С другой стороны, я прекрасно знаю своего отца и Олега, они от своего не отступятся. И ужаснее всего то, что они действительно не поверят Антону. Замкнутый круг: они не верят, зная, что он что-то скрывает, он скрывает, зная, что не поверят они. И между ними я. Теперь понятно, почему Антон посвятил меня в это. Он сделал меня своей сообщницей! А я-то, дура, наивно гордилась, поверив, что он нуждается в моем совете! Он меня подставил!
   Немедленно расскажу все папе! Что сделает он? Естественно, поделится секретом с Олегом. Иногда мне кажется, что папа его любит больше, чем меня.
   Что же они предпримут?
   О господи! Они его убьют! Антон, в свою очередь, попытается убить их. Я вспомнила его слова: «Я не тот, за кого они меня держат. Теперь я смогу за себя постоять!» И у Антона, кроме всего прочего, появится причина обвинить меня в предательстве и даже в попытке... убить собственного мужа.
   Вы, наверно, подумали, что я распсиховалась и тут же бросилась к папе рыдать в жилетку? Ничего подобного! Я лихорадочно размышляла и искала выход. И я его нашла! Остановить Максима можно через его жену. Мы женщины, и нам позволительно использовать наши женские возможности.
   Где вы там, мои деловые женщины? Ведите меня к ней!

ОЛЕГ. Вычеркнуть из списка

   Как назло, Антон неожиданно уехал в командировку. Нехороший симптом. У нас снимают с работы именно тогда, когда человек в отъезде – чтобы не суетился, не хлопотал и не мешал. А поехал он с Максимом в одну из дружественных стран, где личная власть местного президента возведена в абсолют.
   Говорят, что однажды этот президент, имея абсолютно седую шевелюру, решил покрасить свои волосы в черный цвет. Так вот, в одну ночь, как по волшебству, на его портретах по всей стране изменилась окраска волос. Дориан Грей с местной спецификой! Этих портретов, как я полагаю, многие тысячи по всей стране, начиная с отдаленных деревень и кончая площадями и проспектами в крупных городах.
   – Идти на тесное сближение с Максимом пока не стоит, – спокойно и неторопливо рассуждал дядя Женя.
   Он заметно постарел. Тяжелые мешки под глазами, поредевшие волосы, проступившие вены на руках. Но жесткий взгляд и уверенная речь подтверждали, что старик еще достаточно силен.
   – Парень зелен пока, не вполне осознает свое исключительное положение, поэтому допускает ошибки.
   А вот тут я с ним категорически не соглашусь.
   – Ошибки? Вы называете это ошибками?
   – О нем ходит много пустых сплетен, хотя вполне вероятно, что в них есть определенная доля правды. Но учти, он молод и еще не перебесился.
   – А наш сахарный завод? – не соглашался я. – Спишем на ошибки молодости?
   – Ты тоже молод, Олег, поэтому так же категоричен, – продолжал убеждать меня Евгений Ильич. – Вашему поколению играть с целыми заводами, с большими коллективами людей не составляет никакого труда. Вы даже не задумываетесь об этом. Инстинкты для вас порой важнее здравого смысла. Но это возрастное, должно пройти.
   Он опять о швейной фабрике!
   Меня тревожила ситуация на фабрике. Убытки накапливались, доходили сигналы о большой текучести кадров, хищениях. Но Лиля заверяла, что это временные трудности, выпрашивала дополнительные инвестиции и уговаривала потерпеть.
   Да, надо что-то предпринять, пока ситуация не зашла в тупик.
   – А что касается Максима, – невозмутимо продолжал дядя Женя, – то есть основания полагать, что президент еще долго будет оставаться на своем посту, соответственно, влияние Максима будет только возрастать. Поэтому отдаляться, а тем более конфликтовать с Максимом будет недальновидно. Другое дело Антон. Его сближение с Максимом может быть нам как на пользу, так и во вред. Все зависит от того, какую позицию он займет по отношению к нам.
