Страница:
Заполучив адрес нонконформиста, Макферсон понял, что жизнь проходит не зря. Таким людям, как Йорн, нельзя губить себя в изначально мертвых проектах. Пела обладательница уникального фэйс-арта откровенно плохо, кое-как подделываясь под символ-модель Эдлину Реймар. Нельзя было отделаться от мысли, что лучше б она изображала доску для раскраски.
Вслед за Эдлиной почему-то вспомнилась другая красавица, Интан. Дальше мысли потекли вольно и привели к Венди. Майк твердо собирался уговорить Лилен. Пообщавшись с живыми нуктами, Макферсон уже не представлял, как будет работать с цифрой.
Лилен.
Он замер.
Краски померкли.
Как голографическая декорация в конце шоу исчезает, оставляя прокуренный и заплеванный зал.
…она куда-то сорвалась, а Майк совершенно потерял чувство времени и очнулся только вчера после обеда, когда пришло письмо от арт-директора. Тогда он позвонил, и сначала все понял, а потом решил, что все понял не так. Спокойней было думать, что не так. Лили Марлен сказала, что приезжать не стоит. Но он все-таки решил приехать. Просто чтобы быть рядом.
Или не просто?
Майк с чувством глубокого стыда понял, что забыл.
Он себя знал. И приноровился различать сразу, что удержит в памяти, а что нет. Сотни кубических метров пространства со всеми содержащимися объектами – запросто; а вот деловые поручения запоминаются с великим трудом. Но на то и придуманы органайзеры.
Майк отошел в сторону, в тень.
Номер Лилен молчал.
Майк решил, что она выключила браслетник. Ну, скажем, все еще спит. Это он, местер Макферсон, постоянно ожидающий делового звонка оттуда или отсюда, глушит звук и настраивает автоответчик. Девушка может и не озаботиться…
Думать, что Лилен заблокировала его номер, не хотелось чрезвычайно.
Они же договорились. У них деловые отношения. Лилен подписала контракт. Она может делать, что хочет, Майк совершенно не имеет права возражать – зачем отрезать связь?..
…ах, да. Он собирался не звонить ей, а посмотреть, что написал вчера в органайзере.
Там оказалось единственное слово.
«Биопластик».
У Майка руки опустились.
Болван.
Это же надо уродиться таким болваном, чтобы ухитриться забыть! Так вот почему ему спать-то не хочется! Неполный костюм, принадлежавший когда-то местре Янине. Он сейчас на Майке. Местра Анжела отозвала его с тела матери Лилен, и ничего последней не сказала: та была почти невменяема и, очень вероятно, потребовала бы, чтоб мать в биопластике похоронили. Костюм не покупной, местра Янина в бытность свою экстрим-оператором получила его в качестве трофея. Но это слишком дорогая вещь, чтобы истратить ее на красивый жест. «Отдай его Лили, – сказала местра Мариненко. – Думаю, она уже успокоилась, насколько это возможно… и примет наследство. Пластик бесполезным не бывает».
Сказала она это после того, как Майк заявил о намерении ехать в Город по следам своей актрисы.
Или до?
Вот чего он, хоть убей, не мог вспомнить.
Но где она? Как ее искать, если браслетник выключен? А вдруг что-то случилось? Лили Марлен уехала вместе с семитерранкой Чиграковой, ксенологом-дипломатом, которая занималась расследованием убийства супругов Вольф. И – Майк вспомнил и впился ногтями в ладони – Великая Мать Ития велела одному из своих мужей сопровождать Лилен.
Зачем дракону сопровождать человека?
Уж точно не ради развлечения.
Хотя кто его знает, как нукты воспринимают то, чем занимаются, будучи частью экстрим-команды…
«Охрана», – уверенно подумал Майк. И тут уж долго рассуждать не приходится: Лилен занята каким-то очень опасным делом.
Она мастер.
А те люди охотятся на мастеров.
Под ложечкой затомило. Если уж полный питомник не смог защитить ее родителей, что сделает один-единственный дракон?!
Макферсон обозвал себя тупицей. Бревном. Долбодятлом. Она в опасности. Почему он не уделил пять минут времени на то, чтобы прийти к этому несложному выводу раньше? В экраноплане? В питомнике? Он мог бы поразмыслить. Кое-кому позвонить. Узнать что-нибудь существенное. Как будто не мог самую малость подождать его драгоценный сценарий, ведь речь о живом человеке, о Лилен!
«Я безнадежен, – уныло подумал он. – Вот поэтому она и… я всегда это понимал. С самого начала».
