Страница:
Затем шло письмо на имя сержанта Майкла Хогана, написанное через пять дней после последнего письма Вассу. Эйприл спрашивала, не поможет ли сержант в ее изысканиях. Арден Васс не ответил ни на одно из ее писем, и, если сержант заинтересуется этой волнующей страничкой истории Миллхейвена, она будет очень благодарна за помощь.
Затем – еще одно письмо Майклу Хогану, где автор извиняется за свои дурные манеры, но надеется загладить вину, самостоятельно раскопав в хранилище папку со старым делом.
– Хоган знал, что Эйприл интересовалась убийствами «Голубой розы», – сказал я Джону, читающему письма через мое плечо.
Джон кивнул.
– И он не собирается распространяться на эту тему, не так ли?
Встав рядом, Джон перевернул следующий лист, который также оказался письмом. На этот раз Полу Фонтейну.
Обращаюсь к вам, отчаявшись получить ответы от шефа полиции Васса и сержанта Майкла Хогана. Я – историк-любитель, чьи последние исследования касаются моста на Горацио-стрит и бара «Зеленая женщина». И среди других интересных тем, связанных с этими местами, произошедшие в пятидесятом году убийства «Голубой розы». Мне очень хотелось бы ознакомиться с этим делом, и я уже выражала готовность самостоятельно отыскать в хранилище папку.
Детектив Фонтейн, я пишу именно вам благодаря вашей репутации отличного следователя. Надеюсь, что вы поймете: я тоже веду своего рода расследование, предметом которого является прошлое. Буду очень благодарна, если вы хотя бы ответите на это письмо.
Ваша с надеждой
Эйприл Рэнсом.
– Она старалась заморочить ему голову, – сказал Джон. – «Ваша с надеждой» – да Эйприл никогда не произнесла бы такие слова.
– Тебе не кажется, что она вполне могла осмотреть бар «Зеленая женщина»?
Джон выпрямился и посмотрел мне в глаза.
– Мне кажется, что я не знаю ответа ни на один из твоих вопросов. Я ведь не знал даже, над чем работала Эйприл.
– Она тоже не совсем это знала, – сказал я. – Ведь это лишь отчасти историческое исследование.
– Она никак не могла остановиться на достигнутом! – сказал Джон, делая шаг в мою сторону. – В этом-то все и дело. Ей мало было быть звездой у «Барнетта», мало было писать те же статьи, которые пишут все, ей мало было... – Он осекся и мрачно посмотрел на лежавшую перед нами рукопись. – Ну что ж, давай попробуем добраться в нижний город, пока не начался этот чертов марш.
Едва оказавшись в машине, Джон нагнулся и полез под сиденье.
– О, нет, – воскликнул я.
– О, да, – сказал Джон, доставая револьвер. – Неприятно говорить об этом, но он может нам понадобиться.
– Тогда можешь на меня не рассчитывать.
– Хорошо, я пойду один. – Он откинулся на спинку, втянул живот и засунул револьвер за пояс брюк. Затем снова посмотрел на меня. – Я не думаю, что нам действительно понадобится револьвер, Тим. Но если мы встретим кого-то, не хочу чувствовать себя совсем беспомощным. Неужели тебе не интересно посмотреть на это место?
– Я кивнул.
– Но это ведь только для уверенности в себе.
Я завел машину, не сводя глаз с Джона.
– Как у Фрицманна?
– Я сделал ошибку, – Джон улыбнулся, а я выключил мотор. Джон поднял руки. – Нет, нет, я действительно считаю, что не должен был этого делать. Мне очень жаль. Поехали, Тим.
Я снова завел машину.
– Не делай так больше. Никогда.
Джон покачал головой, запахивая куртку поверх торчащей из-за пояса рукоятки.
– Но представь себе, что кто-нибудь войдет, когда мы будем там. Разве не лучше мы будем себя чувствовать, зная, что у нас есть револьвер?
– Если бы его держал в руках я – может быть.
Джон молча распахнул куртку, вынул из-за пояса револьвер и протянул его мне. Я положил его рядом на сиденье, чувствуя под бедром его неприятную твердость. Когда зажегся красный сигнал светофора, я взял револьвер и засунул с левой стороны за пояс. Снова зажегся зеленый, и я дернул машину с места.
– Зачем Алану понадобилось покупать пистолет?
Джон улыбнулся.
– Его купила отцу Эйприл. Она знала, что старик держит в доме кучу денег, несмотря на все ее усилия уговорить его положить их в банк. Думаю, она понимала, что, если кто-то проникнет в дом, Алану достаточно будет помахать пушкой, и грабитель убежит со всех ног.
– Если пистолет предназначался лишь для того, чтобы помахать им, не надо было покупать патроны.
– Она и не покупала. Просто велела отцу прицелиться в любого, кто проникнет в дом. Но в прошлом году, когда Эйприл не было в городе, Алан позвонил мне и устроил истерику по поводу того, что дочь не доверяет ему, а ведь он умеет обращаться с оружием лучше, чем я...
– Это правда? – Алан Брукнер не походил на человека, которому приходилось часто стрелять.
– Он достал меня – мучил до тех пор, пока я не отвез его в магазин, где он купил две коробки гильз. Не знаю, говорил ли он об этом Эйприл. Думаю, что нет.
Когда я ехал по Горацио-стрит, до нас донесся с находящейся на другом берегу Иллинойс-авеню шум – рокот толпы, выкрикиваемые в мегафон лозунги.
Я поглядел в ту сторону. Улица была забита людьми, некоторые несли плакаты и лозунги. Рядом ходил, таинственный, как рыцарь в доспехах, облаченный в шлем полицейский.
Дома в этой части Горацио-стрит выглядели заброшенными. В припаркованных машинах какие-то мужчины пили пиво и играли в карты.
– Ты просмотрел дело? – спросил я Джона.
– Забавно, да?
– Да, им даже не пришло в голову спросить, кого недавно уволили.
– Ты не заметил? Ну же! – Джон удивленно посмотрел на меня. – Кто был тем единственным человеком, с которым им надо было поговорить? Кто знал об отеле «Сент Элвин» больше, чем все остальные?
– Твой отец.
– Они говорили с моим отцом.
– Гленрой Брейкстоун? Но протокол его допроса тоже есть в деле.
– Ты не хочешь думать.
– Тогда скажи мне.
Джон посмотрел на меня с отвратительной хитрющей улыбкой.
– Там нет показаний знаменитого Боба Бандольера. Это не кажется тебе странным?