   Сейчас жизнь такая. Независимых и гордых мы наблюдаем только в кино. В реальной жизни я таких не встречал, не считая бичей и бомжей. Вот они действительно независимы и потому имеют основания быть гордыми. Только эти основания не всегда признаются милицией. Но речь не о них. Каждый предприниматель, начиная от владельца лавки на барахолке и кончая владельцем банка, завода или месторождения, быть независимым и гордым не может в силу имеющихся у него проблем в виде собственности. Любое проявление той самой гордости и упомянутой выше независимости уничтожается в самом зачатке. Поэтому надо владеть искусством «прогнуться». Уметь прогнуться не считается чем-то постыдным и зазорным, это синоним словосочетания «сохранить свое». В повседневной жизни – это значит иметь покровителя, вовремя ему угождать и ни в коем случае не пересекать дорогу. Однако умение прогнуться требует исключительного мастерства, в противном случае придется «лечь», другими словами, за покровительство придется расплачиваться собственностью и в лучшем случае числиться хозяином лишь номинально. Тот, перед кем приходится прогибаться или под кого вынужден «лечь», тоже в свою очередь проявляет аналогичные способности перед тем, кто выше его. Пирамида.
   Конечно, можно возразить, на любом уровне ведется бескомпромиссное конкурентное соперничество и потому, если бы принцип пирамиды был верен, можно было бы добиться гармонии. Но это только на первый взгляд. Жестокая, порой смертельная борьба между мелкими группировками на нижнем уровне и крупными финансово-промышленными группами на высшем, исключительно выгодна тем, кто на вершине этой пресловутой пирамиды. Ведь неугодные уничтожаются именно конкурентом. Но победы не достигает никто, взамен уничтоженного врага появляется новый или преобразованный старый (но с новым хозяином) и все начинается сначала.
   Абсурд, имеющий место быть. Я мечтал быть богатым, чтобы заполучить собственную независимость и почувствовать себя гордым. Но теперь вынужден дружески улыбаться тому же Максиму, поддерживать приятельские отношения с Антоном.
   Так вот, рассуждая о возможном сближении Антона с Максимом, дядя Женя имел в виду именно это: прогибается Антон под Максима или «лёг»? Или, чтобы выражаться яснее: с кем он, с нами или с Максимом?
   Я ждал приезда Антона; его совместная поездка с Максимом должна была все прояснить. Но ответ неожиданно пришел совсем с другой стороны.
   Абсолютно бездушный женский голос (как у робота) проговорил в телефонную трубку:
   – Вы приглашаетесь на встречу к заместителю премьер-министра сегодня в двадцать три ноль-ноль. Кто принял сообщение?
   Заместитель премьер-министра с поэтическим именем Михаил Юрьевич начал встречу без предисловий.
   – Олег, отель надо уступить вновь созданному совместному предприятию. За тобой сохраняется значительная доля.
   Он выглядел уставшим, его нежелание смотреть в глаза и виноватые нотки, слышавшиеся в голосе, подтверждали, что разговор ему неприятен, он выполняет навязанную ему волю.
   – Михал Юрьич. – Я пытался казаться дружелюбным и чуть наивным. – Я согласен.
   Он удивленно взглянул на меня, вероятно ожидая возражения или даже категорического отказа, но я невозмутимо продолжил:
   – Не удивляйтесь, Михал Юрьич. Раз уж именно вы решили поговорить со мной на эту тему, значит, вопрос рассматривался на самом высоком уровне. А если так, то моего согласия не избежать. Ни вам, ни мне. Но я прошу вас объяснить только одно. Почему? Что я сделал не так? За что меня лишают собственности? Должны же быть в стране правила игры, принципы, наконец! Как мне и таким, как я, работать дальше?
   И заместитель премьер-министра наконец заговорил. Заговорил так, как и положено заместителю премьер-министра, слова которого, вполне вероятно, записывает невидимый нам магнитофон.
   – Комиссия подтвердила инвестиции твоих партнеров по отелю. – Он поднял указательный палец, предупреждая мои возражения. – И никто, я подчеркиваю, никто не доказал обратного и даже не попытался это сделать. Так чего же ты хочешь?
   Антон, как и следовало ожидать, в очередной раз предал меня. Я проиграл и обязан признать поражение.
   – А пригласил я тебя затем, чтобы сказать, что к тебе лично и к твоим компаниям претензий нет. Пока. Но в случае возможных возражений могут возникнуть непредвиденные проблемы.
   Я не сдержался:
   – Что значит «пока»? – Я знаю, что нельзя задавать такие вопросы чиновникам.
   Михаил Юрьевич решил не отвечать на реплику, как бы подчеркивая мою слабость.
   – Ознакомься с проектом решения правительства.
   Первый пункт начинался со слов «удовлетворить ходатайство (далее шло название холдинга) о передаче имущественных прав на строящийся пятизвездный отель во вновь создаваемое совместное предприятие с сохранением доли в размере 5 %». Круто. Он назвал это «значительной долей».