Но грустное обстоятельство не отменяло необходимости найти Лилен. Отдать пластик и со всей имеющейся силой убеждения остеречь.
Майк заозирался. Ему пришла в голову нехитрая мысль: ничего особенного, что туристы в незнакомом городе потеряли друг друга. Местная полиция как бы даже не специализироваться должна по таким случаям.
Гуляя, он шел от порта к центру Города. Не административному, а туристическому центру – к тому району, где располагались самые дорогие рестораны, кафе и клубы. По правую руку от Майка поднималась резная ограда пляжа, по левую – мраморно-белая стена казино «Жасмин». Дорогие его сердцу уличные лавочки исчезли, вместо них над головой полыхали голограммы-афиши, доступно разъясняющие, в каком кафе Терры-без-номера самая большая карта настоящих земных чаев, и какая галактического масштаба звезда засверкает нынче вечером на Морской сцене. Чуть впереди, точно цветы, парили многочисленные балконы «Пелагиали», связанные со зданием-стеблем лишь неширокими переходами: само по себе свойство космического ампира, но изящный флерон, на который походила постройка, напоминал о нео-рококо.
Майк оценил. Потом подумал, что еще метров пятьсот – и с набережной можно будет свернуть прямо на Морской бульвар. А там уже пойдет настоящий, деловой Город.
Объявление он заметил сразу. Наметанный глаз сначала увидел нетипичность дизайна голограммы, следом – примитивность этого дизайна, и только потом – содержание.
«Уважаемые жители Города! Дорогие гости! Напоминаем вам, что улицы патрулируются. Ведется спутниковое наблюдение».
Это удивляло. Вообще-то патрульные на улицах нормального города есть всегда, и наблюдение тоже ведется постоянно.
Широкое устье Морского бульвара спадало белой лестницей прямо в прибой. Над лестницей висела полицейская «крыса». Блестящая, недавно заново окрашенная. Майк пока еще сам не мог бы ответить, что подумал, но шаги ускорил.
Бульвар, проложенный по линейке, вел от моря до центральной площади. С того места, где остановился режиссер, было отлично видно здание Управления флота: классика космического ампира, полный комплект автономных архитектурных элементов на гравигенераторах… цветущие острова парят над далекой эспланадой, широкая металлическая лента, никак не закрепленная, обвивает три узкие, как лезвия, башни…
Полиция.
Там и тут светились над крышами и скверами сине-белые полицейские машины.
Майк сморгнул.
Есть над планетой спутники, есть пункты обработки данных. Присутствие над Городом целого аэрополка совершенно излишне. Какой-нибудь «план «Перехват»? Да явно никто ни за кем не гонится… Не глядя, Макферсон расправил браслетник. Вызвал сегодняшние местные новости.
– Встреча на высшем уровне, – пробормотал он и сжал пальцами переносицу. – Официальный визит премьер-министра Седьмой Терры… с целью укрепления экономических и культурных связей между колониями…
– Это какой-то чужой мужик, – грустно сказал Солнце, глядя на себя в зеркало. – Зачем вы его сюда пустили?
– Т-ты его п-побрить не забудь! – стонал Кайман, сползая по стенке и стукая кулаком по колену.
– Я так не играю, – пожаловался Полетаев. – Верните мне мои адекватные волосы.
Света, визжа от восторга, прыгала на диване.
– Ничего, – утешил Этцер. – Зато теперь ты можешь лечь на газон, и тебя никто не увидит.
– Зачем мне ложиться на газон?
– Ну… – предположила Света, – возьмем что-нибудь интересное. Привяжем веревочку. Прохожий наклонился посмотреть, а интересное – убегает. Здорово?
Полетаев вытаращил глаза.
– Чебурашка! – проникновенно сказал он, воззрившись на нее. – Наконец-то я нашел тебя!
– Ииии! – ответила Тихорецкая и прыгнула с дивана прямо ему на руки.
Кайман сидел на полу и ржал.
– А ты кто? – радостно спросила Флейта, пытаясь соорудить из косичек что-то вроде ушей.
– Я второй крокодил, – отрекомендовался Этцер, – Валера.
– Нет, – мстительно сказал Полетаев. – Ты старуха Шапокляк.
– Полетаев, – нежно отвечал соратник. – Ради удовольствия видеть тебя с зелеными волосами я согласен даже на роль старухи Шапокляк.
– Вы о чем? – не выдержав, спросила Лилен.