2
3
4
5
Затем – еще одно письмо Майклу Хогану, где автор извиняется за свои дурные манеры, но надеется загладить вину, самостоятельно раскопав в хранилище папку со старым делом.
– Хоган знал, что Эйприл интересовалась убийствами «Голубой розы», – сказал я Джону, читающему письма через мое плечо.
Джон кивнул.
– И он не собирается распространяться на эту тему, не так ли?
Встав рядом, Джон перевернул следующий лист, который также оказался письмом. На этот раз Полу Фонтейну.
* * *
* * ** * *
Уважаемый детектив Фонтейн!Обращаюсь к вам, отчаявшись получить ответы от шефа полиции Васса и сержанта Майкла Хогана. Я – историк-любитель, чьи последние исследования касаются моста на Горацио-стрит и бара «Зеленая женщина». И среди других интересных тем, связанных с этими местами, произошедшие в пятидесятом году убийства «Голубой розы». Мне очень хотелось бы ознакомиться с этим делом, и я уже выражала готовность самостоятельно отыскать в хранилище папку.
Детектив Фонтейн, я пишу именно вам благодаря вашей репутации отличного следователя. Надеюсь, что вы поймете: я тоже веду своего рода расследование, предметом которого является прошлое. Буду очень благодарна, если вы хотя бы ответите на это письмо.
Ваша с надеждой
Эйприл Рэнсом.
– Она старалась заморочить ему голову, – сказал Джон. – «Ваша с надеждой» – да Эйприл никогда не произнесла бы такие слова.
– Тебе не кажется, что она вполне могла осмотреть бар «Зеленая женщина»?
Джон выпрямился и посмотрел мне в глаза.
– Мне кажется, что я не знаю ответа ни на один из твоих вопросов. Я ведь не знал даже, над чем работала Эйприл.
– Она тоже не совсем это знала, – сказал я. – Ведь это лишь отчасти историческое исследование.
– Она никак не могла остановиться на достигнутом! – сказал Джон, делая шаг в мою сторону. – В этом-то все и дело. Ей мало было быть звездой у «Барнетта», мало было писать те же статьи, которые пишут все, ей мало было... – Он осекся и мрачно посмотрел на лежавшую перед нами рукопись. – Ну что ж, давай попробуем добраться в нижний город, пока не начался этот чертов марш.
Едва оказавшись в машине, Джон нагнулся и полез под сиденье.
– О, нет, – воскликнул я.
– О, да, – сказал Джон, доставая револьвер. – Неприятно говорить об этом, но он может нам понадобиться.
– Тогда можешь на меня не рассчитывать.
– Хорошо, я пойду один. – Он откинулся на спинку, втянул живот и засунул револьвер за пояс брюк. Затем снова посмотрел на меня. – Я не думаю, что нам действительно понадобится револьвер, Тим. Но если мы встретим кого-то, не хочу чувствовать себя совсем беспомощным. Неужели тебе не интересно посмотреть на это место?
– Я кивнул.
– Но это ведь только для уверенности в себе.
Я завел машину, не сводя глаз с Джона.
– Как у Фрицманна?
– Я сделал ошибку, – Джон улыбнулся, а я выключил мотор. Джон поднял руки. – Нет, нет, я действительно считаю, что не должен был этого делать. Мне очень жаль. Поехали, Тим.
Я снова завел машину.
– Не делай так больше. Никогда.
Джон покачал головой, запахивая куртку поверх торчащей из-за пояса рукоятки.
– Но представь себе, что кто-нибудь войдет, когда мы будем там. Разве не лучше мы будем себя чувствовать, зная, что у нас есть револьвер?
– Если бы его держал в руках я – может быть.
Джон молча распахнул куртку, вынул из-за пояса револьвер и протянул его мне. Я положил его рядом на сиденье, чувствуя под бедром его неприятную твердость. Когда зажегся красный сигнал светофора, я взял револьвер и засунул с левой стороны за пояс. Снова зажегся зеленый, и я дернул машину с места.
– Зачем Алану понадобилось покупать пистолет?
Джон улыбнулся.
– Его купила отцу Эйприл. Она знала, что старик держит в доме кучу денег, несмотря на все ее усилия уговорить его положить их в банк. Думаю, она понимала, что, если кто-то проникнет в дом, Алану достаточно будет помахать пушкой, и грабитель убежит со всех ног.
– Если пистолет предназначался лишь для того, чтобы помахать им, не надо было покупать патроны.
– Она и не покупала. Просто велела отцу прицелиться в любого, кто проникнет в дом. Но в прошлом году, когда Эйприл не было в городе, Алан позвонил мне и устроил истерику по поводу того, что дочь не доверяет ему, а ведь он умеет обращаться с оружием лучше, чем я...
– Это правда? – Алан Брукнер не походил на человека, которому приходилось часто стрелять.
– Он достал меня – мучил до тех пор, пока я не отвез его в магазин, где он купил две коробки гильз. Не знаю, говорил ли он об этом Эйприл. Думаю, что нет.
Когда я ехал по Горацио-стрит, до нас донесся с находящейся на другом берегу Иллинойс-авеню шум – рокот толпы, выкрикиваемые в мегафон лозунги.
Я поглядел в ту сторону. Улица была забита людьми, некоторые несли плакаты и лозунги. Рядом ходил, таинственный, как рыцарь в доспехах, облаченный в шлем полицейский.
Дома в этой части Горацио-стрит выглядели заброшенными. В припаркованных машинах какие-то мужчины пили пиво и играли в карты.
– Ты просмотрел дело? – спросил я Джона.
– Забавно, да?
– Да, им даже не пришло в голову спросить, кого недавно уволили.
– Ты не заметил? Ну же! – Джон удивленно посмотрел на меня. – Кто был тем единственным человеком, с которым им надо было поговорить? Кто знал об отеле «Сент Элвин» больше, чем все остальные?
– Твой отец.
– Они говорили с моим отцом.
– Гленрой Брейкстоун? Но протокол его допроса тоже есть в деле.
– Ты не хочешь думать.
– Тогда скажи мне.
Джон посмотрел на меня с отвратительной хитрющей улыбкой.
– Там нет показаний знаменитого Боба Бандольера. Это не кажется тебе странным?
2
– Ты, должно быть, ошибаешься, – сказал я.
Джон скривился.
– Я уверен, что читал в деле про Боба Бандольера.
– Другие люди упоминали его время от времени в своих показаниях. Но он не работал в отеле в тот период, когда произошли убийства. Так что Дэмрок, вероятно, просто не вспомнил о нем.
