Страуб Питер. Глотка

2

   Через какое-то время настоящая рука на моем плече вернула меня в мир реальности. Открыв глаза, я увидел над собой лицо Джона Рэнсома. Он смотрел на меня с почти демоническим выражением.
   – Давай, – сказал Джон. – Ты расскажешь мне о своих приключениях, а я тебе – о своих.
   – Ты видел машину?
   Джон махнул рукой.
   – Не беспокойся об этом. Я все понимаю. Сам чуть не врезался как следует по дороге в Чикаго. Ты, наверное, потерял управление.
   – Кто-то пытался столкнуть меня с дороги.
   Рассмеявшись, Джон подвинул стул ближе к кровати.
   – Послушай сначала мой рассказ. Все было замечательно.
   Джон доехал от Пурдума до Чикаго за четыре часа, чудом избежав нескольких аварий, в одну из которых, как он думал, попал я. Туман исчез примерно в тридцати милях от Чикаго. Джон припарковал машину в квартале от вокзала.
   Он оставил в замке ключи и вышел на улицу. И тут же увидел двух потенциальных воров – но они были слишком хорошо одеты, и Джон отмел их кандидатуры.
   – Я хочу сказать, эти молодые выскочки – они ведь не станут среди бела дня угонять машину. Потом пришлось заткнуть одного парня, который стал орать и звать полицейского. Он прочел мне лекцию о том, как опасно оставлять ключи в машине. И наконец подходит белый парень с золотой цепью на шее, в штанах, висящих под задницей, и когда этот подонок видит ключи, он начинает кружить вокруг машины, оглядываться, не видит ли его кто-нибудь, а я стою неподалеку и молю Бога, чтобы он попробовал открыть дверь.
   Наконец парень дернул за ручку и чуть не упал в обморок, когда дверь действительно открылась, вскочил внутрь и укатил на машине своей мечты.
   – Этот парень разобьет ее за ближайшую неделю, и я смогу получить страховку. Замечательно. – Если бы Джон мог, то покрыл бы поцелуями собственное лицо. Но тут он вспомнил, что я попал в аварию, и посмотрел на меня заботливо и одновременно насмешливо. – А тебя, говоришь, столкнули с дороги? Как это случилось?
   Я прошел в ванную, а Джон стоял у меня за спиной, пока я плескал себе в лицо водой и рассказывал о поездке в Танжент.
   Я вытер лицо полотенцем. Джон стоял на пороге, задумчивая пожевывая внутреннюю сторону щеки.
   – Он пытался ударить меня ножом, но я оказался везучим. Я сломал ему руку.
   – Господи! – произнес Джон.
   – А потом я вошел в отель и осмотрел комнату, где нашли Эйприл.
   – А что случилось дальше с тем парнем?
   – Он сейчас в больнице.
   Я пошел к двери, и когда проходил мимо Джона, он дружелюбно хлопнул меня по спине.
   – А зачем тебе понадобилось идти в тот номер?
   – Посмотреть, не замечу ли я что-нибудь интересное.
   – Это должно было быть ужасно, – предположил Джон.
   – У меня такое чувство, что я все-таки пропустил что-то важное, но никак не могу понять что.
   – Копы побывали в этой комнате миллион раз. Но мы ведь знаем, что сделал все это тоже коп.
   – Я знаю, кто он, – сказал я. – Пойдем вниз, и я расскажу тебе об остальных своих приключениях.
   – Ты узнал это имя в Танженте? Кто-то описал его?
   – Гораздо лучше.

3

   – Джон, – сказал я. – Мне необходимо знать, где ты служил послетого, как доставил человека, которого считал Франклином Бачелором, в Соединенные Штаты.
   Мы сидели за столом и ели обед, который приготовили вместе из того, что нашли в холодильнике и морозилке. Джон накинулся на еду так, как будто не ел неделю. Пока мы готовили, он выпил две основательные порции гиацинтовой водки и открыл к обеду бутылку «Шато петрус».