Она сидела за кофейным столиком в холле двухуровневого суперлюкса, на который Солнце вчера вечером поменял люкс обычный. Причиной тому стало вовсе не желание пошиковать: вместо троих их оказалось семеро, да еще с драконом, а в гостинице не было номеров. Искать другую и переезжать не оставалось времени и сил.
Лилен не могла не задаться вопросом, сколько платят особистам Райского Сада. Особенно учитывая недолгую беседу Солнца с Кайманом, которой она случайно оказалась свидетельницей: Юра предлагал скинуть оплату президентского номера на непредвиденные расходы, Костя морщился и отмахивался, бурча, что наплевать и нечего мелочиться.
Суперлюкс был оформлен в стиле ретро. Из многочисленных разновидностей стиля, насколько Лилен в этом соображала, избрали «первый спутник», то бишь середину двадцатого века. Ошивайся тут Майк, не преминул бы порассказать об аутентичных вещах. Сама Лилен знала только одну, и сунулась недавно под пышный бахромчатый абажур торшера, надеясь увидеть там лампу накаливания. Увы.
Наплевать. Не в лампах счастье. Все равно красота, одно удовольствие погостить.
И еще ценно, что кроме всех мыслимых удобств обитателям суперлюксов предоставляется полная анонимность и вся разрешенная законом защита от средств слежения. После нескольких тихих фраз и определенной доплаты – и неразрешенная тоже.
Мало ли в каких областях добиваются успеха дельцы.
Кайман поглядел на Лилен скошенным глазом и склонил голову к плечу. Вид у него был заговорщицкий – как обычно.
– Есть древний детский мультик, – проговорил он. – Совсем древний. Каждые лет семьдесят его переснимают… последний раз был лет пять назад.
– Семь, – поправил Солнце.
– Не в том суть. Суть в том, что его посмотрел кто-то из нкхва… основы ксенологии помнишь? О нкхварском юморе? То-то же. Бедный мульт задел какие-то самые глубокие струны нкхварского существа. Нкхва были потрясены. До глубины души. И они сделали свою версию.
Лилен попыталась представить, во что амфибии нкхва могут превратить любое произведение человеческого разума.
– Это нельзя описать словами, – мечтательно сказал Кайман. – Это надо видеть.
…с той самой минуты, когда под крышей частного ангара, затерянного на краю территории космопорта среди десятков похожих, безмолвный мрачный азиат передал на руки Солнцу обморочную девочку, семитерране ни слова не сказали о деле. Не только о похищении. Вообще о делах. Даже Чигракова не заикалась; и у Лилен не поворачивался язык.
Только о ерунде, о мультфильмах, о моде, путешествиях и развлечениях, только байки и анекдоты.
Света не просыпалась толком до самого утра. Лишь когда Солнце усадил ее рядом с собой в машине, простонала – тоненько, тихо-тихо, больной ребенок: «Со-о-олнышко… возьми меня на ру-учки…»
На коленях у Полетаева она, свернувшаяся калачиком, умещалась целиком, как зверек.
– Светик мой, – ласково и жутко сказал Солнце, – падлы-суки обидели моего Светика… мы с Крокодилычем их порвем на восемь клиньев.
То, что он мурлыкал, походило больше не на попытки утешить, а на львиный растревоженный рык.
Кайман, непроницаемо-мрачный, гнал как самоубийца.
Единственная минута, когда Лилен снова выгнуло дугой, боль и дрожь прошли тошнотной волной от пресса до пальцев ног и рук, а Дельта зашипел, учуяв неладное, вымотала Синего Птица как марш-бросок по пересеченной. Он еле держался на ногах, засыпал на ходу и даже в ангар не пошел, буркнув, что все уже спел, как призовая канарейка. После чего сварливо добавил, что его ценный организм отказывается терпеть подобное издевательство. При всей к Димочке антипатии Лилен понимала: если б ей в конце становилось так же хреново, она бы тоже склочничала и ругалась. Зная – все равно сделает, что требуется.
Вообще-то капризы – девичье право.
Но на то он и Птиц.
Заполночь Таисия разговаривала с Ией, остальные спали, а Север и Лилен сидели на балконе, в маленькой оранжерее.
– Вот это хуже всего, – уронил Шеверинский, глядя, как вдали полыхает, мечется, взрывается и опадает огромная шоу-голограмма возле Морской сцены. Остекление балкона не пропускало звук, а иначе спать было бы невозможно.
– Что?