Перед мостом я свернул влево, на Уотер-стрит. В сорока футах сидел на своем бетонном фундаменте бар «Зеленая женщина». На вензеле над входом удобно устроились голуби. Я медленно поехал вдоль левой стороны бара, потом свернул еще раз, и мы оказались на задворках. Над задней дверью виднелись два слуховых окошка. Мы с Рэнсомом осторожно закрыли двери, стараясь не хлопнуть ими. Марш протеста придвинулся ближе. Было слышно, как толпа скандирует «Справедливость для всех!», «Справедливость для всех!»
Я посмотрел поверх машины на бледное, безжизненное лицо Рэнсома.
– Может быть, кто-то вынул из дела эти страницы?
– Зачем?
– Чтобы их не увидела Эйприл. Чтобы их не увидели мы. Чтобы их не увидел никто.
– Давай попытаемся проникнуть внутрь, пока не кончился марш, – сказал Джон.
Джон скривился.
– Я уверен, что читал в деле про Боба Бандольера.
– Другие люди упоминали его время от времени в своих показаниях. Но он не работал в отеле в тот период, когда произошли убийства. Так что Дэмрок, вероятно, просто не вспомнил о нем.
Перед мостом я свернул влево, на Уотер-стрит. В сорока футах сидел на своем бетонном фундаменте бар «Зеленая женщина». На вензеле над входом удобно устроились голуби. Я медленно поехал вдоль левой стороны бара, потом свернул еще раз, и мы оказались на задворках. Над задней дверью виднелись два слуховых окошка. Мы с Рэнсомом осторожно закрыли двери, стараясь не хлопнуть ими. Марш протеста придвинулся ближе. Было слышно, как толпа скандирует «Справедливость для всех!», «Справедливость для всех!»
Я посмотрел поверх машины на бледное, безжизненное лицо Рэнсома.
– Может быть, кто-то вынул из дела эти страницы?
– Зачем?
– Чтобы их не увидела Эйприл. Чтобы их не увидели мы. Чтобы их не увидел никто.
– Давай попытаемся проникнуть внутрь, пока не кончился марш, – сказал Джон.
3
Джон открыл первую дверь и начал колдовать над ручкой второй.
Вытащив револьвер, я встал позади него. Рэнсом сражался с навесным железным замком. Я отстранил его и прижал к замку дуло револьвера.
– Не стоит, – Джон опустил ствол указательным пальцем. Затем он пошел к машине, открыл багажник и вернулся, неся ручку от домкрата. Я отступил назад, и Джон вставил ручку в дужку замка, нашел положение, в котором замок блокировал ее, и резко потянул за ручку вниз. Лицо его напряглось, под курткой проступали мускулы плеч, лицо покраснело. Я стал помогать ему, схватившись за другой конец ручки. Что-то вдруг тихонько щелкнуло – и дужка развалилась на две части.
Джона качнуло вперед, а я чуть было не упал на спину. Отшвырнув ручку, Джон вынул из петель сломанный замок и положил его рядом на бетонный пол.
– Чего ты ждешь? – спросил Джон.
Я толкнул дверь, и мы вошли в бар «Зеленая женщина».
Вытащив револьвер, я встал позади него. Рэнсом сражался с навесным железным замком. Я отстранил его и прижал к замку дуло револьвера.
– Не стоит, – Джон опустил ствол указательным пальцем. Затем он пошел к машине, открыл багажник и вернулся, неся ручку от домкрата. Я отступил назад, и Джон вставил ручку в дужку замка, нашел положение, в котором замок блокировал ее, и резко потянул за ручку вниз. Лицо его напряглось, под курткой проступали мускулы плеч, лицо покраснело. Я стал помогать ему, схватившись за другой конец ручки. Что-то вдруг тихонько щелкнуло – и дужка развалилась на две части.
Джона качнуло вперед, а я чуть было не упал на спину. Отшвырнув ручку, Джон вынул из петель сломанный замок и положил его рядом на бетонный пол.
– Чего ты ждешь? – спросил Джон.
Я толкнул дверь, и мы вошли в бар «Зеленая женщина».
4
Мы стояли практически в пустой комнате площадью около десяти квадратных футов. В дальнем конце виднелась ведущая наверх лестница. У стены напротив нас стоял огромный коричневый диван, обитый дерматином, а слева от меня – письменный стол. На полу лежал потертый зеленый ковер. Еще в стене напротив виднелась какая-то дверь. Джон закрыл входную дверь, и в комнате стало почти совсем темно.
– Это сюда Фрицманн вносил ящики из машины? – спросил Джон.
– Его машина стояла со стороны улицы, и была открыта передняя дверь.
Над головой у нас что-то хрустнуло, и мы как по команде подняли глаза к потолку.
– Давай ты посмотришь в той части дома, а я поднимусь по лестнице, – предложил Джон.
Я кивнул.
Рэнсом двинулся к лестнице, но вдруг остановился и повернулся ко мне. Я сразу понял, что у него на уме, вынул из-за пояса «кольт» и протянул ему.
Взяв пистолет, Джон снова двинулся к лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, он знаком показал мне, что пора начать осмотр.
Я прошел через пустой офис и открыл дверь в стене. Посреди следующей комнаты стоял длинный деревянный прилавок, а вдоль стен – деревянные столбики, на которых, очевидно, висели когда-то шкафы. Сломанные трубы, торчащие из стен, подводили когда-то газ к плитам. На дальнюю стену вдруг упал луч света – Джон Рэнсом открыл наверху скрипучую дверь.
Дверь, напоминавшая люк, вела в помещение бара. При каждом шаге из-под ног моих поднималась пыль.
Я стоял в дверях и разглядывал старый бар. Окно напротив было таким грязным, что казалось, будто за окном – мрачный, пасмурный ноябрь. Прямо передо мной виднелся конец старой стойки бара.
Справа были пустые кабинки, напоминавшие исповедальни в церквах семнадцатого века. Пол был покрыт толстым слоем пыли. Хорошо видны были следы, ведущие к кабинкам и обратно: маленькие ступни, длинные пальцы.
У меня возникло вдруг чувство, что я уже видел когда-то точно такую же пустоту. Я сделал еще шаг вперед, и это чувство усилилось. Вокруг меня точно раскололось время. Какая-то невнятная музыка, которую я слышал много раз, но никак не мог узнать, звучала у меня в голове. По телу вдруг пробежала дрожь.
Потом я понял, что в комнате есть кто-то еще, и похолодел от ужаса. Передо мной стоял на пыльном полу ребенок, смотревший настойчивым взглядом прямо мне в глаза. Вода, текущая под вязами на Ливермор-авеню, умирающие люди, вопящие посреди уже умерших. Я уже видел его однажды, очень давно.