   – Мне необходимо проконсультироваться с юристами. Отложим подписание на завтра?
   Заместитель премьера ответил вопросом на вопрос:
   – Как ты думаешь, почему я назначил встречу на такой поздний час? – И сам же ответил: – Потому что документ должен быть подписан до утра. Юристы или кто-то еще нам ни к чему.
   Они опасаются дядю Женю, определенно, тот бы что-нибудь придумал.
   – Торг неуместен? – усмехнулся я.
   – Правильно понимаешь, – кивнул Михаил Юрьевич.
   – И все-таки я не могу это подписать. Поймите... – но мой визави жестко остановил меня:
   – Я сказал, Олег, претензий к тебе пока нет. Но они могут появиться в любой момент. Ты понял?
   Я молча подписал документ.
   – Спасибо, Михал Юрьич. – Он опять удивленно взглянул на меня, я пояснил: – За школу. Побывав у вас, я получил бесценный урок.
   Михаил Юрьевич улыбнулся; никогда раньше я не видел его улыбки.
   – Хочешь совет, Олег? Получше присмотрись к тем, кто тебя окружает. До свиданья.
   Я вышел на крыльцо здания правительства. Помпезное, широкое, важное и самодовольное крыльцо, без особых архитектурных выкрутасов. Строгие гранитные ряды ступенек, тяжелый и пузатый козырек. Безразличный милиционер вернул мне паспорт и вычеркнул из списка. Я поймал себя на мысли, что милиционер – не первый, кто это сделал. Несколько минут назад меня вычеркнул М.Ю., еще раньше – Антон. Теперь наступила очередь дяди Жени, и для этого у него были все основания.
   Подпись на постановлении правительства Евгений Ильич расценил как проявление трусости.
   – Даже если бы они тебя посадили, – разочарованно говорил в трубку дядя Женя, – разве я тебя не вытащил бы? Надо было придумать возможность, схитрить, притвориться, сделать что-нибудь еще, но не подписывать.
   – Послушайте, дядя Женя, это бесполезно, вопрос уже был решен, – оправдывался я, но дядя Женя повесил трубку, не дослушав.
   Я взглянул на часы – было далеко за полночь. На площади перед зданием правительства тускло светили фонари, но их усилия были тщетны. Город накрывала беспросветная и беспощадная мгла.
   – Куда, Олег Александрович? – обратился ко мне водитель.
   «Надо его уволить, – подумал я, – Сашка никогда не задавал таких вопросов. Просто молча ждал указаний».
   – Вперед, – ответил я.
   – Вперед? – переспросил водитель, и сам же ответил: – В смысле – назад, домой?
   «И ты туда же, – мысленно огрызнулся я и про себя повторил: – Вперед, в смысле назад».
   Меня осенило. Заснуть сегодня я не смогу, определенно. Значит, надо напиться, попытаться забыть, хотя бы на время, весь абсурд моей жизни. И поможет мне Лиля.
   Ее мобильник долго не отзывался, наконец я услышал настороженный и при этом неестественно бодрый голос.
   – Олег? Почему так поздно, что-то случилось?
   – Случилось. Я еду к тебе, одевайся, поужинаем.
   – Н-н-но... я ... не могу. Я спала, устала сегодня.
   – Ты мне нужна, очень. Хочу тебя видеть.
   На другом конце повисла долгая мучительная пауза.
   – Что же делать? – задумчиво произнесла она. Неожиданно в телефоне раздался совсем другой голос, мужской. – Лиля, ну ты скоро? Я замучился ждать!
   Мне показалось, что кровь вскипела в моих жилах.
   – Ты не одна?
   – Ну вот, блин, – злобно проговорила она, обращаясь к хозяину мужского голоса. – Убери лапы, болван! Не мог минуту помолчать!
   Я, как истукан, выслушивал их перебранку. Наконец она обратилась ко мне:
   – Да, Олег, я не одна. Давно хотела тебе сказать, но не решалась. Прости, если сможешь.
   Я нажал кнопку сброса звонка на телефоне – говорить было не о чем. Все правильно, люди должны вовремя вычеркивать чужих из своей жизни.
   Я растерялся. Оказалось, что я абсолютно одинок. Нет никого, кто хотел бы и мог меня выслушать, просто пожалеть. Поверьте, я не нытик и не маменькин сынок, но иногда, в такие минуты...