Дельта, разочарованный, дремал, вытянувшись из края к краю гостиной. Он надеялся на деятельную помощь. Защиту. Охоту. Но маленькие мягкокожие существа проявили худшие качества своей мягкокожести: встретились лицом к лицу с врагами, обменялись знаками почтения и ушли. Нехорошо.
– Когда ты привязан к корректору.
– Но… – растерянно начала Лилен.
– Хорошо Таисии. Она сама по себе. А когда ты так, реквизит, трамплин… Я-то ладно, я с самого начала в команде, привык. А Костя раньше в одиночку работал. Сам, по своей силе. У него ордена боевые… Одинокий энергетик, – Север усмехнулся, – это почти как суперагент киношный.
Лилен представила. А потом почувствовала, потому что сидела рядом и была, пусть временно, амортизатором Севера, частью его команды – почувствовала, как же невероятно, нестерпимо хочется ему вырваться из принятых добровольно цепей. На мгновение она приняла то, что было ей странно и дико: жажду погони, опасности, победы!.. Невольно сравнила ощущение со знакомым ей мыслеполем нукт.
Драконы, бывает, хотят драки, веселого убийства. Пищи.
Понятия победы у них нет.
…первое, о чем спросила утром Флейта Тихорецкая – «а где Солнышко?» И обнаружилось, что насущно необходимый Полетаев сгинул. Ушел куда-то, не предупредив. Первый кайманов звонок был отклонен, второй принят без визуалки, а потом искомый Солнце ввалился в номер самолично, обиженный на весь мир и свежепокрашенный.
Света пришла в бурный восторг. Даже проснулась мгновенно.
Таисии немалых усилий стоило не рассмеяться. Но удержалась и только сказала тихонько: «Добрейший мужик Полетаев!»
«Полетаев может убить человека тычком пальца, – отозвался Птиц. – Чего б ему не быть добрейшим мужиком…»
Кайман стал на колени и прижался лбом ко лбу подопечной.
Лилен попыталась ощутить, что он делает. И сама поняла, что усиленное желание блокировало восприятие. Чигракова была права, отказываясь ей что-либо рассказывать. Но чем дальше, тем больше Лилен узнавала сама. Если она поймет, что нужно делать, амортизируя димочкин высший пилотаж, то станет совершенно бесполезна. Такой вот парадокс, который крайне неприятно осознавать.
И неясно, как уберечься от информации-помехи. Разве только не смотреть на Юру, собрата по дару…
– Светик, – ласково сказал тот, не меняя позы. Длинные пальцы хирурга осторожно коснулись рыжеватых светиных висков.
– Аюшки? – мурлыкнула девочка.
– Ну-ка, что ли… причиним убытки. Есть вероятность?
– М-м…
Грохот случился такой, что впору было заподозрить взрыв. Или – что рядом врезалась в стену «крыса», ведомая суицидником.
Но Тихорецкая ограничилась меньшим ущербом.
Упала люстра.
Роскошные низки хрустальных бус рассыпались по стеклу обеденного стола, как юбки пышного платья. Стекло оказалось высокопрочным пластиком и выдержало удар.
– Уфф! – облегченно сказал Солнце. Намотал на палец изумрудную прядь, глянул на нее, поморщился и отбросил.
– Порядок, – подвела итог Таисия. – Сестренка не подвела.
Скажи это Север, Лилен бы попросила уточнить. Но Чигракова непременно глянет на нее как на идиотку, поэтому пришлось напрячь мозги. Сестренка – это, наверное, Ксения, Ксенька-Тройняшка, которая шпионит за земными учеными. Та, благодаря которой семитерране знают о проекте «Скепсис».
– Ага, – согласился Кайман. – Ежели кого-нибудь убьют, проникнув лучами в мозг, то это будем мы с Леной. Позитив, что и говорить.
– Не пугай человека, – проворчал Солнце.
Тонкая пленка биопластика, белесая, полупрозрачная. Заставка на старом щитовом экране – цветы, пейзажи, фотографии. Безжизненная восковая рука отца, свесившаяся с подлокотника. «Пугать? Меня – пугать? Чем? Чем еще меня можно напугать?!»
Лилен промолчала.
…летняя ночь, окраина космопорта. Небо светло от звезд. Одни – крупные, парящие особняком от прочих, аристократически гордые; другие – сплелись сетями; третьи неразличимы, слившиеся в ленты светящейся пыли. Тусклые фонари блюдут проулки между ангарами, делают свое дело, не затмевая славы южного неба. Вдали со стартовой площадки поднимается лайнер, межзвездный отель, идущий в самый популярный, самый налетанный рейс – от Терры-без-номера к Древней Земле.