А потом мне показалось, что другой мальчик, другой ребенок, стоит за первым, и что если этот ребенок дотронется до меня, я сам окажусь среди мертвых.
Райский сад, Царствие небесное.
Я сделал шаг вперед, и ребенок исчез.
Я сделал еще шаг в сторону окна. На полу виднелись два больших квадратных отпечатка, а рядом были разбросаны какие-то шарики, напоминавшие по виду изюм.
В кухне раздались тяжелые шаги.
– Там в стене наверху – дыра величиной с Небраску, – сообщил мне Рэнсом. – Нашел коробки?
– Их нету, – сказал я. У меня немного кружилась голова.
– Черт, – он встал за моей спиной. – Они явно были здесь. – Джон вздохнул. – Над этими коробками стали работать крысы – вот Фрицманн и увез их.
– Может быть... – я не продолжил фразу, и она прозвучала так, будто я был согласен с Рэнсомом. Не хотелось говорить ему, что коробки вполне могли унести отсюда из-за его жены.
– А это что – Джон заметил следы, ведущие к кабинкам и обратно. Пистолет дрогнул в его руке.
Я пошел по следам вслед за ним. Там, где кончалась очередная секция досок, мы обнаружили латунное кольцо, вмонтированное в круг.
– Люк, – сказал Джон. – Вполне возможно, в подвале кто-то есть.
Он потянул за кольцо, люк открылся, и под ним обнаружилась деревянная лестница, ведущая вниз, в темноту. Мне показалось, что я слышу запах крови. Я резко махнул головой – теперь пахло только землей и плесенью.
И это со мной тоже уже когда-то было. Ничто на свете не заставит меня спуститься в этот подвал.
– Ну что ж, не похоже, что там кто-то есть, но надо проверить.
– Там нет ничего, кроме... – я никак не мог придумать, что же должно обязательно быть в этом подвале.
Видимо, мой тон показался Джону немного странным, потому что он пристально посмотрел на меня и спросил:
– С тобой все в порядке?
Я сказал, что чувствую себя замечательно. Джон махнул револьвером вниз, в темноту.
– У тебя есть зажигалка или спички?
Я покачал головой.
Поставив револьвер на предохранитель, Джон нагнулся над люком и поставил ногу на вторую ступеньку. Затем, опираясь рукой о пол, он поставил вторую ногу на первую ступеньку и чуть было не полетел вниз. Положив револьвер на пол, он стал держаться обеими руками, спускаясь ступенька за ступенькой вниз. Когда плечи его были уже на уровне пола, он снова взял револьвер и стал спускаться дальше. Я услышал, как он выругался, ударившись обо что-то внизу.
В ноздри мне снова ударил запах крови. Я спросил Джона, видит ли он что-нибудь.
– Черт бы тебя побрал! – послышалось в ответ.
Я посмотрел на его редеющие волосы, покрывавшие розовую кожу головы. Джон держал пистолет на уровне живота. Возле одной из его ног стоял стул с зеленым пластиковым сиденьем. Об него он и ударился, сходя с лестницы.
– В противоположной стене два окна. Здесь внизу старый угольный желоб и куча разного другого дерьма. Подожди-ка, – Джон стал двигаться вглубь от лестницы.
Я наклонился над люком, потом оперся рукой о пол и сел, свесив ноги в пустоту.
Голос Джона доносился, словно он был за тысячу миль.
– Здесь они тоже держали какое-то время коробки. Я вижу... – Джон задел за что-то, что издало какой-то глухой и гулкий звук, словно пустая бочка. – Тим!
Мне очень не хотелось ставить ноги на ступеньки лестницы, но ноги двигались словно сами собой. Я перенес на них тяжесть своего тела и позволил им снести меня вниз.
– Спускайся же, черт побери!
Как только голова моя достигла уровня пола, я снова услышал запах крови.
Нога моя нащупала тот же стул, с которого чуть было не свалился Джон Рэнсом, я отшвырнул его в сторону и ступил на утрамбованную землю. Джон стоял примерно в тридцати футах спиной ко мне. Пыльное окно пропускало тонкий луч неяркого света, который падал на старый угольный желоб. Рядом действительно валялась пустая бочка. В нескольких футах виднелась груда мятого картона и бумажного мусора. Между мной и Джоном виднелся круг из кирпичей, отмечавший то место, где находился, вероятно, отопительный прибор, снабжавший здание теплом. Запах крови стал сильнее.
Джон взглянул через плечо, чтобы убедиться, что я спустился с лестницы.
Я подошел к нему, и он отступил в сторону.
В углу стояло, словно трон, старое кресло, испачканное черной краской. Краска была также на земле вокруг кресла. Я затаил дыхание. Краска блестела в лучах тусклого света. Я подошел к Джону и увидел, что он показывает стволом «кольта» на три куска толстой окровавленной веревки. Каждый из них был перерезан пополам.
– Здесь кого-то застрелили, – сказал Рэнсом, сверкнув в мою сторону белками глаз.
– Ни в кого тут не стреляли, – сказал я, удивляясь собственной рассудительности в такой момент. – Кто бы это ни был, его наверняка убили тем же ножом, которым перерезали веревки.
Джон нервно сглотнул слюну.
– Эйприл была зарезана, и Грант Хоффман тоже.
А также Арлетт Монаган, Джеймс Тредвелл, Монти Лиланд и Хайнц Штенмиц.
– Мне кажется, нам не надо рассказывать об этом полиции. А то придется объяснять, как мы здесь оказались.
– Надо подождать, пока найдется тело, – сказал я.
– Его уже нашли – того парня в машине у аэропорта.
– Охранник обнаружил его, потому что из багажника сочилась кровь, – напомнил я. – Убийца засунул его в багажник еще живым.
– Значит, здесь был убит кто-то другой?
Я кивнул.
– Что здесь, черт возьми, происходит?
– Не уверен, что по-прежнему хочу это знать, – сказал я, поворачиваясь спиной к кровавому трону.
– Господи, они ведь могут вернуться! – воскликнул Джон. – Почему мы стоим тут как истуканы? – Он двинулся к лестнице, бросая на меня через плечо косые взгляды. – Что ты делаешь?
Я направился к куче бумаги и картона в углу подвала.
– Ты сумасшедший? Они же могут вернуться!
– У тебя ведь есть пистолет, не так ли? – казалось, что слова, вылетающие у меня изо рта, не имеют никакого отношения к тому, что я чувствую.