   От жалостливых мыслей отвлек водитель.
   – Может, девочек снять, Олег Александрович? Они помогут поднять настроение, – не умолкая говорил он, боясь, что я его перебью. – Есть на примете две студенточки.
   – Студенточки? – машинально переспросил я.
   – Ну да, это же лучше, чем обычные проститутки! – оживился он, почему-то решив, что меня заинтересовала эта тема. – Они работают не каждый день, как профессионалки, а так, подрабатывают. Поэтому не такие затасканные. И разговор поддержать могут, учат же их чему-то в институтах.
   У меня не было практического опыта «любви за деньги». Вероятно, в силу своего холостяцкого положения я в таких услугах никогда не нуждался. Честно говоря, это претило моей натуре. Но вспомнились рассуждения одного приятеля.
   – Ты понимаешь, Олег, – очень серьезно и философски рассуждал он. – Трахать проститутку действительно в какой-то степени унизительно для мужчины. Тут я с тобой согласен. Но пойми, чтобы владеть настоящей женщиной, надо быть и самому на высоте, понимаешь? Быть благородным, опрятным, нежным, заботливым, щедрым, умным, веселым, мудрым – в общем, таким, каким твоя женщина хочет видеть своего мужчину. Даже в постели с ними приходится вести себя иначе, благороднее. А вот за деньги – совсем другое дело. Я плачу проститутке – и расслабляюсь на полную катушку. Мне не нужно тщательно осмысливать каждое слово, любая шутка, даже самая идиотская, вызывает заразительный смех. А если захочу, могу и «поплакаться в жилетку». Все зависит от настроения. Даже с женой такое не позволительно, а с ними можно. Другими словами, я делаю именно то, что хочу я! А результат, имей в виду, будет обязательно положительным. Да, я понимаю, это фальшиво и неестественно. Но я об этом не думаю. Через пару часов моя красавица проститутка, страстно и нежно любившая, забудет о моем существовании. То же самое сделаю и я. Но! Я выпускаю накопившееся напряжение и опять становлюсь тем, кем привыкли и хотят видеть меня окружающие. Вот только ради этого они и нужны. Попробуй.
   – Не хочу, потом как-нибудь, – уклончиво ответил я водителю. – Поехали домой. Назад, в смысле назад.
   Я молча бродил по своему огромному, пустому и никому не нужному дому не в силах заснуть. Зайдя в кабинет, я увидел на столе кипу не прочитанных мною газет. Почитаю, может, сумею отвлечься.
   На первом же развороте я увидел обширное интервью известного писателя, «классика отечественной литературы». Он с гордостью заявлял, что всегда был «неудобен власти», но с «удивлением» констатировал, что «не был обойден вниманием», получая награды и звания. И теперь, в новое рыночное время, он продолжает отстаивать свою личную, не всегда совпадающую с мнением большинства, позицию.
   «Пусть все боятся, – с пафосом выдающегося мыслителя современности глаголет он с газетных страниц, – мне, в силу преклонных лет, бояться нечего. Но я заявил лично президенту то, что не могут сказать другие, опасаясь вызвать его гнев. Убежден, наш президент достоин звания Народного Героя Страны и высшей награды – „Золотой звезды“.
   Далее стало ясно, чем вызван столь «смелый» и «решительный» поступок. Оказывается, недавно принято решение издать очередное творение классика за счет государственных средств.
   «Наконец наше правительство, – с правительством „классику“ можно не церемониться, раз уж самого президента не боится, – стало обращать внимание на нужды народа в духовной пище, приняв долгожданное решение выпустить мой труд, плод многолетних и мучительных размышлений».
   Осилить интервью не хватило сил, и я перевернул страницу. Обратил внимание на статью, как было сказано в подзаголовке, молодой, но очень талантливой женщины, режиссера провинциального театра, путь которой, по мнению автора подзаголовка, лежит на лучшие театральные сцены страны. Режиссер рассуждала о роли и путях развития современного театра.
   «Дальнейшее топтание на месте было бы преступно, – безапелляционно утверждала она. – Без сценического осмысления такой глобальной, я бы даже сказала, эпохальной фигуры, как наш президент, развитие театра, литературы, кино и всего искусства в нашей стране становится невозможным. В противном случае нам грозит очередной застой, отрыв от народа, прозябание на задворках мировой культуры».
   Вы думаете, это подхалимаж? Нисколько. У автора на этот счет убийственные аргументы.