   С тех пор, как мы спустились вниз, Джон продолжал рассуждать вслух с самим собой о том, стоит ли ему на следующий год возвращаться в Аркхэм. Ведь если задуматься, его книга – гораздо более высокое предназначение, чем преподавание. Может быть, пора признаться самому себе, что начинается следующая фаза его жизни. Мои вопрос прервал поток его словоизлияний, он поднял глаза от тарелки и перестал жевать.
   – Ты ведь прекрасно знаешь, где я служил. В Лэнг Вей.
   – А может быть, ты был в другом месте? В другом лагере рядом с Лэнг Вей?
   Джон нахмурился, отрезая себе очередной кусок телятины.
   – Тебе не кажется, что имя копа сейчас гораздо более важно? Я был очень терпелив с тобой. Но мне не хочется ворошить старые истории.
   – Кто-то велел тебе говорить, что ты был в Лэнг Вей?
   Джон посмотрел на меня глазами, которыми смотрит человек на остановившегося посреди дороги мула. Затем он вздохнул.
   – Ну хорошо. Когда я вернулся наконец в Ке Сан, там появился полковник разведки и рекомендовал мне рассказывать всем, что я служил в Лэнг Вей. Мои бумаги были переписаны, так что по всем официальным данным я действительно был в Лэнг Вей.
   – Ты знаешь, почему тебе отдали такой приказ?
   – Конечно. Армейские чины не хотели признавать, какими ослами оказались.
   – И где же ты был, если не в Лэнг Вей?
   – В небольшом лагере под названием Лэнг Во. Нас разгромили в тот же день, когда напали на Лэнг Вей.
   – После возвращения из Лэнгли они отправили тебя в отдаленный лагерь в джунглях. – Значит, полковник Раннел писал правду. – Почему они это сделали?
   – А почему они вообще делают то или это? Так уж получается.
   – Тебе не приходило в голову, что это могло быть наказание за то, что ты привез не того, кого надо?
   – Это не было наказание. Меня ведь не понизили в звании.
   Может быть, он был прав. Но Раннел был тоже прав по-своему. Джон покраснел.
   – Расскажи мне, что случилось в Лэнг Во.
   – Это было массовое убийство. – Джон смотрел мне прямо в глаза. – Сначала нас окружили, а потом в лагерь ворвались регулярные войска вьетконговцев, и танки расстреляли то, что еще осталось. Я чувствовал себя, как чертов Кастер.
   – Кастеру не удалось выжить.
   – Я не обязан оправдываться перед тобой. – Он наколол на вилку кусок лапши, пожевал его с таким видом, словно это был таракан, и положил вилку обратно на тарелку.
   Я сказал, что хочу знать подробно, что случилось.
   – Я сделал ошибку, – сказал Джон, снова заглядывая мне в глаза. – Ты хочешь знать, что случилось – случилось вот что. Я не думал, что они пошлют к нам в лагерь такие силы. Не думал, что это будет настоящая осада. – Я ждал, что Джон объяснит, как ему удалось выжить. – Когда положение стало безнадежным, я приказал всем укрыться в бункере. Там было два тоннеля. Хорошая система. Но против такого количества врагов все было бесполезно. Они стали бросать гранаты в одно из отверстий для выхода дыма. Я упал на землю, а сверху на меня падали тела товарищей. Я ничего не видел, ничего не слышал и едва дышал. Я чуть не утонул в крови. Наконец какой-то парень пролез внутрь и разрядил в нас обойму. Или две – я не считал.
   – Ты не видел его?
   – Я не видел ничего. Я думал, что умер. Как выяснилось потом, я весь был напичкан осколками. Когда я понял, что еще жив, стал выползать из-под тел. Это заняло довольно много времени. – Джон взял вилку, посмотрел на кусок жареной картошки, но передумав, снова положил вилку на тарелку. – Я выбирался очень долго. Тоннели обрушились.