Рэнсом ошеломленно посмотрел на меня, дошел до лестницы и начал подниматься. Он долез до верха как раз в тот момент, когда я дошел до кучи бумажного мусора. Джон сел на край люка и поднял ноги. Я слышал, как шаги его удаляются в сторону кухни.
На полу под грудой картона и рваной бумаги виднелись отпечатки двух коробок. Крысы оставили почти нетронутым их содержимое.
Я стал пристально вглядываться в лежащую передо мной массу. То здесь, то там на бумаге виднелись обрывки какого-то текста. Из задней части дома слышались нервные шаги Джона.
Я расправил один из бумажных листов, который был по сравнению с остальными более или менее целым. Подойдя к лестнице, я попытался разобрать почерк. У меня было почему-то такое чувство, что все это очень важно для меня. Сначала я увидел цифры – 5,77, затем еще несколько – 5-10, 120, 26. Джейн Райт. Со слезами на глазах, храброй улыбкой... обтягивающие джинсы, ковбойские сапоги, черная безрукавка. Белый мусор... Нет ни детей, ни мужа – на этом страница кончалась.
Я сложил листок пополам и засунул его в карман рубашки. Испугавшись, что Джон действительно может уехать без меня, я быстро взобрался по лестнице.
Джон нервно ходил снаружи, позвякивая ключами от машины и сжимая правой рукой «кольт». Он бросил – почти швырнул – мне ключи.
– Ты хоть знаешь, как близок был... – сказал он за дверью, подбирая сломанный замок и ручку от домкрата. Джон хотел сказать, что я был близок к тому, чтобы остаться в одиночестве внутри пустого здания. В нескольких кварталах к востоку от нас бесновалась толпа. Джон продел дужку замка в металлические петли. Он был в панике, я же чувствовал себя до странности спокойно. Все, что должно случиться, все равно случится. Уже случилось. Конечно, все придет к своему логическому концу – плохому или хорошему, но это уже ни в малейшей степени не зависело ни от меня, ни от Джона Рэнсома.
Когда я забрался в машину, Джон рассеянно барабанил пальцами по приборной панели. Я вывел машину из-за угла бара. Джон пытался смотреть одновременно в нескольких направлениях, словно за нами крались не меньше дюжины убийц с оружием наперевес.
– Ты сможешь выехать отсюда? – спросил Джон.
– Ты хочешь, чтобы я завез тебя домой? – спросил я.
– Что ты имеешь в виду?
– Я собираюсь в Элм-хилл, чтобы разыскать все-таки семейство Санчана.
Джон застонал с трагическим выражением лица.
– Но зачем тебе это?
Я сказал, что он прекрасно знает зачем.
– Нет, не знаю, – возразил Джон. – И считаю это пустой тратой времени.
– Я заброшу тебя на Эли-плейс.
Джон без сил откинулся на спинку сиденья. Я повернул у светофора на Горацио-стрит и поехал по мосту.
– Ну что ж, давай, прожигай мой бензин, – сказал Джон, покачав головой.
Прежде чем свернуть на шоссе восток-запад, я действительно остановился у бензозаправки и залил полный бак горючего.
– Это сюда Фрицманн вносил ящики из машины? – спросил Джон.
– Его машина стояла со стороны улицы, и была открыта передняя дверь.
Над головой у нас что-то хрустнуло, и мы как по команде подняли глаза к потолку.
– Давай ты посмотришь в той части дома, а я поднимусь по лестнице, – предложил Джон.
Я кивнул.
Рэнсом двинулся к лестнице, но вдруг остановился и повернулся ко мне. Я сразу понял, что у него на уме, вынул из-за пояса «кольт» и протянул ему.
Взяв пистолет, Джон снова двинулся к лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, он знаком показал мне, что пора начать осмотр.
Я прошел через пустой офис и открыл дверь в стене. Посреди следующей комнаты стоял длинный деревянный прилавок, а вдоль стен – деревянные столбики, на которых, очевидно, висели когда-то шкафы. Сломанные трубы, торчащие из стен, подводили когда-то газ к плитам. На дальнюю стену вдруг упал луч света – Джон Рэнсом открыл наверху скрипучую дверь.
Дверь, напоминавшая люк, вела в помещение бара. При каждом шаге из-под ног моих поднималась пыль.
Я стоял в дверях и разглядывал старый бар. Окно напротив было таким грязным, что казалось, будто за окном – мрачный, пасмурный ноябрь. Прямо передо мной виднелся конец старой стойки бара.
Справа были пустые кабинки, напоминавшие исповедальни в церквах семнадцатого века. Пол был покрыт толстым слоем пыли. Хорошо видны были следы, ведущие к кабинкам и обратно: маленькие ступни, длинные пальцы.
У меня возникло вдруг чувство, что я уже видел когда-то точно такую же пустоту. Я сделал еще шаг вперед, и это чувство усилилось. Вокруг меня точно раскололось время. Какая-то невнятная музыка, которую я слышал много раз, но никак не мог узнать, звучала у меня в голове. По телу вдруг пробежала дрожь.
Потом я понял, что в комнате есть кто-то еще, и похолодел от ужаса. Передо мной стоял на пыльном полу ребенок, смотревший настойчивым взглядом прямо мне в глаза. Вода, текущая под вязами на Ливермор-авеню, умирающие люди, вопящие посреди уже умерших. Я уже видел его однажды, очень давно.
А потом мне показалось, что другой мальчик, другой ребенок, стоит за первым, и что если этот ребенок дотронется до меня, я сам окажусь среди мертвых.
Райский сад, Царствие небесное.
Я сделал шаг вперед, и ребенок исчез.
Я сделал еще шаг в сторону окна. На полу виднелись два больших квадратных отпечатка, а рядом были разбросаны какие-то шарики, напоминавшие по виду изюм.
В кухне раздались тяжелые шаги.
– Там в стене наверху – дыра величиной с Небраску, – сообщил мне Рэнсом. – Нашел коробки?
– Их нету, – сказал я. У меня немного кружилась голова.
– Черт, – он встал за моей спиной. – Они явно были здесь. – Джон вздохнул. – Над этими коробками стали работать крысы – вот Фрицманн и увез их.
– Может быть... – я не продолжил фразу, и она прозвучала так, будто я был согласен с Рэнсомом. Не хотелось говорить ему, что коробки вполне могли унести отсюда из-за его жены.
– А это что – Джон заметил следы, ведущие к кабинкам и обратно. Пистолет дрогнул в его руке.
Я пошел по следам вслед за ним. Там, где кончалась очередная секция досок, мы обнаружили латунное кольцо, вмонтированное в круг.
– Люк, – сказал Джон. – Вполне возможно, в подвале кто-то есть.