   «Есть ли такие страны, в театрах которых не были бы поставлены спектакли о своих королях, царях, президентах? – вопрошает она. – Нет. Каждый народ стремится увековечить в искусстве своих руководителей. Даже Голливуд в погоне за максимальной прибылью не забывает об этом, изображая своих лидеров как мудрых и смелых руководителей. Так можно ли нам оставаться в стороне?»
   Абсолютно согласен с утверждением, что путь автора лежит на лучшие театральные сцены. Только почему «лежит»? По-моему, он бежит, и очень даже прытко.
   Звонок телефона прорезал гнетущую тишину, заставив меня вздрогнуть. Нервы ни к черту!
   – Олег, прости, не могла позвонить раньше. – Это была Рима. – Я только что от нее!
   – От кого? – не понял я.
   – От жены Максима. Только, пожалуйста, слушай и не перебивай. – Она волновалась, торопясь сообщить что-то очень важное. – Это ее прихоть. Она хочет отель. И он ей обещан на день рождения. А день рождения у нее завтра. Ты понял меня?
   Рима так торопилась, что я невольно улыбнулся.
   – Хотела предупредить, чтобы ты не допустил ошибки. Если будешь сопротивляться, то вызовешь гнев ты понимаешь кого... Алло, ты слышишь меня?
   – Да, слышу, – ответил я.
   – О тебе и Антоне у них самое лестное мнение, если, конечно, ты не будешь упрям. Это ее слова. Ты меня слышишь? – снова спросила Рима. – Я так волнуюсь за тебя, Олег. Почему ты молчишь?
   – Слушаю тебя.
   – Антон давно это понял и смирился. Но я беспокоюсь за тебя, ты бываешь такой упрямый. Соглашайся, прошу тебя, в конце концов, это только кредит, вот пусть они его и погашают. А за папу не беспокойся, я сумею его убедить. Обещаешь? – попросила Рима.
   – Я сегодня подписал все бумаги по отелю, – успокоил ее я.
   – Так быстро? – Она разочарованно вздохнула. – Тогда извини, спокойной ночи.
   Последней вычеркнула меня Рима.

РИМА. «Я сижу на лекции»

   Но папу убедить не удалось. Он был разгневан:
   – Ты считаешь, что эта соплячка, пусть она и жена Максима, имеет право посягать на то, что создавалось ценой огромных усилий?
   – Но что поделать, папа, это наша действительность. Не подавать же нам в суд.
   Папа заинтересованно посмотрел на меня.
   – Девочка моя. – Он ненадолго задумался. – Может быть, я ошибся, опираясь на Олега и Антона. И не принимал в расчет тебя.
   Он нежно и чуть тревожно взял в свою ладонь мою руку.
   – Но я хотел оградить тебя от... – Он сделал паузу, подбирая подходящее слово. – От мерзости.
   – Нет, папа, ты не ошибся, Антон и Олег поступают так из чувства самосохранения. Не хотелось бы, чтобы ты думал, что они предают тебя. – Я высвободила руку: не хочу, чтобы меня жалели. Даже папа.
   – Чувство самосохранения, – повторил он, – подходящее оправдание трусости.
   – Пусть будет трусость, но разве можно их винить? – Я пожала плечами.
   – Трусы! Вот какие мужчины тебя окружают. Только вот твой отец, доченька, не такой.
   Я испугалась.
   – Что ты задумал, папа?
   – Не беспокойся, я не собираюсь идти на баррикады.
   – Только, папа, прошу тебя...
   – Организуй мне встречу с Антоном, – жестко сказал отец, я не решилась возражать.
   Антон долго и настойчиво расспрашивал о цели предстоящей встречи. Я изображала наивную девочку.
   – Неужели тебе трудно пообщаться с папой? – Я обиженно надувала губы. – И, пожалуйста, не подумай, что я жаловалась.
   – Может быть, он хочет видеть меня из-за передачи отеля? – осторожно выспрашивал Антон.
   – Не думаю, мне кажется, он смирился с этим.
   – Я отошел от дел холдинга, Олега не видел несколько месяцев, – озабоченно размышлял он, – такие контакты сейчас ни к чему.
   – Может быть, я тоже тебе ни к чему? – всерьез разозлилась я. – Он ведь твой тесть, в конце концов!
   Антон, казалось, не заметив моей обиды, задумчиво развел руками.