   Я спросил его, помнит ли он Фрэнсиса Пинкела.
   Джон улыбнулся.
   – Этого маленького пройдоху, который работал на Бермана? Конечно. Он прилетал за день до нападения, подарил нам час своего драгоценного времени и тут же улетел.
   Но если верить мистическому информатору Раннела, Пинкел посетил Лэнг Во в день нападения. Хотя история, рассказанная Джоном, имела больше смысла – требовалось время, чтобы организовать нападение на лагерь.
   – Этот Пинкел, – сказал я, – доложил, что видел с воздуха команду "А", во главе которой шел американский офицер.
   – Неужели? – Джон удивленно поднял брови.
   – Помнишь, Том Пасмор спрашивал, у кого могут быть причины желать тебе зла?
   – Пасмор? Это он, чтобы поддержать свою репутацию.
   Я сказал, что он не прав, но Джон презрительно поморщился.
   – А если бы я предложил ему тысячу долларов? Не обманывай себя!
   – Но дело не в этом, а в том, знаешь ли ты человека, который желал бы тебя погубить.
   – Конечно, – Джон снова начинал раздражаться. – В прошлом году я исключил парня из выпускного класса за то, что он едва умел читать. Он имеет на меня зуб, но не думаю, чтобы был способен кого-то убить. – Джон смотрел на меня, пытаясь изобразить наивность. – Я не прав или это действительно так важно?
   –Ты задумывался когда-нибудь над названием корпорации Фи Бандольера?
   – "Элви"? Нет, не задумывался. И вообще я начал уставать от всего этого, Тим. – Он отодвинул тарелку и подлил в бокал вина.
   – Лэнг Вей, – произнес я. – Лэнг Во.
   – Что за черт – я задаю тебе вопрос, а ты продолжаешь говорить загадками.
   – Филдинг Бандольер пошел добровольцем в армию в шестьдесят первом году, – сказал я.
   – Замечательно.
   – Под именем Франклина Бачелора. Думаю, он хотел сохранить инициалы.
   Джон как раз подносил бокал к губам. Рука его застыла, рот приоткрылся, а глаза подернулись дымкой. Затем он сделал большой глоток вина и вытер губы салфеткой.
   – Ты обвиняешь меня в чем-то?
   – Я обвиняю его, а не тебя, – сказал я. – Бачелор был достаточно изобретателен, чтобы вернуться под чужим именем в Штаты. И он хочет обвинить тебя в убийстве жены.
   В глазах Джона мелькнула злость, и на секунду мне даже показалось, что он снова хочет на меня броситься. Но потом по лицу его пробежала тень, и он посмотрел на меня уже с большим пониманием.
   – Но зачем ему было ждать все это время, чтобы отомстить?
   – Потому что после того, как он спустился в бункер и выпустил по трупам две обоймы, Бачелор считал тебя мертвым.
   – Значит, он объявился здесь, – сказал Джон абсолютно спокойно, словно этого следовало ожидать.
   – Он живет в Миллхейвене с семьдесят девятого года, но понятия не имел, что ты тоже вернулся сюда.
   – И как же он обнаружил, что я жив?
   – Увидел твою фотографию в газетах. А через два дня убил Гранта Хоффмана. Еще через пять дней – попытался убить твою жену. Его отец убивал людей с интервалами в пять дней, и он решил следовать этой схеме, даже писал над трупами те же слова.
   – Чтобы убийства выглядели так, будто они связаны с прежними убийствами «Голубой розы».
   – Когда Эйприл стала обращаться в полицию с просьбами показать ей старое дело, он изъял оттуда показания своего отца. И перевез свой архив в «Зеленую женщину» на случай, если он кого-то заинтересует.
   – Франклин Бачелор, – произнес Джон. – Последний партизан.
   – Никто не знал, кем он был на самом деле. Этот человек всю жизнь выдавал себя за других.