Он потянул за кольцо, люк открылся, и под ним обнаружилась деревянная лестница, ведущая вниз, в темноту. Мне показалось, что я слышу запах крови. Я резко махнул головой – теперь пахло только землей и плесенью.
И это со мной тоже уже когда-то было. Ничто на свете не заставит меня спуститься в этот подвал.
– Ну что ж, не похоже, что там кто-то есть, но надо проверить.
– Там нет ничего, кроме... – я никак не мог придумать, что же должно обязательно быть в этом подвале.
Видимо, мой тон показался Джону немного странным, потому что он пристально посмотрел на меня и спросил:
– С тобой все в порядке?
Я сказал, что чувствую себя замечательно. Джон махнул револьвером вниз, в темноту.
– У тебя есть зажигалка или спички?
Я покачал головой.
Поставив револьвер на предохранитель, Джон нагнулся над люком и поставил ногу на вторую ступеньку. Затем, опираясь рукой о пол, он поставил вторую ногу на первую ступеньку и чуть было не полетел вниз. Положив револьвер на пол, он стал держаться обеими руками, спускаясь ступенька за ступенькой вниз. Когда плечи его были уже на уровне пола, он снова взял револьвер и стал спускаться дальше. Я услышал, как он выругался, ударившись обо что-то внизу.
В ноздри мне снова ударил запах крови. Я спросил Джона, видит ли он что-нибудь.
– Черт бы тебя побрал! – послышалось в ответ.
Я посмотрел на его редеющие волосы, покрывавшие розовую кожу головы. Джон держал пистолет на уровне живота. Возле одной из его ног стоял стул с зеленым пластиковым сиденьем. Об него он и ударился, сходя с лестницы.
– В противоположной стене два окна. Здесь внизу старый угольный желоб и куча разного другого дерьма. Подожди-ка, – Джон стал двигаться вглубь от лестницы.
Я наклонился над люком, потом оперся рукой о пол и сел, свесив ноги в пустоту.
Голос Джона доносился, словно он был за тысячу миль.
– Здесь они тоже держали какое-то время коробки. Я вижу... – Джон задел за что-то, что издало какой-то глухой и гулкий звук, словно пустая бочка. – Тим!
Мне очень не хотелось ставить ноги на ступеньки лестницы, но ноги двигались словно сами собой. Я перенес на них тяжесть своего тела и позволил им снести меня вниз.
– Спускайся же, черт побери!
Как только голова моя достигла уровня пола, я снова услышал запах крови.
Нога моя нащупала тот же стул, с которого чуть было не свалился Джон Рэнсом, я отшвырнул его в сторону и ступил на утрамбованную землю. Джон стоял примерно в тридцати футах спиной ко мне. Пыльное окно пропускало тонкий луч неяркого света, который падал на старый угольный желоб. Рядом действительно валялась пустая бочка. В нескольких футах виднелась груда мятого картона и бумажного мусора. Между мной и Джоном виднелся круг из кирпичей, отмечавший то место, где находился, вероятно, отопительный прибор, снабжавший здание теплом. Запах крови стал сильнее.
Джон взглянул через плечо, чтобы убедиться, что я спустился с лестницы.
Я подошел к нему, и он отступил в сторону.
В углу стояло, словно трон, старое кресло, испачканное черной краской. Краска была также на земле вокруг кресла. Я затаил дыхание. Краска блестела в лучах тусклого света. Я подошел к Джону и увидел, что он показывает стволом «кольта» на три куска толстой окровавленной веревки. Каждый из них был перерезан пополам.
– Здесь кого-то застрелили, – сказал Рэнсом, сверкнув в мою сторону белками глаз.
– Ни в кого тут не стреляли, – сказал я, удивляясь собственной рассудительности в такой момент. – Кто бы это ни был, его наверняка убили тем же ножом, которым перерезали веревки.
Джон нервно сглотнул слюну.
– Эйприл была зарезана, и Грант Хоффман тоже.
А также Арлетт Монаган, Джеймс Тредвелл, Монти Лиланд и Хайнц Штенмиц.
– Мне кажется, нам не надо рассказывать об этом полиции. А то придется объяснять, как мы здесь оказались.
– Надо подождать, пока найдется тело, – сказал я.
– Его уже нашли – того парня в машине у аэропорта.
– Охранник обнаружил его, потому что из багажника сочилась кровь, – напомнил я. – Убийца засунул его в багажник еще живым.
– Значит, здесь был убит кто-то другой?
Я кивнул.
– Что здесь, черт возьми, происходит?
– Не уверен, что по-прежнему хочу это знать, – сказал я, поворачиваясь спиной к кровавому трону.
– Господи, они ведь могут вернуться! – воскликнул Джон. – Почему мы стоим тут как истуканы? – Он двинулся к лестнице, бросая на меня через плечо косые взгляды. – Что ты делаешь?
Я направился к куче бумаги и картона в углу подвала.
– Ты сумасшедший? Они же могут вернуться!
– У тебя ведь есть пистолет, не так ли? – казалось, что слова, вылетающие у меня изо рта, не имеют никакого отношения к тому, что я чувствую.
Рэнсом ошеломленно посмотрел на меня, дошел до лестницы и начал подниматься. Он долез до верха как раз в тот момент, когда я дошел до кучи бумажного мусора. Джон сел на край люка и поднял ноги. Я слышал, как шаги его удаляются в сторону кухни.
На полу под грудой картона и рваной бумаги виднелись отпечатки двух коробок. Крысы оставили почти нетронутым их содержимое.
Я стал пристально вглядываться в лежащую передо мной массу. То здесь, то там на бумаге виднелись обрывки какого-то текста. Из задней части дома слышались нервные шаги Джона.
Я расправил один из бумажных листов, который был по сравнению с остальными более или менее целым. Подойдя к лестнице, я попытался разобрать почерк. У меня было почему-то такое чувство, что все это очень важно для меня. Сначала я увидел цифры – 5,77, затем еще несколько – 5-10, 120, 26. Джейн Райт. Со слезами на глазах, храброй улыбкой... обтягивающие джинсы, ковбойские сапоги, черная безрукавка. Белый мусор... Нет ни детей, ни мужа – на этом страница кончалась.
Я сложил листок пополам и засунул его в карман рубашки. Испугавшись, что Джон действительно может уехать без меня, я быстро взобрался по лестнице.
Джон нервно ходил снаружи, позвякивая ключами от машины и сжимая правой рукой «кольт». Он бросил – почти швырнул – мне ключи.