Хорошее начало для мелодрамы.
И финал хороший.
Лилен бы не отказалась от мелодрамы. От романтической прогулки под руку с Севером. Полутьма, только ты и я, сияние. Уходящий корабль.
Володя действительно стоял рядом, локоть к локтю…
…кто-то на небесах снимал триллер.
– Мы полностью осознаем, в каком… печальном положении оказались, – сказала, запнувшись, строгая женщина в кимоно.
Традиционный японский наряд был выдержан от сандалий до высокой прически. Видя кого-то, столь последовательного в одежде, обычно предполагаешь маскарад или вроде того. Но при взгляде на эту становилось ясно: деловой костюм.
– Мы были опрометчивы, – добавила женщина, пронзительно-черными глазами окидывая похожих на статуи семитерран. – И надеемся, что совершенное преступление будет милостиво принято как ошибка.
– Вы многословны, – уронил Кайман едва слышно.
– Простите.
Кивок. Легкие шаги.
Солнце резко выдохнул, почти зарычал, увидев Флейту.
– С ней все в порядке, – поторопилась японка. – Девочка устала…
Полетаев не ответил. Принял свою корректоршу с рук у второго азиата, повернулся и ушел.
– Если требуется принести извинения…
– Мы не уполномочены их принимать, – бесстрастно сказал Этцер. – Вам известно, сотрудниками какой службы мы являемся, и какова цель нашего здесь пребывания. Соответственно, агрессию против кого и на каком уровне вы проявили. Завтра вечером здесь будет премьер-министр Седьмой Терры. Я настоятельно рекомендую местеру Терадзаве объяснить ситуацию местеру Кхину непосредственно.
Японка наклонила голову.
– В настоящий момент, – закончил Кайман, – я считаю себя вправе потребовать от вас всех сведений по данному вопросу. Касающихся как роли вашей частной армии, так и действий сотрудников Особого отдела Министерства колоний.
– Да. Конечно.
Все это было более чем серьезно. Речь шла не просто о человеческих жизнях – о большой политике, о конфликтах таких сил, которых Лилен со своего шестка даже не представляла. Смутно чувствовалось, что на ее глазах случается что-то важное. Пугающее. Огромное…
Потому, наверно, и не умещалось оно в голове.
Местра Вольф впервые до конца осознала справедливость поговорки «меньше знаешь – крепче спишь».
Кайман понимал, что происходит. Шеверинский понимал. Наверное, Макферсон бы понял… после всех событий последнего дня воспоминание о Майке показалось блеклым и равнодушным. Ну, есть такой. Не до него сейчас. Разве что мысль мелькнула: надо же, сама стала как Майк, все фильмами вижу… Происходящее смахивало на триллер и воспринималось как триллер.
Лилен думала, что вчерашней ночью, стоя в воротах ангара, играла роль. Роль особистки Райского Сада.
И ей это нравилось.
– А ну вон! – прохрипел старик и свесился набок с софы, пытаясь достать соскользнувший на пол мягкий плед. Голая одалиска, профессионально улыбнувшись, подняла его и подала хозяину. Остальные красотки неторопливо покидали бассейн, виляли бедрами, кутаясь в прозрачные парео, подрагивали грудями. Сквозь стеклянную крышу лилось солнце, пробивало насквозь пышную листву зимнего сада; тень была изумрудной, лоскуты света на полу – канареечно-желтыми. Хозяин не любил темных тел, потому цветокорректированная кожа девиц белела как мрамор. Длинные их волосы колыхались, скользили по круглым плечам; ярко выделялись соски.
Наконец, за крутым задом последней девицы сомкнулись створки дверей.
Чарльз Айлэнд закрыл глаза.
Его бил озноб. И даже биопластик не мог помочь.
Нервы.
«Чертов япошка, – подумалось старику. – Еще переживет меня. Отмороженный».
Охоту на людей как таковых косоглазая дрянь Ши-Ши находил занятием удручающим. И не потому, что люди как таковые плохо умели защищать свою жизнь. Сам охотник, по мнению корсара, являл в этом случае отнюдь не надчеловеческую власть и не свободу от морали, а только личностную незрелость.
Но киллеры, особенно те, кому заказали тебя самого – совершенно другое дело.
По непроверенным данным, в молодости Ши-Ши любил собственноручно казнить плененных убийц. Сняв фиксаторы, он отпускал добычу в специально заведенный парк и затем до полусуток порой бродил по темным аллеям с катаной.