   – Скажи мне его имя, – попросил Джон.
   – Пол Фонтейн, – сказал я.
   Джон медленно повторил имя с вопросительной интонацией.
   – Не могу в это поверить. Ты уверен?
   – Человек, с которым я встречался в Огайо, ткнул пальцем в лицо Фонтейна на фотографии.
   Звонок телефона показался нам похожим на разрыв бомбы – мы оба подпрыгнули от неожиданности.
   Включился автоответчик, и мы услышали за текстом голос Алана Брукнера.
   – Черт побери, может быть, вы возьмете трубку? Я сижу здесь один, весь город сходит с ума...
   Джон уже вскочил на ноги. Голос Алана оборвался, как только он взял трубку, и с этого момента я слышал только слова Джона.
   – Алан, я слышу тебя... Нет, я вовсе тебя не избегаю... Нет, полиция с нами не связывалась... Да, да, конечно, ты беспокоишься. Все беспокоятся, – он отодвинул трубку от уха – голос старика оглушал его. – Я знаю, что тебе все равно, что делают другие, Алан. Тебе всегда было все равно. – Он выслушал еще одну длинную тираду, во время которой я успел почувствовать себя виноватым, что гак долго не навещал Алана. Наконец Джон, скривившись, положил трубку и сказал, что Алан обещал звонить еще.
   – Кажется, мы действительно невнимательны к старику, – сказал я.
   – Алана не оставляют теперь одного больше чем на пять минут. Проблема в том, что в пять часов Элайза уходит домой, – вернувшись в гостиную, Дон тяжело рухнул в кресло. – Все, что ему надо сделать дальше, это съесть разогретый ужин, раздеться и лечь в постель. Но, конечно, он этого не делает. Он делает себе пару порций выпивки и забывает об обеде. Потом смотрит новости в надежде, что там скажут что-нибудь про его дочь, и, когда видит там вместо этого пожарников, пробирающихся сквозь туман к месту пожара, ему кажется, что он в опасности. – Джон остановился, чтоб перевести дыхание. – Потому что не может же быть, чтобы вечерние новости не имели к нему никакого отношения.
   – Так он встревожен?
   – Я знаю его гораздо дольше, чем ты. Он будет теперь звонить, пока я не приеду туда. – Джон задумчиво посмотрел на меня. – Если только это не сделаешь ты. Он от тебя просто в восторге.
   – Я не против визита к Алану, – сказал я.
   – Наверное, тебе надо бы быть больничной сиделкой, – сказал Джон. – А ведь сегодня самый подходящий день, чтобы взглянуть на жилище Фонтейна. – Джон доел телятину, глотнул вина и посмотрел на меня в надежде услышать, что я согласен.
   – Господи, Тим, мне неприятно это говорить, но я, кажется, единственный, кто заинтересован в том, чтобы что-то все-таки происходило.
   Несколько секунд я смотрел на него молча, потом громко рассмеялся.
   – Хорошо, хорошо, – примирительно сказал Джон. – Сейчас не моя очередь говорить. Давай посмотрим, что происходит в городе, прежде чем что-то решим.

4

   Мы уселись на диване в гостиной, и Джон включил телевизор.
   На экране появился несчастный как никогда Джимбо. Волосы его были немного растрепаны, элегантный галстук сдвинулся набок. Джимбо сообщил уже в который раз, что представители Комитета за справедливый Миллхейвен под предводительством преподобного Климента Мора появились в городской ратуше в сопровождении нескольких сот демонстрантов. Они потребовали встречи с Мерлином Уотерфордом и пересмотра их требований. Мэр послал к ним своего заместителя, который объявил, что не назначенные встречи никогда не допускались в стенах этого здания и не будут допускаться впредь. Делегация отказалась покинуть здание. Арден Васс послал наряд полиции разогнать толпу, в результате был убит подросток, в которого выстрелил полицейский, после того как ему показалось, что он видит в руках мальчика пистолет. Из тюремной камеры преподобный Мор заявил, что «десятилетия расовой дискриминации и экономического упадка наконец дали о себе знать, и пламя народного гнева уже не погасить».