– Ты хоть знаешь, как близок был... – сказал он за дверью, подбирая сломанный замок и ручку от домкрата. Джон хотел сказать, что я был близок к тому, чтобы остаться в одиночестве внутри пустого здания. В нескольких кварталах к востоку от нас бесновалась толпа. Джон продел дужку замка в металлические петли. Он был в панике, я же чувствовал себя до странности спокойно. Все, что должно случиться, все равно случится. Уже случилось. Конечно, все придет к своему логическому концу – плохому или хорошему, но это уже ни в малейшей степени не зависело ни от меня, ни от Джона Рэнсома.
Когда я забрался в машину, Джон рассеянно барабанил пальцами по приборной панели. Я вывел машину из-за угла бара. Джон пытался смотреть одновременно в нескольких направлениях, словно за нами крались не меньше дюжины убийц с оружием наперевес.
– Ты сможешь выехать отсюда? – спросил Джон.
– Ты хочешь, чтобы я завез тебя домой? – спросил я.
– Что ты имеешь в виду?
– Я собираюсь в Элм-хилл, чтобы разыскать все-таки семейство Санчана.
Джон застонал с трагическим выражением лица.
– Но зачем тебе это?
Я сказал, что он прекрасно знает зачем.
– Нет, не знаю, – возразил Джон. – И считаю это пустой тратой времени.
– Я заброшу тебя на Эли-плейс.
Джон без сил откинулся на спинку сиденья. Я повернул у светофора на Горацио-стрит и поехал по мосту.
– Ну что ж, давай, прожигай мой бензин, – сказал Джон, покачав головой.
Прежде чем свернуть на шоссе восток-запад, я действительно остановился у бензозаправки и залил полный бак горючего.
5
Плам-Бэрроу-лейн пересекала Бейбери в том месте, где возвышалось над низенькими домишками большое серое здание в колониальном стиле, похожее скорее на адвокатскую контору, чем на жилой дом. После того, что мы увидели внутри бара, Элм-хилл казался уродливым и зловещим.
Дома с их именными табличками и огромными почтовыми ящиками смотрели на мир так же слепо, как заброшенные строения на Горацио-стрит. Вполне возможно, они были такими же пустыми. Двери гаражей с дистанционным управлением плотно впечатывались в асфальт подъездных дорожек. Наша машина была единственной на всей улице. А мы с Рэнсомом, возможно, единственными людьми на Элм-хилл.
– Ты хоть понимаешь, куда едешь? – спросил меня Джон.
Это было первое предложение, которое он произнес с тех пор, как милостиво разрешил мне тратить его бензин. Всю дорогу Джон молча смотрел в окно.
– Это их улица, – сказал я.
– Какое все одинаковое, – Джон решил перенести свой гнев на то, что нас окружало. Хотя, конечно, он был прав: все улицы на Элм-хилл действительно выглядели одинаково.
– Ненавижу эти тупые игрушечные городки! – продолжал Джон. – Они пишут на табличках собственные имена, чтобы не ошибиться домом, когда возвращаются поздно ночью. Знаешь, что мне не нравится во всем этом больше всего? Все такое грязное, как будто липкое.
– Я отвезу тебя домой и вернусь сюда один, – сказал я, и Джон тут же замолчал.
Из дальнего конца квартала дом Санчана выглядел почти неповрежденным. Женщина в джинсах и сером свитере засовывала картонную коробку в старый синий фургон «вольво», стоящий в гараже. На траве рядом с ней стоял высокий торшер с белым круглым абажуром. Короткие белые волосы женщины блестели на солнце.
Я остановил наш «понтиак» позади «вольво». Джон засунул пистолет под сиденье. Женщина отошла от фургона, взглянула на дом и направилась к нам. Когда я вышел из машины, она улыбнулась мне невеселой, слегка кривоватой улыбкой. Наверняка решив, что мы из страховой компании, она махнула рукой в сторону дома.
– Вот, сами видите, – женщина говорила с едва различимым европейским акцентом. – Все было бы не так плохо, но взрывом разрушило пол на всем пути в спальню.
Красота, о которой говорили ее бывшие соседи, еще угадывалась на лице этой женщины под копной белых волос. Она не пользовалась косметикой, а на подбородке виднелось пятнышко сажи. Вытерев руки о джинсы, она протянула правую мне.
– Было очень страшно, но сейчас уже все в порядке.
На пороге появился седой мужчина с копной густых волос и изможденным, худым лицом. Он нес в руках стопку сложенной одежды. Пообещав вернуться, чтобы переговорить с нами, он обошел вокруг фургона и положил свою стопку рядом с коробкой.
Джон подошел ко мне, и миссис Санчана стала показывать, что осталось от ее дома. Взрыв произошел со стороны кухни, и крыша обрушилась в результате пожара. У задней стены почерневшей гостиной стояла закопченная мебель. Кафельный пол был усыпан осколками стекла и фарфора. От руин исходил тяжелый запах горелой ткани и мокрой золы.
– Надеюсь, нам удастся спасти устоявшую часть дома, – сказал мистер Санчана. Он говорил с тем же акцентом, что и его жена. – А как вам кажется?
– Мне лучше объяснить все сразу, – сказал я, назвав свое имя. – Я оставил здесь вчера записку, в которой написал, что приезжал поговорить сюда о вашем бывшем соседе, Бобе Бандольере. Я понимаю, какое ужасное время вы сейчас переживаете, но буду очень благодарен, если вы все же найдете для меня время.
Мистер Санчана покачал головой и ушел примерно в середине моей речи, но его жена дослушала меня до конца.
– А как вы узнали, что мы жили с Бандольером в одном доме? – спросила она.
– Поговорил с Франком и Ханной Белнап.
– Тереза, – позвал ее с порога муж.
– Я нашла вашу записку, когда мы вернулись домой в десять часов, но решила, что звонить уже слишком поздно.
– Я буду благодарен за любую помощь, – сказал я. – Я понимаю, что навязываюсь, но...
Джон внимательно смотрел на пострадавший от пожара дом.
– У нас столько дел, – сказал муж Терезы. – Сейчас просто нет времени говорить об этом человеке.
– Вчера кто-то следовал за мной сюда из Миллхейвена, – сказал я Терезе. – Я едва успел разглядеть его. И когда прочитал сегодня утром о вашей трагедии, сразу же усомнился, был ли взрыв случайным.
– Что вы имеете в виду? – Мистер Санчана быстро подошел к жене. Волосы его напоминали металлическую щетку, а белки глаз были испещрены красными лопнувшими сосудами. – Только потому, что здесь побывали вы, кто-то проделал с нами эту чудовищную вещь? Это смешно! Кому это могло понадобиться?