   – Да, действительно, – ответил он своим мыслям. – Завтра схожу. Спокойной ночи!
   И удалился в кабинет. Не удивляйтесь! С того дня он продолжает ночевать в кабинете. И не сделал ни одной попытки сближения, если не считать те два раза, когда пришел он домой совершенно невменяемым.
   – П-пойми, дорогая, М-Максиму я отказать н-не мог.
   Но вы меня знаете, пьяная любовь после сомнительной попойки с известным в стране разгильдяем меня не интересует.
   Однако я женщина. Молодая и красивая. И не могу игнорировать заинтересованные и совсем недвусмысленные мужские взгляды.
   Сегодня остановилась у киоска купить свежих газет и присмотреть на вечер дамский журнал, их так много сегодня всяких разных. Невольно взгляд остановился на витрине для мужчин (а не остановиться он не мог, потому что большинство периодических изданий для мужчин). На обложках красовалось несчетное количество обнаженных девиц в самых невероятных и соблазнительных позах, а некоторые из них, видимо для особо озабоченных особей из отряда самцов, поражали необъятными размерами и формами. Сексуальная революция приняла невиданный размах, завоевывая практически все сферы жизни. Вы открываете раздел частных объявлений? Я тоже не открываю, но однажды нечаянно наткнулась и... ужаснулась. Несколько полос заняты рекламой заурядной проституции «для состоятельных господ». В любом продуктовом магазине рядом с сигаретами, шоколадками и зубной пастой вы обязательно увидите разноцветную гамму презервативов. И никого это не смущает, привыкли. Даже наши пуритане пенсионеры. Одна проститутка, давая интервью с телеэкрана, уверяла в том, что они, видите ли, помогают сохранить семьи. Ведь у них мужчины находят утешение и отдушину, избавляясь от стрессов и прочей ерунды. Ладно проститутки, сейчас модное поветрие среди известных телеведущих, спортсменок, актрис публично обнажаться. Если их угораздило засветиться со своими «прелестями» на страницах «Плейбоя», то они непомерно раздуваются от гордости. Как лягушки! А вечером, возвращаясь на экран, опять призывают к скромности, доброте, к вечным человеческим ценностям.
   Дни тянулись своим чередом, мой сын подрастал и радовал маленькими победами. Мы уже знали несколько букв, пытались кататься на велосипеде, с радостью познавали живой мир в зоопарке и... вооружались. Его комната превратилась в арсенал самого невероятного оружия.
   – Когда вырасту, буду тебя защищать, – заверял он.
   – От кого? – умилялась я.
   – От всех, – простодушно заявлял он, но при этом уточнял. – Мы ведь с тобой за Америку, да, мам?
   Естественно, непобедимые герои, как убеждает телевизор, только американцы.
   – Мы будем за всех и за нашу страну, – пытаюсь направить его мышление в иное русло.
   – Не-е, так не бывает. Мы за Америку!
   Но, уложив его спать, я теряюсь. Соломенная вдова, несостоявшаяся любовница. Работа, если честно, перестала доставлять радость, тем более что и Наташа успешно управлялась с магазином, приносившим пусть небольшой, но стабильный доход.
   Я продолжала посещать наши бабьи посиделки как с «деловыми женщинами», так и с подругами. Но эти развлечения навевали больше грустных мыслей, чем приносили радости. «Деловые женщины» сводили разговоры только к деньгам, тряпкам и нужным знакомствам. Пределом их мечтаний было занять место за столиком рядом с Самой или с женой Максима где-нибудь на презентации или на банкете. А с подружками, к сожалению, разговоры опять о деньгах, только совсем о других. Если «деловые» покупают брильянты, меха, путевки в Испанию, то подружки только мечтают об этом, а покупают лекарства, учебники детям, одежду на барахолке. Общее в этих разговорах одно – деньги.
   Видя мое грустное настроение, Ритка (она тоже «деловая», но при этом и моя подруга, не путайте) вынесла вердикт:
   – Все ясно, Рима, твою хандру может излечить только любовник.
   Я не ханжа и изображать из себя святую деву не стала.
   – Я думала об этом... – Признаться, мне это даже в голову не приходило! – Но не могу. Дело даже не в муже, хотя и в нем тоже, конечно. Но без любви, без ярких чувств ничего не получится.
   – Ну и дура! – Ритка, как всегда, безапелляционна. – А кто тебе мешает любить и испытывать, как ты говоришь, яркие чувства?