   На Шестнадцатой северной улице была перевернута и подожжена полицейская машина. В два магазина белых владельцев на Мессмер-авеню были брошены самодельные бомбы. Пожар распространился на соседние здания.
   За спиной Джимбо камера показывала людей, бегущих сквозь туман с телевизорами, стопками сложенных костюмов и платьев, сумками продуктов, связками обуви. Люди выныривали из тумана, бросали чем попало в камеры и снова исчезали в серой мгле.
   – По оценкам, на настоящий момент убытки от пожаров составили около пяти миллионов долларов, – сообщил Джимбо. – А сейчас Изабель Арчер с Армори-плейс с хроникой других, не менее тревожных событий.
   Изабель стояла среди полицейских, загораживающих ее от толпы. Ей приходилось говорить громко, чтобы не заглушили крики и гул.
   – Из других районов города начинают поступать сообщения о поджогах и перестрелках, – сказала она. В этот момент треск бьющегося стекла заставил Изабель взглянуть через плечо. – Нам сообщили также о нескольких случаях, когда на центральных улицах города водители были выброшены из машин, а некоторые владельцы магазинов в нижнем городе нанимают сотрудников специальных агентств для защиты их собственности. Поступает также информация, что вооруженные бандиты ездят в машинах, из которых расстреливают другие транспортные средства. На Ливермор-авеню и Пятнадцатой улице были совершены нападения на одиноких прохожих. – Губы Изабель дрогнули при звуке выстрелов где-то в конце шеренги полицейских. – В настоящий момент мне сообщили, что журналистам разрешено подняться на крышу управления полиции, откуда мы сможем показать вам истинные масштабы происходящего на Армори-плейс.
   На экране снова появилась одутловатая физиономия комментатора.
   – А если честно, Изабель, ты чувствуешь себя в опасности? – спросил он.
   – Наверное, именно поэтому нам лучше подняться на крышу, – ответила Изабель.
   Джимбо снова заполнил собой весь экран.
   – Пока Изабель перемещается в более безопасное место, мы советуем жителям города задернуть шторы, отойти от окон и по возможности воздержаться от выходов из дома. Продолжают поступать сообщения о вооруженных нападениях на Западном бульваре и Пятнадцатой улице, а также в кварталах к западу от торгового центра «Галакси». А теперь – Джо Раддлер со своими комментариями.
   Рот его был уже открыт, глаза горели, щеки стали красными. Джо Раддлер выглядел так, будто ему только что удалось вырваться из клетки, куда его посадили.
   – Если из всего этого и выйдет что-то хорошее, то, может быть, лишь то, что эти тупоголовые идиоты, которые бормочут о контроле над вооружениями, придут наконец в чувство.
   – Сейчас идеальное время, чтобы разнести по кусочкам дом Фонтейна, – сказал Джон. Он пошел в кухню и вернулся оттуда с бокалом и остатками вина. На крыше управления полиции появилась немного запыхавшаяся Изабель Арчер.
   – Скоро наш город будет выглядеть как Сан-Франциско после великих потрясений, – сказал Джон.
   – Туман не продержится долго, – успокоил его я. – Около полуночи рассеется.
   – Да, – сказал Джон. – А Пол Фонтейн появится перед нашей дверью и извинится за все неудобства, которые нам причинил.
   Около десяти часов снова позвонил Алан Брукнер, и Джону пришлось разговаривать с ним около двадцати минут, десять из которых Джон старался держать трубку подальше от уха. Повесив трубку, Джон отправился на кухню за новой порцией выпивки.
   На экране появилось улыбающееся лицо чернокожего подростка, и Джимбо сообщил, что мальчик, убитый у городской ратуши, оказался Леймером Уайтом, семнадцатилетним отличником школы Джона Кеннеди.