Когда-то, узнав об этом, Айлэнд долго хохотал и в глубине души затаил нежные чувства к антагонисту.
…Кряхтя, старик потянулся к краю ложа. Ткнул пальцами в сенсор и приказал: «Вверх. Кресло. Галерея». Ограниченный искусственный интеллект выгнул софу желаемой модификацией; Чарльз откинулся на подголовник, глядя в небо сквозь стекло потолка. Кресло поднялось над полом, поплыло к разошедшимся дверям. По советам врачей местер Айлэнд тщательно следил за двигательной активностью. Сто двадцать седьмой год – не шутка. Нагрузки необходимы, но бегать по-мальчишески не стоит.
Старик медленно дрейфовал по удлиненному холлу, мимоходом вкушая глазами красоту старых скульптур и полотен. В последние годы он стал щедрее: лет сорок назад и в голову не приходило одалживать что-то из коллекции музеям для выставок… «Стар ты, Чарли, – сказал он себе, останавливая кресло. – Чертовски стар».
И одинок.
Она стояла у окна, непринужденно опираясь на подоконник. Красивая зрелая женщина, светящаяся изяществом, холеная, знающая себе цену. Вторая женщина, еще более красивая, юная, с замкнутым мрачноватым лицом, сидела на подоконнике, глядя на сплетенные пальцы. Две художественные голограммы, слишком реалистичные, чтобы быть настоящими произведениями искусства, они казались лишними здесь, среди собрания ценой в сотни миллионов. Вдвойне лишними – вдали от эпохи расцвета голографии, в секции Ренессанса.
Серена Дебора Айлэнд. Испел Айлэнд.
– Добрый день, Эс Ди, – сказал старик жене в спину. Она не шелохнулась; и дочь не подняла обиженных глаз. – Ты все сердишься? Я знаю, мне не стоило жениться в четвертый раз. И в пятый тоже. Но тебе не стоило выдвигаться тогда, я предупреждал. Я сделал все, что мог, ты же знаешь. Кто знал, что оно так обернется? Я клянусь, что собирался заказать Билли. Я даже обсудил это дельце с тогдашним Йорией.
Серена Дебора, убитая во время публичного выступления перед выборами, промолчала.
Старик перевел взгляд.
– Ты такая умная девочка, Ис, – проворчал он добродушно. – Как тебя угораздило так глупо попасть? Кому я теперь оставлю корпорацию? Лансу? Он не может ложку в руках удержать, не то что серьезный бизнес.
Дочь упрямо смотрела в пол.
Во время Второй космической, когда Билли конфисковал для нужд армии частные гиперкорабли, болван Ланс не сумел уберечь свою яхту в неприкосновенности. Его драгоценный эксклюзив расколошматили где-то возле Фронтира, на котором за пару месяцев до этого убили его сводную сестру. Яхта называлась «Испел»… Чувства Ланса к Испел были не вполне братскими. Именно это стало причиной неприязни Чарльза к сыну; это, а не вымышленная неспособность вести дела.
Старик вздохнул.
– Тебе бы сейчас было семьдесят три, Эс Ди, – сказал он. – Как Надеждиной с Седьмой Терры. С пластиком это совсем не возраст. Ты бы недурно выглядела, я думаю. Не могу сказать, что мне тебя не хватает, но ты, черт побери, единственная женщина, которая употребила мои гены с толком. Из моих отпрысков не знаю никого лучше нашей дочери. Если б ей не втемяшилось в голову ехать тогда на сафари… слышишь, Изабелла? Ты сглупила, девочка моя.
Старика уже утомил разговор с неживыми. Но усталость эта успокаивала, проясняла мысли. Озноб прошел. В нежащей музейной прохладе Чарльз Айлэнд лежал, закутавшись в плед, чувствуя, как греет и тонизирует его тело биопластик, и думал.
По здравому размышлению, дела не так плохи. Некогда любимое детище, чуть позже – больной зуб, концерн «Фанкаделик» возобновил работу. Восемьдесят процентов от прежнего объема, и рост продолжается. Молодой Начальник Порта оказался парнем не промах, сумел мягко перевести вверенное его заботам государство на законные рельсы. Законность весьма условна, ограничения, накладываемые межцивилизационными договорами, так расплывчаты, что практически незаметны… Но дурные слухи заставили местера Айлэнда немало понервничать: перспектива пересчета налогов и явления из ничего чудовищной задолженности резала без ножа.
Создатель и хозяин транснационального, транспланетного монстра сентиментально предпочитал жить там, где родился.