Тереза несколько секунд стояла молча, потом повернулась к мужу.
– Ты говорил, что хочешь сделать перерыв.
– Сэр, – сказал Дэвид Санчана. – Мы не видели мистера Бандольера и не разговаривали с ним уже несколько десятилетий. – Он погрузил пальцы в свои жесткие волосы.
Тереза снова внимательно посмотрела на меня.
– Почему этот человек так интересует вас?
– Вы помните убийства «Голубой розы»? – ответил я вопросом на вопрос. И тут же заметил, как сузились ее зрачки. – Я ищу информацию, имеющую отношение к тем событиям, и в связи с отелем «Сент Элвин» всплыло имя Боба Бандольера.
– А кто вы такой – полицейский? Частный детектив?
– Я писатель, – сказал я. – Но это дело интересует меня по личным причинам. И моего друга тоже. – Я представил Джона, но Санчана едва взглянули на него.
– А по каким именно причинам это вас интересует?
Дома с их именными табличками и огромными почтовыми ящиками смотрели на мир так же слепо, как заброшенные строения на Горацио-стрит. Вполне возможно, они были такими же пустыми. Двери гаражей с дистанционным управлением плотно впечатывались в асфальт подъездных дорожек. Наша машина была единственной на всей улице. А мы с Рэнсомом, возможно, единственными людьми на Элм-хилл.
– Ты хоть понимаешь, куда едешь? – спросил меня Джон.
Это было первое предложение, которое он произнес с тех пор, как милостиво разрешил мне тратить его бензин. Всю дорогу Джон молча смотрел в окно.
– Это их улица, – сказал я.
– Какое все одинаковое, – Джон решил перенести свой гнев на то, что нас окружало. Хотя, конечно, он был прав: все улицы на Элм-хилл действительно выглядели одинаково.
– Ненавижу эти тупые игрушечные городки! – продолжал Джон. – Они пишут на табличках собственные имена, чтобы не ошибиться домом, когда возвращаются поздно ночью. Знаешь, что мне не нравится во всем этом больше всего? Все такое грязное, как будто липкое.
– Я отвезу тебя домой и вернусь сюда один, – сказал я, и Джон тут же замолчал.
Из дальнего конца квартала дом Санчана выглядел почти неповрежденным. Женщина в джинсах и сером свитере засовывала картонную коробку в старый синий фургон «вольво», стоящий в гараже. На траве рядом с ней стоял высокий торшер с белым круглым абажуром. Короткие белые волосы женщины блестели на солнце.
Я остановил наш «понтиак» позади «вольво». Джон засунул пистолет под сиденье. Женщина отошла от фургона, взглянула на дом и направилась к нам. Когда я вышел из машины, она улыбнулась мне невеселой, слегка кривоватой улыбкой. Наверняка решив, что мы из страховой компании, она махнула рукой в сторону дома.
– Вот, сами видите, – женщина говорила с едва различимым европейским акцентом. – Все было бы не так плохо, но взрывом разрушило пол на всем пути в спальню.
Красота, о которой говорили ее бывшие соседи, еще угадывалась на лице этой женщины под копной белых волос. Она не пользовалась косметикой, а на подбородке виднелось пятнышко сажи. Вытерев руки о джинсы, она протянула правую мне.
– Было очень страшно, но сейчас уже все в порядке.
На пороге появился седой мужчина с копной густых волос и изможденным, худым лицом. Он нес в руках стопку сложенной одежды. Пообещав вернуться, чтобы переговорить с нами, он обошел вокруг фургона и положил свою стопку рядом с коробкой.
Джон подошел ко мне, и миссис Санчана стала показывать, что осталось от ее дома. Взрыв произошел со стороны кухни, и крыша обрушилась в результате пожара. У задней стены почерневшей гостиной стояла закопченная мебель. Кафельный пол был усыпан осколками стекла и фарфора. От руин исходил тяжелый запах горелой ткани и мокрой золы.
– Надеюсь, нам удастся спасти устоявшую часть дома, – сказал мистер Санчана. Он говорил с тем же акцентом, что и его жена. – А как вам кажется?
– Мне лучше объяснить все сразу, – сказал я, назвав свое имя. – Я оставил здесь вчера записку, в которой написал, что приезжал поговорить сюда о вашем бывшем соседе, Бобе Бандольере. Я понимаю, какое ужасное время вы сейчас переживаете, но буду очень благодарен, если вы все же найдете для меня время.
Мистер Санчана покачал головой и ушел примерно в середине моей речи, но его жена дослушала меня до конца.
– А как вы узнали, что мы жили с Бандольером в одном доме? – спросила она.
– Поговорил с Франком и Ханной Белнап.
– Тереза, – позвал ее с порога муж.
– Я нашла вашу записку, когда мы вернулись домой в десять часов, но решила, что звонить уже слишком поздно.
– Я буду благодарен за любую помощь, – сказал я. – Я понимаю, что навязываюсь, но...
Джон внимательно смотрел на пострадавший от пожара дом.
– У нас столько дел, – сказал муж Терезы. – Сейчас просто нет времени говорить об этом человеке.
– Вчера кто-то следовал за мной сюда из Миллхейвена, – сказал я Терезе. – Я едва успел разглядеть его. И когда прочитал сегодня утром о вашей трагедии, сразу же усомнился, был ли взрыв случайным.
– Что вы имеете в виду? – Мистер Санчана быстро подошел к жене. Волосы его напоминали металлическую щетку, а белки глаз были испещрены красными лопнувшими сосудами. – Только потому, что здесь побывали вы, кто-то проделал с нами эту чудовищную вещь? Это смешно! Кому это могло понадобиться?
Тереза несколько секунд стояла молча, потом повернулась к мужу.
– Ты говорил, что хочешь сделать перерыв.
– Сэр, – сказал Дэвид Санчана. – Мы не видели мистера Бандольера и не разговаривали с ним уже несколько десятилетий. – Он погрузил пальцы в свои жесткие волосы.
Тереза снова внимательно посмотрела на меня.
– Почему этот человек так интересует вас?
– Вы помните убийства «Голубой розы»? – ответил я вопросом на вопрос. И тут же заметил, как сузились ее зрачки. – Я ищу информацию, имеющую отношение к тем событиям, и в связи с отелем «Сент Элвин» всплыло имя Боба Бандольера.
– А кто вы такой – полицейский? Частный детектив?
– Я писатель, – сказал я. – Но это дело интересует меня по личным причинам. И моего друга тоже. – Я представил Джона, но Санчана едва взглянули на него.
– А по каким именно причинам это вас интересует?