   – Так как у Леймера не было обнаружено оружия, по делу заведено следствие.
   Снова зазвонил телефон.
   – Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, – говорил на автоответчик Алан Брукнер. – Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, Джон.
   – Ты никогда не замечал, что все ученики, которых подстрелили на улицах, обязательно оказывались отличниками? – спросил Джон.
   – Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, Джон, – доносилось из автоответчика.
   Джон встал и подошел к телефону.
   Джимбо сообщил, что Тед Коппел готовит специальный выпуск шоу «Ночная линия», посвященный последним событиям, который выйдет в эфир завтра вечером. Представитель управления полиции сообщил, что все шоссе, ведущие к Миллхейвену, должны быть оцеплены войсками.
   Держась руками за голову, Джон вернулся в гостиную.
   – Я должен поехать туда и забрать его, – сказал он. – Как думаешь, это безопасно?
   – Не думаю, чтобы что-то случилось.
   – Но все же я отказываюсь выходить из дому без пистолета, – Джон посмотрел на меня, словно ожидая протестов, но я молчал. Тогда он поднялся наверх и вскоре вернулся, застегивая пиджак поверх торчащего за поясом револьвера. Я сказал, что буду охранять крепость.
   – Думаешь, это все шутки, – укоризненно покачал головой Джон.
   – Я думаю, что для Алана лучше будет провести ночь здесь.
   Джон подошел к двери, осторожно открыл ее, выглянул наружу, послал мне последний хмурый взгляд и вышел.
   Я сидел, глядя на кадры пожара, пожирающего целые кварталы, в то время как мужчины и женщины пробегали мимо камеры с тем, что им удалось захватить. Запасы, видимо, иссякали – теперь люди бежали уже с рулонами туалетной бумаги и упаковками минеральной воды. Когда снова зазвонил телефон, я снял трубку, готовясь услышать, что Алан спрятался в гардеробе или сидит на кухне в куче собственных испражнений, и что Джон не может больше все это выносить.
   Я поднял трубку, и голос, которого я не узнал, спросил, можно ли поговорить с Тимом Андерхиллом.
   – Я слушаю.
   Человек на другом конце провода сказал, что он – Пол Фонтейн.

5

   Когда я никак на это не прореагировал, Фонтейн спросил:
   – Вы еще там?
   Я подтвердил, что я на месте.
   – Вы один?
   – Вот уже около пяти минут.
   – Нам нужно поговорить об одном деле. Неофициально.
   – Что вы имеете в виду?
   – У меня есть информация, которая может вас заинтересовать, думаю, у вас тоже есть кое-что, чем я мог бы воспользоваться. Я хочу, чтобы мы где-нибудь встретились.
   – Немного странное время для встреч.
   – Не надо верить всему, что говорят по телевизору. С вами все будет в порядке – держитесь только подальше от Мессмер-авеню. Послушайте, я звоню из автомата на Централ-дивайд, и у меня не очень много времени. Давайте встретимся на углу улицы Вдов напротив отеля «Сент Элвин» в два часа.
   – Но зачем я должен туда идти?
   – Я объясню это при встрече.
   Я положил трубку и неожиданно обнаружил, что, словно телепортировавшись, снова сижу на диване перед бормочущим телевизором. Я конечно же не собирался встречаться с Фонтейном на углу безлюдной улицы в два часа ночи – он решил поставить меня в такие условия, когда мою смерть можно было бы приписать бандитской выходке.
   Нам с Джоном Рэнсомом надо было уезжать из Миллхейвена, и как можно скорее. Если бы рассеялся туман, мы успели бы в аэропорт до того, как Фонтейн поймет, что я не собираюсь приезжать на встречу. В ФБР достаточно экспертов, которые как раз занимаются такими людьми, как Пол Фонтейн. Они могут поднять все убийства, которые он совершил в Аллентауне и других городах до того, как переехать в Миллхейвен. Но больше всего мне нужно было то, чего у меня не было – его записей.
