередной сессии Генеральной Ассамблеи представители Промышленного союза предложили новый законопроект.
Закрепляющий равные права для всех членов Совета.
– Ты в своем уме? – в тон Чиграковой, так же мягко и тихо спрашивает Шеверинский. – А, Тройняшка? Не перегрелась?
Пальцы его впиваются Лилен в плечо так, что должны остаться синяки. Но углы ее рта все равно ползут в стороны. Север за нее! Готовый даже выступить против своих, он – за – нее!
– Владимир, – Таис впервые называет его полным именем, холодно и официально, – ты не понимаешь, о чем речь?
– Таисия, не знаю, какой из тебя ксенолог, но психолог очень хреновый, – печально замечает Север. – Я понимаю, ты боишься за Свету. Но Птиц ей только что спел жизнь, и не исключено, что против причинности. И Лена его амортизировала. Первый раз в жизни, если всерьез. Ей плохо. Она из собственного равновесия выбита, и ты на нее вздумала давить – сейчас. Дурней не придумаешь.
– Я боюсь не за Свету, – Чигракова качает головой. Оскорбляться, кажется, и не думает.
– Объяснись.
– Свету отозвали с Терры-3 обеспечивать безопасность Больших «Б».
Молчание.
– Теперь понял? – осведомляется Таисия.
Север не отвечает. Лилен смотрит на него снизу вверх, испуганным молящим взглядом.
– Пойдемте в гостиницу, – советует Солнце от стола. – Не стоит тут дольше сидеть.
– Я не пойду, – быстро говорит Лилен.
– Почему?
– Туда не пустят Дельту.
Она не ожидала, что Солнце озадаченно хмыкнет и скажет: «А и правда». Казалось, что все, кроме Севера, против нее, и теперь попытаются лишить даже иллюзорной защиты…
– Пустят, – примирительно улыбаясь, говорит Димочка. – Крокодилыч, вы же машину в прокате взяли? Вот вызывайте… на крыше будет самое то.
– Лена, – почти неловко просит Север, – пожалуйста. Извини, что так. Я… обещаю, что потом мы…
Лилен улыбается ему. Наплевать на Чигракову, наплевать даже на выкрутасы Синего Птица, они ее не интересуют. Главное, что Север за нее. А если так, то и она – с ним.
Димочка смотрит, кривя рот в обычной непроницаемой усмешке, но внутри заходится хохотом. Ах, как гладко Тройняшка с Шеверинским отыграли сценку «плохой – хороший»! Белобрысенькая так и трепыхается на крючке. Не та Лена, не та: Кнопка бы не повелась… Да будь здесь Кнопка, они бы давно уже занимались делом! Девица Вольф слишком нервная для своей десятки, или двенадцатки, что ей там на радостях насчитал Шеверинский…
– Вызвал, – рапортует Кайман.
– Кого?
– Машину. Через полминуты будет.
Но спокойно перенести военный совет в менее людное место не удается.
Солнце швыряет на стол браслетник; полыхает яркая, плотная, почти осязаемая голограмма, какую дают только семитерранские модели.