   Где хранил Фонтейн отчеты о своих преступлениях? Теперь мне казалось, что мы с Джоном были очень невнимательны, ведя поиски в доме на Седьмой южной. Надо было отодрать половицы и простукать стены.
   Как только Фонтейн поймет, что я не собираюсь прийти и дать ему возможность убить себя, он позаботится о том, чтобы проверить каждый рейс, вылетающий этой ночью из Миллхейвена. Тогда он пойдет в дом на Седьмой южной и разожжет огонь в старой печке.
   Я продолжал размышлять на эту тему, когда дверь распахнулась, и на пороге появились Джон и Алан Брукнер.

6

   На Алане под серым пиджаком был верх от пижамы и бежевые брюки. Джон явно одел тестя в то, что лежало ближе всего в гардеробе. Волосы Алана были всклокочены, глаза – совершенно безумны. Он дошел до такого состояния, когда начал изъясняться с помощью жестов, и теперь поднял руку, кисть которой сжимал Джон.
   Джон отпустил его.
   Алан стукнул себя освободившейся рукой по лбу.
   – Неужели не понимаешь? – вопрос был задан Джону, повернувшемуся к нему спиной. – Ведь это ответ. Я дал тебе ключ к разгадке.
   Джон остановился.
   – Мне не нужен этот ответ. Присядь, Алан. Я принесу тебе выпить.
   Алан вместо этого раскинул руки и закричал:
   – Ну конечно же нужен! Именно это тебе и нужно. – Только тут он вспомнил о моем присутствии и прошел в гостиную. – Тим, научи этого парня уму-разуму, хорошо?
   – Идите сюда, – сказал я, и Алан двинулся к дивану, с опаской глядя на Джона, пока тот не ушел в кухню. Тогда он сел рядом со мной и провел пятерней по волосам.
   – Он считает, что мы можем решить что-то, убежав отсюда, – пожаловался Алан. – А я говорю, что мы должны остаться здесь и взглянуть опасности в лицо.
   – Это и есть тот ответ, который вы пытаетесь ему дать? – поинтересовался я. Джон наверняка поделился со стариком планами отъезда за границу.
   – Нет, нет, нет, – Алан покачал головой, возмущенный моей неспособностью понимать несколько вещей сразу. – Я ведь оставляю кресло завкафедрой, и мне хотелось бы, чтобы Джон занял его со следующего семестра. Я передам ему это место.
   – Но разве вы можете сами назначить своего последователя?
   – Вот что я вам скажу, – Алан положил руку мне на бедро. – Тридцать восемь лет администрация предоставляла мне абсолютно все, о чем я просил. Не думаю, что сейчас они остановятся.
   Последние слова Алана были адресованы Джону, который вернулся с какой-то коричневой жидкостью в стакане.
   – Все не так просто, – усевшись в кресло, Джон повернулся к телевизору.
   – Нет, все очень просто, – настаивал Алан. – Я не хотел признавать того, что со мной происходит. Но я не собираюсь больше притворяться.
   – Я не собираюсь занимать твое место, – сказал Джон.
   – Займи свое, – возразил Алан. – Я даю тебе возможность остаться цельной личностью. А ты хочешь убежать от этой возможности. Это нехорошо, мой мальчик.
   – Мне очень жаль, что ты обиделся, – сказал Джон. – Но в этом нет ничего личного.
   – Нет есть! – прогромыхал зычным басом Алан.
   – Мне очень жаль, что мы затронули эту тему, – сказал Джон. – Давай не будем продолжать, Алан.
   Переполненный тем, что чувствовал, Алан размахивал руками, проливая виски на себя, на диван и на мои ноги. Теперь он сделал большой глоток из стакана и застонал. Надо было увести Джона от Алана, чтобы поговорить с ним наедине.